Николай Первый: царствование

Владимир  Григорян, 

Памятник

Этот памятник на Исаакиевской площади столь хорош, что пережил все бедствия минувшей эпохи. Император в мундире офицера гвардии восседает на лошади, о которой можно сказать, что она будто танцует, поднявшись на задние ноги и не имея другой опоры. Непонятно, что заставляет её парить в воздухе. Заметим, что всадника эта незыблемая неустойчивость совершенно не беспокоит - он хладнокровен и торжественен. Как писал Брюсов,

...Строгое спокойствие храня,

Упоённый силой и величьем,

Правит скоком сдержанным коня.

Это сделало смешным проект большевиков заменить венценосца «героем революции» Будённым. Вообще, памятник доставил им немало хлопот. С одной стороны, ненависть к Николаю Первому заставляла то и дело поднимать вопрос о свержении его конной статуи в центре Петрограда-Ленинграда. С другой - гениальное творение Петра Клодта нельзя было тронуть, не прослыв вандалами.

Я склонен весьма критично относиться к правлению государя Николая I, которое трудно назвать счастливым. Оно началось с мятежа декабристов и закончилось поражением России в Крымской войне. Целые библиотеки написаны о засилии бюрократии, шпицрутенах, казнокрадстве в период этого царствования. Многое из этого - правда. Полунемецкая-полурусская система, созданная Петром Великим, при Николае уже порядком износилась, но Николай был воспитан ею. В душе не признавая её, царь вынужден был всю жизнь бороться с самим собой и, казалось, потерпел поражение.

Так ли это?

Именно при его правлении родилась великая русская литература, что едва ли было делом случая. Не без влияния государя Александр Сергеевич Пушкин стал великим поэтом. Образованное общество России, прежде едва владевшее родным языком, обрело наконец ярко выраженный национальный характер и обратилось лицом к Богу. «Я Николая Первого ставлю выше Петра Первого, - говорил митрополит Киевский Платон (Городецкий). - Для него неизмеримо дороже были православная вера и священные заветы нашей истории, чем для Петра... Император Николай Павлович всем сердцем был предан всему чистокровному русскому и в особенности тому, что стоит во главе и основании русского народа и царства, - православной вере».

Он верил просто, жил просто, просто любил свою Отчизну. В Николае мы видим начало того сдержанного величия, которое будет свойственно трём последующим царствованиям. Канцлер Нессельроде однажды донёс царю на капитана 1-го ранга Невельского. Тот самовольно основал форпост на Дальнем Востоке, подняв над ним российский флаг. Место было спорным, что вызвало гнев Англии. Сановник предлагал извиниться перед англичанами, а капитана разжаловать в матросы. «Там, где однажды поднялся российский флаг, он уже опуститься не может», - ответил император... и произвёл Невельского в адмиралы.

При Николае Павловиче Россия вдруг выросла в державу, для борьбы с которой сплотились все прежние противники и союзники. Цепь ошибок, допущенных государем, лишила нас победы в этой схватке. На то была Божья воля, но не сокрушающая, а научающая. Ко всеобщему изумлению, Россия не съёжилась от страха, а стала ещё сильнее. Так же, как и на исходе 1941-го, после страшных поражений, она перешла ту черту, когда её можно было победить извне.

«Благодари Бога, что ты русский»

В 1826 году русский современник описывал наружность государя: «Высокого роста, сухощав, грудь имел широкую... взгляд быстрый, голос звонкий, подходящий к тенору, но говорил несколько скороговоркой... В движениях видна была какая-то неподдельная строгость».

«Неподдельная строгость»... Когда он командовал войсками, то никогда не кричал. В этом не было никакой необходимости - голос царя было слышно за версту; рослые гренадёры смотрелись рядом с ним просто детьми. Николай вёл аскетический образ жизни, но если говорить о роскоши двора, великолепных приёмах - они ошеломляли всех, особенно иностранцев. Это делалось для того, чтобы подчеркнуть статус России, о котором государь заботился непрестанно. Генерал Пётр Дараган вспоминал, как в присутствии Николая Павловича заговорил по-французски, грассируя. Николай, вдруг сделав преувеличенно серьёзную мину, начал повторять за ним каждое слово, чем довёл до приступа смеха свою жену. Дараган, пунцовый от стыда, выскочил в приёмную, где Николай догнал его и, поцеловав, объяснил: «Зачем ты картавишь? За француза никто тебя не примет; благодари Бога, что ты русский, а обезьянничать никуда не годится».

Русское царство выше любого другого - и государь признавал это не из эгоистической потребности возвыситься самому. Царь вообще о себе думал очень мало, вопреки мнению своего ненавистника - маркиза де Кюстина, полагавшего, что Николай лицемерен. Единственно, стеснялся ранней лысины. Чтобы скрыть этот недостаток, государь носил парик, с которым расстался однажды под общий хохот. Это случилось после рождения первой внучки, в 1842 году. Получив радостное известие, Николай Павлович перед строем кадетов сорвал злополучный парик с головы и, поддав его ногой, задорно крикнул:

- Теперь я дедушка, ну его!

Перескажем историю, которая показывает, как мало государь ценил себя лично. Один из старослужащих Седьмой пехотной дивизии, стоявшей в Польше, - Агафон Сулейкин - свои именины отмечал в «Царской корчме», где висел портрет императора Николая Павловича. Выпили, стали буянить. Виновник торжества, услышав, что не подобает безобразничать под портретом монарха, гаркнул: «Да что мне портрет! Я сам портрет!» - и плюнул в изображение императора.

Весть об этом каким-то образом дошла до царя. На полученном донесении Николай Павлович черкнул: «Объявить перед фронтом рядовому Агафону Сулейкину, что я сам на него плюю. А так как этот несчастный в пьяном виде не ведал, что творит, то дело прекратить, а в кабаках царских портретов не вешать». Для выполнения резолюции был выстроен полк, где служил солдат. После барабанной дроби зачитали государево послание Агафону Сулейкину. Все полагали, что следом его запорют до смерти, между тем ему велено было встать обратно в строй... В ближайшее воскресенье Сулейкин поставил внушительного размера свечу Николаю Чудотворцу и дал обет никогда более не употреблять спиртного. Это обещание он выполнил.

«За что же тогда прозвали царя Николаем Палкиным?!» - воскликнет читатель. Это оскорбительное прозвище было изобретением Льва Толстого. Довольно сказать, что Толстой зачислил в пособники палачей добрейшего доктора Гааза. Понятно, что у государя не было никакой возможности заслужить почтение классика.

Между тем время, в которое жил император Николай, было довольно грубым. Самого царя в детстве и отрочестве пороли нещадно, как и большинство офицеров, а уже они, получив такое воспитание, не церемонились с рядовыми. Поэтому глупо давать оценку нравам той эпохи с позиций нынешнего времени. Единственный критерий, достойный внимания, - смотреть, ухудшилось положение солдат или нет. Скажем, при императоре Павле офицеров стали наказывать чаще, чем солдат. При Александре Павловиче введён был запрет на телесные наказания для солдата, получившего награду. Николай I втрое уменьшил количество ударов шпицрутенами. Строжайше запрещено было производить экзекуции без врача, который имел право прекратить порку.

О том, как он относился к русскому солдату, свидетельствует такая история. Как известно, государь ходил по улицам Петербурга без охраны. Прогуливаясь как-то в одиночестве, он увидел похороны отставного солдата. За гробом шла лишь бедно одетая женщина, вероятно жена покойного. Царь присоединился к ней, и какое-то время они шли вместе. Однако, увидев государя, начали подходить другие люди - и вскоре сотни человек молча шагали рядом со своим императором, провожая рядового в последний путь.

Внимание к «маленькому человеку» было характерной чертой императора. Однажды зимой он заметил чиновника, который шёл в одном сюртуке. Узнав, что у бедняги была одна, притом плохонькая, шинель, находившаяся в починке, государь велел отправить ему новую. Впоследствии, удостоверившись, что этот человек безукоризненно честен, Николай распорядился увеличить ему жалованье. История ещё более фантастичная, чем у Гоголя.

Холера

В число замечательных деяний государя вошли два эпизода времён борьбы с холерой. В Москве разгар эпидемии пришёлся на 1830 год. Применялись подчас беспощадные меры для победы над болезнью, но ничто не помогало. Все, кто имел возможность, бежали из города. Царь же отправился в Москву поддержать измученных жителей, несмотря на то что врачи, в том числе Фёдор Петрович Гааз, были против.

«На площадях сбегались толпы, кричали "ура!", - писал Л. Копелев, - некоторые становились на колени, женщины плакали... "Ангел наш... Спаси тебя Боже!"». Среди других, это потрясло и Николая Васильевича Гоголя, заметившего, что готовность, рискуя жизнью, быть со своим народом - «черта, которую едва ли показал кто-нибудь из венценосцев».

В июле следующего года холера достигла чрезвычайной силы уже в Петербурге, где умирало до пяти сотен человек в день. Начали распространяться слухи, что во всём виноваты доктора, заражавшие хлеб и воду. Произошли беспорядки, несколько врачей были убиты. В один из дней громадная толпа собралась на Сенной площади. Узнав об этом, государь в сопровождении нескольких человек устремился туда. Войдя в середину толпы, он, благодаря своему росту видимый отовсюду, призвал людей к совести и закончил речь громовым рыком:

- На колени! Просите у Всемогущего прощения!

Тысячи горожан, как один, опустились на колени. Едва ли не четверть часа назад эти люди задыхались от ярости, но вдруг всё стихло, зазвучали слова молитвы. На обратном пути царь снял верхнюю одежду и сжёг её в поле, чтобы не заразить семью и свиту.

«Что вы всё басни рассказываете!» - воскликнет читатель, успевший начитаться о злоупотреблениях чиновничества в эпоху Николая Павловича. Увы, было и это.

Злоупотребления

По утрам царь долго молился, стоя на коленях, и никогда не пропускал воскресных богослужений. Спал он на узкой походной кровати, на которую был положен тонкий тюфяк, а накрывался старой офицерской шинелью. Уровень его личного потребления был немногим выше того, что имел гоголевский Акакий Акакиевич.

Сразу после коронации расходы на питание царской семьи были сокращены с 1500 рублей в день до 25-ти. Котлеты с картофельным пюре, щи, каша, как правило гречневая, - вот его традиционный рацион. Больше трёх блюд подавать не разрешалось. Однажды метрдотель не удержался, поставил перед царём нежнейшее блюдо из форели. «Что это такое - четвёртое блюдо? Кушайте его сами», - нахмурился государь. Ужинал он редко - ограничивался чаем.

Но казнокрадство при Николае I нисколько не уменьшилось; многим даже казалось, что возросло. Это тем более поразительно, что государь вёл с этим бедствием тридцатилетнюю жестокую войну. Нужно отметить энергию губернских прокуроров: суды над казнокрадами и взяточниками стали обычным явлением. Так, в 1853 году под судом находилось 2540 чиновников. Иначе и быть не могло. Борьба с грядущей революцией заставляла ужесточать правила внутренней жизни империи. Однако чем ретивее боролись с коррупцией, тем сильнее она распространялась.

Позднее известный монархист Иван Солоневич этот феномен пытался объяснить в отношении сталинской эпохи: «Чем больше было воровства, тем сильнее должен быть контрольный аппарат. Но чем крупнее контрольный аппарат, тем больше воровства: контролёры тоже любят селёдку».

Об этих «любителях селёдки» хорошо написал маркиз де Кюстин. Он был врагом России и мало в ней понял, но один диагноз поставил всё-таки верно: «Россией управляет класс чиновников... и управляет часто наперекор воле монарха... Из недр своих канцелярий эти невидимые деспоты, эти пигмеи-тираны безнаказанно угнетают страну. И, как это ни парадоксально, самодержец всероссийский часто замечает, что власть его имеет предел. Этот предел положен ему бюрократией - силой страшной, потому что злоупотребление ею именуется любовью к порядку».

*    *    *

Лишь воодушевление народа способно спасти Отечество в трудные моменты, но воодушевление трезвое и ответственное. В противном случае оно вырождается в волнения и мятежи, ставит страну на край гибели. Восстание декабристов отравило царствование Николая Павловича - человека, по натуре своей чуждого всякой жёсткости. Его считают каким-то маникальным приверженцем порядка. Но порядок был для царя средством, а не целью. При этом отсутствие у него управленческих талантов имело тяжёлые последствия. Фрейлина Анна Фёдоровна Тютчева свидетельствовала, что император «проводил за работой 18 часов в сутки, трудился до поздней ночи, вставал на заре... ничем не жертвовал ради удовольствия и всем - ради долга и принимал на себя больше труда и забот, чем последний подёнщик из его подданных. Он искренне верил, что в состоянии всё видеть своими глазами, всё регламентировать по своему разумению, всё преобразовывать своею волею».

В результате «он лишь нагромоздил вокруг своей бесконтрольной власти груду колоссальных злоупотреблений, тем более пагубных, что извне они прикрывались официальной законностью, и ни общественное мнение, ни частная инициатива не имели ни права на них указывать, ни возможности с ними бороться».

Чиновники замечательно научились имитировать деятельность, обманывали государя на каждом шагу. Как человек умный, он понимал, что происходит неладное, но изменить ничего не мог, лишь горько смеялся над тщетностью многих своих усилий.

Однажды в дороге экипаж императора перевернулся. Николай Павлович, сломав ключицу и левую руку, семнадцать вёрст прошёл пешком до Чембара, одного из городков Пензенской губернии. Едва оправившись, он отправился поглядеть на местных чиновников. Они оделись в новую форму и выстроились по старшинству чинов в шеренгу, при шпагах, а треугольные шляпы держали в вытянутых по швам руках. Николай не без удивления осмотрел их и сказал губернатору:

- Я их всех не только видел, а даже отлично знаю!

Тот изумился:

- Позвольте, ваше величество, но где же вы их могли видеть?

- В очень смешной комедии под названием «Ревизор».

Справедливости ради скажем, что в Соединённых Штатах той эпохи казнокрадство и взяточничество носило ничуть не меньший размах. Но если в России это зло удалось более или менее окоротить в конце XIX века, то в Америке оно процветало ещё несколько десятилетий. Разница была в том, что американские чиновники не имели такого влияния на жизнь страны.

Первый после Бога

По этой безотрадной картине можно вообразить, что в хозяйственной жизни страны царил при Николае Павловиче полный застой. Но нет - именно в его царствование произошла промышленная революция, число предприятий и рабочих удвоилось, а эффективность их труда возросла втрое. Крепостной труд в промышленности был запрещён. Объём машиностроительной продукции с 1830-го по 1860-е годы вырос в 33 раза. Проложена была первая тысяча вёрст железной дороги, впервые в истории России началось строительство шоссе с твёрдым покрытием.

Граф Сергей Уваров произвёл переворот в борьбе с безграмотностью. Число крестьянских школ увеличилось с 60-ти более чем в 40 раз, 111 тысяч детей стали учиться. Всем государственным крестьянам выделили собственные наделы земли и участки леса, учреждены были вспомогательные кассы и хлебные магазины, которые оказывали помощь денежными ссудами и зерном в случае неурожая. Безземельных батраков к середине 1850-х годов практически не осталось - все получили землю от государства.

Существенно улучшилось положение крепостных, которые числились за помещиками. Торговля крестьянами была прекращена, они получили свободу передвижения, право владеть землёй, вести предпринимательскую деятельность. «Третье отделение» получило жёсткий приказ следить за тем, чтобы помещики не нарушали права крестьян. В результате на сотни помещичьих имений был наложен арест.

Вот случай, вполне характеризирующий перемены. Однажды крепостной мальчик, сын псаря, играя c собакой помещика, повредил ей лапу. Барин сгоряча застрелил ребёнка. На выстрел прибежал его отец, сгрёб убийцу, и, связав ему руки, усадил в кресло. Перед собравшейся дворней он перечислил все злодеяния господина и задал вопрос: что делать с извергом? Затем привёл приговор мира в исполнение, после чего сдался властям... Узнав о случившемся, государь освободил несчастного, начертав собственной рукой: «Собаке - собачья смерть».

Где ещё было возможно подобное? Именно в царствование императора Николая родилась триада, которую можно назвать единственно возможной русской идеей: «Православие, Самодержавие, Народность». Рождена она была замечательным учёным, министром народного просвещения Сергеем Уваровым. Всякого рода «мелкие бесы» до сих пор смеются над его убеждениями, между тем Россия стала первой страной в мире, поставившей народность в число важнейших основ бытия. Для ложной элиты народ не более чем быдло, для буржуа - это покупатели, для политиков - электорат. Лишь для русских царей народ, независимо от чинов и состояния, стоял по значению следом за Господом Богом.

«Бог наказывает гордых»

После сорока лет здоровье начало всё больше изменять императору. У него болели и пухли ноги, а весной 1847 года начались сильные головокружения. При этом казалось, что болезни государя каким-то необъяснимым образом передаются всей стране. Две катастрофы омрачили последние годы царствования Николая Павловича. Первая из них - поражение в Крымской войне - не заставила себя долго ждать.

Что стало источником бедствий? Дело в том, что государь, вслед за своим старшим братом Александром Павловичем, воспринимал Россию как часть европейского сообщества государств, причём самую сильную в военном отношении и самую зрелую идейно. Идея заключалась в том, что лишь нерушимый союз монархий в состоянии противостоять революции в Европе. Император готов был в любой момент вмешаться в европейские дела. Разумеется, это вызывало всеобщее раздражение, и на Россию начинали смотреть как на лекарство более опасное, чем сама болезнь.

Нельзя сказать, что Николай Павлович преувеличивал опасность революционных настроений в Европе. Та была подобна котлу, где непрерывно усиливалось давление пара. Но вместо того чтобы учиться регулировать его, Россия энергично затыкала все дыры. Это не могло продолжаться бесконечно. 21 февраля 1848 года, на Масленицу, в Петербурге была получена депеша о том, что во Франции началась революция. Прочитав её, потрясённый государь появился на балу в Аничковом дворце. В разгар веселья он вошёл в зал быстрым шагом, с бумагами в руках, «произнося непонятные для слушателей восклицания о перевороте во Франции и о бегстве короля». Больше всего царь опасался, что примеру французов последуют в Германии.

Родилась идея отправить на Рейн 300-тысячную армию для искоренения революционной заразы. Не без труда царя удалось отговорить от этого. 14 марта последовал Манифест, где высказывалось опасение «разливающимися повсеместно с наглостью мятежом и безначалием» и «дерзостью, угрожающей в безумии своём России». Выражалась готовность защищать честь русского имени и неприкосновенность пределов России.

Это был важнейший документ той эпохи. Россия бросала вызов мировой революции, богоборчеству и нигилизму. Лучшие люди страны встретили Манифест восторженно, а в народе заговорили о предстоящей борьбе с антихристом. Вот как откликнулся на это событие Ф. И. Тютчев: «Уже с давних пор в Европе только две действительные силы, две истинные державы: Революция и Россия. Они теперь сошлись лицом к лицу, а завтра, может, схватятся. Между тою и другою не может быть ни договоров, ни сделок. Что для одной жизнь - для другой смерть. От исхода борьбы, завязавшейся между ними, величайшей борьбы, когда-либо виденной миром, зависит на многие века вся политическая и религиозная будущность человечества».

*    *    *

Тем большей трагедией, омрачившей позицию Российской империи, стали ложные шаги, последовавшие за Манифестом. Речь идёт о венгерских событиях. Венгры десятилетиями мечтали избавиться от владычества Австрии, много претерпев от неё. В 1848 году они восстали - за оружие взялось 190 тысяч человек. К весне 1849-го венгры научились бить австрийцев, распад империи Габсбургов стал неизбежен. Но в этот момент на помощь Австрии пришли русские войска.

Вторжение Русской армии стало для венгров не только военным ударом, но ещё и моральным. Ведь они мечтали, что именно русские их освободят, и у них были все основания надеяться на это. Венгры лучше других знали, как относится Австрия к своему великому восточному соседу. Их военачальник Дьёрдь Клапка воскликнул однажды в беседе с русским парламентёром: «Император Николай нас погубил, а зачем? Неужели вы верите в благодарность Австрии? Вы спасли её от совершенной гибели, они же вам заплатят за это; поверьте, мы их знаем и не в силах верить ни одному их слову...»

Это были горькие слова человека, прекрасно понимавшего, что он говорит.

Русская армия много раз спасала Австрию, но страна, именовавшая себя Священной Римской империей германской нации, имела колоссальные амбиции, подогреваемые папским Римом. Помощь православных оскорбляла её тем больше, что Австрия не могла без неё обойтись. И, разумеется, при первом удобном случае Австрия переметнулась на сторону наших врагов. Это произошло в 1854 году, после нападения Англии и Франции на Россию. Вместо помощи спасительнице, австрийцы начали угрожать ей войной. В результате многие русские части пришлось оставить для заслона на Дунае. Это были войска, которых так не хватало в Крыму...

Подавление Венгерского восстания стало одной из самых печальных страниц нашей истории. В Европе окончательно утвердилось мнение о России как о стране-полицейском. Российский генерал-фельдмаршал Остен-Сакен в отчаянии произнёс горькие слова: «Государь сильно возгордился. "То, что сделал я с Венгрией, ожидает всю Европу", - сказал он мне. Я уверен, что эта кампания его погубит... Увидите, что это даром не пройдёт. Бог наказывает гордых».

Но, кажется, дело было вовсе не в гордости. Митрополит Киевский Платон, скорбя о русском вмешательстве в венгерские события («ведь без этого не было бы Крымской войны»), добавлял, что лишь честность государя стала тому виной. Он не умел нарушать данных обещаний, пусть даже и такому адресату, как Австрия, чья неблагодарность была общеизвестна.

В любом случае мы победили в Венгрии самих себя.

Кончина императора

Несчастьем для императора Николая стало то, что он застал время крушения своих надежд. Это и стало причиной его смерти, которую трудно назвать естественной. Скорее, это была гибель. Он пал вместе со своими матросами и солдатами, Корниловым и Нахимовым, потому что сердце царя в последний год жизни было в Севастополе, а не в Петербурге.

Формальных поводов для войны имелось немало. Англия опасалась, что Россия может выйти на просторы Средиземноморья, Франция надеялась с помощью войны вернуться в ряд великих держав. В итоге английская, французская и турецкая армии высадились в Крыму в качестве «передовых отрядов цивилизации».

Среди причин, которые привели нас к поражению, была страшная коррупция: даже командиры полков порой не стеснялись обкрадывать солдат, - что говорить об остальных... Крайне неудачным было назначение командующим князя Меньшикова. Когда святитель Иннокентий Херсонский с образом Касперовской Божией Матери прибыл в расположение нашей армии, отступающей к Севастополю, он произнёс, обращаясь к Меньшикову: «Се Царица Небесная грядёт освободить и защитить Севастополь». «Вы напрасно беспокоили Царицу Небесную, мы и без Неё обойдёмся», - ответил незадачливый полководец.

Как мог он добиться победы, не имея ни малейшей духовной связи с войском? Между тем это был человек, облечённый доверием государя. Для полноты картины скажем, что свт. Иннокентий находился под особым подозрением. Чиновники называли его демократом за то, что он, подобно государю, защищал необходимость освобождения крестьян. Как-то спросили: «Говорят, Преосвященный, вы проповедуете коммунизм?» Владыка спокойно ответил на это: «Я никогда не проповедовал "берите", но всегда проповедовал "давайте"».

Английский флот появился близ Кронштадта. Император подолгу смотрел на него в трубу из окна своего дворца в Александрии. Изменения в его облике начали проявляться осенью 1854-го. Он лишился сна и похудел. Ночью ходил по залам, ожидая известий из Крыма. Новости были плохие: в иные дни гибло по несколько тысяч наших солдат... Узнав об очередном поражении, государь запирался в своём кабинете и плакал как ребёнок. Во время утренней молитвы иногда засыпал на коленях перед образами.

В какой-то момент император подхватил грипп. Болезнь была не слишком опасной, но он будто не желал выздоравливать. В тридцатиградусный мороз, несмотря на кашель, в лёгком плаще ходил на смотры полков. «По вечерам, - пишет один из биографов Николая Павловича, - многие видели его двухметровую фигуру, одиноко бродившую по Невскому проспекту. Всем окружающим стало ясно: царь, не в силах стерпеть позора, решил подобным образом извести себя... Результат не заставил себя ждать: где-то через месяц после начала болезни Николай уже полным ходом распоряжался своими похоронами, писал завещание, слушал отходную, до последней минуты держась за руку своего сына».

«Сашка, в дурном порядке сдаю тебе команду!» - сказал Николай Павлович сыну на смертном одре и, обращаясь ко всем сыновьям, произнёс: «Служите России. Мне хотелось принять на себя всё трудное, оставив царство мирное, устроенное, счастливое. Провидение судило иначе. Теперь иду молиться за Россию и за вас...»

Умер он, по словам А. Ф. Тютчевой, в маленьком кабинете на первом этаже Зимнего дворца, «лёжа поперёк комнаты на очень простой железной кровати... Голова покоилась на зелёной кожаной подушке, а вместо одеяла на нём лежала солдатская шинель. Казалось, что смерть настигла его среди лишений военного лагеря, а не в роскоши дворца». Как писал прапорщик Измайловского полка Ефим Сухонин, печальное известие застигло гвардейцев в походе: «Панихида была торжественная. Офицеры и солдаты молились на коленях и громко плакали».

Эпилог

Всадник на Исаакиевской площади опирается на мощный постамент с четырьмя женскими фигурами, олицетворяющими Силу, Мудрость, Правосудие и Веру. Освобождение крестьян, потрясающая судебная реформа, все благие дела Александра Освободителя были воплощением замыслов его отца. Связанный по рукам и ногам прошлым и настоящим, отсутствием соратников, Николай Павлович делал, что должно, в надежде: что-нибудь будет.

Он был плотью от плоти страны, где, кроме дураков и скверных дорог, есть неисчислимое множество других несчастий. Поэтому неправильно оценивать его, сравнивая с каким-то мысленным идеалом. Идущий впереди, особенно если он воин, а не духовник, - почти всегда самый измученный человек из всех, своя и чужая кровь сохнет на его мундире. Вопрос, движет ли им любовь к Отечеству или честолюбие, ведёт ли он народ во имя Божие - или во имя своё? Однажды - это было в 1845-м - царь вдруг произнёс, обращаясь к знакомой: «Вот скоро двадцать лет, как я сижу на этом прекрасном местечке. Часто выдаются такие дни, что я, смотря на небо, говорю: зачем я не там? Я так устал...»

Нет, во имя своё Николай Павлович, кажется, не пошевелил и пальцем - его служение вот уже полтора столетия внушает нам уважение. Даже надпись на памятнике под государственным гербом так и не сбили: «Николаю I - Императору Всероссийскому». Очень простая надпись - как и всё, что с ним связано.

Владимир ГРИГОРЯН

http://www.rusvera.mrezha.ru/663/5.htm

Какую дань слова принесемъ вамъ, вѣрные свидѣтели Слова, доблестные cтрастотерпцы и пастыри, вмѣнившіеся яко овцы заколенія. Витійствующій языкъ изнемогаетъ предъ величіемъ вашего подвига. Ваши язвы, подобно множеству отверстыхъ устъ, сами вѣщаютъ о вашемъ терпѣніи; ваша кровь говоритъ лучше, чѣмъ кровь Авеля (Евр. 12, 24). Вы сами служите нашею похвалою. Въ васъ и черезъ васъ мы приносимъ жертву благодаренія Господу, всегда побѣдители насъ творящему о Христѣ Іисусѣ (2 Кор. 2, 14). Среди великаго испытанія скорбями мы преизобилуемъ ради васъ радостью (2 Кор. 8, 2) и восклицаемъ вмѣстѣ съ Златоустомъ: «Благословенъ Богъ! и въ нашъ вѣкъ произрасли мученики, и мы удостоились видѣть людей, закалаемыхъ за Христа, людей, проливающихъ святую кровь, которая орошаетъ всю Церковь. Мы удостоились видѣть людей, ратующихъ за благочестіе, побѣждающихъ, увѣнчиваемыхъ... и мы имѣемъ теперь у себя этихъ вѣнценосцевъ» (Бесѣда 3 на Первую книгу Паралипоменонъ).

Многіе хотѣли бы видѣть, что мы видѣли, и не видѣли, слышать то, что мы слышали, и не слышали. Намъ суждено было быть свидѣтелями вашихъ чудныхъ дѣлъ, и любви, и служенія, и вѣры, и терпѣнія (Апок. 2, 18) и на насъ лежитъ священный долгъ возвѣстить объ нихъ міру, проповѣдывать на кровѣхъ о томъ, что мы видѣли своими очами, что осязали руки наши (1 Іоан. 1, 1).

Но намъ не достанетъ ни времени, ни силъ повѣствовать о новыхъ Сампсонахъ, Давидахъ, Гедеонахъ, Самуилахъ, объ этомъ чудномъ воинствѣ Христовомъ, которое вѣрою побѣждало царства, творило правду (Евр. 11, 32. 35) и посрамило древняго врага.

Тебѣ, первосвятитель древней Кіевской Церкви, соименный Св. Просвѣтителю Руси, подобало предначать славное поприще борьбы и страданій, ты сталъ предводителемъ боговѣнчаннаго полка, и тебѣ да воздастся отъ насъ первый вѣнецъ хвалы.

Сама Божественная Премудрость предуказала, чтобы на горахъ Кіевскихъ, тамъ, гдѣ Апостольскою рукою было утверждено нѣкогда знаменіе св. Креста, вознесенъ былъ на крестъ преемникъ апостоловъ, какъ одинъ изъ первыхъ священномучениковъ нашихъ дней. Крещеніе Русской Церкви огнемъ и кровію должно было начаться оттуда, гдѣ положенъ былъ первый камень въ ея основаніе и гдѣ изначала пріялъ водное крещеніе русскій народъ.

То были тяжкія и скорбныя времена, когда область темная начала усиливаться на Русской землѣ и когда судъ небесный впервые возгремѣлъ надъ домомъ Божіимъ (1 Петр. 4, 17). Тогда Господь, уготовляя насъ на день испытанія, возставилъ намъ пастыря и отца по сердцу нашему, дабы онъ собралъ воедино ратоборцевъ Христовыхъ и извелъ ихъ на брань съ врагами Церкви. Вмѣстѣ съ другими святителями возрадовался тогда и ты какъ другъ жениховъ, за гласъ жениховъ (Іоан. 3, 29), и по тебѣ пришедшимъ не завидѣлъ. Будучи всегда готовъ исполнить всякую правду (Матѳ. 3, 15), ты повиновался слову Первоіерарха и, оставивъ священный соборъ, отошелъ къ твоей паствѣ, которую уже стали расхищать волки хищные, не щадящіе стада. Сыны тьмы не могли стерпѣть твоей ревности о Церкви Божіей и съ оружіемъ въ рукахъ, какъ на разбойника, пришли къ тебѣ подъ мракомъ ночи, чтобы взять тебя на закланіе. Лестью и коварствомъ они извели тебя изъ стѣнъ древней Лавры, какъ бы изъ священнаго Сіона, и вознесли на уединенное возвышенное мѣсто, на эту новую Голгоѳу. Подобало, чтобы по образу вѣчнаго Первосвященника, нося поруганіе Его, ты вышелъ за станъ и пострадалъ внѣ вратъ (Евр. 13, 12). Тамъ именно и пріялъ ты смерть отъ жестокихъ мучителей, пронзившихъ остріемъ твое тѣло въ то время, какъ ты простиралъ къ нимъ благословляющія руки, молясь за своихъ враговъ.

Это мѣсто, орошенное твоею кровью, навсегда останется священнымъ алтаремъ для вѣрующихъ; и тихій свѣтъ лампады немеркнущимъ свѣтомъ будетъ озарять оттуда твой первомученическій подвигъ, облиставшій всю Русскую Церковь. Тебя предпослала она, какъ начатокъ исповѣдниковъ, число коихъ стало исполняться потомъ съ каждымъ днемъ.

«Первый изъ пострадавшихъ, ты, — по слову Св. Григорія Богослова, — сталъ путемъ для другихъ». Одушевленные тѣми же чувствами, устремились за мученическими вѣнцами Ангелы Церквей Пермской, Тобольской, Астраханской и цѣлые сонмы другихъ святителей и іереевъ Божіихъ, прошедшихъ сквозь огнь и воду, испытавшихъ поруганіе и раны, узы и темницу, отъ нихъ же многіе побіени быша, претрени быша, убійствомъ меча умроша, даже пропяты (распяты) быша, не пріемше избавленія, да лучшее воскресеніе улучатъ (Евр. 11, 35-37).

Среди этой доблестной дружины зримъ и тебя, священная главо, славный Первосвятитель града Св. Петра, возлюбленный твоею паствою такъ же, какъ тезоименитый тебѣ древній Патріархъ своимъ отцемъ Іаковомъ. Младшій многихъ изъ своихъ собратій, ты предупредилъ, однако, ихъ твоимъ апостольскимъ дерзновеніемъ и духовнымъ разумомъ. Еще въ юности ты лобызалъ пламенѣющимъ сердцемъ раны первыхъ мучениковъ и скорбѣлъ, что не можешь пріобщиться къ ихъ славному подвигу. Господь узрѣлъ твою святую ревность и по исполненіи временъ послалъ тебѣ тотъ же искусъ. По Его изволенію, преемники Ирода и на тебя наложили руки, чтобы сдѣлать тебѣ зло, и, задержавъ, ввергли въ темницу (Дѣян. 12, 4). Напрасно преданная тебѣ паства волновалась, какъ море, вздымающее гнѣвныя волны. Ни ея мольбы и угрозы, ни твое незлобіе и смиреніе — ничто не могло исторгнуть тебя изъ рукъ нечестивыхъ, повлекшихъ тебя на свое беззаконное судилище. Исполненный вѣры и силы, кроткій и дерзновенный, какъ первомученикъ Стефанъ, предсталъ ты передъ новымъ синедріономъ. Враги не могли противостоять мудрости и Духу, вѣщавшему твоими устами, когда ты изобличалъ ихъ клеветы и выражалъ радостное желаніе умереть какъ христіанинъ, стражда безъ правды (1 Петр. 2, 19; 4, 16).

Однако они продолжали противиться истинѣ даже тогда, когда нѣкая жена изъ ихъ сонма, соревнуя благородной женѣ Пилата, выступила на твою защиту и стала умолять судей не брать на себя неповинной крови. Древній приговоръ: «Повиненъ есть смерти» былъ произнесенъ, но не приведенъ немедленно въ исполненіе только потому, что паства по прежнему не хотѣла разстаться со своимъ пастыремъ, что дѣти не хотѣли уступить палачамъ своего отца. Нѣсколько дней ты снова долженъ былъ томиться въ предсмертныхъ мукахъ, искупуя, однако, оставшееся время для назиданія пасомыхъ, ибо для слова Божія нѣтъ узъ (2 Тим. 2, 9). Уже обреченный въ жертву (2 Тим. 4, 6) ты; подобно Великому Апостолу языковъ, писалъ изъ темницы послѣдніе завѣты своимъ ученикамъ и сопастырямъ. Эти безсмертныя слова, начертанныя не столько чернилами, сколько твоею кровью, должны быть увѣковѣчены на всѣ времена наряду съ посланіями древнихъ мучениковъ.

«Въ дѣтствѣ и отрочествѣ, — писалъ ты одному изъ твоихъ сподвижниковъ-пастырей, — я зачитывался житіями святыхъ и восхищался ихъ героизмомъ, ихъ святымъ воодушевленіемъ, жалѣлъ, что времена не тѣ и не придется переживать то, что они переживали. Времена перемѣнились, открывается возможность терпѣть ради Христа отъ своихъ и чужихъ. Тяжело страдать, но по мѣрѣ нашихъ страданій избыточествуетъ и утѣшеніе отъ Бога. Трудно переступить этотъ рубиконъ, границу и всецѣло предаться волѣ Божіей. Когда это совершится, тогда человѣкъ избыточествуетъ утѣшеніемъ, не чувствуетъ самыхъ тяжкихъ страданій, полный среди страданій радости и внутренняго покоя, онъ другихъ влечетъ на страданія, чтобы они переняли то состояніе, въ которомъ находится счастливый страдалецъ. Объ этомъ я ранѣе говорилъ другимъ, но мои страданія не достигли полной мѣры. Теперь, кажется, пришлось пережить почти все: тюрьму, судъ, общественное заплеваніе, обреченіе и требованіе самой смерти подъ якобы народные аплодисменты, людскую неблагодарность, продажность, непостоянство и т. п., безпокойство и отвѣтственность за судьбы другихъ людей и даже за самую Церковь.

Страданія достигли своего апогея, но увеличилось и утѣшеніе. Я радостенъ и покоенъ, какъ всегда. Христосъ наша жизнь, свѣтъ и покой. Съ Нимъ всегда и вездѣ хорошо. За судьбу Церкви Божіей я не боюсь. Вѣры надо больше, больше ее надо имѣть намъ, пастырямъ. Забыть свою самонадѣянность, умъ, ученость и дать мѣсто благодати Божіей.

Странны разсужденія нѣкоторыхъ, можетъ быть, и вѣрующихъ пастырей (разумѣю Платонова) — надо хранить живыя силы, т. е., ихъ ради поступиться всѣмъ. Тогда Христосъ на что? Не Платоновы, Веніамины и т. п. спасаютъ Церковь, а Христосъ. Та точка, на которую они пытаются встать, погибель для Церкви. Надо себя не жалѣть для Церкви, а не Церковью жертвовать ради себя. Теперь время суда. Люди и ради политическихъ убѣжденій жертвуютъ всѣмъ. Посмотрите, какъ держатъ себя эсъ-эры и другіе. Намъ ли, христіанамъ, да еще іереямъ, не проявить подобнаго мужества даже до смерти, если есть сколько нибудь вѣры во Христа, въ жизнь будущаго вѣка?!»

Сколько возвышенной силы въ этихъ кроткихъ и смиренныхъ словахъ, запечатлѣнныхъ твоею смертью!

Радостный, ты шелъ на крестъ, отвергнувъ послѣднее искушеніе «пожалѣть себя для Церкви».

По завѣту Св. Апостоловъ ты не захотѣлъ высокомудрствовать о себѣ и предпочелъ душу свою положить за Церковь, вмѣсто того, чтобы уклоняться въ словеса лукавствія и ставить немощное человѣческое выше силы и мудрости Божіей.

И такъ какъ ты до конца прошелъ по стопамъ Подвигоположника, Онъ за вѣрность и кротость освятилъ и возвеличилъ тебя (Сир. 15, 14), покоривъ подъ ноги твои самыхъ враговъ Церкви, вынужденныхъ потомъ исповѣдывать передъ людьми твои неповиныя страданія и поклониться имъ.

Такъ исполнилось желаніе твоего сердца: ты обрѣлъ и жребій и вѣнецъ страстотерпцевъ Христовыхъ и смертію купилъ себѣ вѣчную жизнь.

Такъ же поступили и многіе другіе архіереи и священники Бога Вышняго, призванные пострадать за свидѣтельство, которое они имѣли (Апок. 6, 9).

Когда начались дни огненнаго испытанія для Церкви, и Господь не восхотѣлъ принять отъ насъ всесожженія и жертвы, они не стали совѣтоваться съ плотію и кровію, но, уразумѣвши Его волю, сами принесли себя въ непорочное заколеніе (Евр. 10, 6-9). Вслѣдъ за Вѣчнымъ Первосвященникомъ и Ходатаемъ Новаго Завѣта они вошли во святилище съ своею кровію, да очистятся грѣхи людскіе (Евр. 9, 12-15), ибо безъ пролитія крови не бываетъ прощенія (Евр. 9, 22). Среди искушеній и мукъ эти истинные пастыри не оставили первую любовь свою (Апок. 2, 4), воспламенившую нѣкогда ихъ сердце желаніемъ священства, и сохранили даже до послѣдняго издыханія цѣлымъ и невредимымъ залогъ, врученный имъ при рукоположеніи.

Славны ваши имена, мужественные страстотерпцы, которыхъ ни жизнь, ни смерть, ни настоящее, ни грядущее, ни высота суетныхъ отличій, ни глубина уничиженія — ничто не могло отлучить отъ любви Божіей во Христѣ Іисусѣ (Рим. 8, 38-39).

Вашъ примѣръ показалъ воочію, что «можно убить, но не побѣдить священника Божія, держащагося Евангелія и сохраняющаго заповѣди Божіи», какъ вѣщаетъ намъ одинъ изъ древнихъ священномучениковъ.

Не съ нынѣшняго дня начались испытанія Церкви. Еще Св. Василій Великій писалъ о своемъ плачевномъ времени: «насъ постигло гоненіе самое тяжкое. Ибо гонятъ пастырей, чтобы разсѣялось стадо. Одна нынѣ вина, за которую жестоко наказываютъ, — точное соблюденіе отеческихъ преданій. За это благочестивыхъ изгоняютъ изъ отечества и переселяютъ въ пустыни. Неправедные судіи не уважаютъ ни сѣдины, ни подвиговъ благочестія, ни жизни, ни юности, ни старости, проведенной по Евангелію. Но тогда, какъ ни одного злодѣя не осуждаютъ безъ обличенія, епископовъ берутъ по одной клеветѣ и предаютъ наказанію безъ всякаго доказательства взносимыхъ на нихъ обвиненій. А иные изъ нихъ не знали обвинителей, не видѣли судилищъ, даже не были сперва оклеветаны, но безвременно ночью похищены насильственно, сосланы въ отдаленныя страны и злостраданіями, какія должны были терпѣть въ пустынѣ, доведены до смерти. Гласъ плачущихъ слышенъ въ городѣ, слышенъ въ селахъ, по дорогамъ, въ пустыняхъ. Одна у всѣхъ жалостная рѣчь, потому что всѣ говорятъ о достоплачевномъ. Похищены радость и духовное веселіе. Въ плачъ обратились наши праздники, дома молитвенные затворены, на алтаряхъ не совершается духовнаго служенія» (Письмо къ Италійскимъ и Галлскимъ епископамъ).

Всѣ эти бѣдствія, изображенныя великимъ Отцемъ Церкви, пришли на васъ седмерицею, ибо никогда столпъ злобы богопротивныя не поднимался такъ высоко, никогда еще человѣческая жестокость не была столь изобрѣтательной и безпощадной.

Теперь самый плачъ о невинно-убіенныхъ считается уже преступленіемъ и потому не смѣетъ раздаваться открыто.

Весь умъ, всѣ завоеванія науки нашего просвѣщеннаго времени, кажется, обращены прежде всего на то, чтобы причинить возможно больше страданій людямъ. Съ давнихъ поръ извѣстны истязанія огнемъ, голодомъ и холодомъ, желѣзомъ, бичами и скорпіонами, цѣпями, темницами. Современное искусство къ нимъ присоединило цѣлый рядъ новыхъ изощренныхъ тѣлесныхъ мученій и кромѣ того утонченныя нравственныя пытки, которыхъ не зналъ еще грубый вѣкъ Нерона и Діоклетіана. Вы понесли на себѣ всѣ эти болѣзни и раны, послѣ которыхъ самая смерть могла иногда казаться благодѣяніемъ. Вмѣстѣ съ всемірнымъ проповѣдникомъ Павломъ вы должны были терпѣть бѣды не только отъ враговъ, но и отъ сродникъ и отъ лжебратій, корчемствующихъ истиною, возлюбившихъ мзду Валаамову, предавшихъ своихъ сослужителей слугамъ антихриста и облекшихся вмѣстѣ съ Іудою въ клятву, какъ въ ризу (Псал. 108, 18).

Объ нихъ издревле изрекъ Духъ Святый: «ты носишь имя, будто живъ, но ты мертвъ» (Апок. 3, 1).

Облекшись въ броню правды и преподобіе истины, вы были живымъ обличеніемъ для всѣхъ, поклонившихся звѣрю. Сего ради возненавидѣлъ васъ міръ. Но вы побѣдили послѣдній силою лучшею, показавши себя почти безплотными во плоти.

Всѣ знаютъ, что нѣтъ ничего на землѣ дороже жизни. Все отдаетъ человѣкъ взамѣнъ души своей; чтобы выкупить жизнь, онъ готовъ пожертвовать славой, богатствомъ, самыми нѣжными родственными привязанностями, дружбой, даже честью и совѣстью. Самый гордый и независимый изъ людей падетъ къ ногамъ своего палача, будетъ цѣловать его окровавленныя руки, подобострастно заглядывать ему въ глаза, желая прочитать тамъ свое помилованіе. Никогда человѣкъ не бываетъ болѣе жалокъ, какъ въ то время, когда онъ судорожно хватается за ускользающую отъ него нить жизни, жертвуя для нея вѣчными цѣнностями, и никогда не бываетъ такъ великъ, какъ если онъ торжествуетъ духомъ надъ немощью плоти и презираетъ всѣ земные соблазны ради нетлѣннаго блаженства. Въ этомъ красота мученичества, высоко почитавшагося во всѣ времена и у всѣхъ народовъ.

Особенно ярко свѣтитъ этотъ подвигъ въ наши сумрачные и малодушные дни, когда за умноженіе беззаконій оскудѣла вѣра, охладѣла любовь, колеблется надежда, когда немощи отдѣльныхъ людей вмѣняются въ вину самой Церкви, какъ будто она уже истощила свою прежнюю силу. Ваше адамантово мужество оправдало Церковь предъ лицемъ міра. Благодать Божія, преизобиловавшая тамъ, гдѣ умножился грѣхъ, снова избрала безумное міра, чтобы посрамить мудрыхъ, и немощное міра, чтобы посрамить сильное (Рим. 5, 20; 1 Кор. 1, 27). Вы были въ отчаянныхъ обстоятельствахъ, но не отчаявались; низлагаемые, не погибали. Во всемъ вы явили себя, какъ служители Божіи, въ великомъ терпѣніи, въ бѣдствіяхъ, нуждахъ, тѣсныхъ обстоятельствахъ, подъ ударами въ темницахъ (2 Кор. 4, 8-9; 6, 4-5). Вы воскресили передъ нами образы Св. Игнатія, Поликарпа, Златоуста и многихъ другихъ исповѣдниковъ и священномучениковъ, украсившихъ лучшія времена христіанства. Ваша доблесть озарила новою славою Русскую Церковь, возрастившую въ васъ сподвижниковъ Филиппа и Гермогена и началовождей цѣлаго сонма другихъ мучениковъ разныхъ званій и возрастовъ, принесенныхъ ею въ жертву Богу.

За то, что она явила новыхъ страстотерпцевъ, ея имя возвѣщается нынѣ во всемъ мірѣ. Вмѣстѣ съ нею и вся Вселенская Церковь пожинаетъ плоды вашей побѣды и если, по словамъ Св. Кипріана, у нея нѣтъ недостатка ни въ лиліяхъ, ни въ розахъ (письмо къ мученикамъ и исповѣдникамъ), то, убѣливъ ея одежды своими кровьми, вы достойны наименоваться тѣми и другими. Вы соединили небо съ землею въ общей радости, ибо вмѣстѣ съ воинствующею о васъ веселится и Церковь торжествующая, къ которой вы пріобщились нынѣ. Не вамъ ли, убіеннымъ за слово Божіе, даны тамъ бѣлыя одежды и сказано, чтобы вы успокоились на малое время, пока ваши сотрудники и братія исполнятъ число (Апок. 6, 9-11).

«Восхищаясь воспоминаніями о васъ, мы, подобно Св. Григорію, дѣлаемся отъ удовольствія какъ бы вдохновенными, нѣкоторымъ образомъ соучавствуемъ въ вашемъ мученичествѣ, пріобщаемся вашему подвигу» [1].

Да будетъ же память ваша во благословеніяхъ, да процвѣтутъ кости ваши отъ мѣста своего (Сир. 45, 13-14). Народы будутъ разсказывать о вашемъ мужествѣ и мудрости, а Церковь не престанетъ возвѣщать вамъ хвалу (44, 14), восклицая: «радуйся, соборъ крѣпкій и терпѣливый, побѣдительное ополченіе, царственное священство, столпы благочестія, священнодѣйствовавшіе сами себѣ мученіемъ, коихъ смерть явилась послѣднимъ совершительнымъ таинствомъ. Чрезъ васъ прославляется Христосъ, Иже вчера, днесь, Той же и во вѣки» (Евр. 13, 8). 
 

Примѣчаніе: 
[1] Слово въ похвалу Св. священномученику Кипріану. 
 

Источникъ: Новые мученики Россійскіе. Первое собраніе матеріаловъ. Составилъ Протопресвитеръ М. Польскій. — Jordanville: Типографія преп. Іова Почаевскаго, 1949. — С. 58-65. 

100 лет назад в Петрограде прошло грандиозное шествие против гонений на Церковь 

Сведения о том, какое ожесточенное сопротивление оказывали верующие разгрому Церкви, в советские времена тщательно скрывали. Навязывался лживый миф о том, будто русский народ сам отказался от веры, перестал ходить в церковь, все поголовно стали атеистами, а потому храмы и пришлось закрывать. Однако на самом деле все было совсем не так. Как только захватившие власть большевики организовали гонение на православие, они столкнулись с ожесточенным сопротивлением по всей стране. 
Началось все 13 января 1918 года, когда в Александро-Невскую лавру – цитадель православия в Петрограде – прибыл вооруженный отряд матросов и солдат. Они вручили наместнику Лавры епископу Прокопию бумагу, в которой объявлялось о реквизиции всех помещений, инвентаря и ценностей Лавры, за подписью народного комиссара Коллонтай. Той самой Александры Коллонтай, которая, будучи дочерью генерала, стала затем большевиком и выступала проповедницей «свободной любви». Однако клир и прихожане в принятой резолюции гневно заявили: 

«…Православный русский народ не допустит отобрания имущества у монастырей и храмов, которые он своею любовью и усердием украсил, принося свои лепты обители за тысячи верст, не допустит поругания его заветных святынь, встанет на их защиту от поношения со стороны тех, кои не будучи русскими и православными, этих святынь не могут понимать и ценить». 
В ответ на протест 19 января в Лавру снова прибыл отряд матросов и красногвардейцев. Епископ Прокопий и члены Духовного собора Лавры были арестованы. В ответ с соборной колокольни раздался набатный звон, к Лавре устремились толпы народа. Растерявшихся налетчиков разоружили, и они были вынуждены отправиться восвояси. После этого из Смольного прибыли грузовики с пулеметами, загремели выстрелы. Был смертельно ранен настоятель церкви в честь иконы Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих радость» протоиерей Петр Скипетров. Однако верующие не разбежались в испуге, в Лавру прибывали все новые толпы народа, в том числе депутации рабочих от Стеклянного и Фарфорового заводов, которые заявили о своей готовности защитить обитель. Вконец растерявшиеся большевики были вынуждены снять пулеметы и ретироваться. 

Массовое сопротивление напугало Коллонтай и Смольный. 5 января большевики без колебаний расстреляли в Петрограде массовую демонстрацию в поддержку созыва Учредительного собрания, однако на этот раз они растерялись, стали уверять, что их «неправильно поняли», и просили наместника Лавры успокоить верующих. Однако протесты продолжались. 20 января в Казанском соборе Петрограда было оглашено послание Патриарха Тихона, в котором он призывал всех верующих встать на защиту Церкви, «оскорбляемой и угнетаемой ныне Святой Матери вашей… А если нужно будет и пострадать за дело Христово, зовем вас на эти страдания вместе с собою…» 

Грандиозное шествие 

21 января возле церквей в центре Петрограда стали собираться десятки тысяч прихожан. К ним присоединялись огромные потоки богомольцев из Московского и Нарвского районов, верующие потоками шли с Лиговки, Покровки, с рабочих окраин Выборгской стороны... 
По подсчетам газетчиков (тогда еще не все газеты были закрыты большевиками), число протестующих составляло около полумиллиона человек. Люди несли в руках иконы, у многих на глазах были слезы, а прохожие на улицах при виде процессии становились на колени на мокрый снег и клали земные поклоны. 
К часу дня около 200 шествий из разных районов Петрограда заполнили Лиговскую площадь, которая не могла вместить грандиозную толпу. Во втором часу под звон колоколов из Лавры вышел Крестный ход во главе с митрополитом Вениамином. Со специального помоста протодиакон Лавры громовым голосом прочитал послание Патриарха Тихона, был совершен молебен «об умиротворении и спасении Богохранимой державы Российской». Пел весь народ. 
Затем грандиозный Крестный ход двинулся по Невскому проспекту от Лавры к Казанскому собору. Весь центр города был заполнен толпами людей с иконами, крестами и хоругвями. После молебна митрополит Вениамин произнес краткую речь. По лицам людей текли слезы, многие опускались на колени. Власти в Смольном на этот раз не решились разогнать народное шествие. Движение городского транспорта было остановлено. По указанию Бонч-Бруевича по всем улицам было разбросано извещение от ЧК, что всем красногвардейцам, патрулям и отрядам предписывалось поддерживать повсюду строгий порядок и немедленно арестовывать тех, кто обнаружит намерение помешать Крестному ходу. Вслед за Петроградом крестные ходы прошли по всей России. Большевики решили избрать другую тактику: сначала обезглавить Церковь, а потом задавить ее беспощадными репрессиями. 

После Крестного хода депутация духовенства и мирян Петрограда отправилась в Москву, чтобы сообщить о случившемся Патриарху Тихону. Настоятель Казанского собора протоиерей Философ Орнатский выступил с докладом о событиях в Петрограде, в частности, сказав следующее: 

«Пора сказать, что разбойники взяли власть и управляют нами. Мы терпели, но терпеть далее невозможно, потому что затронуто Святая Святых русской души – Святая Церковь… На сознательное мученичество идти не следует, но если нам нужно пострадать и даже умереть за правду, это надо будет сделать…». 
Еще 20 января был издан декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви. В документе, в частности, говорилось: «Никакие церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют. Все имущество существующих в России церковных и религиозных обществ является народным достоянием…» Церковь по сути дела, этим декретом лишалась всех прав и всего имущества, которое собиралось верующими веками. 

На этот акт произвола Священный собор Русской Православной Церкви ответил воззванием ко всем православным: «От века неслыханное творится у нас на Руси Святой. Люди, ставшие у власти и назвавшие себя народными комиссарами, сами чуждые христианской, а некоторые из них и всякой веры, издали декрет (закон), названный «о свободе совести», а на самом деле устанавливающий полное насилие над совестью верующих… Было ли когда-нибудь после Крещения Руси у нас что-нибудь подобное? Даже татары больше уважали нашу святую веру, чем теперешние законодатели… И слыхано ли, чтобы делами церковными управляли люди безбожные, не русские и не православные?». Собор призвал всех православных России к объединению, к защите заветных святынь. «Мужайся же, Русь святая! Иди на свою Голгофу! С тобою Крест Святой, орудие непобедимое». 

Зверские расправы 

И Голгофа Русской Православной Церкви, ее иерархов и всех православных России началась. Уже 25 января в Киеве большевиками был расстрелян митрополит Киевский и Галицкий Владимир (Богоявленский). Перед расстрелом он благословил крестообразно обеими руками своих убийц со словами: «Господь вас да простит!». В феврале были расстреляны крестные ходы в Туле, Харькове, Воронеже, Щацке (Воронежская губерния). В Ставропольской епархии были казнены 37 священнослужителей, в числе которых — 72-летний Павел Калиновский и 80-летний священник Золотовский. 
При этом старец Золотовский был предварительно переодет в женское платье и затем повешен. В июне был утоплен в реке епископ Тобольский Гермоген с камнем на шее, а вместе с ним и делегация верующих, просивших об его освобождении. 
Царскосельский протоиерей Иоанн Кочуров был подвергнут избиениям, затем был убит путём волочения по шпалам железнодорожных путей. Три православных иерея в г. Херсоне были распяты на кресте. В декабре 1918 года епископ Соликамский Феофан (Ильменский) был публично казнён путём периодического окунания в прорубь и замораживания, будучи подвешенным за волосы, а в Самаре бывший Михайловский епископ Исидор (Колоколов) был посажен на кол. Епископ Пермский Андроник (Никольский) был захоронен в землю заживо. Архиепископ Нижегородский Иоаким (Левицкий) был публично повешен вниз головой в севастопольском соборе. Епископ Сарапульский Амвросий (Гудко) был казнён путём привязывания к хвосту лошади; в Воронеже было одновременно убито 160 священников во главе с архиепископом Тихоном (Никаноровым), которого повесили на Царских вратах в церкви Митрофановского монастыря. 
В Юрьеве топорами зарубили 17 священников и епископов. Перед убийством большевики глумились: напялили на них женскую одежду, пытались заставить танцевать, отрезали носы и уши. 
В Богодухове монахинь привели на кладбище к вырытой яме, отрезали им груди и истекающих кровью бросили в яму; сверху бросили также старика-монаха, крича, что «справляется монашеская свадьба»… 

В октябре 1918 года Патриарх Тихон отправил Совету народных комиссаров гневное послание, в котором говорилось: «Целый год держите в руках своих государственную власть и уже собираетесь праздновать годовщину Октябрьской революции. Но реками пролитая кровь братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву, вопиет к небу и вынуждает нас сказать вам горькое слово правды. Захватывая власть и призывая народ довериться вам, какие обещания давали вы ему и как исполнили эти обещания? Поистине, вы дали ему камень вместо хлеба и змею вместо рыбы. Народу, изнуренному кровопролитной войною, вы обещали дать мир «без аннексий и контрибуций». От каких завоеваний могли отказаться вы, приведшие Россию к позорному миру, унизительные условия которого даже вы сами не решались обнародовать полностью? 
Вместо аннексий и контрибуций великая наша Родина завоевана, умалена, расчленена, и в уплату наложенной на нее дани вы тайно вывозите в Германию не вами накопленное золото… Вы разделили весь народ на враждующие между собой станы и ввергли его в небывалое по жестокости братоубийство. 
Любовь Христову вы открыто заменили ненавистью и, вместо мира, искусственно разожгли классовую вражду. И не предвидится конца порожденной вами войне, так как вы стремитесь руками русских рабочих и крестьян поставить торжество призраку мировой революции…». 

Однако жестокие репрессии продолжались. Глава ВЧК Феликс Дзержинский, сам поляк по национальности и крещенный в детстве как католик, написал своему подручному латышскому коммунисту Лацису следующее: «Церковь разваливается, этому нам надо помочь, но никоим образом не возрождать её в обновлённой форме. Поэтому церковную политику развала должна вести ВЧК, а не кто-либо другой… Наша ставка на коммунизм, а не религию. Ликвидировать может только ВЧК…». 

А Ленин направил позднее руководящим органам Политбюро, ОГПУ, Наркомата юстиции и Ревтрибунала письмо, в котором содержалось требование об ограблении церквей и монастырей и физическом уничтожении церковнослужителей: «Изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно, ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. 
Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. 
Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать". 

По оценкам историков, с 1918-го до конца 1930-х в ходе репрессий в отношении духовенства было расстреляно либо умерло в местах лишения свободы около 42 000 священнослужителей. 
В стране началась кампания по вскрытию и осквернению святых мощей, храмы превращали в склады, клубы и даже туалеты, а потом их стали взрывать и разрушать. Только террором, казнями, чудовищными расправами удалось практически разгромить в России Русскую православную церковь, но полностью уничтожить ее не удалось..

https://youtu.be/8Is6vPhQRIk

«Не въ силѣ Богъ, а въ правдѣ». Многимъ извѣстно это замѣчательное изреченіе, ставшее давно какъ бы поговоркой, но мало кто знаетъ,   к о м у   оно принадлежитъ. Принадлежитъ оно святому благовѣрному великому князю Александру Невскому, память котораго Россійская Церковь празднуетъ 23 ноября по ст. ст. (день его отпѣванія) и вторично — 30 августа по ст. ст. (день перенесенія его св. мощей изъ г. Владиміра въ царствующій градъ св. Петра).

Святый благовѣрный великій князь Александръ Невскій — подлинное воплощеніе русской православно-христіанской государственности. Это — свѣтлый образъ возвышенной, благородной, дѣтски-чистой души народнаго вождя-правителя, мужественно-обнажающаго свой мечъ въ защиту поругаемой вѣры. Это — безстрашный исповѣдникъ истинной вѣры Христовой, самоотверженный и доблестный защитникъ Православной Церкви отъ грубаго насилія иноплеменниковъ-иновѣрцевъ.

«Не въ силѣ Богъ, а въ правдѣ» — такъ твердо вѣровалъ святый князь, а потому защишая только   п р а в д у,   всегда побѣждалъ, даже тогда, когда по человѣческимъ соображеніямъ, нельзя было надѣяться на побѣду. Призванный управлять народомъ по волѣ Божіей, онъ во всей своей государственной дѣятельности руководился только правдой Божіей, а потому Богъ былъ съ нимъ. Онъ не обнажалъ меча, не проливалъ крови   з р я,   подобно многимъ дикимъ своимъ современникамъ — иновѣрнымъ правителямъ. Поэтому Богъ былъ съ нимъ и тогда, когда онъ одержалъ славную побѣду при рѣкѣ Невѣ надъ шведами, желавшими поработить русскій народъ римскому папскому престолу (въ 1240 г.), и тогда, когда онъ отбилъ нашествіе нѣмецкихъ ливонскихъ рыцарей на льду Чудского озера (въ 1242 г.), и тогда, когда уничтожилъ грабительскія рати дикихъ литовцевъ (въ 1245 г.).

Радостно встрѣчали своего князя-побѣдителя преданные ему русскіе люди, какъ доблестнаго защитника вѣры своей отъ покушеній папскихъ полчищъ, стремившихся огнемъ и мечомъ подчинить русскій народъ папѣ. Слышались восторженныя восклицанія: «Господь, пособившій кроткому Давиду побѣдить Голіаѳа, помогъ и благовѣрному князю нашему постоять   з а   в ѣ р у   п р а в о с л а в н у ю,   з а   «Д о м ъ   П р е с в я т ы я   Б о г о р о д и ц ы»,   какъ благоговѣйно именовала себя Святая Русь.

Много страдала въ то время русская земля отъ тяжкаго монгольскаго ига, но не рѣшались русскіе люди, ни самъ благовѣрный князь Александръ бороться со столь сильнымъ врагомъ, такъ ужасно опустошившимъ во время Батыева нашествія русскіе города и селенія. И вотъ, римскіе папы, видя безуспѣшность своихъ попытокъ силою оружія подчинить себѣ русскій народъ, задумали лестію взять его. Одинъ изъ нихъ Иннокентій IV прислалъ св. князю Александру (въ 1251 г.) двухъ ученыхъ кардиналовъ-проповѣдниковъ и съ ними свое посланіе. Начавъ посланіе ложью, будто отецъ Александра князь Ярославъ «обѣщалъ повиновеніе Римской церкви», папа, убѣждая св. князя «вступить подъ сѣнь римскаго престола», писалъ: «просьба наша обѣщаетъ тебѣ выгоды. Мы заступаемъ мѣсто Бога на землѣ. Въ повиновеніи намъ нѣтъ никакого униженія для чести государя: напротивъ этимъ путемъ возрастаетъ временная и вѣчная свобода. Мы будемъ считать тебя самымъ знаменитымъ между всѣми католическими князьями, и всегда будемъ съ особой заботливостью стараться объ увеличеніи твоей славы». Въ заключеніе папа обѣщалъ св. князю за подчиненіе себѣ помощь противъ татаръ, тишину и спокойствіе для всей земли Русской.

Но не соблазнился этимъ льстивымъ предложеніемъ ревнитель истинной вѣры — вѣры православной св. благовѣрный князь Александръ.

«Мы знаемъ истинное ученіе Церкви», отвѣчалъ онъ папѣ: «а вашего не пріемлемъ». Папѣ было послано православное изложеніе вѣры.

Слухи о мужественномѣ князѣ и его славныхъ побѣдахъ дошли до татарскаго хана. Послѣ татарскаго нашествія и страшнаго погрома, который они учинили, всѣ русскіе князья ѣздили въ Золотую Орду на поклонъ хану, но св. Александръ долгое время тамъ не былъ, пока самъ Батый не пожелалъ его видѣть. Понимая, что борьба съ такимъ грознымъ завоевателемъ невозможна, св. кн. Александръ, подкрѣпившись молитвою и напутствіемъ Новгородскаго святителя, отправился въ Орду, и тутъ показалъ свое безстрашіе въ исповѣданіи истинной вѣры. Волхвы и жрецы идольскіе потребовали отъ св князя, чтобы онъ, прежде чѣмъ предстать предъ очи хана, по обычаю татарскому, поклонился солнцу и пройдя чрезъ очистительный огонь, поклонился войлочнымъ идоламъ и изображеніемъ ханскихъ предковъ. Св. Александръ рѣшительно отказался сдѣлать это, и, не боясь смертной кары, мужественно заявилъ: «Я — Христіанинъ: не подобаетъ мнѣ кланяться твари — поклоняюсъ я Богу Единому, въ Троицѣ славимому». Отвѣтъ этотъ онъ повторилъ и передъ самимъ ханомъ, и мужество исповѣдника побѣдило гордость жестокаго властителя: ханъ не причинилъ ему никакого вреда и съ честью отпустилъ его.

Любвеобильный и милостивый князь, видя бѣдствія своего народа, страждущаго подъ тяжкимъ игомъ тататаръ, неодчократно потомъ ѣздилъ въ Золотую Орду къ хану, перенося всѣ трудности дальняго и опаснаго пути, холодъ, голодъ и зной, подвергаясь смертной опасности — ѣздилъ для того, чтобы умилостивлять гнѣвъ хана и уговаривать его быть милосерднымъ къ порабощенному русскому народу.

Всѣ эти многотрудные подвиги, совершенныя для блага отечества, рано истощили тѣлесныя силы святого князя. Однажды, возвращаясь изъ Орды, онъ тяжко занемогъ, принялъ постриженіе въ великую схиму съ именемъ Алексія и скончался, всего на 45-мъ году своей жизни.

«Чада моя милая, разумѣйте, яко зайде солнце земли русскія» — «закатилось солнце земли русской» — въ такихъ словахъ объявилъ народу о кончинѣ всѣми горячо любимаго князя Митрополитъ Кириллъ. Народъ не понялъ или, вѣрнѣе, не хотѣлъ понять всего мрачнаго значенія этихъ словъ, и только, когда сокрушенный скорбью святитель добавилъ: «Благовѣрный Великій Князь Александръ нынѣ преставился», разразился неописуемыми рыданіями. Послышались вопли: «мы погибаемъ!»

За десять верстъ вышелъ весь Владиміръ встрѣтить погребальное шествіе съ тѣломъ «печальника земли Русской». И къ утѣшенію осиротѣвшихъ русскихъ людей при отпѣваніи его Господь показалъ великое знаменіе. Когда Митрополитъ Кириллъ въ концѣ отпѣванія подошелъ къ усопшему, чтобы вложить въ его руку разрѣшительную грамату, блаженный князь самъ простеръ свою руку, принялъ хартію и сложилъ опять крестообразно свои руки. Благоговѣйный ужасъ объялъ при этомъ сердца присутствующихъ. Это было 23 ноября 1263 года.

Въ 1380 году, когда благовѣрный великій князь Димитрій, прозванный позже Донскимъ, готовился къ рѣшительной битвѣ съ татарскимъ ханомъ Мамаемъ на Куликовомъ полѣ, благоговѣйный инокъ молился ночью въ храмѣ Рождественской обители, гдѣ погребено было тѣло блаженнаго князя Александра. И вотъ онъ видитъ: у гроба его сами собой зажглись свѣчи, ко гробу подошли два святолѣпныхъ старца и говорили святому князю: «Возстань, Александръ, поспѣши на помощь сроднику своему великому князю Димитрію, ибо его одолѣваютъ иноплеменники». Св. Александръ всталъ, и всѣ стали невидимы. Смиренный инокъ, пораженный страхомъ, умолчалъ-было о видѣніи. Но когда оказалось, что видѣніе было именно въ самую ночь славной Куликовской битвы, онъ разсказалъ обо всемъ Митрополиту. Святитель возвѣстилъ о томъ великому князю и распорядился открыть гробницу святаго. Тѣло оказалось нетлѣннымъ, хотя прошло цѣлыхъ 117 лѣтъ. Тогда съ честью положили св. тѣло въ ракѣ поверхъ земли. Множество дивныхъ чудесъ совершилось отъ новоявленныхъ св. мощей: слѣпые прозирали, разслабленные укрѣплялись, бѣсноватые освобождались отъ мучившихъ ихъ духовъ нечистыхъ.

Такъ увѣнчалъ Правосудный Господь мужественнаго поборника Правды Своей нетлѣннымъ вѣнцомъ святости, и даровалъ русскому народу въ лицѣ его новаго заступника и молитвенника передъ престоломъ Божіимъ! Нетлѣнныя мощи его при Императорѣ Петрѣ I (30 августа 1724 года) были торжественно перенесены изъ г. Владиміра въ царствующій градъ С. Петербургъ и помѣщены въ Александро-Невской лаврѣ.

«Не въ силѣ Богъ, а въ правдѣ» — вотъ великій завѣтъ, который оставилъ намъ нашъ дивный печальникъ св. благовѣрный великій князь Александръ Невскій, и до тѣхъ поръ, пока вѣренъ былъ русскій народъ этому великому завѣту, ширилась и росла Русь могучая православная, процвѣталъ и благоденствовалъ народъ русскій. Попрана была Правда Божія, и величайшія бѣдствія обрушились на головы несчастныхъ заблудившихся русскихъ людей, потоки крови и слезъ потекли по Русской Землѣ.

П р а в д а   Б о ж і я,   а не преступное безразличіе, индиферентность, безпринципность и исканіе только своей личной корысти, своихъ собственныхъ узко-эгоистическихъ, карьерныхъ и матеріалистическихъ интересовъ, — вотъ   ч т о   должно быть положено въ основу строительства не только нашей личной и семейной, но и общественной и государственной жизни будущей Россіи, если только суждено ей Богомъ воскреснуть. Только тогда вновь станетъ она   С в я т о ю   Р у с ь ю,   а безъ этого никакая будущая Россія не будетъ   н а с т о я щ е й   Россіей, въ которой отрадно, легко и радостно будетъ жить   н а с т о я щ е м у   русскому человѣку.

Прежде всего — Правда Божія, а потомъ уже — все остальное.

Такъ было — такъ должно быть, или Россіи никакой не будетъ.

Многіе теперь понимаютъ, что безъ Святой Руси, руководимой Правдой Божіей, не будетъ и   м и р а   в ъ   м і р ѣ,   о чемъ сейчасъ такъ усердно, одни искренно, а другіе лицемѣрно, хлопочутъ. Но сколь многіе, продавшіе душу свою сатанѣ, всѣ силы свои прилагаютъ, чтобы Святая Русь не воскресла, стремясь похоронить ее навсегда. Такихъ въ наше время больше, и въ ихъ рукахъ — всѣ средства «міра сего, во злѣ лежащаго»: власть и капиталъ.

Вмѣсто Правды Божіей, ложь воцарилась въ мірѣ. Это господство лжи именно въ переживаемое время замѣчательно хорошо отмѣтилъ нашъ выдающійся государствениый дѣятель К. П. Побѣдоносцевъ. За это и возненавидѣли его такъ всѣ служители и поборники лжи. Вотъ его весьма глубокомысленныя слова:

«Съ тѣхъ поръ какъ пало человѣчество, ложь водворилась въ мірѣ, въ словахъ людскихъ, въ дѣлахъ, въ отношеніяхъ и учрежденіяхъ. Но никогда еще, кажется, отецъ лжи не изобрѣталъ такого сплетенія лжей всякаго рода, какъ   в ъ   н а ш е   с м у т н о е   в р е м я,   когда столько слышится отовсюду лживыхъ рѣчей о правдѣ. По мѣрѣ того какъ усложняются формы быта общественнаго, возникаютъ новыя лживыя отношенія и цѣлыя учрежденія, насквозь пропитанныя ложью. На всякомъ шагу встрѣчаемъ великолѣпное зданіе, на фронтонѣ коего написано:   «З д ѣ с ь   и с т и н а».   Входишь, и ничего не видишь кромѣ лжи. Выходишь, и когда пытаешься разсказывать о лжи, которою душа возмущалась, — люди негодуютъ, и велятъ вѣрить и проповѣдывать, что это — истина, внѣ всякаго сомнѣнія» («Московскій Сборникъ» — «Печать» стр. 60).

Поистинѣ геніально-сказанныя слова, такъ ярко и сильно характеризующія господство лжи въ современномъ мірѣ. Если такъ было въ концѣ прошлаго XIX столѣтія, то во сколько разъ больше приложимы эти замѣчательныя слова   п р а в д ы   къ переживаемымъ нами днямъ, когда это ужасающее торжество лжи достигло, кажется уже своего апогея.

Правды сейчасъ многіе не любятъ и даже слышать ея не хотятъ, а съ ложью такъ свыклись, что охотно прикимаютъ ее за истину.

Самое ужасное, конечно, въ томъ, что ложь господствуетъ теперь даже тамъ, гдѣ ей казалось бы, совсѣмъ не должно быть мѣста — въ религіозной жизни людей, а въ послѣднее время, послѣ крушенія нашей Родины, какъ Святой Руси, даже въ Православной Церкви. Мы имѣемъ въ виду современное направленіе церковной жизни и высказыванія многихъ видныхъ іерарховъ разныхъ помѣстныхъ Православныхъ Церквей.

Развѣ не величайшая и не отвратительнѣйшая ложь — мирное сосуществованіе съ явными безбожниками и богоборцами, гонителями вѣры и Церкви и даже полное сотрудничество съ ними и поддержка, оказываемая имъ предъ лицомъ всего свѣта?

Развѣ не величайшая ложь сокрыта въ созременномъ такъ называемомъ «экуменизмѣ», который хочетъ соединить несоединимое — Истину съ ложью?

Развѣ не величайшая ложь и лицемѣріе во всѣхъ этихъ объятіяхъ и лобзаніяхъ «Вселенскаго Патріарха» съ Папой Римскимъ, въ этихъ постоянныхъ встрѣчахъ и совмѣстныхъ съѣздахъ и конференціяхъ православныхъ съ неправославными, во время которыхъ говорится очень много и очень краснорѣчиво и трогательно о чемъ-угодно, но только — не о самомъ главномъ: не объ   И с т и н ѣ   Православія и о необходимости для спасенія всѣмъ вступить въ Православную Церковь?

А намъ, православнымъ русскимъ людямъ, давно пора понять, что отъ этой именно діавольской лжи рухнула наша несчастная Родина-Россія, которая была носительницей и оплотомъ истинной Христовой вѣры въ мірѣ, и потому мѣшала всѣмъ служителямъ лжи: Святую Русь надо было уничтожить для того, чтобы діавольская ложь скорѣе и безпрепятственнѣе могла разлиться по всему міру.

И вотъ теперь эта торжествующая побѣду ложь подтачиваетъ основы существованія и всего остального міра, который уже весь погрязъ во лжи, и отравленный ложью, воображая, что идетъ къ какому-то «прогрессу», быстро стремится въ бездну къ своей окончательной погибели, которая не дремлетъ.

Намъ, православнымъ русскимъ людямъ, имѣющимъ такой богатый духовный опытъ въ нашемъ великомъ историческомъ прошломъ пора также понять, что безплоденъ всякій націонализмъ и всякій патріотизмъ тамъ, гдѣ нѣтъ рѣчи о Правдѣ Божіей — гдѣ Правда Божія отсутствуетъ. Послѣ всего нами пережитаго необходимо отдать себѣ въ этомъ ясный отчетъ и окончательно убѣдиться въ непререкаемой истинѣ великаго завѣта, оставленнаго намъ нашимъ св. благовѣрнымъ великимъ княземъ Александромъ Невскимъ: «Не въ силѣ Богъ, а   в ъ   П р а в д ѣ».   Аминь. 
 

Источникъ: Архіепископъ Аверкій. Современность въ свѣтѣ слова Божія. — Къ 25-лѣтію служенія въ Америкѣ въ Св. Троицкомъ монастырѣ. — Слова и рѣчи. Томъ III. 1969-1973 гг. — Jordanville: Тѵпографія преп. Іова Почаевскаго, 1975. — С. 115-122.