В связи с тем, что представители Российской Православной Церкви[1] начали публиковать различного рода критику на мой доклад (здесь русский перевод), посвященный актам 1686 г. о предоставлении Московскому Патриарху разрешения поставлять митрополита Киевского[2], а также на текст (здесь английский перевод, здесь украинский перевод), изданный Вселенским Патриархатом по этому же вопросу, я взял на себя инициативу ответить на два текста, которые представляют собой попытки научно обосновать позицию Московского Патриархата. Также замечу, что когда я начал заниматься данной темой, то даже и представить себе не мог, что в действительности документы 1686 г. не передают юрисдикцию, а только дают разрешение на поставление митрополита. В связи с этим даже заранее заявленное заглавие доклада я не успел заменить.

В данном очерке рассматриваются следующие работы:

1. Желтов, М., Историко-канонические основания единства Русской Церкви, Церковь и время 3/84/ (2018) 29-95.
2. Комментарии к документу Константинопольской Патриархии «Вселенский престол и Украинская Церковь. Говорят тексты» / Церковно-Научный Центр «Православная Энциклопедия» (далее - "Комментарии").

Кроме этих двух работ, существует и множество различных статей и заявлений как лиц, украшенных званием членов синодальной богословской комиссии, руководства «Православной Энциклопедии», так и неких «православных» «экспертов». Но поскольку эти тексты даже не могут претендовать на научность, а зачастую переполнены элементарными нападками на личности, переходя границы этики и того, что считается нормой в психиатрии, то здесь они не учитываются. Единственное, что следует сказать по поводу этих нападок: одна из личностей, на которую они нападают, В.М. Лурье, кроме того, что он епископ неканонической церковной структуры, является всемирно известным ученым, и именно в этом качестве он цитируется в Патриархийном документе об актах 1686 г. Именно он первым отметил, что эти документы абсолютно не передавали юрисдикцию над Киевской митрополией Московскому Патриархату.

Константин Ветошников - Ответ на аргументы представителей РПЦ о «полной передаче» Москве юрисдикции над Киевской митрополией в 1686 г.

Опубликовано "Церквариум" - источник

Константин Ветошников - Ответ на аргументы представителей РПЦ о «полной передаче» Москве юрисдикции над Киевской митрополией в 1686 г. - Содержание

• Введение
• Раздел 1. «Аргументы», состоящие из исторических фактов византийского периода
• Раздел 2. Ситуация после Ферраро-Флорентийского собора
• Раздел 3. Легализация московской иерархии
• Раздел 4. Учреждение патриаршества в Москве
• Раздел 5. «Аргументы», выводимые из титула Московских первоиерархов
• Раздел 6. «Восстановление единства Русской Церкви в течение XVII века»
• Раздел 7. Документы 1686 г.
• Раздел 8. Тип основного документа 1686 г. (γράμμα ἐκδόσεως)
• Раздел 9. События после «присоединения» Киевской митрополии
• Заключение

Константин Ветошников - Ответ на аргументы представителей РПЦ о «полной передаче» Москве юрисдикции над Киевской митрополией в 1686 г. - Раздел 1. «Аргументы», состоящие из исторических фактов византийского периода

В преамбуле перед своей статьей М. Желтов утверждает, что именно Вселенский Престол всегда заботился о сохранении единства митрополии, которую М. Желтов принципиально именует «всея Руси». Далее он далее обвиняет византийскую элиту в ее отрыве от Церкви Матери и в том, что она «затем позволила униатскому митрополиту узурпировать титул первоиерарха "всея Руси"». Затем он заявляет, что возобновление общения между Московской Церковью и Вселенским Патриархатом не могло не поставить вопрос о том, кто в действительности имеет право на титул митрополита «всея Руси», и что ответ на этот вопрос был дан ходом истории в различных актах, «для пересмотра которых нет никаких законных оснований» (стр. 29-30). Автор практически на протяжении всей своей статьи настаивает, что митрополия именовалась «всея Руси» (стр. 40, 41, 42, 44), это же он повторяет в заключении (стр. 76).

Но в тоже время всем хорошо известно, что митрополия несмотря на то, что изначально именовалась «митрополией Руси», позднее стала «митрополией всея Руси», и ее окончательное название было следующим: «митрополия Киевская и всея Руси», и подобным образом менялся титул ее главы. Необходимо отметить, что существовали титулы архиереев с этническо-географическими названиями, как например Руси, Абхазии, Алании, Готии, и соответственно епархии с такими же названиями, но это было по икономии и практически исключительно в миссионерских епархиях. Каноническая традиция Церкви предусматривает поставление епископа к конкретному городу, в котором находится его кафедральный храм. Именно так упоминает это Зонара в своем комментарии на 6 канон IV Вселенского Собора: «при рукоположении каждого архиерея рукополагающий говорит, что он производится во епископа такого-то именно города». И именно о поставлении епископа в конкретный город говорится в последовании архиейской хиротонии: «Избранием и искусом боголюбезнейших архиереев и всего освященнаго собора, божественная благодать, всегда немощная врачующи и оскудевающая восполняющи, проручествует боголюбезнейшаго архимандрита [или: иеромонаха], имя рекъ, избраннаго во епископа богоспасаемаго [ыхъ] града[овъ], имя рекъ». Подобные формулировки присутствуют и в чине наречения архиерея.

Таким образом, каждый епископ в первую очередь является епископом конкретного города (или городов), затем епархии, принадлежащей этому городу, и далее митрополитом митрополии (если он митрополит), а затем и/или Патриархом. В случае с Киевской митрополией, с того момента, когда она перестала иметь миссионерский характер, и получила конкретную кафедру, ее глава является в первую очередь архиереем города Киева и Киевской епархии, и уже, как следствие этого, митрополитом всея Руси, но не наоборот. Очень интересно и заявление «для пересмотра  которых [древних актов] нет никаких законных оснований». К этому тезису мы вернемся впоследствии.

Далее автор во вводном параграфе называет цель своей статьи, которой является доказательство неделимости Московского Патриархата, и описывает обоснования своей теории, которыя основывается, по его мнению, на следующих «фундаментальных историко-канонических основаниях»:

1. факт исторического единства «Церкви всея Руси», которое отстаивал Вселенский Патриархат на протяжении веков;
2. канонические акты;
3. факт рецепции (стр. 30).

То есть, цель написания данной статьи – не научное исследование, не желание узнать, что и как произошло на самом деле, а доказательство « догмата » уже существующего и не подлежащего пересмотру.

Начиная представлять доказательства «неделимости Церкви всея Руси», автор упоминает факт, что изначально митрополия была единой, и ее митрополит имел титул митрополита Руси, который затем преобразовался во «всея Руси» (стр. 30-32). Титула «Киевский» автор старательно, за некоторыми исключениями, избегает, хотя доподлинно известно, что именно титул «митрополит Киевский всея Руси» и был законным и каноническим титулом, по крайней мере, начиная с митрополита Феогноста  [1328-1353] (более ранние источники не известны)[3].

Далее несколько раз автор приводит примеры «отступления Константинополя от собственной политики сохранения неделимости Русской митрополии» (стр. 30-31, 34, 35, 37-38, 39, 41-42). Следует отметить, что действительно можно проследить тенденцию сохранения Киевской митрополии единой. Но следует отметить и то, что каждый раз ее разделения были вызваны пастырской необходимостью, и тот факт, что некоторые митрополии, которые из нее выделялись, были лишь почетными митрополиями, а также то, что им подчинялись другие епархии не по праву, но εἰς ἐπίδοσιν, т. е. в качестве добавки, и иной раз временной. В некоторых случаях, как, например, посвящение Киприана в митрополиты Литовские, вероятно, данная митрополия создавалась всего лишь как временная, но в точности это не известно, так как не сохранились акты ни об учреждении в ту эпоху этой митрополии, ни сам акт об избрании Киприана.

Заявление М. Желтова, что «уже сам по себе факт исторического единства Русской Церкви обладает более, чем достаточной ка­нонической силой», никоим образом не может служить аргументом в пользу того, что состоялась полная передача митрополии в 1686 г. или ранее в юрисдикцию Москвы. Если идти по его логике, то и факт  «исторического единства» с Константинополем русских епархий Вселенского Престола «обладает более, чем достаточной ка­нонической силой», и таким образом все последующие изменения ничтожны, включая все предоставления автокефалий.

Далее автор анализирует реакцию Матери Церкви на попытки кн. Андрея Боголюбского основать отдельную митрополию во Владимире, и характеризует ее как «главный вклад в становление идеи неделимости Русской Церкви» (стр. 32). Здесь следует заметить, что вопрос стоял не только в учреждении новой митрополии, но и отрыве части епархии у местного епископа Ростовского и Суздальского, в чью юрисдикцию входил тогда город Владимир, а не только у митрополита Киевского. Об этом конкретно и говорит акт направленный кн. Андрею, как и о том, что это запрещено канонами[4]. Для этого в соответствии с канонами требовалось согласие и местного епископа и митрополита. Да и если бы была создана митрополия, она бы скорее всего была лишь почетной, т. е. без подчиненных ей епископов. Но сам пример очень интересен тем, что желание иметь отдельного митрополита, самое древнее из безусловно зафиксированных, пришло именно с Северо-Востока Руси и использовалось для политического обособления, с целью придать последнему сакральный характер. В результате единственным сакральным основанием для этой попытки сепаратизма стало принесение Вышгородской Иконы Божьей Матери, переименованной впоследствии во Владимирскую.

Затем теория обосновывается фактом перенесения резиденции митрополитов во Владимир, а позже в Москву. Конкретно автор заявляет, что это доказывает, что Вселенский Престол продолжал «рассматривать  митрополита τῆς [πάσης] Ῥωσίας в качестве главы неделимой Церкви всех русских земель, а не в качестве митрополита конкретно Киева» (стр. 33). Причем он называет эту резиденцию постоянной и заявляет, что в связи с тем, что митрополит «τῆς Ῥωσίας» Феогност поселился в Москве, «Константинопольская Патриархия в лице на­правленного ею самой представителя сознательно санк­ционировала перемещение центра управления единой русской митрополией в Москву, при сохранении за ним титула "Киевский"» (стр. 34). При этом автор продолжает далее именовать Феогноста митрополитом  «всея Руси» (стр. 35), несмотря на то, что в патриарших актах он именуется Киевским и всея Руси.

Самое интересное начинается далее. Автор, говоря об избрании еп. Владимирского Алексия на митрополичью кафедру, безаппеляционно заявляет: «В те же дни была составлена и соборная грамота, … согласно которой место преимущественного пребывания митрополита Κυέβου καὶ πάσης τῆς Ῥωσίας перемещается во Владимир "безвозвратно и на веки вечные неотъемлемо" (ἀναφαιρέτως καὶ ἀναποσπάστως εἰς αἰῶνατὸν ἄπαντα). Фактически речь шла о перемещении кафедры в Москву, поскольку к тому времени митрополи­ты Руси проживали в Москве уже около 30 лет; Владимир упоминается в грамоте только потому, что он формально оставался центром великого княжения» (стр. 36-37). И далее: «было соборно подтверж­дено состоявшееся перемещение центра митрополии πάσης τῆς Ῥωσίας на Северо-Восток Руси». Эти же доводы автор повторяет и в заключении статьи: «Центр единой Русской Церкви каноническим образом переме­щен во Владимиро-Суздальскую землю, то есть в Москву, с сохранением за Московским архиереем Киева как его собственной древней кафедры (Соборное деяние 1354 г.; ср. патриаршую грамоту 1516 г.)» (стр. 75).

К этому вопросу М. Желтов возвращается и в части о Соборных и патриарших документах, которыми он пытается подтвердить свою теорию. Здесь автор абсолютно неверно переводит термин κάθισμα как кафедру, что совершенно не подходит, по крайней мере, в данном случае, ибо текст совершенно четко разделяет и даже противопоставляет два термина θρόνος и κάθισμα. Причем Киев характеризуется этими двумя терминами, а Владимир упоминается только как κάθισμα, причем δεύτερον, то есть «второе седалище»: именно так переведен этот термин в сборнике канонических актов, касающихся Киевской митрополии[5].

Ниже приводится коррекция перевода М. Желтова. То, что зачеркнуто, стоит в его переводе:

«во Святом повеле­вает Духе настоящей соборной грамотой, чтобы священнейшая митрополия Руси преосвященный митрополит Руси, как и все, что к ней относится, и те, кто будут после него, находилась и обреталась находились и обретались во Владимире,и имела имели его как собственную кафедру собственное седалище безвозвратно и на веки вечные неотъемлемо, пусть за ней остается, во- первых, и чтобы если Киев если тотпродолжит существовать, — был их собственный престолом и первая архиерейская кафедра первым архиерейским седалищем, а следом за ним и вместе с ним — и святейшая Владимир­ская епископия, была бы вторая кафедра вторым седалищем и местопребыванием, и прибежищем»[6]. Из текста абсолютно не следует, что имело место перенесение кафедры митрополита, а совершенно наоборот. Ошибка в переводе, вероятно, была связана не с подлогом, а со спешкой, хотя русский перевод этого документа существует[7].

М. Желтов также игнорирует и то, что сохранилось от окончания документа, где упоминаются права митрополита во Владимирской епархии, а именно: он может совершать все, что имеет право совершать каждый архиерей в своей епархии, но он не имеет права восседать на сопрестолии, т.е. на горнем месте. Это отличный показатель того, что Владимирская епархия не является его канонической епархией, и кроме того который указывает, что он не имеет в ней своей кафедры. Подобные ограничения встречаются в патриарших актах, назначающих архиереев экзархами в патриаршьи ставропигии или же в случае предоставления архиерею второй епархии вдобавок, εἰς ἐπίδοσιν. И далее сохранившаяся часть документа гласит, что если Киев опять придет в прежнее состояние, и что если возможно будет там пребывать архиерею, то и в этом случае Владимир не перестанет оставаться собственным седалищем митрополитов Руси. Таким образом, «безвозвратно и на веки вечные неотъемлемо» была предоставлена Владимирская епархия митрополитам Киевским и всея Руси, а не перенесена туда их кафедра. Да и не являлись они Московскими архиереями, а Киевскими. К тому же в акте упомянута не Москва, а Владимир, не потому «что он формально оставался центром великого княжения», как заявляет автор, а потому что именно там находилась кафедра этой епархии, а в Москве в то время не было даже епископской кафедры.

Теперь переходим к заявлению автора о том, что «для пересмотра которых [древних актов] нет никаких законных оснований», о котором мы упоминали вначале. Если идти по его логике, то и нынеший митрополит Киевский должен управлять Владимирской епархией – и при этом в ее границах 1354 года, то есть и с городом Москвой включительно. Но, как известно, этот акт отменяется актом о предоставлении Московскому архиерею титула Патриарха, и это несмотря на то, что Владимирская епархия была предоставлена Киевским митрополитам «безвозвратно и на веки вечные неотъемлемо».

Очень интересно утверждение автора о том, что титул «Владимирский» присваивался только митрополитам «всея Руси» (стр. 36). При этом он не дает никакой ссылки на источники, хотя ни в одном официальном церковном документе подобный титул не известен.

Очень интересен и аргумент автора о том, что территориальная претензия  митрополита Литовского Романа на всю Русь «свидетельствует о том, что восприятие митрополии πάσης τῆς Ῥωσίας как единой и неделимой продолжало сохраняться» (стр. 38). Как ни странно, автор после этого упоминает полный канонический титул митрополита Алексия (1354-1378) «Κυέβου καὶ πάσης τῆς Ῥωσίας», хотя он ранее систематически этого избегает. Следует заметить, что митрополит Алексий, несмотря на то, что был посвящен с этим каноническим титулом, сам его не употреблял; по крайней мере, неизвестны его акты с полным титулом, где упоминается Киев. С другой стороны, вполне возможно, что с избранием Киприана на Литовскую митрополию (1375), титул Алексия был изменен. Как это можно дедуктировать из актов при жизни Алексия, так и из синодальной дискуссии о титуле для митрополита Пимена (1382), скорее всего, титул Алексия был превращен в «митрополита Великой Руси».

Завершая часть, посвященную византийскому периоду, М. Желтов заявляет: «официальная позиция Константинопольской Патриархии неизменно сводилась к тому, что единство церковной организации во главе с митрополитом "Руси” (а с середины XII в. — "всея Руси”) является безусловным благом и не должно ставиться под удар из-за меняющихся политических обстоятельств. Этот подход был неоднократно подтвержден на самом высшем уровне — патриархами, соборами, императорами. Более того, Константинопольская Церковь не сомневалась в том, что предстоятель Русской митрополии не привязан исключительно к Киеву, но является предстоятелем для всех русских земель, с чем связано как сделанное Константинополем в XII в. включение слова “всея” в титул митрополита, так и соборно утвержденное решение о перенесении постоянного местопребывания митрополита, в видах  пастырской целесообразности, на Северо-Восток Руси "безвозвратно и на веки вечные неотъемлемо”» (стр. 41). Как было указано выше, «безвозвратно и на веки вечные неотъемлемо» никто и никогда не переносил кафедру митрополии во Владимир, но наоборот, давал Владимир как второе седалище митрополиту Киевскому, и он оставался именно митрополитом Киевским, что подтверждается титулатурой, используемой в официальных актах, а также рассуждениями в синоде относительно поставления митрополита Пимена, где говорится: «правильно ли было бы поставить в митрополита Великой Руси, не назвав его вместе и киевским, то есть по имени города, который искони был митрополиею всея Руси»[8].

Ниже Желтов повторяет свою идею «о сохранявшемся понимании митрополии Руси как единого и неделимого церковного организма», и что «Константинополь... не желал отказываться от самóй идеи единства Русской Церкви» (стр. 43). Но автор забывает, что несмотря на это, возникали случаи пастырской необходимости для учреждения новых митрополий путем их отделения от единой Киевской.

Далее он заявляет, что «Каждая из попыток самовольного церковного обособления Киева от других русских земель и от Константинополя (Клим Смолятич, Феодорит, Григорий Цамблак) неизменно наталкивалась со стороны Константинопольской Патриархии на предельно жесткий ответ: дерзнувшие на это извергались из священного сана и анафематствовались» (стр. 41, 60). Тут следует отметить, что реакция Вселенского Патриархата была направлена в первую очередь на незаконные посвящения и отделение от Вселенского Патриархата, а не на попытки разделения митрополии.

Можно также не согласиться и с его утверждением о том, что Литовская митрополия изначально создавалась для литовцев (стр. 37, 40, 41, 42). На территории Литвы проживали уже в то время православные славяне.

Раздел 2. Ситуация после Ферраро-Флорентийского собора

М. Желтов замечает, что заключение унии между Римским Престолом и Вселенским Патриархатом при активном участии митрополита Киевского Исидора «создало беспрецедентный церковно-правовой вакуум в Русской Церкви» (стр. 46). Заключая эту часть статьи, автор повторяет свою идею о сложившимся правовом вакууме в  митрополии, и далее пытается легимитизировать поставление Ионы тем, что он «еще до прибытия на Русь Исидора имевший титул "нареченного митрополита" и получивший обещание от патриарха Иосифа II — последнего предстоятеля Константинопольской Церкви до ее отпадения в унию, — что именно Иона возглавит Русскую Церковь, если с Исидором что-либо случится. Полномочия свт. Ионы распространялись на всю Русскую Церковь, не исключая ее южных и юго-западных областей, находившихся под властью польско-литовского короля, что было подтверждено в том числе королевской грамотой» (cтр. 51). Здесь следует заметить, что этом «вакуум» упразднился с восшествием на престол антиуниатского Патриарха Георгия Схолария, и в соответствии с канонами митрополиту Ионе следовало подчиниться своему законному  Патриарху. А титул «нареченного митрополита», данный Ионе в Москве, не имел абсолютно никакого канонического значения, ибо нареченными архиереями становятся только после канонического избрания компетентным архиерейским синодом, которым в данном случае являлся синод Вселенского Патриархата. Так же обстоит дело и с «обещанием от патриарха»: оно не является каноническим актом избрания митрополита синодом и его не заменяет.

Здесь также необходимо прокомментировать заявление проф. канонического права прот. Владислава Цыпина в комментарии «Царьграду»: «Касаемо автокефалии Русской Православной Церкви … ее автокефалия возникла в связи с отпадением Константинополя на флорентийской унии. В ее составе невозможно было оставаться Русской Церкви, в ту пору входившей в состав Константинопольского Патриархата в ведении Патриарха, отпавшего от Православия. Поэтому Русская Церковь стала управляться самостоятельно, то есть фактически приобрела автокефалию...решение об автокефалии было соборным. Как таковой томос Русской Православной Церкви не давался. Но он, по сути, и не требовался, поскольку в условиях отпадения Предстоятеля Константинопольского Патриархата православные должны были порвать общение с Предстоятелем Церкви. Потом православие было восстановлено в Константинопольском Патриархате. Но это уже было новое начало, и к тому времени Русская Православная Церковь уже существовала автокефально».

Вероятно, здесь ведущий канонист Российской Церкви основывает свою теорию на 15 каноне Константинопольского собора (Двукратного 861 г.). Но этот канон совершенно не предвидит образования некоей новой автокефалии в случае впадения в ересь предстоятеля, а лишь позволяет прекратить его поминовение – без риска быть лишенным сана, что данный канон предписывает в качестве наказания за непоминовение предстоятеля до его осуждения собором, кроме догматических вопросов. Таким образом, абсолютно никаких канонических оснований для образования автокефальной Церкви в Москве не существовало. После избрания православного Патриарха, иерархия в Московском государстве должна была подчиниться своей законной канонической власти – Вселенскому Константинопольскому Престолу. Именно это неподчинение и вызвало фактическое разделение митрополии на две, одна из которых находилась в расколе, но никак не в канонической автокефалии.

М. Желтов упоминает посвящение Григория Болгарина Патриархом-униатом в 1458 г. (стр. 48) и его возвращение в православие в 1467 г. (стр. 49), а так же письмо Патриарха Дионисия I, который принял этого иерарха в православие с сохранением титула. Он указывает на требование Патриарха Дионисия I признать власть митрополита Григория над всей митрополией, на его заявление, что Вселенский Престол не признает митр. Иону и его преемников, и на отсутствие упоминания в этом письме, что Геннадий Схоларий неким образом признавал Иону (стр. 49). Далее он заявляет, что «Проект независимой от Москвы Киевской митрополии родился в недрах Римо-католической Церкви. Рукоположенный Римом униатский митрополит Григорий Болгарин был принят в лоно Константинопольской Церкви по икономии, причем Константинополь не только не ожидал, что принятие Григория приведет к разделению Русской Церкви на части, но и настаивал на сохранении ее единства, имеющего глубокие исторические корни. Последующее признание Константинополем легитимности Московских митрополитов неминуемо значило, что те восстановят контроль над всей Русской Церковью, что постепенно и произошло. За более чем тысячелетнюю историю Русской Церкви, период ее действительного разделения на две большие независимые части — Киевскую, с формальным центром в Константинополе, и Московскую — продолжился лишь немногим более двух столетий» (стр. 60-61).

Поставление Ионы, безусловно, должно было быть легализировано по икономии, как совершившееся в очень тяжелую эпоху. Но после восстановления канонической власти в Константинополе Иона должен был в соответствии с канонами обратиться за своим признанием и подчиниться своему законному Патриарху, как и его преемники должны были избираться и поставляться Вселенским Престолом. Однако поскольку этого не произошло, на Киевскую кафедру был поставлен вернувшийся в православие митрополит Григорий, и именно он и его приемники имели de jure юрисдикцию над всей митрополией – а не отколовшаяся от Матери Церкви Московская иерархия. Так же необходимо заметить и то, что Патриарх Геннадий Схоларий «неким образом признавал Иону» как митрополита именно Киевского, и он сам приводит примеры  пребывания епископов в иных городах, а не в своих кафедральных: «[митрополит] Руси называется и есть Киевский и всея Руси, но при этом сидит в Москве, потому что Киев является латинским и не принимает его православного»[9]. Никакого признания ни титула «Московский», ни тем более автокефалии не было, в документе упомянут лишь факт пребывания митрополитов Киевских в Москве.

Желтов заявляет, что факт непризнания на территории Московского государства власти митрополита Григория привел к разделению митрополии, хоть и пытается очень натянуто трактовать этот исторический факт: «Так на территории митрополии всея Руси образовались две независимые иерархии — одна, во главе с митрополитом Владимирским, Московским и всея Руси, восходила к митрополии πάσης τῆς Ῥωσίας в составе Константинопольской Церкви византийской эпохи; другая, во главе с митрополитом Киевским, Галицким и (!) всея Руси, первоначально представляла собой униатский папский проект, но затем была принята Константинополем в церковное общение» (стр. 50). И возвращается к этому в заключении своей статьи: «а затем [византийская элита] позволила униатскому митрополиту узурпировать титул первоиерарха "всея Руси"» (стр. 76). Наследником исторической митрополии Киевской и всея Руси стал именно митрополит, назначенный Вселенским Патриархатом, несмотря на то, что до этого он получил свое посвящение в унии, но он был принят законным Патриархом и синодом и назначен на кафедру, канонически принадлежащую Вселенскому Престолу. А вот митрополиты в Москве, которые, кстати, в то время не именовались ни «Владимирскими», ни «Московскими», и начавшие поставляться без позволения Матери Церкви, стали церковным новообразованием.

Но даже и этот факт автор пытается интерпретировать как аргумент в пользу догмата «единства и неделимости митрополии всея Руси» (стр. 50). Да, действительно, Вселенский Патриархат не желал разделять митрополию. И именно поэтому он потребовал признать поставленного им митрополита как единственного главу. Разделение же произошло именно по воле московских церковных и светских властей.

Теперь что касается «Комментариев» церковно-научного центра «Православная Энциклопедия» на текст Вселенского Патриархата. Их авторы, среди которых, несомненно, присутствует и М. Желтов, продолжают в том же духе и заявляют: «Хотелось бы только прояснить один вопрос: говоря о поставлении в 1458 году Григория Болгарина Григорием Маммой, автор документа "Вселенский престол..." называет последнего "патриархом-униатом". Следует ли из этого, что он признает за Григорием Маммой права Патриарха? Если да, и если совершенное Григорием Маммой поставление он считает законным, то кем он тогда считает Патриархов в самом Константинополе, где в уже 1454 кафедру занял Геннадий II Схоларий (патриаршествовал до 1456, когда был изгнан и замещен Исидором II Ксанфопулом (1456–1462); в 1464–1465 Патриархом вновь был Геннадий Схоларий)? Или автор документа все же считает законными Патриархами Геннадия Схолария и Исидора Ксанфопула? Но это означает, что все акты Григория Маммы по меньшей мере с 1453-го года были беззаконны — в том числе, конечно же, и поставление Григория Болгарина» (стр. 1-2). Здесь необходимо отметить интересный пропагандистский прием «комментаторов». Естественно, что само поставление Григория Болгарина изначально не могло быть признано законным и каноническим, но после его возвращения в Православие Церковь признала его в сущем сане и поставила на ту же кафедру.

«Комментаторы» удивляются, что «автор документа ‘Вселенский престол...’ перескакивает через почти полтора столетия и оставляет без внимания то состояние Киевской митрополии, в какое она пришла под управлением Константинопольского Патриархата в XVI веке. История с очевидностью свидетельствует, что связь митрополии с Константинополем во второй половине XV века и в XVI веке, вплоть до прибытия Иеремии II в Речь Посполитую, была крайне слабой и ограничивалась тем, что Патриархия рано или поздно ставила на митрополичью кафедру очередного кандидата, при том что таковой обычно начинал исполнять свои обязанности еще до получения санкции из Константинополя. А реальное влияние на жизнь Церкви в польском государстве оказывали именно правители» (стр. 2). Насколько я понимаю, упомянутый автор (или авторы) документа «Вселенский престол...» не имел  целью писать историю Православной Церкви в современной Украине, иначе бы пришлось затронуть и другие митрополии Вселенского Престола, существовавшие на ее территории и незаконно присоединенные к Российской Церкви в разные эпохи. Исторические факты связей Вселенского Престола с Киевской митрополией приводятся во введении «Вселенского престола...», вероятно, лишь как иллюстрация канонической принадлежности последней к Матери Церкви. Таким образом, все попытки авторов «Комментариев» умалить значение этих связей не могут служить аргументом в пользу теории о переходе данной митрополии в юрисдикцию Москвы.

Раздел 3. Легализация московской иерархии

Далее М. Желтов пытается сделать еще более удивительные выводы: поскольку Вселенский Престол не признавал в тот момент законность митрополитов, поставленных в Москве, «но отсюда неминуемо следует вывод, что с признанием статуса Московского митрополита (или патриарха) именно он и должен был бы восприниматься Константинополем как "один…митрополит истинный правый на всей Русской земли". Поэтому последовавшее в XVI веке бесспорное признание легитимности митрополитов Московских и всея Руси со стороны Константинопольского Патриархата имплицитно предполагало и признание их власти над Церковью всей Русской земли, а не только лишь над епархиями, находящимися на территории, политически контролируемой русским правительством» (стр. 51). Эту же идею он повторяет и в заключении к этой части статьи (стр. 52). К этому вопросу М. Желтов возвращается и в части о Соборных и патриарших документах, которыми он пытается подтвердить свою теорию, и делает вывод: «из грамоты ясно следует, что Константинопольская Церковь не выносила решения о разделении Русской Церкви на "Московскую’" и "Киевскую’" части; во-вторых, с признанием легитимности Московских митрополитов Константинополю пришлось бы либо выносить такое решение (что отнюдь не было сделано), либо лишать легитимности, наоборот, уже митрополитов Киевских и Галицких (что выполнил за Константинополь сам ход истории)» (стр. 65).

Выводы автора совершенно не соответствуют ни исторической, ни канонической действительности. Если смотреть на ход истории, то видно, что митрополия в данный момент окончательно разделилась уже и канонически, ибо была признана иерархия на территории Московского государства, как отдельная структура, не зависящая от митрополии Киевской и всея Руси Вселенского Патриархата. До этого митрополиты Киевские могли предъявлять свои канонические претензии на всю митрополию, включая Московское государство. С канонической же точки зрения, как сегодня модно, говорить произошла «легализация раскола», сформировавшегося в Московском государстве, или если говорить традиционным каноническим языком – принятие в общение. И это принятие совершенно не подчиняло канонического митрополита тому, кто был принят из раскола, ибо и без этого были нарушены права законного Киевского митрополита, была отторгнута часть его митрополии. Все это произошло по икономии, по пастырской необходимости, чтобы не оставлять за оградой Церкви многочисленную паству, находящуюся на территории Московского государства, и не могло даже подразумевать какой-либо пересмотр канонического подчинения оставшейся части митрополии Киевской и всея Руси.  

В конце заключения к этой части своей статьи автор безапелляционно заявляет, что признание начальства Москвы над всей Русской Церковью «происходило постепенно в течение XVI века и (см. ниже) было окончательно оформлено в документах 1589–1593 гг. об учреждении на Руси патриаршества; для последующего достижения второго — восстановления единства Русской Церкви — также потребовалось еще около ста лет» (стр. 52). Как было отмечено выше, признание московской иерархии уже абсолютно не означало, что митрополит, находящийся в Москве, да и к тому же носящий титул Московского, может претендовать на всю старую митрополию Киевскую и всея Руси. Московская митрополия может восприниматься только как новая структура, выделенная из единой митрополии, тем более, что Вселенский Патриарх продолжал ставить своих митрополитов на митрополию Киевскую и всея Руси. А так же следует отметить, что Российские власти, как светские, так и церковные, когда просили в 1685 г. передачу Киевской митрополии, рассматривали ее как совершенно отдельную структуру. Из аргументов Патриарха Московского Адриана, конечно, можно попытаться заключить, что он ее считал частью своей законной юрисдикции, но просили-то они Киевскую митрополию, а не что-то иное.

«Формальной легитимацией Московских первоие­рархов со стороны Константинополя» М. Желтов считает «упоминание "всесвященнейшего митрополита Москов­ского и всея Русии" Варлаама ([в документе] имя не упомянуто) в грамо­те патриарха Константинопольского Феолипта I от 1516 г.; что особенно важно, в той же грамоте тот же митрополит также назван "священнейшим митрополитом Киевским и всея Русии". Таким образом, и в XVI веке Константино­польский Патриархат вполне осознавал, что Московский митрополит одновременно является и Киевским» (стр. 65). Но, как замечает В. Лурье, «есть основания сомневаться в подлинности этого места в дошедшей копии славянского перевода грамоты, оригинал которой утрачен. Грамота связана с историей доставившего ее греческого церковного посольства в Москву, а эта история была радикально переписана в русских официальных летописях. Судя по "Судным спискам Максима Грека и Исаака Собаки", посольство было принято холодно — с подчеркиванием того, что канонического общения с греками нет, — тогда как, согласно летописи, все обстояло противоположным образом»[10]. Так же абсолютно не понятно, как автор объясняет параллельное одновременное признание двух митрополитов Киевских –  Варлаама, находящегося в Москве, и Иосифа II Солтана (1507-1522), проживающего в Украине. Но самое интересное то, что в начале документа митрополит именуется «Московским и всея Русии», а в конце «Киевским и всея Русии». Tак к которому из двух митрополитов послан этот документ? Из этого абсолютно не следует, что что «Московский митрополит одновременно является и Киевским», но, вероятно, в переводе имеется ошибка, и данный документ за неимением подлинника не может быть принят в качестве аргумента в поддержку теории автора.

Бесспорной легитимизацией Московских митрополитов М. Желтов считает «упоминание имени митрополита Московского свт. Макария в соборной грамоте о признании царского титула Иоанна Васильевича Грозного, изданной в 1561 г. патриархом Константи­нопольским Иоасафом II от лица архиерейского собора, равно как и в патриаршем послании того же патриарха, где митрополиту Макарию, в статусе "патриаршего экзарха " предоставлено право венчать Ивана IV на царство от лица самого патриарха» (стр. 65). Признание, может быть, и произошло, но почему-то автор избегает цитировать документы, в которых упомянут митрополит Макарий, где указан и титул, под которым он признан. Так, в соборной грамоте о признании царского титула он упоминается как митрополит «Московский и всея великой Руси» («μητροπολίτης Μοσκόβου καὶ πάσηςμεγάλης Ῥωσίας»)[11], – то есть Малая Русь даже и по титулу ему не принадлежит. Автор также забывает сказать, что митрополит упоминается в связи с тем, что он короновал Московского князя на царство, не имея на это права, хотя данный акт и признает Московского князя царем. Во втором документе и в еще одном, где упомянут митрополит Макарий, титул не упоминается[12]. Таким образом, признание Московской иерархии, принятой из раскола, абсолютно не подразумевало, и даже исключало юрисдикцию Московского митрополита над другой частью бывшей единой митрополии Киевской и всея Руси.

Раздел 4. Учреждение патриаршества в Москве

По этому вопросу М. Желтов безапелляционно заявляет: «Окончательным же актом признания такой легитимации следует считать документы об учреждении на Руси патриаршества: Уложенную грамоту царя Феодора Иоанновича, Константинопольского патриарха Иеремии II и церковного собора от 1589 г.; Соборную грамоту того же патриарха и собора епископов Константинопольской Церкви от 1590 г. и, главное, Соборное деяние Великого Константинопольского собора всех древних православных Церквей Востока 1593 г. Именно третий из этих докумен­тов является ключевым, как по обстоятельствам своего издания, так и по степени авторитетности, поскольку он представляет собой решение собора всех восточных патриархов, а не одной лишь Константинопольской Церкви. В Соборном деянии 1593 г. было вынесено следующее определение:…

τὸν θρόνον τῆς εὐσεβεστάτης καὶ ὀρθοδόξου πόλεως Μοσκόβου εἶναί τε καὶλέγεσθαι Πατριαρχεῖον, διὰ τὸ βασιλείας ἀξιωθῆναι παρὰ Θεοῦ τὴν χώραν ταύτην, πᾶσαν τεῬωσίαν καὶ τὰ ὑπερβόρεια μέρη ὑποτάττεσθαι τῷ πατριαρχικῷ θρόνῳ Μοσκόβου καὶ πάσηςῬωσίας καὶ τῶν ὑπερβορείων μερῶν… («…престол благо­честивейшего и православного города Москвы да будет и называется патриаршим, поскольку страна та удостоилась от Бога царской власти, а вся Русь и северные страны да подчиняются патриаршему престолу Московскому и всея Руси и всех северных стран…»). Это определение не только не предполагает разделения Церкви всея Руси на какие-либо части, но и подчиняет все русские епархии Московской кафедре. Будучи соборным решением всех восточных патриархов, это определение заведомо выше любых решений какой-либо одной Поместной Церкви — в том числе, Константинопольской, — и имеет перед ними безусловный приоритет» (стр. 66).

Автор повторяет эту же теорию и в конце статьи и заявляет, что «собор 1593 г. под­твердил права Московского патриарха на все исторические русские епархии, не ограничивая их территориями под текущим политическим контролем Москвы» (стр. 75). М. Желтову следуют и авторы «Комментариев»: «В этой грамоте перечисляются епархии, подчинявшиеся Московскому первосвятителю по состоянию на 1589 год… В 1590 году из Константинополя в Москву была отправлена синодальная грамота Патриарха Иеремии … одобрявшая возведение свт. Иова в Патриарший сан в 1589 году. Эта грамота, однако, не удовлетворила Москву, так как в ней не было подписи ‘Судии вселенной’, то есть Александрийского Патриарха … из-за чего российские власти справедливо опасались, что решение Константинополя может быть впоследствии пересмотрено под тем или иным предлогом. Поэтому вопрос о Московском Патриаршестве был окончательно решен не в 1589 или 1590, а только в 1593 году, когда в Константинополе состоялся Собор всех Восточных Патриархов, включая Александрийского (который имел голос также Антиохийского Патриарха, по поручению последнего). Именно этот Собор и утвердил решение о Московском Патриаршестве, о чем прямо говорится в его деянии, подписанном в том числе Патриархом Константинопольским. В этом деянии границы юрисдикции Московского Патриарха определяются так: πάσης Ῥωσίας καὶ τῶν ὑπερβορείων μερῶν, то есть ‘вся Русь и [все] северные страны’. Такое определение границ явно не сводится к перечню епархий из Уложенной грамоты 1589 года, особенно с учетом ‘северных стран’»  (cтр. 4-5).

Здесь необходимо, во-первых, заметить, что Российская Православная Церковь до настоящего момента считала датой учреждения патриаршества в Москве 1589 год, и от этой даты она отсчитывала свои юбилеи, эта дата указана во всех учебниках по церковной истории. Однако в последний год, ради геополитических игр, она начала переписывать свою собственную историю. Патриарший титул Московскому первосвятителю был предоставлен документом, изданным в Москве в 1589 г., в этом же году Московский митрополит был возведен в Патриаршее достоинство, – и это исторический факт, несмотря на то давление, которое было оказано на Патриарха Иеремию II с целью получить желаемое (но это не является темой данной заметки).

Православная Церковь признала этот акт, несмотря на сомнительную каноничность совершенного, ибо Патриарх единолично без синода не имеет права на подобные деяния, а данный документ, кроме Патриарха, подписали всего 2 архиерея Вселенского Престола, среди которых только один митрополит. В свою очередь, в синоде, как правило, принимали участие только митрополиты; исключения, когда архиепископы или епископы заседали в синоде, очень редки. То есть акт, который Иеремия по принуждению подписал в Москве, без синода, в соответствии с 34 правилом Св. Апостолов был неканоничен. Но, несмотря на это, Церковь на синодах 1590 и 1593 года его признала и утвердила. Значение первого и основополагающего документа 1589 г.[13] представители Российской Церкви стали умалять в последнее время, отнюдь не от того, что они сомневаются в его каноничности, каковая была ему дана Томосом 1590 года, а в связи с тем, что в нем содержится список епархий, подчиненных Московскому Патриарху[14], и, естественно, Киевская митрополия там не упомянута. Но зато этот акт в качестве основного аргумента для совершенного несколько раз упоминает желание Московского Царя, то есть светской власти.

Кроме того, в данном документе есть еще одно интересное положение (орфография сохранена): «И Патріархy новопоставленному царствующаго града Москвы, о своемъ поставленіи, отписать въ царствующи градъ Костатинополя к Патріарху вселенскому, хто в то время прилучитца, о согласіе о своемъ поставленіи; і Патріархъ вселенскіи Костянтинопольскіе церкви отпишетъ противъ въ своеи грамоте к тому Патріарху царствующаго града Москвы великіе Росіи, о его поставленіе»[15]. Это предписание разъясняет заявление Патриарха Иерусалимского Досифея, сделанное в 1686 году: «но отъ раззоренія Царяграда отъ таковыхъ патріарховъ [Константинопольских] хиротонисахуся и патріархи и митрополиты великія Москвы»

(«Ἀλλ'ἀπὸ τῆς ἀλώσεωςΚωνσταντινουπόλεως ὑπὸ τοιούτων Πατριαρχῶν ἐχειροτονοῦντο, οἱ τε πατριάρχαι καὶμητροπολίται τῆς μεγάλης Μοσχοβίας, ἕως Νίκωνος»)[16] и «И вопрошаю: патріархъ Московскій, хиротонисуемый отъ Іова даже до Никона, кого вопрошаше —Константинополскаго ли единаго, или и прочихъ? И явно есть, яко токмо Константинополскаго. Но егда бяше совѣтъ хиротонисатися ему безъ вопросу не вопросися сіе отъ Константинополскаго токмо, но и отъ прочихъ, не особно, но вкупѣ». («Καὶ ἐρωτῶν, ὁ πατριάρχης Μοσχοβίας χειροτονούμενος ἀπὸ Ιὼβ ἔως Νίκωνος, τίνα ἠρώτα, τὸν Κωνσταντινουπόλεως μόνον ἢ καὶ τοὺς λοιποὺς, καὶ δεῖλον, ὅτι μόνον τὸνΚωνσταντινουπόλεως, ἄλλʼὅτι ἐγένετο γνώμῃ χειροτονεῖσθαι αὐτὸν χωρὶς ἐρωτήσεως, οὐκἐζήτησαν τοῦτο μόνον ἀπὸ τοῦ Κωνσταντινουπόλεως, ἀλλὰ καὶ ἐκ τῶν λοιπῶν, οὐ παρὰμέρος, ἀλλ'ἐπὶ τὸ αὐτό»)[17]. То есть, подразумевалась совершенно не мирная грамота Московского Патриарха, а его прошение об утверждении и само утверждение избрания Московского Патриарха Вселенским Патриархом. Также очень интересно и другое заявление Патриарха Иерусалимского Досифея около 1701 г., после смерти Патриарха Московского Адриана в письме Вселенскому Патриарху по поводу проблем в Московском Патриархате: «И так исправление должно быть сделано отсюда, и его не может сделать один, но многие. Потому что начало и основа исправления, в конце концов, все исправление должно быть сделано Вашим Всесвятейшеством и святым и священным синодом при нем, ради достоинства Престола и потому, что Московия ваша епархия»

(«Καὶ λοιπὸν ἡ διόρθωσις πρέπει νὰ γίνῃ ἀπ’ ἑδῶ, τὴν ὁποίαν ἕνας δὲν ἠμπορεῖ νὰ τὴν κάμῃἀλλ’ οἱ πολλοί· μάλιστα ἡ ἀρχὴ καὶ τὸ θεμέλιον, καὶ τέως εἰπεῖν, τὸ πᾶν τῆς διορθώσεως δεῖγένεσθαι παρὰ τῆς ὑμετέρας Παναγιότητος καὶ τῆς περὶ αὐτὴν ἱερᾶς καὶ ἁγίας Συνόδου, καὶδιὰ τὸ ἀξίωμα τοῦ θρόνου καὶ διότι ἡ Μοσχοβία ἐπαρχία ὑμετέρα»)[18]. Эти данные говорят скорее в пользу того, что Московский Патриархат в ту эпоху совершенно не воспринимался ни как равнозначный древним Патриархатом, ни даже как автокефальная Церковь в современном понимании, но скорее как автономная Церковь в современном смысле, но этот вопрос нуждается в дальнейшем изучении.

Синодальный акт 1590 года утвердил совершенное Патриархом Иеремией в Москве. Этот акт, видно, несколько раздражает представителей Московской Патриархии из-за некоторых предписаний Московскому первосвятителю. А именно: там говорится, что Московский Патриарх должен признавать Константинопольский престол «как своего главу и первого [в Патриаршем Кодексе «начало»], как это делают и другие Патриархи» (Томос, посланный в Москву:

«καὶ κεφαλὴν αὐτοῦ καὶ πρῶτον ἔχειν καὶ νομίζειν τὸνἀποστολικὸν θρόνον Κωνσταντινουπόλεως, ὡς καὶ οἱ λοιποὶ ἔχουσι [πατρι]άρχαι» / в Патриаршем Кодексе: «Καὶ ἵνα ὡς κεφαλὴν καὶ ἀρχὴν ἔχῃ αὐτὸς τὸν Ἀποστολικὸν Θρόνον τῆςτοῦ Κωνσταντίνου πόλεως ὡς καὶ οἱ ἄλλοι Πατριάρχαι») и поминать имя Вселенского и других Патриархов[19]. В данном документе упоминаемый титул - «Патриарх Московский» без «всея Руси» и иных добавок. К тому же, этот акт не содержит указания на то, что Киевская митрополия должна подчиниться Московскому Патриарху.

Постановление 1593 г., являющееся вторым подтверждением акта 1589 г. (а подобные подтверждения в практике Патриаршей канцелярии известны даже для менее значимых дел), не содержит абсолютно никакого указания на то, что Киевская митрополия должна подчиниться Московскому Патриаршему Престолу. Как и в двух предыдущих документах по этому вопросу, там речь идет исключительно о территории Московского Царства той эпохи, и к ней же относится и титул Патриарха. Указанная в акте каноническая территория «вся Русь и северные страны да подчиняются патриаршему престолу Московскому и всея Руси и всех северных стран» никоим образом не может трактоваться в пользу того, что юрисдикция над Киевской Митрополией передается Московскому первоиерарху, и если бы это имело место, это было бы четко выражено. Митрополия Киевская и всея Руси ни в одном из трех документов не упомянута вообще. Речь идет о создании абсолютно новой структуры, и даже в качестве обоснования не упомянуто, что создаваемый Патриархат имеет свое происхождение от исторической Киевской митрополии, главы которой когда то имели свое пристанище в Москве. То есть, речь идет исключительно о легализированных как Московской иерархии, так и Московской митрополии, и ни о чем ином. Тем более что Патриарх Иеремия собственноручно совершил хиротонию Киевского митрополита в 1589 г., акт о которой сохранился[20]. Никакой речи о подчинении митрополита или объединении митрополии нет вообще. По этому заявление М. Желтова: « Это определение не только не предполагает разделения Церкви всея Руси на какие-либо части, но и подчиняет все русские епархии Московской кафедре. Будучи соборным решением всех восточных патриархов, это определение заведомо выше любых решений какой-либо одной Поместной Церкви — в том числе, Константинопольской, — и имеет перед ними безусловный приоритет» абсолютно не соответствует истине. Тем более заявление о том, что «это определение заведомо выше любых решений какой-либо одной Поместной Церкви», не подтверждается канонами, так как даже создание новой епархии через отделение части территории другой епархии требует согласия ее епископа (Канон 120 (134) Карфагенского Собора). Интересно было бы посмотреть на реакцию представителей Российской Церкви, если бы собрался представительный собор предстоятелей и постановил оторвать у нее какую-нибудь епархию.

М. Желтов продолжает свою теорию следующим заявлением: «Признавая царское до­стоинство правителей Москвы, отцы собора 1593 г. тем самым признавали за русскими царями власть влиять на административно-территориальное устройство Церкви, в соответствии с православным каноническим правом: ‘Аще царскою властию вновь устроен или впредь устроен будет град, то гражданским и земским распределениям да следу­ет и распределение церковных дел’ (38-е правило Трулль­ского собора; ср. 17-е правило IV Вселенского собора)» (стр. 67), и ему следуют авторы «Комментариев» (стр. 5). Но эти авторы совершенно неверно понимают эти каноны, которые никаким образом не позволяют императору менять ни территории епархий, ни тем более Патриархатов, по своему желанию, либо их переподчинять по своей воле, а только учреждать в основанном им городе епископскую кафедру – и  в таком плане понимают эти каноны византийские комментаторы канонов. Императорская воля в данном вопросе ограничена 12 каноном IV Вселенского собора: «Дошло до нас, яко некие, вопреки церковным постановлениям, прибегнув ко властям, посредством прагматических грамот, единую область на две разсекли, яко быть от сего во единой области двум митрополитам. Посему определил святый Собор, да ничто таковое творить впредь не дерзает епископ. Ибо покусившийся на то низвержен будет со своей степени. Град же, который по царским грамотам почтен именованиям митрополии, единою честью да довольствуется, так как и епископ управляющий его церковью, с сохранением собственных прав истинной митрополии».

Таким образом, несмотря на попытки представителей Российской Церкви использовать эти два канона в качестве обоснования «присоединения» Киевской митрополии к Московскому Патриархату, Российский император не имел абсолютно никакого права отбирать епархии у одного Патриарха и передавать их другому. На территории Византийских Императоров вначале находились юрисдикции пяти Патриархатов и Кипрской Церкви, и попытки загнать все юрисдикции в одну практически неизвестны.

Наконец, М. Желтов делает вывод: «Таким образом, Соборное деяние 1593 г. не только не предполагало возможности дальнейшего сосуществова­ния двух митрополий «всея Руси», но и предоставило рус­скому царю и Московскому патриарху все необходимые инструменты для преодоления имевшегося на тот момент разделения с Западнорусской митрополией. Московские первоиерархи именно так и понимали содержание Со­борного деяния» (стр. 67). Все это, как мы видели, не соответствует действительности: сосуществование двух митрополий «всея Руси» ничем не отличается от сосуществования трех митрополий «Всея Вифинии», или каких либо иных с одинаковым добавлением к титулу митрополита. И тем более это не давало Московским властям как церковным, так и светским, абсолютно никаких «необходимых инструментов» для подчинения себе чужой митрополии. А то, что мнилось «Московским первоиерархам», не имеет совершенно никакого канонического или юридического значения. Ибо и Вселенский Престол, и другие Патриархи признавали этот акт только по отношению к территории Московского Царства той эпохи – и только. Константинопольские Патриархи продолжали оставаться законными и каноническими первоиерархами митрополии Киевской и всея Руси и не отказывались от этой функции. Это проявлялось, например, в том, что Патриарх Иерусалимский Феофан по поручению Вселенского Патриархата совершал архиерейские хиротонии в Украине в 1620 г., и в том, что все митрополиты Киевские были утверждаемы или избираемы и рукополагаемы синодом Вселенского престола до 1685 г. Так же сохранился и акт избрания митрополита Киевского Сильвестра в 1649 г. синодом Вселенского Престола[21].

Раздел 5. «Аргументы», выводимые из титула Московских первоиерархов

В той части своего материала, которая называется «Соборные и патриаршие документы, свидетельствующие о единстве Русской Церкви, и рецепция содержащихся в них определений», M. Желтов зачастую повторяет уже приведенные им аргументы и старается более тщательно их обосновать. Так, он повторяет, что «о единстве и неделимости Русской Церкви свидетельствует титул русских митрополитов и затем патриархов, в котором к слову "Руси" прибавлено уточнение "всея", подчеркивающее широкие полномочия первоиерарха Русской Церкви и многообразие входящих в состав Русской митрополии земель» (стр. 61). Здесь же он приводит документы, где используется этот титул и приводятся аргументы актов о сохранении единой митрополии (стр. 61-62). Слово «всея» в титуле митрополитов Киевских и всея Руси действительно имело отражение того, что их юрисдикция распространялась на все русские земли. Но после признания московской иерархии, принятой из раскола, данный эпитет превратился в чисто декоративный, почетный и исторический, уже не отражающий никакой территориальной реальности – и это по отношению как к Киевскому митрополиту, так и по отношению к митрополиту / Патриарху Московскому (точно так, как и во многих титулах Патриархов и иерархов Востока).

Для иллюстрации несостоятельности аргумента о том, что титул «всея Руси» отражает конкретную географическую юрисдикцию, приводятся примеры совпадающих титулов из списка кафедр, подчиненных Вселенскому Престолу под конец византийской эпохи – единственного данного периода, дающего полные титулы[22] и титулы Патриархов.

«Всего Востока» («πάσης Ἀνατολῆς»): 

1. Патриарх Антиохийский («ὁ Πατριάρχης τῆς Μεγάλης Θεουπόλεως Ἀντιοχείας καί πάσης Ἀνατολῆς»)[23];
2. Митрополит Каппадокийский («ὁ Καισαρείας Καππαδοκίας, ὑπέρτιμος τῶν ὑπερτίμων καὶ ἔξαρχος πάσης Ἀνατολῆς»). 

«Всея Вифинии» («πάσης Βιθυνίας»):

1. Митрополит Никомидийский (ὁ Νικομηδείας, πάσης Βιθυνίας);
2. Митрополит Никейский (ὁ Νικαίας, πάσης Βιθυνίας);
3. Митрополит Халкидонский (ὁ Χαλκηδόνος, ὁμοίως). 

«Всея Эллады» («πάσης Ἑλλάδος»):

1. Митрополит Афинский (ὁ Ἀθηνῶν, πάσης Ἑλλάδος) ;
2. Митрополит Ларисский (ὁ Λαρίσσης, δευτέρας Θετταλίας καὶ πάσης Ἑλλάδος). 

«Всего Пелопоннеса» («πάσης Πελοπονήσου»):

1. Митрополит Коринфский (ὁ Κορίνθου, πάσης Πελοπονήσου);
2. Митрополит Монемвасийский (ὁ Μονεμβασίας, πάσης Πελοπονήσου). 

«Второй Каппадокии» («δευτέρας Καππαδοκίας»):

1. Митрополит Тианский (ὁ Τυάνων, δευτέρας Καππαδοκίας);
2. Митрополит Мокисский (ὁ Μωκησοῦ, δευτέρας Καππαδοκίας). 

«Всея Македонии» / «Македонии» («πάσης Μακεδονίας» / «Μακεδονίας»):

1. Митрополит Филиппский (ὁ Φιλίππων, πάσης Μακεδονίας);
2. Митрополит Ираклийский (ὁ Ἡρακλείας, πρόεδρος τῶν ὑπερτίμων καὶ ἔξαρχος πάσης Θρᾴκης καὶ Μακεδονίας). 

«Всея Памфилии» / «второй Памфилии» («πάσης Παμφυλίας» / «δευτέρας Παμφυλίας»):

1. Митрополит Сидский (ὁ Σίδης, πάσης Παμφυλίας);
2. Митрополит Селевкийский (ὁ Σελευκείας, δευτέρας Παμφυλίας);
3. Митрополит Силейский (ὁ Συλαίου, δευτέρας Παμφυλίας);
4. Митрополит Пергский (ὁ Πέργης, δευτέρας Παμφυλίας). 

«Всея Фессалии» / «второй Фессалии» («πάσης Θετταλίας» / «δευτέρας Θετταλίας»):

1. Митрополит Фессалоникийский (ὁ Θεσσαλονίκης, πάσης Θετταλίας) ;
2. Митрополит Ларисский (ὁ Λαρίσσης, δευτέρας Θετταλίας καὶ πάσης Ἑλλάδος). 

«Всея Галатии» / «второй Галатии» («πάσης Γαλατίας» / «δευτέρας Γαλατίας»):

1. Митрополит Анкирский (ὁ Ἀγκύρας, ἔξαρχος πάσης Γαλατίας);
2. Митрополит Писинунтский (ὁ Πισινοῦντος, δευτέρας Γαλατίας). 

«Всея Армении» / «второй Армении» («πάσης Ἀρμενίας» / «δευτέρας Ἀρμενίας»): 

1. Митрополит Севастийский (ὁ Σεβαστείας, πάσης Ἀρμενίας);
2. Митрополит Мелитинский (ὁ Μελιτηνῆς, δευτέρας Ἀρμενίας). 

Если в эту эпоху максимальное количество иерархов с полностью совпадающим титулом после «всея» доходит до трех, то в списках кафедр позднейших эпох можно найти и большее количество.

Приведем и современные титулы двух предстоятелей Поместных Церквей в том виде, в каком они представлены на сайте Вселенского Патриархата:

- Патриарх Великого Божия града Антиохии, Сирии, Аравии, Киликии, Иверии, Месопотамии и всего Востока (ὁ Πατριάρχης τῆς Μεγάλης Θεουπόλεως Ἀντιοχείας, Συρίας, Ἀραβίας, Κιλικίας, Ἰβηρίας τε καί πάσης Ἀνατολῆς);

- Патриарх Святого Града Иерусалима и всея Палестины, Сирии, Аравии, обонпол Иордана, Каны Галилейской и Святого Сиона (ὁ Πατριάρχης τῆς Ἁγίας Πόλεως Ἱερουσαλήμ καί πάσης Παλαιστίνης, Συρίας, Ἀραβίας, πέραν τοῦ Ἰορδάνου, Κανᾶ τῆς Γαλιλαίας καί Ἁγίας Σιών).

В титулах обоих предстоятелей мы видим «Сирии, Аравии». А в титуле Антиохийского Патриарха находится и Иверия, то есть Грузия – Церковь, которая уже в древности имела особый независимый статус и, возможно, в византийский период признавалась как автокефальная в современном понимании этого термина. А в новое время она действительно признавалась как автокефальная, до того, как была антиканонически подчинена Российской Православной Церкви. В настоящее время Грузинская Церковь имеет признанный всеми канонический статус автокефалии.

Если следовать логике М. Желтова, то возникает вопрос: кто из митрополитов, имеющих титул «всея Вифинии» – Никомидийский, Никейский, Халкидонский или добавившийся в эту компанию в оттоманскую эпоху Прусский (хоть и без «всея», но все таки «Вифинии»), имеет юрисдикцию над всей Вифинией? На сегодняшний день существуют все четыре митрополита, носящих эти титулы.

Или, может, Патриарх Антиохийский до сих пор имеет юрисдикцию над Иверией (Грузией)?

М. Желтов утверждает, что «Важным символическим прецедентом было приня­тие патриархом Никоном новоизобретенного официаль­ного титула "Святейший архиепископ Московский, всея Великия и Малыя России патриарх"» (стр. 67) и далее «Констан­тинопольский патриарх Паисий I одобрил эту титулатуру, тем самым признав права Московского патриарха на ма­лороссийские епархии. В знаменитой Соборной грамоте 1654 г., которая стала краеугольным камнем приведшей к расколу Русской Церкви никоновской книжной справы, патриарх Паисий, вместе с сонмом архиереев, называет Никона "патриархом Московии, Великой и Малой Рос­сии" и т. д.

(Τῷ μακαριωτάτῳ καὶεὐσεβεστάτῳ πατριάρχῃ Μοσχοβίας, Μεγάλης τε καὶ Μικρᾶς Ῥωσίας, καὶ πολλῶν ἐπαρχιῶντῶν κατὰ γῆν καὶ θάλατταν παντὸς βοῤῥείου μέρους κυρίῳ ΝΙΚΟΝΙ ἀδελφῷ καὶ συλλειτουργῷἡμῶν…)» (стр. 68).

То, что Никон скопировал свой титул с царского – это один вопрос. А вот где М. Желтов обнаружил в упомянутом им документе одобрение этого титула, совершенно непонятно: ни о каком одобрении титула документ и не говорит вовсе[24]. Если автор считает, что употребление данного титула Патриаршей канцелярией в данном документе (к тому же известном только по копиям) означает его признание и одобрение и к тому же и передачу юрисдикции, то он глубоко заблуждается. В ту эпоху Патриаршая канцелярия в документах, адресованных иностранцам, переписывала титул с входящих документов, зачастую половину не понимая и не переводя, и даже искажая при транслитерации. Достаточно посмотреть на титул Российского царя в документах 1686 г., чтобы понять это. Также имеется достаточно примеров в документах, адресованных Румынским и Молдавским воеводам, где «воевода» не переводится, а транслитерируется, и иногда теряет первые три буквы. Или письма к грузинским царям, где слово «царь» стоит в транслитерации с грузинского. Таким образом, факт, что данный титул был использован в исходящем документе и только, абсолютно не доказывает его одобрения или признания, и тем более не дает никаких прав Московскому Патриарху на Киевскую митрополию.

Раздел 6. «Восстановление единства Русской Церкви в течение XVII века»

В части своей статьи, посвященной «Восстановлению единства Русской Церкви в течение XVII века», М. Желтов упоминает проблемы православных под польским владычеством, и далее заявляет, что в Москве не спешили признавать иерархию, восстановленную Иерусалимским Патриархом Феофаном «по причине претензий последних на ‘всю Русь’, отраженных в их титуле» (стр. 52-53), что не имеет абсолютно ни какого канонического значения. Затем автор показывает примеры лояльности и признания Московского Патриарха иерархией на территории современной Украины. При этом он основывается на письмах украинских иерархов Московскому Первоиерарху: «Таким образом, рукоположенные Феофаном III иерархи уже вполне осознавали, что едины с Церковью Русского государства, и признавали верховенство Московского патриарха» (стр. 54). Проблемы православных под польским владычество повторяются и далее, как и сношения с российскими церковными и светскими властями (стр. 54-55, 56-58), а так же проблемы замещения Киевской кафедры, вызванные вмешательством внешних сил, польских властей и Московской Патриархии (стр. 56-57). Проблемы православных под польским владычеством, а также их контакты с Москвой рассматривают и авторы «Комментариев» (стр. 2-3, 6-9).

Тут необходимо отметить, во-первых, что проблемы православных под польским владычеством никоим образом не дают абсолютно никакого канонического обоснования перехода данной митрополии в юрисдикцию Москвы, хотя они были одним из поводов для предоставления разрешения на посвящение Киевского митрополита в Москве. Во-вторых, формы обращения украинских иерархов в отношении Московского Патриарха не следует рассматривать как факт признания ими его власти над собой, а как форму этикета, тем более что они выступали как просители, и могли изобретать самые заискивающие формы обращения. В-третьих даже если бы они и признавали какую-либо каноническую зависимость от Московского Патриарха, это признание не имело бы абсолютно никакой канонической силы, как не подтвержденное высшей канонической властью Киевской митрополии – Вселенским Патриархатом. В-четвертых, М. Желтов утверждает, что они «осознавали, что едины с Церковью Русского государства», но иного они осознавать и не могли, ибо Церковь едина, и они находились в единстве не только с Церковью Московского государства, но и с Церквами на территориях других государств.

В свою очередь, авторы «Комментариев» заявляют: «Вполне естественно, что с ‘воссоединением’ государства и народа, восстановлением политического и народного единства был поднят вопрос о восстановлении и церковного единства, тем более, что сам центр Киевской митрополии — Киев — вошел в состав русского государства» (стр. 7). М. Желтов тоже приводит факт, что в политическом акте, заключенном в Переяславле, говорилось, что митрополит Киевский и духовенство должны были перейти под благословение Московского Патриарха, который бы не вмешивался в их духовные права (стр. 55-56). Однако они забывают при этом сказать, что восстановление церковного административного единства было исключительно в компетенции высшей церковной власти Киевской митрополии – Вселенского Патриархата, и никого иного – ни иерархии самой митрополии, ни Московского Патриархата, ни светских властей, но исключительно Матери Церкви. А духовное единство с Церковью в Московском государстве, как было уже сказано, установилось с принятием последней из раскола.

Затем  М. Желтов напоминает, что митрополит Дионисий в 1658 г. отказался принимать подтверждение своего избрания от Московского Патриарха, но получил его от Вселенского Престола (стр. 55). И далее идет описание, как местоблюститель Московского Патриаршего Престола Питирим рукоположил епископа Мстиславского Мефодия с правами местоблюстителя – факт, не признанный законным митрополитом Дионисием, который не мог исполнять все свои обязанности из-за политической ситуации в митрополии. Дионисий поставил на ту же кафедру Иосифа, а Патриарх Московский Никон анафематствовал Мефодия, затем последовала анафема и Вселенского Престола. Все эти факты не мешают автору заявить: «Ни в России, ни в Малороссии это деяние не было никем признано, но в том же году Константинопольская Патриархия, на тот момент полностью союзная Никону, также провозгласила Мефодию анафему. Тем не менее, последний, пользуясь поддержкой гетмана Ивана Брюховецкого, продолжил управлять Киевской епархией, хотя сведения о принятых против него канонических мерах стали известны многим клирикам и мирянам и вызвали серьезное смущение» (стр. 56). Даже эти факты не заставляют автора задуматься, что они свидетельствуют не о том, что все уже было решено и административное единство наступило, а как раз об обратном.

При этом автор обосновывает свой «догмат» претензиями на Киевскую митрополию, выраженными в письме к гетману Самойловичу Московского Патриарха Иоакима, где он заявляет, что собор, предоставивший патриарший титул Московскому архиерею, дал ему титул всея России и повелел, чтобы все архиереи этой области ему подчинялись. К этому он добавляет и послание того же иерарха Вселенскому Патриарху Иакову, где к этому аргументу добавляется еще один: «что в старину именно Московские митрополиты имели титул "Киевских и всея России"» (стр. 58-59). Но никакие территориальные претензии того или иного иерарха без согласия законной канонической власти не могут иметь никакой силы. Титул и его отношение к географической области мы рассмотрели выше. Но здесь Московский Патриарх пытался совершить подлог, т.к. Вселенский Патриархат никогда не передавал юрисдикцию над Киевской митрополией Москве.

Далее автор заявляет, что в то время «Медлительность Москвы в вопросе замещения пустовавшей Киевской кафедры, несмотря на факт принадлежности Киева и всего Левобережья России, скрепленный договором еще 1667 г., следует объяснять отнюдь не неуверенностью в правах на юрисдикцию Московского Патриархата над украинскими епархиями. К 1685 г. церковная жизнь на Левобережной Украине уже и так de facto зависела от Москвы», и приводит факты вмешательства Московских церковных властей в дела Киевской митрополии (стр. 59). Здесь опять надо подчеркнуть, что эта мнимая уверенность не является каноническим актом о принадлежности Киевской митрополии Московскому Патриархату; к тому же так не считали ни Вселенский Патриархат, ни другие Церкви.

Авторы «Комментариев» приводят в качестве аргументов просьбы, поступавшие из Украины Российским властям (стр. 9-10). Данный аргумент не может быть принят, так как желание подчиненных клириков и мирян поменять свою каноническую принадлежность не является юридическим актом, а лишь выражением их желания.

И после этого М. Желтов приводит план захвата юрисдикции над митрополией, «предложенный гетманом И. Самойловичем: избрание Киевского митрополита духовенством Киевской митрополии при участии казачества; поставление Киевского митрополита в Москве; обращение в Константинополь за признанием» (стр. 59). В этом плане все, кроме поставления Киевского митрополита может быть канонически оправдано, да и даже само поставление, если бы они намеревались это сделать ради блага и затем испросить подтверждения. Но было предвидено абсолютно не это, а канонический разбой: вторжение в чужую территориальную юрисдикцию и ее последующий захват, что строго осуждается канонами.

Далее автор безапелляционно заявляет: «В ноябре 1685 г. епископ Луцкий Гедеон, избранный в Киеве на митрополичью кафедру, принес в Москве архиерейскую присягу и получил титул Киевского, Галицкого и всея Малыя России. Поставление Гедеона в митрополиты Киевские было совершено Москвой без испрашивания разрешения у Константинополя, что полностью соответствовало позиции России об исторической неделимости Русской Церкви и об изначальном тождестве Киевской и Московской кафедр» (стр. 60). Согласно намеченному плану было отправлено прошение в Константинополь о признании, и «Признание было получено, а дальнейшее подчинение Киевской кафедры Московскому Патриархату — одобрено патриаршей и соборной грамотой Константинопольского патриарха Дионисия IV от 1686 г., на чем и закончилось просуществовавшее чуть более двух веков разделение единой Русской Церкви» (стр. 60).

Опять необходимо повторить, что поставление Гедеона в Москве было тяжким каноническим преступлением, о чем говорят документы 1686 года, а теория «неделимости Русской Церкви и об изначальном тождестве Киевской и Московской кафедр» относилась к области канонических фантазий, но не более того. Затем не было получено ничего, кроме признания митрополита, несмотря на незаконное возведение от чужого Патриарха и разрешение на возведение Патриархом Московским Киевских митрополитов в будущем.

Раздел 7. Документы 1686 г.

В начале раздела, посвященного документам 1686 г., М. Желтов резюмирует свои предыдущие утверждения: «для поставления Киевского митрополита в Москве в одобрении Константинополя нужды как таковой не было. Тем не менее, в 1682 г. по инициативе русского правительства был инициирован переговорный процесс по вопросу о предоставлении та­кого одобрения в письменном виде» (стр. 68). Ниже идет повтор этой гипотезы: «Вообще говоря, в свете определения Великого Кон­стантинопольского собора 1593 г. канонический статус всех этих документов сомнителен, поскольку указанный собор уже утвердил права Московского патриарха в отно­шении всех русских епархий, а его авторитет выше, чем у отдельно взятой Константинопольской Церкви. Да и сама Константинопольская Церковь в Соборном деянии 1654 г. уже признала права Московского патриарха не только на Великую, но и на Малую Россию» (стр. 70-71). Ему вторят авторы «Комментариев»: «Впрочем, русские цари не дали повода обвинить себя в злоупотреблении этим правилом — в частности, в 1686 году они не просто проинформировали Константинополь об изменениях "гражданского и земского порядка" (хотя, в соответствии с указанным правилом, могли бы это сделать), но сочли для себя возможным обратиться в Константинополь с просьбой об уступке Киевской митрополии в пользу Московского Патриархата. Эта их просьба была полностью удовлетворена, вопреки утверждению авторов документа "Вселенский престол..."» (стр. 5).

О том, что была необходимость не только в одобрении, но и в разрешении Вселенского Патриархата, свидетельствуют и документы российской стороны, письма к Патриарху, письма Патриарха Иерусалимского Досифея к царям и Московскому Патриарху, где он их осуждает за захват чужой епархии – и к тому же очень резко. Эти два документа и М. Желтов, и авторы «Комментариев» по вполне понятным причинам игнорируют, как и фиаско первого посольства с просьбой о передаче митрополии. Никто не признавал за Московским Патриархом прав на Киевскую митрополию. По поводу попытки доказать московскую теорию говорилось в предыдущих разделах. А заявление о том, что якобы «просьба была полностью удовлетворена», очень далеко от истины. К тому же сам М. Желтов признает, что когда московские власти в первый раз запросили митрополию «на предмет поставления Киевского митрополита в Москве... Патриарх ответил отказом, со­славшись на необходимость одобрения такого решения великим визирем Османской империи. Этот отказ не повлиял на подготовку к поставлению митрополита на вдовствующую Киевскую кафедру в Москве» (стр. 68). Это факт лишь еще раз доказывает, что Вселенский Престол законно считал нахождение Киевской митрополии в своей юрисдикции, а последующее поставление Гедеона было ничем иным как самоуправством и вмешательством в дела чужой епархии.

В этом контексте авторов «Комментариев» занимают мало относящиеся к существу дела детали так называемого присоединения, например, что Гедеон не был убеждаем Москвой, но был креатурой гетмана Ивана Самойловича (стр. 11). С канонической точки зрения не имеет совершенного никакого значения, чьим протеже был епископ Гедеон. Сам же факт того, что он согласился принять свое назначение и принял его от чужого Патриарха, является тяжким каноническим нарушением.

Дальнейшие аргументы «комментаторов» тоже касаются лишь исторического контекста и к каноническому существу дела относятся мало, как, например, заявление о том, что собрание клира и мирян в Киеве, выразившее недовольство подчинением Москве, «нельзя назвать "представительным": на нем не присутствовало ни одного архиерея» (стр. 11). Но, насколько известно, и на собрании, избравшем Гедеона, также не было епископов. Далее (стр. 11-12) идет, вероятно, непонимание текста, написанного на вполне доступном греческом языке. В документе, изданном Вселенским Патриархатом, не говорится о какой-то хронологической последовательности описываемых фактов, которую желали бы видеть авторы «Комментариев». Также и их замечание по поводу термина «рукоположение», взятого авторами документа из актов 1686 г., абсолютно не изменяет выводов канонического характера, хотя действительно не было хиротонии, а был перевод епископа на митрополичью кафедру. Далее авторы «Комментариев» говорят о некоем низложении, но данный термин в Патриархийном документе не упоминается, как и поместный собор.

            Переходя к рассмотрению документов 1686 г., М. Желтов из них выбирает только 4, считая их основными (стр. 70):

• патриаршую грамоту в адрес мо­сковских царей;
• патриаршую грамоту в адрес гетмана И. Самойловича;
• патриаршую и соборную грамоту в адрес патриарха Московского Иоакима и
• патриаршую и соборную грамоту о новом порядке избрания митро­полита Киевского».

Авторы «Комментариев», в свою очередь, приводят 11 (документов) (стр. 12-14), хотя в Патриаршем документе приводятся только два, вероятно, потому что большинство документов не сохранились в греческом подлиннике.

Говоря о вышеупомянутых актах, М. Желтов заявляет: «Содержание всех четырех указанных документов... сводится к тому, что патри­арх и архиереи Константинопольской Церкви признают объективную необходимость переподчинения Киевской кафедры Московскому патриарху, предоставляют Москов­скому патриарху власть рукополагать Киевского митро­полита, избранного согласно обычаю его митрополии, и судить его, то есть иметь над ним полноту юрисдикции, причем навсегда (соответствующие права переданы Московскому патриарху "как тогдашнему, так и всем по­следующим (ὅ τε ἤδη καὶοἱ μετὰ τοῦτον)"; а от Киевского митрополита требуют впредь относиться к Московскому патриарху как к своему "предстоятелю", то есть канони­ческому главе, и обращаться за ставленнической грамотой именно к нему, а не к Константинопольскому» (стр. 70). Ему вторят и авторы «Комментариев»: «В майской грамоте государям Патриарх Дионисий достаточно ясно формулирует полученное им предложение московских государей: "Чтобы эта Киевская епархия была подчинена святейшему Патриаршему престолу Москвы". То есть речь идет не о признании поставления митрополита Гедеона в качестве экстраординарного случая, а о включении Киевской митрополии в Московскую Патриаршую юрисдикцию. Это подтверждается последующим разъяснением в грамоте: "Так чтобы, если возникнет необходимость рукоположить достойное лицо, которое будет избрано подвластными этой митрополии [епископами, клириками и прочими]… то блаженнейший Патриарх Москвы и всея России, какой будет в данное время, имел возможность рукополагать его…". Указанное предложение государей было рассмотрено иерархами Константинопольского престола во главе с Патриархом и было оценено как "обоснованно" и "справедливо"; более того, забота ("попечение") о Киевской митрополии со стороны Русского государства "заслужила великую похвалу и крайнее восхищение"» (стр 15).

Заявление «иметь над ним полноту юрисдикции, причем навсегда» не соответствует действительности. Документы все-таки признают поставление Гедеона и дают разрешение на подобные поставления в будущем, но это только разрешение и не более того. Слово «навсегда» в отношении этого разрешения отсутствует в документах, а говорится только, что и следующие Патриархи имеют это разрешение. Патриаршие акты, если они что-то утверждают «навсегда», то говорят об этом четко и зачастую повторяют это в разных формах. В данном же случае используемые формулировки очень далеки от «навсегда», и соответствуют формулировкам административных актов по текущим делам. Также в актах отсутствует слово «предстоятель», используемый термин не может быть переведен в понимании предстоятеля Поместной Церкви, но лишь как «старший». Ставленническую грамоту митрополит, естественно, должен получать от того, кто совершил его поставление. Вселенский Патриарх, не совершавший поставления, не может издавать подобный документ. Именно так всегда и было, и есть при совершении поставлений не только митрополитов, но и при хиротониях всех клириков чужим Патриархом или архиереем. Поэтому этот довод не может быть принят в качестве аргумента в поддержку теории о полной передаче юрисдикции. Было дано разрешение совершать эти поставления, когда возникает необходимость, и в этой части просьба была удовлетворена.

Абсолютно не соответствует содержанию Патриарших актов и следующее заявление М. Желтова: «Никаких ограничений власти Московского патри­арха рукополагать Киевского митрополита или дозволе­ний Киевскому митрополиту относиться к Московскому патриарху "просто как к духовному отцу" документы 1686 г. в действительности не содержат. Киевский ми­трополит полностью и безоговорочно подчиняется ка­нонической власти Московского патриарха» (стр. 71-72). Слово «власть» в отношении Патриарха Московского не используется вовсе, хотя оно используется в отношении митрополита. А именно в одной и той же фразе говорится, что Патриарх Московский может по разрешению рукополагать митрополита Киевского, и затем выдавать ему ставленническую грамоту, в которой указано, что именно митрополит может делать по своей власти в своей митрополии. Это противопоставление в одной фразе четко показывает разницу: Патриарх имеет разрешение посвящать или переводить митрополита на Киевскую кафедру, а митрополит имеет власть управлять своей митрополией. Хотя ограничений действительно нет, но речь идет именно о разрешении, и ни о чем ином. Как нет и «дозволе­ний Киевскому митрополиту относиться к Московскому патриарху "просто как к духовному отцу"». То, как должен относится митрополит Киевский к Патриарху, не является дозволением, но постановлением, а именно: он должен относится к нему с уважением, как к своему старцу и старейшему и рукоположившему его архиерею. Ни о какой власти Патриарха над митрополитом Киевским в документах не упоминается вовсе. Также и возможность судить митрополита Киевского, упоминаемая в одном из документов, дается по разрешению Вселенского Патриархата, а не является неотъемлемым правом Московского Патриарха.

Слово ἄδεια, используемое в сохранившихся на греческом языке документах, несмотря на все попытки представителей Российской Церкви интерпретировать его иначе (М. Желтов, стр. 70), не оставляет никаких сомнений в его понимании в данном пакете патриарших и синодальных актов, кроме как «разрешения» или «позволения». Естественно, что это слово, как они пытаются доказать, имеет и иные значения, но его использование в греческих церковных административных актах нельзя трактовать как либо иначе.

В индексе к каноническим постановлениям Вселенского Патриархата[25] мы находим следующие использования термина ἄδεια, которое во всех этих случаях может быть переведено только как «разрешение».

РАЗРЕШЕНИЕ:

– клирикам, выезжающим за пределы епархии, обязательно ΔΛ.Γ. 261.

– на путешествие игумена ΔΛ.Γ. 617.

– церковное и государственное на приезд Патриарха Антиохийского в Константинополь ΔΛ.Β. 321.

– разрешение на выход монаха или монахини [из монастыря] дается игуменом или игуменьей ΔΛ.Γ. 158.

– игумена необходимо для выхода монаха из монастыря ΑCΤΑ Τ. 6. 380.

– клирику поехать в иное место ΔΛ.Γ. 259.

– Константинопольского [Патриарха] на созыв синода для избрания архиереев [здесь необходимо заметить, что во Вселенском Патриархате Патриарх отсутствует при выборах архиереев, древние акты указывают, что выборы состоялись по разрешению или повелению

Патриарха собравшимися архиереями] ΔΛ.Γ. 885.890.

 –Константинопольского [Патриарха] на заседание «домашнего» синода ΔΛ. Β. 35.40.43.44.46.50.83.95.110.145.166.188.201.

– на путешествие клириков в иные места обязательно ΔΛ.Γ. 257.258

– Вселенского Патриарха на созыв синода в Константинополе ΔΛ. Β. 376.

– Вселенского Патриарха на заседание синода ΔΛ.Β. 281.

– патриаршее на избрание и рукоположение епископа AC.CL 64.

– патриаршее на избрание и рукоположение архиерея ΔΛ.Γ. 699.701.705.

– патриаршее Патриарху [Александрийскому, проезжающему через епархии Вселенского Патриархата, совершать священнодействия] ΔΛ.Β.28.

– патриаршее синодальное Δ-Ζ ΕΛ. ΣΤ. 198.

– Патриарха на созыв синода для избрания архиепископа или митрополита ΔΛ.Γ. 918.919.920.921.926.

– Патриарха Константинопольского на избрание митрополита синодом ΔΛ.Γ. 897.

– Патриарха Константинопольского митрополиту и Патриарху совершать литургию ΔΛ.Β. 464.465.

– Патриарха на заседание синода для избрания архиепископа ΔΛ.Γ. 785.

– Патриарха на избрание митрополита ΔΛ.Γ. 750.

– Патриарха созыв в Константинополе синода Охридской Архиепископии ΔΛ.Γ. 892.

– Патриарха на заседание синода в Константинополе для избрания архиерея Δ-Ζ- ΕΛ. ΣΤ. 135.

– путешествующим клирикам ΓΕΔ. Τ. 2. 111.

– свободно священнодействовать ΑCΤΑ Τ. 6. 340.

Прошение – Патриархом судить архиерея иной юрисдикции как вторгшегося в чужую епархию ΑCΤΑ Τ. 1. 412. 413.

Синодальный Томос, запрещающий пребывание архиереям без патриаршего – в Константинополе, или в ином месте ΓΕΔ. Τ. 1. 47-50.

Образец Буллы, или – совершения обручения ΡΑΛ.ΠΤΛ.Ε. 588.

РАЗРЕШЕНИЯ – на путешествие монахов ΔΛ.Γ. 265[26].

Этот же термин использован и по отношению к разрешению избирать митрополита Киевского собранием клира и мирян митрополии, но это почему то умалчивается и М. Желтовым и авторами «Комментариев». Если исходить из их логики, то и собрание клира и мирян митрополии имеет не разрешение, но власть и право избирать митрополита.

Упоминание поминовения Вселенского Патриарха М. Желтов считает «просьбой» или «простым благопожеланием» (стр. 71), но, в таком случае, почему бы не признать такими и остальные детали актов 1686 о Киевской митрополии? Данное решение Вселенского Престола, несмотря на то, что оно было издано после просьб, является односторонним документом – постановлением, а не договором, – и поэтому абсолютно не предусматривает принятие на себя каких-либо дополнительных обязательств со стороны Московского Патриарха и митрополита, это указ, который должен исполняться. Санкции за непоминовение указаны в канонах 13, 14 и 15 Константинопольского двукратного собора (861).

Клаузула основного документа по нашей теме, синодального «издательного письма», естественно, относящаяся ко всему документу, но стоящая непосредственно за пунктом о поминовении имен Патриархов, гласит: «и никому в том не противиться и не прекословить никоим образом как благословенно и справедливо совершенному. Если же кто не по писанному помыслит или как иначе пожелает проявить непослушание или сопротивление, он будет противен Господнему повелению и от Него возмездие примет как пренебрегающий Патриархами, сущими одушевленными и живыми образами Бога»[27]. В связи с этим абсолютно невозможно считать данный пункт патриаршего и синодального постановления не обязательным к исполнению. Факт поминовения поименно всех Восточных Патриархов в соответствии с московскими изданиями богослужебных книг на проскомидии, великом входе и анафоре, упоминаемый М. Желтовым, не является исполнением предписанного, и поминовение чужих Патриархов архиереем, кроме проскомидии, выходит за рамки канонических и литургических норм Православной Церкви. И ему как литургисту это известно, так же, как и значение выражения поминать «в первых», не только означающее, что имя Вселенского Патриарха митрополит должен поминать перед именем Московского, но и указание, что это должно иметь место и во время анафоры. 

Поминовение Патриарха Московского предписывается только из-за посвящения или перевода митрополита Киевского, совершенного им, как и в случае с митрополитом Филадельфийским, находящимся в Венеции, которому предоставили разрешение рукополагать архиереев Кефаллинийского и Кифирского, а они, в свою очередь, должны были его поминать на литургии. Это никак не означало, что они перешли под его начало: архиепископ Кефаллинийский и Закинфский оставался в подчинении Вселенского Патриарха, и должен был посылать церковные взносы в Патриархию, а епископ Кифирский оставался в юрисдикции митрополита Монемвасийского, которому был должен посылать свои взносы[28].

Также не соответствует действительности и заявление авторов «Комментариев», что это требование служит лишь напоминанием об особых привилегиях в Церкви вообще и Киевской митрополии в частности (стр. 18-19). Митрополитам иных юрисдикций, даже вышедшим из Вселенского Патриархата, никогда не предъявлялось подобных требований. Это поминовение, как и в другом случае с двойным поминовением, в митрополиях «Новых территорий», где митрополиты поминают имя Вселенского Патриарха и священный синод Элладской Церкви, является видимым символом юрисдикционной принадлежности ко Вселенскому Патриархату. А поминовение митрополитом Киевским Московского Патриарха, как и митрополитами Северной Греции синода Элладской Церкви, введено только по тому, что они ими избираются и рукополагаются или переводятся.

Также не соответствует действительности и следующее утверждение М. Желтова: «Единственная сделанная в 1686 г. оговорка, каса­ющаяся поминовения Константинопольского патриарха, во-первых, не была для Русской Церкви обязывающей, поскольку нет и не было каких-либо документов, подтверждающих согласие Московского Патриархата или самóй Киевской митрополии с этой оговоркой; во-вторых, могла быть истолкована либо как заявление об универ­сальной власти Константинопольской Церкви (что подо­зрительно напоминало бы папский догмат и поэтому не было богословски приемлемо), либо как благопожелание подчеркнуть единство Вселенской Церкви при помощи литургических поминовений» (стр. 75-76). Повторюсь, что тут мы имеем дело с синодальным постановлением, хоть и в ответ на поступившие просьбы, но постановлением, а не договором, поэтому никаких согласий или несогласий тут быть не может –  ни со стороны Московского Патриархата, ни тем более со стороны Киевской митрополии. Прошения московских властей – светских и церковных и гетмана Украины – были удовлетворены частично, как это часто бывает с прошениями. А поминовение митрополитом Вселенского Патриарха является ничем иным, как видимым символом того, что митрополит остается в юрисдикции Вселенского Престола. Также необходимо отметить, что позднейшее нововведение Российской Церкви о повсеместном поминовении Московского Патриарха более напоминает римскую литургическую и каноническую традицию, чем сказанное в актах 1686 г. Благопожеланием «подчеркнуть единство Вселенской Церкви при помощи литургических поминовений» данный пункт тоже не является, ибо поминовение чужого Патриарха, даже первого по чести, чуждо православной литургической и канонической традиции.

Рассматривая титул митрополита, М. Желтов смешивает его со статусом: «Нет в этих документах и утверждений о том, что Киевский митро­полит якобы сохраняет за собой статус "экзарха Констан­тинопольского патриарха" в отношении Малороссии. Выражение "экзарх" в отношении Киевского митрополита встречается в двух второстепенных документах июня 1686 г. — патриарших посланиях духовенству и верным Киевской митрополии, а также им же вместе с гетманом. Адресатам этих посланий предписывается не выходить из послушания митрополиту Гедеону, который назван «митрополитом Киевским… и экзархом всея России». Вы­ражение "экзарх всея России" можно понимать двояко — либо как претензии Константинопольского патриарха на всю Русь, что шло бы вразрез с решениями Великого Константинопольского собора 1593 г. и нарушало бы целый ряд священных канонов, либо как синоним пере­хода митрополита Киевского под власть патриарха всея Руси — по аналогии с тем, как в предшествующую эпоху тот же митрополит мог называться "экзархом Констан­тинопольского патриарха". Очевидно, что приемлемым толкованием является именно второе: митрополит Киев­ский признается экзархом [патриарха] всея Руси» (стр. 72).

Тут надо заметить, что, к сожалению, практически не сохранилось документов того периода на греческом языке, в которых присутствовал бы полный титул митрополита. Один из сохранившихся и изданных актов 1591 г. приводит титул следующим образом: «преосвященный митрополит Киевский, ипертим и экзарх России и Галиции» («ἱερώτατεμητροπολῖτα Κιέβου, ὑπέρτιμε καὶ ἔξαρχε Ῥωσίας καὶ Γαλίτζης»)[29]. Другой документ, изданный в том же году, дает следующую формулу: «преосвященный митрополит Киевский, ипертим и экзарх всея [«всея» отсутствует в издании, но присутствует в оригинале акта] Галиции и малой России» («ἱερώτατε μητροπολῖτα Κιέβου, ὑπέρτιμε καὶἔξαρχε πάσης [«πάσης» отсутствует в издании, но присутствует в оригинале акта] Γαλίτζηςκαὶ μικρᾶς Ῥωσίας»)[30]. Третий документ гласит так: «преосвященный митрополит Киевский, ипертим и экзарх Галиции и малой России» («ἱερώτατε μητροπολῖτα Κιέβου, ὑπέρτιμε καὶ ἔξαρχε Γαλίτζης καὶ μικρᾶς Ῥωσίας»)[31]. При этом еще один документ того же времени именует саму митрополию «Киевской и всея России» («Κιέβου καὶ πάσηςῬωσίας»)[32]. Сам же митрополит Михаил в копиях документов, сохранившихся в рукописи «Альбом Львовского ставропигийного братства», именует себя «архиепископ, митрополит Киевский и Галицкий и всея России»[33].

Таким образом, титул, упоминаемый в двух документах, на которые ссылается М. Желтов, должен быть следующим: «митрополит Киевский, ипертим (пречестной) и экзарх всея Руси». В таком виде титул использовался одно время в византийскую эпоху, но затем он потерял «экзарха». Вполне реалистично, что именно в этой форме он был восстановлен в османскую эпоху, с добавкой Галича, но этот титул митрополиты переводили как «экзарха Констан­тинопольского Патриарха» или «экзарха Вселенского Престола», чем и была привнесена путаница. В первом случае титул «митрополит Киевский, ипертим (пречестной) и экзарх всея Руси» полностью соответствует классическому титулу митрополитов Вселенского Патриархата, имеющих титул экзарха, т.е. глав престижнейших митрополий, где экзарх является почетным титулом. А второе «экзарх Констан­тинопольского Патриарха» или «экзарха Вселенского Престола» в реальности означает либо полномочного посла, либо постоянного представителя, например того, кто присматривает за ставропигиями. Хотя последнее в нашем случае и не исключено, если например митрополиту давалось право надзора за ставропигиями, но подобные функции, как правило, в титул не вводятся. Следовательно, эту формулу следует рассматривать как титул митрополита. Таким образом, трактовки М. Желтова неверны, и данный титул не нарушает решения Константинопольского собора 1593 г. и каноны, но подчеркивает каноническую власть Вселенского Престола над Киевской митрополией, ибо это титул иерарха Константинопольского Патриархата. В Российской Церкви подобных титулов не было, и их носят только иерархи Константинополя, к которым позднее добавились митрополиты престижных кафедр древних Патриархатов. Титул упомянут именно в данной форме, чтобы показать эту каноническую связь; также предписания актов о сохранении всех привилегий митрополита, безусловно, подразумевают и его титул. Никоим образом не может быть принята трактовка Желтова, что это «синоним пере­хода митрополита Киевского под власть патриарха всея Руси» и что  «митрополит Киев­ский признается экзархом [патриарха] всея Руси». «Экзарх всея Руси» — это всего лишь часть канонического титула митрополита, и не более того.

В свою очередь, авторы «Комментариев» заявляют: «В изданных...грамотах говорится, во-первых, о праве Патриарха Московского и всея Руси Иоакима рукополагать Киевского митрополита». В подтверждение своего тезиса они цитируют патриаршее письмо к царям: «…патриарх Московский и всея России кир  Иоаким…имеет дозволение рукополагать Киевского митрополита по церковному уставу» (стр. 15). Но ведь сама цитата противоречит их же теории: Московский Патриарх имеет не право, а дозволение, и в этом огромная разница. Подобное происходит и со следующими утверждением: «во-вторых, о том, что это право распространяется и на всех его преемников на Московской Патриаршей кафедре: "Патриархи, которые будут после него, подобным же образом..."» (стр. 15). Но приводимая ими цитата совершенно не говорит обо всех Патриархах, слово «все» и вовсе отсутствует в тексте. К тому же, фраза «которые будут после него» очень часто встречается в документах, имевших временный характер – не пунктуальный, а именно временный. Также и данное разрешение на хиротонии митрополитов Киевских не являлось пунктуальным постановлением, как бывает обычно в случаях «издательных писем», которые даются только на каждую конкретную хиротонию, а в отношении Киевской митрополии оно было дано на множество избраний и рукоположений или переводов митрополитов. Это абсолютно не исключает возможность отзыва этого документа, как это регулярно бывало с документами, использующими данную формулировку.

Далее авторы «Комментариев» заявляют, что  «в-третьих, о переходе Киевской митрополии в подчинение Московскому Патриарху: ‘Митрополия Киевская да будет подчинена святейшему Патриаршему престолу Московскому, и архиереи в ней да признают старейшиной и предстоятелем Патриарха Московского, какой будет в данное время, как рукополагаемые им’» (стр. 15). В чем именно заключалось «подчинение», акты говорят довольно четко – в рукоположении или переводе митрополита. Некоторые формулировки о «подчинении» канонической власти я привожу в резюме одного из моих докладов, и они совершенно четкие, в отличие от тех, которые мы находим в актах 1686 г.[34]. Перевод «предстоятель» не соответствует используемому термину, хотя он и может быть буквально переведен как «предстоятель», но не означает предстоятеля Поместной Церкви. И к тому же в цитируемом авторами «Комментариев» тексте четко говорится, почему митрополит Киевский должен признавать Московского Патриарха своим старцем и старейшим, а именно – по причине своей хиротонии и не более того, и в текстах ничего иного не говорится.

В связи с тем, что представители Российской Церкви пытаются доказать (М. Желтов, стр. 71), что термин προεστώς, «означает ‘начальника’ в самом широком смысле слова», и что существуют примеры использования этого слова в качестве синонима термина «патриарх», приводя при этом примеры иной эпохи и жанра[35], приведу в сноске выдержку из индекса к каноническим текстам[36]. Среди этого множества только два примера не относятся к монашеству, один из них используется для обозначения сельских старост, и именно в этом значении данный термин использовался больше всего в изучаемую нами эпоху. Только один пример: письмо Патриарха Иерусалимского Досифея к Вселенскому Патриарху (около 1701 г., после смерти Патриарха Московского Адриана) использует данный термин в смысле предстоятелей Церквей[37]. И как ни странно, Желтов не упомянул еще одно понимание этого термина, в его литургическом значении, – «возглавляющий богослужение». В буквальном же значении термин обозначает стоящего впереди, что не означает, что он может быть поминаем в нашем случае как предстоятель поместной Церкви. Так же стоит упомянуть еще один пример, не указанный в индексе, но найденный случайно, а именно канон 8 в постановлении синода 1593 года: «кто из старейших в Церкви, или епископ, или пресвитер, или диакон...»(«τις τῶν προεστώτων τῆς Ἐκλλησίας ἐπίσκοπος, ἢ πρεσβύτερος, ἢ διάκονος...»)[38].

Далее в сноске 128 М. Желтов разумно замечает, что «термин γέρων — не так прост. В современном церковном узусе он означает, пре­жде всего, «старца» в смысле опытного монаха-духовника. Но, например, в XVIII веке таким титулом наделяли ключевых митрополитов Константинопольской Патриархии». На это необходимо ответить, что «γεροντισμός», т.е. старцев-митрополитов, как он сам и замечает, в XVII веке не существовало, они (старцы-митропролиты) появились только при Патриархе Самуиле (1763-1768)[39]. В индексе к каноническим текстам присутствует только один пример, и относящийся к монашеству[40]. Скорее всего, отношения между Московским патриархом и митрополитом Киевским надо рассматривать как отношения между рукополагавшим и рукоположенным.

Авторы «Комментариев» очень справедливо замечают, что в Синодальном постановлении предложение «Российских царей, Патриарха и гетмана Украины» формулируется следующим образом: «Чтобы блаженнейшему патриарху Московскому было дано дозволение рукополагать митрополита Киевского». И то, что это изложение не соответствует реальному обращению царей: «Чтобы впредь той епархии быть под властью и благословением Московского патриарха и по нём будущих святейших Московских патриархов» (cтр. 16). То есть, в обосновательной части документа, где по обычаю приводится причина постановления, в данном случае это письма от российских властей, и просьба последних трансформирована: из власти Московского Патриарха она превратилась в дозволение рукополагать. Сложно сказать с уверенностью, чем была вызвана эта трансформация – ошибкой перевода, либо желанием сохранить юрисдикцию Вселенского Патриархата над Киевской митрополией, несмотря на натиск Российских властей, задействовавших все методы, включая политическое давление через османское правительство. Либо актам придавалась форма, по которой российская сторона могла бы подумать, что их просьбы были полностью удовлетворены (скорее всего, это было именно желание сохранить юрисдикцию). В любом случае, акт выносит свое постановление именно по той формулировке просьбы, которую сам документ приводит. Того, чего в акте не написано, не стоит там искать.

Авторы «Комментариев» пытаются доказать окончательный характер постановления (cтр. 15, 16, 17). Но в актах невозможно найти какого-либо указания на его «вечность». Там только использована фраза «которые будут после него»; при этом, как было уже отмечено, она регулярно используется в актах, посвященных текущим делам, и никак не может намекать на «вечность». В тоже время патриаршие акты в случае принятия какое-то решения окончательного и на «вечность», четко это указывают, и очень часто не один раз и в различных формах. Но и даже несмотря на «вечность», многие акты либо были впоследствии отменены, либо их постановления изменены последующими актами. В актах же относительно предоставления разрешения Патриарху Московскому рукополагать митрополита Киевского указание на «вечность» присутствуют, но совершенно не по отношению к длительности действия этого разрешения. Так, например,  слово «всеконечно» употреблено в старорусском переводе письма к гетману и другим членам Киевской церкви, чтобы покорны были митрополиту Киевскому, и это «всеконечно» имеет отношение именно к покорности митрополиту, и ни к чему иному. То есть, киевская паства должна покоряться своему митрополиту, несмотря на его рукоположение чужим Патриархом, и покоряться ему «всеконечно». Также говорится о вечной молитве Патриархии о Российских царях: «Мы же беспрерывно, во все века, с руками, простертыми к Архипастырю Господу нашему Иисусу Христу, молитвы возносим, моля его даровать Православнейшим и Боговенчанным Царям благодать небесную...»[41]. Так что в отношении разрешения рукополагать продолжительность его действия не определена как вечная, и не стоит искать в актах то, чего они в реальности не содержат.

Раздел 8. Тип основного документа 1686 г. (γράμμα ἐκδόσεως)

После рассмотрения вопроса о содержании  документов 1686 г. авторы «Комментариев» переходят к обсуждению типа основного документа по Киевской митрополии 1686, который именуется «издательным письмом» (γράμμα ἐκδόσεως). Они отмечают: «Анализ различных документов Константинопольской Патриархии XVII–XVIIIвеков показывает, что термин "экдосис" (ἔκδοσις — дословно "выдача"), действительно, как правило используется в тех случаях, когда речь идет о временных тактических решениях, обусловленных конкретными обстоятельствами, а не о масштабном переустройстве. Однако можно ли только на этом основании делать вывод о временном характере передачи Киевской митрополии Московскому Патриархату? Последнее, как мы видели, противоречило бы ясным и недвусмысленным выражениям грамот 1686 года, свидетельствующим о подчинении Киевских митрополитов не только конкретно Патриарху Иоакиму, но и последующим Московским Патриархам. При этом в русских источниках не встречается какого-либо обсуждения термина ἔκδοσις в предоставленных Константинополем документах. Со стороны Константинопольского Патриархата использование термина ἔκδοσις — если понимать его строго в том смысле, в каком это желательно авторам "Вселенский престол...", — выглядело бы не очень честной уловкой, так как в письмах патриарха Дионисия к русским государям говорилось о полном исполнении их воли. Вероятнее, использование именно этого слова должно было намекнуть лишь на некоторое неудовольствие со стороны Константинополя (о чем говорил и Патриарх Иерусалимский Досифей); как бы то ни было, постоянный характер передачи Киевской митрополии Московскому Патриархату обозначен в документах 1686 года самым непосредственным образом» (стр. 24). Однако при этом авторы «Комментариев» не упоминают, что в османский период данный тип документов почти исключительно был посвящен разрешениями на избрание или посвящение архиереев. Документы того времени с другого типа разрешениями, как например на хиротонии иных клириков, или просто на совершение богослужений, практически не сохранились. 

Документы, относящиеся к этому делу, часто говорят об «издательном письме» («ἐκδόσεως γράμμα» / «издательная грамота»); так называется и основной документ в своем заключении. В действительности, это технический термин «издание» («ἔκδοσις»), используемый для обозначения разрешения на проведение выборов и/или посвящения архиерея или его перевода с одной кафедры на другую. Такое разрешение выдавалось архиереям, чтобы они совершили данные действия вместо Вселенского Патриарха и его синода по патриаршему и синодальному поручению.

Право избирать, рукополагать и переводить митрополитов и архиепископов принадлежит Патриарху и его Синоду, но иногда эта функция доверяется через разрешение, сформулированное актом под именем «издание» («ἔκδοσις»), иным архиереям. Самое старое свидетельство об этой практике, найденное мною, датируется 1628 г. В изданиях патриарших актов и в рукописях представлено множество документов данного типа: первый из них датируется 1651 г.[42], а остальные, рассмотренные нами, доходят до второй половины ХІХ века[43].

«Издание» («ἔκδοσις») представляет собой разрешение и доверенность на избрание и / или посвящение или перевод архиерея; иногда указывается место выборов и посвящения, иногда даже кандидат. Чаще всего адресатами «издания» («ἔκδοσις») на данное священнодействие являются архиереи Вселенского Патриархата, но есть и исключения (иногда подобные документы давались другим Патриархам). Акты 1686 года, относящиеся к Киевской митрополии, выражают ту же идею, и только ее: речь идет о посвящениях или переводах по разрешению и по доверенности митрополита Киевского, совершенных иным Патриархом, чем его собственный, с той разницей, что другие «издания» («ἔκδοσις») были даны на один-единственный акт посвящения или перевода, а в 1686 году – на многократные действия.

И по сей день Вселенский Патриарх дает такой документ архиереям, желающим священнодействовать на территории его епархии. Использование этого термина в его вышеизложенном понимании (а иного авторы «Комментариев» не предложили) никоим образом не противоречит «ясным и недвусмысленным выражениям грамот 1686 года». Которые опять же свидетельствуют не о подчинении Киевских митрополитов, как пытаются это доказать «комментаторы», а о разрешении на поставление митрополитов Киевских, данном «не только конкретно Патриарху Иоакиму, но и последующим Московским Патриархам», без указания на то, что это вечно, постоянно и неизменно (как это регулярно указывается в актах, изданных для оформления постановлений навечно). То, что «в русских источниках не встречается какого-либо обсуждения термина ἔκδοσις в предоставленных Константинополем документах», не имеет абсолютно никакого отношения к содержанию актов и их каноническому действию. «Комментаторы» заявляют, что «использование термина ἔκδοσις — если понимать его строго в том смысле, в каком это желательно авторам "Вселенский престол...", — выглядело бы не очень честной уловкой, так как в письмах патриарха Дионисия к русским государям говорилось о полном исполнении их воли». Вполне вероятно, как уже было сказано мною в предыдущем разделе, что это была уловка, чтобы противостоять жесткому давлению российской государственной машины на Патриарха Дионисия, с использованием даже османских властей.

В любом случае, этот термин присутствует в документах и означает не что иное, как разрешение на поставление митрополитов, как это следует из содержания всех документов. Довод о том, что в письмах к царям говорится о полном исполнении их воли, совершенно не убедителен, так как даже сами авторы «Комментариев» отметили, что в пакете документов просьба царей передана в модифицированной форме, как о разрешении на поставление митрополита. И вот именно в этой форме она действительно полностью была удовлетворена (т.е. было дано именно разрешение на поставление митрополита). Использование этого термина не может интерпретироваться как лишь намек «на некоторое неудовольствие со стороны Константинополя». И вопреки чаяниям вышеупомянутых авторов, «постоянный характер передачи Киевской митрополии Московскому Патриархату» полностью отсутствует в документах 1686 г., тем более что там и речи нет о какой-либо передаче. Изменения границ епархий всегда совершались через документ более значимый, чем « издательное письмо ». Тем более по отношению к изменению границ Патриархата следовало ждать более важный тип документа – Томос или хотя бы сигиллион. Но здесь мы имеем дело лишь с ἔκδοσις, что не дает возможности для иной интерпретации, кроме как разрешения на поставление митрополита.

Раздел 9. События после «присоединения» Киевской митрополии

В «Комментариях» утверждается, что синодальный режим в Российской Церкви (установленный в начале XVIII века) был одобрен Восточными Патриархами (стр. 20, 23). Но при этом игнорируется тот факт, что в документе, который одобряет данную систему управления, изданном Вселенским Патриархом Иеремией III, Киевская митрополия не упоминается вовсе[44]. То есть, внутреннее управление последней должно было сохраниться так, как оно описано в актах 1686 г., поскольку в соответствии с ними она оставалась митрополией Вселенского Престола, хотя ее митрополит должен был поставляться Патриархом Московским по разрешению Константинополя. Документ 1723 г. относительно синодального управления в Российской Церкви может быть интерпретирован только в том плане, что разрешение на поставление митрополита Киевского переходит к Синоду, но это не отменяет определений 1686 г. относительно выборов митрополита клиром и мирянами Киевской митрополии.

Обосновывая свои утверждения, авторы «Комментариев» приводят 5(!!!) примеров избраний митрополитов собранием клира и мирян в Киеве (стр. 20-23) с 1686 г. по наши дни из 38 архиереев, носивших титул Киевских. Причем не все из них были митрополитами, ссылаясь при этом на одобрение синодальной системы управления РПЦ со стороны восточных Патриархов. Но, как было сказано выше, это одобрение не имело ни малейшего отношения к Киевской митрополии. То есть, постановление об избрании митрополита Киевского чаще нарушалось, чем соблюдалось.

В свою очередь, М. Желтов приводит еще один довод в поддержку этой же теории: «Замечательным свидетельством безоговорочного принятия случившегося со стороны высших лиц Констан­тинопольского Патриархата является прошение бывшего Константинопольского патриарха Серафима II, который был вынужден покинуть Османскую империю из-за заня­той им антитурецкой позиции во время русско-турецкой войны 1768–1774 гг., о позволении ему совершать бого­служения в храмах Киевской (!) епархии. В июне 1776 г. патриарх направил в Святейший правительствующий Синод следующее прошение » (стр. 74). Он же продолжает: «Как видно из этого прошения, которое было рассмо­трено и удовлетворено Синодом, бывший Константино­польский патриарх испрашивает разрешение служить — причем не где-то, а в собственной епархии Киевского ми­трополита! — у высших церковных властей Русской Церкви, а не в Константинополе, и не знает ни о каких якобы со­храняющихся у Киевских митрополитов обязательствах в отношении константинопольских предстоятелей» (стр. 75).

Однако приведенный автором исторический факт не может служить аргументом в пользу признания полной передачи, потому что:

1. Патриарх бывший Константинопольский является епископом без кафедры, заштатным и не имеющим никаких прав что-либо признавать;
2. Как и всем заштатным епископам, для совершения богослужений ему было необходимо разрешение (ἔκδοσις), даже в своей бывшей епархии;
3. Киевская митрополия находилась на попечении Российской Церкви, в связи с этим вполне нормально просить подобное разрешение у церковных властей, управляющих ею;
4. Даже действующий Патриарх не имеет права служить в епархии, даже входящей в его Патриархат, без согласия или разрешения местной церковной власти;
5. Вполне возможно, что Киевский митрополит не позволял ему служить без этого разрешения.

Из всего вышесказанного следует, что доводы Желтова отнюдь не являются аргументами в пользу какого либо признания передачи юрисдикции.

В конце «Комментариев» их авторы задают вопрос, не относящийся к основной теме их работы: «Напоследок нужно сказать и то, что любые рассуждения о документах XVII века и содержащихся в них терминологических нюансах никак не отвечают на совершенно другой вопрос: как Константинопольский Патриархат считает для себя возможным вмешиваться в дела Киевской митрополии при живом Киевском митрополите, который не низложен и признан всей православной полнотой — в том числе, и Константинополем? Если Константинопольский Патриархат уверен в своей правоте, почему не пытается сначала низложить этого митрополита? А если не низлагает, то так ли уж он в ней уверен?» (стр. 24, 25). На этот вопрос ответить очень просто. Вселенский Патриархат даже и не ставил пока себе целью никого низлагать; его целью, которая прослеживается во всех его официальных документах по украинской церковной проблеме, было не карать, а прощать, несмотря на ошибки, не разъединять, а объединять. Все наказания, которые Московский Патриархат использовал против митрополита Киевского, в свое время не только не остановили раскол, но и усилили его. При церковных проблемах высшая церковная власть имеет право вмешиваться во внутренние дела своих епархий для уврачевания проблем, это тысячалетняя практика Церкви. Например во время конфликта с замещением Киевской кафедры возникшего после кончины митрополита Алексия, и в связи с тем что было несколько претендентов на нее, и с реакцией Московского князя, были посланы патриаршие экзархи, которые низложили митрополита Пимена и возвели вместо него Дионисия. Известны и другие случаи разрешения региональных проблем в епархиях Вселенского Престола через посланных экзархов. 

Наконец, в заключении к «Комментариям» следует заявление, так же мало относящееся к рассматриваемому нами вопросу, что «когда в результате революции 1917 года, прихода к власти в России "безбожных большевиков" и начала самых масштабных в истории преследований православных христиан, Русская Церковь стала гонимой, вот тогда-то “обстоятельства времени” позволили Константинополю сказать “правду” и прямо заявить, что Киевская епархия, к которой принадлежала и Польша, никогда не переставала относиться к канонической юрисдикции Константинопольской Церкви, а условия "Акта" 86 г. никогда не соблюдались Московским Патриархатом. Ну что ж, логика действий понятна и не случайна, ведь история о том, как Константинополь пытался вмешиваться в дела Русской Православной Церкви и даже предлагал упразднить Патриаршество на Руси, достаточно хорошо известна. И чем-то очень напоминает сегодняшнюю историю на Украине»  (стр. 25-26).

Очень примечательно, что авторы в данном параграфе умалчивают о состоянии Вселенской Патриархии в ту эпоху: из их заявления можно сделать ложный вывод, что это был золотой период ее истории! Но в это время все греческое население современной Турции находилось под страхом высылки со своей исторической Родины, и иерархия была в том же положении. Подавляющее большинство греков все-таки было выслано. Само существование Патриархии в Константинополе было под вопросом. И, тем не менее, Великая Христова Церковь даже в этих жесточайших условиях продолжала по возможности свою миссию.

По поводу «попытки упразднения» патриаршества в России, авторы совершают жуткую деформацию исторических фактов. Дело в том, что предшествующее этому восстановление патриаршества (в 1917 г.) было совершено малоканоничным образом, в одностороннем порядке, без запроса мнения ни Вселенского Патриархата, ни иных Церквей. И поэтому поставленный перед свершившимся фактомКонстантинопольский Престол после обсуждения каноничности совершенного, несмотря на  односторонне восстановление патриаршества в России, постановил признать его.

То, что «комментаторы» именуют вмешательством в дела Русской Православной Церкви, произошло после обращений из России, причем, согласно некоторым данным, эти обращения поступили не только от обновленцев, но и Патриарха Тихона[45]. А то, что они называют предложением «упразднить Патриаршество на Руси», было всего лишь братским советом, адресованным Патриарху Тихону, и то с мотивацией, что это нужно ради церковного мира и упразднения раскола.

Относительно в целом различных публикаций, касающихся «признания обновленцев» Вселенским Патриархатом, их основными источниками являются публикации в советской прессе, ничего общего не имеющие с действительностью. И авторы этих «опусов» не цитируют ни греческие источники, ни литературу. В то же время отношения между Вселенским Престолом и Российской Церковью в этот тяжелейший для обоих период подробно описаны в книге митрополита Мирского Хризостома, с обширным цитированием греческих источников[46].

Заключение

Всего сказанного выше достаточно, чтобы сделать заключение: представители Российской Церкви не имеют абсолютно никаких доказательств о якобы канонической принадлежности Киевской митрополии Московскому Патриархату. Они пытаются выискивать аргументы даже там, где их нет, и даже изобретают некий квази-догмат о единой и нераздельной Российской Церкви. Церковь за всю двухтысячелетнюю историю основывала свою административную деятельность на св. канонах, но в то же время, когда была пастырская необходимость, действовала по икономии. По икономии же возникли и все новые Поместные Автокефальные Церкви, ибо каноны сами по себе не предвидят их создания, но напротив, охраняют права Церквей, возникших во время принятия этих канонов. Если бы Вселенский Константинопольский Престол действовал исключительно по акривии, и изобрел бы, подобно Российской Церкви, аналогичный квази-догмат о едином и нераздельном Вселенском Патриархате, то сегодня не существовало бы сонма новых канонических Автокефальных Церквей, а на их месте мы видели бы множество раскольничьих структур. Но Мать Церковь, видя своей главной целью спасение своих чад, и вопреки своим законным каноническим правам, по пастырской необходимости предоставила самостоятельное управление множеству Церквей. Даровала она и Патриарший титул архиерею, возглавляющему Православную Церковь в северо-восточной части некогда единой митрополии Киевской и всея Руси, нарушив при этом и свои собственные права, и права канонического митрополита Киевского и всея Руси, оторвав часть своей и его канонической территории. И вопреки неканоничности церковной структуры новой Церкви, это было сделано исключительно ради мира церковного и спасения живущих в Московском Царстве христиан. При этом Вселенский Престол сохранил свою юрисдикцию над митрополией Киевской и всея Руси, которая находилась вне границ Московского Царства на 1589 г. В 1686 г. по просьбам из Москвы, Московскому Патриарху было предоставлено разрешение (и только оно!) на поставление митрополитов Киевских и всея Руси. И это было сделано также по пастырским соображениям и по икономии, чтобы избежать расколов.

Если следовать принципу акривии, Вселенский Престол мог низложить незаконно поставленного митрополита Гедеона и Патриарха Иоакима, незаконно поставившего этого митрополита, но ради мира церковного и по пастырским соображениям это нарушение канонов и прав Вселенского Патриарха было прощено. Несмотря на то, что московские власти – как светские, так и церковные – просили полную передачу юрисдикции над Киевской митрополией, Московскому Патриарху было дано лишь разрешение на поставление Киевского митрополита: акты того времени не дают возможности для иной интерпретации. Вселенский Престол не предъявлял ранее своих канонических прав на данную митрополию уже независимой Украины – опять же по пастырским соображениям. Но в связи с тем, что за 30 лет разделений ничего не было сделано для уврачевания раскола Церковью, которой было доверено управление этой митрополией, он по тем же пастырским соображениям был вынужден действовать уже по акривии канонов, предъявив свои права и отменив данное по икономии разрешение на поставление митрополита Киевского Московским Патриархом,

Думаю, что представителям Российской Церкви стоит подумать о спасении вверенной ей паствы и мире церковном, признать верховенство канонов и канонических актов, а не выдумывать аргументы в поддержку своих геополитических игр. Ибо первенствующая задача Церкви заключается именно в пастырском попечении, а не в утверждении любой ценой своих нездоровых амбиций и незаконных территориальных претензий под видом соблюдения канонов.

[1] Здесь и далее по отношению к РПЦ будет использоваться прилагательное «Российская», потому что именно под таким названием эту Церковь признают все грекоязычные Поместные Православные Церкви (Ἐκκλησία τῆς Ρωσσίας), и потому что использование прилагательного «Русская», может пониматься как указание на этнос, что является нарушением православной экклезиологии и канонического права. В православной экклезиологии и праве юрисдикционное деление имеет только географический характер, но абсолютно не этнический. К Российской Православной Церкви принадлежат не только этнические русские, но и представители иных народов, проживающих на ее законной канонической территории. А этническое понимание церковной юрисдикции сильно напоминает ересь этнофилетизма, осужденную на Константинопольском Соборе 1872 года (прим. авт.).

[2] Оригинал: Vetochnikov, K., La "concession" de la métropole de Kiev au patriarche de Moscou en 1686: Analyse canonique, Proceedings of the 23rd International Congress of Byzantine studies, Belgrade, 22–27 August 2016: Round Tables, Ред. Bojana Krsmanović, Ljubomir Milanović, Белград, 2016, с. 780-784. Русский перевод.

[3] Vetochnikov, K., Le titre officiel du métropolite de Russie au Moyen Age, Le patriarcat Œcuménique de Constantinople et Byzance hors frontières (1204-1586): Actes de la table ronde orgénisée dans les cadre du 22e Congrès International des Etudes Byzantines Sofia, 22–27 aout 2011/ éd. M-H. Blanchet, M.-H. Congourdeau, D. I. Mureşan, Paris, 2014, p. 304.

[4] 12 IV Вселенского Собора, 9 Антиохийского Собора, 64 и 67 Карфагенского Собора.

[5] Памятники древне-русскаго каноническаго права. Часть первая, Памятники XI-XV в., С.-Петербург, 1908, с. 63-70.

[6]«ἐν Ἁγίῳ παρακελεύεται Πνεύματι διὰ τοῦ παρόντος συνοδικου γράμματος εἶναι καὶεὑρίσκεσθαι τόν τε ἱερώτατον μητροπολίτην Ῥωσίας καὶ τοὺς μετ᾽ αὐτὸν πάντας ἐν τῷΒλαντιμοίρῳ καὶ ἔχειν τοῦτο ὡς οἰκεῖον κάθισμα ἀναφαιρέτως καὶ ἀναποσπάστως εἰς αἰῶνατὸν ἅπαντα, καὶ ἔνι μὲν καὶ τὸ Κύεβον ὡς οἰκεῖος θρόνος καὶ πρῶτον κάθισμα τοῦ ἀρχιερέως, ἐὰν περισώζηται, μετ᾽ ἐκεῖνο καὶ σὺν ἐκείνῳ δεύτερον κάθισμα καὶ καταμονὴ καὶ ἀνάπαυσις ἡἁγιωτάτη ἐπισκοπὴ Βλαντιμοίρου».

[7] Памятники древне-русскаго каноническаго права, с. 63-70.

[8] Acta et diplomata graeca medii aevi sacra et profana, ed. Fr. Miklosich,... et Ios. Müller, Vindobonae, 1860-1890, vol. II, No 337, p. 12-18; Памятники древне-русскаго каноническагоправа, с. 175-178.

[9]«Ὁ Ῥωσίας ὀνομάζεται καὶ ἔστι Κυέβου καὶ πάσης Ῥωσίας καὶ ὅμως κάθηται ἐν τῷΜοσχοβίῳ, διότι τὸ Κύεβον ἔστι Λατινικὸν καὶ οὐ χωρεῖ αὐτὸν ὄντα ὀρθόδοξον». Παϊζη-Αποστολοπούλου, Μ., Αποστολόπουλος, Δ. Γ., Ἐπίσημα κείμενα τοῦ Πατριαρχείου Κωνσταντινουπόλεως: τὰ σωζόμενα ἀπὸ τὴν περίοδο 1454-1498, Αθήνα, 2016, p. 80.

[10] Лурье, В. М., Прекращение московского церковного раскола 1467—1560 годов: финал истории в документах, с. 2.

[11] Regel, W., Analecta byzantino-russica, Petropoli, 1891, p. 76.

[12] Regel, W., Analecta byzantino-russica, p. 82, 84.

[13] Собранiе государственныхъ грамотъ и договоровъ, хранящихся въ государственной коллегiи иностранныхъ дѣлъ, Часть вторая, Москва, 1819, с. 96-103.

[14] Собранiе государственныхъ грамотъ и договоровъ, с. 98.

[15] Собранiе государственныхъ грамотъ и договоровъ, с. 98.

[16] Греческий текст не издан, старорусский перевод см. Архивъ Юго-Западной Россiи, Часть 1, Томъ V, Кiевъ, 1859, с. 153.

[17] Греческий текст не издан, старорусский перевод см. Архивъ Юго-Западной Россiи, Часть 1, Томъ V, с. 152.

[18] Καλλινίκου Δεληκάνη, Ἐπίσημα ἐκκλησιαστικά ἔγγραφα τοῦ Οἰκουμενικοῦ Πατριαρχείου, Т. 3, Ἐν Κωνσταντινουπόλει, 1905, p. 212.

[19] Regel, W., Analecta byzantino-russica, p. 87; Καλλινίκου Δεληκάνη, Ἐπίσημα ἐκκλησιαστικά ἔγγραφα τοῦ Οἰκουμενικοῦ Πατριαρχείου, Т. 3, p. 25 (по Кодексу).

[20] Καλλινίκου Δεληκάνη, Ἐπίσημα ἐκκλησιαστικά ἔγγραφα τοῦ Οἰκουμενικοῦ Πατριαρχείου, Т. 3, p.  4-7.

[21] Καλλινίκου Δεληκάνη, Ἐπίσημα ἐκκλησιαστικά ἔγγραφα τοῦ Οἰκουμενικοῦ Πατριαρχείου, Т. 3, p. 32-33.

[22] Notitia 20. Darrouzès, J., Notitiae episcopatuum Ecclesiae Constantinopolitanae, Paris, 1981, p. 416-418.

[23] Титул Антиохийского Патриарха приведен из Руководства по написанию официальных церковных документов византийской эпохи. Darrouzès, J., Ekthésis néa, Manuel des pittakia du XIVe s., Revue des études byzantines 27 (1969) 40.

[24] Грамота Константинопольскаго патріарха Паисія I къ Московскому патріарху Никону. Христiанское чтенiе, 3–4 (1881) 303–353; 5–6 (1881) 539–595; Καλλινίκου Δεληκάνη, Ἐπίσημα ἐκκλησιαστικά ἔγγραφα τοῦ Οἰκουμενικοῦ Πατριαρχείου, Т. 3, p. 36-71.

[25] Παντελεήμονος Καρανικόλα, Κλείς Ὀρθοδόξων Κανονικῶν Διατάξεων, Ἀθῆναι, 1979, p. 3-4.

[26] ΑΔΕΙΑ - διὰ κληρικούς ἐξερχομένους τῆς ἐπαρχίας των, ἀπαραίτητος ΔΛ.Γ. 261. - διὰ ταξίδιον ἡγουμένου ΔΛ.Γ. 617. - ἐκκλησιαστικὴ καὶ πολιτικὴ διὰ μετάβασιν Πατριάρχου Ἀντιοχείας εἰς Κων/πολιν ΔΛ.Β. 321. - ἐξόδου μοναχοῦ ἢ μοναχὴς δίδεται ὑπὸ ἡγουμένού ἢ ἡγουμένης ΔΛ.Γ. 158. - ἡγουμένου ἀπαραίτητος δι’ ἔξοδον μοναχοῦ ἐκ Μονῆς ΑCΤΑ Τ. 6. 380. - κληρικοῦ ἴνα μεταβῆ ἀλλαχοῦ ΔΛ.Γ. 259. - Κωνσταντινουπόλεως διὰ σύγκλησιν Συνὸδου πρὸς ἐκλογὴν Ἀρχιερέως ΔΛ.Γ. 885.890. - Κων/λεως πρὸς συνεδρίαν ἐνδημοῦσης Συνόδου ΔΛ. Β. 35.40.43.44.46.50.83.95.110.145.166.188.201. - μεταβάσεως κληρικῶν ἀλλαχοῦ ἀπαραίτητος ΔΛ.Γ. 257.258 - Οἰκουμενικοῦ Πατριάρχου πρὸς σύγκλησιν Συνόδου ἐν Κων/λει ΔΛ. Β. 376. - Οἰκουμενικοῦ Πατριάρχου πρὸς συνεδρίαν Συνόδου ΔΛ.Β. 281. - Πατριαρχικὴ δι’ ἐκλογὴν καὶ χειροτονίαν Ἐπισκόπου AC.CL 64. - Πατριαρχικὴ πρὸς ἐκλογὴν ἀρχιερέως ΔΛ.Γ. 699.701.705. - Πατριαρχικὴ πρὸς Πατριάρχην ΔΛ.Β.28. – Πατριαρχικὴ συνοδικὴ Δ-Ζ ΕΛ. ΣΤ. 198. - Πατριάρχου διὰ σύγκλησιν Συνόδου δι’ ἐκλογὴν Ἀρχιεπισκόπου ἢ Μητροπολίτου ΔΛ.Γ. 918.919.920.921.926. - Πατριάρχου Κων/λεως δι’ἑκλογὴν Μητροπολίτου ὑπὸ Συνόδου ΔΛ.Γ. 897. - Πατριάρχου Κων/λεως Μητροπολίτῃ ὡς καί Πατριάρχῃ πρὸς τέλεσιν λειτουργίας μετὰ παρρησίας κ.λ.π. ΔΛ.Β. 464.465. - Πατριάρχου Κων/λεως πρὸς συνέλευσιν τῆς Συνόδου δι’ ἐκλογὴν Ἀρχιεπισκόπου ΔΛ.Γ. 785. - Πατριάρχου πρὸς ἐκλογὴν Μητροπολίτου ΔΛ.Γ. 750. - Πατριάρχου πρὸς σύγκλησιν ἐν Κων/λει Συνόδου τῆς Ἀρχ/πῆς Ἀχριδῶν ΔΛ.Γ. 892. – Πατριάρχου πρὸς συνέλευσιν ὲνδημούσης Συνὸδου ἐν Κων/λει δι’ ἐκλογὴν ἀρχιερέως Δ-Ζ- ΕΛ. ΣΤ. 135. - ταξιδευόντων κληρικῶν ΓΕΔ. Τ. 2. 111. - τοῦ ἐλευθέρως ἱεροπρακτεῖν  ΑCΤΑ Τ. 6. 340. Αἴτησις - ὑπὸ τοῦ Πατριάρχου ἵνα κρίνῃ καὶ δικάσῃ ἐτέρου κλίματος ἀρχιερέα ὲπιπηδήσαντα εἰς ἑτέραν Ἐπισκοπὴν ΑCΤΑ Τ. 1. 412. 413. Τόμος Συνοδικὸς ἀπαγοπορευτικὸς παραμονῆς ἄνευ – πατριαρχικῆς ἀρχιερέων ἐν Κων/λει, ἤ ἀλλαχοῦ ΓΕΔ. Τ. 1. 47-50. Τύπος Βούλας, ἤτοι – τελέσεως μνηστείας ΡΑΛ.ΠΤΛ.Ε. 588.

ΑΔΕΙΑΙ - ἀποδημίας μοναχῶν ΔΛ.Γ. 265.

[27]«μηδενὸς κατὰ τοῦτο ἐναντιουμένου ἢ ἀντιλέγοντος τὸ παράπαν, ὡς εὐλόγως κ(αὶ) δικαίωςγεγονός. Ὁ δὲ παρὰ τὰ γεγραμμένα διανοηθεὶς ἢ ἄλλως πως βουληθεὶς ἀπείθειαν ἢἐναντιότητα ἐνδείξασθαι, τῇ τοῦ Κ(υρί)ου διαταγῇ ἀντιστήσε(ται), κ(αὶ) παρ’ἐκείν/ου/ τὰςἀντιμισθί(ας) ἕξει ὡς καταφρονητὴς τῶν π(ατ)ριαρχῶν, ὄντων εἰκόνων τοῦ Θ(εο)ῦ ἐμψύχωντε κ(αὶ) ζωσῶν».

[28] Βελούδης, Ἰω., Χρυσόβουλα καί γράμματα τῶν Οἰκουμενικῶν Πατριαρχῶν : ἀνήκοντα εἰς τούς Φιλαδελφείας Μητροπολίτας ὑπερτίμους καί ἐξάρχους Πατριαρχικούς καί Προέδρους Πνευματικούς τῆς Ἐνετίησι τῶν Ὀρθοδόξων Κοινότητος, Βενετία, 1893, σ. 50-51.

[29] Diplomata statutaria a Patriarchis Orientalibus confraternitati Stauropigianae Leopoliensi, 1586-1592 data…, Tomus II, Leopoli, 1896, p. 74.

[30] Diplomata statutaria a Patriarchis Orientalibus confraternitati Stauropigianae Leopoliensi, p. 76.

[31] Diplomata statutaria a Patriarchis Orientalibus confraternitati Stauropigianae Leopoliensi, p. 81.

[32] Diplomata statutaria a Patriarchis Orientalibus confraternitati Stauropigianae Leopoliensi, p. 87.

[33] Стр. 77, 81, 85, 136.

[34] Vetochnikov, K., Les relations des évêques avec leur primat d’après quelques actes du patriarcat œcuménique au Moyen-Âge, Proceedings of the 23rd International Congress of Byzantine studies, Belgrade, 22–27 August 2016 : Thematic Sessions of Free Communications, Ред. Bojana Krsmanović, Ljubomir Milanović, Белград, 2016, с. 674-675.

[35]«ἐνχείρισε τῷ ἁγίῳ ἀποστόλῳ καὶ εὐαγγελιστῇ Μάρκῳ, ὑφ’ οὗ ὁ ταύτης προεστὼς εἰς τάξινκαὶ τιμὴν ἀνήχθη πατριάρχου » (Посла­ние патриарха Петра Антиохийского архиепископу Аквилеи, PG 120, col. 757); «Ὁ δέ γε μετ’ αὐτὸν Βασίλειος βασιλεύσας, ὅ τ ε τῆς ἐκκλησίαςπροεστὼς πατριάρχης τὸν Νικόλαον προσκαλοῦ νται» (Житие св. Евареста: Vorst Ch., van de. La Vie de S. Evariste, higoumene a Constantinople, Analecta Bollandiana, 41 (1923) 288–325)

[36] Παντελεήμονος Καρανικόλα, Κλείς Ὀρθοδόξων Κανονικῶν Διατάξεων, p. 298-299. ΠΡΟΕΣΤΩΣ [σχετικά με τον μονασχισμό]ΑCΤΑ Τ.5. 184. 185. 398. 399. 402. 403. 412. 413. 414. 417. 418. 419. 420. 422. 424. ΑCΤΑ Τ.6. 73. 76. 77. 78. 79.108. 280. ΔΛ.Γ. 158. Δ-Ζ. ΕΛ.Δ. 386. DMJ 223. 232. 244. 624. 625. 627. 632. 633. 640. 641. 644. 645. 646. 648. 649. 651. 672. 718, 725. 733. 736. 739. 744. 745. 746. 747. 749. 750. 751. 756. 760. 761. 763. 767. 774. 775. 776. 777. 780. 781. 782. 784. 785. 788. 789. 818. 822. - δουλευτῶν Μoνῆς καὶ διακονητῶν, ἐπιστατεῖ αὐτοὺς DMJ 672. – Λαύρας ΑCΤΑ Τ.4. 309. Μονῆς ΑCΤΑ Τ.4. 355. 356. ΑCΤΑ Τ.5. 184. 185. ΔΛ. Γ. 157. Δ-Ζ. ΕΛ. Γ. 126. - Μονῆς δίδει ἄδειαν Θ. Μεταλήψεως ὑπό μοναχῶν ΑCΤΑ Τ.5. 399. 400. Γονυκλισία τῷ - ὑπὸ ἐφημερεύοντος ἱερέως DMJ 747. Ἐξομολόγησις μοναχῶν εἰς - καὶ εἰς πνευματικοὺς ΑCΤΑ Τ.5. 403-406. Ἐξομολόγησις μοναχῶν Μονῆς Εὐεργέτιδος μόνον τῷ ἑαυτῶν - γίνεται DMJ 636-637. Ἐπικεφαλὶς περὶ ὑποθηκῶν πρὸς τὸν - Μονῆς ΑCΤΑ Τ.5. 433. Ἡ νηστεία κατὰ τὴν Μ. Τεσσαρακοστὴν τῶν ἀσθενούντων τῇ φροντίδι τοῦ - κεῖται DMJ 629. Λογισμοὶ μοναχῶν ἀποκαλύπτονται τῷ - DMJ 255. Μετάληψις μοναχῶν κατὰ συγχώρησιν τοῦ - καὶ προϋποθέσεις ἁγίας μεταλήψεως DMJ 649-650. Περὶ τοῦ ἀπαραιρήτου τῆς ἐξομολογήσεως τῶν μοναχῶν τῷ - DMJ 621-624. Προσκύνησις γενομένη ὑπὸ μοναχῶν τῷ - Μονῆς Εὐεργέτιδος DMJ 624. Προτροπὴ πρὸς μοναχοὺς ἵνα τιμῶσι καὶ εὐλαβῶνται τὸν ἑαυτῶν - καὶ πείθωνται αὐτῷ DMJ 637.

ΠΡΟΕΣΤΩΣΑ [σχετικά με τον μονασχισμό] ΑCΤΑ Τ.5. 352. 365. 366. 373. - Μονῆς ΑCΤΑ Τ.5. 340.

ΠΡΟΕΣΤΩΤΕΣ [σχετικά με τον μονασχισμό] ΑCΤΑ Τ.5. 430. Δ-Ζ. ΕΛ. Ε. [χωρίων] 196. DMJ 635. 641. 652. 722. 725. - Ἐκκλησιῶν [προκαθήμενοι] ΔΛ.Γ. 212. - χωρίων Δ-Ζ. ΕΛ. Ε. 196. Παραίνεσις πρὸς μοναχοὺς καί Ἀντιλήπτορα Μονῆς Θεοτόκου Ἐλεγμῶν ὅτι ἀψόγως δεῖ ἐκλέγειν τούς - καὶ διακονητὰς DMJ 757-758. Τιμὴ μοναχῶν πρὸς – DMJ 758.

[37] Καλλινίκου Δεληκάνη, Ἐπίσημα ἐκκλησιαστικά ἔγγραφα τοῦ Οἰκουμενικοῦ Πατριαρχείου, Т. 3, p. 212.

[38] Καλλινίκου Δεληκάνη, Ἐπίσημα ἐκκλησιαστικά ἔγγραφα τοῦ Οἰκουμενικοῦ Πατριαρχείου, Т. 3, p. 19.

[39] Ανδρέας Νανάκης, Μητρ. Αρκαλοχωρίου, Καστελλίου & Βιάννου, Το μητροπολιτικό ζήτημα και η εκκλησιαστική οργάνωση της Κρήτης (1897-1900), Κατερίνη, 1995, p. 50.

[40] Παντελεήμονος Καρανικόλα, Κλείς Ὀρθοδόξων Κανονικῶν Διατάξεων, p. 58. ΓΕΡΟΝΤΕΣ Μοναχοὶ καὶ ἱερομὸναχοι οὐκ ἐξέρχονται τῆς Μονῆς δίχα γνώμης τοῦ ἡγουμένου καὶ τῶν – ΑC.CL. 190.

[41]«καὶ ἡμεῖς οὐ διαλείψομεν, ἀλλ᾽ἐσᾳεὶ χεῖρας ὑπερεκτεταμένας πρὸς τὸν ἈρχιποίμεναΚύριον ἡμῶν Ἰησοῦν Χριστὸν ἀροῦμεν, ἐκλιπαροῦντες αὐτὸν βραβέυειν τοῖς ὀρθοδοξοτάτοιςκαὶ Θεοστέπτοις Βασιλεύσιν χάριν οὐράνιον».

[42] Γεδεών, Μ., Κανονικαί διατάξεις: Επιστολαί, λύσεις, θεσπίσματα των αγιωτάτων πατριαρχών Κωνσταντινουπόλεως, από Γρηγορίου του Θεολόγου μέχρι Διονυσίου του από Αδριανουπόλεως, T. A’, Ἐν Κωνσταντινουπόλει, 1888, p. 53-54.

[43] Для примеров см. Γεδεών, Μ., Κανονικαί διατάξεις, p. 87, 138, 141-143, 453; Καλλινίκου Δεληκάνη, Ἐπίσημα ἐκκλησιαστικά ἔγγραφα τοῦ Οἰκουμενικοῦ Πατριαρχείου, Т. 3, p. 381, 385, 389-391, 424, 482, 485, 486, 487-488, 488-491, 492-493; Μανούσακας, Μ. I., Ἀνέκδοτα πατριαρχικὰ γράμματα (1547-1806) πρὸς τοὺς ἐν Βενετίᾳ μητροπολίτας Φιλαδελφείας καὶ τὴν Ὀρθόδοξον Ἑλληνικήν Ἀδελφότητα, Βενετία, 1968, p. 81-82, 88-89, 91; Παπαδόπουλος-Κεραμεύς, Α., Ἱεροσολυμιτικὴ βιβλιοθήκη: ἤτοι κατάλογος τῶν ἐν ταῖς βιβλιοθήκαις τοῦἁγιωτάτου ἀποστολικού τε καὶ καθολικοῦ ὀρθοδόξου πατριαρχικοῦ θρόνου τῶν Ἱεροσολύμωνκαὶ πάσης Παλαιστίνης ἀποκειμένων ἑλληνικῶν κωδίκων, Εν Πετρουπόλει, 1891-1899, Τ. 4, p. 315.

[44] Καλλινίκου Δεληκάνη, Ἐπίσημα ἐκκλησιαστικά ἔγγραφα τοῦ Οἰκουμενικοῦ Πατριαρχείου, Т. 3, p. 234-235.

[45] https://cerkvarium.org/ru/dokumenty/tserkovnye/a-kartashev-praktika-apellyatsionnogo-prava-konstantinopolskikh-patriarkhov.html; Maximos Metropolitan of Sardes, The Oecumenical Patriarchate in the Orthodox Church. A study in the history and canons of the Church, Thessaloniki, 1976, p. 312.

[46] Χρυσόστομος Καλαϊτζής, Τὸ Μετόχιον τοῦ Οἱκουμενικοῦ Πατριαρχείου ἐν Μόσχᾳ : Ὁ ἍγιοςΣέργιος καὶ οἱ ἡγούμενοι αὐτοῦ (1881—1936), Γενέβη-Κατερίνη, 1991.

Комментарии, оставленные читателями:

Источник: https://esxatos.com/vetoshnikov-otvet-na-argumenty-predstaviteley-rpc-o-polnoy-peredache-moskve-yurisdikcii