Св. Лука въ Дѣяніяхъ повѣствуетъ, что, когда Апостолъ Павелъ огласилъ своею проповѣдію ареопагъ, нѣкоторые изъ слушателей увѣровали во Христа, и между прочими — Діонисій Ареопагитскій (Дѣян. 17, 32-34). Почему святый повѣствователь замѣтилъ имя Діонисія Ареопагитскаго, какъ нѣчто особенно важное, — объясняется изъ преданія. Говорятъ, Діонисій былъ первымъ сановникомъ и мудрецомъ Греціи: онъ предсѣдательствовалъ въ ареопагѣ, этомъ верховномъ судилищѣ Аѳинъ, куда со временъ Солона, основателя его, переносились на окончательное рѣшеніе труднѣйшія дѣла изъ всѣхъ греческихъ республикъ, а въ послѣднее время не рѣдко и изъ римскихъ областей. Говорятъ, Діонисій Ареопагитъ былъ краснорѣчивѣйшій изъ ораторовъ, глубокомысленнѣйшій изъ философовъ, прозорливѣйшій изъ астрономовъ, правдивѣйшій изъ судей, наконецъ, — что это былъ человѣкъ украшенный всѣмъ блескомъ наукъ, искуствъ и добродѣтелей [1]. Обращеніе такого лица въ христіанство, конечно, было важнымъ пріобрѣтеніемъ для Церкви Христовой.

Въ непродолжительное время, подъ руководствомъ Іерофея, предстоятеля аѳинской церкви, новообращенный Діонисій оказалъ такіе успѣхи въ христіанскомъ ученіи и благочестіи, что Апостолъ Павелъ, отходя изъ Аѳинъ, рукоположилъ его во епископа на мѣсто Іероѳея, который также оставилъ Аѳины для проповѣданія вѣры Христовой въ другихъ странахъ [2]. Это было около 55 года по Рожд. Хр. — Аѳинская церковь нашла въ Діонисіѣ попечительнаго пастыря и мудраго учителя. «Устное слово его, говоритъ Метафрастъ, было со властію, подобно слову Спасителя; оно невольно покоряло и вмѣстѣ привлекало къ нему сердца всѣхъ. Въ обращеніи съ людьми, подражая своему учителю, Апостолу Павлу, онъ умѣлъ быть всѣмъ вся» [3]. Не долго однако же эта паства находилась подъ управленіемъ Діонисія. Въ 58-мъ году по Рожд. Хр., онъ, горя желаніемъ видѣть Матерь Божію, которая приближалась уже къ блаженной кончинѣ, отправился въ Іерусалимъ, куда собрались въ то время Апостолы и славные ихъ споспѣшники со всѣхъ странъ, по внушенію Духа Божія [4]. Здѣсь зрѣлище дивнаго Успенія Пресвятой Богородицы, вдохновенныя рѣчи самовидцевъ и слугъ Бога-Слова, видъ Голгоѳы, и другихъ святыхъ мѣстъ града Божія — все это воспламенило въ сердцѣ аѳинскаго пастыря такую сильную ревность по вѣрѣ Христовой, что для успѣховъ ея онъ рѣшился навсегда оставить отечество и родныхъ и не знать другихъ занятій, кромѣ проповѣди Евангелія въ странахъ языческихъ. Посему, хотя онъ и возвратился въ Аѳины, но только для того, чтобы утвердить преемника своей власти (Публія). Взявъ на помощь себѣ нѣсколькихъ избранныхъ клириковъ, онъ направилъ стопы свои на западъ Европы, гдѣ господствовало еще грубое идолопоклонство. Господь видимо покровительствовалъ усердію своего новаго Апостола, прославляя проповѣдь его знаменіями и чудесами, и жизнь долголѣтіемъ [5]. Полстолѣтія подвизался Святый на этомъ трудномъ поприщѣ, озаряя свѣтомъ Евангелія многіе города и веси Италіи, Испаніи, Германіи и Галліи, пока наконецъ въ Парижѣ, для котораго онъ наиболѣе потрудился, не усѣчена была священная глава его ревнителями идолопоклонства. Это обстоятельство надобно полагать не ранѣе 110 года по Рожд. Хр., согласно свидѣтельствамъ Свиды и Синкелла, что святитель скончался въ послѣдніе годы царствованія Траяна [6]. Церковь празднуетъ память св. Діонисія Ареопагита 3 Октября, въ день его кончины.

Къ славѣ апостольскихъ подвиговъ этого великаго мужа присоединяется еще слава его писаній, неподражаемыхъ по высотѣ мыслей и по высотѣ языка, за которыя древность называла его «птицею небесною (το πετεινον του ουρανου)» [7], и которыя, по прекрасному выраженію церковнаго пѣснопѣвца, «яко нѣкій небесный шумъ носимъ, громятъ разумы безбожныхъ» [8].

Въ исторической судьбѣ Діонисіевыхъ твореній было одно очень странное обстоятельство, доторое могло бы навлечь подозрѣніе на ихъ подлинность, если-бы въ нихъ же самихъ не открывалась намъ причина этой странности. Именно, до половины шестаго вѣка по Рожд. Хр. столь важныя творенія не были общеизвѣстны въ Церкви. Очевидно, они содержались въ-тайнѣ между немногими избранными христіанами, согласно желанію сочинителя [9]; — такъ какъ можно было опасаться, что невѣрные, язычники и іудеи, обратятъ въ посмѣяніе тѣ священныя тайны, которыя описалъ онъ для потомства, вопреки правилу первенствующей Церкви — не говорить гласно о таинствахъ, пока вѣра христіанская не сдѣлается господствующею. Избранными хранителями этого сокровища были, кажется, александрійскіе богословы. По-крайней-мѣрѣ, единственныя въ древности лица, о которыхъ съ достовѣрностію можно сказать, что имъ извѣстны были книги св. Діонисія Ареопагита, — это Климентъ Александрійскій, Оригенъ, Діонисій Александрійскій, преемственно управлявшіе огласительнымъ училищемъ въ Александріи, и св. Григорій Назіанзинъ, учившійся въ этомъ знаменитомъ училищѣ. У Климента, особенно въ его Строматахъ, встрѣчается много рѣдкихъ мыслей и выраженій, которыя явно заимствованы изъ сочиненій Ареопагита, какъ увидимъ ниже. Въ одной бесѣдѣ Оригена, которой подлинность засвидѣтельствована Руфиномъ, читаемъ: «въ Немъ (въ Іисусѣ Христѣ), какъ говоритъ великій Діонисій Ареопагитъ, пресущественность и Божество» [10]. Слова эти дѣйствительно находятся въ одной изъ книгъ Діонисія Ареопагита. Св. Діонисій Александрійскій, по свидѣтельству св. Анастасія Антіохійскаго и св. Максима Исповѣдника, писалъ даже толкованіе на книги соименника своего, Ареопагита, которое, къ сожалѣнію, рано утратилось [11]. Наконецъ св. Григорій Назіанзинъ, по общему признанію безпристрастныхъ ученыхъ, разумѣлъ не другаго кого, какъ Діонисія Ареопагита, когда, разсуждая подобно ему о Божествѣ въ словѣ на Богоявленіе, говоритъ: «таково святое святыхъ, закрываемое и отъ Серафимовъ и прославляемое тремя Святынями, которыя сходятся въ единое господство и Божество, — какъ другой нѣкто прежде насъ любомудрствовалъ объ этомъ весьма краснорѣчиво и возвышенно» [12]. Отъ-чего-же Климентъ, вопреки своему обычаю, не открываетъ своимъ читателямъ, что онъ заимствовалъ нѣкоторыя высокія истины изъ Діонисіевыхъ твореній ? Отъ чего Оригенъ не объясняетъ, какимъ образомъ дошло до него приводимое имъ изреченіе мужа апостольскаго? Отъ-чего Св. Григорій не хочетъ даже наименовать этого возвышеннаго и краснорѣчиваго богослова? Нельзя не примѣтить у всѣхъ трехъ учителей какъ-бы условленнаго намѣренія — больше молчать, чѣмъ распространяться о книгахъ св. Діонисія Ареопагита. Не потому-ли и толкованіе Діонисія Александрійскаго на эти книги такъ скоро затерялось, что оно писано было не для общественнаго употребленія, но для немногихъ избранныхъ учениковъ александрійскаго училища? А извѣстно, что обычай древнихъ христіанъ — скрывать свое таинственное ученіе отъ непросвѣщенныхъ и не зрѣлыхъ въ вѣрѣ (disciplina arcani) нигдѣ строже не соблюдался, какъ въ огласительномъ училищѣ александрійскомъ, состоявшемъ изъ отдѣленія внутренняго и внѣшняго [13].

Когда этотъ обычай, по устраненіи причинъ, его вызвавшихъ, сталъ ослабѣвать, именно въ шестомъ вѣкѣ по Рожд. Хр. [14], еретики северіане первые нарушили молчаніе древнихъ о твореніяхъ св. Діонисія Ареопагита. На одномъ частномъ соборѣ въ Константинополѣ въ 535 году они стали гласно приводить свидѣтельства изъ Діонисіевыхъ писаній въ подтвержденіе своей ереси, разумѣется, искажая ихъ. Но православные возразили: «а какими доказательствами подтвердите вы, что эти свидѣтельства подлинно принадлежатъ Діонисію Ареопагиту? Если-бы они ему принадлежали, то не могли бы быть не извѣстны блаженному Кириллу и блаженному Афанасію (Александрійскимъ)» [15]. Такое возраженіе показываетъ, какъ и тогда еще малоизвѣстны были книги Діонисія; потому-что, если бы возражавшіе сами читали ихъ, то знали-бы, какъ все тутъ православно, и никогда не согласились-бы, что представленныя имъ свидѣтельства дѣйствительно имѣютъ у Діонисія тотъ еретическій смыслъ, какой находили северіане. Вскорѣ однакоже послѣ того, предстоятели церквей восточныхъ и западныхъ, лучше узнавъ ученіе св. Діонисія и, безъ-сомнѣнія, причину, по которой до того времени скрывались его писанія, сдѣлались первыми ихъ почитателями и уже ни мало не сомнѣвались въ ихъ подлинности. Они тѣмъ охотнѣе обращались къ голосу апостольскаго отца, что книги его пущены во всеобщую гласность еретиками, а не православными, которыхъ слѣдовательно никто не можетъ упрекнуть, будто они выдали подъ именемъ Діонисія книги своего изобрѣтенія.

Такъ въ томъ же шестомъ вѣкѣ св. Анастасій, опровергая еретиковъ авторитетомъ древнихъ учителей, на первомъ мѣстѣ ставитъ «св. Діонисія Ареопагита, современника Апостоловъ и возвышеннаго богослова» [16]; св. папа Григорій Великій руководствуется изслѣдованіями Діонисія о свойствахъ и дѣйствіяхъ блаженныхъ духовъ, и отзывается объ немъ, какъ объ отцѣ древнемъ и достоуважаемомъ [17]. Не иначе смотрѣли на Діонисіевы творенія Леонтій Византійскій, Ювеналій Іерусалимскій, Ефремъ Антіохійскій и Андрей Критскій [18]. Седьмой вѣкъ былъ уже вѣкомъ полной славы Ареопагита. Св. Максимъ Исповѣдникъ пишетъ на него свои схоліи (краткія объясненія), которыя сохранились и доселѣ; папа Мартинъ I предъ лицемъ цѣлаго Собора латеранскаго говоритъ: «славный Діонисій научаетъ насъ въ своей книгѣ объ именахъ Божіихъ, что Господь образовался изъ чистой дѣвственной крови превыше природы» и проч., — и 400 соборныхъ Епископовъ съ благоговѣніемъ внимаютъ мужу апостольскому и слѣдуютъ его наставленіямъ [19]; другой папа, Агаѳонъ пользуется тѣмъ же авторитетомъ въ письмѣ къ греческому императору Константину [20]: обстоятельство очень важное, какъ потому, что изъ него усматриваемъ согласіе Востока и Запада относительно подлинности Діонисіевыхъ книгъ, такъ и потому особенно, что письмо папы Агаѳона утверждено св. шестымъ вселенскимъ Соборомъ. «Пріискано, — такъ говорится въ дѣяніяхъ Собора, — и другое свидѣтельство въ твореніяхъ св. Діонисія, Епископа Аѳинскаго; и, сличивъ его съ книгою объ именахъ Божіихъ, увидѣли, что одно вѣчное Слово истинно приняло нашу природу и все, что ее составляетъ» [21] и проч. — Софроній, знаменитый того времени Патріархъ Іерусалимскій, обличаетъ моноѳелита Сергія также свидѣтельствами «св. Діонисія Ареопагита, божественно обращеннаго Павломъ»; и еретикъ не только не возстаетъ противъ ихъ подлинности, но и самъ старается защититься ими, посредствомъ превратнаго толкованія [22].

Будемъ слѣдить далѣе судьбу Діонисіевыхъ писаній. Лучшимъ органомъ восточной Церкви въ осьмомъ вѣкѣ былъ св. Іоаннъ Дамаскинъ: но его «Исповѣданіе православной вѣры» преисполнено свидѣтельствами изъ Ареопагита, котораго поставляетъ онъ рядомъ послѣ священныхъ писателей [23]. На западѣ въ то же время папа Адріанъ, отъ лица всей римской Церкви, изъясняетъ Карлу Великому: «св. Діонисій былъ епископомъ аѳинскимъ; это былъ современникъ Апостоловъ, какъ видно изъ книги Дѣяній. Вотъ почему славные первосвященники, предшествовавшіе намъ, на разныхъ соборахъ подтверждали истину иконопочитанія особенно изъ его твореній» [24]. Наконецъ тогда-же и св. седьмой вселенскій Соборъ запечатлѣлъ важность и подлинность книгъ св. Діонисія Ареопагита, съ почтеніемъ указавъ на его мысли о небесной іерархіи [25]. Фотій говоритъ, что въ его время обращалось между христіанами сочиненіе пресвитера Ѳеодора Раиѳскаго, гдѣ разрѣшены были разныя возраженія противъ подлинности Діонисіевыхъ твореній [26], и самъ Фотій, прозорливѣйшій изъ критиковъ, не высказалъ о немъ никакихъ сомнѣній, напротивъ, называетъ Ареопагита писателемъ возвышеннымъ въ словахъ, и еще болѣе возвышеннымъ въ мысляхъ [27]. При Фотіѣ западная церковь отпала отъ Церкви вселенской; но никогда не переставала, единомысленно съ нею, чтить писанія св. Діонисія. На западѣ называли блаженною ту страну, которая обладала такимъ сокровищемъ [28]; брали великаго учителя временъ апостольскихъ за образецъ и руководителя не только въ богословіи, но и въ философіи; его голосомъ окончательно рѣшались соборныя пренія и споры схоластиковъ [29]; толкованіемъ его высокихъ созерцаній занимались знаменитѣйшіе ученые среднихъ вѣковъ, философы, филологи и археологи, — Іоаннъ Эригена, Гюго де Сенъ-Викторъ, Албертъ великій, Ѳома Аквинатъ, Діонисій картузіанскій, Марсилій Фицинъ, и многіе другіе [30]. И позднѣйшіе представители православія грековосточной Церкви нисколько не измѣнили предкамъ въ должномъ уваженіи къ трудамъ св. Діонисія. Это слышимъ мы въ молитвословіяхъ и пѣснопѣніяхъ, оглашающихъ храмы наши 3 Октября [31]; читаемъ въ греческихъ и славянскихъ Минеяхъ [32], въ твореніяхъ отечественныхъ богослововъ, и во всѣхъ нашихъ символическихъ книгахъ [33].

Такимъ образомъ, отвергать подлинность Діонисіевыхъ писаній или сомнѣваться въ ней — значило-бы отказаться отъ авторитета вселенской Церкви, Соборовъ, отцевъ и учителей.

Должно замѣтить притомъ, что писатель твореній, которыя мы имѣемъ въ виду, самъ называетъ себя Діонисіемъ, говоритъ о себѣ, какъ о современникѣ Апостоловъ, очевидномъ свидѣтелѣ Успенія Божіей Матери и того солнечнаго затмѣнія, которое послѣдовало во время распятія Іисуса Христа; а творенія проникнуты такимъ неподдѣльнымъ благочестіемъ и страхомъ Божіимъ, въ нихъ высказывается такая высокая душа, такое чистое сердце, что нельзя и представить, чтобы этотъ другъ и ревнитель святой правды, посрамляющій своими уроками всякую ложь, чтобы этотъ возвышенный богословъ, который восторгаетъ насъ отъ земли на небо, гдѣ самъ постоянно витаетъ духомъ, — рѣшился обманывать цѣлый свѣтъ, ложно выдавая себя за Діонисія Ареопагита. И для чего-бы онъ это сдѣлалъ? Бывали примѣры, что какой-нибудь бездарный писатель или еретикъ, желая пустить въ ходъ свои нелѣпыя мнѣнія, прикрывалъ ихъ именемъ того или другаго знаменитаго учителя: но учить такъ православно, такъ согласно съ св. Писаніемъ и преданіемъ Церкви, разсуждать столь основательно и возвышенно, говорить съ такою силою и искуствомъ, какъ авторъ разсматриваемыхъ твореній, — и приписать другому лицу свои труды, подъ которыми самый лучшій богословъ не постыдился-бы подписать свое имя, — это самопожертвованіе безпримѣрное и совершенно непонятное!

Изъ слѣдующаго краткаго обзора этихъ твореній читатель увидитъ, справедливо-ли то, что мы замѣтили о характерѣ сочинителя.

I. Книга о небесной іерархіи. Во всѣхъ изданіяхъ св. Діонисія эта книга занимаетъ первое мѣсто, потому конечно, что она явилась въ свѣтъ прежде другихъ, сохранившихся до нашего времени, хотя не прежде книги о Божественныхъ гимнахъ, которая утратилась. Въ книгѣ о небесной іерархіи встрѣчаемъ нѣсколько свидѣтельствъ изъ Апокалипсиса и Евангелія Іоанна: это показываетъ, что она писана была не раньше послѣдняго десятилѣтія перваго вѣка по Рожд. Хр., — и слѣдовательно, уже не въ Аѳинахъ, а въ западныхъ странахъ, гдѣ св. Діонисій распространялъ тогда вѣру Христову. По обычаю тѣхъ временъ, освященному примѣромъ апостольскимъ, Діонисій называетъ себя, въ надписаніи, скромнымъ именемъ пресвитера: «пресвитеръ Діонисій — сопресвитеру Тимоѳею». Думаютъ, что и этотъ Тимоѳей былъ не кто иной, какъ Епископъ Ефесской Церкви, ученикъ и споспѣшникъ Апостола Павла.

Книга раздѣляется на 15 главъ. Намѣреваясь говорить о небесныхъ тайнахъ, св. Діонисій обращается прежде всего съ молитвою къ Богу, подателю всякаго свѣта и всякаго блага, чтобы Онъ далъ ему уразумѣть тѣ символы, подъ которыми въ св. Писаніи представляются ангельскіе чины и чрезъ разнообразіе которыхъ должно восходить къ понятіямъ чисто-духовнымъ, или, какъ онъ говоритъ, къ простому лучу божественнаго свѣта, неимѣющему никакого чувственнаго образа. Потомъ онъ объясняетъ необходимость символовъ, какъ въ описаніи ангельской іерархіи, такъ и въ церковныхъ обрядахъ, изъ того, что умъ нашъ не иначе можетъ проникать въ горнія тайны, какъ при посредствѣ свойственнаго ему, вещественнаго руководства. Но ни въ какомъ случаѣ не должно принимать эти символы за точное изображеніе предметовъ, — напр. представлять себѣ умныя силы съ тѣлесными членами тѣхъ или другихъ животныхъ, на колесницахъ и т. д.; потому-что въ дѣйствительности міръ горній есть міръ безтѣлесный. — Зачѣмъ-же было священнымъ писателямъ унижать духовные предметы грубыми и несходными съ ними образами, и вводить людей въ соблазнъ? Св. отецъ предвидитъ это возраженіе, и отвѣчаетъ, что въ защиту Писанія можно, — кромѣ помянутой выше слабости ума человѣческаго, — представить и священно-таинственность премірныхъ умовъ, которой прилично быть прикрытою отъ плотскихъ людей непроницаемыми завѣсами; — священные писатели прибѣгли для этого къ несходнымъ и грубымъ подобіямъ, чтобы самою грубостію и вопіющимъ несходствомъ ихъ возбудить нашъ умъ къ высшимъ созерцаніямъ, — между-тѣмъ какъ благороднѣйшими, хотя все-же не точными образами, мы скорѣе-бы обманулись, представивъ небесныя существа какими-нибудь свѣтовидными, молніеносными и т. под. Впрочемъ, прибавляетъ святитель, въ мірѣ нѣтъ ничего такого, что не было-бы совершенно въ своемъ родѣ. Получивъ бытіе отъ истинной Красоты, міръ въ устройствѣ всѣхъ своихъ частей отражаетъ слѣды этой духовной Красоты, которые могутъ возводить нашъ умъ къ невещественнымъ первообразамъ, если только мы будемъ одно и тоже понимать съ разныхъ сторонъ, правильно различая духовныя и вещественныя свойства.

Пояснивъ эти мысли нѣкоторыми частными примѣрами, св. Діонисій даетъ понятіе объ іерархіи вообще, и объ іерархіи небесной или ангельской въ-частности. Іерархія вообще, по его словамъ, есть священное учрежденіе между разными чинами, имѣющее цѣлію возможное для нихъ уподобленіе своему началу чрезъ очищеніе, просвѣщеніе и совершенствованіе себя и подчиненныхъ себѣ. Въ іерархіи Ангеловъ это начало есть самъ Богъ, Творецъ всяческихъ, котораго они стремятся и сами познать, и многоразлично открывать другимъ, — отъ чего и называются вообще всѣ Ангелами (вѣстниками). Собственно это наименованіе принадлежитъ послѣдней степени небесныхъ чиновъ, но можетъ быть прилично и Высшимъ, такъ-какъ высшіе духи имѣютъ свѣтъ и силы нисшихъ. По указаніямъ Слова Божія и руководителя своего (вѣроятно, Іероѳея, а можетъ-быть и Ап. Павла), св. отецъ всю небесную іерархію раздѣляетъ на три тройственныя степени и въ первой считаетъ Серафимовъ, Херувимовъ и Престолы, во второй — Власти, Господства и Силы, въ третьей — Начала, Архангеловъ и Ангеловъ, — всего девять чиновъ. Отличительныя свойства первой степени онъ истолковываетъ изъ самыхъ именъ Серафимовъ (знач. пламенѣющіе — нравственно), Херувимовъ (премудрые) и Престоловъ, сокращая потомъ всѣ такія, толкованія въ той мысли, что одна эта степень, какъ достойнѣйшая, непосредственно пріобщается Божеству и получаетъ отъ Него и свѣтъ, и чистоту, и совершенство, въ самомъ первомъ ихъ проявленіи. Слѣдующіе за тѣмъ чины Властей, Господствъ и Силъ, которыхъ особенности такъ-же указываются самыми ихъ именами, очищаются, просвѣщаются и совершенствуются уже посредствомъ божественныхъ озареній, сообщаемыхъ, имъ отъ первой степени, и сами въ свою очередь разливаютъ тѣ-же озаренія на нисшіе чины, посредствомъ вторичнаго проявленія: при чемъ божественное вѣдѣніе, переходя отъ одного Ангела къ другому, постепенно ослабѣваетъ. — Но какъ первая степень начальствуетъ надъ второю, вторая — надъ третьею: такъ и эта послѣдняя, состоящая изъ Началъ, Архангеловъ и Ангеловъ, не даромъ носитъ богоподобныя названія, но начальствуетъ надъ учрежденіями человѣческими, чтобы все въ порядкѣ восходило къ Божеству. Подтвержденіе сему св. Діонисій находитъ въ книгѣ пророка Даніила, гдѣ Ангелъ Михаилъ называется княземъ іудейскаго народа (Дан. гл. 10). — Спросятъ: отъ-чего-же одинъ народъ еврейскій удостоенъ былъ Божественныхъ откровеній? Въ отвѣтъ на это объясняется, что и другими народами управляли не чужіе какіе-нибудь боги, а Единое Начало всего, къ которому и приводили отовсюду достойныхъ послѣдователей Ангелы же, начальствующіе каждый надъ особымъ народомъ, какъ видно изъ исторіи Мельхиседека, фараона и царей вавилонскихъ; но-что одинъ только Израиль обращенъ былъ къ познанію истиннаго Бога, и въ этомъ-то смыслѣ называется частію или удѣломъ Господа. Если, замѣчаетъ притомъ святитель, и подъ управленіемъ Ангеловъ люди уклонялись отъ истиннаго Бога къ ложнымъ: то сіе должно вмѣнять не Ангеламъ, а злоупотребленію человѣческой свободы, которую не угодно Богу стѣснять необходимостію. Затѣмъ рѣшаются еще нѣкоторые вопросы, естественно возникающіе изъ того, чтó сказано о порядкѣ св. Ангеловъ, и изъясняются разные символы, употребляемые въ Библіи при описаніи небеснаго міра. Напримѣръ: отъ-чего пророкъ Исаія былъ очищенъ Серафимомъ, а не какимъ-нибудь нисшимъ Ангеломъ? По мнѣнію самого св. Діонисія, Писаніе назвало въ этомъ случаѣ Серафимомъ нисшаго Ангела — потому только, что онъ совершилъ очищеніе посредствомъ огня: но св. Отцу не совсѣмъ неумѣстнымъ кажется и другое мнѣніе, предложенное ему кѣмъ-то, т. е. что Ангелъ, очистившій Исаію, приписалъ свое дѣйствіе Серафиму, какъ высшей по Богѣ іерархіи; — такъ-какъ высшій чинъ небесныхъ умовъ по-справедливости всѣми прочими почитается послѣ Бога, какъ начало всякаго боговѣдѣнія и богоподражанія. — Въ какомъ знаменованіи такъ часто употребляются въ Библіи символы огня, каковы огненныя колеса, престолы, рѣки, угли, огненныя животныя и т. д.? Священные писатели хотятъ внушить намъ всѣмъ этимъ богоподобныя свойства небесныхъ существъ: потому-что огонь, подобно Божеству, находится, можно сказать, всюду, чрезъ все свободно проходитъ, ничѣмъ неудерживается; онъ ясенъ и вмѣстѣ сокровенъ; животворною Теплотою все возобновляетъ, лучами все освѣщаетъ; стремится вверхъ, ни съ чѣмъ не можетъ смѣситься; всегда движется, притомъ самъ собою, и движетъ все; оставленный въ небреженіи кажется несуществующимъ, но чрезъ треніе, какъ-бы чрезъ нѣкоторое исканіе, внезапно появляется, и тотчасъ опять исчезаетъ; всему обильно сообщая себя, самъ отъ-того не уменьшается и проч. Подобнымъ образомъ толкуетъ св. Діонисій и другіе символы, до малѣйшихъ подробностей.

II. Книга о Церковной іерархіи. Ее можно назвать продолженіемъ предъидущей книги, какъ дальнѣйшее раскрытіе однихъ и тѣхъ-же началъ. И посвящается она тому-же Тимоѳею. Ей предшествовало разсужденіе о умственномъ и чувственномъ, на которое здѣсь ссылается св. Діонисій, но котораго мы теперь уже не имѣемъ. — Она состоитъ только изъ семи главъ; но каждая глава подраздѣляется на три части: догматическую, историческую и толковательную, — исключая первой главы, которая составляетъ приступъ или, лучше сказать, переходъ отъ небесной іерархіи къ церковной.

Содержаніе книги слѣдующее. Строго внушивъ читателю — не открывать священныхъ тайнъ лицамъ непосвященнымъ, св. Діонисій изъясняетъ, что свѣтомъ Господнимъ озаряются преемственно не одни Ангелы, но и всѣ люди, входящіе въ составъ Церкви; что и между ними также есть своя іерархія, т. е. чины совершенствующихъ, просвѣщающихъ и очищающихъ — съ одной стороны, а съ другой — чины совершенствующихся, просвѣщаемыхъ и очищаемыхъ; что, хотя по началу, обязанностямъ и цѣли небесная и церковная іерархіи одинаковы, но въ другомъ отношеніи различны. Именно: между Ангелами, какъ существами чисто-духовными, божественный свѣтъ распространяется безъ всякаго вещественнаго прикрытія; а намъ, которые состоимъ изъ души и тѣла, онъ нисходитъ и преподается не иначе, какъ подъ покровомъ символовъ, вещественныхъ по виду, но духовныхъ но сокровенному смыслу. Таковы всѣ церковныя таинства.

На первомъ мѣстѣ въ этомъ тайноводствѣ Церкви св. отецъ ставитъ таинство Крещенія, какъ вступленіе возрожденной души въ царствіе Божіе, какъ начало святой жизни, какъ врата къ небесному наслѣдію. Это высокое значеніе, эта важность Крещенія и раскрывается въ догматической части. Потомъ подробно описывается порядокъ совершенія сего таинства, — начиная съ того, какъ новопросвѣщаемый пріискиваетъ себѣ воспріемнаго отца, который долженъ наставить его въ вѣрѣ, — и до запечатлѣнія его св. мѵромъ (мѵропомазанія). Но, какъ всѣ эти дѣйствія и символы суть зеркало для духовнаго созерцанія, то рядомъ за описаніемъ ихъ слѣдуетъ толкованіе, постепенно восходящее отъ смысла простѣйшаго до самаго сокровеннаго. Такъ всякой легко пойметъ, что омовеніе тѣла указываетъ на омовеніе грѣховныхъ нечистотъ, которыми осквернена была прежняя жизнь крещаемаго. Но не въ водѣ только скрывается мысль таинства, а и въ лицѣ воспріемнаго отца, который представляетъ собою Божество, готовое изливать свой свѣтъ на омраченныхъ и заблудшихъ, — и въ томъ, что имя крещаемаго вносится въ церковную книгу, такъ какъ тогда же вносится въ книгу живота вѣчнаго на небѣ, чтобы могъ онъ быть сонаслѣдникомъ Ангеловъ, — и въ томъ, что онъ не однажды, а много разъ произноситъ священныя заклинанія, чтобы зналъ, сколькихъ усилій стóитъ падшей душѣ утвердиться въ непоколебимомъ совершенствѣ и такъ далѣе. Подобнымъ образомъ разсматриваетъ св. отецъ и Евхаристію, которой не напрасно, говоритъ, даютъ названіе таинства таинствъ, потому-что всѣ прочія таинства отъ ней получаютъ свою полноту и совершенство. Описаніе обрядовъ Евхаристіи довольно кратко, — хотя въ немъ упомянуты какъ тѣ священнодѣйствія, которыя совершаются на проскомидіи и литургіи оглашенныхъ, такъ и тѣ, которыя принадлежатъ литургіи вѣрныхъ. Въ созерцаніи таинственной стороны этихъ обрядовъ изъясняется сначала то, какъ можемъ мы назидаться на литургіи священными пѣснями, чтеніемъ слова Божія, союзомъ съ братіею и воспоминаніемъ тайной Христовой вечери, на которую недостойно явиться дерзнулъ только одинъ Іуда; потомъ, — какъ отражается въ Евхаристіи воплощеніе Сына Божія ради насъ, а съ тѣмъ вмѣстѣ и все домостроительство нашего спасенія; также, — для-чего оглашенные отлучаются отъ литургіи вѣрныхъ, — для-чего священнослужители умываютъ руки и пріобщаются прежде мірянъ. — Съ таинствомь Причащенія, по словамъ св. Діонисія, имѣетъ тѣсную связь освященіе мѵра, которое употребляется потомъ при посвященіяхъ и при всѣхъ важнѣйшихъ обрядахъ Церкви. Въ благовонныхъ мастяхъ, изъ которыхъ составляется мѵро, мы должны провидѣть изливающееся на достойныхъ людей благоуханіе совершенствъ Іисуса Христа и всеосвящающую благодать Святаго Духа. Такимъ образомъ переходитъ святитель къ таинству Священства или рукоположенія главныхъ чиновъ церковной іерархіи, — первосвященниковъ, священниковъ и діаконовъ. Отличительное свойство первосвященническаго чина поставляетъ онъ въ способности и обязанности совершенствовать нисшіе чины; священническаго — просвѣщать подъ начальствомъ первосвященника; діаконскаго — очищать при руководствѣ священника. Эта постепенность обязанностей и достоинства чиновъ замѣтна и въ ихъ посвященіи: первосвященникъ въ это время преклоняетъ предъ алтаремъ оба колѣна и на него притомъ возлагается книга св. Писанія; священникъ хотя также преклоняетъ оба колѣна, но вмѣсто книги на него возлагается уже рука первосвященника; діаконъ преклоняетъ только одно колѣно. Тѣмъ не менѣе всѣ они свидѣтельствуютъ свою покорность Богу и Его закону; всѣ запечатлѣваются кромѣ того крестомъ въ знакъ требуемаго отъ нихъ самоумерщвленія и подражанія Іисусу Христу; всѣ принимаютъ взаимное цѣлованіе; какъ символъ любви, которая должна одушевлять ихъ общій союзъ; имена ихъ провозглашаются во всеуслышаніе, чтобы всякой зналъ, что они приступаютъ къ священному служенію не по своему произволу, но по опредѣленію Божію. — Что касается до нисшихъ чиновъ церковной іерархіи; ихъ св. Діонисій — раздѣляетъ также на три степени. Самая нисшая степень — толпа грѣшниковъ, очищаемыхъ діаконами внѣ храма посредствомъ предварительныхъ наставленій; нѣсколько выше степень тѣхъ мірянъ, которые допущены уже къ таинствамъ и просвѣщаются поученіями священниковъ; самую высшую степень составляютъ монахи (неимѣющіе священнаго сана), такъ-какъ они стремятся къ совершенству, невыносимому для мірянъ. На пути этого совершенствованія они удостоиваются особенной заботливости первосвященника и торжественнаго постриженія предъ алтаремъ. Во время постриженія монахъ не преклоняетъ колѣнъ, но стоитъ прямо: это, по толкованію св. отца, значитъ, что монахъ не берется нести никакой другой обязанности, кромѣ собственнаго совершенствованія въ уединеніи. Онъ даетъ новое отреченіе отъ міра и всего мірскаго: это значитъ, что ему запрещаются и такія удовольствія, которыя не были-бы преступленіемъ у мірянъ. Онъ получаетъ крестъ — съ тою мыслію, что рѣшается на полное умерщвленіе страстей. Ему постригаются волосы, — чтобы онъ не заботился о внѣшнихъ украшеніяхъ, а думалъ только о сокровенной въ Богѣ красотѣ своей души. Съ него совлекается прежняя одежда и замѣняется новою; потому-что онъ даетъ обѣтъ возвышаться отъ святости посредственной до святости болѣе совершенной.

Остальныя страницы книги посвящены разсужденію о тѣхъ обрядахъ, которыми Церковь напутствуетъ своихъ чадъ при переходѣ ихъ изъ временной жизни въ вѣчную. Святитель осуждаетъ тѣхъ, которые учили, что со смертію для насъ оканчивается все, или по крайней-мѣрѣ навсегда разрывается союзъ души съ тѣломъ, или, — что души переселяются въ другія тѣла, или наконецъ, — что умершимъ святымъ готовится еще и въ этомъ мірѣ какое-то плотское блаженство. Св. Церковь, отвергая подобныя заблужденія, вѣритъ въ безсмертіе души и тѣла, и въ небесныя награды, ожидающія благочестиво жившихъ и умершихъ; а потому и конецъ земнаго поприща ихъ знаменуетъ обрядами, исполненными священной радости и любви. Она привѣтствуетъ усопшихъ, какъ побѣдителей, заслужившихъ вѣнецъ нетлѣнія; даетъ тѣламъ ихъ почетное мѣсто во храмѣ; возсылаетъ молитвы и благодаренія Богу; увѣщаваетъ всѣхъ предстоящихъ просить у Господа блаженной кончины и утѣшаетъ ихъ обѣтованіями Слова Божія; воспоминаетъ прежде умершихъ святыхъ и предстательствуетъ о сопричисленіи къ нимъ вновь-скончавшагося и о прощеніи ему грѣховъ; въ заключеніе всего братія даютъ ему цѣлованіе, а предстоятель возливаетъ на него елей, и тѣло хоронится въ приличномь мѣстѣ. Показывая основанія и назидательность этихъ обрядовъ, св. Діонисій пространно опровергаетъ тѣ ложныя мнѣнія, будто молитвы о прощеніи грѣховъ умершему и разрѣшеніе ихъ предстоятелемъ не могутъ имѣть никакой силы. Правда, говоритъ, Богъ воздастъ всякому по заслугамъ: но и Церковь предстательствуетъ не за такихъ людей, которые жили нечестиво и умерли нераскаянно, — притомъ предстательствуетъ подъ условіемъ, если то угодно Богу; а разрѣшаетъ грѣхи на основаніи слова Божія: еже аще разрѣшите на земли, будетъ разрѣшено на небесѣхъ (Матѳ. 16, 19). Здѣсь-же опровергается въ немногихъ словахъ и то нареканіе, будто Церковь безъ разумныхъ причинъ допускаетъ къ таинствамъ и дѣтей, когда они еще не могуть ничего понимать. Св. отецъ напоминаетъ, что это дѣлается не иначе, какъ подъ отвѣтственностію взрослаго человѣка.

III. Книга объ именахъ Божіихъ — къ Тимоѳею-же. Это — самое обширное изъ твореній св. Діонисія, раздѣленное на 13 главъ: но оно и еще обширнѣе было-бы, если-бы святитель писалъ его, не имѣя предъ собою книги наставника своего Іероѳея, которую мы знаемъ только по отрывкамъ, приводимымъ здѣсь св. Діонисіемъ, но въ которой, по словамъ его, ученіе о Божествѣ излагалось съ такою полнотою, что трудно было прибавить къ тому еще что-нибудь. Ученику оставалось только упростить и разъяснить сказанное учителемъ кратко и не для всякаго удобопонятно. Тимоѳей много разъ просилъ Діонисія взяться за этотъ трудъ, приславъ ему и самую книгу Іероѳея, какъ недоступную для обыкновенныхъ умовъ. Разсматриваемое твореніе было слѣдствіемъ этой просьбы. Оно писано не рядомъ за книгами о небесной и церковной іерархіяхъ, но послѣ книги богословскихъ наставленій, книги о душѣ, книги о праведномъ судѣ Божіемъ, которыхъ теперь уже не существуетъ. Посему неудивительно, что оно вышло въ свѣтъ уже во второмъ столѣтіи и что въ немъ приводятся слова изъ посланія св. Игнатія Богоносца къ Римлянамъ, явившагося въ 107-мъ году по Рожд. Хр.

Три первыя главы книги заняты предварительными разсужденіями — о томъ во-первыхъ, откуда и въ какой степени мы можемъ знать объ именахъ или совершенствахъ Божіихъ; во-вторыхъ, что не должно раздѣлять эти совершенства по лицамъ Святой Троицы, точно такъ-же, какъ и личныя свойства не должно смѣшивать или сливать между собою; и въ-третьихъ, что человѣкъ всего болѣе приближается къ Богу и посвящается въ познаніе совершенствъ Его молитвою. Такъ раскрываетъ это св. Діонисій. Бога, какъ Существо безпредѣльно высшее всѣхъ существъ, знаетъ только — самъ Богъ; мы можемъ знать о Немъ отчасти и не больше того, сколько онъ благоволитъ открывать себя. Тщетно умъ человѣческій сталъ-бы испытывать эту бездну и искать своихъ путей къ неизслѣдимымъ ея тайнамъ: напротивъ, только тѣ люди и могутъ сколько-нибудь знать Божественную природу, которые, не полагаясь на силы своего ума, пользуются свѣтомъ свыше-приходящей благодати, съ совершенною преданностію, любовію и благоговѣніемъ къ таинству. Такимъ образомъ слово Божіе должно быть первымъ нашимъ руководствомъ въ богопознаніи; но не единственнымъ: потому-что есть много и другихъ свѣтовъ, сообразныхъ съ св. Писаніемъ, которые передаются намъ отцами нашими посредствомъ сокровеннаго ученія. — Богъ превосходитъ всякое слово и всякое вѣдѣніе; собственно Онъ не есть ни то, что мы называемъ существомъ, ни то, что представляемъ совершенствомъ: посему и славословить Его мы могли-бы только отрицательно и, такъ-сказать, безмолвно, если-бы въ многообразныхъ дѣлахъ Провидѣнія не отражались нѣкоторые слѣды чего-то похожаго на наши совершенства, если-бы самъ Богъ, не допустившій Маное распрашивать о Его чудномъ имени, не называлъ себя иногда и положительными именами, какъ-то: сый, животъ, свѣтъ, Господь и проч. Въ этомъ смыслѣ Богъ есть и безъимененъ и многоимененъ. — Всѣ имена, въ которыхъ прославляется Онъ, какъ пресущественная благость, мудрость и т. п., или которыми отрицается въ Немъ все ограниченное и несовершенное, а равно и тѣ, которыя заимствуются отъ необыкновенныхъ благодѣяній Божіихъ, — всѣ эти имена равно принадлежатъ каждому изъ трехъ лицъ Божества. И это не значитъ смѣшивать лица Святой Троицы; потому-что у каждаго изъ нихъ есть собственныя имена, а съ тѣмъ вмѣстѣ и особенныя свойства — Отца, Сына и Святаго Духа; Сыну Божію въ-частности приписывается воплощеніе. Такимъ образомъ единство существа въ Богѣ не исключаетъ разности по лицамъ. Это поясняется нѣкоторыми чувственными подобіями; именно — подобіемъ свѣта, когда онъ составляется изъ лучей нѣсколькихъ свѣтильниковъ въ одной комнатѣ, также подобіемъ оттисковъ одной и той-же печати: впрочемъ св. Діонисій оговаривается, что и такія подобія не соотвѣтствуютъ во всей точности изъясняемому предмету. — Для того, чтобы умъ нашъ могъ представлять себѣ Бога достойнымъ образомъ и въ возможно-лучшемъ свѣтѣ, св. отецъ велитъ прибѣгать къ молитвѣ, не потому впрочемъ, чтобы мы молитвою приближали къ себѣ Бога, — Онъ не можетъ переходить съ мѣста на мѣсто, — но потому, что чистая и усердная молитва самихъ насъ приближаетъ къ Богу. Такъ, если-бы на сводѣ небесномъ прикрѣплена была цѣпь и спущена оттуда до земли, а мы, ухватившись за эту цѣпь, стали больше, и больше забирать ее въ свои руки; то хотя, можетъ-быть, мы и вообразили-бы, что верхній конецъ ея приближаемъ къ себѣ, но на дѣлѣ только сами приближались-бы къ нему. Или, если-бы взошедши на судно, мы прикрѣпили къ какой-нибудь скалѣ канатъ съ судна и тянули этотъ канатъ; то не скалу придвигали-бы къ себѣ, а только сами-бы къ ней придвигались. Или еще, если-бы кто съ края судна сталъ упираться шестомъ въ утесистый берегъ, то нимало не пошатнулъ-бы съ мѣста утесовъ, но только себя отталкивалъ-бы отъ нихъ. — Здѣсь у мѣста замѣтить, что эти сравненія, почти изъ-слова-въ-слово, повторяетъ Климентъ Александрійскій [34]; онъ раскрываетъ обширно и ту мысль св. Діонисія, что Бога нельзя назвать собственно или достойно Его величія никакимъ именемъ [35].

Посмотримъ теперь, какъ разсуждаетъ мудрый Ареопагитъ объ употребительныхъ именахъ Божіихъ. Сначала онъ говоритъ о верховной благости; — потому-что такъ мы часто называемъ Бога. Благость, по словамъ святителя, есть какъ-бы сущность Божества; Богъ благъ по природѣ, и такъ-сказать, необходимо благъ. Подобно солнцу, Онъ разливаетъ повсюду благо, уже потому самому, что существуетъ; не имѣя въ виду никакой собственно для Себя пользы или выгоды отъ благодѣяній, благодѣтельствуетъ всѣмъ существамъ по-мѣрѣ пріемлемости каждаго. По этой благости всѣ небесныя силы вызваны изъ ничтожества, продолжаютъ свое бытіе, наслаждаются жизнію неувядающею, избавлены отъ всякаго поврежденія и смерти, одарены обширнымъ разумомъ, познаютъ причины всѣхъ вещей и сообщаютъ другимъ свои познанія, имѣютъ прочную опору и безопасное прибѣжище въ безпрестанномъ стремленіи къ верховному благу, и, по-возможности подражая ему, какъ въ своемъ кругу составляютъ блаженный союзъ, такъ и въ нисшихъ существахъ стараются возбудить желаніе тѣхъ-же даровъ, которыми осыпаны сами. По этой-же благости существуютъ души земнородныхъ съ ихъ разнообразными совершенствами, — животныя неразумныя, наслаждающіяся жизнію на сушѣ, въ воздухѣ и водѣ, — растѣнія и все, чтó одарено бытіемъ. Небеса, отъ того предѣла, гдѣ они начинаются, и до того, гдѣ оканчиваются, ихъ составъ, не увеличивающійся, ни уменьшающійся, неизмѣнный, — безмолвное теченіе неизмѣримыхъ сферъ, теряющихся въ пространствѣ, ихъ удивительная стройность, свѣтъ, красота, — неподвижныя звѣзды, блуждающія кометы, и эти два великія свѣтила, какъ говоритъ Писаніе, періодически появляющіяся на однихъ и тѣхъ-же мѣстахъ горизонта, и такъ правильно опредѣляющія время съ разнообразіемъ весны, лѣта, осени, зимы, мѣсяцевъ, дней, часовъ: — все это есть дѣйствіе и свидѣтельство верховной благости. — Не довольствуясь общимъ обзоромъ твореній, святитель еще отдѣльно, и какъ-бы для примѣра, разсматриваетъ солнце въ разныхъ отношеніяхъ, и повсюду находитъ отраженіе той-же благости всеобъемлющей, всему доступной, все привлекающей, всему дающей жизнь и порядокъ. — Богъ также называется свѣтомъ, — продолжаетъ онъ; потому-что сіяніемъ своимъ озаряетъ всѣхъ духовъ небесныхъ, прогоняетъ невѣжество и недоразумѣнія отъ душъ нашихъ, возбуждаетъ и поддерживаетъ въ нихъ любовь къ просвѣщенію, открываетъ имъ истину и отъ понятій смѣшанныхъ и чувственныхъ постепенно возводитъ ихъ къ созерцанію простому, чистому, единичному. — Богъ называется красотою и любовію; — и точно это есть любовь и красота, неотцвѣтающая, неизмѣнная, равно восхитительная во всѣхъ странахъ и для всякаго взора: отсюда-то всѣ существа заимствуютъ — каждое приличную себѣ красоту и блескъ; отсюда во всемъ гармонія и сочувствіе, связь и единство, покой и движеніе, производительность и плодотворность. — При семъ случаѣ св. отецъ не одобряетъ тѣхъ, которые находятъ неприличнымъ называть Бога любовію; это, говоритъ, люди, привязывающіеся къ мертвой буквѣ и непроникающіе въ духъ словъ, — какъ-будто нельзя вмѣсто: четыре, прямолинейная фигура, отечество сказать проще: дважды-два, фигура съ прямыми линіями, родная земля; къ-тому-же слово — любовь въ хорошемъ, духовномъ смыслѣ употребляется и въ св. Писаніи; и божественный Игнатій сказалъ: «любовь моя распялась»! Священные писатели называютъ Бога даже ревнивымъ; потому-что Онъ преисполненъ любви къ своимъ созданіямъ и хочетъ быть любимъ безраздѣльно и безконечно.

Затѣмъ слѣдуетъ глубокое и обширное изслѣдованіе вопроса: откуда и какъ существуетъ зло въ мірѣ, если Богъ таковъ, какимъ Онъ описанъ выше? Главныя мысли св. Діонисія объ этомъ предметѣ можно изложить такъ: зло не могло произойти отъ всеблагаго Бога; потому-что холодъ не можетъ происходить отъ огня, или, какъ говоритъ Писаніе, не можетъ древо добро плоды злы творити. Зло и не существуетъ, какъ что-либо самостоятельно: иначе оно разрушило-бы само себя; потому-что, какъ свойство добра — производить и сохранять, такъ свойство зла — разрушать. Если зло и бываетъ, то не иначе какъ въ примѣси къ добру, которое одно обладаетъ истиннымъ бытіемъ. Вотъ почему зло не имѣетъ ни опредѣленнаго вида, ни единства, ни прочности, но безпрестанно принимаетъ разныя формы и падаетъ всегда ниже той цѣли, къ которой порывается. Вотъ почему ни одно существо не стремится къ злу иначе, какъ воображая его добромъ. Тѣмъ болѣе самъ Богъ ничего не представляетъ Себѣ, какъ зло: въ Его очахъ самое небытіе имѣетъ видъ возможнаго добра. Итакъ зло не есть бытіе; оно ниже даже небытія, а есть только случайное уклоненіе отъ истиннаго добра къ мнимому. Если-бы зло имѣло самостоятельное бытіе; тогда, во-первыхъ, Богъ не былъ-бы независимъ и не могъ-бы наслаждаться вѣчнымъ покоемъ, во-вторыхъ, въ мірѣ повсюду царствовалъ-бы непримиримый хаотическій безпорядокъ: но нельзя допустить ни того, ни другаго. Безпорядокъ есть, — но безпорядокъ частный, а не всеобщій, т. е. не рѣшительное зло, но только несовершенное или поврежденное добро. Подъ этотъ взглядъ подходятъ и самые демоны. И они не чужды добра — по природѣ: иначе они не были-бы твореніемъ верховнаго Добра, не могли-бы существовать, или — были-бы отъ-начала и всецѣло, во всѣхъ отношеніяхъ, злы и не имѣли-бы возможности уклониться отъ добра. И они не всецѣло злы: потому-что одарены бытіемъ, живутъ, мыслятъ, волнуются разными желаніями, которыя нравятся имъ, какъ нѣчто доброе. Они только не хотятъ знать истиннаго добра, которое сохраняется въ ихъ природныхъ способностяхъ и къ которому Богъ предназначилъ имъ стремиться, — не хотятъ знать по произвольному ослѣпленію; такъ-какъ они сами себя навсегда лишили истиннаго свѣта. — Скажутъ: зачѣмъ-же Провидѣніе попустило и попускаетъ имъ быть злыми? — Но Провидѣнію не свойственно свободныя существа удерживать насильственно въ добрѣ или влечь къ добру противъ ихъ воли: это значило-бы лишать ихъ свободы, лучшаго ихъ украшенія и преимущества предъ животными безсловесными, — значило-бы искажать природу, которая создана совершенною. — Такъ-же, и еще легче, можно убѣдиться, что рѣшительнаго зла нѣтъ ни въ людяхъ, ни въ животныхъ неразумныхъ, ни въ цѣломъ составѣ міра, ни въ тѣлахъ, ни въ матеріи, — вопреки мнѣнію нѣкоторыхъ. — Все, что ни существуетъ, даже то, что оказывается зломъ, имѣетъ добро и началомъ своимъ и концомъ, къ которому предназначено; — и Богъ всегда былъ, есть и будетъ верховная благость, свѣтъ духовный, красота и любовь.

Съ тою-же силою, хотя не такъ обширно, изъясняется далѣе, почему и въ какомъ смыслѣ называютъ Бога бытіемъ, жизнію, мудростію, разумомъ, истиною, могуществомъ, правдою, спасеніемъ, искупленіемъ, великимъ и малымъ, и одинаковымъ, и различнымъ, подобнымъ и неподобнымъ, покоемъ и движеніемъ, равнымъ, Владыкою, ветхимъ деньми, вѣчнымъ, миромъ, самобытнымъ, самомудрымъ и т. под., Святымъ святыхъ, Царемъ царствующихъ, Господомъ господствующихъ, Богомъ боговъ, совершеннымъ и Единымъ. И послѣ того святитель, не продолжая изъяснять другія имена Божіи, кромѣ исчисленныхъ, сказалъ въ заключеніи: «если что-нибудь подобное осталось у насъ необъясненнымъ; пусть предположатъ, что мы и то стали-бы изъяснять такъ-же», т. е. въ томъ-же духѣ и тѣмъ-же способомъ.

IV. Книга о таинственномъ богословіи. — Еще твореніе, посвященное тому-же Тимоѳею; но самое краткое. Оно состоитъ изъ пяти небольшихъ главъ. Предметомъ его служитъ то боговѣдѣніе, которое, признавая не вполнѣ достойными Бога самыя высокія славословія положительныя, восходитъ къ Нему чрезъ отрицаніе всѣхъ понятій и словъ человѣческихъ, и созерцаетъ непостижимаго въ молчаніи, таинственно поучающемъ, и во мракѣ, преисполненномъ неземнаго свѣта. Въ этомъ предметѣ заключается и причина краткости таинственнаго Богословія, какъ изъясняетъ самъ св. Діонисій. Упомянувъ о своемъ символическомъ Богословіи (утраченномъ), онъ говоритъ: «въ этомъ символическомъ Богословіи рѣчь моя, нисходя отъ самаго высшаго къ нисшему, по-мѣрѣ нисхожденія, соотвѣтственно расширялась; а теперь, восходя отъ нисшихъ вещей къ высочайшему, по мѣрѣ восхожденія сокращается и наконецъ дѣлается совершенно безгласною, теряясь въ неизглаголанномъ»... Такимъ образомъ св. отецъ произноситъ только нѣсколько отрицаній о Богѣ, начиная съ того, что Онъ не есть что-либо вещественное и доходя до той мысли, что о Немъ даже нельзя рѣшительно ничего ни отрицать, ни утверждать вполнѣ достойно Его величія. Съ тѣмъ вмѣстѣ оканчивается и самая книга; — высокое боговѣдѣніе, открывавшееся тайнозрителю въ молчаніи и священномъ мракѣ, осталось тайною святой души.

V. Письма. Изъ десяти писемъ, сохранившихся намъ отъ Діонисія Ареопагита, четыре надписаны къ ѳерапевту или монаху Кайю. Мы узнаемъ изъ перваго, какъ должно понимать тотъ таинственный мракъ, въ которомъ созерцается Непостижимый, — т. е. какъ превосходство, а не какъ лишеніе знанія. Во-второмъ святитель показываетъ, что можно представлять Непостижимаго и выше названія Божества, если подъ нимъ будемъ разумѣть не самое верховное Существо, но только тотъ даръ Его, которымъ обожаются Ангелы и святые. Третье письмо заключаетъ въ себѣ изъясненіе слова — внезапу, употребленнаго пророкомъ Малахіею о пришествіи Мессіи, который, дѣйствительно, явился въ міръ внезапно, бывъ дотолѣ сокровенъ, и по плоти остался сокровеннымъ, какъ Богъ. Въ четвертомъговорится о пресущественномъ соединеніи двухъ естествъ во Христѣ, — отъ-чего Онъ, и какъ человѣкъ, выше человѣковъ. Пятое — писано къ діакону Дороѳею: тутъ св. Діонисій подтверждаетъ свою мысль о таинственномъ мракѣ и непостижимости Божіей, какъ самомъ возвышенномъ представленіи, изреченіями Псалмопѣвца и Апостола Павла (Псал. 138, 6; Флп. 4, 1). Въ шестомъ — священнику Сосипатру преподается мудрый урокъ, что истинное торжество богослова состоитъ не въ опроверженіи мнѣнія противниковъ, но въ подтвержденіи своей истины такими доказательствами, которыхъ нельзя было-бы опровергнуть. Гораздо обширнѣе другихъ писемъ седьмое — къ священноначальнику Поликарпу, или противъ софиста Аполофана, бывшаго нѣкогда другомъ Діонисія, осьмое — къ монаху Демофилу, и девятое — къ священноначальнику Титу. Аполофанъ, разорвавъ дружественный союзъ съ Ареопагитомъ, по случаю обращенія его въ христіанскую вѣру, смѣялся надъ нимъ, какъ надъ человѣкомъ, который промѣнялъ греческую мудрость на суевѣріе. Святый отецъ проситъ Поликарпа передать софисту, что, если онъ вникнетъ въ дѣло, истинная мудрость окажется не на сторонѣ греческихъ баснописцевъ и философовъ, но на сторонѣ Христіанства, — припомнить ему то чудесное затмѣніе солнца, которое во время распятія Христова оба они наблюдали съ благоговѣніемъ, — и подобными тому убѣжденіями привесть невѣрующаго къ спасительной вѣрѣ. Монахъ Демофилъ имѣлъ дерзость оскорбить во храмѣ священника — за то, что, по снисхожденію его, допущенъ былъ одинъ отъявленный грѣшникъ къ покаянію, во святилище. Св. Діонисій, узнавъ объ этомъ происшествіи изъ письма самаго Демофила, который думалъ похвалиться своею ревностію, сильно и трогательно обличаетъ такую ревность не по разуму. Кромѣ примѣровъ кротости, открывающихся намъ въ жизни Моисея и другихъ патріарховъ, а особенно въ жизни Іисуса Христа, святитель напоминаетъ Демофилу долгъ всякаго простаго монаха оказывать почтеніе священникамъ, каковы-бы они ни были, и разсказываетъ, что однажды нѣкто Карпъ на островѣ Критѣ по такой-же неумѣренной ревности вопіялъ на небо о скорѣйшей погибели грѣшниковъ, но ему явился въ видѣніи Христосъ-Спаситель и сказалъ: «порази лучше Меня; Я и снова готовъ пострадать за людей». Титъ просилъ у св. Діонисія изъясненія нѣкоторыхъ символовъ, употребляемыхъ въ Писаніи, именно: что такое домъ Премудрости, что ея чаша, ея пища и питіе? Но такъ-какъ о символахъ подробно разсуждалъ св. отецъ, въ своемъ символическомъ Богословіи; то онъ посылаетъ Титу эту книгу, присовокупляя въ письмѣ только дополнительныя замѣчанія — о томъ, для чего употребляются символы, и — что ихъ всегда надобно понимать духовно и богоприлично: напримѣръ, подъ домомъ и чашей Премудрости должно разумѣть Промыслъ Божій, который всѣмъ существамъ доставляетъ прибѣжище и покой, оставаясь самъ неподвижнымъ, какъ домъ, открытымъ и безначальнымъ, какъ круглая чаша; подъ твердою пищею — высшее нравственное совершенство, подъ жидкою — обидіе того ученія, которое посредствомъ частныхъ истинъ возводитъ питающихся ими къ простому и нераздѣльному познанію Божества. Послѣднее письмо послано было къ Евангелисту Іоанну Богослову, когда Онъ заключенъ былъ на островѣ Патмосѣ: Ареопагитъ утѣшаетъ святаго узника предсказаніемъ скораго освобожденія и хвалитъ его, какъ образецъ совершенства не только для современниковъ, но и для будущихъ поколѣній. 
 

На всѣ эти творенія св. Максимъ Исповѣдникъ писалъ свои схоліи, а Пахимеръ — парафразы, которые много облегчаютъ чтеніе текста св. Діонисія. Тѣ и другія обыкновенно печатаются подъ-рядъ съ текстомъ. Въ изданіи Валтассара Кордерія (Антверпенъ, 1834 г.), которое признается лучшимъ, помѣщены кромѣ того обширныя и ученыя примѣчанія самаго издателя. Изъ новѣйшихъ переводовъ Діонисіевыхъ твореній вполнѣ заслуживаетъ одобренія, по ясности и благонамѣренности, французскій переводъ аббата Дарбуа (Darboy), Paris, 1845. 
 

Примѣчанія: 
[1] Mich. Syngel. in Vita S. Dionysii, Said., Sim. Metaphr., Nicephor et Melhod. — въ Кордеріевомъ изданіи Opp. Dionysii, tom. II, pag. 190-252. 
[2] Vita S. Dionysii ex Menaeis graecis въ Кордеріевомъ изданіи Opp. Dionys pag. 320. 
[3] In Vita S. Dionysii, apud Corderium. 
[4] Ibid. pag. 193; Dionys, lib. de divinis nominibus, cap. 3. Сн. Epiphan. presbyt. constantinopol, de aelate Virginis. 
[5] Mich. Syngei. in Vita Dionys. 
[6] Соображенія объ этомъ см. у Halloix in Vita s. Dionys. cap. XX. 
[7] Inter Opp. S. Chrysostomi sermo de pseudoprophetis et falsis doctoribus. 
[8] Служб. св. Діонисію. 3 Октября. Пѣснь 5, ирмосъ. 
[9] De eccles. hierarchia cap. 1. Ορα, οπως ουκ εξορχηση τα αγια των αγιων… και τα του κρυφιον Θεου αμεθεκτα και αχραντα τοις ατελεστοις θιατηρων, ιεροι, μονοις των ιερων ιεροπρεπως κοινονων etc. 
[10] Inter. Opp. Orig. hom. 1 in quaedam N. Test. loca. 
[11] Anast. in Odeg.; Maxim. in cap. 5 lib. de coel. hierarch. 
[12] Въ Твореніяхъ св. отцевъ, слово 38. 
[13] См. объ этомъ Toclot Dissertatio de disciplina arcani. 
[14] Ibid. 
[15] Concil. Mansi. t. VIII, p. 821. 
[16] Anagog. Contempl. in Hexaemer. lib. VII. 
[17] Homil. 34 in Lucam cap. 15 — de dragma perdita. 
[18] Leont. lib. II contra Nestor. et Eutich., et lib. de sectis act. 3. Juvenal. ap. Liberat. in Breviario de causa Nest. et Eut. cap. 10 et Niceph. Hist. eccl. lib. XV, cap. 14. Ephremi apologia apud Photium cod. 299. Andr. Cr. in Apocalyps. cap. 10, 45. 
[19] Acta Synod. Later. 1 et 3. Concil. Labb. tom. VI. 
[20] Vid. in Act. 8 Concil. constantinopol. III, tom. VI. 
[21] Ibid. 
[22] Sophr. Epist. ad Sergium; confer Concil. Later. et Concil. constantinopol. quinisexli. 
[23] De fide orthodoxa lib. 1, cap. 12. 
[24] Epist. Mart. ad Carlom. Conf. Concil. Labb. tom. VII. 
[25] Concil. Labb. tom. VIII. 
[26] Phot. Biblioth. cod. 1. 
[27] Ibid. cod. 231. Και Διονυσιος ο πολυς μεν την γλοσσαν, πλειων δε την θεοριαν, ο μαθητης Παυλου και Αθηναιων επισκοπος. 
[28] Hilduin. Epist. ad Ludovic. cit. apud Martin Delr. 
[29] Anast. Biblioth. apud Martin. Delr. Vindic. areopag. 
[30] См. Darboy Oeuvres de S. Denys. Areopag. 1845. Introduct. pag. LIX-LXIX. Engelgardt Die Schriften des Areopag. Dionys. 1823. Vorrede S. XIII. 
[31] Служба 3 Октября. Стихир. на Господи воззвахъ. — Свѣтиленъ. — Ирм. пѣснь 5. 
[32] Мѣс. Мин. 3 Октября. — Сн. выписки изъ греч. Миней въ концѣ Кордеріева изд. Opp. S. D. 
[33] Патр. грам. чл. 16. стр. 48; 15, 41. Петр. Могил: исп гл. 1 вопр. 4, 104 и пр. Свт. Дим. Рост. Четь-мин. 3 Окт. и 8 Ноябр. Стеф. Яв. Кам. вѣры кн. I, гл. 4, стр. 34; кн. II, гл. 4; кн. III, гл. 4. стр. 34, 224, 19. Катихиз. преосв. Филар. Митр. Моск. изд. 1840 г. стр. 53-55. 
[34] Stromat. 4 sub finem. 
[35] Strom. 5. 
 

Источникъ: О святомъ Діонисіѣ Ареопагитѣ и его твореніяхъ. // Журналъ «Христiанское чтенiе, издаваемое при Санктпетербургской Духовной Академiи». — СПб.: Въ Типографiи Е. Фишера. — 1848 г. — Часть II. — С. 146-178.