О реальности божественных свойств

В современном богословии все чаще слышатся призывы к тому, чтобы искоренить понятия гнева и наказания из арсенала терминов, характеризующих божественные свойства. Обычно, чтобы дискредитировать утвердившееся в догматике учение о свойствах Божества, начинают «объяснять», что Богу не свойственны чувства гнева, ярости и Он не одержим желанием отомстить, подобно оскорбленному человеку. Причина, по которой Творцу это не свойственно одна – Бог есть любовь. Таким образом, вместо множественности свойств, Создателю приписывается только одно, способное, по мнению богословов, упразднить все остальные свойства. Не отвергая понятия «Бог – это любовь», попробуем доказать, что Господь имеет и другие свойства, вписывающиеся в действие Его Промысла.

Вполне закономерным может являться тот факт, что у людей, отвергающих православные понятия искупления и первородного греха, причисление Богу таких свойств как правосудие, гнев и мздовоздаяние может вызывать раздражение и побудить на, если не искоренение, то искажение данных понятий. Действительно, как быть с понятием правосудия и гнева Божия, если модернистское понимание любви представляет искупление не как заместительную и умилостивительную жертву за грех, а как исцеление от неукоризненных страстей? Не являются ли эти понятия антропоморфизмами, призванными лишь напугать жестокосердных людей и побудить их из страха пред вечными мучениями творить добро? Чтобы утвердить свое понимание Бога, модернисты склонны представить ложный, карикатурный образ Творца у своих оппонентов (как раньше это делали атеисты) и таким образом выявить его неправоту. Для этого они используют обвинение в антропоморфизме тех, кто склонен понимать гнев Божий, как отношение Бога к Своему творению. Напомним, что антропоморфиты утверждали, что Бога нужно представлять не иначе, как во всем подобным человеку, не исключая и тела, со всеми его материальными органами и членами. Но как Бог может гневаться, если это Дух, и не имеет подобных нам эмоций, рождающихся под воздействием происходящих в телесном организме процессов? Не является ли это также антропоморфизмом? – задают вопрос модернисты и отвечают: является. А раз так, то Бог не может гневаться, а только любить. Бог – есть любовь, заключают они. К тому же Бог неизменяем, поэтому в нем нет никакой перемены, Он всегда Один и Тот же.

Действительно, Бог по природе неизменяем, в нем нет и тени перемены (Иак. 1, 17). Но как тогда Он может любить творение? Не является ли и это антропоморфизмом?

В богословии есть два направления, с помощью которых дается представление о Боге: апофатическое и катафатическое. Первое направлено на отрицание любых определений, которые могут выразить полноту Божьего Существа. Нет ни одного имени, говорит св. Василий Великий, которое, объяв бы все естество Божие, достаточно было бы вполне его выразить. Второе направление, богословия - катафатическое призвано отразить те представления о Боге, которые даются в Священном Писании Самим Богом. В Библии встречается много мест, в которых Сам Бог, говоря от Своего Лица, приписывает Себе те или иные свойства, которые хотя и в слабой степени, но отображают то, что существует в Боге. Думать, что слова Божии – пустые слова и не содержат в себе ничего из того, что должно принадлежать божественной природе, было бы странно и недостойно Бога. Все свойства Божии имеют не призрачное, а предметное значение, но их нельзя полностью отождествлять со свойствами человеческой натуры, имеющей в себе много несовершенного и подчиненного земным условиям бытия. Чтобы защитить мнение, что Бог – это любовь, и ничто более, модернисты прибегают к катафатическому богословию, а для того, чтобы опровергнуть мнение, что к Богу неприменимы какие-либо другие понятия, пользуются апофатическим методом, утверждая, что Бог неописуем. Это можно назвать «богословием двойных стандартов»: то, что я хочу видеть – есть, а чего не хочу видеть – того, стало быть нет. Напомним, что такой метод «богословствования» использовали еретики евномиане. Божественная сущность, рассуждали евномиане, есть безусловная простота, чуждая всякой сложности, поэтому существу Божию может быть приписываем лишь один признак, тождественный с самим этим существом. Таким признаком, говорили они, может быть только нерожденность (отсюда у евномиан следовало, что Сын Божий не есть нерожденный, а потому не есть и Бог в том же смысле, в каком Отец есть Бог). Заблуждение евномиан имело место в то время, когда богословская база Церкви была еще на фазе своего становления, но как объяснить евномианство современных богословов, старающихся утвердить мысль о единственности свойства Божия – любви? Отцы Церкви объясняли, что простота Божия вовсе не исключает ни принадлежности к существу Божию многих свойств, ни усвоения каждому из приписываемых ему свойств действительного, существенного значения. Существо Божие, учили они, при своей простоте и несложности есть полнота совершеннейших свойств и качеств. «Ибо потому, что называется Он благим и правосудным, и Вседержителем, и Саваофом, не есть он различен и инаков. Но будучи один и тот же, бесчисленные открывает действия Божества; Он не более по одному свойству и менее по другому, но по всему подобен Себе Самому. Не по человеколюбию только велик Он, и мал по премудрости, но человеколюбие имеет равное премудрости… Он весь есть око, весь есть слух и весь есть ум. Он и свят и Вседержитель, и всех превосходит добротою, всех более и всех премудрее» (Кирилл Иерусалимский. Огласит. поучение VI, 7)

Антиномичность всех высказываний о Боге можно срезюмировать так: Поскольку Бог выше всех понятий, то одним свойством любви нельзя описать его сущность, как и отвержением всех остальных свойств нельзя сказать, что Бог не поддается описанию. Каждое из этих свойств или имен имеет свое особенное значение, т. к. каждым из них описывается какая-либо сторона существа Божия. Точно так же и вся совокупность свойств не способна выразить полного представления о Боге, но указывает на то, что относиться к Богу. Эти высказывания могут и должны звучать антропоморфно, поскольку все мы люди и выражаемся человеческим языком, но, применительно к Богу мы должны сообразовывать антропоморфное звучание Божественных свойств в несравненно возвышеннейшем представлении. Напомним, что евномиане стремились исключить другие понятия о Боге, кроме нерожденности или рассматривать их как пустые синонимические слова, ничего не выражающие о существе Божием или выражающие одно и то же. Такова цель и современных богословствующих модернистов, приравнивающих понятия Божиих гнева и правосудия к антропоморфным выражениям увидел, услышал, приклонил и делающих «мудрый вывод»: 1) Бог – это Дух, который неизменяем и всеведущ 2) если Он не может временами видеть и не видеть, слышать и не слышать, то значит не может и временами гневаться и не гневаться, радоваться и не радоваться.

Возникает вопрос: в чем же тогда образ и подобие Бога в человеке?

Обратимся к «Точному изложению православной веры» св. Иоанна Дамаскина: «Итак, под очами Божиими, веждями и зрением должно разуметь Его всесозерцающую силу и неизбежное (ни для какой твари) Его ведение, так как и мы чрез это чувство приобретаем себе совершеннейшее познание и убеждение. Под ушами и слухом - Его благоволение и принятие нашего моления; так как и мы, когда нас просят, милостивее склоняя ухо к просящим, чрез это чувство проявляем к ним нашу благосклонность. Под устами и речью - выражение Его воли, так как и мы устами и речью обнаруживаем сердечные помыслы. Под пищею и питием - наше стремление к Его воле, так как и мы чрез чувство вкуса удовлетворяем необходимой потребности нашей природы. Под обонянием - то, что показывает направленную к Нему нашу мысль, так как и мы посредством обоняния ощущаем благовоние. Под лицем - Его откровение и обнаружение Себя посредством действий, так как и наше лицо служит нашим выражением. Под руками - деятельную Его силу, так как и мы посредством рук совершаем полезные, особенно же благороднейшие наши действия. Под десницею - Его помощь в справедливых случаях, так как и мы, при совершении дел более важных, благородных и большей силы требующих, действуем правою рукою. Под осязанием - Его точнейшее познание и разумение вещей малейших и сокровенных, так как и для нас осязаемые нами вещи не могут иметь ничего в себе сокровенного. Под ногами и хождением - Его пришествие и присутствие или для вспомоществования нуждающимся, или для отмщения врагам, или для другого какого-либо действия, так как и мы посредством ног приходим куда-либо. Под клятвою - непреложность Его решения, так как и мы взаимные договоры свои утверждаем клятвою. Под гневом и яростью - Его ненависть и отвращение к злу, так как и мы то, что не согласно с нашей мыслью, ненавидим и на то гневаемся». (Кн. 1. Гл. 9.)

Из вышесказанного видно, что если телесное описание свойств Божества св. Иоанн понимает в иносказательном и метафорическом смысле, исключающем прямое понимание свойств подобно человеческим, то описание ненависти и отвращения ко злу сравнивается (но не уподобляется!) нашему отношению к тому, что мы ненавидим. Процитируем еще одну выдержку, теперь уже из более позднего догматического пособия 19 века прот. Н. Малиновского: «От антропоморфических изображений Бога в Писании должно отличать описания т. н. антропопатические, таковыми называются изображения Бога со свойственными человеку духовными состояниями, усвоение Ему например, радости, печали, гнева, веселия, раскаяния и пр. Хотя это тоже выражения образные, но имеют иное значение чем антропоморфизмы. Антропоморфизмы суть только знаки других понятий, духовных, а антропопатии – не знаки, а в собственном смысле состояния духа Божественного, только особенные, сообразные с бесконечной природою Божиею, и чуждые той греховности, недостатков и ограниченности, какие присущи состояниям духа человеческого. Кроме немощности человеческого языка выразить мысль о свойствах Духа бесконечного без употребления человекообразных выражений, глубочайшее основание для себя антропопатические изображения имеют в том, что человек есть образ Божий, что есть сродство между человеческим и Божественным духом, носящем на себе печать бесконечности в образе Божием. Христианство дает основание и оправдание человекообразности в представлениях о Божестве своим учением о том, что Слово плоть бысть (Ин. 1, 14). С. 205.

Если следовать модернистскому типу мышления, то все описания состояний Бога являются лишь синонимическими понятиями, выражающими смысл единственного свойства Божия – любви. Таким образом, подобно евномианам, модернисты низводят понятие о живом и личном Боге в степень абстрактного представления о каком-то неопределенном и бескачественном существе. Но Бог – это Личность, которая выражает Свое отношение к поступкам людей не индефферентным и беспринципным образом, как некое индуистическое божество, но как любящий Отец и Создатель, Который радуется, когда Его творение исполняет волю Божию и наоборот, огорчается и гневается, когда человек нарушает божественные заповеди. Возможен упрек в наш адрес со стороны модернистов: разве говорили мы о безличности Бога? Напрямую, конечно нет. Но весь ход ваших мыслей направлен на то, чтобы сформировать отношение человека к Богу, как к некоей безличной силе, которая лишь раздает свою благодать, а не промышляет в мире как личность, постоянно вмешиваясь в ход событий, чтобы помочь человеку в борьбе с грехом. Справедливый упрек прот. Н. Малиновского направленный в адрес пантеистам, может быть отнесен и к современным модернистам: «Неразумная слепая сила не может произвести разум, из бессознательного не может произойти сознание. Усвояя на этом основании духовные совершенства Существу всесовершеннейшему, разум при этом, очевидно усвояет их Богу не потому, что их имеет человек (это было бы антропоморфизацией Божества), а потому, что они первоначально и в высшей степени заключаются в Боге и человеческие совершенства суть лишь отображение бесконечных совершенств Его первообраза и Творца. Таким образом, здесь является теоморфизация человечества, а не антропоморфизация Божества. – С другой стороны, если исключить из понятия о Боге мысль о Нем, как о всесовершеннейшем Духе, то останется недостойное Бога представление о Нем, как о силе хотя и всемогущей, но неразумной, слепой, чисто физической, превосходнее которой был бы человек, одаренный разумом. Нельзя при этом представлять Бога только разумным началом бытия, но не личным существом, - каким-то чистым мышлением, каким-то абсолютным, и однако же не личным, не самосознающим разумом, как учат некоторые пантеистические системы».

В чем же опасность такой веры в Бога? Ведь ни бытие Святой Троицы, ни другие из догматов, принятых на Вселенских Соборах не отвергаются? Но для того, чтобы исказить учение о Боге врагу достаточно внести извращенное понимание в природу отношений между Творцом и Его любимым творением. Представьте себе человека, который не верит в реальность наказания и, хотя и считает Бога личностью, но все случающееся с ним в жизни, расценивает подобно повзрослевшему подростку, принимающему наказания от любящих до беспамятства его родителей с расчетом, что в будущем они обязаны его облагодетельствовать (модернистское учение о посмертной амнистии всех грешников мы рассмотрим в дальнейшем). Возможен и другой вариант: у человека может возникнуть впечатление, что если Бог никого не наказывает и не награждает, то нужно награждать себя самому, а уж чтобы наказать себя – этого я не допущу. Вся суть в том, как правильно распорядиться плодами той божественной энергии любви, которая распространяется от Бога, который ни во что не вмешивается. Это можно сравнить с положением английской королевы: ее титул еще никто не отменял, но все англичане прекрасно знают кому в стране принадлежат полномочия власти. В модернистском богословии, формально признавая личностное бытие Бога, представляют все свойства Божии в одно – любовь, которая своей энергийной бытийностью перечеркивает право Творца наказывать и награждать, карать и миловать.