Георгий И. Мантзаридис, почетный профессор Богословского факультета Фессалоникского университета им. Аристотеля
. Личная этика и политическая ответственность
Προσωπικό ήθος και πολιτική ευθύνη
Политику обычно характеризуют как искусство возможного. Возможное не везде и не всегда одно и то же, а достигается усилиями и компромиссами. Чтобы политик мог продолжать свою работу и избегать реакций с разных сторон, которые могли бы ее расстроить или создать более широкий социальный ущерб или беспорядки, он прибегает к компромиссам. Он ведет себя так, что, может, и не выражает своего мнения, но ведет к решениям, недалеко от него далеким. Таким образом, проблематика политики приводит к дифференциации политического действия и поведения от личного мнения.
То, что применимо к политику, в определенной степени применимо и к гражданину, каждому человеку. Человек как «политическое существо» несет некоторую политическую ответственность. Это порождает соответствующие обязательства. А выполнение обязательств диктует применение некоторой тактики. Применение этой тактики формирует личную политику.
Формулируя свою личную политику, человек сталкивается с необходимостью вести себя так, чтобы не выражать в полной мере его мнение. Пока отграничение такого поведения от личного мнения ограничивается пределами тактики и не выдает мнения, ситуация понятна. Компромисс в отношении вещей представляется необходимым решением, позволяющим избежать худшего. Но когда дифференциация идет дальше, сознание человека отчуждается и приводит его к морально неприемлемому поведению.
В социологии говорят об этике мнения и этике ответственности (М. Вебер, К. Мангейм). Независимый человек может применять этику мнения. Но ответственный субъект, такой как политик, обязан следовать этике ответственности.
Это различие на феноменологическом уровне вполне понятно. Однако существенное различие между этикой мнения и этикой ответственности не может быть нравственно принято. И действительно, такое различие означало бы, что независимый человек политически безответственен, а ответственный политический человек не имеет личного мнения. Но ни одна из этих двух позиций не может быть оправдана. Ни политически безответственный человек не может считаться вменяемым, ни политически ответственный человек не может считаться вменяемым. И только сознание ответственности политического человека выражает нравственное мнение. Так что если полезно или даже необходимо вводить новые переменные в политическую жизнь, то эти переменные не должны разделять человеческую мораль, а ограничиваться уровнем ее выражения. Они должны определять не мораль, а тактику.
Этику ответственности можно отличить от этики мнения следующим образом. Но когда оно полностью отчуждено от личного мнения, оно перестает быть и нравственным. Как и, с другой стороны, этику мнения можно отличить от этики ответственности спонтанностью и честностью. Но когда оно полностью отчуждено от политической ответственности, оно перестает быть и моральным.
Но здесь есть проблема. Политика не может придать смысл человеческой жизни. Базовые человеческие поиски выходят за рамки политики и расширяются в области мифа, утопии, религии. Подчиняя человека политике, мы приходим либо к абсолютизации политики, либо к механизации человека. Первая форма извращения господствовала в дохристианском мире, а вторая появляется в наше время.
Абсолютизация политики нашла свое наиболее полное выражение в обожествлении римского императора и возведении политической идеологии в ранг религиозного псевдобогословия. Именно здесь произошла решающая борьба христианства в первый период его истории. Христианство выступало против обожествления Цезаря и боролось с его учением о политической псевдобогословия. Он подчеркивал относительность политических институтов и прогнозировал главенство человеческой личности. Он поместил политическую власть в ее естественное измерение и отрицал ее псевдобогословский характер. Знаменитая фраза Христа: «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» ясно выделяет Бога из кесаря. Оно отрицает обожествление политического лидера и ограничивает его власть уровнем мирского.
Евангелие – это не политическая идеология, а слово Божие, придающее смысл человеческой жизни. Именно поэтому оно не противоречит никакой политической идеологии. Но когда политическая идеология берет на себя еще и роль богословия, претендуя на абсолютную власть над человеком и желая определять и его личные убеждения, то ее судят и критикуют непримиримо.
Евангелие не делает политику. Однако же оно ставит политику в определенные границы и ее вдохновляет. Христианская любовь имеет высшей ценностью личность человек и обращена к ней. Этика любви не может быть преобразована в этику справедливости. Такое обращение означало бы возврат от Нового Завета к Ветхому, от Благодати к Закону. Вот почему на институциональном уровне, который регулируется принципом справедливости, Ветхий Завет кажется более подходящим, а Новый Завет кажется нефункциональным. Как превратить любовь в закон политики или даже общественной жизни?
Однако опыт любви на уровне личной жизни и межличностных отношений, естественно, находит свое вторичное выражение и на уровне безличных институтов. Милосердие, толерантность, благодать, социальная благотворительность и общественное благосостояние являются проявлениями духа любви, дополняющими дух справедливости. Они являются проявлениями истинности личности, которые заявляют о его превосходстве над институтами. Вот почему человеческая личность и личная этика всегда необходимы наряду с институтами политики и общественной жизни и стоять над над ними.
Согласно христианскому учению, мерилом жизни человека является не человек, а Бог. Когда это не так, угнетение человека человеком является не нравственным отклонением, а имеет свои нравственные последствия. Евангелие отрицает какую-либо ценность идолопоклонства и возлагает на каждого человека личную ответственность перед Богом.
Человек не является средством достижения какой-либо цели. Напротив, все должно служить человеку: «Суббота создана для человека, а не человек для субботы».
Человек — не раб мира или владык мира, а личность с уникальной и неповторимой ценностью. Признание собственности человека в человеке по-христиански неприемлемо. Бог также не навязывает свое господство человеку. Не человек существует для власти, а власть для человека. мужчина. Правители не имеют права регулировать жизнь граждан как абсолютные хозяева. Их полномочия договорные. И эта условность продиктована абсолютной ценностью человеческой личности и вечным коллективным сознанием людей, в которых она практикуется. Таким образом, политические правители не имеют права вмешиваться в частную жизнь граждан. Конфиденциальность принадлежит собственной власти человека. Это также применимо, когда кто-то причиняет себе вред. Однако если ущерб распространяется на других, требуется вмешательство властей, поскольку совершается несправедливость.
В конце концов, политические правители не имеют права оскорблять диахроническу-историческую совесть народа, которым они управляют. Диахроническое сознание выражено в его традиции. Он не может подчиниться произволу власти. Наоборот, ею должна руководствоваться сама власть, потому что только так она может служить народу и выполнять свою настоящую миссию. Соответственно, лица, осуществляющие власть в истории народа, должны уважать его традицию и не способствовать ее размыванию. Уважение к традициям народа – это уважение к самому народу. А попытка размыть или изменить его, совершаемая политическими методами или даже личным примером тех, кто осуществляет власть, является попыткой размыть или изменить самих людей. Изменения в ходе поставки осуществляются органично. Решающие перемены происходят в результате социальных революций, которые являются духовными, а не просто политическими событиями.
Диахроническое-вневременное сознание греческого народа культивировалось и формировалось внутри Православной Церкви (у русского народа соответственно). Именно поэтому значение Православной Церкви для сохранения своей идентичности имеет первостепенное значение. Но даже слово Церковь сегодня у многих людей вызывает сильную реакцию или даже аллергию. И это вполне оправдано, учитывая тот имидж, который зачастую представляют администрация и ее представители. Церковь, однако, не является каким-либо церковным учреждением или его представителями. Церковь – это весь народ Божий. Истинными его представителями являются мученики и святые. Они выражают его дух, потому что живут его истиной. Вот почему этос Церкви – это этос ее мучеников и святых. Именно дух свободы и самоотверженности управляет и определяет их жизнь.
Эти две особенности, свобода и самоотверженность, характеризуют православный христианский этос. Если мы рассмотрим историю нашего народа, то увидим, что наиболее подлинные ее проявления связаны с этими двумя основными добродетелями, так же как ими отличаются и наиболее подлинные ее представители. Но с другой стороны, его великие приключения и бедствия связаны с оставлением этих добродетелей и преобладанием духа рабства, раздора и корысти.
Этос свободы и самоотверженности имеет первостепенное значение для социальной и политической жизни. Особенно сегодня, когда гигантизм социальных и политических структур грозит сокрушить нашу личную и социальную свободу, сегодня, когда засилье безличных организаций и коалиций, трансформирующихся в невообразимые силы и сверхдержавы, приносят в жертву права или даже жизни отдельных людей и народов, этос свободы и самоотверженности становится особенно ценным. А поскольку политика всегда оставляет свой отпечаток на общественной жизни, а политические лидеры обладают наиболее существенными и решающими возможностями культивировать или даже искажать этот этос, их моральная идентичность имеет определяющий характер.
Православие с его духом свободы и самоотверженности является истинным источником вдохновения для нашей социальной и политической жизни. Его наличие помогает поддерживать государство на уровне и в рамках его компетенции. Но это предполагает жизнеспособность Церкви и ее свободу по отношению к государству. Когда Церковь превращается в инструмент государства, она искажает не только себя, но и само государство. Чтобы помочь государству, она должна быть свободной. Свободная Церковь помогает государству оставаться в его пределах.
Личная мораль необходима для принятия на себя политической ответственности. Политическая ответственность требует компромиссов, которые бросают вызов идеалам и создают дилеммы в нравственном сознании. Понимание и решение этих дилемм подтверждают существование личной этики. Напротив, безразличие к ним и традиционным связям демонстрируют политическую аморальность. Политика существует для человека, а не человек для политики. Эта аксиома не может быть справедливой только в отношениях между политиками и гражданами, но также и в отношениях между политиками и ими самими. Прежде чем любых компромиссов и любых методов, на первом месте должна стоять нравственность человека. Помимо любых безличных социальных, экономических и политических институтов, которые занимают политиков, необходимо отличать человеческую личность, к которой они в конечном итоге относятся.
перевод выполнен интернет-содружеством "Православный Апологет"2023г.
Преподобный Иустин (Попович) об отношении Церкви к властям
«Должно повиноваться больше Богу,
нежели человекам.»
(Деян. 5, 29)
«Это — душа, это — сердце Православной Церкви; это — ее главное благовестие, заключающее в себе все другие благовестия, т. е. все-благовестие. Она живет этим и ради этого. В этом — ее безсмертие и вечность; в этом ее непреходящая всеценность и всезначимость. Повиноваться больше Богу, нежели человекам, — это принцип всех ее принципов, святыня всех ее святынь, мерило всех ее мерил.
Это все-благовестие является сущностью всех святых догматов и всех святых канонов Православной Церкви. Здесь абсолютно недопустимо, ценой чего бы то ни было, делать со стороны Церкви какие-либо уступки каким бы то ни было политическим режимам или же идти на компромиссы с людьми или с демонами, а также, еще в большей степени — с неприкрытыми гонителями Церкви, церквоборцами, стремящимися во что бы то ни стало ее уничтожить.
Повиноваться больше Богу, нежели человекам, — это устав Православной Церкви, Устав вечный и неизменный, Устав всех уставов, а также вечная и неизменная ее позиция, в соответствии с которой должны вырабатываться все другие ее позиции (в сербском языке слова «устав» и «позиция» (сербск. — «став»), являются однокоренными. — Примеч. пер.). В этом содержится и первый ответ Церкви первым ее гонителям (см.: Деян. 5, 29); но это — ответ и всем последующим ее гонителям во все последующие века, вплоть до Страшного Суда. Для Церкви Бог всегда на первом месте, а человек — всегда на втором. Поэтому людям можно и должно повиноваться до тех пор, пока они не ополчаются против Бога и Божиих законов. Но как только они начинают противиться Богу и Его законам, Церковь должна против них выступить и им воспротивиться. Если же она этого не делает, то остается ли она Церковью? И представители Церкви, если они так не поступают, остаются ли они апостольскими представителями Церкви? И оправдываться при этом так называемой церковной икономией — не есть ли это не что иное, как прикровенно предавать Бога и Церковь? Такая «икономия» — это просто-напросто предательство Церкви Христовой.
Церковь — это вечность во времени, в этом временном миpe. Миp претерпевает изменения, но не изменяется Церковь; не изменяется ее вечная Божественная Истина, ее вечная Божественная правда, ее вечное Божественное Евангелие, ее вечные Божественные средства ко спасению верующих. Они не изменяются, потому что не изменяется Господь Иисус Христос, Который и делает ее таковой. Во всю вечность действует и не стареет евангельская Истина: Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же (Евр. 13, 8).
Церковью вечность присутствует во времени, чтобы время ею освящалось, обновлялось, срастворялось с вечностью и равнялось на нее. Не она должна ориентироваться на время или потворствовать духу времени, а, напротив, время должно руководствоваться ею как Вечной, и дух времени должен ей покоряться как носителю Духа вечности, Духа Богочеловечности. Ибо она — всегда Божественная, всегда Святая, всегда Апостольская, всегда Соборная, и поэтому никогда нельзя жертвовать Вечным ради временного, Божиим ради человеческого, Небесным ради земного. Нельзя и приноравливаться к духу времени. Напротив, в задачу Церкви входит: вводить время в Вечность, преобразовывать временное, дабы оно стало способным воспринять в себя Вечное, возрождать все человеческое Богочеловеческим. Ее вечный путь в этом мире — это сначала Бог, а затем человек; впереди Бог, а за ним человек, дабы Господу Иисусу Христу иметь во всем первенство (Кол. 1, 18).
Власть в принципе — от Бога (см.: Рим. 13, 1-6): и иерархия ценностей, и иерархия порядка имеют бытие от Бога. Поэтому в принципе должно повиноваться власти как своего рода регулятору и как хранителю этого переданного Богом Божественного порядка в миpe. В противном случае все низвергается в безвластие, в анархию.
Властям надлежит покоряться, пока они поддерживают Божественный порядок в миpe, пока они — слуги Божии и пока они и в самой жизни поступают как слуги Божии. Покоряться властям подобает, потому что они как слуги Божии носят меч, наказывающий зло и защищающий добро. Покоряться властям подобает, потому что они слуги Божии — отмстители в наказание делающему злое, а не доброе. Но если власти нагнетают страх и мстят делающим доброе, если власти преследуют Божие добро, если гонят они самое величайшее Благо, Bсe-Благо мира сего — Господа Иисуса Христа, а тем самым — и Его Церковь, то таким властям повиноваться не следует, нельзя даже слушать их. С такими властями христианин должен бороться: бороться святыми, евангельскими средствами. Никогда не должен христианин повиноваться больше людям, нежели Богу, а особенно тем людям, которые против Истинного Бога и против Его Евангелия.
Власть в своем начале, в принципе — от Бога. Однако если власть отрекается от Бога и начинает выступать против Бога, то она превращается в сплошное олицетворенное насилие и тем самым перестает быть от Бога, становясь властью от дьявола. Таким образом, мы, христиане, знаем и тайну власти, и тайну насилия: власть благословлена Богом, насилие же Богом проклято. Все, что от Бога — добро, но стоит этим злоупотребить, как оно тут же становится от дьявола. Злоупотребление Божиим — в этом весь дьявол, в этом весь дьяволизм всех миpoв, включая и человеческий. Власть — от Бога; и пока она действует в Боге и ходит под Богом и с Богом — она благословенна. Но как только она оставит Бога, то становится тиранией, свирепым насилием — и тем самым переносит себя под власть антибога, противобога, дьявола.
Таково евангельское, апостольское, святомученическое, святоотеческое, православное учение о природе и значимости власти. Таково об этом святое и непогрешимое учение Православной Христовой Церкви, таково оно от начала до сего дня, таким пребудет оно и от сего дня во все последующие века. Свидетели сему? — Все святые апостолы, все святые отцы, все святые мученики. Особенно — святые мученики, начиная от святого первомученика Стефана и вплоть до нашего святого дьякона Аввакума и всех прочих святых мучеников, пострадавших уже в наши дни. Все они пострадали за Господа Иисуса Христа, по большей части — от царей, королей и тиранов, одним словом — от богоборческих властей миpa сего.
И количество этих святых мучеников и исповедников исчисляется даже не тысячами, а миллионами. Все они — святые и безсмертные свидетели Богочеловеческой Истины, заключающейся в следующем: христиане должны противиться безбожным и богопротивным указам и постановлениям царей, начальств и властителей миpa сего, кем бы они ни являлись и где бы ни находились. Каждый святой мученик, каждый святой исповедник — это живое и безсмертное воплощение пресвятого все-благовестия Православной Церкви. Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам. Каждый из них всей душой, всем сердцем, всей своей силой, всем умом исполнял это Божественное все-благовестие. И потому все они были мучимы, подвергаемы пыткам и издевательствам и приняли смерть от богоборческих правителей в те или иные века истории.
1) Святой мученик Гликерий, пресвитер (303 г.), говорил царю Максимиану в никомидийском храме, переполненном христианами, которых царь собирался сжечь вместе с храмом — что и сделал — если они не отрекутся от Христа:
«Царь, мы не хотим обещанных тобою нам даров и не боимся твоих угроз, потому что всё, что в мире, — для нас как бы сон, и считаем мы наказанием и ущербом — не претерпевать лютейших мук за Христа… Нисколько не страшимся мы и твоего гонения, ибо имеем оружие, врученное нам Небесным Царем; Его оружием мы вооружаемся и Его оруженосцами мы ограждены, как ты теперь огражден своими воинами. И твердо надеемся мы на то, что ведя с тобою брань, одержим мы чудесную победу: ибо мы, будучи поражаемы — превозмогаем, и, падая — побеждаем».
2) Святой мученик Иаков Персянин (421 г.) и царь Издигерд.
Царь обращается к мученику: «Знай, что я осуждаю тебя на смерть. Но не поражу тебя мечом, а буду долго подвергать различным мукам, чтобы умер ты горькой смертью». —
Святой Иаков отвечает: «Царь, делай немедленно всё то, чем хвалишься, что будешь делать. Однако знай: не испугают меня твои слова, подобные ветру, дующему на камень, и не устрашат меня твои угрозы; не боюсь я смерти, потому что знаю, что временная смерть — не смерть, а сон: ибо при страшном Пришествии Христа моего все люди восстанут из гробов, как ото сна» (т.е. воскреснут).
3) Святой мученик Тивуртий (230 г.), говорит царскому епарху в Риме Фавиану:
«Ты грозишь нам мучениями? Но разве нам, христианам, страшно пострадать за нашего Бога? Угрожаешь мечом? Но ведь он лишь освободит нас из этой темницы плоти, и мы получим небесную свободу. Грозишь огнем? Но мы угасили великий пламень похоти в нашей плоти, и нам ли после этого боятся огня вещественного? Угрожаешь изгнанием? Но Бог наш — повсюду; и где бы мы ни находились с Богом нашим, там нам и место».
4) Св. мученик Мина (304 г.) и царский градоначальник Ермоген, мучитель христиан. Ермоген требовал исполнения царских приказаний; св. Мина отвечает:
«Почитать царей — дело святое, ради их власти и начальствования; но когда цари неправильно и неблагочестно почитают Бога, Который есть начало всего, и не воздают Ему надлежащей чести, тогда чтить царей несправедливо».
5) Царский наместник Ариппин выговаривает святому мученику Платону (306 г.): «Как же ты смеешь нарушать царские законы и совращать других?»
А св. Платон отвечает: «Я знаю уставы Бога моего и делаю, что повелевают Его святые и животворные заповеди» (18 ноября).
6) Св. мученики епископ Акепсим, пресвитер Иосиф и диакон Аифал (пострадали около 376 г.), и их мучитель князь из персидских магов.
Князь говорить мученикам: «Не противьтесь царской воле».
А они отвечают: «Всякий, исполняющий волю беззаконного вашего царя, противится Богу» (3 ноября).
7) Св. мученик Трофим (около 303 г.) и судья Аттик, царский наместник.
Судья Аттик спрашивает мученика: «Читал ли ты императорские указы о христианах?»
Святой отвечает: «Прочел. Но что они нам? Между благочестием и бесовским обольщением такая же разница, как между днем и ночью» (19 сентября).
8 ) Св. преподобномученик Андрей Критский (767 г.) отвечает царю Константину Копрониму (иконоборцу):
«Не дай Боже, чтобы я отрекся от моего Христа… Ты бы царь лучше занимался военным делом и управлением народа, чем гнать Христа и Его слуг» (4 июля).
9) Св. великомученица Евфимия и с нею 48 мучеников (304 г.) и царский наместник Приск.
Приск спрашивает: «Вы ли противитесь велению царскому и нашему, уничижая жертвоприношение, совершаемое в честь великого бога Арея?»
Мученики отвечают: «Повелению царскому или твоему, проконсул, — если оно не будет противно Небесному Богу, — без сомнения, нужно повиноваться; если же оно противно Богу, то не только должно не повиноваться, но даже и сопротивляться.
Если бы повелевали нам то, в чём мы обязаны повиноваться властям, то мы воздали бы кесарево кесарю (Мф. 22, 21). Но так как ваше повеление богопротивно и богомерзко, ибо вы повелеваете почитать тварь вместо Творца и заставляете поклониться и принести жертву бесу, а не Богу Вышнему, то сего повеления вашего мы никогда не исполним, ибо мы — истинные поклонники живущего на небесах истинного Бога» (16 сентября).
10) Св. мученица Нимфодора и ее святые сестры Минодора и Митродора(пострадали около 305- 311 г.) говорят своему мучителю князю Фронтону, вельможе царя Максимиана:
«Неужели ты думаешь устрашить нас мучениями и жестокими ранами? Собери сюда со всей вселенной орудия мучений, мечи, колья, когти железные, призови со всего света всех мучителей, соедини вместе всевозможные мучения и предай им наше слабое тело; увидишь ты, что скорее сокрушатся все те орудия, у всех мучителей устанут руки и все виды мучений твоих истощатся, нежели мы отвергнемся от Христа нашего: горькие муки за Него для нас будут сладким раем, а смерть временная— вечной жизнью» (10 сентября).
11) Священномученик епископ Филипп (304 г.) отвечает царскому наместнику Иустину:
«Я — христианин и не могу сделать того, что ты требуешь; ты можешь меня мучить, но не можешь победить меня».
А после семи месяцев, когда тот же наместник вновь спрашивает этого святого: «Почему ты так неразумно противишься воле царя?» — тот отвечает ему:
«Не поступаю я неразумно, а исполняю волю Бога, Творца и Судии всех. Священное Писание говорить: «Отдавайте Богу Божие, а царю царское». Это именно я и делаю. Правомочным приказам царя я всегда повиновался».
12) Осмеивая князя-мучителя и муки, которыми он его мучил, св. мученик Калинник (250 г.) громко кричит ему:
«Ты грозил мне великими муками, а налагаешь на меня весьма малые. Нанеси мне раны побольше, приложи лютейшее мучение: я не боюсь ни огня, ни меча, смеюсь над смертью, ожидая от Господа моего принять жизнь вечную».
13) Св. великомученик Пантелеимон (305 г.) отвечает царю, люто мучающему его:
«О, царю! Все умершие за Христа не погибли, а нашли себе вечную жизнь. И если Анфим, будучи стар и немощен телом, мог вынести жестокие мучения за Господа нашего, тем более мне, юному и сильному телом, должно безбоязненно претерпеть все муки, на которые ты меня обречешь, ибо я буду считать жизнь пустою, если не умру за Христа, а если умру, сочту это приобретением» (27 июля).
14) Св. мученицы, монахини-девственницы (305 г.) отвечают старшему волхву, мучающему их:
«Мы поклоняемся Господу нашему Иисусу Христу, а царева приказа не слушаемся, — делай с нами, что хочешь».
15) Священномученик Антипа, епископ Пергамский (ученик св. апостола Иоанна Богослова, пострадал в конце I -го века) отвечает царскому воеводе:
«Одно знай, правитель, что я — христианин и повиноваться безумному и нечестивому повелению царя отнюдь не желаю» (11 апреля).
16) Царский наместник Евпсихий спрашивает св. мученика Феодула (около 300 г.): «Разве ты не знаешь, что ты должен исполнять приказания царей, обладающих вселенною?»
Св. Феодул отвечает: «То, что повелевает Владыка неба и земли, — поистине справедливо и достойно внимательного выслушивания и немедленного исполнения. Что же повелевают временные цари ваши, то из их повелений должно исполнять лишь те, которые окажутся справедливыми и не противными Творцу небесному, повеления же несправедливые ни в каком случае не следует исполнять» (5 апреля).
17) Севастиан, воевода римского императора Антонина (Марка Аврелия 161-180 года), сообщает воину Виктору, св. мученику: «К нам пришел царский указ, повелевающий принуждать вас, христиан, к жертвоприношению нашим богам, а не повинующихся предавать тяжким мучениям».
Но св. Виктор отвечает: «Я не послушаю безбожного повеления смертного царя и не исполню его воли, ибо я раб бессмертного Царя, Бога и Спасителя моего Иисуса Христа, Царство Которого бесконечно, и исполняющие волю Которого будут жить вечною жизнью, а вашего смертного царя и царство временно, и исполняющие его нечестивую (о. Иустин переводит точнее: «безбожную») волю погибнут во веки» (11 ноября).
18) Св. мученица Иулиания (около 275 г.) отвечает царю Аврелиану:
«Я не боюсь твоих мук и не обращаю внимания на твои угрозы, ибо есть на небе Бог, Который может избавить нас от твоих нечестивых (точнее у о. Иустина: «безбожнических») рук. Предай меня всем мучениям, которыми располагаешь, и увидишь помощь, оказанную мне среди них Господом моим Иисусом Христом» (4 марта).
19) Св. мученик Кодрат Никомидийский (около 250 г.) на приказ царского проконсула Перенния: «Покорись царским, а не Христовым законам», отвечает:
«Я покоряюсь законам Царя Небесного, а не безумному повелению незнающих Бога людей. Впрочем, Св. Писание повелевает нам молиться за них, дабы они обратились и уразумели истину».
Дополнение: О. Иустин опустил последнюю фразу, мы же добавили ее с целью указать, какая молитва о таких правителях, и вообще о заблудших, возможна.
Укажем и на последующие слова и события в этом житии, ибо «аргументы» безбожно-идолопоклоннической власти мало менялись: «Если ты совершаешь молитву за царя, то и заповеди его должен исполнять, потому что и в ваших писаниях пишется: «отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу.» (Мк. 12, 17)… Знаешь ли ты, — спросил проконсул, — какое множество христиан принесло жертву нашим богам, и неужели ты думаешь быть гораздо лучшим их?»
Мученик Кодрат, дерзновенно обличив отступивших христиан, привел их к покаянию. Далее св. Кодрат обращается к Переннию с такими словами:
«Я поклоняюсь истинному Богу Отцу и Единородному Его Сыну и Святому Духу… я не боюсь ни бесов, ни тебя, обладающего кратковременной властью. По прошествии немногих дней, я отойду к моему Богу, ты же вечно будешь горько стонать, потому что не захотел познать Бога, даровавшего тебе настоящую жизнь. Сын сатаны, брат диавола, сообщник бесов нечестивых, превосходящий свиней своим бессловесием, бешеный пес, кровопийца, змей, алчнее зверей, пожирающий омерзительное мясо в капищах идольских… О погибельные! Сами впали в погибельный ров и нас желаете столкнуть в него» (10 марта) (прим. пер.).
20) Священномученик Власий, епископ Севастийский (316 г.), говорит царскому игемону Агриколаю:
«Не боюсь я твоих угроз, мучай меня, как хочешь, — вот, я предаю тебе за Христа моего тело мое, один Бог имеет власть над душою моею» (11 февраля).
21) Воевода Нерона, св. мученик Виктор (около 64 г.), говорит нероновому наместнику Севастьяну:
«Я хочу исполнять волю небесного и бессмертного Царя Христа, а о повелении земного царя Нерона, чтобы я гнал христиан, и слышать не хочу» (31 января).
22) Священномученик Климент, епископ Анкирский (312 г.), смеется по поводу слов наместника Домициана и говорит:
«Мы, правитель, думаем совершенно наоборот словам твоим. Ваши дары мы признаем ничтожеством, ваш почет — бесчестием и высокий сан — работою пленника. Напротив, бесчестие, угрозы, мучения доставляют нам радость и утешение, и что больше всего, соединяют нас с Богом. Зная это, ты не надейся отвратить нас от благочестия — ни обещанием почестей и даров, ни угрозами мучений» (23 января).
23) Царскому епарху Аквилину, который истязает св. Трифона (250 г.) и предлагает ему поклониться царскому изображению, св. мученик отвечает:
«Если я самому царю оказал презрение и его нечестивыми повелениями пренебрегаю, то неужели я поклонюсь его бездушному изображению?» (1 февраля).
24) Царскому наместнику Кинтиану, который св. мученице Агафии (251 г.) в тюрьме предлагает свободу, она говорит:
«Свобода наша в порабощении себя Христу».
Затем, на суде тот же наместник хочет, чтобы она покорилась царскому повелению, она же на это отвечает:
«Суетны слова твои и несправедливо повеление царя твоего, которое оскверняет и самый воздух…» (5 февраля).
25) Св. апостол Онисим (около 109 г.) говорит епарху царя Траяна Тертиллу:
«Твои муки не могут устрашить меня, как бы сильны они ни были, ибо я, утешаемый ожиданием будущих благ и укрепляемый силою Христа моего, с легкостью перенесу страдания, которым ты подвергнешь меня» (15 февраля).
26) Свв. мученикам Евтропию, Клеонику и Василиску (308 г.), является Господь и говорит им:
«Когда вас мучили, то Я стоял перед вами, глядя на терпение ваше. Так как вы мужественно перенесли первые страдания, то Я буду вашим помощником, пока не окончите ваш подвиг и впишутся имена ваши в книгу жизни» (3 марта).
27) Св. преподобномученик Конон (275 г.) говорит воеводе царя Аврелиана Дометиану: «Умереть за Христа — это не смерть, а получение вечной жизни» (6 марта).
28) Священномученик Зиновий, епископ Эгейский, говорит Лисию, князю царя Диоклетиана:
«Сия временная жизнь без Христа не есть жизнь, но смерть; нет, я лучше предпочитаю претерпеть временные мучения за моего Создателя, а потом с Ним вечно жить, нежели отказаться от Него ради сей временной жизни и потом вечно мучиться во аде» (30 октября).
29) От св. великомученика, воина Феодора Тирона (306 г.), царский игемон Публий требует исполнения богопротивного веления и грозит ему, а св. Феодор отвечает:
«Я не боюсь ни тебя, ни твоих мук, как бы люты они ни были. Делай, что хочешь… Ожидание будущих благ, которые у Бога моего, побуждает меня к мужеству… Твои муки мне не страшны. Ибо предо мною — Господь и Царь мой Иисус Христос. Он избавит меня от твоих мук. Но ты не можешь Его видеть, т.к. ты не можешь смотреть духовными очами… Как ты можешь принуждать меня оставить живого Бога и поклониться бездушному камню? Со Христом моим я был, есть и буду: ты же делай, что хочешь» (17 февраля).
30) Священномученик Садок, епископ Персидский (около 343 г.), и царь Сапор. Св. Садок и страдающие с ним 128 мучеников принуждаются муками к исполнению богопротивного повеления царского, но не хотят слушаться царя.
Св. Садок говорит: «Мы — христиане, и поклоняемся Единому Богу, Творцу неба и земли; Ему мы и служим всей душою и всеми силами нашими; а солнцу и огню мы не поклоняемся и не почитаем их, ибо они созданы на службу людям, не послушаем мы царского повеления и не отступим от Бога нашего, не устрашимся смерти, которая приводит нас из сей временной и суетной жизни в вечное царство; итак не медлите — убейте нас, не жалейте крови нашей, уже не раз проливавшейся пред вашими глазами».
После сего вторично пришло повеление царское к святым: «Если вы не послушаете моего повеления и не исполните моей воли, то скоро вас постигнет злая гибель».
Святые же как едиными устами отвечали: «Не погибнем мы у Бога нашего, не умрем мы во Христе Его, ибо Он оживляет нас блаженной и вечной жизнью и дает нам бессмертное царство в наследие и покой; ты же не отлагай нашей смерти, ибо мы с усердием готовы пострадать за Бога нашего; не станем мы поклоняться солнцу и огню, не станем мы слушать нечестивых, безбожнических повелений царских, исполненных смерти и гибели» (20 февраля).
31) Царю Антонину Пию и римскому Сенату св. мученик Иустин Философ (167 г.), первый философ, ставший христианином, пишет в своей знаменитой «Апологии» следующее: «Вы нас можете убивать, но не можете нам повредить» (1 июня).
32) Царским посланникам — патрициям, среди них епископу Феодосию, св. Максим Исповедник, игумен (662 г.), объявляет:
«Я с удовольствием исполню все, что повелит мне царь, если это не богопротивно и не вредит вечному спасению души» (21 января).
33) Св. Феодор Студит, игумен (826 г.), заявляет царю Льву Армянину:
«Бог в Церкви поставил одних апостолами, других пророками, иных благовестниками, иных пастырями и учителями, к совершению святых» (Ефес. 4, 11-12). Апостол не сказал: иных царями. Тебе, царь, вверено управлять мирскими занятиями и городскими делами да военным делом. Об этом и старайся, а церковные дела предоставь пастырям и учителям, как то и Апостол учит.
Если же не так, то знай, что мы не будем слушаться учения, которое противно нашей православной вере, даже если его принесет Ангел с неба, как же мы послушаем тебя, земного, перстного человека».
И тот же св. Феодор Студит говорит тому же царю в царских палатах: «Царь, пойми и уразумей, что не твое дело — рассматривать и исследовать церковные постановления: твоей власти свойственно обсуждать мирские дела и ими управлять, а дела церковные подведомственны святителям и учителям церковным; тебе же приказано только следовать им и повиноваться. Так и Апостол сказал: «Бог поставил в Церкви во-первых Апостолов, во-вторых Пророков, в-третьих учителей» (1 Кор. 12, 29), а не царей. И в других местах Св. Писание повелевает церковными делами управлять церковным учителям, а не царям» (11ноября).
34) Царь Лев 5-ый Армянин, иконоборец и гонитель православной Церкви, старается через посланников обещаниями и угрозами привлечь на свою сторону св. Феофана Сигрианского, исповедника (818 г.).
«Зачем же, царь, — отвечает тот, — ты устрашаешь меня своею угрозою как какого-нибудь малого отрока розгою. Приготовь для меня мучения, зажги огонь, и я, хотя и не могу ходить по болезни моей, как это ты видишь, — однако за правоверие я брошусь в огонь».
А затем тот же св. исповедник пишет царю из темницы: «Твое дело, царь, вести войну против иноплеменников, исследовать же церковные догматы и законы подобает Св. Отцам, а не царям» (12 марта).
35) Св. Михаил исповедник, епископ Синадский (818 г.), говорит царю Льву 5-му Армянину: «Я почитаю св. иконы Спасителя моего Иисуса Христа и Пречистой Девы, Его Матери, и прочих святых и покланяюсь им; твое же распоряжение не считаю возможным исполнить» (23 мая).
36) Неустрашимый исповедник Истины, учитель вселенной, св. Иоанн Златоуст (407 г.) посланникам царицы Евдокии, требовавшей: «Перестань противиться нам и не касайся наших царских дел, ибо и мы не касаемся церковных дел, но предоставляем тебе самому устраивать их…», отвечает:
«Царица желает, чтобы я походил на мертвого, не замечал совершаемых несправедливостей, не слушал голоса обижаемых, плачущих и воздыхающих, не говорил обличений против согрешающих; но т.к. я епископ и мне вручено попечение о душах, то я должен на всё смотреть недремлющим оком, выслушивать просьбы всех, всех учить, наставлять и обличать.
Ведь я знаю, что если я не буду обличать беззакония и наказывать беззаконнующих, то подвергнусь наказанию, и потому боюсь, как бы ко мне не были приложены слова пророка Осии: скрыша жерцы путь Господень («скрыли священники путь Господень». Так в греческом и церковно-славянском тексте Библии: Осия 6, 9)… Ибо божественный Апостол повелевает пред всеми изобличать согрешающего, дабы и другие имели страх…
Я обличаю беззаконие, а не беззаконнующих; никому не говорил я в лицо о его, беззаконии, никого не запятнал бесчестием и никогда не упоминал в проповедях имени царицы для обличения ее… Если же кого из слушающих мои поучения осуждает совесть за содеянные им дурные дела, то ему подобает гневаться не на меня, но на себя самого, и пусть он уклонится от зла и сотворит благое… Итак, пусть царица гневается, как хочет, а я не перестану говорить правду. Ведь для меня лучше прогневать людей, чем Бога: «Если бы я и поныне угождал людям, то не быль бы рабом Христовым» (Гал. 1, 10) (13 ноября).
37) Светолучный столп Церкви православной, свт. Василий Великий (379 г.) говорит царскому правителю Модесту на его угрозы:
«Если ты отнимешь у меня имение, то и себя этим не обогатишь, и меня не сделаешь нищим. Полагаю, что тебе не нужны эти ветхие мои одежды и несколько книг, в которых заключается всё мое богатство. Ссылки нет для меня, потому что я не связан местом, и то место, на котором живу теперь, не мое, и всякое, куда меня ни сошлют, будет мое. Лучше же сказать: везде место Божие… А мучения что могут сделать мне? — я так слаб, что разве только первый удар будет для меня чувствителен. Смерть же для меня благодеяние: она скоре приведет меня к Богу, для Которого живу и тружусь, и к Которому давно я стремлюсь».
Модест говорит на это: «Никто так дерзновенно не говорил со мною до сих пори».
А святитель отвечает: «Да, потому что тебе не случалось ране говорить с епископом. Во всём ином мы показываем кротость и смирение, но когда речь идет о Боге и против Него дерзают восставать, тогда мы, всё прочее вменяя за ничто, взираем только на Него Единого…».
Модест отвечает: «Поразмысли до завтра, ибо я тебя предам на погубление».
Св. Василий отвечает: «Я и завтра буду таким же, как сегодня, однако желаю, чтобы и ты оставался при своем слове» (1 января).
38) Богозрачное солнце православной истины, херувимский ревнитель православной веры, пресветлое око Церкви православной, св. Симеон, Новый Богослов, игумен (1020 г.), говорит в глаза своему епископу, патриарху Константинопольскому, который его посылал в ссылку и преследовал его хитро и лукаво:
«Возьмись нас учить согласно Св. Писанию, следуя древним Св. Отцам, и мы тебя примем как равного Апостолам, и будем землею и прахом под твоими св. ногами; и ты будешь ходить по нам, и мы будем считать это освящением для себя, как хиротонию. И не только это, но и повеления твои мы будем исполнять до смерти. Но если ты не будешь нас учить так, чтобы мы побуждались к покорению твоим повелениям… то, в таком случае, мы не сможем тебе ответить ничем иным, как только словами учеников Христовых: «должно повиноваться больше Богу, нежели человекам» (Деян. 5, 29).
Такова позиция, таков путь, такова Истина Православной Христовой Церкви, начиная от святых апостолов и до сего дня, и от сего дня до скончания земного миpa. За счет этой позиции, т.е. в ущерб этому пути и этой истине, недопустимы ни уступки, ни компромиссы, ни отступления, кто бы их ни делал, будь это хоть сам «Вселенский Собор», если бы он собрался.»
Cобрание творений. Том I.
Митрополит Иоанн (Снычев) о Православном Царе
Да, государством должен править Помазанник Божий, монарх. Но не станет ли призванный впопыхах, без должного духовного разумения и соборного рассмотрения царь тем, от кого предостерегает нас апостол, о котором сказано в Апокалипсисе? Таковы мои опасения, но они не отменяют того очевидного факта, что для пользы России необходимо, чтобы Русское государство возглавил человек глубоко верующий, православный, пребывающий в духовном единстве с народом, составляющий с народным телом одно целое.
Фигура Помазанника Божия, Русского Православного Царя есть… видимый символ признания русским обществом своего промыслительного предназначения, живая печать Завета, олицетворение главенства в русской жизни Заповедей Божиих над законами человеческими. Отсюда, кстати, и самодержавный характер царской власти — не земной, но небесной, по слову Писания: «Сердце царя — в руце Господа… Куда захочет, Он направляет его» (Притчи 21:1).
Помазанник Божий, он свидетельствует собой богоугодность государственной жизни народа, является той точкой, в которой символически соединяются небо и земля, Царствие Божие и человеческое. В своем царском служении он «не от мира сего», и поэтому перед ним, как перед Богом, все равны, и никто не имеет ни привилегий, ни особых прав. «Естеством телесным царь подобен всякому человеку. Властию же сана подобен… Богу. Не имеет бо на земли вышша себе. Подобает убо (царю) яко смертну, не возноситися, и, аки Богу, не гневатися… Егда князь беспорочен будет всем нравом, то может… и мучити и прощати всех людей со всякою кротостию», — говорится в одном из сборников второй половины XVI века.
Русский Государь не есть царь боярский. Он не есть даже царь всесословный — то есть общенародный. Он — Помазанник Божий.
Верховная власть православного Государя одновременно есть покровительница народных святынь и гарантия политической стабильности общества, непреодолимая преграда на пути разрушительных партийных склок, вернейшая защита России от безпредела амбициозных и властолюбивых политиканов, рвущих страну на части во имя удовлетворения своих сребролюбивых и тщеславных вожделений.
Диктатура совести: Монархическая идеология
Фото: www.globallookpress.com
Монархическая «диалектика» неограниченности и самоограниченности. Значение религиозного начала
Для такого большого государства, как Россия, с таким немалым количеством народов, имеющих разные культурные традиции, необходима авторитетная и сильная власть. Личность во власти критически важна для консолидации разных частных стремлений в нашем обществе.
Всякое ослабление института власти в нашем обществе или даже потеря авторитета у конкретного представителя властной пирамиды вызывает в нашей стране повсеместный кризис государственности.
У нас нет ни одного коллективного органа, обслуживающего государственные интересы. Власть у нас всегда персонифицирована и индивидуально зависит от личности, воплощающей её.
Значение религиозного начала
Единоличное правление, Монархия, автократия возможна только в обществе, в котором существует религиозное чувство, религиозное мировоззрение.
Власть одного человека над огромными людскими массами не может быть реальностью без внутреннего ощущения у людей особой избранности правителя. Поскольку власть над миллионами не может держаться объяснением только чисто человеческими способностями правителя. Подчинение такой власти не может не иметь религиозных корней.
Посмотрите, как недолговечны республиканские «любимцы» толпы. Они возводятся массой в ранг властвующих на пике народного восторга, только силой количественной, и буквально через несколько лет уже почитаются этой же толпой как «враги», ненавидимые всеми.
Фото: Rob Crandall / Shutterstock.com
И как долго могут править цари и короли, взошедшие на престолы своих царственных предков в юности и умирающие в глубокой старости? А династии, правящие столетиями, разве они могут держаться многомятежной любовью масс? Их власть покоится на совершенно другом основании.
Можно как угодно относиться к религиозному началу в человеческой истории. Но именно оно даёт самую стабильную и глубокую основу Верховной власти. Если, конечно, народ разделяет те же религиозно-мировоззренческие установки, что и автократор.
Ни один республиканский лидер не способен продержаться у власти сколько-нибудь долго без формирования особого «культа личности», хотя бы отчасти говорящего о его особой избранности. Но чаще всего многолетний республиканский лидер становится диктатором (что, кстати, далеко не всегда плохо для населения), так как демократическая власть не предполагает «небесной санкции», а исходит лишь из воли «народного избранничества» или узурпации.
Различия монархий от истинности религиозного идеала
Религиозный монотеизм лучше всего способствует появлению Монархии. Многобожные языческие культы, за исключением культа предков, этому мало благоприятствуют. Впрочем, язычество вообще плохой религиозный драйвер для развития общества и появления государства.
Но главное отличие монархий друг от друга — в нравственном их содержании. Эти различия происходят от степени религиозной истинности их нравственного идеала.
Так, исламские монархии, в силу принципиальной отдельности небесного и земного миров, имеют весьма смутное представление о неведомой, не общающейся с людьми небесной силе. В результате и властные исламские режимы чаще носят деспотический, произвольный характер.
Нравственные установки христианства сформировали наиболее чистую форму Монархии. Христианский характер власти проявлялся прежде всего в том, что сама верховная власть по доброй воле проникалась христианскими нравственными идеями и пропитывала ими своё законодательство и государственное устройство. Обязав саму себя быть христианской властью, царская власть добровольно стала и покровительницей Православной Церкви, помогая ей в её мировой миссии проповеди христианства по всему миру и свидетельствуя о Христе вплоть до смерти.
Фото: akedesign / Shutterstock.com
Связь Монархии с социальным строем
Любая монархия наряду с религиозным мировоззрением связана с социальными слоями того общества, в котором она осуществляет своё властное служение. Социум, вырастая из монархических патриархальных, родовых рамок и становясь гражданским обществом, испытывает такую же потребность в согласовании массы частных и межсословных интересов, как и патриархальное общество.
Верховная объединяющая власть становится тем важнее в гражданском обществе, чем разнообразнее социальные силы развиваются в социуме. И эти разные силы можно соединять в единое государство только нравственным содержанием самой власти, диктатурой совести.
Наряду с культивированием нравственного идеала Монархия всегда заботилась об эффективной системе управления, соединяющей единство действия с высокопрофессиональной специализацией своей бюрократической машины.
Этого уровня специализации всегда не хватает демократии, которая пускает в такие специфически профессиональные области, как, например, законодательство, людей практически «с улицы». В законодатели в палаты Федерального собрания через выборы попадают люди по принципу верности партиям, а не исходя из своих специальных знаний, необходимых для законотворчества. Потому в демократии законы получаются и слишком многочисленны, и слишком запутанны для простых граждан.
Демократия всегда стремится к упрощению и уравнению, всякое культивирование интеллектуальности, служения, аристократичности ей не свойственно.
Монархическая «диалектика» неограниченности и самоограниченности
Одно из самых сложно понимаемых, мыслимых и оказывающихся при ближайшем рассмотрении мнимых «противоречий» — это триединство Бога, Государя и народа.
Власть Государя истинна, только когда она исходит, даруется от Бога, и возможна только тогда, когда народ искренне принимает власть Государя как свою, народную, представляющую его интересы.
И здесь нет никакой уступки идее народовластия или «народной воли». Любая власть становится возможной только тогда, когда её добровольно принимают подвластные граждане. И весь вопрос выбора принципа Верховной власти состоит в том, считает ли народ себя автономным от Бога или нет. Надеется он на Бога (монархический принцип), на лучших людей (аристократический принцип) или только на численное большинство (демократический принцип).
Монархия может существовать, только если, с одной стороны, есть Воля Божия на дарование этой власти народу своему, а с другой, народной стороны, если есть воля на добровольное принятие, признание происхождения этой Верховной власти свыше, Волей Божией.
Монархия — государственно-организованный религиозный земной путь к спасению в вечности. Монархия — религиозно мотивированный государственный строй, земное подножие Царства Небесного, а потому не может существовать без верующих граждан.
В этом смысле Монархия представляет не столько народ, сколько тот религиозный идеал, который разделяется народным сознанием, но является представителем высших небесных сил на земле.
Монархия — властная делегация Божией Милостью, а не многомятежным человеческим хотением, как говорил Царь Иоанн Грозный. Не источник количественной мощи нации, а божественного Вседержительства.
И этой делегацией Власть Монарха становится Верховной по отношению и к государству, и к объединённому ею народу.
Монархия имеет тем более чистый монархический нравственный идеал, чем более правильной, истинной верой она является представителем.
При Монархии весь народ есть слуги Божии. Все — от Царя до последнего гражданина — несут свою службу Божию. В этом единении в Боге и есть единство Царя и народа. И только в этом единстве и есть мощь добровольного подчинения народа власти Царской и одновременно самодержавная мощь и неограниченность власти Государей.
Царской власти характерна неограниченность, независимость в отношении народных желаний и одновременная самоограниченность общим с народом религиозным идеалом.
Какая власть по-настоящему абсолютистская?
Монархическую власть часто называют абсолютистской, ничем не ограниченной, самовластной. При более глубоком взгляде власть Монарха идеократически ограничена религиозным идеалом и степенью народного подчинения.
Напротив, властью, имеющей абсолютистский образ, скорее можно назвать демократию. Власть народа жёстко зависит только от большинства народа, берет своё начало, истекает из самого народа и ничем не ограничена в своих желаниях. Власть эта практически сливается с государством, то есть эта власть неизбежно склонна к тоталитарности, к контролю всех сфер жизни в обществе.
Монарх не может быть сильнее массы народной, как единица не может быть сильнее некоего множества. Народ же обладает силой количественной, которая легко может становиться Верховной властью. Но именно когда народ подчиняется высшей силе, воле Божией, тогда и может возникать Монархия.
Фото: Sergey Zuenok / Shutterstock.com
Монархия и республика: Божье дело и человеческое дело
По сути, реальными источниками Верховной власти являются только два властных источника: Бог и народ (масса).
Аристократия по-своему есть либо узурпация количественной власти массы, либо временный период управления лучших, хитрых или богатейших. При аристократическом образе правления масса убедилась — или была принуждена к тому, что «лучшие», аристократически избранные стали властвовать над народом, гражданами. Не поэтому ли аристократии редки в истории и чаще всего носят торгово-финансовый характер?
Более распространённой в истории является властная дихотомия — Монархия и Республика, Божье монархическое дело и человеческое республиканское дело.
Присущая в большей или меньшей степени всем республикам идея автономности человека от Бога — это то, за что люди были изгнаны из рая. Это та же непослушная гордыня — «будем как Боги», тот же бесовский соблазн.
Демократия — это попытка автономии от воли Божией. Монархия — это автономия от воли народа.
В России конца XIX — начала XX столетий Верховная власть религиозно-нравственно просветлялась, а народ (особенно интеллигенция и правящий слой), напротив, регрессировали в своём религиозно-нравственном состоянии. Произошло разновекторное движение, приведшее к психологическому разнонаправленному конфликту целеполаганий в деятельности Верховной власти и общественности. Борьба революционной общественности с Верховной властью в конце концов привела к смене политической веры с монархической на республиканскую.
100 лет назад, в конце февраля – начале марта 1917 года, произошли события, которые в молниеносно короткий срок изменили государственный строй России и послужили запалом для смуты, превзошедшей по масштабу потрясений ту, которую наша страна пережила и преодолела тремя веками раньше. Эти события названы были Февральской революцией. Разрушение Российского государства, начатое в феврале 1917 года, продолжалось в течение еще нескольких лет, сопровождалось чредой государственных переворотов, среди которых обыкновенно выделяют тот, что пришелся на октябрь 1917-го, но начало катастрофе положено было все-таки не в октябре, а в феврале.
Что именно произошло в эти последние зимние дни 1917 года? В историографии сложилась традиция вести отсчет революции с 23 февраля (8 марта), когда в Петрограде на фоне массовых забастовок состоялись протестные демонстрации, среди участников которых особенным буйством отличились женщины, возмущенные тем, что им пришлось подолгу простаивать в очередях («хвостах», как говорили тогда) за хлебом и многим из них этот хлеб не достался: из-за снежных заносов возникли транспортные трудности с доставкой муки в столицу. 24 февраля в газетах появилась официальная информация о том, что хлеба в Петрограде достаточно, что военное интендантство выделило из своих запасов муку для продажи, но волнения не улеглись: демонстрации продолжались и под влиянием оппозиционных и радикальных партийных агитаторов приобретали политическую направленность – появились лозунги «Долой самодержавие!» и «Долой войну!». В демонстрациях, как всегда, участвовали и распропагандированные рабочие, и радикально настроенные студенты, и профессиональные революционеры из разных партий. В столице и раньше, несмотря на то, что шла война, устраивались подобные акции, полиции, однако, удавалось справиться с волнениями, не давая им перерасти в мятеж, но в февральские дни 1917 года полиция оказалась бессильна навести в городе порядок. Демонстранты вступали в драку с полицейскими и, превосходя их числом, во многих случаях избивали и калечили их. Для восстановления порядка из казарм было выведено несколько частей петроградского гарнизона, однако в ряде случаев солдаты отказывались выполнять приказы по разгону буйствовавших демонстрантов.
Когда императору Николаю II доложили об опасном развитии событий в Петрограде, он адекватно оценил угрозу и срочно телеграфировал министру внутренних дел А.Д. Протопопову и командующему столичным военным округом генералу С.С. Хабалову: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией». С самого начала войны и до конца своего правления святой царь Николай высшей целью считал достижение победы, подчиняя ей все другие соображения политического характера. Исполняя волю царя, генерал Хабалов приказал командирам полков и начальникам полицейских участков арестовывать зачинщиков демонстраций, а в крайних случаях при столкновениях с буйными демонстрантами применять огнестрельное оружие. Он сказал тогда: «Когда на флагах надпись “Долой самодержавие!” – никакой хлеб не успокоит». До сотни участников беспорядков было арестовано, в нескольких случаях полицейские и солдаты открывали огонь. Среди демонстрантов были десятки убитых и раненых. При этом, однако, умножились случаи неисполнения солдатами приказов своих командиров. Поэтому аресты произведены были и в воинских частях, но эти аресты не пресекли неповиновение нижних чинов приказам командиров, и в конце концов протестные настроения вылились в военный мятеж.
27 февраля (12 марта) взбунтовался Волынский полк. Этот день и есть начало революции
27 февраля (12 марта) взбунтовался лейб-гвардейский Волынский полк. Этот день и должен считаться началом революции, до тех пор разыгрывался ее пролог. Спичку к пороху поднес старший унтер-офицер Волынского полка Тимофей Кирпичников, который сагитировал солдат своей части не выполнять приказ о подавлении беспорядков. Один из участников бунта рядовой Константин Пажетных рассказывал позже в своих «Воспоминаниях» о том, что произошло тогда в казармах Волынского полка:
26 февраля «унтер-офицер Кирпичников прочитал нам приказ: завтра снова построить команду в 7 часов утра. В это время в темном отдаленном уголке казармы собрались восемнадцать человек из нижних чинов… и все восемнадцать… решили: завтра повернем все по-своему!.. 27 февраля в 6 часов утра команда в 350 человек уже была построена. Выступил Кирпичников, обрисовал общее положение и разъяснил, как нужно поступать и что надо делать. Агитации почти не потребовалось. Распропагандированные солдаты как будто только и ждали этого… В это время в коридоре послышалось бряцание шпор. Команда насторожилась и на минуту замерла. Вошел прапорщик Колоколов… Вслед за ним вошел командир Лашкевич. Все насторожились. Воцарилась тишина. На приветствие “Здорово, братцы!” грянуло “ура” – так мы раньше договорились… Лашкевич обращается к унтер-офицеру Маркову и гневно спрашивает, что это означает. Марков, подбросив винтовку на руку, твердо отвечает: “"Ура" – это сигнал к неподчинению вашим приказаниям!” Застучали приклады об асфальтовый пол казармы, затрещали затворы. “Уходи, пока цел!” – закричали солдаты…
Потеряв надежду усмирить команду, Лашкевич и Колоколов выбежали в дверь. В коридоре они встретились с прапорщиком Воронцовым-Вельяминовым, и все трое обратились в бегство. Марков и Орлов быстро открыли форточку в окне, уставили винтовки, и, когда тройка офицеров поравнялась с окном, раздались два выстрела. Лашкевич, как пласт, вытянулся в воротах… Весь отряд под командой Кирпичникова вышел во двор… Освободили арестованных с гауптвахты. Немедля послали делегатов в ближайшие команды с предложением влиться в нашу восставшую часть».
Унтер-офицер Кирпичников вскоре стал прославленным героем победившей революции. Он был произведен в подпрапорщики. Временное правительство чествовало его как «первого солдата, поднявшего оружие против царского строя». Генерал Л.Г. Корнилов лично вручил ему Георгиевский крест на красном банте. Князь Н.Д. Жевахов писал о нем: «…Я не видел человека более гнусного. Его бегающие по сторонам маленькие серые глаза, такие же, как у Милюкова, с выражением чего-то хищнического, его манера держать себя, когда, в увлечении своим рассказом, он принимал театральные позы, его безмерно наглый вид и развязность – всё это производило до крайности гадливое впечатление».
Князь Жевахов: «Определенно называлось имя английского посла сэра Бьюкенена как одного из главных руководителей революции»
Точно не известно, кто все-таки убил штабс-капитана Лашкевича. Эмигрантский писатель Иван Лукаш сообщал, что, по словам самого Кирпичникова, он только приказал Лашкевичу покинуть казарму, после чего солдаты «бросились к окнам, и многие… видели, что командир внезапно широко раскинул руки и упал лицом в снег во дворе казармы. Он был убит метко пущенной случайной пулей!» «Метко пущенная случайная пуля» – это, конечно, шедевр наблюдательности. Но убийство офицера и в самом деле могло быть делом провокаторов, не находившихся тогда в казарме. В любом случае провокаторы со стороны были замешаны в событиях тех дней. Как писал уже цитированный здесь свидетель событий князь Жевахов, «27 февраля… появились грузовики, развозившие по всем частям города революционные прокламации… Определенно называлось имя английского посла сэра Бьюкенена как одного из главных руководителей революции».
Ну а зачинщик военного мятежа Кирпичников плохо кончил. Превознесенный деятелями Февраля, он горой стоял за Временное правительство, и когда оно пало, он тщетно пытался сагитировать солдат выступить в его поддержку против большевиков. В ноябре 1917 года Кирпичников бежал от большевиков на Дон, где тогда формировалась Добровольческая армия. Но случайно или не случайно он попал в часть, которой командовал полковник А.П. Кутепов: в феврале 1917 года он был одним из последних офицеров, выполнявших волю Императора и участвовавших в противодействии взбунтовавшимся войскам гарнизона. Кутепов в своих «Воспоминаниях» передал состоявшийся у него тогда разговор с Кирпичниковым:
Кирпичников Тимофей Иванович
«Однажды ко мне в штаб явился молодой офицер, который весьма развязно сообщил мне, что приехал в Добровольческую армию сражаться с большевиками “за свободу народа”… Я спросил его, где он был до сих пор и что делал, офицер рассказал мне, что был одним из первых “борцов за свободу народа” и что в Петрограде он принимал деятельное участие в революции, выступив одним из первых против старого режима. Когда офицер хотел уйти, я приказал ему остаться и, вызвав дежурного офицера, послал за нарядом. Молодой офицер заволновался, побледнел и стал спрашивать, почему я его задерживаю. “Сейчас увидите”, – сказал я и, когда наряд пришел, приказал немедленно расстрелять этого “борца за свободу”».
Тело расстрелянного Кирпичникова было брошено в придорожную канаву.
Между тем после убийства штабс-капитана Лашкевича для восставших солдат Волынского полка мосты были сожжены. За содеянное они, по законам военного времени, подлежали расстрелу, и терять им уже было нечего. Когда ранее демонстранты звали солдат, тех, кто, вероятно, сочувствовал им, присоединиться, солдаты отвечали отказом, резонно говоря: «Вы вернетесь к себе домой, а мы – под расстрел». Теперь, после убийства штабс-капитана, волынцы видели один для себя выход – побудить к мятежу другие полки столичного гарнизона. Агитация удалась в лейб-гвардии Павловском, затем в Литовском гвардейском полках и в других частях. В большинстве полков петроградского гарнизона настроение было примерно такое же, как и в Волынском полку.
В историографии, советской и либерального направления, февралистской, существует банальное и ложное объяснение этого рокового обстоятельства: мол, солдаты не хотели стрелять в своих товарищей и братьев, потому что сочувствовали им. Но до тех пор, в особенности в ходе провалившейся революции 1905–1907 годов, солдаты, за редкими исключениями, выполняли приказы по наведению порядка. И в ходе Великой войны в действующей армии проявления неповиновения были редки, фронтовики, верные присяге, воевали с врагом, как и в прошлые войны, проливая кровь за Веру, Царя и Отечество. А с другой стороны, когда в стране развязана была гражданская война, люди, вовлеченные в нее, в течение без малого трех лет куда как легко стреляли в своих братьев, похоже, не испытывая при этом особых угрызений совести, так что причина военного мятежа крылась вовсе не в мнимом пацифизме солдат и не в их мнимой классовой солидарности с бастовавшими питерскими рабочими.
Дело в том, что незадолго до этих событий по питерским гарнизонам пронесся верный слух, что командование собирается направить большую часть расквартированных в столице офицеров и солдат на фронт, заменив их военнослужащими, которые к тому времени уже два с половиной года находились под огнем противника на линии фронта. Такой размен вызывал недовольство и возмущение у нижних чинов петроградского гарнизона, чья участь до тех пор была не в пример отрадней, чем у фронтовиков. Участием в мятеже они заслужили славу героев революции, их чествовали и прославляли политики, временные министры и генералы. Когда же полгода спустя председатель Временного правительства А.Ф. Керенский попытался из-за трудной ситуации на фронте наконец отправить последний резерв – прижившихся в столице «героев» – на фронт, эти герои в большинстве своем стали на сторону той партии, которая давно уже вела антивоенную пропаганду и обещала «мир народам». Петроградский гарнизон сверг Временное правительство и вручил власть «миротворцам» – большевикам.
Через несколько часов после начала мятежа вся Выборгская сторона оказалась в руках восставших полков. Затем взбунтовавшиеся части по Литейному мосту переправились на левый берег Невы. Генерал С.С. Хабалов и военный министр М.А. Беляев сосредоточили надежные части в центре столицы. По их приказу отряд из 1000 офицеров и солдат под командованием полковника лейб-гвардии Преображенского полка А.П. Кутепова был направлен для разгона демонстрантов, в самый эпицентр бунта, но отряд увяз в многократно превосходившей его толпе, с которой смешались вооруженные мятежники, и вынужден был отойти.
К середине дня 27 февраля большая часть города оказалась в руках мятежников. В разных концах столицы слышалась стрельба. Солдаты убивали командиров, пытавшихся удержать их от мятежа, на улицах жертвами суда Линча пали сотни полицейских – городовых. Некоторые из них были зверски растерзаны в ходе «бескровной и великой» революции.
Под контролем мятежников оказался Таврический дворец, куда спешно прибыло несколько десятков депутатов незадолго до этого распущенной Императором Государственной Думы. Одни из них исполнены были тревоги и обескуражены, другие ликовали, третьи явным образом не понимали, что происходит и во что в конце концов выльется бурный ход событий. После короткого совещания перевозбужденных политиков решено было образовать «Временный комитет Государственной Думы» из наличного состава депутатов, принадлежавших к разным фракциям, под председательством М.В. Родзянко, который возглавлял распущенную Думу. В воспаленном воображении думцев, представлявших в основном кадетскую партию и «прогрессивный блок», возникла фантастическая идея, что волнения в Петрограде вызваны роспуском Думы и что эти волнения улягутся, когда возымеют успех, то есть Дума возобновит сессию в полном составе и принудит царя дать согласие на «ответственное министерство» – под этим слоганом подразумевалось формирование правительства, ответственного перед Думой, то есть из депутатов партии или блока партий, составляющих думское большинство, как это заведено у «взрослых» – в государствах зрелого парламентаризма. Обнаруженная в столь оригинальном взгляде на ситуацию степень хлестаковского самообольщения и политической слепоты, составлявших родовые черты классического российского либерализма, зашкаливала.
Торжественное заседание в Таврическом дворце, посвященное Первой Государственной Думе. Выступление председателя Государственной Думы М.В.Родзянко.27 апр 1917
Тогда же, 27 февраля, в Таврический дворец пришли освобожденные из тюрем и находившиеся на свободе политические деятели левого направления, к которым примкнули думские депутаты-социалисты: меньшевики и трудовики. Посовещавшись, они образовали «Исполнительный комитет Совета рабочих депутатов». Этот комитет разослал своих агентов по питерским заводам, с тем чтобы срочно провести выборы в состав самого совета по квоте: 1 депутат от 1000 рабочих. К 7 часам вечера скоропалительно избранные рабочие депутаты стеклись в Таврический дворец, ставший своего рода штабом революции. На своем первом заседании вечером 27 февраля совет, который вскоре потом, включив представителей мятежных частей питерского гарнизона, стал называться Советом рабочих и солдатских депутатов, избрал своим председателем меньшевика Н.С. Чхеидзе. Так в одном дворце водворились два явочным порядком образованных самочинных учреждения, каждое из которых претендовало на верховную власть или, по меньшей мере, на участие в ней: Временный комитет Государственной Думы и Петроградский Совет.
Вечером того же дня в Мариинском дворце заседал Совет министров во главе со своим председателем князем Н.Д. Голицыным. Министры, подавленные происходящим, не были в состоянии принять решения, которые бы переломили роковой ход событий. У них возникла иллюзорная надежда, что делу может помочь отставка министра внутренних дел А.Д. Протопопова, который был одиозной фигурой в глазах оппозиционных думцев, считался у них ренегатом, потому что раньше сам принадлежал к кадетам, но о котором взбунтовавшиеся солдаты едва ли вообще имели отчетливое представление. Государь, которому доложили о распоряжении Протопопову «сдать должность по болезни старшему товарищу министра», то есть своему заместителю, ответил телеграммой князю Н.Д. Голицыну: «Перемены в личном составе при данных обстоятельствах считаю недопустимыми». В этой скоропалительной отставке он усматривал бесполезный унизительный жест в сторону оппозиции, демонстрировавший слабость, когда мятежу надо было противопоставить волю к его подавлению.
Днем раньше, 26 февраля, состоялось ранее запланированное заседание Святейшего Синода. В отсутствие обер-прокурора Н.П. Раева правительство на нем представлял его товарищ (заместитель) князь Н.Д. Жевахов. Перед началом заседания Жевахов, по его собственным словам, предложил первенствующему члену Синода митрополиту Киевскому Владимиру «выпустить воззвание к населению с тем, чтобы таковое было не только прочитано в церквах, но и расклеено на улицах» Оно должно было стать «грозным предупреждением Церкви, влекущим в случае ослушания церковную кару». Священномученик Владимир, как писал князь Н.Д. Жевахов, сказал в ответ: «Это всегда так. Когда мы не нужны, тогда нас не замечают; а в момент опасности к нам первым обращаются за помощью».
Предложение товарища обер-прокурора не было принято потому, что оно сделано было не формально, до начала синодального заседания, к тому же обер-прокурор и тем более его помощники не составляли самостоятельную властную инстанцию – они представляли в Синоде Императора, от которого подобная инициатива не исходила. Кроме того, рассуждая об этом по существу, нельзя не признать, что подобное воззвание не могло иметь немедленного эффекта, а события развивались стремительно: среди участников политических демонстраций и военного мятежа лишь в исключительных случаях могли оказаться люди, готовые прислушиваться к голосу священноначалия, значительное большинство бунтовщиков не заметило бы синодального воззвания, а если бы и заметило, то проигнорировало бы его.
Утверждение, что епископат будто бы сознательно хотел изменения государственного строя, безосновательно
На следующий день с аналогичной просьбой к Синоду обратился уже сам обер-прокурор, но и он сделал это по своей инициативе, а не по указанию Государя, то есть действовал на свой страх и риск. Поэтому подобное воззвание, которое бы не возымело ожидаемого эффекта, но, несомненно, осложнило бы положение Церкви в тех условиях, что сложились при Временном правительстве, издано не было. Один из современных публицистов по этому поводу делает, мягко говоря, необоснованные заключения, что епископат будто бы сознательно стремился к изменению государственного строя, к упразднению самодержавия. Эта экзотическая версия радикальным образом расходится со всем, что известно нам из писем, мемуаров и других документов эпохи, с бесспорной очевидностью свидетельствующих о той тревоге, которую испытывали архиереи в эти страшные февральские и мартовские дни крушения православной империи и в последующие за ними месяцы и годы. Упомянутый здесь историк ссылается на цитированное место из «Воспоминаний» князя Жевахова, но сам Жевахов был далек от подобных инвектив, или, лучше сказать, инсинуаций. По его собственным словам, митрополит Владимир не выполнил его просьбы потому, что он, «подобно многим другим, не отдавал себе отчета в том, что в действительности происходило, и его ответ явился не отказом высшей церковной иерархии помочь государству в момент опасности, а самым заурядным явлением оппозиции Синода к обер-прокурору». Впрочем, предположение князя Жевахова, что священномученик Владимир недооценил опасности сложившейся ситуации, не представляется обоснованным.
Вечером 27 февраля войска, верные царю, были собраны на Дворцовой площади, но брат императора великий князь Михаил Александрович попросил находившихся там же генералов М.А. Беляева, С.С. Хабалова и М.И. Занкевича, назначенного командующим этими воинскими частями, отвести их в сторону Адмиралтейства, чтобы предотвратить обстрел, от которого могли пострадать Зимний дворец и эрмитажные коллекции. Войска были передислоцированы к зданию Адмиралтейства, а утром 28 февраля морской министр адмирал И.К. Григорович попросил генерала Занкевича не подвергать риску обстрела Адмиралтейство, где хранились ценные кораблестроительные чертежи, после чего офицеры и солдаты, остававшиеся верными до конца, числом около 1,5 тысяч, были распущены и разошлись. С этого момента весь Петроград оказался в руках мятежников. Начались аресты министров и других высокопоставленных сановников, продолжались бессудные расправы над полицейскими.
Столица империи была потеряна, но страна, за исключением нескольких городов, не была еще вовлечена в мятеж. Действующая армия оставалась в повиновении Императору и им поставленным военачальникам. Эпицентром событий становилась Ставка и штабы фронтов и армий. Дальнейший ход и исход мятежа зависели с этих пор от верности генералов присяге.
Принимаются на рассмотрение совета интернет-содружества «ПРАВОСЛАВНЫЙ АПОЛОГЕТ» востребованные статьи и материалы,
замечания и предложения, от преподавателей и студентов и всех благочестивых православных христиан,
способных помочь и стремящихся содействовать хранению чистоты Апостольского Кафолического Православного вероучения.
Есть ли у государства и закона воля? Монархическая идеологияСуществует ли верховенство государства и закона? И можно ли обойтись без личности в управлении человеческими...
Государство как союз власти и нации: Монархическая идеологияКакую роль играют отношения власти и народа? О важности нравственной адекватности власти и добровольности...
Власть и государство как политические аксиомы: Монархическая идеологияПоследние сто лет сильно затуманили в нашей стране идею государства. Чтобы двигаться дальше, необходимо...
Двадцать причин уважать Русскую МонархиюНадо ли оставить Царскую Россию на помойке истории? Или без Монархии нет русского будущего?
Русские: Монархисты или республиканцы?У каждого народа своя форма государственности и свои предпочтения в принципе власти
Монархи - лучшие дипломатыНеобходимость соблюдения тайны, быстроты принятия решений, обладания властью и всей информацией делали лучшими...
Монархия — идеал правильного государстваМонархия была воспитана, выкована в русской истории как "власть правды", как идеал правильного православного...
Кирпичников Тимофей Иванович
Торжественное заседание в Таврическом дворце, посвященное Первой Государственной Думе. Выступление председателя Государственной Думы М.В.Родзянко.27 апр 1917