Присоединение Крыма. Интернет-журнал №4
А. Н. Боханов, доктор исторических наук
28 апреля 1791 года в России случилось малоприметное исторические событие, которое, тем не менее, потрясло современников и в последующие десятилетия стало в высшем свете темой воспоминаний, обсуждений и пересудов. В тот день состоялся легендарный "потёмкинский праздник". Так называли грандиозный прием, устроенный Григорием Александровичем князем Потёмкиным-Таврическим в своем Таврическом дворце в Петербруге. Лишь в феврале того года императрица Екатерина II подарила дворец своему соратнику, верному генерал-фельдмаршалу. И он решил отблагодарить венценосную покровительницу.
Почти три месяца неустрашимый победитель турок, присоединитель Тавриды был занят устройством "невиданного действа", для которого не жалел ни сил, ни средств. Благо денег было много; государыня не оставляла своими милостями. Несколько недель вокруг Таврического дворца происходила страшная суета. Сотни людей были заняты приведением в порядок прилегающей территории (сносились ветхие строения, устраивались газоны, мостились дороги), другие сотни работали внутри. Художники, краснодеревщики, скульпторы трудились день и ночь. Все держал под контролем сам хозяин, во все вникал, находил время распоряжаться везде.
Программа торжества, связанного с взятием мощной турецкой крепости Измаил ("ключ Дуная"), была составлена Потёмкиным. И наступил тот день, когда состоялся самый грандиозный бал в истории Российской империи. За несколько часов до прибытия государыни светлейший князь уже был в парадном облачении: на нем малиновый бархатный фрак, епанча из черных кружев. И везде бриллианты, бриллианты, бриллианты. Даже шляпа, подаренная императрицей, вся была расшита ими и весила без малого полпуда. Он держать ее долго не мог, утомлялся, и для того специального слугу рядом поставил...
Карета Екатерины II подъехала в вечерних сумерках. Князь отвесил земной поклон, сам помог выйти из экипажа, а затем повел в свои "сады Семирамиды". Во дворце все сияло и блестело: горело 140000 лампад и 20000 восковых свечей. Как только вошли в парадные двери хор запел величественный гимн "Гром победы раздавайся". Затем несколько десятков пар исполнили праздничную кадриль. Потом были еще балет и пантомима. А дальше началась прогулка по залам дворца.
Дивились гости, которых набралось до трех тысяч человек. Ничего подобного никто раньше не видел. Больше всех поражало зрелище в центральной, огромной "бальной зале". Здесь был устроен невиданный сад, напоминавший сказку из "Тысячи и одной ночи". Зеленый дерновый скат был обсажен цветущими апельсиновыми деревьями, кустами жасмина и розами. Среди ветвей виднелись гнезда соловьёв и других птиц, оглашавших сад пением. Между кустами располагались курильницы с благовониями и бил фонтан из лавандовой воды. В центре был устроен храм с жертвенником, на котором высилась статуя Екатерины II. Чуть поодаль размещался грот, а перед ним хрустальная пирамида с золотым вензелем царицы.
В полночь начался ужин, описать который, по обилию и изысканности явств, современники не сумели. Известно только, что Екатерине II прислуживал сам хозяин и ей с трудом удалось заставить его сесть рядом. Было около двух часов ночи, когда императрица собралась уезжать. Как вспоминал позднее поэт Г.Державин: "Потёмкин пал на колени перед своею самодержицею и облабызал ее руку, принося усерднейшую благодарность за посещение". Многие же гости оставались до утра и "танцевали приусердно".
В последующие дни только и разговоров было о том событии. В высшем свете у Потёмкина было мало сторонников. Его не любили. И он отродясь холеных придворных шаркунов не жаловал. Знал, что на него доносили, клеветали, в том числе и те, кто "делил ложе с государыней". Но князь на сомневался: государыня умная, самая умная из всех, кого он встречал; сумеет понять, где - правда, а где - ложь. У нее всегда хватало ума не путать опочивальню с кабинетом и разделять "привязанности сердца" и государственные дела. Поэтому и не пытался никогда оправдываться, или, уж тем более, кого-то обвинять для собственного благо расположения. Однажды, на вопрос французского посланника графа Сегюра:"Не страшится ли он своих врагов", ответил: "Я их слишком презираю, чтобы бояться".
Кроме влияния, еще не могли простить богатство. Потёмкина считали крупнейшим магнатом, хотя никто толком не ведал о размерах его состояния. Знали только, что щедрые дары Екатерины II - деньгами, землями, крепостными, драгоценностями, должностями и орденами - следовали постоянно. Расположение монарха всегда среди знати плодило зависть, недоброжелательство, сплетни. Царедворцы терялись в догадках. Уж давно и не состоял в "фаворитах", другие любезны государыне, а "одноглазый пират" все еще в фаворе.
Рассказывали, что этот выскочка, получив от царицы невиданные полномочия, стал практически неограниченным правителем огромных территорий, фактически всего Юга России, от реки Прут на Запада, до калмыцских степей на Востоке. Воздвигал там, по-своему усмотрению, города, строил верфи, корабли, завел целый двор, принимал иностранцев, и вообще вел себя как какой-нибудь восточный владыка. И все ему сходило с рук. Уж сколько раз императрице сообщали "о непотребных делах князя", надеясь, что вот, уж теперь-то, наверняка, звезда ненавистного временщика закатится. Ан, нет! Всегда выходил сухим из воды. Верно имеет какой-то магический ключ к сердцу царицы. Некоторые даже утверждали, что он "приворожил ее".
Но злоречивые придворные не принимали в расчет то, что особо ценила Екатерина II. Григорий - верный, надежный человек, на которого всегда можно положиться. А это дорогого стоит. Уж нагляделась она на нравы русские. Сколько кругом людей, море лести и уверений, а рассчитывать мало на кого можно. Все слова, все ложь. С Потёмкиным по-другому, он и сам другой. Нет, конечно, это русский, настоящий русский. Бесшабашная удаль, необузданный нрав - это при нем. Политеса в нем мало. Этого уже не исправишь. Порой и сама дивилась: как так получилось, что первый сановник империи больше походил на разбойника, чем на государственного мужа. Мог предстать перед важными иностранцами весь в золоте, в камзоле усыпанном алмазами, но нечесанным, в стоптанных туфлях на босую ногу. А то и вообще в халата, даже без нижнего белья, принять родовитого принца. Да и прилюдно гаркнуть так мог, что чуть стекла из окон не вылетали. И вкусы у него какие-то варварские: любит редьку, морковь, капусту, моченую клюкву, соленые огурцы, черный хлеб и квас. Всякие заморские явства переносит с трудом. Даже ананасы, редкое лакомство при дворе, и те презирает. Особая его радость - жидкие кислые щи. Эту жижу, как ей сообщали, он выпивает за день по несколько литров.
Но ведь умеет быть и другим. Перед ней предстает всегда в самом привлекательном виде, ничем своих привычек не проявляет. Когда надо, то и беседу умеет интересную вести и обворожительным может стать, а уж острослов какой - поискать. И по-французски умело говорит, и стихи, хоть по-гречески, хоть по-латински прочитает. Особо грека Плутарха и римлянина Овидия чтит. Книги собирает, большие деньги платит за редкие издания из Европы. И другими талантами не обделен. И сцену сыграет и песню пропоет и на лютне побренчит. На всю жизнь запомнила, как он один раз ей ангела представлял, так с ней колики сделались, чуть не скончалась от смеха. Потом несколько дней отходила.
Разбойник! Ему идет даже его одноглазие! Некоторые говорили, что он окривел в пьяной драке, другие, симпатизанты, уверяли - в бою, но Екатерина же знала истинную причину. Он сам ей рассказал, что в 1763 году взялся его лечить один лекарь, все какие-то компрессы на лицо ставил и так усердствовал, что "половины зрения лишил". После того Григорий чуть не в затвор ушел, на людях несколько месяцев не показывался и даже говорил, что в монастырь собирался удалиться. Но ничего, обошлось. Выдюжил. Да и как он там, в монастыре-то, обретался бы? Ведь без дамского общества долго жить не может. Угодник! У него здесь столько "викторий"; не меньше, чем в прочих делах.
Многое Екатерина II прощала Потёмкину. В нем было то, что правительницу подкупало: преданность и ей лично, и интересам империи. Честен и деловит. Когда дела обсуждают, говорит умно, часто один заменяет целую коллегию. В том уж не раз убеждалась. Какое дело не поручи, костьми ляжет, но выполнит, а если, что и не получится, то честно скажет, не будет валить вину на других. Один раз он уверял ее, что если государыня пожелает, то и "луну с неба достанет". Такой сможет. Смеясь ответила, что не станет этого поручать, иначе "мы все без лунного света останемся". Ну уж совсем серьезно не раз повторяла Потёмкину:"Я без тебя, как без рук".
В том, что этот удивительный человек появился у самого подножия трона и сыграл в истории России заметную и важную роль не было никакой закономерности. Век XVIII-й был богат такими историями. В круговерти военных баталий, победных маршей, дворцовых интриг и переворотов вдруг всплывало чье-то имя, совсем неожиданно появлялся некто, кто потом становился славой (или бесславием) России.
Потёмкиным запечатлелся в летописи Отечества не как блестящий придворный-интриган, не как баснословный богач-самодур, как его нередко изображали, а как государственный деятель большого масштаба. С именем этого человека связаны славные военные победы России, присоединение обширных южных территорий, их освоение, укрепление рубежей государства, создание черноморского флота. И на всех поприщах не жалел себя, делал все с максимальным размахом, видел перспективу и никогда не приписывал себе чужих заслуг.
Он ценил способных и талантливых, поддерживал и продвигал их. Знатность рода, чины и "придворные заслуги" не имели для него значения. Он отдавал предпочтение смелым и талантливым. И люди ценили это. Как писал ему А.В.Суворов:"Великая душа Вашей Светлости освещает мне путь к вящей императорской службе".
Происходил Григорий Александрович из дворян. Родился он 13 сентября 1739 года в селе Чижово Смоленской губернии в семье отставного полковника Александра Васильевича Потёмкина и его второй жены, Дарьи Васильевны (урожденной Скуратовой). Отец был деспотом, детей не жаловал, а над молодой супругой, которая была на тридцать лет его моложе, просто измывался. Но скоро семейный тиран сошел в могилу. Григорию еще не было и пяти лет, когда его взял на воспитание двоюродный брат отца Г.Л.Кисловский, занимавший видный пост в Москве: президента Камер-Коллегии. В первопрестольном граде мальчик провел свое детство.
Учился в частном пансионе, а затем в Московском университете. Первые годы отличался прилежанием и усердием, на промежуточном экзамене в 1757 году был даже удостоен золотой медали "за успехи в греческом языке и богословии". Затем с ним случилась, как сам говорил,"хандра": бросил заниматься, погрузился в чтение сочинений Отцов Церкви. Скоро последовала кара: в 1760 году "за ленность и нехождение в классы" его отчислил из университета.
Но к тому моменту юноша уже определился в жизни: он решил пойти на военную службу. В те времена дворянских недорослей записывали в различные военные полки в ранних летах. Потёмкин был зачислен в конную гвардию в неполные шестнадцать лет. В 1757 году получил капрала, через два года произведен в каптенармусы. К моменту изгнания из университета он уже вахмистр и в этом звании прибыл в Петербург, где начал службу ординарцем при принце Георге Гольштинском.
Тогда, вместе с наследником Петром Федоровичем, много в Россию понаехало надменных и алчных немецких "принцев-голодранцев", которые вошли в необычайную силу после воцарения Петра III в 1761 году. В гвардии роптали. Потёмкину тоже все это не нравилось и, когда летом 1862 года офицеры устроили заговор против Петра в пользу его жены Екатерины, то молодой вахмистр всем сердцем поддержал переворот. Он лично участвовал в событиях и находился в числе тех, кто конвоировал поверженного монарха из Ораниенбаума в Ропшу. Однако в его убийстве участия не принимал.
В те страдные июньско-июльское дни 1762 года его впервые заметила Екатерина II. Трудно было не заметить. Хоть в гвардии все были видными, но даже среди них Потёмкин выделялся своим двухметровым ростом. Но не только этим запечатлелся в памяти. В ночь перед переворотом собрал полки конной гвардии в поддержку новой правительницы. Не забыла она его после воцарения. Среди благодарственных наград, которыми осыпала своих сторонников, Потёмкин получил 400 душ крестьян, 10000 рублей, серебряный сервиз и придворное звание камер-юнкера.
В последующие годы никакой заметной роли он не играл. Его имя получило известность во время русско-турецкой войны 1768-1774 годов, в результате которой Россия впервые получила важные порты на Черном море и добилась признания независимости Крымского ханства от Турции. Потёмкин возглавлял сначала кавалерийский отряд, а затем стал "начальником всей конницы". Прославился смелыми и умелыми атаками.
Именно тогда его по-настоящему оценила Екатерина II, отправившая молодому офицеру собственноручное послание, где отметила его заслуги. "Любезному Отечеству службу любите", - заключила она. Потёмкину присваивается чин генерал-майора, как говорилось в указе императрицы, "за оказанную храбрость и опытность в делах". В 1774 году он вернулся в Петербург и с этого года приобщается к государственному управлению. Императрица его приняла раз, затем еще, и еще. Он ей нравится. Потёмкин становится близким ей человеком и входит в круг самых доверенных лиц, составлявших совет императрицы. Она начинает спрашивать его мнение, внимательно его слушает.
Царица благоволит к своему новому протеже, и не скрывает этого. Старые симпатии отринуты. Рассказывали, что когда, после приезда с войны, Потёмкин поднимался по главной лестнице Зимнего дворца, то встретил нахмуренного "первого фаворита" графа Григория Орлова. Потёмкин не нашелся ничего лучше, как задать опальному графу вопрос: "Какие новости?". И в ответ услышал: "Никаких, кроме того, что Вы вот наверх поднимаетесь, а я вниз схожу". У Потёмкина действительно началось восхождение к вершинам славы.
Награды и должности сыпались на Потёмкина, как из рога изобилия: генерал-адъютант, генерал-аншеф, вице-президент Военной коллегии, орден Святого Александра Невского, орден Равноопостольного Андрея Первозванного и наконец - титул графа. Он с благодарностью все это принимал, но если бы даже Екатерина II и не награждала "за усердие" дарами и знаками внимания, то трудно представить, чтобы он отказался бы от государственных занятий. Он "любил службу" и, хотя не был обделен тщеславием, но главная причина коренилась в другом: в силе и величии России. Этому готов был содействовать всегда и на любой должности. Царица же доверяла самые заметные и хлопотные. В январе 1776 года Екатерина поручила Потёмкину (в том году получившего и титул "светлейшего князя") заняться обустройством и развитием новоприобретенных южных районов империи. Он стал Новороссийским, Азовским, Астраханским губернатором, а еще Саратовским наместником. Фактически в его руках сосредоточилась вся полнота административной, военной и экономической власти на Юге Российской империи.
Последующие годы Потёмкин обустройством обширных территорий Северного Причерноморья. Но и другие важные государственные дела не проходили мимо. Князь стал инициатором военной реформы, которая давно назрела, но которую все никак не решались провести. Он решился. Была изменена военная форма. Раньше все было устроено на прусский манер: солдат облачали в тесные мундиры и парики "с косичками". Солдаты мучились, от париков у них часто случались кожные болезни. Теперь от этих несуразностей отказались.
Потёмкин добился отмены телесных наказаний в армии, запретил использовать солдат на частных работах командиров. В приказе по армии писал:"Господам офицерам объявите, чтобы с людьми обходились со всевозможною умеренностью, старались бы об их выгодах, в наказаниях бы не приступали бы положенных правил, были бы с ними так, как я, ибо я их люблю, как детей". Если раньше для большинства офицеров солдат являлся бессловесной скотиной, то при Потёмкине все начало меняться. Он лично следил за продовольственным обеспечением войск, за соблюдением санитарных норм. Такого в русской армии никогда не было.
Надо было изменять и систему военной защиты рубежей империи. Ранее эту функцию выполняли донские и запорожские казаки, среди которых власти центральной часто и не чувствовалось. Здесь слишком был силен дух разудалой вольницы, а после восстания Пугачёва стало ясно, что без должного присмотра казачество может быть не только опорой трона и империи, но и возмутителем спокойствия. Потёмкин поставил казаков под регулярное управление.
Князь прекрасно понимал, что для надежного,"вечного", закрепления России на Черном море, требуется решить две главные задачи: создать сеть военных укреплений и хозяйственно освоить эти девственные, но плодородные места. Важно, чтобы появилось постоянное население. Он бросает вызов дворянству и отказывается возвращать беглых крепостных крестьян, которые массами бежали на Дон и в малолюдные районы Юга. Теперь эти беглые должны были жить на новых местах. Сюда же началось переселение колонистов из Европы, главным образом из Германии. На Юге России им выделялась земля.
Началось интенсивное строительство. Города Херсон, Екатеринослав, Николаев возникли по инициативе и по плану, разработанному князем. И еще одно важное дело связано с его именем: присоединение Крыма.
Хотя в результате войны 1768-1774 годов Крымское ханство формально и перестало быть частью Турецкой империи, но на самом деле, как Потёмкин хорошо знал, Стамбул не перестал вмешиваться в крымские дела, а представители султана продолжали плести интриги против России, надеясь в будущем на реванш. Самым выгодным промыслом в Крыму уж давно являлась работорговля, по преимуществу захваченными русскими. С этим тоже нельзя было мириться. Князь писал императрице, что надо решать вопрос. Он считал, что "Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить Вас не может, а лишь только покой доставит".
Царица согласилась. В секретной директиве рекомендовала выполнить это намерение при "первой возможности", чтобы "полуостров Крымский не гнездом разбойников и мятежников на времена грядущие остался, но прямо обращен был на пользу государства нашего". Многие приближенные императрицы советовали начать военную компанию и захватить Крым. Но князь думал иначе. Он вообще был уверен, что не надо крови, не надо войны, когда можно использовать другие средства. Таким средством стали деньги. Он умело вел свою политику, щедро задаривал и подкупал нужных людей. Вскоре почти все окружение крымского хана превратилось в сторонников России, а затем и сам хан принес присягу на верность России. Случилось это в 1783 году.
В том же году Потёмкин заложил Севастополь, ставший главной военной базой России на Черном море. Князь положил начало строительству черноморского флота и его по-праву можно назвать создателем его. В письме Потёмкину, комментируя недовольные голоса за границей, императрица заметила: "На зависть Европы я весьма спокойно смотрю; пусть балагурят, а мы дело делаем".
Весной 1787 года Екатерина II исполнила давнюю просьбу Потёмкина и посетила новые районы России, в том числе и Крым. К моменту ее приезда в Севастополь на рейде стояла целая эскадра: 3 корабля, 12 фрегатов, 20 мелких судов, 3 бомбардирские лодки. Царица была в восхищении от всего. Видела новые города, с регулярными улицами, с церквами, казармами, присутственными местами, видела, что везде кипит работа. После посещения Херсона писала: "Благодаря попечению князя Потёмкина, этот город и этот край, где при заключении мира не было ни одной хижины, сделались цветущим городом и краем и процветание будет возрастать из года в год". И в других местах впечатления были самые благостные. Эскадра же в Севастополе - это вообще походило на сон.
Сопровождавший царицу австрийский император Иосиф II писал в Вену из Севастополя:"Императрица в восхищении от такого приращения сил России. Князь Потёмкин в настоящее время всемогущ, и нельзя вообразить себе, как все за ним ухаживают". По окончании поездки, царица пожаловала князю титул "Таврический" (через год он получил звание фельдмаршала). В письме сообщала:"Между тобою и мною, друг мой, дело в кратких словах: ты мне служишь, а я признательна, вот и всё тут; врагам своим ты ударил по пальцам усердием своим ко мне и ревностью к делам империи".
Только Екатерина II доехала до Петербурга пришло известие, что Турция предъявила ультиматум России. Среди главных требований - возврат Крыма. Наглое посягательство было отвергнуто и 13 августа султан объявил войну. Командующим русской армией царица назначила Г.А.Потёмкина. Та война продолжалась более четырех лет, была тяжелой, кровопролитной, но Россия одерживала одну победу за другой. Сам князь руководил военными действиями, многие другие военноначальники отличились. К концу 1790 года стало ясно, что окончательная победа близка. Все крупнейшие крепости турецкой армии на Кавказе и в Северном Причерноморье были взяты. Потёмким все время был на передовой линии, лично выезжал осматривал позиции, проявлял завидное хладнокровие и мужество. В приказе по армии предписывал:"Приказываю вам однажды и навсегда, чтобы вы передо мною не вставали, а от турецких ядер не ложились на землю".
Сам князь никогда не прятался, даже под пушечным огнем. В распахнутом фельдмаршальском мундире с большим портретом Екатерины II на груди, появлялся в разных местах. Изображение государыни было осыпано бриллиантами и на солнце сияло так, что издалека видно было. Ему говорили, что эта удобная мишень, что надобно убрать. И слушать не хотел. Так с этим подарком-амулетом и не расстался ни на день.
В начале 1791 года Потёмкин приехал по вызову царицы в Петербург как триумфатор. Война близилась к завершению. Всем становилось ясно, что как турки не упорствуют, но вынуждены будут согласиться на мир на условиях России. Несколько месяцев провел в столице и вскоре после "потёмкинского праздника" стал собираться обратно. Надо было довершить войну и готовиться к заключению мира. В августе прибыл в молдавский городок Яссы, где была его ставка. Князь плохо себя чувствовал. Он уж давно недомогал: мучился схваченной в гнилых болотах устья Днепра лихорадкой (малярией). Болезнь то усиливалась, то ослабевала, то последний год надолго не отпускала. Теперь стало совсем плохо.
В один из дней сентября 1791 года сказал своему духовнику митрополиту Ионе: "Едва ли я выздоровею, сколько уж времени, а облегчения нет как нет. Но да будет воля Божия. Только Вы молитесь о душе моей и поминайте меня. Никому я не желал зла". В первых числах октября стало совсем плохо, места себе не находил, не спал почти совсем. Решил переехать в Херсон, где находился построенный им храм Святой Екатерины. Там и желал быть похороненным. Но не доехал. Чувствуя приближение смерти, в полдень, 5 октября, попросил вынести из кареты. "Хочу умереть в поле". Это были его последние слова. Князя положили на ковер. Не прошло и сорока минут, как душа его отлетела.
Когда Екатерина II получила известие о смерти князя, то, забыв все условности, голосила просто, по-бабьи. Это была тяжелая ее личная потеря, огромная потеря для России. Своему доброму знакомому барону Ф.Гримму писала: "Страшный удар разразился над моей головой. Курьер привез известие, что мой ученик, мой друг, можно сказать, мой идол, князь Потёмкин-Таврический умер... Это был человек высокого ума, редкого разума и превосходного сердца; цели его всегда были направлены к великому. У него был смелый ум, смелая душа, смелое сердце. По моему мнению, князь Потёмкин был великий человек, который не выполнил и половины того, что был в состоянии сделать".
