Можно ли, и как можно православным христианам молиться за христиан неправославных?
Молитвы православных христиан за усопших вне лона Церкви
«Но как быть с теми, кто умер вне церкви? В общем, Церковь следует четко изложенному митрополитом Московским Филаретом (Дроздовым) принципу, что неправославные самим своим неправославием отделились от таинств Православной Церкви и этому соответствует их непоминовение в Таинстве Евхаристии. Следовательно, на Божественной Литургии Церковь не имеет особого поминовения неправославных и особенно усопших, которые уже не могут присоединиться к ней. Как же тогда Православный христианин может выразить свое сердечное побуждение молиться за родных и друзей, которые отошли от Церкви? Ответ Церкви одновременно строгий и сочувственный, как можно видеть из приводимого ниже отрывка, который является последней частью обширной статьи, излагающей причины, почему Церковь не молилась на литургии о неправославных.» [4].
Можно ли молиться за души самоубийц и еретиков?
«Удивительное время мы переживаем! Поднимаются вопросы, тысячу лет назад уже решенные; переоцениваются ценности, веками оцененные; пересматриваются решения, от первых веков христианства состоявшиеся. И что особенно опасно: или забывают, или даже прямо не хотят справиться о том, как и на каких основаниях, решала эти вопросы христианская древность, а иногда и сама Церковь, руководительница православной христианской мысли в те далекие от нас времена. Выходит, что наше поколение считает себя как бы умнее, талантливее и обильнее благодатными дарованиями, нежели великие мужи, носители духа христианского, жившие в веках, от нас отдаленных. Если такое самомнение сознательно, то оно преступно, оно свидетельствует об отступлении от Церкви, хотя пока в мысли, но хочется думать, что больше творится все это бессознательно, как грех неведения, как последствие недостаточного воспитания в духе церковности…
В последние годы мутною, ядовитою волною разливается по родной Руси в разных видах неверие, и, прежде всего — неверие в Церковь как живой организм любви, возглавляемый Христом Спасителем как воплощенною Любовью. И это неверие в Церковь иногда проявляется даже в тех, которые считают себя верующими в Бога. Для таких безразлично, как учит о том или ином предмете веры и жизни православная Церковь: они полагают, что вправе иметь обо всем свое собственное суждение, не справляясь о том, что скажет св. Церковь. А таких вопросов современная жизнь выдвигает на каждом шагу множество. Вот тому пример: вследствие упадка веры вообще и озлобления, как нравов, так и характеров, умножилось число самоубийств. Убивают себя юноши, убивают себя 90–летние старики. Опустошается душа, расхищаются из сердца последние остатки веры, идеализма, стираются последние следы образа Божия, замирает дух, не остается никакой опоры для борьбы с искушением, и — человек решает: нет смысла больше жить и страдать, и в озлоблении на все, как мятежник, самовольно уходит из жизни. Такова психология большинства случаев самоубийств. В ее основе лежит неверие в промысел Божий, хула на благость Божию, отчаяние — смертные грехи, смертные потому, что не дают места покаянию, убивают дух, удаляют; гонят от человека спасающую Божию благодать. Человек добровольно и всецело отдает себя во власть врага рода человеческого, врага Божия, преграждает в себе все пути для благодати: как же возможно будет для него, воздействие сей благодати? Когда речь идет о спасении, мы должны всегда помнить, что Бог не спасает нас насильно: создать нас без нас Он мог, а спасти нас без нас — не хочет и, без нарушения правды Своей, потому — не может. Необходимо, чтобы человек при исходе из сей жизни имел бы хотя зачатки произволения ко спасению, чтобы, по крайней мере, не отрицал возможности своего спасения, а следовательно, не терял надежды: мы молимся о тех, кто почил в надежде воскресения и жизни вечной, в ком осталась хотя бы искра надежды на Искупителя мира. Тогда Церковь молится и «о иже во аде держимых», по слову Василия Великого. Общий закон спасения выражен в словах Господа: «в чем застану, в том и сужу»…
Таковы общие основания для суждения о том, можно ли молиться за души самоубийц и еретиков. Но относительно самоубийц святой Тимофей, епископ Александрийский, на вопрос: «Аще кто, будучи вне себя, подымет на себя руки или повержет себя с высоты, за такового должно ли быть приношение (литургия) или нет?» — отвечает: «О таковом священнослужитель должен рассудити, подлинно ли будучи вне ума, соделал сие. Ибо часто близкие к пострадавшему от самого себя, желая достигнуть, да будет приношение и молитва за него, обманывают и говорят, что был вне себя. Может же быть, что соделал сие от обиды человеческой, или по иному какому случаю от малодушия: и о таковом не подобает быть приношению, ибо есть самоубийца. Посему священнослужитель непременно должен со всяким тщанием испытывать, да не подпадет осуждению». Вот единственное исключение, допускающее молитву церковную за самоубийц! Человек совершил страшное преступление в состоянии невменяемости. Ясно, что нельзя его строго и судить за это. Бог в неисповедимых путях Своего промысла попустил такое несчастие, такое насилие со стороны врага рода человеческого в отношении к человеку, лишенному разума! Бог пусть и будет единственным его Судьею… Церковь, в смирении склоняясь пред непостижимыми судьбами Божиими, предает сего человека в руки милосердия Божия, как лишенного возможности бороться с насилием диавольским. Впрочем, повторяю: в каждом отдельном случае вопрос о том, можно ли допускать церковное поминовение самоубийцы, должна решать церковная власть, которая берет на себя ответственность пред Богом за разрешение или запрещение такого поминовения. И это представляет тяжелое бремя для каждого епископа. Самоубийства участились в последнее время до крайности, особенно среди молодежи. Полагаться на решение врачей, нередко и в Бога не верующих, нельзя: ведь такие врачи вовсе не обязаны входить в суждение по существу с духовной точки зрения о том, был ли самоубийца в состоянии острого помешательства и вне ума в момент совершения преступления; их забота, хотя несколько успокоить живых, скорбящих родственников покойника, и вот обычно они все самоубийства приписывают острому помешательству. А в глухом, отдаленном от епархиального города углу этот вопрос приходится решать местному священнику, у которого иногда и мужества не достает отказать в христианском погребении и поминовении самоубийцы, ввиду возможных жалоб архиерею за отказ в этом со стороны родственников покойника. Ведь в наше время миряне забывают совсем церковное правило о подчинении своего смышления авторитету своего пастыря и духовного отца: они смотрят на него просто как на требоисправителя, который обязан непременно, без всяких рассуждений, исполнять их требование. Забывают известное еще в Ветхом Завете правило: послушание выше поста и молитвы, выше приношений и жертв. Когда им напоминают о церковных правилах, они обычно ссылаются на бывшие примеры разрешения и больше не хотят рассуждать… И совесть священника нередко насилуется мирянами, и священник вопреки совести, во избежание жалоб и дознаний, исполняет их требование. Невольно думаешь: как же наша жизнь далеко уклонилась от того пути, какой ей указуется Церковью! Ведь выходит, что родственники самоубийцы как будто насильно, вопреки воле Самого Господа, Который управляет Церковью и чрез иерархию указует ей правило жизни, хотят — да будет позволено так выразиться — втолкнуть несчастного в Царство Небесное!.. И особенно это надо сказать о панихидах по еретикам и богохульникам: тут уже бывает прямое кощунство, превращение молитвы церковной в какое–то насилие над Церковью, издевательство над ее служителями… Так было в отношении Толстого, так теперь творится в отношении другого богохульника — Шевченко, так постоянно творится неверами–интеллигентами в отношении разных хулителей Церкви, ее врагов, если только они носили имена христианские… Но относительно еретиков св. Церковь не допускает даже и таких исключений, какие бывают в отношении к самоубийцам: раз еретик или богохульник умер непримирившимся с Церковью, умер в отлучении от нее — Церковь не может допустить и молитвы о нем. Ересь есть духовное самоубийство, а о мертвом члене, отсеченном от целого тела Церкви, бесполезно и заботиться, бесполезно и молиться.
Есть еще одна сторона вопроса о молитве за еретиков и самоубийц, которую обыкновенно упускают из виду, хотя она едва ли не важнее всех теоретических суждений, которые, может быть, так сказать, в самой основе–то своей на нее и опираются. Эта сторона, так сказать, мистическая. Помнить надо: что такое Церковь в своей сущности? По учению великого апостола Павла, она есть живое тело Христа Спасителя, коего Он Сам и есть Глава, а все верующие — члены, так сказать, живые клеточки сего великого организма, одушевляемого Духом Божиим. Молитва, по выражению покойного А. С. Хомякова(3), есть кровь Церкви, своим обращением привлекающая благодатные силы к обновлению всего организма. Она есть и дыхание любви, объединяющей всех верующих со Христом и во Христе. Любовь движет молитву, приводит ее в действие. Любовь приводит в соприкосновение душу молящегося с душою того, за кого она молится. Но сие соприкосновение бывает целительно для последнего только тогда, когда он еще не умер для тела Христова, когда он составляет еще живую клеточку сего тела, то есть не потерял общения со Христом, хотя он и болеет, хотя и не очищен от греховной нечистоты, но ушел отсюда с верою в молитвы Церкви, с надеждою воскресения во Христе. Тогда молитва любви, восходя к Искупителю мира, несет от Него исцеляющую благодать душе почившего, благодать, изливаемую любовью Христовой к тому, кто не потерял еще веры в искупительную силу Крови, пролиянной за него на Кресте. Такая молитва и Господу угодна, как жертва любви за почившего, и для молящегося полезна, как животворящее дело его любви, как исполнение заповеди Господней. Такая молитва сливается с молитвою самой Церкви, молитвою — дерзну сказать — Самого Господа, как Ходатая Нового Завета, как Главы Церкви. Соединенная с таинством Евхаристии, она проникает небеса и отверзает двери милосердия Божия к почившим в вере нашим братьям и Кровью Господа омывает их грехи. Отмой, Господи, грех зде поминавшихся кровью Твоею честною, молитвами святых Твоих, молится Церковь, когда опускаются частицы, вынутые за живых и умерших, в Кровь Господню. Теперь примените сию мысль к тому несчастному, кто как еретик отпал от Церкви, мертв для нее в качестве члена или же отсечен от Церкви невидимым судом Божиим за смертный грех отчаяния, в каком он умер как самоубийца. Может ли принести пользу такому уже мертвому члену Церкви, уже отсеченному от нее, молитва за него, хотя бы это была молитва всей Церкви? Конечно, не может. И причина тому не вне сего несчастного, а в нем самом, в том настроении, в каком он перешел в другую жизнь. Это настроение упорного сопротивления Богу и святой Церкви. Он сам не хочет себе спасения: не восхоте благословения, и удалится от него, как сказано в Писании. А перемена настроения, как я уже сказал выше, там, в другом мире, невозможна, если не было зачатка такой перемены в сей жизни. Бог насильно не спасает. Это первое. Второе: невыносим свет для глаз болеющих. Невыносимо приближение к Богу для души, умершей в грехе нераскаянном. Кто знает? Может быть, наша молитва о человеке, умершем в состоянии ожесточения, будет только еще больше тревожить и усиливать в нем враждебные чувства к Богу… По крайней мере, относительно злых духов известно, что и сих отверженцев Господь готов был бы принять, но они сами того не желают в ожесточении своей гордыни. Посему вместо пользы молитва за того, кто ушел отсюда в нераскаянном грехе отчаяния и хулы на Бога, может и ему принести вред, и тому, кто за него молится.
Вред такому молитвеннику возможен еще и с другой стороны. Молитва не есть простое словесное ходатайство за другого, как иногда это бывает между людьми. Нет. Когда мы молимся за ближнего, молимся не языком только, не словами, а и сердцем, то воспринимаем память о душе его в свою душу, в свое сердце; воспринимаем по любви к нему и те скорби, какими он отягощен, и, уже как бы от своего лица вознося их к Господу, умоляем Его благость о помиловании или ниспослании ему спасающей благодати. Чем сердечнее и искреннее такая молитва, тем большую милость Господню она может низвести душе того, за кого молимся. И чем ближе нам человек этот, чем больше питаем мы к нему чувства любви, тем сердечнее бывает и молитва наша о нем. И если он жил на земле благочестиво и богоугодно, то, воспоминая в молитве его душу, тесно соприкасаясь, объединяясь с нею, мы незаметно делаемся как бы причастниками и той благодати, какая присуща была этой душе при жизни на земле, и тем добрым свойствам, коими она была украшена. Посему–то, молитва за почивших праведных людей весьма душеполезна и для нас самих спасительна. Не столько они получают от нас пользы, сколько мы воспринимаем от них духовной отрады и утешения. Над ними сбывается слово Писания: молитва его в недра его возвратится. С одной стороны, при одном простом воспоминании о лице, известном нам доброю жизнью, наша благоговейная мысль о нем уже услаждается красотою его духовного облика; с другой — он видит любовь нашу к себе и, конечно, в долгу у нас не остается: он, так сказать, показует Богу любовь нашу и по любви своей к нам приносит Богу теплую, чистую свою молитву за нас.
Но совсем другое дело, когда молишься за человека, который всю жизнь свою грешил тяжкими смертными грехами и не подумал об очищении их покаянием. Тут уже не отраду вливает молитва, а, напротив, сообщает молящемуся тягость, смущение, беспокойство. Да так оно и должно быть. Воспринимая память о душе усопшего, молящийся вместе с тем делается как бы сообщником и его душевного состояния, входит в область его душевных томлений, соприкасается его грехам, неочищенным покаянием, берет на себя и долю его душевных страданий. И сие–то томление, и страдание душою во время молитвы за умершего грешника, если он еще не погиб грехом отчаяния, доставляет ему отраду и облегчение, приклоняя к нему Божие милосердие молитвою любви. Но если его душа перешла в иной мир в настроении враждебном к Церкви, если она отвергла искупительные заслуги Господа Спасителя мира, как это было с несчастным графом Толстым, то — как молиться за таких? Как можно допустить себя до некоторого прикосновения тому богоборному настроению, коим душа его была заражена? Как восприять в свою душу все те хулы и безумные речи и даже помыслы, коими была полна его душа, может быть, даже в самый момент смерти?.. Не значит ли это — подвергать свою душу опасности заражения таким настроением? Не напрасно же говорят, что, например, самоубийство — заразительно: при одном имени самоубийцы в душе возникает его образ, а с образом сим рисуется и то, как он окончил жизнь… Как у человека, смотрящего вниз с вершины высокой скалы или колокольни, откуда–то появляется мимолетная мысль — броситься вниз, так нечто подобное бывает и при воспоминании о самоубийстве человека, особенно известного тому, кто вспоминает о нем, и имел к нему отношение. Говорю о людях впечатлительных и слабых. А ведь в молитве, как я сказал, мы как бы соприкасаемся своею душою душе того, за кого молимся… Что если молитва о самоубийце, вообще Церковью воспрещенная, будет неугодна Богу?.. Если благодать Божия отступит от нас за нарушение заповеди о послушании Церкви? За то, что мы свое мнение ставим выше учения и правил Церкви?
Обо всем этом пусть подумают те, которые требуют от служителей Церкви молитв о еретиках и самоубийцах.
А можно ли, скажут мне, молиться за самоубийц и еретиков на молитве домашней, частной, нецерковной?
Отвечаю: молитва домашняя не может стоять в противоречии с церковною, тем более, что церковная молитва несравненно выше частной, домашней. Что такое моя одинокая, грешная, слабая молитва в сравнении с церковною?.. В церковной молитве моя немощная и, может быть, нечистая молитва очищается и несется к Богу на крыльях молитвы всей Церкви, всего сонма верующих, сонма всех святых Божиих. Не имею я дерзновения за премногие грехи мои к Господу Богу моему, тем паче дерзновения молиться о том, кто премного прогневал Его смертным грехом отчаяния; и как дерзну делать то, чего не дерзает делать Церковь? Ибо если бы она дерзала, то не воспрещала бы таковой молитвы…
Таково общее суждение о молитве частной, домашней. Но мне скажут: как удержаться от такой молитвы особенно человеку, который был связан — не говоря уже с отлученным от Церкви явным еретиком: о таковом не позволит молиться чувство уважения к Церкви, которую он оскорблял и от которой отпал, — но с самоубийцей узами кровного родства или был очень близок к нему по духу любви, как удержаться от того, чтобы излить свою душу пред Отцом Небесным? Как не возвестить Ему печали своего сердца?..
Но это — совсем другое дело. Никто не может запретить лично каждому из нас «изливать свою душу» в молитве пред Господом, «поведать Ему печали свои»: это — не одно и то же с молитвенным ходатайством за покойника. Мудрые, духовно опытные и обладавшие даром рассуждения старцы–подвижники удовлетворительно дают на это ответ. Так, известный Оптинский старец Леонид, скончавшийся в 1841 году, дал такое наставление своему ученику, обратившемуся к нему за утешением по случаю полученного им известия о смерти отца, последовавшей от самоубийства: «Вручай как себя, так и участь своего родителя воле Господней, премудрой, всемогущей. Не испытывай Вышнего чудес. Тщися смиренномудрием укреплять себя в пределах умеренной печали. Молись преблагому Создателю, исполняя долг любви и обязанности сыновней».
Но каким образом молиться за таковых? — спросил послушник.
По духу добродетельных и мудрых так: «Взыщи, Господи, погибшую душу отца моего, и, аще возможно есть, помилуй! Не постави мне в грех сей молитвы. Но да будет святая воля Твоя!»
Так учил и утешал богомудрый старец своего ученика, бывшего в печали и скорби великой.
В этом наставлении и для каждого христианина, находящегося в подобном положении, есть много утешительного, успокаивающего душу в предании и себя и покойника в волю Божию, всегда благую и премудрую… И верный, смиренный сын Церкви не станет требовать от Церкви большего.» [1].
О церковном поминовении христиан неправославных
«Так как во все времена при служении в Православной Церкви всегда поминались о упокоении души усопших только православных христиан, — потому в постановлениях церковных и не пишется о непоминовении иноверцев, ибо нигде их не поминали.
Выписываем из церковных постановлений, как поминались и ныне поминаются отшедшие о Господе.
На проскомидии: «Таже (т.е. потом) взем иерей пятую просфору, глаголет: «О памяти и оставлении грехов святейших патриархов православных и благочестивых царей и благочестивых цариц, блаженных создателей святыя обители сея (и других усопших поминает по имени и конечне глаголет) и всех в надежде воскресения, жизни вечныя и Твоего общения усопших православных отец и братий наших, человеколюбче Господи».
На сугубой ектении, во время вечерни, утрени и литургии: «Еще молимся о блаженных и приснопамятных патриарсех православных, и благочестивых царех и благоверных царицах, и создателях святыя обители сея, или храма сего, и о всех прежде почивших отцех и братиях, зде лежащих и повсюду, православных».
На литии во время бдения: «Еще молимся о успении, ослабе, блаженныя памяти и оставлении грехов всех прежде отшедших отец и братий, зде лежащих и повсюду, православных».
На полунощнице: «Помолимся о всякой душе христиан православных, ублажим благочестивые цари, православные архиереи и вся преждеотшедшие отцы и братию нашу, зде лежащия и повсюду, православныя».
На литургии. Прежде освящения Даров иерей говорит: «Мир всем». Лики поют: «Милость мира жертву хваления». Иереи в алтаре в знамение взаимного мира и единомыслия, дают друг другу целование о Господе (в шею, или в руку. В древние времена то же делали все христиане). По освящении же Даров, иерей, в знамение единства Церкви, поминает в вере почивших праотцев, патриархов, пророков и апостолов, мучеников и преподобных и всех святых. А диакон читает диптихи, т.е. помянники усопших верных, отшедших с надеждою спасения и воскресения («Новая Скрижаль» и «Служебник»).
Если же открывалось, хотя по времени, как видно это из церковной истории, что кто–нибудь из записанных на этих таблицах оказывался замешанным в ереси, то имена таких всегда исключали. Причину сего выставляет св. Дионисий Ареопагит, говоря так: «Невозможно, чтобы к Единому вместе приводимы были, и миротворного единения с Единым были причастниками люди, разделенные между собою» (св. Дионисия о Церковной иерархии гл. 3, отд. 8. Изд. 1854г.).
Тут же далее говорит св. Дионисий: «Если бы мы, будучи озарены созерцанием Единого, были собраны воедино в единовидном и божественном собрании, то не допустили бы себя впасть в особливые похотения, из которых образуются земные и страстные вражды».
Если бы Римские первосвященники не впали в особливое похотение преобладания, то не враждовали бы на православную Церковь по земным и страстным причинам. Также и лютеране, и вообще протестанты, если бы не недуговали особливыми похотениями чревоугодия и высокоумия, то не нападали бы на православных за соблюдение постов и покорность постановлениям православной Церкви Христовой. Они забыли заповедь Самого Господа в Евангелии: «Аще же Церковь преслушает, буди тебе яко язычник и мытарь» (Мф. 18, 17). Сими словами с тем вместе определяется ясно забота и попечение православных в отношении иноверцев, кто бы они ни были. Но по закону любви Церковь наша молится о соединении церквей, т.е. о обращении иноверных еще при их жизни с тою мыслию, чтобы Господь, имиже весть судьбами, обратил их к свету истины и привел на путь спасения. Если обратятся, то добро и благо; когда же при жизни своей не обратятся, по недоведомым нам судьбам Божиим, то по смерти их Церковь уже не может их поминать, так как они не имели общения с нею при своей жизни.
Достойно замечания, что когда кого–либо из православной царской фамилии выдают в замужество за иноверца, то супруг сей только при жизни его поминается на ектеньях, и притом безымянно; по смерти же не поминается. А для царских родственников могла бы Церковь сделать снисхождение, если бы это возможно было.» [8].
Заключение
«В Отечнике епископа Игнатия Брянчанинова говорится о преподобном Агафоне. Однажды посетили его некоторые братия и захотели испытать его смирение и терпение. Они упрекали его в гордости, злоречии и развратной жизни. Все эти пороки старец признавал в себе и слезно просил посетителей помолиться о нем. Когда же они назвали его еретиком, старец сказал, что он отнюдь не еретик. На вопрос братии, почему обвинение в ереси встревожило его, он отвечал: «потому, что ересь есть отчуждение от Бога. Еретик отлучается от Бога живаго и истинного, и приобщается диаволу и аггелам его. Отлученный от Христа (конечно через исповедуемое им ложное учение о Христе) уже не имеет Бога, которого он мог бы умолить о грехах своих, и во всех отношениях есть погибший.
И если бы это было не так, если бы, то есть, ереси или ложные учения, как следствия свободомыслия, не имели такого пагубного значения в св. Христовой Церкви, то св. апостол Павел не писал бы первенствующим христианам таких предостережений: Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу. (Кол. 2,8). И еще: …есть люди, смущающие вас и желающие превратить благовествование Христово. Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема. (Гал. 1, 7–8).
Впрочем, Православная наша Церковь, по присущему ей человеколюбию, дозволяет молиться об отсекающихся от неё, т. е. о еретиках, как можно видеть в той же «Кормчей» книге, в главе 15–ой, в 66–ом правиле Карфагенского поместного Собора. Но о чем молиться? — «Молитеся, да оставят прелесть, и да познают истину».
И в другой книге — «Православном исповедании Кафолической и Апостольской Церкви Восточной», в 1–ой её части, в конце ответа на 32–ой вопрос, также дозволяется молиться «за еретиков и раскольников, чтобы они обратились к вере Православной прежде конца своей жизни».
Так Православная Церковь и поступает. Например, в помяннике (в конце Следованной Псалтыри) молимся: «Отступившия от Православныя веры, и погибельными ересьми ослепленные, светом Твоего познания просвети, и святой Твоей Апостольской Соборной Церкви причти».
Теперь представим некоторые свои соображения. Из вышеприведенных мест видно, что наша Православная Церковь дозволяет молиться за еретиков только за живых, а не за умерших, и притом, только об их обращении к вере православной. Когда же, прибавим к сему, еретик, по молитвам св. Церкви, обратится к Православной вере, тогда и молитва Церковная о нем будет уже совсем иная, т. е. «о спасении его души».
А как достигается человеком спасение? Одно из главных условий к достижению спасения есть покаяние. Примеры сему видим в св. Евангелии. Мытарь получил оправдание через покаяние (Лк. 18, 10–14). Блудный сын возвратился к Отцу через покаяние (Лк. 15, 11–32). Разбойник благоразумный, распятый с Господом Иисусом Христом, вошел в рай также через покаяние (Лк. 23, 40–43). Да и Господь сказал о Себе, что Он пришел на землю, дабы грешников призвать к покаянию (Мф. 9, 13). — В покаянии же имеют нужду все люди. Все согрешили, как говорит св. апостол, и лишены славы Божией (Рим. 3, 23)…
Хотя в пространном Христианском Катехизисе Православной Кафолической Восточной Церкви, в 11-ом члене, сказано, что «душам умерших к достижению блаженного воскресения вспомоществовать могут приносимые за них молитвы, особенно соединенные с приношением бескровной жертвы Тела и Крови Христовой»: но это говорится о душах православных христиан, и притом умерших с верою. — Душе же неправо верующего, умершего при своих заблуждениях, и не принесшего в них искреннего покаяния пред Господом, какая может быть надежда на спасение? И, как и о чем молиться за такую душу? — Молиться о её спасении («Со святыми упокой…») нельзя, потому, что при жизни неправовер не отрекся от своих заблуждений и не принес искреннего раскаяния в них перед Господом. Молиться об обращении души к покаянию поздно, потому, что душа, по отшествии от тела каяться не может, так как будущая жизнь — время не покаянию, а воздаянию.
В подтверждение сказанного приведем здесь слова приснопамятного святителя нашего, покойного московского митрополита Филарета. Он говорил: «Иное дело молиться о соединении с Православной Церковью неправославных церквей в обширном составе молитв, объемлющих весь мир, а иное — поминать неправославных в диптихах (синодиках или помянниках) при Таинстве Евхаристии. Неправославные, самим неправославием отлучили себя от общения таинств Православной Церкви. Сему соответствует непоминание их при таинстве Евхаристии, и исключение из диптихов». («Записки о жизни и времени свт. Филарета, м. московского». Н. В. Сушкова. М, 1868 г., Прилож., стр. 162).
Заметим при сем, что слова: «исключение из диптихов» приводят к той мысли, что имена неправославных христиан и вообще при всяком Церковном Православном богослужении поминать не следует. Ибо, как же в самом деле их поминать, когда они из диптихов исключены? Скажут: рассуждать так очень строго. — Что делать? Но ведь у Господа нельзя вымолить милости насильно. Ибо Бог наш — Бог ревнитель (Исх. 20, 5); Праведен Господь, и правды возлюби (Пс. 10, 7). Бывали же случаи, когда Сам Он запрещал о людях молиться. Так, пророку Иеремии говорил о народе своем: Ты же не проси за этот народ и не возноси за них молитвы и прошения, и не ходатайствуй предо Мною, ибо Я не услышу тебя. (Иерем. 7, 16). И это повеление Господне относится к людям еще живым, следовательно, еще имевшим возможность покаяться. И пророк не дерзал преслушать слово Господне, оправдывая свою молитву за них человеколюбием.
Впрочем, говоря о сем, мы имеем здесь в виду молитву за неправославных христиан только Церковно–общественную, которую если, в самом деле, допустить в Православной Церкви, то для Православия неминуемо последует величайший вред, неисчерпаемое зло. Подумаем, например, — много ли православных христиан твердых в исповедуемой ими вере? Не у большей ли из них части вера слабенькая, как искорка, готовая ежеминутно погаснуть? И если таковые люди будут слышать в Православных храмах поминовение о здравии или о упокоении римских католиков или протестантов, не придут ли они вскорости к такому заключению: стало быть, — «как ни веруй — все равно?» А чрез это отпадения от Православной Церкви чаще и чаще должны будут повторяться, если и не формально, то в душе. А тут-то самое великое горе. Незаметно для самого совращенного, он бывает православным только по имени, а в самой вещи неправоверен, или вовсе неверен.
Также и христиане других исповеданий, видя, что Православная Церковь молится за них, должны приходить к такому же заключению о равенстве всех вероисповеданий. А это и желающих неправоверов может отвлекать от присоединения к Православной Церкви. — Ведь православные и без того молятся за нас, — будут они говорить…
Но возвратимся к своему главному предмету. Что это значит: православные христиане не просят молиться за себя и за своих покойников римских католиков и протестантов; а эти последние, наоборот, нередко просят православных служить панихиды по своим родным, и проч.? Что тут за причина? Явно, что причина эта есть бедность внутреннего духовного содержания западных неправославных христианских церквей. Душа римского католика или протестанта, жаждущая спасения, не может в своей церкви обрести удовлетворения своим высшим духовным потребностям; а потому и обращается к Православной Церкви, Которой одной присуще всё потребное для жизни и благочестия (2Петр. 1, 3). И это подтверждается самим делом. Нередко неправоверы, искренно присоединившиеся к Православной Церкви, вскоре по присоединении и по причащении Божественных Таин Тела и Крови Христовых, ощущали в душах своих неизъяснимые духовные утешения, о которых они прежде, до присоединения к Православной Церкви, и понятия не имели. — И то еще может служить доказательством несостоятельности западных церквей, что защитники их всегда отстаивают свои неправые умствования с азартом и озлоблением против нашей Св. Православной Церкви. А сказано в Св. Писании о Боге: В мире место Его (Пс. 75, 3). Значит, где мир и любовь, там только и Бог, а где немирствие и озлобление, там не может быть благодати Божией, и не благоволит Господь к озлобленным сердцам.
Впрочем, говоря о строгости нашей Православной Церкви в отношении поминовения неправоверующих христиан, мы не к тому ведем речь, что, будто Святая наша Церковь, заповедует нам, чадам её, вовсе никоим образом не молиться о них. Она только запрещает нам своечинную молитву, т. е. молиться — как нам хочется и как вздумается. Мать наша Православная Церковь внушает нам, чтобы всё у нас, как и самая молитва, совершалась благопристойно и чинно (1Кор. 14, 40). Мы и молимся при всех наших церковных богослужениях обо всех разноплеменных народах и о всем мире, чаще всего и сами не зная и не понимая того. Именно мы молимся так, как Господь наш Иисус Христос научил Своих апостолов молиться в преподанной им молитве: Да будет воля Твоя, как на небе, так и на земле! Это всеобъемлющее прошение объемлет собою все нужды и наши и единокровных нам, хотя и неблаговерных братий наших. Мы тут просим Всеблагого Господа и о душах умерших неправославных христиан, чтобы Он сотворил с ними, то, что благоугодно Его святой воле. Ибо Господь безмерно лучше нас знает, кому и какую оказать милость. — Итак, православный христианин! — Кто бы ты ни был, мирянин или иерей Божий, — если во время какого–либо церковного богослужения придет тебе усердие помолиться о каком–либо близком к тебе Карле или Эдуарде, то при чтении или пении молитвы Господней, воздохни о нем ко Господу и скажи: «Да будет о нем Святая Твоя воля Господи!» — и ограничься этой молитвой. Ибо так научен ты молиться Самим Господом. И поверь, что такая твоя молитва будет тысячекратно и Господу угодней и для души твоей полезней, более всех твоих самочинных церковных поминовений…
Теперь скажем несколько о частной молитве. Известен в нашей Православной Церкви едва ли не единственный пример, что частная молитва одного угодника Божия помогала душам умерших иноверцев, даже язычников. Так, рассказывал о себе преп. Макарий Египетский. «Однажды, проходя пустыню, нашел я череп какого–то мертвеца, валявшийся на земле. Когда ударил я череп пальмовою палкою, он что-то проговорил мне. Я спросил его: «кто ты?» Череп отвечал мне: «я был главным жрецом идолов и язычников, которые жили на этом месте; а ты Макарий–Духоносец. Когда ты, сжалившись о страждущих в мучении, начнешь молиться за них, они чувствуют некоторую отраду». Старец спросил его: «какая это отрада? И какое мучение?» Череп говорит ему: «насколько небо отстоит от земли, настолько под нами огня, и мы от ног до головы стоим посреди огня. Нельзя никому из нас видеть другого лицом к лицу. У нас лицо одного обращено к спине другого. Но когда ты помолишься о нас, то каждый несколько видит лице другого. Вот какая отрада у нас». — Старец заплакал и сказал: «несчастный день, в который родился человек!» — Старец спросил далее: «нет ли еще более тяжкого мучения?» Череп отвечал ему: «под нами мучение еще ужаснее». Старец спросил: «а кто там находится?» Череп отвечал: «мы, как не знавшие Бога еще несколько помилованы; но познавшие Бога и отвергшиеся Его (конечно суемудрием в вере и порочною жизнью), — те под нами. После сего старец взял череп и зарыл его в землю». («Достопамятные сказания о подвижничестве св. и блажен. Отцов». М. 1845г.)
Из сего рассказа блаженного старца, прежде всего мы видим, что молитва его за страждущих в пламени язычников была не церковно–общественная, а частная. Эта — молитва уединенного пустынника, молившегося в тайной клети сердца своего. Ибо, если бы он сам не рассказал другим об этой молитве, то она и осталась бы ни для кого неведомою. Затем, молитва эта может, отчасти, послужить и нам православным христианам к тому, чтобы молиться за живых и умерших неправоверов частною, домашнею молитвою; но только поводом, а отнюдь не примером; ибо преподобный не сообщил нам, как он молился за язычников, не научил нас тому; уже потому эта молитва не может служить для нас примером, что молившийся ею преп. Макарий был великий угодник Божий, следовательно стяжавший великое дерзновение ко Господу. Нам ли, в бездне греховной валяющимся, брать пример с такого молитвенника? В одном только она может служить для нас примером, именно в том, что преп. Макарий молился за язычников не самочинною молитвою, а так, как наставлял его Дух Божий, обитавший в его чистом сердце, Который не только его наставлял, но и заставлял молиться о всем мире, о всех людях, живших и умерших, как это обычно и свойственно любящим сердцам всех угодников Божиих, как и св. апостол Павел писал к Коринфянам: сердце наше расширено. (2Кор. 6, 11).
Итак, мы теперь можем согласиться, что православным христианам молиться за неправославных христиан — живых и умерших — можно частною, домашнею молитвою; но при том, еще и еще напомним, не самочинно молиться, не так, как нам вздумается и пожелается (дабы вместо благоволения не навлечь на себя гнев Божий), а по наставлению опытных в жизни духовной людей.
Был случай при жизни Оптинского старца Леонида (в схиме Льва), скончавшегося в 1841 г. У одного его ученика Павла Тамбовцева скончался родитель, несчастною насильственною смертью — самоубийством. Глубоко опечален был любящий сын известием о сем, и потому, так изливал пред старцем свою скорбь: «Несчастная кончина моего родителя есть для меня тяжкий крест. Да, я нахожусь теперь на кресте, которого болезни пойдут со мною во гроб. Воображая ужасную для грешников вечность, в которой нет уже покаяния, мучусь представлением вечных мучений, которые ожидают моего родителя, без покаяния умершего. Скажи отче, чем я могу утешить себя в настоящей горести?» Ответ старца: «Вручай как себя, так и участь родителя воле Господней, премудрой всемогущей. Не испытывай Вышнего чудес. Тщись смиренномудрием укреплять себя в пределах умеренной печали. Молись Преблагому Создателю, исполняя тем самым долг любви и обязанности сыновней». — Вопрос: «Но каким образом молиться о таковых?» — Ответ: «По духу добродетельных и мудрых, так: «Взыщи Господи, погибшую душу отца моего; аще возможно есть — помилуй! Неисследимы судьбы Твои. Не постави мне во грех сей молитвы моей. Но да будет святая воля Твоя!» — Молись же просто, без испытания, предавая сердце твое в десницу Вышнего. Конечно не было воли Божией на столь горестную кончину родителя твоего; но ныне он совершенно в воле Могущего и душу и тело ввергнуть в пещь огненную, и Который и смиряет и высит, мертвит и живит, низводит во ад и возводит. При этом Он столь милосерд, всемогущ и любовен, что благие качества всех земнородных пред Его Высочайшею благостью — ничто. Для сего ты не должен чрезмерно печалиться. Ты скажешь: «Я люблю моего родителя, потому и скорблю неутешно». — Справедливо. Но Бог без сравнения более чем ты, любил и его. Значит, тебе остается предоставить вечную участь родителя твоего благости и милосердию Бога, Который если соблаговолит помиловать, то кто может противиться Ему? — (Из жизнеописания Оптинского старца Леонида, в схиме Льва).
Вот эта, приведенная здесь, частная, келейная или домашняя молитва, преподанная опытным в жизни духовной старцем Леонидом своему ученику, и может служить для православного христианина примером или образцом молитвы за какого–нибудь близкого к нему неправославного христианина. Может он, например, молиться молитвою: «Услыши нас, Господи, молитву к Тебе возносящих, и если возможно, помяни и помилуй души (-у) усопших (-аго; -ей) рабов (-а; -ы) [Имя] и не вмени нам во грех, сей молитвы; пред Тобою мы припадаем, в смиренном духе и в покорной преданности взывая, да будет воля Твоя, как на небеси, так и на земли, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и всегда, и во веки веков. Аминь».
В этой молитве, мы, с чувством смирения, просим у Господа: «…если возможно, помяни…» и с чувством смирения соединяя чувство страха Божия, говорим: «…и не вмени нам во грех сей молитвы…» и оканчивая чувством преданности Богу, покорно предавая всё в руки воли Божией, произносим: «… но да будет воля Твоя…».
Итак, мы видим, что эта молитва дана во утешение родных и знакомых умершего. Эта молитва есть милостивое снисхождение Церкви, по чувству сострадательной любви, к немощам живых — ближним умершего. Ибо, цель Церкви — спасение душ в жизнь вечную. Чем и руководится Церковь, снисходя к нашим немощам, подобно Христу, который «трости надломленной не преломит, и льна курящегося не угасит» (Мф. 12. 20). И если кто-то был достоин помилования, то молитва эта облегчит его загробную участь.
И чем смиреннее и самоосужденнее будет молитва, тем она благонадежнее и благоуспешнее». [5].
Из всего вышесказанного видно, что Церковь не молится за умерших в смертном грехе без покаяния. Вот что пишет об этом преп. Паисий Величковский: «Если вы говорите о противящихся Соборной Церкви, и противлении и нераскаянии своем умирающих, то поверьте мне, что церковное поминовение о таковых не только не будет приятно, но и противно будет и Богу и святой Церкви, и священник, дерзающий по таковым творить поминовение, смертно согрешает. Поминовение по умершим есть самая главная часть бескровной жертвы, приносимой за православных христиан, как живых, так и умерших. Если кто–нибудь, даже из православных христиан, явно согрешает и не кается, то о таковом святая Церковь запрещает приносить бескровную жертву, пока он совершенно не оставит своего греха и искренно не покается. Если о православном явном грешнике, не кающемся Церковь не разрешает приносить бескровную жертву, то может ли она допустить приносить таковую за умершего без покаяния в противлении святой Церкви? Никак не может. О явном грешнике, что не подобает ему причащаться святых Тайн и невозможно приносить за него бескровную жертву, свидетельствует святой Симеон, архиепископ Солунский, следующими словами: «Нет места неверным или иномудрствующему. Поэтому никак не следует какому бы то ни было священнику приносить жертву или творить поминовение о явно согрешающем и не кающемся, так как это приношение бывает им во осуждение, равно как и принятие страшных Тайн недостойно и без покаяния причащающимся, как об этом говорит божественный Павел (Кор. 11, 29)». Того же Симеона, о каковых следует приносить частицы: «Явно согрешающих верных приношения священники не должны принимать, как случится, но сначала требовать покаяния. Ибо приобщение бывает приносимою частицею, и не подобает, будучи недостойными, причащаться этой жертвы». Того же Симеона о том, что священнику следует внимательно наблюдать, о ком он приносит частицу: «Насколько полезно бывает приношение о достойно приносящих, настолько бедственно и вредно о недостойных, в какой мере это возможно для людей, ибо частица, принесенная о ком–либо, будучи положена вблизи божественного хлеба, после того как этот хлеб будет освященнодействован и станет телом Христовым, тотчас же и та частица причащается святыне; вложенная же в потир, соединяется и с Кровью, и этим сообщает благодать и той душе, за которую она принесена. Ибо бывает мысленное причащение, и если человек оказывается прилежащим благоговению, или хотя и из согрешивших, но покаявшийся, то невидимо, как мы сказали, он принимает душою причащение Духа. Во многих случаях, как мы убедились, он получает и телесную пользу. Поэтому и следует священнику внимательно наблюдать, чтобы не от всякого желающего принимать приношение и не приносить о таких, которые грешат без всякого стыда, чтобы не быть осужденными вместе с ними». Доселе слова святого Симеона, лучше же сказать, слова всей святой соборной Церкви, ибо он говорит согласно с соборным мудрованием. Из этих слов вытекает, что об умерших без покаяния и в противлении святой Церкви никак не следует совершать церковное поминовение» [9].
Наши молитвы могут быть благотворны для скончавшихся в вере и с истинным раскаянием потому, что, отошедши в иной мир, они при том в самих себе перенесли туда начаток добра или семя новой жизни, которое только не успели сами раскрыть здесь, и которое под влиянием наших теплых молитв, при благословении Божием, может мало–помалу развиться и принести плод, как развивается доброе семя в земле под живительным влиянием солнца, при благорастворении воздуха. Между тем, как для скончавшихся в нечестии и нераскаянности и совершенно погасивших в себе дух Христов (1Сол. 5, 19) — нисколько не помогут никакие молитвы живущих еще братий, подобно тому, как ничего не могут сделать для оживления гнилых семян, потерявших начало растительной жизни, ни влияние солнца, ни благорастворенный воздух, ни питательная влага.
«Ни мало не должно сомневаться, что (молитвы св. Церкви, спасительное жертвоприношения и милостыни) приносят пользу умершим, — но лишь тем, которые прежде смерти жили так, чтобы по смерти всё это могло быть для них полезным. Ибо для отшедших без веры. споспешествуемой любовью, и без общения в таинствах, напрасно совершаются ближними дела того благочестия, которого залога они не имели в себе, когда находились здесь, не приемля или всуе приемля благодать Божию, и сокровиществуя себе не милосердие, а гнев. Итак, не новые заслуги приобретают для умерших, когда совершают за них что–либо доброе знакомые, а только извлекаются последствия из прежде–положенных ими начал». (Блж. Августин).
«Никто не знает, каков будет исход души от этой жизни! Будет при душе полное сознание или оно оставит ее? Всякий более или менее испытывает наяву, что при немощах душевных и телесных в той или иной мере теряется сознание. Находясь в состоянии страстном, например гневе, человек поступает неестественно, нарушая законы и божеские и гражданские. Находясь в болезни телесной, душа забывает свои обязанности, потому что сострадает болящему своему телу. Поэтому–то все добродетели, которыми приобретается царство небесное, совершаются только при полном сознании, и человек положительно не может надеяться совершить их при своем исходе. Чувствуя и сознавая себя повинным перед Богом, и добродетели свои почему–либо несовершенными, неоконченными, прибегни к ближним с просьбою в час смертный: пусть дополнят твои недостатки и загладят грехи своим ходатайством и исполнением твоего завещания.
Делая завещание, в котором выражается последнее желание отходящего получить спасение, желание, в котором вместе с тем должна выразиться, и всесвятая воля Божия — спасти отходящего, — Златоустый советует завещателю не забыть и Господа Иисуса Христа и его меньших братьев — бедных. Не забыть Господа, как дарующего отходящему за гроб прощение оставшихся грехов, не изглаженных при жизни завещателя; средство подвигнуть остающихся на земле родных и посторонних к ходатайству перед Богом об успокоении со Святыми усопшего завещателя–благотворителя, хотя и посмертно. Если усопший завещатель не нечестивый, не ожесточенный грешник, не еретик, но христианин, сознавший себя блудным сыном — то, как разбойник, исповедавший Господа Иисуса Христа, как раскаявшийся блудный сын он наследует благой удел — прощение грехов и рай. Покаяние и вера есть средства спасения христианина; эти два средства равно принадлежат и богатому, и бедному. Завещание хотя есть средство получить спасение, но если завещатель будет чужд покаяния и веры, то и завещание не спасет его. И не имеющий что завещать по смерти, не имеющий средств приобрести посмертных молитвенников, однако не чуждый покаяния и веры, — и за стакан холодной воды, за радость с радующимися и за плач с плачущими не потеряет своей награды. Св. Иоанн Дамаскин касательно таких почивших, неоставляющих после себя ни родственников, которые бы молились о них, ни средств для раздачи милостыни или на совершение литургий, пишет: «Благой Бог спасает создание рук Своих, исключая только тех, которые явно принадлежат к числу отверженных, поправших правую веру». (Его Слово о Почивших в Вере).
Итак, не от всех живых Бог приемлет молитву об усопших. Равно и не всем умершим грешникам, находящимся в аду, полезна молитва живых. Потерянные для царства небесного не пользуются ходатайством живых, да и сама Церковь о них уже не ходатайствует.
В числе спасенных и отверженных будут и богатые и бедные, и ученые и неученые, и знатные и незнатные. Вера спасет их, а неверие погубит навеки. Верующему отпускаются грехи и на земле и за гробом, ходатайством Церкви и ближних; а неверующему, по слову Самого Иисуса Христа, не отпускаются грехи ни здесь, ни в будущей жизни. Здесь нужно разуметь не ту веру, которую имеют и бесы, но веру, оправдываемую делами любви к Богу и ближнему.» [6]
Личная практика поминовения умерших
Мы принимаем все записки о поминовении умерших. Но тех, кто их подает, просим, чтобы они всех скончавшихся в вере и покаянии писали на одних записках, а всех остальных писали на отдельных записках, с припиской сверху “Если возможно”. И таким образом всех умерших в вере и покаянии поминаем обычным поминовением, а всех остальных поминаем на молитве “Если возможно, помяни…”. Точно такое же поминовение совершаем и на проскомидии. Но только за всех, поминаемых молитвою “Если возможно, помяни…”, вынимаем одну большую частицу с молитвою: “Если возможно, помяни Господи, всех тех, из ныне поминаемых, кто достоин поминовения твоего”. Молитвы о поминовении и прошения на ектении здесь
Издательство Параклит
Библиография
[1] Архиепископ Никон (Рождественский). «Мои дневники».
[2] «Вечные загробные тайны». Издание Свято–Пантелеймоновского монастыря на Афоне.
[3] «Догматическое богословие Антония» изд. 1852 г., стр. 259.
[4] «Душа после смерти». Серафим /Роуз/. Изд. Сретенского монастыря. 1997 г., стр. 249.
[5] «Душеполезное чтение» (журнал), 1901г., ч. 3, стр. 328- 333. Иеромонах Иосиф, начальник Оптинского скита. «Ответ на письмо, полученное из за границы от русской православной состоящей в замужестве за протестантом, и по поводу отлучения графа Льва Толстого».
[6] Монах Митрофан. «Загробная жизнь. Как живут наши умершие и как будем жить и мы после смерти — по учению православной церкви, по предчувствию общечеловеческого духа и выводам науки». С.–Петербург. 1897 г.
[7] «Пища для души». Благовест. М. 1995 г.
[8] Преподобный Амвросий Оптинский «Письма к мирянам».
[9] Пролог.
[10] Протоиерей Сергий Четвериков. «Молдавский старец Паисий Величковский. Его жизнь, учение и влияние на православное монашество». 1976 г.
[11] Свт. Игнатий Брянчанинов. «Аскетическая проповедь». С.-Петербург. 1886 г. Т. 4. Гл. 50, стр. 380–382.
[12] Свт. Феофан Затворник «Болезнь и смерть. Выдержки из писем». Изд. Отд. Вл. Еп. М. 1996г., стр. 46–47.
