|
Протопресвитер Александр Шмеман в Журнале Московской Патриархии12.11.2018 http://www.blagogon.ru/digest/647/
Рассматриваемый нами доклад формально имеет 6 параграфов, а по сути — три части, по два параграфа в каждой. Первая часть, как бы предисловие, содержит такую основную мысль — нигде в мире не сохранилась подлинная Христова Церковь: мысль, прямо противоречащая Священному Писанию, утверждающему, что Церковь есть «столп и утверждение истины» (1 Тим. 3, 15) и что «врата ада не одолеют ея» (Мф. 16, 18). Эта мысль роднит Шмемана с Лютером и прочими протестантами. Подробнее об этом чуть дальше. Вторая часть — главная, излагающая заблуждения Шмемана и поэтому требующая особо внимательного рассмотрения. Третья часть — практическая, указывающая способы постепенного вхождения в предлагаемые Шмеманом новации. * * * Рассмотрим подробнее первую часть. Она содержит три основных момента: первый — разбросанные по всему тексту намеки на содержание главной части (психологическая подготовка читателя). Второй — бедственное положение Православия во всем мире, не дающее возможности подражать ему «будь оно русское, польское, греческое или еще какое» (с.55), причем в лучшем положении находится православие Американской Автокефальной Церкви (весьма сомнительная мысль!). Третий момент — конкретное рассмотрение американского Православия и его бедственного состояния. Начинается доклад (с.54) со всплеска радости. Начавшиеся в его Церкви «споры и вопрошания» о более частом причащении и о связи его с исповедью «есть не признак слабости и упадка, а жизни и жизненности». Значит, кто-то считал (и считал справедливо!) эти новации признаком слабости и упадка. Действительно, некоторые православные хватаются за способы, уже опробованные вне Православия — и не давшие добрых плодов. Ведь во всем христианском мире — еще до отделения католиков — утвердилась «самая мерная мера» — причащаться не чаще раза в месяц, не реже раза в год. «Вопрошания» о более частом причащении начали реформаты (XVI век – см. Православная Энциклопедия – М. 2008, т. 17, с. 690) и методисты (XVIII век — см. Православная Энциклопедия — т. 17, с. 692). Их попытки скоро прекратились. Чуть позднее реформатов те же «вопрошания» начали католики. Папы встретили это новшество запретами. Но эти идеи в массе распространялись, и в ХХ веке уже сами папы (Лев XIII в 1902 году и Пий X — в 1905 г.) узаконили ежедневное причащение (Православная Энциклопедия — т. 17, с. 683). Шедший одновременно процесс упадка религиозной ревности католиков известен всему миру. На православных оказал особое влияние труд католического богослова — мистика Молиноса, изданный в 1665 году и кем-то переведенный на греческий язык в 1777 году. Макарий Коринфский дополнил этот перевод цитатами из Священного Писания и святых отцов, а преподобный Никодим Святогорец отредактировал. Изданная в Венеции в 1783 году ими книга в 2004 году переведена на русский язык (см. Православная Энциклопедия — т. 17, с. 683). Теперь она используется неообновленцами как оружие против Филаретовского Катехизиса. Добрых плодов от этой книге не видно, а смуты — сколько угодно! Ее ревнители в нашей стране не понимают, что приемлемое на Афоне недопустимо в суетной Москве. Еще одно подготовительное высказывание дано Шмеманом в начале 2-го параграфа (с.55): «Я убежден, что вопрос об участии мирян в таинствах, в данном случае о более частом или, лучше сказать, о более регулярном участии в таинстве евхаристии, является ключевым вопросом всей нашей церковной жизни». О каком участии здесь речь? Конечно, не о том, о котором говорится в Филаретовском Катехизисе: «Не причащающиеся за Божественной Литургией могут и должны участвовать в ней молитвою, верою, и наипаче непрестанным воспоминанием Господа нашего Иисуса Христа, Который именно повелел “сие творити в Его воспоминание” (Луки 22, 19)». (Это в конце раздела о причащении). У Шмемана же сказано об участии в самом таинстве евхаристии — даже не о причастии, а участии. Литургисты Парижской школы учат, что миряне вместе со священником участвуют в самом пресуществлении Хлеба и Вина в Тело и Кровь Христовы. А кочетковцы в наши дни это кощунственно осуществляют, не боясь участи Корея, Дафана и Авирона (см. Числа, всю 16-ю главу — особенно слова: «Полно вам; все общество, все святы и среди них Господь! Почему же вы ставите себя выше народа Господня?» — и три казни Божии, последовавшие за этими словами, а также см. Евр. 10, 28-31). Вот к чему готовит нас Шмеман. Вторая мысль предисловия — Православие гибнет и его срочно надо спасать. Такое же ощущение было и у протестантов: католическая церковь — вавилонская блудница, Православная — скопище невежд. Остается одно — вернуться к нормам Древней Церкви. Следствием этого возвращения является феномен так называемого «постхристианского мира». Чтобы оправдать миф о гибели Православия, Шмеман критикует Русскую Церковь. Он говорит об «уничтожении и пленении православия в его древних центрах», так что надежда «наполнить духовным содержанием церковную жизнь» есть только у Американской Автокефальной Церкви. От опыта православных в советской и постсоветской России Шмеман отмахнулся легко — мол, что не уничтожено, то пленено. Но за их плечами стоит 2-х вековой опыт Синодальной Церкви, давшей Богу и миру многих святых: святителей, преподобных, новомучеников и исповедников — надо и его опорочить, обличить его «мертвый формализм, казенщину и (главное!) сохранение некоего status quo раз и навсегда самоочевидной нормы церковной жизни» (с.55). Здесь он ссылается на дореволюционный епископат, в массе своей требовавший «спешных и глубоких реформ». Да, был грех! Отсюда и выросла беда обновленчества. Но говоря о грехе, нужно вспомнить и о покаянии. Многих архиереев революционная метла вымела из России. И они — в подавляющем большинстве! — ухватились обеими руками за так порицаемый Шмеманом status quo. А оставшиеся в России за этот же самый status quo жизнь отдавали! Но Шмеману подвиг наших новомучеников и исповедников чужд — он считает, что, решая «жгучие вопросы, возникающие в церковной жизни», нельзя ссылаться «на прошлое, на то, что делалось и считалось нормальным в России, Польше, еще где-нибудь» (с.55). То есть, он считает нужным порвать связь с православной традицией, с живым церковным преданием. Это и есть обновленчество. Обновленчество по рецептам Шмемана и вообще Парижской богословской школы Святейший Патриарх Алексий II назвал «неообновленчеством». Неообновленчество — что это такое и откуда появилось в нашей Церкви? Термин несколько странен, вроде «масла масляного», но точно отражает ситуацию. Старое обновленчество 20-х годов XX века умерло в тридцатые и сороковые. Неообновленчество (появившееся в нашей стране после перестройки) по нескольким признакам отличается от старого. Мысль о старом обновленчестве зародилась в России в недрах наших духовных школ, занимавшихся «списыванием у немцев» и заразившихся от них мнением о Православии как о чем-то ущербном, косном, отсталом. Эту болезнь наших богословов знали и использовали атеисты-большевики, пришедшие к власти. Основным способом содействия властей обновленцам были репрессии по отношению к тем, кто не желал переходить в обновленчество. Причем, зачастую сами обновленцы наводили карателей на своих особенно активных противников, чем возбудили против себя верующий народ. Но особенно отвратили людей от себя обновленцы тем, что до предела ослабили церковную дисциплину. Народ привык к тому, что архиереи — монахи. Священники и диаконы — «единыя жены мужи». И когда на похоронах обновленческого митрополита Александра Введенского присутствовали три его жены, его пережившие, то стены храма, где совершалось это кощунство, покраснели от стыда. Наши современники — неообновленцы — до этого пока не дошли! Чем же отличаются неообновленцы от старообновленцев? В основном, своим иноземным происхождением. Труды идеологов неообновленчества оо.Афанасьева и Шмемана — создавались за границей. Мощная информационная, финансовая и политическая поддержка (а возможно, и само появление неообновленцев на нашей земле) — тоже из-за рубежа. А свои неслыханные до них новации в Церкви они именуют не новшеством (как это делали старообновленцы), а «возвратом к практике Древней Церкви». Лживость этого последнего утверждения мы увидим при дальнейшем рассмотрении доклада протопресвитера Александра Шмемана. Третий вопрос предисловия – состояние Православия в Американской Автокефальной Церкви. С одной стороны Шмеман доволен ее состоянием, точнее говоря, ее возможностями: «Нам дана возможность в эпоху уничтожения и пленения православия в его древних центрах возрастать от силы в силу, быть свободными не только на словах но и на деле, наполнить духовным содержанием церковную жизнь» (с.55). Мы, православные люди, считали и считаем, что церковную жизнь наполняет духовным содержанием Дух Святый, а мы, пользуясь этим духовным даром, можем постараться (только постараться, так как конечный результат — святость наша! — есть дело Божие) — постараться очистить себя от всякой скверны и спасти души наши (из молитвы: Царю Небесный). А Шмеман, не думая о своем опасном положении («ибо все мы много согрешаем» — Иак. 3, 2), хочет наполнить духовным содержанием церковную жизнь. Не дерзость ли? С другой стороны он в ужасе от состояния Православия в Америке и указывает такие стороны его жизни, что за Православие в Америке становится страшно. Его страшит «широко распространенная установка, ставившая в центре всего идею защиты приходами каких-то своих интересов, прав и имущества от иерархии и духовенства, легкость, с которой большие и старые приходы во имя этих пресловутых прав попросту рвут с Церковью». Это снизу. А сверху вот что: «Сосредоточенность органов церковного управления почти исключительно на внешнем, материальном и юридическом» (с.55). Идеалы свободного мира — правовое государство и бизнес-успех. По Шмеману этими же идеалами живет и Церковь. То есть, она служит не Богу, а мамоне (Мф. 6, 24). Но мне кажется, что Шмеман несколько сгустил краски. И в России Церковь облепили как короста себялюбцы, которые заявляют громко о себе, и поэтому кажется, что они-то и есть Церковь. А внутри Церковь жива, полна «тайными среди мира рабами Божиими»; она их массами — поколение за поколением — вводит в Царство Небесное. Их не видно и не слышно. Только иногда обстоятельства высвечивают их, как высветили они воина-мученика Евгения Родионова. Но если Шмеман прав в своем описании американского православия — это действительно страшно, это губительно. * * *
Во-первых, нестяжательность. «Имея пропитание и одежду, будем довольны тем. А желающие обогащаться, впадают…в бедствие и погибель. Ибо корень всех зол есть сребролюбие» (1 Тим. 6, 8-10). Госпожа Старовойтова когда-то говорила, что рыночные отношения в России не устанавливаются из-за Православия. Во-вторых, нелюбовь в судам. «Кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду» (Мф. 5, 10). — «Как смеет кто у вас…судиться у нечестивых?» (1 Кор. 6, 1). Затем терпение. «Для чего бы вам не оставаться обиженными? Для чего бы вам лучше не терпеть лишения?»(1 Кор. 6, 7). «Терпением вашим спасайте души ваши» (Лк. 21, 19). Потом смирение. «Не высокомудрствуйте, но последуйте смиренным; не мечтайте о себе» (Рим. 12, 16). — «Бог гордым противится, смиренным же дает благодать» (1 Петр. 5, 5). И, наконец, самопожертвование. «Кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» (Мф. 5, 4). — «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих»(Ин. 15, 13). Это последнее Евангельское требование великий полководец Суворов выразил своими словами: «Сам погибай, а товарища выручай». И до сих пор — и в Афганистане, и в Чечне — русские воины показали верность этому его завету. И все это без ходуль, естественно, без напряга. Конечно с такими качествами в Америке было трудно. Гораздо легче со всем этим расстаться и вписаться в американское общество, где, сверкая белозубыми улыбками, сражаются за место под солнцем. Но это уже служение не Богу, а золотому тельцу. При этом можно формально остаться православным (особенно если это сулит какие-то льготы). Можно причащаться хоть каждый день, собирая себе суд на день суда. Так что Шмеман, предлагая лечить эти духовные болезни частым причащением, похож на врача, который хочет лечить аппендицит трепанацией черепа. То есть предлагает к одной смертельной опасности прибавить другую. Лечить надо то, что болит. Язвы американского православия нужно лечить возвратом к нестяжательности, жертвенности, терпению, смирению. Думаю, что такие православные в Америке есть! Нам бы не растерять под натиском неообновленцев то, что мы унаследовали от наших предков. «Се, гряду скоро; держи, что имеешь, дабы кто не восхитил венца твоего» (Откр. 3, 11). * * * После такого долгого приступа Шмеман решается изложить свои еретические учения. Третий параграф говорит о причащении; четвертый — о исповеди. И хотя он утверждает, что «нет нужды вопрос о причащении мирян ставить во всем догматическом и историческом объеме», но поскольку он погрешает и в том (догматике), и в другом (истории), нам придется выходить за пределы того, что он счел нужным сказать в своем докладе. Основные свои ереси он высказал сразу — на стр. 57. Он пишет: «…В ранней церкви причастие всех верных… за каждой литургией было самоочевидной нормой». Скорее всего, так и было, но это далеко не «самоочевидно». Точных сведений на этот счет у нас нет. А догадываться можно. Стать христианином в эпоху гонений было не так просто. Каждого, решившегося на это, ждали, скорее всего, муки и смерть. А находящимся в смертельной опасности и сейчас Церковь не отказывает в причащении в любых условиях. Но далее он пишет: «…само причастие воспринималось не только как акт личного благочестия и освящения, а прежде всего именно как акт, вытекающий из самого членства в Церкви и это членство исполняющий и осуществляющий. Евхаристия, была таинством Церкви, таинством Собрания, таинством общения» (с.57). (Ниже мы увидим, какая ложь и лукавство заключены в словах, «не только». Для этого придется привлечь другую работу Шмемана. А пока — примем фразу, как она есть). Шмеман утверждает, что главной целью причащения является общение членов церкви между собою, а «личное благочестие и освящение» — на втором месте. На самом деле все наоборот! Главной целью попечения Божия о людях — целью, определяющей все остальное, является восстановление общения человека с Богом, именно человека, каждого отдельно взятого человека. А то, что общение людей с Богом естественно приводит их к общению друг с другом — это уже следствие. Мы должны любить Бога всем существом, а ближнего только как самого себя (см. Мф. 22, 37-40). Насколько Бог выше человечества, настолько богообщение важнее общения с людьми. Иногда требуется даже «возненавидеть» человека, если любовь к нему мешает любви к Богу (см. Лк. 14, 26-27). Но для того, чтобы богообщение стало возможным, надо иметь чистое сердце и стяжать дух мирен (см. Мф. 5, 8-9). Это требует от человека подвига личного благочестия и поиска помощи Божией. Бог дает эту помощь, во-первых, только тем, кто ее ищет и просит; во-вторых, теми способами, которые Он Сам установил. Это и есть освящение, «ибо любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим. 5, 5). Итак, на первом месте подвиг личного благочестия и благодатное освящение отдельно взятого человека, а единство членов Церкви — это результат богообщения каждого ее члена. Еще одна еретическая фраза Шмемана: «Член Церкви — это тот, кто причащается Церкви в таинстве Церкви». Странно читать такое в официальном церковном издании. Ведь каждый из нас причащается Святых Христовых Таин – Тела и Крови Христовых, «во оставление грехов своих, и в жизнь вечную» (из формулы причащения). То есть, я причащаюсь «во оставление грехов своих» — моих личных греховных недугов, ищу личного очищения и освящения. И еще одна фраза: «Никаких других (кроме крещения) условий причастия в ранней Церкви не было». Как не было? Требовалась свобода от лжи и лицемерия (пример: Анания и Сапфира и их смерть — см. Деян. 5, 1-5 и 7-10); свобода от надежды на всесилие денег (пример Симона волхва — см. Деян. 8, 13-21), а главное — готовность за Христа в любой момент идти на мучения и смерть. Даже бытовая жадность была препятствием к достойному причащению Святых Христовых Таин. Так, в Коринфе был непорядок на агапах: «всякий поспешает есть свою пищу, так что иной бывает голоден, а иной упивается» (1 Кор. 11, 2) — и это вызвало слова апостола Павла, являющиеся основой требований к причастникам: «Да испытывает…себя человек, и таким образом пусть ест от Хлеба сего и пьет из Чаши сей. Ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем. Оттого многие из вас немощны и больны, и не мало умирает. Ибо, если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы» (Кор. 11, 28-31). Так что требования к причастникам были — и очень серьезные. Мы не знаем, как древние «судили сами себя». В наше время это делается при помощи исповеди. Думаю, что так же было и во времена апостолов. Теперь о лжи и лицемерии Шмемана. Американскому Синоду (т.е. своим начальникам) он пишет, что в ранней Церкви причащение воспринималось не только как акт личного благочестия и освящения. А в книге «Введение в литургическое богословие» он же написал так: «Ранняя Церковь сознательно и открыто противопоставляет себя мистериальной религиозности» (Помазанский, с. 102). Этими словами он утверждает, что идея освящения в таинстве Евхаристии в ранней Церкви отсутствовала совсем. А в эпоху Константина Великого появилась и идея освящения, и понимание причащения как акта личного подвига: «Ни в чем сильнее не вскрывается этот переход к “освятительному” пониманию Таинства и богослужения, как в изменении практики причащения — к скольжению ее от идеи соборного литургического акта, “запечатывающего” Евхаристическое преложение хлеба, к идее акта индивидуального, освятительного, имеющего отношение к личному благочестию, а не к экклезиологическому статусу причащающегося. В отношении практики причащения можно действительно говорить о “революции”» (Помазанский, с. 102). Вот так! Иерархам Шмеман говорит, что идея личного благочестия и освящения в ранней Церкви присутствует, хотя и на втором плане, а в статье, адресованной ученым-богословам пишет, что эти идеи в ранней Церкви отсутствовали и появились «революционным путем» только с эпохи Константина. Такая установка вполне соответствует поврежденному западному богословию, где забота о личном благочестии, т.е. вся аскетическая практика Православия именуется «эгоизмом», а идея благодатного освящения, т.е. важнейшей составляющей спасения — воздействия на человека Божией благодати – «магизмом». Как же было на самом деле? Господь Иисус Христос, причастив своих учеников и апостолов на Тайной Вечери, тут же образно и доходчиво разъяснил смысл Причащения. Это в Евангелии от Иоанна в начале 15-й главы. Он сказал: «Я Лоза, Отец Мой — Садовник, а вы — ветви Лозы. Неплодную ветвь (а также засохшую) срезают и бросают в огонь, а плодоносящую Бог Отец обрезает, чтобы она стала еще более плодоносной». То есть, Причащение Святых Христовых Таин есть прививка отдельно взятой ветви (отдельно взятого человека) к Лозе — Христу. Заботиться ветвь должна не о единстве с другими ветвями, а о том, чтобы как можно надежнее привиться к Лозе, как можно более обильно питаться ее соками, как можно более приносить плода — и с этой целью терпеливо переносить «обрезку» (приключающиеся скорби). То есть, в Причащении — два главных момента — освящение со стороны Бога в Троице славимого: Отца (Садовника); Сына (Лозы) и Святого Духа (соков Лозы), а со стороны человека — подвиг личного благочестия. А как следствие — Лоза, цветущая многоплодными ветвями, то есть Церковь, Глава которой Христос. Так начиналось в Церкви причащение и так продолжается до сих пор, что бы ни говорили Шмеман и его последователи. * * *
По этому поводу он приводит цитату из Златоуста, которая не имеет к поднятому им вопросу отношения. Совершенно ясно всякому, что священники причащаются тех же Святых Даров, что и миряне. А обязанность причащаться (не право, а обязанность — см. Книгу правил, 8-е апостольское) возлагает на него особую ответственность и очень опасна для дела его личного спасения. Более резок и прям Шмеман в статье «Введение в литургическое богословие»: «Ранняя Церковь жила сознанием народа Божьего, царского священства, избрания, но не принимала принципа посвящения ни ко вступлению в Церковь, ни тем более к поступлению на разные иерархические степени» (Помазанский, с. 103). Может быть Шмеман не читал Священное Писание? Если он не признает освящения, то есть схождения благодати Святого Духа при крещении, то уж освятительного характера следующего таинства — руковозложения (соответствующего нашему таинству миропомазания) он отрицать никак не может. В Самарии Филипп (видимо диакон) крестил многих, а властью руковозложения не обладал — пришлось прийти из Иерусалима Петру и Иоанну. При этом таинстве в апостольское время был какой-то видимый знак схождения Святаго Духа. Видевший его Симон волхв даже предлагал деньги апостолам, чтобы получить этот дар (см. Деян. 8, 5-25). Как же так? Грех покупки благодати освящения — симония — уже был, а освящения (посвящения ко вступлению в церковь) — не было? А посвящение в иерархические степени? Когда избрали 7 диаконов, апостолы помолившись возложили на них руки (то есть призвали благодать Святого Духа на их диаконское служение) (см. Деян. 6, 6). Варнаву и Савла (будущего Павла) Дух Святый повелел определить на дело проповеди, и был предпринят пост и молитва, а потом состоялось рукоположение (см. Деян. 13, 2-3). И апостол Павел предупреждает Тимофея: «Рук ни на кого не возлагай поспешно и не делайся участником в чужих грехах» (1 Тим. 5, 22). А выше (глава 3) подробно говорит о том, какие качества нужны рукополагаемому в епископы; в частности: кандидат в епископы не должен быть из новообращенных, чтобы не возгордился и не подпал осуждению с диаволом.(1 Тим. 3, 6). И после всего этого Шмеман смеет говорить, что «идея освящения» т.е. посвящения в чины иерархии появилась в церкви только после IV века, да и то под влиянием языческих мистерий. «Мистерия предполагает теургов, посвященных совершителей; сакрализация клира повела в свою очередь к «обмирщению лаиков» (Помазанский, с. 103). Действия бесов, господствующих в мире языческом он сравнивает с действием благодати Святаго Духа. Это ли не кощунство? А к обмирщению «лаиков» (то есть мирян) — впрочем, как и священников — ведет не редкое причащение, а «печаль мира сего» (2 Кор. 7, 10) — то есть, забота об имуществе, правах, развлечениях и т.д. Но вернемся к докладу. На 58-й странице Шмеман укоряет непричащающихся за неуважение к святыне. Иначе бы они (говорит он) «ощущали бы за Литургией скорбь, печаль по Богу, желание приступить. А сейчас они убеждены что причастие просто не для них!» А почему не для них? Они знают, что придет время, когда они хорошо подготовятся и будут причащаться. В этом рассуждении Шмемана видно протестантское пренебрежение к молитве, особенно общественной. «Если я за литургией не причастился, значит она для меня прошла впустую? А всенощная? А часы, а молебны, а панихиды? Все впустую? Нам дан великий Божий дар — молитва! И плюс к этому Бог дает ощутить потребность, насущную потребность в домашней и церковной молитве. А у кого этой потребности нет, он должен добиваться ее молитвенным трудом, покаянием, осознанием своей греховности, гибельности своего состояния. «Господи, спаси меня — погибаю!» должны мы восклицать вместе с тонущим Апостолом Петром (Мф. 14, 30). Если же потребности в молитве нет и человек не ищет ее, то ему и причащаться нельзя. Представьте себе — стоит человек Литургию, скрывая зевоту, и думает, когда же наконец причащать будут (см. Благодатный Огонь, №16, 2007, с. 65). А воцерковленный человек, если ему придется по нужде пропустить воскресную всенощную или литургию (или, например, всенощную или литургию праздника Преображения Господня), он чувствует себя окраденным: праздник ему уже не в праздник. Вот этой любви к богослужению и нужно добиваться. А кто любит молиться, тому и правило не в тягость, и весь богослужебный круг дней говения, когда душа, отрешившись от всех забот (выбрав время, когда это возможно) предвкушает радость причащения Святых Христовых Таин, к которому она готовится — и все возрастающее осознание своего недостоинства не гасит этой радости, ибо она верит милосердию Господа, пришедшего спасти не праведных, но грешных «от них же первый есмь аз». На этой же странице говорится, что в Советском Союзе возрождение веры было там, где практиковалось ежелитургийное причащение. Неправда! В Советском Союзе были огромные территории, где не было ни одной церкви, ни одного священника. Многие взрослые уже люди были некрещеными, но считали себя — и справедливо считали! — православными христианами, так как добравшись наконец до места, где есть храм или священник — крестились всей семьей. Другое дело, что они были отучены от нормальной церковной жизни, так что теперь надо открывать храмы и приучать людей к элементарным правилам православного благочестия. Но тут помехой являются неообновленцы, требующие от новообращенных еженедельного, а то и ежедневного причащения. Чуткая душа русского православного человека не может допустить себе подходить к причащению без подготовки — просто так! Он пытается каждый раз готовиться и — или надрывается, или впадает в гордость (прелесть). * * * Четвертый параграф доклада содержит еще одну бредовую теорию Шмемана о практике Древней Церкви, а именно о сущности таинства покаяния. Оно, по Шмеману, было «таинством воссоединения с Церковью отлученных» и «первоначальная, очень строгая дисциплина допускала только одно такое воссоединение» (с. 59-60). Опять-таки эти утверждения противоречат Священному Писанию. Господь сказал апостолу Петру: «Дам тебе ключи Царства Небесного; и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах» (Мф. 16, 19). Что следует из этих слов Спасителя? 1. Вход в Царство Небесное невозможен без прощения грехов: «ибо все мы много согрешаем»(Иак. 3, 2), «Если говорим, что не имеем греха, — обманываем самих себя, и истины нет в нас» (1 Ин. 1, 8). 2. Власть прощать грехи обещана (пока только обещана) не всем, а одному человеку. То есть, уже указано, что предстоит разделение на тех, кто имеет право прощать, и на тех, кто этого права не имеет, то есть на духовенство и мирян. После Своего воскресения Господь уже дал эту власть – и не одному Петру, а всем апостолам: «Примите Духа Святаго; кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Ин. 20, 22-23). Неужели апостолы оставили эту власть без употребления? Неужели они закрыли на ключ двери Царства Небесного? Закрыли и от самих себя, так как и себя считали грешниками? По Шмеману — да, закрыли! По православному понятию — нет, не закрыли. Принимали на исповедь всех желающих и судили — прощать или не прощать! Как правило — прощали. И не унесли с собою этот дар, а по велению Святого Духа передали его православным архиереям и священникам. И этот поток благодати Святого Духа тёк непрерывно из поколения в поколение и дошел до нас. И — верим! — не прекратится до скончания века. Шмеман говорит об отлучении от Церкви. Но Церковь сама от себя никого не отлучает. Отлучают себя от Церкви сами люди: «Они вышли от нас, но не были наши…они вышли, и чрез то открылось, что не все наши» (1 Ин. 2, 19). Церковь только объявляет о том, что такой-то человек не наш — да и с этим не торопится, надеется на возвращение. Это показывает пример Льва Толстого и Ленина со товарищами. Их объявили вне Церкви тогда, когда это уже всем стало ясно. Сложная же и суровая практика отлучения, существовавшая в первые века христианства, была отлучением на много лет от причащения Святых Христовых Таин, а не от Церкви. Наоборот. Им предлагался такой трудный многолетний подвиг покаяния, который и могла выдержать только ревность первых христиан. Покаяние пред всею Церковью, то есть открытое, полагалось только для преодоления соблазна. Это (правда, крайне редко) осуществляется и в наши дни. От архиепископа Сергия (Страгородского) Святейший Тихон потребовал всенародного отречения от обновленческого раскола (см. Благодатный Огонь, №6, 2001, с. 79). До слез трогает история епископа, которого все присутствующие пинали ногами (см. Архим. Тихон (Шевкунов). «Несвятые святые», с. 433-435). Но конечно с апостольских времен существовала и так же широко применялась и тайная исповедь. Прямо древность об этом не говорит (как не говорит и о многом другом), но косвенные свидетельства есть. Вот 34-е правило святого Василия Великого: «Жен прелюбодействовавших и исповедавшихся в том… отцы наши запретили явными творити, да не подадим причины к смерти изобличенных: но повелели стояти им с верными, без приобщения, доколе не исполнится время покаяния». Святой Василий Великий жил как раз во время предполагаемой Шмеманом «революции», но говорит не от себя, а утверждает, что так «отцы наши» повелели. От апостолов его отделяет не 20 веков как Шмемана, а 2,5 или 3 века. Так что «отцы» — это по крайней мере «мужи апостольские». И в их время была тайная исповедь. Эту женщину ведь никто не заставлял каяться в грехе — она сама осознала необходимость придти к имеющему власть на земле прощать грехи, то есть к епископу или священнику, и исповедать свой грех. Если бы это был мужчина, то ему пришлось бы (думаю, что без объявления другим, в чем он кается) несколько лет стоять у врат церковных и просить со слезами у входящих прощения и молитвы. Потом несколько лет он допускался только к слушанию Писаний (видимо, изгонялся с оглашенными). Потом — годы покаяния. Затем годы стояния «с верными», но без причащения Святых Христовых Таин. А женщина все эти годы допускалась к стоянию с верными без причащения — чтобы муж не знал о ее грехе и не догадывался, так как в те времена это грозило ей смертью. Но как она могла укрыться среди верных, если они за каждой Литургией все причащались? Все причащаются — а она нет! Почему? Значит, многие молящиеся на Литургии не причащались на ней. Все это опровергает фантазии Шмемана о порядках «Ранней Церкви». Индивидуальная исповедь была, и тайна исповеди существовала, и причащались только после подготовки — и все это задолго до времени Василия Великого. * * * Далее в 4-м параграфе (с.60) Шмеман утверждает, что поскольку причащение совершается «во оставление грехов», постольку оно заменяет исповедь и делает ее ненужной. Он не учитывает того, что грехи наши повреждают наше существо гораздо более многопланово, чем болезнь. Как в болезни нужны разные способы уврачевания (одной операцией дело не обходится — нужна лечебная подготовка к операции, послеоперационное восстановление, диета, лечебная гимнастика и т.д.) так и освобождение от греха требует многих средств — мы каемся в тайне души пред Богом в домашней и церковной молитве — во оставлении грехов; мы причащаемся — во оставление грехов; мы приступаем к таинству елеосвящения (соборование) — во оставление грехов — но все же главное в оставлении грехов — это исповедь. Без нее вход в Царство Небесное невозможен. Шмеман разделяет грехи отлучающие от Церкви и те грехи, которым подвержен каждый человек. Но это разделение не имеет четкой границы. Апостол Павел утверждает: «Если мы, получив познание истины, произвольно грешим, то не остается более жертвы за грехи, но некое страшное ожидание суда и ярость огня, готового пожрать противников» (Евр. 10, 26-27). Что значит «произвольно грешить»? Думаю так: человек знает, что это грех, может этот грех не делать — и все-таки делает! Именно так согрешил Адам — и за его грех мучается грехами все человечество и «совокупно стенает» весь подчиненный человеку мир (Рим. 8, 22). Вот я, будучи в добром здравии, во время поста буду вместо картошки есть колбасу — не произвольный ли это грех? И еще! Надо различать факт греха — факты греха прощаются только исповедью — и причину греха — страсть, то есть болезнь духа, порождающую грехи. Это болезни лечатся соборованием и причащением. Причем, во всем этом должна быть человеческая составляющая — собственные усилия в борьбе с грехом. Без этих усилий — пусть не имеющих видимого успеха, без исповеди, то есть прощения Богом фактов нашей греховной жизни — страшно приступать к великой святыне — Святому Телу и Крови Христовым. Священники причащаются без исповеди, но по нужде: не всегда удается поисповедоваться перед Литургией. Для этого нужно постоянное присутствие другого священника. А в монастырях (например в Печорах Псковских) все священнослужители, которые завтра будут служить и причащаться, сегодня за вечерним богослужением исповедуются. Монахи вообще исповедуются гораздо чаще, чем причащаются — в идеале: каждый вечер. Конечно, для духовного руководства нужна опытность, которая сегодня сохранилась ли? Но для исповеди нужно исповедание грехов кающимся и совершение таинства имеющим благодать священства. Духовные катастрофы (с.61) происходит тогда, когда священник воображает себя опытным в духовной жизни и начинает «младостарчествовать». А если кто-то нуждается в твоем наставлении — помолись в тайне души Богу, осознай перед Ним свою немощь и неопытность — и Бог через тебя (священника, конечно) наставит ищущего наставления на путь истины. Заключает 4-й параграф рассуждение о власти священника прощать грехи. Эта власть — не католическое измышление, а прямое указание Спасителя. Другое дело, что католики, фактически потерявшие эту власть, оторвали ее от покаяния человека — прощались грехи (конечно без практического прощения на небе) при помощи индульгенций — за какой-то подвиг (прочитать столько-то молитв, или нанести себе столько-то ударов бичом), за участие в крестовом походе и — в конце концов! — просто за деньги. Но отрицать власть прощать грехи искренне кающимся, которой обладают православные архиереи и священники — значит, идти против Господа и Его Церкви. * * * Несколько слов в заключении. Пятый параграф призывает сочетать изложенное в главной части с современной практикой. То есть, производится характерный для Шмемана откат, цель которого — постепенное, почти незаметное врастание в ту практику, которую Шмеман предложил в главной части. Современные неообновленцы, теряя терпение, этими хитрыми советами Шмемана пренебрегают. Очень часто заставляют причащаться неготовых почти насильственно. В шестом параграфе говорится об общей исповеди. Что-то здесь можно почерпнуть и приемлемое для современного контингента исповедующихся. По правде говоря, я не очень внимательно читал шестой параграф. В произведениях Шмемана много хороших и правильных слов — и выследить в них еретические мысли довольно трудно — я устал от этого занятия. Не всегда он употребляет слова в их привычном значении, что создает дополнительные трудности для читающего. Думаю, сказанного о первых четырех параграфах достаточно, чтобы понять вред для Православия, который несет в себе публикация этого доклада в Журнале Московской Патриархии. К счастью (вот именно «Не было бы счастья да несчастье помогло») долгие годы бо́льшую часть объема Журнала Московской Патриархии занимали тошнотворные экуменические выступления и резолюции (они печатались по указанию безбожной власти — и только при этом условии она разрешала печатать в журнале и чисто церковные материалы). Поэтому церковные люди усвоили прочную привычку читать ЖМП выборочно, выуживая из него действительно интересное и полезное. Есть надежда, что и сейчас православные люди, пользуясь религиозным чутьем, не будут читать то, что вредно, как делали они это в советское время. Но эта надежда не снимает с пастырей Церкви обязанности указывать на то, что опасно для веры. Не знаю, как отозвалось творчество о. Шмемана в Америке, но в России мы имеем яркий пример разрушительной силы его идей в общинах Кочеткова, которые — находясь внутри Церкви! — имеют многие признаки тоталитарной секты. Еще и еще раз призываю православных — не изобретайте нового Православия и всячески берегитесь следовать тем, кто его изобретает. Веруйте, молитесь и живите так, как до нас веровали, молились и жили многие поколения русских людей. «Русь Святая! Храни веру Православную, в ней же тебе утверждение».
Протоиерей Владимир Правдолюбов, сентябрь 2013 года.
 Благодатный Огонь |
Русская Православная Церковь
ПРАВОСЛАВНЫЙ АПОЛОГЕТ
Богословский комментарий на некоторые современные
непростые вопросы вероучения.
«Никогда, о человек, то, что относится к Церкви,
не исправляется через компромиссы:
нет ничего среднего между истиной и ложью.»
Свт. Марк Эфесский
Интернет-содружество преподавателей и студентов православных духовных учебных заведений, монашествующих и мирян, ищущих чистоты православной веры.
В пятом (майском) номере Журнала Московской Патриархии за 2013 год напечатан доклад протопресвитера Александра Шмемана Священному Синоду Американской Автокефальной Церкви. Его название — «О таинствах исповеди и причастия» (с.54-63). Я считаю эту публикацию ошибкой редакции Журнала Московской Патриархии, так как в докладе содержатся неправильные взгляды Шмемана на Православие вообще и на таинства исповеди и причащения в особенности. Его неправота и губительность для Церкви его взглядов особенно ярко высвечиваются в создаваемых по его рецептам общинах, руководимых священником Георгием Кочетковым, чья деятельность грозит Церкви расколом. Особенно опасно, что в своем докладе американскому священноначалию о. Шмеман высказывает свои неправильные взгляды несколько затушеванно, более скрыто, чем в других работах. Так, в книге о Евхаристии он утверждает, что Церковь «больна подспудной шизофренией» (см. Благодатный огонь, №16, 2007, с. 4). А в статье: «Введение в литургическое богословие» — он утверждает, что в век Константина Великого и после него произошло «перерождение восприятия богослужения и отклонение от первохристианских духа и форм» (Протопресвитер Михаил Помазанский. «Экуменика на фоне православной литургики» // 
Во втором параграфе своего доклада Шмеман говорит: что у русских приходов в Америке «кроме религиозной, была еще и естественная база этническая, национальная, языковая… Но теперь этот иммигрантский период быстро приходит к концу» (с.56). Шмеман забывает, что русский народ несет в себе нравственные начала, которые даны в Священном Писании.
Еще одна ересь Шмемана — о православной иерархии. В докладе иерархам Шмеман касается этой темы очень осторожно. Его огорчает то, что духовенство может и должно приобщаться за каждой литургией, а миряне нет» (с. 58).
