Протопр. Михаилъ Польскій († 1960 г.). 
НОВЫЕ МУЧЕНИКИ РОССІЙСКІЕ. 
Первое собраніе матеріаловъ. Jordanville, 1949.

 

Глава 29. 
Государь Императоръ Николай II-й и его Семья.    

Русская эмиграція, въ горькомъ сознаніи общероссійской вины предъ Государемъ и его Семьей, сосредоточила свое сугубое вниманіе на ихъ трагической судьбѣ и собрала о нихъ обширнѣйшій матеріалъ.

Но для ихъ славы въ Церкви земной, — ибо Государь и Его Семья уже святы у Бога, — Церковь ищетъ въ нихъ назиданія своимъ членамъ, примѣра для подражанія, образца благочестія, добрыхъ дѣлъ, любви для нея и для отечества или ближнихъ, подвига жизни и смерти, святыню невинныхъ страданій. Для нея нужны религіозныя и духовно-нравственныя черты ихъ характеровъ и дѣлъ.

Этой спеціальной задачѣ собиранія такого матеріала о ихъ жизни, настоящій очеркъ служитъ только началомъ, въ ожиданіи, что другіе многіе принесутъ еще больше, и, собранное и соединенное въ одно, эти матеріалы составятъ «Житіе и страданія Царя-Мученика Николая Втораго и его Семьи», которыя послужатъ на землѣ прославленію ихъ въ ликѣ святыхъ и къ назиданію церковнаго народа во спасеніе душъ къ жизни вѣчной. 
 

 

I.

Съ высокими, чистыми, идеальными стремленіями началъ свое царствованіе 26-лѣтній Государь Императоръ Николай Александровичъ. По личному побужденію онъ дерзновенно обратился ко всѣмъ державамъ съ предложеніемъ сократить вооруженія и созданіемъ третейскаго суда въ международныхъ спорахъ предотвратить грядущія войны. Конференція мира была созвана въ Гаагѣ 18 мая 1989 г. и приняла общій принципъ о мирномъ разрѣшеніи международныхъ столкновеній. Въ дальнѣйшемъ «Лига Націй», а теперь «Организація Объединенныхъ Націй» явились прямыми преемниками «Гаагскаго международнаго Трибунала». Когда въ ноябрѣ 1921 г. собралась Вашингтонская конференція по вопросу о морскихъ вооруженіяхъ, то президентъ Америки Гар/с. 219/дингъ, въ вступительной рѣчи, заявилъ: «Предложеніе ограничить вооруженія путемъ соглашенія между державами не ново. При этомъ случаѣ, быть можетъ умѣстно вспомнить благородныя стремленія, выраженныя 23 года назадъ въ императорскомъ рескриптѣ Его Величества Императора Всероссійскаго. Приведя почти цѣликомъ «ясныя и выразительныя» слова русской ноты, Гардингъ добавилъ: «Съ такимъ сознаніемъ своего долга Его Величество Императоръ Всероссійскій предложилъ созывъ конференціи, которая должна была заняться этой важной проблемой».

Такъ Государемъ совершенъ починъ мірового значенія. Его идея возродилась снова и снова и нынѣ осуществляется еще съ большей настойчивостью. «Блаженны миротворцы, ибо они сынами Божіими нарекутся». Но трагично было именно то, что первая созванная имъ конференція отвергла главное предложеніе Государя — сокращеніе вооруженій и военныхъ бюджетовъ, и ему самому пришлось вести три войны — съ Китаемъ, Японіей и первую міровую.

Въ первую міровую войну онъ проявилъ исключитсльное мужество въ защитѣ сербовъ. Нѣсколько десятковъ тысячъ сербовъ при отступленіи изъ родной земли, въ 1915 г., не выдержали страшнаго похода черезъ грозныя ущелья и снѣговые перевалы Албанскихъ горъ и, придя къ берегу моря въ г. Валлону, массами стали падать отъ истощенія. Союзники не только не позаботились о ихъ спасеніи, но совершенно равнодушно смотрѣли со своихъ кораблей, какъ умирали люди славянской земли. Въ этотъ страшный моментъ Императоръ Николай Александровичъ послалъ главамъ правительствъ, союзныхъ намъ странъ, телеграмму, въ которой требовалъ немедленно вывезти сербовъ съ Албанскаго побережья и спасти. Въ противномъ случаѣ Государь пригрозилъ, что онъ будетъ считать гибель сербовъ актомъ величайшей человѣческой безнравственности и откажется отъ своихъ союзниковъ и выйдетъ изъ числа воюющихъ. Эта телеграмма возымѣла немедленно дѣйствіе и десятки итальянскихъ, французскихъ и англійскихъ пароходовъ вывезли умирающую сербскую армію и ушедшихъ съ нею жителей на островъ Корфу. Злоба людская не простила Государю этого заступничества и изъ Лондона и Парижа поползли слухи, что молъ Русскій Государь хочетъ заключить сепаратный миръ.

Въ дѣлахъ самого большого государственнаго значенія Государя не покидало руководившее имъ чувство милосердія. Когда въ концѣ 1908 г. ему представленъ былъ грандіозный планъ индустріализаціи страны, требовавщій огромныхъ денегъ, которыхъ /с. 220/ не было, онъ сказалъ: «Петръ имѣлъ мало денегъ и употреблялъ принудительный трудъ и это стоило ему милліонъ жизней его подданыхъ... осуществленіе нашихъ проэктовъ будетъ стоить отъ 10 до 15 милліоновъ преждевременныхъ смертей моихъ подданыхъ... я не могу сознательно идти на жертву милліоновъ моихъ подданыхъ, а потому мы должны терпѣть». Когда ему было указано, что успѣхъ будущей войны связанъ съ индустріализаціей, Государь отвѣтилъ: «Будемъ надѣяться на Бога. Если война будетъ короткая, мы ее выиграемъ, ну а если длинная, то, значитъ, такова наша судьба». Всѣ эти уже готовые проэкты осуществляются большевиками какъ разъ тѣми способами, отъ которыхъ Государь отказался: мучительной гибелью десятковъ милліоновъ людей.

Еще маленькимъ ребенкомъ будущій Импепаторъ былъ трогательно, кротко боголюбивъ. Онъ очень любилъ изображеніе Божіей Матери, эту нѣжность руки, объявшей Младенца. Онъ всегда завидовалъ брату, что его зовутъ Георгіемъ, потому что у него такой красивый святой, убивающій змѣя. Это былъ ребенокъ, ласковый, уступчивый, вѣжливый отъ природы, обожавшій Отца и Мать. Еще будучи неграмотнымъ, Ника отдавался весь настроеніямъ, навѣваемымъ Пушкинскими стихотвореніями, выбранными для ребенка. Онъ увлекался пѣніемъ птичекъ въ своемъ дворцовомъ саду, и, заслушавшись, мальчикъ какъ бы уходилъ изъ этого міра: онъ преображался, какъ бы замиралъ, а выраженіе его глазъ было настолько неземное, что другія дѣти, замѣтивъ это настроеніе въ Никѣ, просили его: — «Ну, Ника, еще разъ послушай пѣнія»! — И Ника, застѣнчиво краснѣя, возвращался къ обыденной жизни. Онъ росъ святымъ мальчикомъ, готовымъ молиться о спасеніи жизни маленькой птички, выпавшей изъ гнѣзда своей матери: «Надо помолиться за воробушка: пусть его Боженька не беретъ, — мало у него воробьевъ?» — сказалъ онъ при такомъ случаѣ, когда птичка казалась умирающей. И это непрерывно свѣтлое христіанское настроеніе никогда, съ самаго ранняго дѣтства и до самой смерти, не оставляло Его.

Государь готовъ былъ всегда услужить всѣмъ, безъ различія положенія. Въ Дармштадтѣ, во время прогулки инкогнито, онъ подбѣжалъ, поднялъ и подалъ потерянный пакетъ кучеру почтоваго фургона и тѣмъ спасъ почталіона отъ служебныхъ непріятностей. Таково было смиренное христіанское сердце юнаго Русскаго Государя.

Одна еврейка, не имѣвшая права въѣзда въ Петербургъ, и получившая отказъ въ этомъ, обратилась на Высочайшее имя съ /с. 221/ просьбой, разрѣшить ей пріѣхать къ больному сыну. Государь положилъ резолюцію: «не можетъ быть такого закона, который не позволилъ бы матери пріѣхать къ больному сыну».

Государь тратилъ, какъ теперь доподлинно установлено, на дѣла благотворительности и неожиданную помощь колоссальныя суммы изъ личныхъ средствъ, ограничивая въ тоже время себя въ личномъ обиходѣ. Онъ носилъ много разъ штопанную одежду... Черезъ любимую учительницу своихъ дѣтскихъ лѣтъ, имѣвшую къ нему доступъ во всякое время, Государь освобождалъ отъ платы учащихся своими взносами и отпускалъ крупныя суммы на благотворительность изъ своихъ личныхъ средствъ. Послѣ бесѣды съ нею онъ всегда шопотомъ просилъ ее никому ни слова не говорить о его помощи. И она, памятуя просьбу Царя, никому въ своемъ вѣдомствѣ не говорила, кто даетъ эти средства.

Во время маневровъ подъѣзжалъ экипажъ съ завтракомъ для Государя и Его свиты. «А для нихъ закуска имѣется?» — спросилъ Государь, показывая на солдатъ, державшихъ лошадей его и его свиты. Оказалось, что для нихъ ничего не приготовлено. И только тогда, когда всѣ солдаты получили свою долю, Государь подошелъ къ своему завтраку. Послѣ этого для солдатъ свиты также всегда привозили пищу.

Обходя одинъ военный лазаретъ, Государь увидѣлъ, что у койки одного хирургическаго больного стоитъ часовой. Узнавъ, что на койкѣ лежитъ подлежащій военному суду дезертиръ — «самострѣлъ», котораго ожидаетъ, по выздоровленіи, самая тяжкая кара, Государь сказалъ: «скажите кому слѣдуетъ, что я прощаю этого преступника. Довольно съ него одной русской пули, наказавшей его»... И преступникъ послѣ выздоровленія былъ помилованъ.

Посѣщенія Государемъ лазаретовъ съ ранеными были преисполнены самыхъ трогательныхъ эпизодовъ, въ которыхъ состраданія его сердца были явлены не только въ словахъ и дѣлахъ милосердія, но и въ слезахъ, которыя онъ едва могъ скрывать. Въ вестибюлѣ покидаемаго лазарета онъ одѣвалъ шинель и крупныя слезы капали изъ его глазъ, ибо только что одинъ лишенный рукъ и ногъ просилъ: «ты все можешь, Государь, прикажи, чтобы меня умертвили...»

Служащій, попавшій подъ взысканія и наказанія, страдающій отъ своей оплошности, могъ испытать всю чуткость Государя, который всячески старался показать, что онъ простилъ виновнаго. Проявленія этой обыкновенной чуткости Государя, переходящей границы обычной человѣческой доброты, вниманія и ласки, испы/с. 222/тали на себѣ близкіе къ нему люди, которыхъ служба соприкасала съ нимъ. Они видѣли, что эти чувства могъ проявить только человѣкъ родной, только отецъ, который при промахѣ своего сына, самъ страдаетъ отъ стыда и вины, которые испытываетъ сынъ и нѣжно и ласково устраняетъ это страданіе сугубымъ вниманіемъ. Такъ, по оплошности другихъ, одинъ офицеръ на кораблѣ, сопровождавшемъ яхту Государя, попалъ подъ арестъ. Выяснивъ эту ошибку, Государь не только обласкалъ пострадавшаго, но и перевелъ его на свою яхту.

Послѣ одного парада Государю предложили смотрѣть казачью джигитовку. «Нѣтъ, нѣтъ, — отвѣтилъ Государь, — я знаю какъ это красиво, но въ прошлый разъ разбился одинъ казакъ и послѣ этого мы не можемъ себѣ позволить такое удовольствіе»...

Подписывая награжденія орденомъ св. Георгія за взятіе непріятельской батареи кавалерійской атакой и видя, что этотъ подвигъ стоилъ слишкомъ большихъ потерь, Государь съ грустью и недовольствомъ сказалъ: «для чего же мнѣ эта батарея?..» Частный маленькій успѣхъ, конечно, не стоитъ такихъ жертвъ.

Начальникъ жандармовъ обѣщалъ Государю, что сотню лѣтъ не будетъ никакой революціи въ Россіи, если Государь позволитъ произвести пятьдесятъ тысячъ казней. Императоръ съ ужасомъ и негодованіемъ отвергъ это предложеніе. За все его царствованіе количество казней едва ли превышаетъ четыре тысячи, за тѣ уголовныя и политическія убійства и грабежи, за которыя законы всѣхъ странъ міра также караютъ. Ни въ какой пролитой въ его царствованіе крови Государь не былъ повиненъ, ибо каралъ законъ. Но какъ ничтожно это количество неизбѣжныхъ жертвь для охраны общественнаго благополучія передъ тѣми десятками милліоновъ убійствъ, которое потомъ совершили убійцы и самого Императора.

Революціонную болѣзнь Государь былъ всегда готовъ лѣчить милостью и прощеніемъ, если только искали ихъ. Невѣста одного студента, приговореннаго къ смертной казни по политическому дѣлу, поздно вечеромъ подала флигель-адъютанту Государя прошеніе о помилованіи. Такъ какъ исполненіе приговора было назначено на слѣдующій день, то адъютантъ дерзнулъ просить царскаго камердинера вызвать Государя изъ спальни. Выйдя, Государь написалъ телеграмму министру юстиціи о пріостановкѣ исполненія приговора, и, крѣпко пожимая руку полковника, похвалилъ его за смѣлость и рѣшительность, и за данную самому Государю возможность сдѣлать доброе дѣло. Государь не только помиловалъ студента, но даже отправилъ его въ Крымъ на лѣченіе ту/с. 223/беркулеза, причемъ деньги на это были выданы изъ собственныхъ средствъ Государя.

Государь любилъ простыхъ людей. Особенно онъ хорошо относился къ докторамъ, священникамъ и другимъ простымъ чинамъ. Во внутреннемъ мірѣ крестьянства, составлявшаго три четверти его подданыхъ, Государь искалъ тѣ черты, которыя были ему дороги. Его простую, незлобивую, безпритязательную, глубоко-вѣрующую, застѣнчивую натуру, тянуло къ безхитростнымъ людямъ, съ душею простого русскаго человѣка. Это любовное чувство къ народу наблюдали всѣ во время многочисленныхъ разговоровъ его съ крестьянами. Государь однажды обнялъ и поцѣловалъ старика, который отъ волненія и чувствъ не могъ произнести заготовленную рѣчь, ибо эти чувства были Государю дороже словъ. Въ преданность и вѣрность себѣ этого народа онъ вѣрилъ до самой своей смерти.

Въ высказываніяхъ Государя о своихъ врагахъ никогда нельзя было уловить ни малѣйшаго оттѣнка раздраженія. На выраженное, однажды, по этому поводу удивленіе Государь сказалъ: «Эту струну личнаго раздраженія мнѣ удалось уже давно заставить въ себѣ умолкнуть. Раздражительностью ничего не поможешь, да къ тому же отъ меня рѣзкое слово звучало бы обиднѣе, чѣмъ отъ кого-нибудь другого».

Что бы ни происходило въ душѣ Государя, онъ никогда не мѣнялся въ своихъ отношеніяхъ къ окружающимъ его лицамъ. Въ минуту страшной тревоги за жизнь единственнаго сына, въ которомъ сосредоточилась вся его нѣжность, и кромѣ нѣкоторой молчаливости и еще большей сдержанности, въ немъ ничѣмъ не сказывались пережитыя имъ страданія. Въ дни, когда на выздоровленіе больного было мало надежды, министръ спросилъ его о состояніи Цесаревича. И онъ отвѣтилъ тихимъ и спокойнымъ голосомъ, полнымъ простоты и правды: «надѣемся на Бога».

 

Государь обладалъ выдающимися качествами человѣка и правителя, но любимымъ его выраженіемъ по своему адресу въ узкомъ домашнемъ кругу было: «я человѣкъ сѣрый». Онъ одаренъ былъ безграничной памятью, исключительной умственной силой, глубокими и разносторонними познаніями, сильной, дисциплинированной волей, нравственной серьезностью и постояннымъ сознаніемъ отвѣтственности. Онъ преданъ былъ своимъ идеямъ и защищалъ ихъ съ терпѣніемъ и упорствомъ. Онъ имѣлъ задолго продуманные планы, осуществленія которыхъ медленно достигалъ. Подъ видимостью робости Царь имѣлъ сильную душу и мужественное сердце, непоколебимо вѣрное. Онъ зналъ куда онъ идетъ и чего /с. 224/ онъ хочетъ. Благодаря совершенной честности, онъ всегда былъ рабомъ своего слова. Его вѣрность въ войнѣ союзникамъ, которая и была причиной его смерти, какъ нельзя лучше доказываетъ это. А что такое была политическая вѣрность вообще и въ наши времена особенно?..

Въ вѣкъ агитаціи и пропаганды, искажающую всякую правду, онъ бы удивлялъ своей постоянной правдивостью. Давая инструкцію для описанія непопулярной въ массахъ и злополучной русско-японской войны онъ сказалъ: «Работа должна быть обоснованной исключительно на голыхъ фактахъ... намъ умалчивать нечего, такъ какъ крови пролито больше, чѣмъ нужно... героизмъ достоинъ быть отмѣченнымъ наряду съ неудачами. Неизмѣнно нужно стремиться къ возстановленію исторической истины во всей ея неприкосновенности». Государь былъ непримиримымъ врагомъ всѣхъ попытокъ идеализировать то, что не достойно, онъ говорилъ и требовалъ всегда только правду. Ея одной онъ всюду искалъ.

Во всякой странѣ глава правительства отвѣчаетъ за неудачи и успѣхи. Вся тяжесть послѣдняго слова лежитъ на немъ, самая верхушка разрѣшенія вопросовъ — да или нѣтъ, война или не война, впередъ или назадъ, направо или налѣво? Вотъ это и было полемъ жизненной битвы Императора Николая ІІ-го. И если онъ дѣлалъ ощибки, какъ говорятъ, то какой же правитель не дѣлалъ ихъ? Мы цѣнимъ въ немъ не только чистоту и святыню побужденій, намѣреній и цѣлей, но и самыхъ средствъ ихъ осуществленія, опредѣлявшихся его характеромъ, безупречнымъ по честности и правдивости. Онъ весь былъ проникнутъ сознаніемъ святыни своего служенія. 
 

 

II.

«Первенствующая и господствующая въ Россійской Имперіи вѣра есть Христіанская Православная Каѳолическая Восточнаго Исповѣданія. Императоръ, Престоломъ Всероссійскимъ обладающій, не можетъ исповѣдывать никакой иной вѣры, кромѣ Православной. Императоръ яко Христіанскій Государь, есть верховный защитникъ и хранитель догматовъ господствующей вѣры и блюститель правовѣрія и всякаго въ Церкви святой благочинія».

Таковы были обязанности и права Перваго Мірянина Церкви, Императора Всероссійскаго, согласно статьей 62-64 начальныхъ главъ Свода Законовъ Россійской Имперіи. И въ лицѣ Государя Николая Александровича всѣ міряне имѣли въ Церкви своего лучшаго и достойнѣйшаго представителя, по истинѣ «Благочести/с. 225/вѣйшаго», какѣ онъ титуловался за богослуженіемъ. Онъ быль истиннымъ покровителемъ Церкви и попечителемъ о всякомъ ея благѣ.

Предъ годиной величайшихъ испытаній, тяжкихъ страданій и внѣшнихъ потерь Русская Церковь имѣла въ послѣднее царствованіе время самаго славнаго расцвѣта, полноту и силу высшаго своего развитія.

Количество церквей въ его царствованіе увеличилось болѣе чѣмъ на 10 тысячъ. Ихъ стало къ концу царствованія 57 тысячъ. Количество монастырей увеличилось болѣе чѣмъ на 250. Ихъ стало 1025. Обновляются древніе храмы. Царь самъ участвуетъ при закладкѣ и освященіи многихъ новыхъ. Онъ жертвуетъ на ихъ построеніе свои личныя средства [1]. Посѣщаетъ храмы и монастыри во всѣхъ углахъ страны, принося благоговѣйное поклоненіе мѣстнымъ святынямъ — святымъ мощамъ и чудотворнымъ иконамъ. Участвуетъ въ юбилейныхъ торжествахъ въ память разныхъ россійскихъ святыхъ или церковныхъ событій. Особенно заботится объ основаніи православныхъ братствъ по укрѣпленію православія въ инославныхъ областяхъ. Духовно-просвѣтительная миссіонерская дѣятельность среди татаръ Казанской епархіи пользуется его особымъ вниманіемъ и въ крещено-татарскихъ школахъ первые десять учениковъ содержатся на его средства. Царь подчеркиваетъ исключительное назначеніе «школьнаго образованія и воспитанія крестьянскихъ дѣтей въ нераздѣльной связи съ церковью и приходомъ» и количество церковно-приходскихъ школъ возрастаетъ до 37 тысячъ.

Выдѣленіе Холмской губерніи изъ царства Польскаго произошло исключительно въ интересахъ Православія, притѣсняемаго поляками, и безъ ущерба для ихъ исповѣданія. Еще ранѣе этого Государь писалъ на одномъ изъ докладовъ: «Поляки безвозбран/с. 226/но да чтутъ Гоcпода по Латинскому обряду, русскіе же люди искони были и будутъ православными и вмѣстѣ съ Царемъ своимъ и Царицей выше всего чтутъ и любятъ родную Православную Церковь».

17 апрѣля 1905 г., на Пасху, изданъ былъ законъ о вѣротерпимости. Всякому совершеннолѣтнему русскому подданному предоставлялось право исповѣдывать любое христіанское ученіе. Старообрядцамъ и сектантамъ отдавались ихъ молитвенные дома. Въ 1906 г. было создано Предсоборное Присутствіе, которое усердно проработало и оставило цѣннѣйшіе матеріалы по всѣмъ вопросамъ церковнаго устройства. Это уже была подготовка для Церковнаго Собора 1917 г.

Много Царь потрудился для славы Церкви. Имъ сдѣлано было все для духовнаго спасенія Россіи въ лонѣ ея.

Въ основаніе всего въ своемъ Царствѣ Государь полагаетъ не иное что, какъ благочестіе, самъ лично давая примѣръ его, глубокаго, чисто древле-русскаго, любви къ благолѣпію службъ церковныхъ, почитанія святынь, усердіе къ прославленію великихъ подвижниковъ святой богоугодной жизни. Господь прославилъ послѣднее русское царствованіе болѣе частымъ открытіемъ угодниковъ, чѣмъ это даже было во времена древнія. Были прославлены:

Святитель Феодосій Углицкій, архіеп. Черниговскій 9 сент. 1896 г.

Преподобный Серафимъ Саровскій 19 іюля 1903 г.

Св. Кн. Анна Кашинская 12 іюня 1909 г.

Преп. Кн. Евфросинія Полоцкая 23 мая 1910 г.

Святитель Іоасафъ, епископъ Бѣлгородскій 4 сент. 1911 г.

Святитель Гермогенъ, Патріархъ Московскій 17 февр. 1913 г.

Святитель Питиримъ, епископъ Тамбовскій 28 іюля 1914 г.

Святитель Іоаннъ, митрополитъ Тобольскій 10 іюня 1916 г.

Послѣ открытія мощей св. Тихона Задонскаго въ 1861 г., сопровождавшагося народнымъ энтузіазмомъ и многими чудесами, по Россіи распространился слухъ, будто бы Императоръ Александръ II выразился, что это будетъ послѣдній святой въ Россіи. Не вѣрится, чтобы Государь могъ сказать такую фразу, но самый фактъ распространенія такого слуха достаточно характеризуетъ тогдашнія общественныя настроенія.

/с. 227/ Но Всероссійская Церковь въ лицѣ своихѣ пастырей и благочестиваго народа съ трогательнымъ умиленіемъ и съ благочестивой радостью при малѣйшей возможности прославляла своихъ праведниковъ. Массы народныя однихъ націй увлекаются спортомъ и развитіемъ физической силы и ловкости, другихъ — музыкой и пѣніемъ, а нашъ русскій народъ преимущественно почиталъ славныя дѣла Божіи, являемыя на землѣ черезъ святыхъ Его угодниковъ и когда онъ слышалъ о появленіи гдѣ-либо новаго угодника Божія, то стремился туда всей душей. Паломничество по святымъ мѣстамъ — излюбленное дѣло русскаго народа. И ни на одно торжество не собиралось у насъ въ Россіи такого множества народа, какъ на открытіе мощей. И это происходило при наличіи полнаго недовѣрія къ сему со стороны нашихъ руководящихъ круговъ.

Благословенно имя Государя Николая Александровича за то, что онъ такъ смѣло пошелъ навстрѣчу этому поистинѣ церковному и народному дѣлу.

Надо признать, что Первый Мірянинъ Церкви въ дѣлѣ прославленія святыхъ духовно шелъ впереди Сѵнода, находившагося подъ извѣстнымъ вліяніемъ вѣка. Здѣсь онъ дважды проявилъ свою самодержавную волю въ отношеніи Сѵнода. Въ первый разъ это было въ дѣлѣ прославленія св. Іоасафа Бѣлгородскаго. Съ нетерпѣніемъ ожидая назначенія Сѵнодомъ торжества прославленія, Царь не счелъ себя, однако вправѣ торопить Сѵнодъ. Но когда состоялось мнѣніе Сѵнода о необходимости отложить это торжество, то Государь, не согласившись съ его доводами, самъ назначилъ срокъ его. Второй разъ его воля была проявлена въ дѣлѣ прославленія св. Іоанна, митрополита Тобольскаго. Таково значеніе личности Государя въ дѣлѣ канонизаціи святыхъ и такъ велико его благочестіе, давшее ему рѣшимость вести это дѣло, не смотря на препятствія, которыя даже Сѵнодъ видѣлъ въ мнѣніяхъ и колебаніяхъ такъ называемаго образованнаго общества. Государь не имѣлъ этого страха предъ мнѣніемъ невѣрующей и непатріотической интеллигенціи. Онъ былъ чуждъ ей, живя одной душей съ своимъ православнымъ церковнымъ народомъ.

Не беря на себя спеціальнаго права наставлять народъ въ вѣрѣ православной, Государь давалъ это назиданіе при такихъ поводахъ прославленія святыхъ.

О преп. Кн. Аннѣ Кашинской онъ писалъ: «Въ теченіе своей жизни она была образцомъ христіанской супруги и матери, отличаясь христіанской любовью къ бѣднымъ и несчастнымъ, проявляя /с. 228/ искреннее благочестіе, мужественно перенося всевозможныя испытанія».

О преп. Евфросиніи Полоцкой: «Свято прошедшая поприще указанное ей Божественнымъ Промысломъ, да пребудетъ Святая Княжна для всего Бѣлорусскаго народа на вѣки яркою путеводною звѣздою, указывающей правду Православія».

О святителѣ Іоасафѣ Бѣлгородскомъ: «Благодатнымъ предстательствомъ Святителя Іоасафа да укрѣпляется въ Державѣ Россійской преданность праотеческому Православію во благо всего народа Русскаго».

О Патріархѣ Гермогенѣ: — «примѣръ коего да свѣтитъ въ настоящія и будущія времена».

О святителѣ Іоаннѣ митроп. Тобольскомъ: «Пріемлю предположенія Святѣйшаго Сѵнода (о прославленіи) съ умиленіемъ и съ тѣмъ большнмъ чувствомъ радости, что вѣрю въ предстательство Святителя Іоанна Максимовича въ эту годину испытаній за Русь Православную».

Относительно о. Іоанна Кронштадтскаго онъ далъ завѣщаніе о прославленіи его въ будушемъ, смѣло высказавъ свое мнѣніе о немъ тотчасъ по его кончинѣ (12 февр. 1909 г.) въ такихъ словахъ: «Неисповѣдимому Промыслу Божію было угодно, чтобы угасъ великій свѣтильникъ Церкви Христовой и молитвенникъ Земли Русской, всенародно чтимый пастырь и праведникъ о. Іоаннъ Кронштадтскій». Далѣе, «по собственному духовному влеченію и по силѣ основныхъ законовъ, будучи первымъ блюстителемъ интересовъ и нуждъ Церкви Христовой», Государь предлагаетъ дѣлать всенародное молитвенное поминовеніе почившаго, ежегодно ознаменовывая имъ день его кончины, и ожидаетъ, что это «внесетъ свѣтъ утѣшенія въ горе народное и зародитъ на вѣчныя времена живой источникъ вдохновенія будущихъ служителей и предстоятелей Алтаря Христова — на святые подвиги пастырскаго дѣланія».

Дѣйствительно, этотъ великій приходской священникъ, прославившійся въ міру во времена Государя, какъ угодникъ Божій, явился поистинѣ и навсегда образомъ пастырей, и въ началѣ грядущаго возрожденія Россіи, какъ горящая свѣча, надо надѣяться, будетъ поставленъ въ церковномъ прославленіи на подсвѣчникѣ «да свѣтитъ всѣмъ въ домѣ» (Матф. 4, 15) нашемъ новомъ, вдохновляя пастырей къ чрезвычайнымъ трудамъ.

Въ жизни Царской Четы исключительное значеніе имѣло ея непосредственное участіе въ прославленіи преп. Серафима, Саровскаго чудотворца. Государыня Императрица Александра Феодоровна, страстно хотѣвшая имѣть сына, съ чувствомъ глубокой вѣ/с. 229/ры поѣхала въ Саровъ на богомолье, молиться у мощей преп. Серафима о дарованіи ей сына. И въ память саровскихъ торжествъ послѣ рожденія Цесаревича, престолъ нижней части церкви, построенной въ Царскомъ Селѣ, и особенно посѣщаемой Царской Семьей, былъ освященъ во имя преп. Серафима, а верхняя часть во имя Феодоровской иконы Божіей Матери, чтимой Царственнымъ Домомъ Романовыхъ.

Вечеромъ 17 іюля 1903 г. Ихъ Величества прибыли въ Саровъ и ровно въ 11 ч. ночи, Государь, пересѣкая въ ширину монастырскій дворъ, отправился въ келью іеросхимонаха Симеоиа для исповѣди, откуда вышелъ лишь около 12 ч. ночи. Рано утромъ, на другой день, совершенно неожиданно, Ихъ Величества пришли къ ранней обѣднѣ. Внезапное появленіе ихъ за ранней обѣдней въ Успенскомъ Соборѣ произвело сильное впечатлѣніе на народъ. Царь и Царица явились туда безъ свиты, какъ простые богомольцы, прошли черезъ переполненную церковь на лѣвую сторону, гдѣ въ придѣлѣ совершалась ранняя литургія. Послѣ причашенія Ихъ Величествъ причастилось человѣкъ 50 простыхъ богомольцевъ. 19 іюля наступилъ день великаго торжества для Саровской обители. Большой монастырскій колоколъ призывалъ къ поздней литургіи. Торжественный выходъ Царя съ Царицей въ соборъ начался почти за первымъ ударомъ колокола. Вдругъ неожиданный порывъ вѣтерка выбиваетъ раскрытый зонтикъ изъ рукъ Императрицы. Минутная остановка. Проворная черничка изъ перваго ряда несмѣтной толпы, схватившая моментально съ деревяннаго настила зонтикъ, передала его Царицѣ, цѣлуя ея руку [2]. Компаніонки чернички, пользуясь моментомъ остановки, тоже бросаются на мостикъ къ ногамъ Царицы, и не сдерживая выраженій своихъ чувствъ, съ причитаніями цѣлуютъ края ея платья, а одна съ плачемъ кричитъ громко: «Матушка ты наша родная, Царица-сиротинушка! Господь тебѣ сыночка-то не даетъ, несчастной»... Моментъ былъ потрясающій. Капли слезъ скатились тогда съ глазъ Императрицы, хотя ни одинъ мускулъ ея лица не дрогнулъ. Государь, видимо въ замѣшательствѣ, оправилъ усъ. Шествіе продолжалось.

По одному мѣткому выраженію, народъ русскій православный никого такъ на землѣ не любитъ, какъ своего царя, и на небѣ святыхъ угодниковъ Божіихъ. И вотъ, собираясь на поклоненіе своимъ святымъ угодникамъ, народъ видитъ среди себя и Царя сво/с. 230/его, раздѣляющаго съ нимъ ту же вѣру и тѣ же чувства. Все видѣнное въ Саровѣ произвело громадное впечатлѣніе на Императрицу. Во время пути и пребыванія здѣсь Государыня была въ общеніи съ крестьянами, которыхъ она всегда любила. Она не стѣснялась говорить съ ними и говорила съ ними какъ съ дѣтьми, а они, встрѣчаясь съ нею запросто, въ свою очередь полюбили ее. Среди лѣсовъ и глубинъ Россіи въ саровскіе дни Царственная Чета соприкоснулась съ живымъ источникомъ непосредственной вѣры среди простого народа, въ благія силы души котораго вѣрила она до конца своихъ дней. 
 

 

III.

Принцесса Алиса Гессенская, будущая русская Императрица Александра Феодоровна, шести лѣтъ отъ роду лишилась матери и жила обычно у Англійской королевы Викторіи, которая всю свою любовь и нѣжность перенесла съ любимой умершей дочери на внучку. Принцесса никогда не была нѣмкой ни по уму, ни по сердцу, получивъ образованіе и воспитаніе при англійскомъ дворѣ. Двѣнадцати лѣтъ она была въ Россіи на свадьбѣ своей сестры Елизаветы Феодоровны съ Великимъ Княземъ Сергѣемъ Александровичемъ и познакомилась съ шестнадцатилѣтнимъ Наслѣдникомъ Престола Великимъ Княземъ Николаемъ Александровичемъ, будущимъ своимъ супругомъ. Уже въ это время они обратили вниманіе другъ на друга и при новыхъ встрѣчахъ горячо и навсегда полюбили другъ друга.

Однако, явилось препятствіе къ браку, которое исключительно ярко характеризуетъ принцессу Алису. Ея глубоко вѣрующая и прямая, искренняя, честная натура воспротивилась перемѣнѣ исповѣданія для того, чтобы стать невѣстой и женой Наслѣдника русскаго престола. «Единственное препятствіе или пропасть между ней и мною — это вопросъ религіи — пишетъ въ дневникѣ Наслѣдникъ въ 1891 г. Кромѣ этой преграды, нѣтъ другой; я почти убѣжденъ. что наши чувства взаимны! Все въ волѣ Божіей. Уповая на Его милосердіе, я спокойно и покорно смотрю на будущее».

Наконецъ, въ 1894 г. сдѣлано офиціальное предложеніе. «Говорили до 12 часовъ, — пишетъ Наслѣдникъ, — но безуспѣшно, она все противится перемѣнѣ религіи. Она бѣдная много плакала. Она плакала все время и только отъ времени до времени произносила шопотомъ: нѣтъ я не могу» ...Наконецъ, Наслѣдникъ вручилъ ей письмо своей матери, Императрицы Маріи Феодоровны, и та послѣ переговоровъ съ своей тетей, согласилась. «Все, что ты просишь у Бога, дастъ тебѣ Богъ, — писалъ Наслѣдникъ. — Слова /с. 231/ эти безконечно мнѣ дороги, потому что въ теченіи пяти лѣтъ я молился ими, повторяя ихъ каждую ночь, умоляя Его облегчить Аликсъ переходъ въ православную вѣру и дать мнѣ ее въ жены»...

Молодой принцессѣ, взволнованной перспективой обязательной перемѣны религіи, искавшей одобренія своей совѣсти, много помогъ ея собесѣдникъ, а затѣмъ духовникъ, просвѣщеннѣйшій богословъ протопресвитеръ I. Л. Янышевъ, который, въ теченіи полугода ежедневно занимаясь со своей даровитой и жаждавшей истины ученицей, и сумѣлъ открыть ей истины православной вѣры и ея красоту. Уже въ 1916 г., вспоминая дни обрученія, Государыня писала Супругу: «Ты видишь, какъ даже тогда, вѣра и религія играютъ такую большую роль въ моей жизни. Я не могу просто къ этому относиться, — и если я прихожу къ увѣренности въ чемъ-либо, то уже навсегда... И также любовь ко Христу — она всегда была такъ близко связана съ нашей жизнью въ эти 22 года»...

Нѣмка по рожденію, англичанка по воспитанію, протестантка по отцовской вѣрѣ, она всѣмъ существомъ ея натуры сдѣлалась совершенно русской, полюбивъ Россію горячей любовью, и сдѣлалась дѣйствительно православной и по духу, и по мысли, и по самымъ движеніямъ своего религіознаго чувства, поражая изумительнымъ сходствомъ съ простыми религіозно настроенными женщинами въ земныхъ поклонахъ, въ прикладываніи къ образамъ, въ манерѣ ставить свѣчи, во всемъ...

8-го октября 1894 г. принцесса пріѣхала въ Россію, а 20 скончался Императоръ Александръ III. Дни своего личнаго счастья и первые шаги въ странѣ, гдѣ она призвана была стать Императрицей, она должна была пережить въ скорбное время траура страны, когда умеръ великій русскій царь, а ея женихъ возлагалъ на себя, молодого, неопытнаго, тяжелое бремя монаршаго служенія. На слѣдующій день послѣ смерти Императора, 21 окт., принцесса приняла святое мѵропомазаніе и послѣ обѣдни причастилась Св. Тайнамъ вмѣстѣ съ женихомъ, успѣвши ко дню перваго своего причастія вышить воздухи для Св. Даровъ. Она была нарѣчена Александрой, въ честь св. мученицы Царицы Александры. 7 ноября похоронили Императора, а 14-го состоялось бракосочетаніе. «Свадьба наша, — вспоминала потомъ Государыня, — была какъ бы продолженіемъ этихъ панихидъ, только что меня одѣли въ бѣлое платье».

Въ великій день бракосочетанія она была безконечно грустна и блѣдна. Ея цѣльная натура глубоко переживала эту сложную гамму ощущеній и чувствъ среди совершенно новой обстановки. /с. 232/ «Отнынѣ нѣтъ больше разлуки, — записала она въ дневникѣ Государя, — наконецъ, мы соединены, скованы для совмѣстной жизни, и когда здѣшней жизни придетъ конецъ, мы встрѣтимся опять па другомъ свѣтѣ, чтобы быть вѣчно вмѣстѣ».

Государь записалъ: «вмѣстѣ съ такимъ непоправимымъ горемъ Господь наградилъ меня и счастьемъ, о какомъ я не могъ даже мечтать — давъ мнѣ Аликсъ». Дальше потекла жизнь, о которой онъ же пишетъ: «каждый день, что приходитъ я благословляю Господа и благодарю Его отъ глубины души за то счастье, какимъ Онъ меня наградилъ! Большаго и лучшаго благополучія на этой землѣ человѣкъ не въ правѣ желать. Моя любовь и почитаніе къ дорогой Аликсъ растетъ постоянно»...

Прошли долгіе годы и вотъ въ мартѣ 1916 г. Государыня пишетъ своему Супругу: «Боже мой, сколько мы видѣли и пережили за эти двадцать одинъ съ половиною годъ нашей брачной жизни... ахъ, какія были чудныя времена, мой голубчикъ, любовь твоего солнышка всегда растетъ, становится полнѣе, богаче и глубже»... «Богъ да благословитъ тебя, мой единственный, мое все... Воистину я сомнѣваюсь, чтобы существовали счастливыя жены, какъ я, — такая любовь, такое довѣріе, такая преданность, которую ты показалъ мнѣ въ теченіи этихъ долгихъ годовъ, знавшихъ счастье и горе... Моя глубочайшая горячая преданная любовь окружаетъ тебя и всѣ мои горячія молитвы; сердцемъ и душою мы всегда соединены на всю вѣчность». Въ дни говѣнія она писала мужу: «Нѣжно прошу твоего прощенія за всякое слово и дѣло, которое могло огорчить тебя или причинить боль... Я несу тебя въ своей душѣ и всей моей любовью приношу тебя Богу»...

Съ перваго появленія дѣтей она отдала имъ все свое вниманіе: кормила, ежедневно сама купала, выбирала нянь, неотступно бывала въ дѣтской, не довѣряя своихъ малютокъ никому. Часами она проводила въ классной, руководя занятіями своихъ дѣтей. Бывало, что держа на рукахъ ребенка, она обсуждала серьезные вопросы своего новаго учрежденія, или одной рукой качая колыбель, она другой подписывала дѣловыя бумаги. Въ свободныя минуты она вышивала, вязала, раскрашивала, всегда пребывая въ работѣ.

Государыня не приглашала къ дочерямъ гувернантокъ, такъ какъ не желала видѣть кого либо между собой и ими. Не поручала фрейлинамъ постояннаго надзора за дѣтьми.

Она не могла видѣть безъ дѣла своихъ дочерей. Великія Княжны должны были быть всегда занятыми, всегда находиться въ дѣйствіи. Чудныя работы и вышивки выходили изъ подъ ихъ быст/с. 233/рыхъ ручекъ. Двѣ старшія, взрослыя дочери — Ольга и Татьяна работали вмѣстѣ съ Матерью въ своемъ лазаретѣ во время войны. Здѣсь онѣ работали какъ обыкновенныя сестры, перевязывая раны солдатамъ и офицерамъ.

Императрица была совершенно чужда пустой атмосферѣ петербургскаго свѣта, которому она все надѣялась привить вкусъ къ труду. Она основала общество рукодѣлія, члены котораго, дамы и барышни, должны были сработать извѣстный минимумъ вещей въ годъ для бѣдныхъ, общество трудолюбія, склады бѣлья для раненыхъ, инвалидныя дома съ мастерскими, школу народнаго искусства для обученія кустарному дѣлу, общество для сбора пожертвованій на воспитаніе и устройство бѣдныхъ дѣтей въ мастерство. Получилась цѣлая сѣть трудовыхъ организацій, которыя Государыня мечтала объединить въ особое управленіе, подобное современнымъ министерствамъ труда.

Ко всему этому, какъ говорятъ ближайшіе свидѣтели ея жизни, трудно себѣ представить какой массѣ лицъ Гогударыня помогала выйти изъ матеріальныхъ затрудненій, сколькимъ дѣтямъ оказала помощь въ воспитаніи и какую массу больныхъ призрѣла, и сколько она видѣла слезъ благодарности. Но никто объ этомъ не зналъ.

Всѣ великія княжны воспитывались въ строго религіозномъ духѣ и въ строгихъ требованіяхъ внимательнаго отношенія къ каждому человѣку безъ всякаго сознанія своего превосходства, а тѣмъ болѣе кичливости своимъ высокимъ положеніемъ. Государь всегда повторялъ: «чѣмъ выше человѣкъ, тѣмъ скорѣе онъ долженъ помогать всѣмъ и никогда въ обращеніи не напоминать своего положенія. Такими должны быть и мои дѣти». Осуществляя самъ въ жизни этотъ принципъ, онъ такими же сдѣлалъ своихъ дѣтей, кроткими, добрыми, внимательными ко всѣмъ и ласковыми.

Дѣти ихъ были — духовно простыя и любящія все простое, образованныя, естественныя, безъ позы, нетребовательныя, открытыя, глубоко правдивыя, проникнутыя чувствомъ долга, истинно религіозныя. Государыня воспитала въ нихъ ту вѣру, ту силу духа и смиренія, которыя помогли имъ безропотно и свѣтло вынести тяжелыя дни заточенія и принять мученическую смерть. Дѣти буквально боготворили родителей. Мать, которую они обожали, была въ ихъ глазахъ какъ бы непогрѣшима. Дочери были полны очаровательной предупредительности по отношенію къ ней.

Лѣтомъ 1904 г. родился долгожданный и Семьей и Россіей Наслѣдникъ Престола Цесаревичъ Алексѣй, среди тажкой войны и внутренней смуты. Именемъ тишайшаго царя Алексѣя Михаило/с. 234/вича называетъ Государь своего Наслѣдника, какъ бы выражая свой истинный идеалъ. Все ликовало. Онъ сталъ центромъ семьи и общимъ любимцемъ. Онъ былъ исключительной красоты, самымъ дивнымъ ребенкомъ, о какомъ только можно мечтать. Но уже на второмъ мѣсяцѣ послѣ рожденія его Государыня обнаружила, что ему передалась при рожденіи наслѣдственная болѣзнь Гессенскаго дома — гемофилія, которая ставила подъ угрозу внезапной смерти этого долгожданнаго мальчика, надежду Россіи, при малѣйшемъ его неосторожномъ движеніи. Государыня страдала вдвойнѣ: и какъ мать этого чуднаго ребенка, и какъ виновница его страданій, такъ какъ она передала ему эту ужасную болѣзнь. Его нужно было окружить неослабнымъ надзоромъ, охранять отъ всякихъ лишнихъ движеній, парализовавъ такимъ образомъ волю, мужество и самостоятельность, чтобы выиграть въ смыслѣ безопасности. Или, воспитывая Наслѣдника Великаго Царства, которому нужна сильная воля, индивидуальность, надо предоставить свободу, и рискнуть его жизнью, предоставивъ ему свободу дѣтскихъ порывовъ и жизнерадостности, когда малѣйшій неосторожный ушибъ вызываетъ внутреннее кровоизліяніе и самую смерть. Государыня пошла на страшный рискъ, чтобы сдѣлать изъ сына человѣка стойкаго и способнаго къ царствованію и предоставила ему полну свободу, дрожа за жизнь дорогого ей существа. Сколько бы ребенокъ ни подходилъ къ ней, не было случая, чтобы она не поцѣловала его, когда онъ отходилъ отъ нея: каждый разъ она прощалась съ нимъ, боясь не увидѣть его болѣе. «Мы Богомъ возведены на престолъ, — писала она Супругу, — и Мы должны твердо охранять его и передать его неприкосновеннымъ нашему сыну». О служеніи своего сына Россіи думала она и готовила его къ этому.

Прекрасный Отрокъ подвергся частымъ и тяжкимъ страданіямъ. Государь писалъ матери: «Дни отъ 10-го до 23-го были самыми тяжелыми. Бѣдняжка сильно страдалъ, боли были спорадическими и появлялись каждыя четверть часа. Онъ почти не спалъ все это время, не имѣлъ силъ плакать и только стоналъ, повторяя все время одни и тѣ же слова: «Господи, сжалься надо мною». Я съ трудомъ могъ оставаться въ его комнатѣ, но долженъ былъ смѣнить Аликсъ, которая совершенно выбилась изъ силъ, проводя у его постели всѣ ночи напролетъ. Она переносила это испытаніе лучше чѣмъ я, въ особенности когда Алексѣю было очень тяжело». Можно ли себѣ представить какъ страдалъ Отецъ. «Цесаревичъ, лежа въ кроваткѣ, жалобно стоналъ, прижавшись головой къ рукѣ матери, и его тонкое, безкровное личико было неузнаваемо, — пишетъ одинъ свидѣтель этихъ страданій. — Изрѣдка онъ пре/с. 235/рывалъ свои стоны, чтобы прошептать только одно слово: «Мама», въ которомъ онъ выражалъ все свое страданіе, все свое отчаяніе. И мать цѣловала его волосы, лобъ, глаза, какъ будто этой лаской она могла облегчить его страданія, вдохнуть ему немного жизни, которая его покидала».

Какая мать откажется отъ того, чтобы въ такомъ положеніи не испробовать всѣ возможныя средства — медицины, вѣры въ Бога, даже вѣры въ людей, могущихъ исцѣлить и облегчить. На этомъ и только на этомъ были основаны отношенія Государыни къ «старцу» Распутину, простому сибирскому мужику. Эти отношенія имѣли источникомъ самыя благородныя чувства, которыя способны наполнить сердце матери — любовь къ опасно больному сыну и жажда его исцѣленія. Государь сказалъ объ этомъ человѣкѣ такъ: «Это только простой русскій человѣкъ, очень религіозный и вѣрующій. Императрицѣ онъ нравится своей искренностью; она вѣритъ въ его преданность, и въ силу его молитвъ за нашу семью и Алексѣя... но вѣдь это наше совершенно частное дѣло... удивительно, какъ люди любятъ вмѣшиваться во все то, что ихъ совсѣмъ не касается» [3].

Когда мальчикъ подросъ, Государыня научила его молиться. Ровно въ 9 часовъ вечера онъ поднимался съ Государыней въ свою комнату, читалъ громко молитвы и ложился спать, осѣненный ея крестнымъ знаменіемъ. Она преподавала Наслѣднику Законъ Божій. Уже изъ Тобольска она писала: «Прохожу съ Алексѣемъ объ/с. 236/ясненіе литургіи. Дай мнѣ Богъ умѣніе учить, чтобы на всю жизнь осталось у него въ памяти, чтобы ему было на пользу и для развитія души. Господь благословитъ мои уроки съ Бэби. Почва благая — стараюсь, какъ умѣю, вся жизнь моя въ немъ. Я эти уроки очень люблю».

Наслѣдникъ былъ необыкновенно привлекательный мальчикъ съ умнымъ и открытымъ выраженіемъ тонкаго лица, на которомъ были замѣтны слѣды физическихъ страданій. Дни, которые онъ проводилъ въ Могилевѣ у своего отца, къ которому онъ питалъ глубокую привязанность, были счастливѣйшимъ для него временемъ, и онъ не скрывалъ своего огорченія, когда надо было возвращаться домой, подъ женское вліяніе, въ полузатворническую атмосферу Царскаго Села и Петергофа. Его наставникъ находилъ въ немъ много добрыхъ качествъ и, прежде всего, горячее сердце, отзывчивое къ чужому горю.

Государыня писала о дѣтяхъ Государю: «Они дѣлили всѣ наши душевныя волненія... Крошка чувствуетъ такъ много своей маленькой чуткой душей — никогда не буду въ состояніи поблагодарить Бога достаточно за ту чудесную милость, которую Онъ мнѣ далъ въ тебѣ и въ нихъ. Мы одно».

О своей семьѣ Государыня говорила: «Мы — одно, а это, увы, такъ рѣдко въ теперешнее время, — мы тѣсно связаны вмѣстѣ... Маленькая крѣпко связанная семья» ...

Уже въ Тобольскѣ Государь сказалъ своему добровольному соузнику Татишеву, выразившему удивленіе сплоченности Царской семьи: «если вы такъ мало насъ знали, какъ же вы хотите, чтобы мы съ Госуларыней могли обижаться тѣмъ, что говорятъ о насъ въ газетахъ?»

Одна близкая свидѣтельница внутренней жизни Царственной Четы говоритъ: «Жизнь Ихъ Величествъ, была безоблачнымъ счастьемъ взаимной безграничной любви. За двѣнадцать лѣтъ я никогда не слышала ни одного громкаго слова между ними, ни разу не видѣла ихъ таже сколько-нибудь раздраженными другъ противъ друга».

Камердинеръ Государя, самый ближайшій слуга, засвидѣтельствовалъ: «это была самая святая и чистая семья».

Какой примѣръ въ наши дни давала эта столь достойная семейная жизнь? Царская семья — и ее нельзя раздѣлить — всѣ семь вмѣстѣ — это единый алмазъ, сіяющій и крѣпчайшій, граненый дѣятельной любовію, нераздробленный никогда ничѣмъ. Неразлучная въ жизни эта святая седмерица оказалась неразлучной и въ смерти. Никто изъ нихъ не пережилъ другого на одинъ часъ.

/с. 237/

 

IV.

Государь, какъ человѣкъ церковно-вѣрующій, сознавалъ себя Помазанникомъ Божіимъ и Царемъ, въ томъ высокомъ и отвѣтственномъ пониманіи этихъ обозначеній, которыя унаслѣдовалъ изъ вѣковъ русской исторіи. Въ постановленіи великаго Московскаго Собора 1613 года было сказано: «Заповѣдано, чтобы избранникъ Божій, Царь Михаилъ Феодоровичъ Романовъ былъ родоначальникомъ правителей на Руси изъ рода въ родъ съ отвѣтственностью въ своихъ дѣлахъ передъ Единымъ Небеснымъ Царемъ, а кто же пойдетъ противъ сего соборнаго постановленія: самъ ли царь, патріархъ ли, вельможа ли и всякъ человѣкъ — да проклянется таковой въ семъ вѣкѣ и будущемъ, отлученъ бо онъ будетъ отъ Святой Троицы»,

Начальная статья Свода Законовъ Россійской Имперіи говоритъ: «Императоръ Всероссійскій есть Монархъ самодержавный и неограниченный. Повиноваться верховной Его власти не только за страхъ, но и за совѣсть Самъ Богъ повелѣваетъ».

Въ чинѣ коронованія и мѵропомазанія обрисовывается религіозная сущность русской царской власти. Государь вслухъ своихъ подданыхъ отвѣчаетъ на вопросъ архіерея — «како вѣруеши» и читаетъ символъ вѣры. Всѣ регаліи принимаются имъ «во имя Отца и Сына и Святаго Духа». Читаются молитвы, съ исповѣданіемъ, что земное царство ввѣрено Государю отъ Господа, съ прошеніемъ о томъ, чтобы Господь всѣялъ въ сердце его страхъ Божій, соблюлъ его въ непорочной вѣрѣ, какъ хранителя Святой Церкви, «да судитъ онъ людей Божіихъ въ правдѣ и нищихъ его въ судѣ, спасетъ сыны убогихъ и наслѣдникъ будетъ небеснаго царствія»… Самъ царь колѣнопреклоненно читаетъ молитву, полную смиренія, покорности и благодарности Богу. «Ты же Владыко и Господи мой, настави мя въ дѣлѣ, на неже послалъ мя еси, вразуми и управи мя въ великомъ служеніи семъ… Буди сердце мое въ руку Твоею, еже вся устроити къ пользѣ врученныхъ мнѣ людей и къ славѣ Твоей, яко да и въ день суда Твоего непостыдно воздамъ Тебѣ слово»...

И въ манифестахъ къ народу Государь до послѣднихъ дней своего царствованія исповѣдуетъ истину своего служенія. «Отъ Господа Бога вручена намъ власть царская надъ народомъ нашимъ, — читаемъ мы въ манифестѣ 3 іюня, — передъ престоломъ Его мы дадимъ отвѣтъ за судьбы державы Россійской». Создавъ народное представительство, Государь измѣнялъ только технику /с. 238/ правительственнаго механизма, ибо мнѣнія и большинства и меньшинства представлялись на выборъ и утвержденіе его. То есть, совѣсть Царская всегда на сторонѣ правды, а не на сторонѣ большинства, которое можетъ быть случайнымъ, искусственнымъ. Онъ не ослабляетъ своей отвѣтственности, складывая ее на плечи другихъ, но несетъ ее самоотверженно предъ Богомъ и исторіей.

Царь несъ трудное послушаніе своего званія усердно, самоотверженно, праведно и честно. Это былъ человѣкъ вѣрный себѣ, своему званію, Россіи, которой служилъ и для которой жертвовалъ всѣмъ и самымъ высшимъ, вплоть до своей жизни.

Не трудно видѣть, что Царь былъ представителемъ духовной и Святой Руси по своимъ воззрѣніямъ, по личной жизни и характеру, по взглядамъ, не только по своему царскому служенію. Жизнь русскаго государства и общества, каждой отдѣльной личности и семьи, отъ Царя до крестьянина была неотрывна отъ жизни Церкви. Царь былъ представителемъ и носителемъ этой національной русской культуры, по существу религіозной. Онъ былъ вѣренъ именно духовной и Святой Руси и наилучшимъ образомъ воплощалъ ее въ себѣ.

Но измѣненіе нравовъ, шатаніе умовъ, оскудѣніе духа благочестія, непочтительное отношеніе къ Церкви и ея уставамъ уже давно стали характеризовать наше передовое образованное общество. Едва ли не большинство его стало сторониться ея, стало искать себѣ другихъ руководителей, чуждыхъ и прямо враждебныхъ ей. Среди руководителей общественнаго мнѣнія, заправляющихъ печатнымъ словомъ, замѣчалось не только совершенное отсутствіе религіознаго направленія, но и глумленіе надъ его требованіями. Церковь не находила себѣ благопріятнаго пріема въ интеллигентныхъ кругахъ и встрѣчала или равнодушіе или прямое пренебреженіе. Но теряя внутренно религію, это общество теряло свою культуру, измѣняло себѣ, своему національному призванію, искажало свой русскій образъ. Происходила духовная измѣна Россіи.

Чѣмъ больше русское общество теряло способность мыслить и чувствовать такъ, какъ велитъ Православная Церковь, тѣмъ больше оно не понимало Царя. Царь былъ для него совершенно чужимъ, ненужнымъ, лишнимъ, несвоевременнымъ. Духовно отойдя отъ Святой Руси, оно совершенно отчуждалось и отъ ея представителя. Оно абсолютно не питало къ нему тѣхъ чувствъ, какія питалъ къ нему православный народъ. Общество тяготилось Царемъ, какъ тяготилось Святой Русью.

/с. 239/ Въ условіяхъ отхода общества отъ Церкви положеніе Государя дѣлалось тяжелымъ. Ложилась пропасть между Государемъ и общественной средой и это руководящее общество подорвало власть Государя и низвергло его. Низверженіе Царя само по себѣ разложило тотчасъ народъ, лишило его вѣры во власть и въ прежнее духовное руководство. Прислушиваясь къ новымъ руководителямъ народъ воспользовался свободой низшихъ страстей, предаваясь алчности, грабежамъ и пр. соблазнамъ. Онъ введенъ былъ въ искушеніе высшими кругами, свергнувшими Царя, и повѣрилъ въ простотѣ новымъ руководителямъ.

Въ революціи Россія забыла о войнѣ, о Родинѣ, о Богѣ. Общество, а за нимъ народъ стали праздновать освобожденіе, зарю новой жизни, абсолютно не представляя въ чемъ же она. Царь въ это время не забывалъ Россіи и только ею жилъ. А о немъ всѣ забыли, отъ него отказались, ему измѣнили, его предали.

Когда депутаты Думы и руководители арміи вырывали у него отреченіе отъ престола, Государь все надѣялся, что они передумаютъ. «Хотите еще подумать?» — спрашивалъ онъ. «Не отзовется ли это нѣкоторой опасностью?» «Но что скажетъ югъ?» — говоритъ онъ, вспоминая, конечно, свое посѣщеніе его и встрѣчу съ народомъ. «Какъ наконецъ отнесется къ этому акту казачество?» — еще разъ спрашиваетъ онъ относительно тѣхъ, въ любви которыхъ онъ былъ увѣренъ. «Но не знаю, хочетъ ли этого — вся Россія?» — наконецъ спрашиваетъ онъ, получая всегда тысячи видовъ выраженія и доказательствъ самыхъ искреннихъ и горячихъ чувствъ любви и преданности себѣ своего народа.

Депутаты и генералы увѣряютъ, что только отреченіе спасетъ Россію отъ кроваваго междоусобія, удержитъ армію на фронтѣ въ спокойствіи и предотвратитъ позорный миръ съ грознымъ врагомъ и, такимъ образомъ, Царь приноситъ себя въ жертву во имя спасенія Родины. Еще разъ Государь спросилъ: «вы увѣрены, что мой отказъ отъ власти успокоитъ волненіе?»...

Государь сталъ передъ стѣной, отдѣлившей его отъ страны, и ощутилъ пустоту вокругъ себя, оказался покинутымъ и одинокимъ предъ лицомъ своихъ ближайшихъ соратниковъ. «Кругомъ измѣна и трусость и обманъ!» — записалъ онъ въ дневникѣ. «Что-же мнѣ осталось дѣлать, когда всѣ измѣнили?» — сказалъ онъ въ день отреченія, держа въ рукахъ кипу телеграммъ генералитета и своего родного дяди, Великаго Князя.

«Слѣпые вожди слѣпыхъ», принудивъ Государя къ отреченію, разрушили порядокъ въ странѣ, разложили армію, открыли страшное междоусобіе, не избѣжали позорнаго мира.

/с. 240/ Въ разгаръ великой войны въ столицѣ возникъ уличный бунтѣ, а въ ставкѣ Государя произошла революція: ближайшее окруженіе его стало на сторону бунта, идя на соглашательство съ нимъ уступкой ему самимъ Царемъ, вмѣсто того, чтобы сгрудиться около него на защиту страны. У Царя отняли вѣнецъ не профессіональные революціонеры, а депутаты думы и генералы, объятые интеллигентскимъ ощущеніемъ ненужности царя и сами подрубившіе вѣтку, на которой они сидѣли.

Эти нравственные убійцы Государя, испуганные бунтомъ и вообразившіе себя спасителями Россіи, принуждавшіе его отречься отъ престола, представляли дѣло такъ, что все по мановенію злого волшебника перемѣнилось въ одинъ мигъ и они сами, которые еще вчера искали Ею мимолетной улыбки, создавали только декорацію, бутафорію.

Если дѣло представлено было такъ, что отреченіе диктовалось отрицательнымъ отношеніемъ только къ личности именно Царя и что будто онъ лично является помѣхой для успокоенія Россіи и для возврата ея на путь безперебойнаго продолженія войны, то Государь былъ готовъ на жертву собою. Въ день отреченія своего отъ престола онъ сказалъ: «Дѣло идетъ о Россіи, объ ея кровныхъ интересахъ. Для Россіи я готовъ отдать и тронъ и жизнь, если я сталъ помѣхой счастья родины». «Нѣтъ той жертвы, которую я не принесъ бы во имя дѣйствительнаго блага и для спасенія Россіи. Посему я готовъ отречься отъ престола» — далъ онъ телеграмму предсѣдателю Думы.

И Государь, послѣ ночной горячей молитвы передъ иконой въ своемъ купэ, отрекся отъ престола.

Онъ единственный въ тѣ дни — честный, правдивый, стойкій, серьезный, мудрый, сознающій что такое долгъ и отвѣтственность, присяга и призваніе, проникнутый безграничной любовью къ Россіи и преклоненіемъ предъ всѣмъ тѣмъ, что можетъ возвеличить ее, и категорически отвергающій все, что можетъ унизить ее, хотя бы подъ угрозой потери своего положенія и самой жизни.

Прощальное обращеніе Государя къ Арміи проникнуто безпредѣльнымъ самоотверженіемъ и преданностью долгу обороны страны. «Въ послѣдній разъ обращаюсь къ вамъ горячо любимыя мною войска. Послѣ отреченія мною за себя и за сына отъ престола Россійскаго власть передана временному правительству, по почину государственной Думы возникшаго. Да поможетъ ему Богъ вести Россію по пути славы и благоденствія. Да поможетъ Богъ и вамъ, доблестныя войска, отстоять нашу родину отъ злого врага... Кто думаетъ теперь о мирѣ, кто желаетъ его тотъ измѣнникъ отече/с. 241/ству, его предатель... защищайте же доблестно нашу Великую Родину, повинуйтесь временному правительству. Да благословитъ васъ Господь Богъ и да ведетъ васъ къ побѣдѣ святой Великомученикъ и Побѣдоносецъ Георгій».

Онъ сдѣлалъ все отъ него зависящее, чтобы облегчить и обезпечить своимъ преемникамъ успѣхъ въ борьбѣ съ внѣшнимъ врагомъ и внутренними безпорядками. До отреченія онъ успѣваетъ назначить главнокомандующаго войсками и предсѣдателя временнаго правительства, чтобы оставшіеся вѣрными Государю могли со спокойной совѣстью подчиняться тѣмъ, кому повиновеніемъ обязалъ ихъ самъ Государь. Все было обдумано, все взвѣшено. Онъ не теряетъ удивительной собранности мысли и разсудительности поведенія во всемъ, что касается интересовъ Россіи. Одинъ онъ былъ трезвъ, сосредоточенъ, разуменъ, среди всѣхъ испуганныхъ, дѣлавшихъ все впопыхахъ, опрометью. Съ выдержкой, самообладаніемъ и мудростью дѣйствуетъ онъ.

Прощаясь съ сотрудниками по Ставкѣ, онъ обращается къ интендантамъ: «Помните же, что я говорилъ вамъ, непременно перевезите все, что нужно для арміи... а вы непремѣнно достаньте; теперь это нужно больше, чѣмъ когда либо. Я говорю вамъ, — что я не сплю, когда думаю, что армія голодаетъ». Съ болью сердца и съ тягостной заботой отрывался отъ арміи ея Державный Вождь: будутъ ли также думать о нуждахъ доблестныхъ защитниковъ Россіи теперь, когда не будетъ его неусыпнаго глаза?

Во время отреченія Государя отъ престола въ теченіи нѣсколькихъ дней Императрица не получала отъ него извѣстій. Муки ея въ эти дни смертельной тревоги безъ этихъ извѣстій и у постелей больныхъ дѣтей превзошли все, что можно себѣ вообразить. Она дошла до крайняго предѣла силъ чловѣческихъ. Могильщики нашей родины отлично понимали, что на пути къ осуществленію ихъ предательскихъ замысловъ стоитъ Императрица, мужественная и непоколебимая охранительница престола, и потому они рѣшили не позволять Державной Четѣ быть въ какихъ либо сношеніяхъ. Письма ихъ задерживались и Государя шантажировали возможными опасностями для его семьи.

Государыня писала въ этихъ письмахъ: «Ничего не знаю о тебѣ, только раздирающіе сердце слухи»... «Мое сердце разрывается отъ мысли, что ты въ полномъ одиночествѣ переживаешь всѣ эти муки и волненія, и мы не знаемъ о тебѣ, а ты ничего не знаешь о насъ... Ясно, что они хотятъ не допустить тебя увидѣться со мною прежде, чѣмъ ты не подпишешь какую-нибудь бумагу... Если тебя принудятъ къ уступкамъ, то ты ни въ какомъ случаѣ не обязанъ ихъ выполнять, потому что они были добыты недостой/с. 242/нымъ способомъ... Всѣ мы бодры, не подавлены обстоятельствами, только мучаемся за тебя и испытываемъ униженіе за тебя, святой страдалецъ... Я не могу ничего совѣтовать, только будь, дорогой, самимъ собой... О, мой святой страдалецъ».

Получивъ извѣстіе объ отреченіи, Императрица смѣло ободряетъ своего Супруга, простирая свой взглядъ на будущее и видя въ немъ великую славу его: «Я вполнѣ понимаю твой поступокъ... Я знаю, что ты не могъ подписать, въ чемъ ты клялся на своей коронаціи... Клянусь жизнью, мы увидимъ тебя снова на твоемъ престолѣ, вознесеннымъ обратно твоимъ народомъ и войсками... Ты спасъ царство своего сына (Государыня имѣетъ въ виду первоначальное отреченіе его въ пользу сына) и страну, и свою святую чистоту, и ты будешь коронованъ самимъ Богомъ на этой землѣ, въ своей странѣ»...

Да, воистину, настанетъ пора неизбѣжно, когда желаніемъ народа и въ присутствіи его войскъ, Государь будетъ превознесенъ и коронованъ на престолѣ своемъ въ своей странѣ и на этой землѣ, какъ святой страдалецъ и мученикъ и исповѣдникъ правды Христовой великою славою Божіею, церковною.

Такова была русская несравненная героиня и великомученица Императрица Александра Ѳеодоровна. Это была одна изъ немногихъ сильныхъ душъ, на которую охотно обрушиваются испытанія, ибо ихъ трудно или невозможно одолѣть, но и мѣра ихъ страданій почти безпредѣльна.

Государь въ ставкѣ простился со всѣми чинами штаба и управленій, съ рыдавшими офицерами и казаками конвоя и своднаго полка, но не выдержалъ всего ужаса этихъ своихъ и общихъ переживаній насильственной разлуки и, оборвавъ свой обходъ, поклонился и вытирая глаза, вышелъ изъ зала. «Сердце мое чуть не разорвалось» — записалъ онъ въ дневникѣ.

Государь телеграфировалъ Императрицѣ: «Отчаяніе проходитъ. Благослови Васъ всѣхъ Господь. Нѣжно люблю».

Купэ отходящаго ночью поѣзда было освѣщено одной горѣвшей лампадкой предъ иконой. Здѣсь онъ обнялъ дворцового коменданта и зарыдалъ. «Образъ Государя, съ заплаканными глазами, въ полуосвѣщенномъ купэ, — писалъ послѣдній, — до конца жизни не изгладится изъ моей памяти».

Въ Могилевѣ Государь встрѣтился съ Матерью, Императрицею Маріею Ѳеодоровной, прибывшей изъ Кіева. Мать и сынъ крѣпко нѣсколько разъ поцѣловались, а въ комнатѣ мать долго сидѣла безъ движенія и много плакала. Когда царскін поѣздъ отходилъ, Государь стоялъ у окна и смотрѣлъ на всѣхъ провожавшихъ. Почти противъ его вагона былъ вагонъ Императрицы-Матери. Она /с. 243/ стояла у окна и крестила Сына. Въ послѣдній разъ въ жизни они видѣли другъ друга. 
 

 

V.

Теперь начиналась въ жизни Государя и его Семьи новая эпоха, эпоха лишенія свободы съ униженіями и оскорбленіями для его не только царскаго, но и просто человѣческаго достоинства.

Ворота дворца въ Царскомъ Селѣ были заперты, когда подошелъ автомобиль Государя. Солдатъ, стоявшій здѣсь, не открылъ ихъ и ждалъ дежурнаго офицера. Тотъ крикнулъ издали: «открыть ворота бывшему царю». Поза офицера была нарочито обидная для Государя. Когда Государь шелъ мимо него, у него во рту была папироса и онъ держалъ руку въ карманѣ. На крыльцо вышли другіе офицеры. Они всѣ были въ красныхъ бантахъ. Ни одинъ изъ нихъ, когда проходилъ Государь, не отдалъ ему чести. Государь отдалъ имъ честь.

Страшное горе у Государыни вызвало извѣстіе объ отреченіи Государя. Наконецъ встрѣтившись съ радостью, они вмѣстѣ рыдали, но ихъ взаимная, громадная и теперь уже неразлучная любовь давала достаточно силъ, чтобы перенести всѣ страданія, на которыя они пошли.

Цесаревичъ и его сестры поразительно сознательно и мужественно отнеслись къ постигшей Царскую семью перемѣнѣ и преданной любовью и заботливостью старались облегчить Государынѣ и Государю всю горечь обидъ и униженій.

Когда наслѣдника извѣстили объ отреченіи Отца отъ престола, онъ спросилъ только о томъ, кто же будетъ править Россіей и ни слова не сказалъ о себѣ и ни единаго намека на свои права. Его учитель былъ пораженъ скромностью этого ребенка, которую онъ находилъ равной его добротѣ.

О жизни въ Царскомъ Селѣ Государь далъ одной изъ своихъ сестеръ благодушное описаніе, въ которомъ, между прочимъ, говоритъ: «Выходъ нашъ въ садъ со всѣми нашими людьми, для работы или на огородѣ или въ лѣсу, должно быть напоминалъ оставленіе звѣрями Ноева Ковчега, потому что около будки часового у схода съ круглаго балкона собиралась толпа стрѣлковъ, насмѣшливо наблюдавшая за этимъ шествіемъ. Возвращеніе домой тоже происходило совмѣстное, т. к. дверь сейчасъ же запиралась. Сначала я здоровался по привычкѣ, но затѣмъ пересталъ, потому что они плохо и вовсе не отвѣчали... Разумѣется за этотъ долгій срокъ съ нами было множество мелкихъ забавныхъ и иногда непріятныхъ происшествій, но всего не описать, а когда нибудь, дастъ Богъ, /с. 244/ разскажемъ вамъ на словахъ». Объ этихъ стрѣлкахъ Государь вообще отзывается такъ: «Бѣдные сбитые съ толку люди».

9 марта Государь прибылъ въ Царское Село къ больнымъ дѣтямъ и супругѣ и началась совмѣстная жизнь подъ арестомъ. А 31 іюля они простились на вѣки съ дорогими уголками родного имъ Царскосельскаго дворца и парка. «Какое страданіе нашъ отъѣздъ, — писала Государыня, — все уложено, пустыя комнаты — такъ больно, нашъ очагъ въ продолженіи 23 лѣтъ».

6-го августа Царская Семья прибыла въ Тобольскъ на пароходѣ «Русь».

Жизнь въ Тобольскѣ получила свое отраженіе въ письмахъ Царской Семьи своимъ роднымъ и носитъ бодрый характеръ, а у молодыхъ членовъ семьи всегда веселый.

Государь пишетъ своей сестрѣ въ Крымъ: «Мы постоянно думаемъ о васъ всѣхъ и живемъ съ вами одними чувствами и одними страданіями». Въ другомъ письмѣ онъ говоритъ: «Тяжело черезвычайно жить здѣсь безъ извѣстій — телеграммы получаются здѣсь и продаются на улицѣ не каждый день, а изъ нихъ узнаешь только о новыхъ ужасахъ и безобразіяхъ, творящихся въ нашей несчастной Россіи. Тошно становится отъ мысли о томъ, какъ должны презирать насъ наши союзники. Для меня ночь — лучшая часть сутокъ, по крайней мѣрѣ забываешься на время».

«Мы только что вернулись отъ обѣдни, — пишетъ Государь, — которая для насъ начинается только въ 8 час. при полной темнотѣ. Для того, чтобы попасть въ нашу церковь, намъ нужно пройти городской садъ и пересѣчь улицу — всего шаговъ 500 отъ дома. Стрѣлки стоятъ рѣдкою цѣпью справа и слѣва и когда мы возвращаемся домой они постепенно сходятъ съ мѣстъ и идутъ сзади, а другіе вдали сбоку и все это напоминаетъ намъ конецъ загона, такъ что мы каждый разъ со смѣхомъ входимъ въ нашу калитку».

«Сегодня день твоихъ именинъ, — пишетъ Государь своей сестрѣ. — Какъ часто мы проводили этотъ день вмѣстѣ всей семьей и при иныхъ обстоятельствахъ, болѣе счастливыхъ, чѣмъ нынѣшнія. Богъ дастъ и эти пройдутъ. Я не допускаю мысли, что тѣ ужасы, бѣдствія и позоръ, которые окружаютъ насъ всѣхъ, продолжались долго. Я твердо вѣрю (Государь подчеркнулъ слово «вѣрю») какъ и ты, что Господь умилосердится надъ Россіею и умиритъ страсти въ концѣ концовъ. Да будетъ Его святая воля».

«Послѣдніе дни были очень холодные, — продолжаетъ онъ, — сильнѣйшая буря съ 25-30 градусными морозами. Вѣтры проникаютъ даже въ домъ и температура нѣкоторыхъ комнатъ доходила до 7-8 град. тепла, напримѣръ въ залѣ и моемъ кабинетѣ. Эта температура въ помѣщеніяхъ напомнила мнѣ пребываніе зимою у /с. 245/ дорогого Георгія въ Абастуманѣ. Но ко всему привыкаешь, одѣваемся мы тепло и по утрамъ сидимъ въ валенкахъ — пока печи не растопятся. Отлично».

Государыня пишетъ той же сестрѣ своего супруга: «На душѣ такъ невыразимо больно за дорогую родину, что объяснить нельзя... Живемъ тихо, хорошо устроились, хотя далеко, далеко отъ всѣхъ отрѣзаны, но Богъ милостивъ, силы дастъ и утѣшитъ, — сердце полно, выразить нельзя». «Сколько горя кругомъ. Куда ни смотришь слезы — слезы. Но крѣпко вѣрю, что время страданій и испытаній проходитъ, что солнце опять будетъ свѣтить надъ многострадальной Родиной. Вѣдь Господь милостивъ — спасетъ родину, вразумитъ туманный умъ, не гнѣвается до конца. Забыли люди Бога. Годъ — что царство зла всѣмъ правитъ. Немного еще терпѣть и вѣрить. Когда кажется, что конецъ всего, тогда Онъ навѣрно услышитъ всѣ молитвы. Страданія и испытанія Имъ посланы — и развѣ Онъ не всегда достаточно силъ даетъ для перенесенія всего. Вѣдь Онъ Самъ показывалъ намъ какъ надо терпѣть безъ ропота и невинно страдать... Дни быстро идутъ, однообразно, всѣ заняты, только такимъ образомъ и можно жить. Теперь будемъ тоже во время службы пѣть, не знаю какъ выйдетъ. Дѣти, Нагорный (который тоже будетъ чтецомъ — мальчикомъ читалъ въ церкви), я и регентъ. Очень грустно не бывать въ церкви, не то, безъ обѣдни. Хотимъ говѣть на 1-й недѣлѣ, не знаемъ какъ будетъ, что позволятъ».

Письма Царевенъ даютъ тѣ же свѣдѣнія: «По воскресеньямъ бываетъ обѣдница въ залѣ, были два раза въ церкви. Какая это была для насъ радость послѣ 6 мѣсяцевъ... Здѣсь церковь хорошая. Одна большая лѣтняя въ серединѣ, гдѣ и служатъ для прихода и двѣ зимнія по бокамъ. Въ придѣлѣ служили для насъ однѣхъ. Она здѣсь недалеко, надо пройти городъ, садъ и прямо напротивъ черезъ улицу. Маму мы везли въ креслѣ, а то ей все-таки трудно столько идти». «Вчера у насъ въ домѣ была заупокойная всенощная, а сегодня утромъ обѣдница. Поютъ во время службы 4 монахини изъ Іоанновскаго монастыря, который за городомъ. Говорятъ, что очень красиво...» «Богъ дастъ все какъ-нибудь уляжется и успокоится. Говорятъ всегда, что ничего хорошаго и счастливаго долго не бываетъ, вѣрнѣе не длится, такъ по моему также и скверное когда нибудь должно же кончиться. Вѣрно. У насъ все слава Богу, насколько можно, спокойно. Всѣ здоровы, бодры и не падаемъ духомъ». «Собираемся пѣть во время службы, начали спѣваться, но регентъ еще не былъ, т. е. не знаемъ успѣемъ ли пѣть въ субботу». «Надѣемся всѣ на Бога и не унываемъ». «Мы /с. 246/ всѣ на этой недѣлѣ говѣемъ и сами поемъ у себя дома, Были въ церкви наконецъ. И причаститься тоже можно будетъ тамъ».

Письма эти отчасти отражаютъ и возрастающія для узниковъ стѣсненія. Въ церковь запретили наконецъ ходить, во дворѣ испортили и сократили для дѣтей развлеченія, постепенно смѣняется составъ охраны и на мѣсто старыхъ дисциплинированныхъ солдатъ становятся люди большевицкой формаціи, служащимъ Царской Семьи запретили выходы въ городъ и они сдѣлались заключенными, неся этотъ подвигъ добровольно и не получая никакого жалованья, что и безпокоитъ и трогаетъ Царскую Семью.

Пребываніе въ Тобольскѣ было временемъ видимо особыхъ нравственныхъ терзаній Государя. Государь выражалъ сожалѣніе о своемъ отреченіи, которое онъ сдѣлалъ въ надеждѣ, что пожелавшіе его удаленія окажутся способными побѣдоносно закончить войну и спасти Россію. Но за его уходомъ послѣдовалъ большевизмъ, развалъ арміи и развращеніе страны. Онъ страдалъ теперь при видѣ того, что его самоотреченіе во избѣжаніе внутреннихъ волненій во время войны оказалось безполезнымъ, и что онъ, руководствуясь лишь благомъ своей родины, на самомъ дѣлѣ оказалъ ей плохую услугу своимъ уходомъ. Эта мысль преслѣдовала его и причиняла ему тяжкія страданія.

Въ соловецкомъ заключеніи былъ настоятель Тобольскаго каѳедральнаго собора протоіерей о. Владиміръ Хлыновъ, который совершалъ службы для Государя и Его Семьи въ губернаторскомъ домѣ и былъ духовникомъ Ихъ Величествъ [4]. По его свидѣтельству Государь сказалъ ему, между прочимъ:

— Я никакъ простить себѣ не могу, что я сдалъ власть. Я никогда не ожидалъ, что власть попадетъ къ большевикамъ. Я думалъ, что сдаю власть народнымъ представителямъ.

У отца протоіерея создалось убѣжденіе, что это переживаніе было самымъ больнымъ у Государя и по преимуществу преслѣдовало его въ дни заключенія и можетъ быть сознавалось имъ какъ какой-то грѣхъ, отъ тяжести котораго онъ хотѣлъ избавиться.

Государыня тяжко болѣла другимъ. Ей было трудно простить несправедливость въ отношеніи къ ней. Ее мучило непониманіе и клевета на нее общества.

— Всѣ говорили про меня: нѣмцы, нѣмцы…

По мнѣнію отца протоіерея, Государыню мучила мысль, что /с. 247/ такое предубѣжденіе противъ нея такъ и не разсѣялось въ русскомъ обществѣ и восторжествовало.

Сначала Царская Семья ходила на богослуженія въ Соборъ. И ей и всему народу это было пріятно. Но однажды соборный протодіаконъ въ царскій день въ концѣ молебна, провозгласилъ Государю многолѣтіе съ полнымъ титуломъ. Это обстоятельство очень огорчило Государя. Послѣ службы, придя домой, Государь сказалъ: «кому это нужно? Я отлично знаю, что меня еще любятъ и мнѣ еще вѣрны, но теперь будутъ непріятности и въ соборъ больше не пустятъ»...

Такъ и случилось въ концѣ концовъ. Но благодаря этому, о. протоіерей былъ приглашенъ на домъ для совершенія службъ и ближе познакомился съ Царской Семьей.

Пѣли за богослуженіемъ царевны. Пѣли просто и стройно. У нихъ были хорошія книжечки, по которымъ они слѣдили службы. Размѣтки музыкальныхъ строфъ и удареній были въ нихъ сдѣланы очень мудрой рукой. Были случаи когда Государь прислуживалъ священнику: ставилъ аналой, бралъ кадило.

Послѣ службъ обычно договаривались, когда будутъ слѣдующія службы. Царевны успѣвали жаловаться о. протоіерею на Брата, который шалилъ, не давалъ покоя имъ. — Мальчикъ лукаво смотрѣлъ на батюшку, прятался, и начиналъ снова свои забавы. Часто приходилось проходить по бульвару мимо губернаторскаго дома. Останавливаться было нельзя и тѣмъ болѣе смотрѣть въ окна или здороваться. Почти всегда о. протоіерей видѣлъ кого-нибудь изъ Великихъ Княженъ у окна. Бѣдныя птички изъ своей клѣтки всегда смотрѣли на свободу и радость жизни проходящихъ людей. Отецъ протоіерей всегда старался взглянуть въ окно и кивнуть туда головой. А оттуда улыбка, кивки и долгій провожающій взглядъ.

Еще важный фактъ. Государь въ первые же дни знакомства съ о. протоіереемъ, просилъ его передать епископу Гермогену, правящему въ Тобольскѣ, свой земной поклонъ (именно такъ выразился Государь) и просьбу простить его, Государя, что онъ принужденъ былъ допустить отстраненіе его отъ каѳедры. Иначе нельзя было сдѣлать. Но что онъ, Государь, радъ, что имѣетъ возможность просить прощенія за все.

Какъ уже впереди описано, Гермогенъ, епископъ Саратовскін, написалъ посланіе Государю непосредственно, минуя Синодъ и за это формально долженъ былъ быть наказанъ.

Теперь епископъ Гермогенъ былъ растроганъ до глубины души, самъ послалъ Государю, черезъ отца протоіерея, земной поклонъ и просфору и просилъ прощенія.

/с. 248/ Такъ Царь и епископъ, незадолго до мученической кончины обоихъ, изжили бывшее недоразумѣніе съ глубокимъ смиреніемъ и любовью.

Въ Тобольскѣ Царскую Семью постигло испытаніе, имѣвшее по своимъ конечнымъ результатамъ только нравственное значеніе, а не какое-либо практическое, и бывшее какъ бы ихъ Геѳсиманіей съ ея бореніями, за которой дальше началось шествіе на Голгоѳу.

Прибывшій изъ Москвы комиссаръ объявилъ Государю, что его увозятъ и что отъѣздъ состоится этой ночью. Узнавъ объ этомъ, Государь воскликнулъ съ волненіемъ: «въ такомъ случаѣ это значитъ, что они хотятъ заставить меня подписать брестъ-литовскій договоръ, скорѣе я дамъ отрубить себѣ руку»… Комиссаръ увѣрялъ, что съ Государемъ не случится ничего дурного и что, если кто нибудь пожелаетъ его сопровождать, этому не будутъ противиться. Государыня рѣшила сопровождать мужа, не смотря на болѣзнь сына, котораго она рѣшила покинуть во имя долга. Ей пришлось выбирать между сыномъ и мужемъ. Государь оставлялъ семью по необходимости со смертельной рѣшимостью служить родинѣ. Государыня шла за нимъ добровольно, только чтобы поддержать мужа въ томъ же самомъ. Ради того, чтобы раздѣлить жизнь и смерть мужа во имя долга, она героически отрываетъ свое сердце отъ безгранично любимаго сына. Она выноситъ рѣшеніе, полное пламеннаго патріотизма, въ сознаніи долга предъ Россіей.

Воспитатель Наслѣдника разсказываетъ, что проходя по корридору онъ встрѣтилъ двухъ лакеевъ, которые рыдали, сообщая, что Государя увозятъ. Минуту спустя Татьяна Николаевна въ слезахъ попросила его къ Государынѣ. Государыня говорила: — «Я не могу отпустить Государя одного. Его хотятъ, какъ тогда разлучить съ семьей... хотятъ постараться склонить его на что нибудь дурное, внушая ему безпокойство за жизнь близкихъ... вдвоемъ мы будемъ сильнѣе сопротивляться, и я должна быть рядомъ съ съ нимъ въ этомъ испытаніи... Но мальчикъ еще такъ боленъ... вдругъ произойдетъ осложненіе... Боже мой, какая ужасная пытка... Въ первый разъ въ жизни я не знаю, что мнѣ дѣлать»... Государыню терзали сомнѣнія. Наконецъ она сказала: «Да, такъ лучше, я уѣду съ Государемъ, я ввѣряю вамъ сына», — обратилась сна къ воспитателю. Семья провела всю вторую половину дня у постели Алексѣя Николаевича. Вечеромъ Государыня сидѣла на диванѣ, имѣя съ собой рядомъ двухъ дочерей. Онѣ такъ много плакали, что ихъ лица опухли. Всѣ окружающіе Царскую Семью скрывали свои мученія и старались казаться спокойными. У всѣхъ было /с. 249/ чувство, что если кто нибудь не выдержитъ, не выдержатъ и всѣ остальные. Государь и Государыня были серьезны и сосредоточены. Чувствовалось, что они готовы всѣмъ пожертвовать, въ томъ числѣ и жизнью, если Господь, въ неисповѣдимыхъ путяхъ своихъ, потребуетъ этого для спасенія страны. Никогда они не проявляли по отношенію ко всѣмъ окружающимъ больше и доброты и заботливости. Та великая духовная ясность и поразительная вѣра, которой они проникнуты, передаются и всѣмъ. Въ одинадцать часовъ съ половиною слуги собираются въ большой залѣ. Ихъ Величества и Марія Николаевна прощаются съ ними. Государь обнимаетъ и цѣлуетъ всѣхъ мужчинъ. Государыня — всѣхъ женщинъ. Почти всѣ плачутъ. Въ три съ половиною часа ночи во дворъ въѣзжаютъ экипажи. Это ужаснѣйшіе тарантасы. Одинъ только снабженъ верхомъ. Находится на заднемъ дворѣ немного соломы, которую подстилаютъ на дно тарантасовъ. Матрацъ кладется въ тотъ изъ нихъ, который предназначенъ Государынѣ. Въ четыре часа всѣ поднимаются къ Ихъ Величествамъ, которые выходятъ въ эту минуту изъ комнаты Алексѣя Николаевича. Государь, Государыня и Марія Николаевна прощаются со всѣми. Государыня и Великія Княжны плачутъ. Государь кажется спокойнымъ и находитъ ободряющее слово для каждаго, онъ обнимаетъ и цѣлуетъ остающихся. Государыня, прощаясь, проситъ воспитателя сходить внизъ и оставаться при Алексѣѣ Николаевичѣ. Тотъ отправляется къ нему, мальчикъ плачетъ въ своей кровати. Нѣсколько минутъ спустя, слышенъ грохотъ экипажей. Великія Княжны возвращаются къ себѣ наверхъ и проходятъ, рыдая, мимо дверей своего брата.

Родители и дѣти никогда не разлучались, а теперь должны были раздѣлиться, даже съ больнымъ сыномъ и наканунѣ Пасхи, когда вся семья всегда была вмѣстѣ. Впрочемъ, разлука была очень недолгой. Большевицкія организаціи сѣвера воспрепятствовали дальнѣйшему слѣдованію Царской Четы и задержали ее въ Екатеринбургѣ. 13/20 апрѣля она выѣхала изъ Тобольска и продѣлала 285 верстъ въ повозкахъ, «кошевахъ» или плетенныхъ корзинкахъ безъ сидѣній, прежде чѣмъ достигла желѣзной дороги. 17/30 апрѣля Государь, Государыня и Вел. Княжна Марія Николаевна съ нѣкоторыми членами ихъ добровольной свиты прибыли въ Екатеринбургъ и заключены въ домѣ инженера Ипатьева. А 10 мая къ нимъ уже прибыли и всѣ остальные члены семьи. Навигація рѣчная открылась и дорога для нихъ была болѣе легкой.

Два съ половиною мѣсяца прожила здѣсь Царская Семья среди шайки наглыхъ, разнузданныхъ людей новой ихъ стражи, подвергаясь издѣвательствамъ и непрерывнымъ страданіямъ. При первомъ обыскѣ большевикъ грубо вырвалъ изъ рукъ Императрицы ручной /с. 250/ мѣшочекъ и отвѣчалъ Гоеударю дерзостями. Въ первое время Великія Княжны спали на полу и всѣ ѣли отвратительную пищу изъ совѣтской столовой. Караульные были поставлены во всѣхъ углахъ дома и слѣдили за каждымъ движеніемъ заключенныхъ. Они покрывали стѣны неприличными рисунками, глумясь надъ Императрицею и Великими Княжнами. За столомъ садились всѣ вмѣстѣ. Караульные, присутствуя тутъ-же, не снимали фуражекъ, курили, плевали и ругались скверными словами. Однажды за столомъ самъ комиссаръ, беря тарелку, толкнулъ Государя локтемъ прямо въ лицо. Большею частью караульные несли свою службу въ пьяномъ видѣ. Они систематически грабили и расхищали вещи, бѣлье и одежду Царской Семьи. Но постепенно даже озвѣрѣвшіе охранники были поражены той силой христіанскаго смиренія и кротости, съ которыми вся Царская Семья переносила мучительное заключеніе, пока наконецъ въ ночь на 17 іюля 1918 г. было совершено одно изъ величайшихъ преступленій во всемірной исторіи.

За три дня до злодѣянія, 1/14 іюля, была послѣдняя служба въ помѣщеніи, занятомъ Царской Семьей. Священникъ отецъ Іоаннъ Сторожевъ такъ описываетъ этотъ моментъ. «Мнѣ показалось, что какъ Николай Александровичъ, такъ и всѣ его дочери на этотъ разъ были — я не скажу — въ угнетеніи духа, но все же производили впечатлѣніе какъ бы утомленныхъ. По чину обѣдницы положено въ опредѣленномъ мѣстѣ прочесть молитву «Со святыми упокой». Почему то на этотъ разъ о. діаконъ, вмѣсто прочтенія, запѣлъ эту молитву, сталъ пѣть и я... Но едва мы запѣли, какъ я услышалъ, что стоявшіе позади меня члены Семьи Романовыхъ спустились на колѣна»... Такъ подготовились они, сами того не подозрѣвая, къ своей смерти, принимая погребальное напутствіе.

Въ это богослуженіе, вопреки обыкновенію, никто изъ Семьи не пѣлъ, что тотчасъ обратило вниманіе духовенства и выйдя изъ дома они подѣлились своими впечатлѣніями, что какъ будто у нихъ тамъ что-то случилось и они всѣ какіе то другіе.

Узники спали глубокимъ сномъ, когда ихъ разбудили и приказали одѣваться, чтобы покинуть городъ, которому будто бы угрожала опасность. Царская Семья спустилась въ нижній полуподвальный этажъ, гдѣ Государь съ больнымъ сыномъ сѣлъ на стулѣ посреди комнаты. Вокругъ расположились Государыня, Великія Княжны, докторъ и трое преданныхъ слугъ. Всѣ ожидали сигнала къ отъѣзду. Они не знали, что экипажъ давно уже ждетъ ихъ у воротъ. Это былъ грузовикъ, на которомъ должны были отвезти тѣла обреченныхъ.

Послѣ, ошеломившаго всѣхъ заключенныхъ, заявленія палача о предстоящемъ разстрѣлѣ Государыня успѣла перекреститься. /с. 251/ Она была убита сразу, одновременно съ Государемъ. Богъ послалъ имъ счастье не слышать стоновъ Цесаревича и криковъ раненой Великой Княжны Анастасіи. Первые пули не принесли смерти самымъ младшимъ и ихъ прикончили, добивая ударами штыковъ и прикладовъ, выстрѣлами въ упоръ. Самое невинное и святое претерпѣло наибольшія муки. Они были убиты:

                                 Государь 50 лѣтъ (род. въ 1868 г.) отъ роду.

                                 Государыня 46 лѣтъ (род. въ 1872 г.).

                                 Ольга 23 лѣтъ (род. въ 1895 г.).

                                 Татьяна 21 года (род. въ 1897 г.).

                                 Марія 19 лѣтъ (род. въ 1899 г.).

                                 Анастасія 17 лѣтъ (род. въ 1901 г.).

                                 Алексій 14 лѣтъ (род. въ 1904 г.).

Изъ числа преданныхъ друзей и слугъ Царской Семьи, прибывшихъ съ нею изъ Тобольска, убиты вмѣстѣ съ Царственной Седмерицей лейбъ-медикъ Евгеній С. Боткинъ, горничная Государыни Анна С. Демидова, поваръ Харитоновъ и лакей Труппъ. Матросъ Климентій Нагорный, ходившій за Наслѣдникомъ съ ранняго дѣтства и Сергѣй Сѣдневъ, лакей Великихъ Княженъ, оба защищавшіе заключенную Царскую Семью въ Екатеринбургѣ отъ грабежа и оскорбленій, были увезены изъ дома заключенія въ тюрьму и тамъ разстрѣляны. Совсѣмъ не были допущены жить съ Царской Семьей въ Екатеринбургѣ и также разстрѣляны въ тюрьмѣ генералъ Илья Татищевъ и князь Василій А. Долгоруковъ. Другія недопущенныя, фрейлина, графиня Анастасія В. Гендрикова и гофъ-лектриса, учительница русскаго языка, Екатерина А. Шнейдеръ вывезены были въ Пермь и тамъ разстрѣляны. Графиню Гендрикову передъ разстрѣломъ, 21-го августа, допрашивали: добровольно ли она послѣдовала за Романовыми въ Тобольскъ. Она сказала, что добровольно. «Ну разъ вы такъ преданы имъ, скажите намъ: если бы мы васъ теперь отпустили, вы бы опять вернулись къ нимъ и опять продолжали бы служить имъ?» — «Да, до послѣдняго дня моей жизни», — отвѣтила графиня.

«Нѣтъ больше той любви, какъ если кто положитъ душу свою за друзей своихъ» (Іоан. 15, 13). 
 

 

VI.

Семь измученныхъ страдальцевъ, семь кроткихъ незлобивыхъ агнцевъ приготовили себя на заколеніе. Поруганные, всѣми оста/с. 252/вленные, они совершили крестный свой путь отъ царскихъ дворцовъ до Екатеринбургскихъ подваловъ Ипатьевскаго дома, отъ блестящей свиты царедворцевъ и славы у массъ войскъ и народа къ тяжкому одиночеству среди шайки разбойниковъ и поруганію отъ этихъ полузвѣрей-палачей и своихъ убійцъ.

Рожденный въ день церковной памяти святаго праведнаго Іова Многострадальнаго (6 мая), Государь, жизнь котораго была такъ тяжела и правленіе такъ несчастливо, самъ обратилъ вниманіе на день свсего рожденія и самъ уподобилъ жизнь свою испытаніямъ страдальца Іова, принявъ свой крестъ, какъ крестъ Іова, твердо, кротко и безъ тѣни ропота.

У Государя сознаніе полноты счастья, удовлетворенности жизнью никогда не было. На немъ исполнилось его собственное пророчество: «У меня болѣе чѣмъ предчувствіе, что я обреченъ на страшныя испытанія и что я не буду вознагражденъ за нихъ на этомъ свѣтѣ».

«Мнѣ не удается ничего, чтобы я не предпринималъ; у меня нѣтъ удачи. Впрочемъ воля человѣка такъ безсильна». «Сколько разъ я примѣнялъ къ себѣ слова св. Іова: ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мнѣ».

«Быть можетъ, для спасенія Россіи нужна искупительная жертва. Я буду этой жертвой. Да будетъ воля Божія».

Эти святыя слова Царь-Мученикъ произносилъ свыше чѣмъ за 10 лѣтъ до 1917 года.

Въ юности онъ получилъ раненіе отъ руки фанатика-японца, какъ предзнаменованіе будущаго, еще большаго раненія. Заря счастливой супружеской жизни была омрачена кончиной обожаемаго отца. Заря государственнаго служенія — Ходынской катастрофой. Затѣмъ потеря любимаго брата-друга, революціонныя волненія 1905 года, неудачная русско-японская компанія, разногласія и своеволія нѣкоторыхъ родственниковъ, томительное ожиданіе сына и рожденіе вымоленнаго у Бога Императрицей больного мальчика, нѣжно любимаго Наслѣдника. Наконецъ, новая война съ первоначальными неуспѣхами, но съ надеждой и со всѣми данными грядущей скоро уже побѣды, которой дождаться также не удалось.

И за всѣми неудачами слѣдовали непониманіе, неправда и клевета «общества». На мудраго и во всемъ разбирающагося, но кроткаго и скромнаго смотрятъ свысока, какъ на невѣжественнаго и ограниченнаго. Его глубокое сознаніе нравственной отвѣтственности за судьбы родины и за жизнь безчисленныхъ подданныхъ, осторожность въ самыхъ послѣднихъ рѣшеніяхъ, трактуются какъ безволіе; смиреніе осуждается, религіозность осмѣивается какъ мракобѣсіе, въ рѣчахъ и манифестахъ, чуждыхъ угодливости /с. 253/ и лести, но твердыхъ по взглядамъ и убѣжденіямъ; усматривается только рутинность, консерватизмъ. Всякая неудача возводится въ его личную ошибку или преступленіе. Клевета не щадитъ не только вѣрной и ни въ чемъ неповинной Государыни, которой бросается гнусное обвиненіе въ измѣнѣ, но даже прекрасныхъ, ангело-подобно чистыхъ дочерей.

И изъ всего этого моря лжи, клеветы и бранной ругани Государь выходитъ прекраснымъ и чистымъ. Ни единаго невѣрнаго, неблагороднаго, нецарственнаго жеста: такое достоинство и такое смиреніе.

«Святой страдалецъ» — самое вѣрное, истинно выражающее душу и жизнь Государя опредѣленіе, произнесенное его царственной супругой.

Все, все, что произошло съ Государемъ и его Семьей, произошло по евангельской канвѣ.

Страданіе Царской Семьи — величественное, исключительное, Христоподобное. Оно совершилось во всей полнотѣ нравственныхъ и физическихъ переживаній. Въ несмолкаемомъ газетномъ хохотѣ и въ уличномъ общенародномъ глумленіи издѣвались, позорили, клеветали, оскорбляли и унижали ее, послѣ того какъ одни ближайшіе сотрудники Государя ему измѣнили, а другіе трусливо бѣжали. «Кругомъ измѣна, трусость и обманъ». Вчера имѣвшіе торжественные входы въ столицы и города съ кликами несмѣтныхъ толпъ — «осанна!» — сегодня слышитъ — «распни!». Временное правительство, во власть котораго Царь отдалъ самъ себя добровольно, испугалось толпы и не защитило его. Іуды предали, Пилаты умыли руки, палачи распяли.

Было и Геѳсиманское бореніе съ «отчаяніемъ», которое, однако, «прошло», со слезами и рыданіями, съ горячей молитвой, съ переживаніемъ разлуки, отъ которой «разрывалось сердце». Еще объ этомъ сердцѣ. «Я начинаю ощущать мое старое сердце, — писалъ онъ Царицѣ еще въ іюнѣ 1915 г., — Первый разъ, ты помнишь, это было въ августѣ прошлаго года послѣ самсоновской катастрофы, а теперь опять». Сколько пережило это сердце въ горестныхъ скорбяхъ о неудачахъ отечества вплоть до тѣхъ дней, когда лучшей порою стала для него ночь, въ которой онъ могъ «забываться на время». Святой страдалецъ, новый Іовъ Многострадальный! Золотой свой царскій вѣнецъ онъ смѣнилъ на терновый вѣнецъ Христовъ. Въ его уста такъ легко вкладываются слова Іова: «нагъ я вышелъ изъ чрева матери моей, нагъ и возвращусь; Господь далъ, Господь и взялъ; да будетъ имя Господне благословенно! неужели доброе мы будемъ принимать отъ Бога, а злого не будемъ принимать» (Іов. I, 21; II, 10).

/с. 254/ У здравствующихъ членовъ Императорскаго Дома оказались книги, которыя были у Царской Семьи во время заточенія ихъ въ Тобольскѣ и Екатеринбургѣ. Книги, лично принадлежавшіе Императрицѣ и В. К. Татьянѣ Николаевнѣ, на поляхъ многихъ своихъ страницъ, хранятъ карандашныя отмѣтки, изъ которыхъ мы видимъ, какою мыслью читавшіе были поражены, съ чѣмъ они молча соглашались, въ чемъ невольно выражали себя ихъ души. Беремъ нѣсколько подчеркнутыхъ выдержекъ только изъ двухъ книгъ: «Лѣствица, Преп. Іоанна Лѣствичника», изд. 1909 г. и «О терпѣніи скорбей, ученіе св. отцевъ», еп. Игнатія Брянчанинова, 1893 г. Обѣ книги за собственноручной подписью Императрицы на заглавномъ листѣ. 
 

---

 

«Христіане должны мужественно переносить оскорбленія и борьбу, какъ внѣшнія, такъ и внутреннія. Ударяемые скорьбями христіане должны восходить въ преуспѣяніе посредствомъ терпѣнія. Таковъ путь христіанскаго жительства. Гдѣ Святый Духъ, тамъ, какъ тѣнь за солнцемъ, послѣдуетъ гоненіе и борьба. Воззри на пророковъ, въ которыхъ дѣйствовалъ Духъ Святый: какимъ они подвергались гоненіямъ. Воззри на Господа, Который — Путь и Истина, и Который претерпѣлъ гоненіе не отъ какого либо чуждаго народа, но отъ своего собственнаго племени...»

«Не слѣдуетъ христіанамъ приходить въ недоумѣніе при напастяхъ: подвергаться преслѣдованію — неотъемлемая принадлежность истины. Мученики, прошедшіе черезъ многіе виды мученій, явили силу непобѣдимаго мужества, подчинившись и самой смерти насильственной: послѣ этого они удостоиваемы были вѣнцовъ. Чѣмъ многочисленнѣе были ихъ страданія, тѣмъ большія получили они славу отъ Бога и дерзновеніе къ Богу».

«Намъ заповѣдано взять крестъ нашъ и послѣдовать Христу, что значитъ — быть постоянно готовымъ къ смерти. Если будемъ въ такомъ расположеніи и настроеніи духа, то, какъ сказано, будемъ переносить съ великимъ удобствомъ всякую скорбь, и внутреннюю и находящую извнѣ... Говорящіе, что любятъ Господа, пусть докажутъ справедливость своихъ словъ не только великодушнымъ терпѣніемъ всѣхъ случающихся скорбей, но и терпѣніемъ охотнымъ, съ любовью, ради надежды, отложенной въ Господѣ».

«Невозможно спастись иначе, какъ черезъ ближняго.. Отпущайте — заповѣдалъ Господь — и отпустится вамъ. Въ этомъ заключается духовный законъ... И такъ исполненіе закона заключается въ прощеніи обидъ. Исполняющіе законъ духовно, и, по мѣрѣ исполненія, дѣлающіеся причастниками благодати, любили не только благодѣтельствовавшихъ, но и поношающихъ ихъ и гонящихъ, ожидая получить любовь въ воздаяніе добродѣтели. Добродѣтель ихъ состояла не только въ томъ, что они простили нанесенныя имъ обиды, но и въ благотвореніи душамъ обидчиковъ, молясь за нихъ Богу, какъ за тѣ орудія, при посредствѣ которыхъ они получатъ блаженство, по свидѣтельству Писанія: Блаженни есте, егда поносятъ васъ и ижденутъ васъ».

«Во всякомъ времени, мѣстѣ и дѣлѣ будемъ твердо держаться одной цѣли, чтобы намъ, подвергаясь различнымъ обидамъ отъ человѣковъ, радоваться, а не скорбѣть, — радоваться не просто, не безсмысленно: радоваться на томъ основаніи, что обрѣтаемъ благопріятный случай къ полученію прощенія въ нашихъ согрѣшеніяхъ, прощая ближнему. Въ этомъ заключаегся разумъ истины».

/с. 255/ «Блаженъ тотъ, кто, укоряемый и унижаемый ежедневно, понудилъ себя къ терпѣнію ради Бога; онъ приметъ участіе въ вѣчномъ праздникѣ мучениковъ, и вступитъ дерзновенно въ общеніе съ Ангелами».

«Усердно пей поруганіе, какъ воду жизни, отъ всякаго человѣка, покушающагося напоить тебя чистительнымъ врачевствомъ, изгоняющимъ изъ сердца сладострастіе. Если будешь руководствоваться этимъ правиломъ, то глубокая чистота возсіяетъ въ душѣ твоей, и свѣтъ Божій не оскудѣетъ въ [сердцѣ твоемъ].

«Вѣрующіе въ Господа Іисуса Христа шли на смерть, какъ на праздникъ... становясь передъ неизбѣжною смертью, сохраняли то-же самое дивное спокойствіе духа, которое не оставляло ихъ ни на минуту... Они шли спокойно на встрѣчу смерти потому, что надѣялись вступиіь въ иную, духовную жизнь, открывающуюся для человѣка за гробомъ». 
 

---

 

Вотъ та духовная пища, которою питалась Царская Семья, подкрѣпляя себя на своемъ крестномъ пути. Они познавали искусство добродѣтели изъ чистаго источника писаній святыхъ отцовъ, которые опытно проходили святыя заповѣди Божіи.

Изъ Тобольска Государыня писала, что послѣ прочтенія Тихона Задонскаго она читаетъ творенія св. Григорія Нисскаго, которыхъ кстати прежде не читала.

Всѣ старшіе члены Семьи вполнѣ сознавали возможность трагическаго конца. Кромѣ свидѣтельствъ приближенныхъ о такомъ настроеніи, въ тетрадкѣ Вел. Княжны Ольги Николаевны найдено слѣдующее стихотвореніе.

 

Пошли намъ, Господи, терпѣнье,  Въ годину буйныхъ, мрачныхъ дней,  Сносить народное гоненье  И пытки нашихъ палачей.  Дай крѣпость намъ, о, Боже правый,  Злодѣйство ближняго прощать  И крестъ тяжелый и кровавый  Съ Твоею кротостью встрѣчать.  Владыка міра, Богъ вселенной,  Благослови молитвой насъ  И дай покой душѣ смиренной  Въ невыносимый, страшный часъ.

Существуетъ мнѣніе, что авторомъ стихотворенія является учительница русскаго языка Е. А. Шнейдеръ, раздѣлявшая судьбу Царской Семьи до Екатеринбурга и принявшая мученическую кончину вслѣдъ за нею.

Исторія въ свое время разскажетъ сокровенныя еще для насъ подробности скорбей Царской Семьи и слезы умиленія неоднократно прольются надъ подвигомъ новыхъ великихъ страстотерп/с. 256/цевъ, которыхъ Господь «разжегъ, яко серебро, искусилъ седмерицею», чтобы «обрѣсти ихъ достойными Себѣ» (Прем. Солом. ІІІ, 5-7) и увѣнчать болѣе славными діадемами, чѣмъ вѣнцы царскіе.

Добродѣтели ихъ это — драгоцѣнные камни, несказанной цѣнности, которые имѣютъ различную оправу: и золото, и серебро, и другіе меньшей цѣнности металлы или всѣ тѣ свойства свѣстскости, или можетъ быть человѣческихъ естественныхъ мелкихъ ошибокъ и недостатковъ, о которыхъ могутъ разсказать письма, или другія свидѣтельства. Эти драгоцѣнные камни сверкаютъ неизмѣннымъ блескомъ вездѣ, какова бы ни была ихъ оправа.

Жестокіе истязатели изобрѣтали нравственныя пытки для беззащитной Царской Семьи, и, однако, ни одного слова ропота на свой жребій не вышло изъ устъ страдальцевъ. Они подражали Тому, о Комъ сказано: «будучи злословимъ, Онъ не злословилъ взаимно; страдая, не угрожалъ» (1 Петр. II, 23). Только Богу они возвѣщали печаль свою и предъ Нимъ однимъ изливали свое сердце.

Они оказались одинокими, отверженными и чужими міру, какъ носители святыхъ идеаловъ Россіи среди грѣшныхъ и отпавшихъ отъ этихъ идеаловъ людей. Блаженни эти избранники Божіи потому, что къ нимъ относятся слова Спасителя: «если бы вы были отъ міра, то міръ бы любилъ свое; но какъ вы не отъ міра, но Я избралъ васъ отъ міра, потому ненавидитъ васъ міръ» (Іоан. XV, 19).

Они исполнили заповѣди Христовы.

Блаженни они, какъ нищіе духомъ, плачущіе, кроткіе, алчущіе и жаждущіе правды, милостивые, чистые сердцемъ, миротворцы, изгнанные за правду, поносимые, гонимые, всячески неправедно злословимые за Христа и имени Его ради (Мѳ. V, 3-12). Радуются они нынѣ и веселятся, ибо велика ихъ награда на небесахъ; они утѣшились, наслѣдовали землю вѣчной жизни, насытились правдой, сами помилованы, Бога узрѣли своими очами, наречены сынами Божіими.

Нынѣ радуются и веселятся у Бога и почитаютъ за ничто свои страданія земныя, видя въ преизбыткѣ славу Божію, познавъ сами, что земныя страданія ничто предъ будущею славою.

Семнадцать долгихъ мѣсяцевъ Царская Семья шла по тернистому пути къ своей Голгоѳѣ, все выше становясь нравственно, озаряясь изнутри свѣтомъ Небеснаго Града. Конецъ избранниковъ Божіихъ вѣнчалъ ихъ начало. Государь вымолилъ себѣ у Бога супругу. Такимъ же даромъ Божіимъ явился имъ и ихъ сынъ, выпрошенный у Бога. Все Богомъ данное, Богу принадлежитъ. Имъ не дана до конца земного бытія полнота благоденствія. Государыня въ первый день брака положила завѣтъ на вѣчный союзъ съ мужемъ послѣ смерти. Наслѣдникъ россійскаго престола, въ своихъ дѣтскихъ /с. 257/ страданіяхъ разрывалъ сердце родителей молитвою — «Господи, сжалься надо мною» — и услышанъ Богомъ и унаслѣдовалъ лучшее царство. «Побѣждающему дамъ сѣсть со Мною на престолѣ Моемъ, какъ и Я побѣдилъ и сѣлъ со Отцемъ Моимъ на престолѣ Его» (Откр. III, 21). Не роптавшій, а молившійся, притѣсняемый и не жалующійся есть побѣдитель.

Образъ убіеннаго въ Угличѣ Царевича Димитрія черезъ столѣтія воплощается въ Цесаревичѣ Алексіѣ. Тогда насильственная смерть невиннаго восьмилѣтняго отрока дала основаніе Церкви причислить его къ лику святыхъ...

Подвигъ страдальчества въ семьѣ съ больнымъ ребенкомъ явился тамъ, гдѣ была полнота царской земной власти. И здѣсь навсегда было оставлено памятованіе, что не все человѣку возможно, но все именно въ рукѣ Божіей и прежде всего крестъ, самимъ Богомъ на землѣ воспринятый и Имъ возлагаемый на Его вѣрныхъ, избранныхъ дѣтей. И крестъ этотъ здѣсь понесенъ съ глубочайшимъ смиреніемъ. Какое ободреніе всѣмъ крестоноснымъ семьямъ!

Надо было, чтобы намъ явился образецъ «домашней церкви» (1 Кор. XVI, 19) апостольскихъ временъ, примѣръ христіанской семьи, назиданіе любви супруговъ и ихъ дѣтей къ Богу и между собою. И откуда же? отъ Царской Семьи, отъ дома, стоящаго на верху горы, отъ свѣтильника свѣтящаго съ подсвѣщника. Правда, идеалъ намъ показанъ оттуда, гдѣ онъ долженъ быть, но кто когда такъ выполнялъ свое назначеніе? И въ какія времена? Во времена семейнаго развала, невѣрности, взаимнаго непониманія «отцовъ и дѣтей», потери религіознаго быта и самой любви къ Богу.

Семейное счастье ничѣмъ никогда неомрачаемой любви въ теченіе всѣхъ 24-хъ лѣтъ брака (1894-1918) и любовь дѣтей къ родителямъ и ихъ почитаніе въ Царственной седмерицѣ — памятный знакъ для всѣхъ мужей, женъ и дѣтей. Тамъ, гдѣ были даны условія облегчить труды родительскаго попеченія о дѣтяхъ и сложить ихъ на плечи другихъ, не нерадѣли и не тяготились ими, и получили достойные плоды этихъ трудовъ воспитанія. Какой примѣръ!

Устроившіе себѣ семейное счастье, указываютъ путь женихамъ и невѣстамъ, дабы они съ молитвою къ Богу о помощи искали себѣ спутниковъ жизни.

Семейство мучениковъ, пришедшее къ Богу, ничего не потеряло изъ своихъ достоинствъ, но желаютъ предъ Богомъ всѣмъ того спасенія и той семейной радости, которыми сами обладали.

Любовь къ семьѣ у Царственной Четы не побѣждала ихъ любви къ родинѣ и ради родины они готовы были жертвовать собою и семьею, что и доказали на дѣлѣ. Однако, и любовь къ родинѣ и /с. 258/ семьѣ не побѣждала ихъ любви къ Богу. Богъ, родина, семья — вотъ три служенія Императора, гдѣ сосредоточивалась его жизнь и вся любовь, но каждая цѣнность заняла подобающее ей мѣсто въ его сердцѣ.

Въ служеніи Богу послѣдній Императоръ — славный дѣятель Церкви. Во главѣ всѣхъ мучениковъ россійскихъ изъ числа мірянъ стоитъ первый мірянинъ Церкви — Государь, попечитель нуждъ ея, помощникъ архипастырямъ и пастырямъ въ устроеніи дѣлъ церковныхъ, строитель храмовъ Божіихъ, ревнитель церковнаго воспитанія дѣтей, благоговѣйный паломникъ святыхъ мѣстъ, благочестивый молитвенникъ, прославитель памяти святыхъ россійскихъ, за что одно уже достоинъ быть сопричтеннымъ къ ихъ лику. Доблестный сынъ Церкви, онъ — достойный образецъ мірянамъ, рядовымъ членамъ Церкви, въ служеніи ей. Говорятъ, что его сердцу была любезна мысль о возстановленіи патріаршества и будто онъ предполагалъ, что въ свое время, отдавъ царство сыну и разставшись съ супругой, онъ бы самъ воспринялъ патріаршее служеніе. Это такъ походитъ на Государя. Образы Патріарха Филарета и царя Алексія Михайловича, память о которомъ онъ возстановилъ въ имени своего сына, были ему такъ близки, что наврядъ ли бы окончилъ свое царствованіе иначе, будь оно мирнымъ.

Таковъ былъ среди насъ представитель Святой Руси, который за исповѣданіе вѣры въ эту святыню и былъ преданъ и убитъ.

Онъ несъ на себѣ самоотверженно огромное бремя правленія одинъ, памятуя постоянно въ своемъ одиночествѣ, что онъ дастъ отвѣтъ за все Царю царей тамъ, на небѣ. И онъ зналъ, для кого онъ это дѣлаетъ. Не для себя: «Я берегъ не самодержавную власть, а Россію», — сказалъ онъ въ дни отреченія, полагая, что только такимъ способомъ онъ охранялъ ее отъ торжества неправды и анархіи. Вѣрный своей священной клятвѣ, данной имъ въ день коронованія, онъ долженъ былъ или страдать, или измѣнить своему призванію и очень легко добиться популярности среди круговъ, искавшихъ власти, но бывшихъ къ ней не только не способными, но и вообще невѣрными Русской исторіи, ея Церкви и христіанской совѣсти.

Исповѣдниками называются христіане, которые мужественно претерпѣли страданія и узы, темницы и ссылки за открытое исповѣданіе своей вѣры. И Государь былъ умученъ отъ маловѣрнаго, невѣрнаго и отступническаго общества русскихъ людей, ставшихъ чуждыми принципамъ Святой Руси, умученъ какъ хранитель этихъ принциповъ. Онъ умученъ, какъ слуга Божій, ограниченный въ своей волѣ и власти только закономъ Божіимъ, закомомъ правды /с. 259/ и любви, которому и служилъ до смерти. За вѣрность своей присягѣ, клятвенному обѣщанію, данному при восшествіи на престолъ. За вѣру въ святость своего мѵропомазанія на царство и въ свою отвѣтственность предъ Богомъ. За благочестіе или за свидѣтельство Христовой истины своей жизнью, благодаря чему онъ сталъ чуждъ окружавшему его развращенному обществу. За правду русской жизни и культуры, духъ которой — въ Православіи.

Самый актъ отреченія отъ престола явился выраженіемъ его самопожертвованія ради отечества, проявленіемъ наибольшей любви, полагающей жизнь свою за други своя. Въ дни отреченія онъ говорилъ: «Я не хотѣлъ бы уѣхать изъ Россіи, ее слишкомъ я люблю; заграницей мнѣ было бы слишкомъ тяжело». И когда выѣздъ изъ Россіи хотя бы на время войны представлялся необходимымъ для пользы той-же Россіи, онъ потребовалъ отъ временнаго правительства гарантій на «безпрепятственный пріѣздъ по окончаніи войны въ Россію для постояннаго житья».

Оставшись въ Россіи и находясь въ заключеніи, Государь не допускалъ ни того, чтобы семья была разлучена, ни того, чтобы покинуть территорію Россійской Имперіи. Государыня говорила: «Я ни за что на свѣтѣ не хочу покидать Россіи, такъ какъ мнѣ кажется, что, если бы намъ пришлось уѣхать за границу, — это значило бы порвать послѣднюю нить, связывающую насъ съ прошлымъ; мнѣ кажется, что это прошлое погибло бы безвозвратно». Въ Тобольскѣ она говорила: «Я лучше буду поломойкой, но я буду въ Россіи». «Предпочитаю умереть въ Россіи, нежели быть спасенной нѣмцами». Внѣ Россіи Царская Семья не представляла смысла своего существованія.

«Ты знаешъ, какъ я люблю твою страну, которая стала моей», — писала она Государю въ свое время. «Чувствую себя матерью этой страны, — писала она изъ Тобольска, — и страдаю, какъ за своего ребенка, и люблю мою родину, несмотря на всѣ ужасы теперь и всѣ согрѣшенія. Нельзя вырвать любовь изъ моего сердца и Россію тоже, несмотря на черную неблагодарность къ Государю, которая разрываетъ мое сердце, — но вѣдь это не вся страна. Болѣзнь, послѣ которой она окрѣпнетъ. Господь! смилуйся н спаси Россію!» «Будемъ непрестанно за родину молиться. Христосъ, помилуй мя, грѣшную, и спаси Россію».

Когда старшей дочери была возможность зыйти замужъ за иностраннаго принца и будущаго короля, она заявила: «я не хочу покидать Россію, я русская и хочу остаться русской навсегда». И осталась, чтобы взойти на Голгоѳу вмѣстѣ со всѣми другими своими сестрами.

/с. 260/ Единственнымъ человѣкомъ, у котораго не помутилось въ дни революціи національное сознаніе, былъ Государь. Его духовное здоровье не было задѣто моментомъ. Онъ продолжалъ смотрѣть на вещи просто и трезво. Онъ отрекся послѣ того, какъ всѣ ему измѣнили. Онъ остался въ Россіи и мученически невинно за нее погибъ, его преемники у власти — сами измѣнили всѣмъ и дезертировали, сами бѣжали, спасая свою жизнь. Они нарушили присягу и предали своего Царя и съ нимъ свою родину, хотя должны были сдѣлать все, не жалѣя живота, побѣдить или умереть, какъ это дѣлаютъ простые солдаты на поляхъ сраженія. Но среди своихъ высшихъ военачальниковъ-сотрудниковъ только одинъ Императоръ положилъ жизнь свою за Россію. Сотрудники же его, возставъ на него и подрубивъ вѣтвь, на которой сидѣли, или погибли отъ рукъ бунтарей, съ которыми вошли въ союзъ, получивъ должное, или постыдно бѣжали со своихъ постовъ.

Для спасенія же Царя не нашлось больше Ивана Сусанина.

Русскій народъ отрекся отъ своего Царя. Убійство его — не частный грѣхъ дворцоваго переворота, а грѣхъ всеобщій, всенародный, отъ дурмана революціи, которымъ народъ позволилъ себя одурманить. Мы всѣ не убили этихъ святыхъ людей, но позволили ихъ убить, мы не защитили ихъ, мы ихъ бросили. А если не защитили, то и соучастники убійства. Гдѣ наше единство, гдѣ наша вѣра и самоотверженіе, гдѣ защита правды? Испугались, разложились, пали тяжкимъ паденіемъ.

Мы имѣли высоко поставленнаго Царя, надъ которымъ повторено было таинство мѵропомазанія. Онъ былъ помазанникомъ Божіимъ. Благодать Святаго Духа на немъ — подлинная реальность, а не условный знакъ или обрядъ или сѵмоволъ. И потому, покидая Царя, мы кощунствовали надъ таинствомъ, попрали благодать Божію, поступили какъ богопротивники. Не имѣешь царя, помазанника Божія — не имѣешь и грѣха противъ него, а если имѣешь его, то берегись погрѣшить противъ Бога. «Кто поднявъ руку на Помазанника Господня, останется ненаказаннымъ» (1 Цар. ХХѴІ, 9). И измѣнивши ему, мы лишились благодати Божіей въ нашемъ управленіи и подпали не подъ какую-нибудь власть человѣческую, а по истинѣ подъ власть бѣсовскую, которая замучила нашъ народъ. И въ этомъ единственномъ царѣ въ мірѣ — помазанникѣ Божіемъ отъ благодати святаго таинства, — не лишился ли и весь міръ силы, которая «удерживала» (2 Ѳес. II, 7) силы бѣсовскія отъ современнаго властвованія и вліянія. Если мы этого еще не поняли, то можетъ быть поймемъ потомъ.

/с. 261/

 

VII.

Святыня и подвигъ Государя и его Семьи глубоко были осознаны въ широкихъ кругахъ русской эмиграціи сразу же послѣ изгнанія, но вопросъ о причисленіи ихъ къ лику святыхъ безъ всякихъ колебаній и сомнѣній былъ практически поднятъ прежде всего въ Югославіи. Сербскій народъ возлюбилъ русскаго Царя всѣмъ сердцемъ.

30-го марта 1930 года была опубликована въ сербскихъ газетахъ телеграмма, что православные жители города Лѣсковацъ въ Сербіи обратились къ Синоду Православной Сербской Церкви съ просьбою поднять вопросъ о причисленіи къ лику святыхъ покойнаго Русскаго Государя Императора Николая ІІ-го, бывшаго не только самымъ гуманнымъ и чистымъ сердцемъ Правителемъ Русскаго народа, но и погибшаго славною мученическою смертью.

Въ сербской печати, еще въ 1925 году, появились описанія того, какъ одной пожилой сербкѣ, потерявшей на войнѣ двухъ сыновей убитыми и одного — безъ вѣсти пропавшимъ, считая послѣдняго тоже убитымъ. Однажды, послѣ горячей молитвы за всѣхъ погибшихъ въ минувшую войну, бѣдная мать заснула и увидѣла во снѣ Императора Николая II, сказавшаго ей, что сынъ ея живъ и находится въ Россіи, гдѣ онъ вмѣстѣ съ двумя убитыми своими братьями боролся за славянское дѣло. «Ты не умрешь, — сказалъ Русскій Царь, — пока не увидишь своего сына». Вскорѣ послѣ этого вѣщаго сна, старушка получила извѣстіе, что сынъ ея живъ, и черезъ нѣсколько мѣсяцевъ послѣ того, она счастливая обнимала его живымъ и здоровымъ, прибывшимъ изъ Россіи на родину.

Этотъ случай чудеснаго явленія во снѣ покойнаго и горячо любимаго сербами Русскаго Императора Николая II разошелся по всей Сербіи и передавался изъ устъ въ уста. Въ Сербскій Синодъ начали поступать со всѣхъ сторонъ свѣдѣнія о томъ, какъ горячо сербскій народъ, особенно простой, любитъ покойнаго Русскаго Императора и почитаетъ его святымъ.

11-го августа 1927 года въ газетахъ въ Бѣлградѣ появилось извѣщеніе подъ заглавіемъ «Ликъ Императора Николая II въ Сербскомъ монастырѣ св. Наума, что на Охридскомъ озерѣ».

Это сообщеніе гласило: «Русскій художникъ и академикъ живописи С. Ф. Колесниковъ былъ приглашенъ для росписи новаго храма въ древнемъ Сербскомъ монастырѣ св. Наума, причемъ ему была предоставлена полная свобода творческой работы въ украшеніи внутренняго купола и стѣнъ. Исполняя эту работу, художникъ задумалъ написать на стѣнахъ храма ликъ 15-ти святыхъ, размѣщенныхъ въ пятнадцати овалахъ. Четырнадцать ликовъ были /с. 262/ написаны сразу же, а мѣсто для пятнадцатаго долго оставалось пустымъ, такъ какъ какое то необъяснимое чувство заставляло С. Ф. Колесникова повременить. Однажды въ сумерки С. Ф. Колесниковъ вошелъ въ храмъ. Внизу было темно и только куполъ прорѣзывался лучами заходящаго солнца. Какъ потомъ разсказывалъ самъ С. Ф. Колесниковъ, въ этотъ моментъ въ храмѣ была чарующая игра свѣта и тѣней, все кругомъ казалось неземнымъ и особеннымъ. Въ этотъ моментъ художникъ увидѣлъ, что оставленный имъ незаполненнымъ чистый овалъ, ожилъ и изъ него, какъ изъ рамы, глядѣлъ скорбный ликъ Императора Николая II. Пораженный чудеснымъ явленіемъ мученически убіеннаго Русскаго Государя, художникъ нѣкоторое время стоялъ, какъ вкопанный, охваченный какимъ-то оцѣпенѣніемъ. Далѣе, какъ описываетъ самъ С. Ф., подъ вліяніемъ молитвеннаго порыва, онъ приставилъ къ овалу лѣстницу, и, не нанося углемъ контуры чуднаго лика, одними кистями началъ прокладку. С. Ф. Колесниковъ не могъ спать всю ночь и, едва забрезжилъ свѣтъ, онъ пошелъ въ храмъ и при первыхъ утреннихъ лучахъ солнца уже сидѣлъ наверху лѣстницы, работая съ такимъ жаромъ, какъ никогда. Какъ пишетъ самъ С. Ф. Колесниковъ: — «я писалъ безъ фотографіи. Въ свое время я нѣсколько разъ близко видѣлъ покойнаго Государя, давая ему объясненія на выставкахъ. Образъ его запечатлѣлся въ моей памяти. Я закончилъ свою работу и этотъ портретъ-икону снабдилъ надписью: — «Всероссійскій Императоръ Николай II, пріявшій мученическій вѣнецъ за благоденствіе и счастье славянства».

Вскорѣ въ монастырь пріѣхалъ Командующій войсками Битольскаго военнаго округа генералъ Ристичъ. Посѣтивъ храмъ, снъ долго смотрѣлъ на написанный С. Ф. Колесниковымъ ликъ покойнаго Государя и по щекамъ его текли слезы. Затѣмъ, обратившись къ художнику, онъ тихо промолвилъ: — «Для насъ, сербовъ, это есть и будетъ самый великій, самый почитаемый изъ всѣхъ святыхъ».

Этотъ случай, равно какъ и видѣніе старой сербки, объясняетъ намъ — почему жители города Лѣсковацъ въ своемъ прошеніи Синоду говорятъ, что они ставятъ покойнаго Русскаго Государя Императора наравнѣ съ сербскими народными святыми: Симеономъ, Саввой, Лазаремъ, Стефаномъ н другими.

Кромѣ приведенныхъ случаевъ о явленіи покойнаго Государя отдѣльнымъ лицамъ въ Сербіи, среди Сербской Арміи имѣется сказаніе, что ежегодно въ ночь наканунѣ убіенія Государя и его Семьи, Русскій Императоръ появляется въ Каѳедральномъ Соборѣ въ г. Бѣлградѣ, гдѣ молится передъ иконой святаго Саввы за Сербскій народъ. Затѣмъ, согласно этого сказанія, онъ пѣшкомъ идетъ/с. 263/ въ Главный штабъ и тамъ провѣряетъ состояніе Сербской Арміи. Это сказаніе широко распространилось среди офицеровъ и солдатъ Сербской Арміи.

Въ русской эмигрантской печати было сообщено (въ 1947 г.) о дерзновенномъ молитвенномъ призываніи Царской Семьи въ опасности, когда сотня казаковъ, потерявъ связь съ обозомъ и войскомъ, оказалась въ окруженіи красныхъ среди болотъ. Священникъ о. Илія призвалъ всѣхъ къ молитвѣ, говоря: — «Сегодня день памяти нашего Царя-мученика. Сынъ его, отрокъ Алексій — Царевичъ, былъ войскъ казачьихъ Атаманомъ почетнымъ. Попросимъ ихъ, чтобы ходатайствовали они предъ Господомъ о спасеніи христолюбиваго воинства казачьяго».

И отецъ Илья отслужилъ молебенъ «Мученику Николаю, Государю Россійскому». А припѣвъ на молебнѣ: «Святые мученики дома Царскаго молите Бога о насъ».

Пѣла вся сотня и обозъ. Въ концѣ молебна отецъ Илья прочиталъ отпустъ: «Молитвами святаго Царя-Мученика Николая Государя Россійскаго, Наслѣдника его отрока Алексія-Царевича, христолюбивыхъ войскъ казачьихъ Атамана, благовѣрныя Царицы-мученицы Александры и чадъ ея Царевенъ-мученицъ; помилуетъ и спасетъ насъ, яко благъ и человѣколюбецъ».

На возраженія, что эти святые мученики еще не прославлены и чудеса отъ нихъ еще не явлены, отецъ Илья возразилъ: «А вотъ молитвами ихъ и выйдемъ... А вотъ и прославлены они... Сами слыхали, какъ народъ прославилъ ихъ. Божій народъ... А вотъ и покажетъ намъ путь святый отрокъ Алексій-Царевичъ. — А вотъ не видите вы чуда гнѣва Божія на Россію за неповинную кровь ихъ... А вотъ явленія узрите спасеніемъ чтущихъ святую память ихъ... А вотъ указаніе вамъ въ житіяхъ святыхъ чтите, когда на тѣлесахъ святыхъ мучениковъ безъ всякаго прославленія, христіане храмы строили, лампады возжигали и молились таковымъ яко предстоятелямъ и ходатаямъ...»

Сотня и обозъ изъ окруженія вышли чудеснымъ открытіемъ о. Ильи.

Шли и по колѣно, и по поясъ, проваливались по шею... Лошади вязли, выскакивали, опять шли... Сколько шли и устали ли не помнятъ. Никто ничего не говорилъ. Лошади не ржали... И вышли... 43 женщины, 14 дѣтей, 7 раненыхъ, 11 стариковъ и инвалидовъ, 1 священникъ, 22 казака — всего 98 человѣкъ и 31 конь. Вышли прямо на ту сторону болота, уголъ котораго занимали казаки, сдерживающіе обходное движеніе красныхъ, прямо въ середину /с. 264/ своихъ. Изъ окрестныхъ жителей никто не хотѣлъ вѣрить, что прошли они этимъ путемъ. И шума перехода не слыхалъ непріятель. И слѣда куда ушли отрѣзанные не могли утромъ установить красные партизаны. Были люди — и нѣтъ ихъ! 
 

---

 

Ко второму Всезаграничному Церковному Собору 1938 г., среди русскихъ въ Сербіи, подъ вліяніемъ религіознаго почитанія памяти царственныхъ мучениковъ какъ въ самомъ сербскомъ народѣ, такъ и среди его высокопоставленныхъ лицъ, возникъ вопросъ о канонизаціи Царской Семьи. Но этотъ вопросъ имѣетъ значеніе не только для эмиграціи, но и для всего русскаго народа, подъ игомъ находящагося, и надо чтобы онъ вошелъ въ сознаніе и былъ принятъ широкими церковными массами. Уясняя себѣ духовный образъ Царской Семьи, церковный народъ въ каждой нуждѣ можетъ прибѣгать къ ея небесной помощи и черезъ молитвенное поминовеніе ея въ панихидахъ. Такъ поминаютъ люди постоянно о. Іоанна Кронштадтскаго и блаженную Ксенію и черезъ заупокойное моленіе о нихъ получаетъ помощь отъ нихъ. Имѣющіе славу небесную отзываются на славу и память земную, выражающимъ ее въ какой угодно формѣ.

Архіерейскій Соборъ, въ періодъ сессіи 2-го Всезаграничнаго Церковнаго Собора изъ клира и мірянъ, въ августѣ 1938 г. постановилъ: «Въ связи съ исполнившейся 20-лѣтней годовщиной убійства Царской Семьи установить повсемѣстныя народныя поминовенія черезъ совершенія заупокойныхъ литургій и панихидъ въ слѣдующіе дни года: 6 мая — въ день рожденія и 6 декабря — въ день тезоименитства Государя Императора Николая II и 4/17 іюля — въ день убійства Царской Семьи».

Такова должна быть общенародная церковная память. Но каждая душа въ отдѣльности, проникнутая горячею любовью къ великимъ царственнымъ мученикамъ россійскимъ да памятуетъ ихъ молитвенно постоянно и молитвами сихъ мучениковъ Господь да помилуетъ русскую землю и всѣхъ насъ, русскихъ людей.

Въ послѣднемъ Царѣ намъ явилось именно то, что намъ наиболѣе нужно при нашемъ упадкѣ. Онъ былъ вѣренъ тому, чему мы давно измѣнили. Въ немъ явилось основаніе и новой жизни, которое показано намъ при концѣ прежней и которое мы еще себѣ не усвоили. 
 

Примѣчанія: 
[1] Отмѣтимъ одну такую жертву. Въ 1899 г., комитетъ по постройкѣ православнаго храма въ г. Нью-Іоркѣ для сбора пожертвованій командировалъ въ Россію священ. А. Хотовицкаго. Государь положилъ починъ въ предпринятомъ дѣлѣ съ милостивыми словами: «Я жертвую отъ себя 5.000 рублей на важное христіанское дѣло». Это послужило примѣромъ для всѣхъ благочестивыхъ сыновъ Православной Руси. Много драгоцѣнной утвари дарилъ Государь различнымъ церквамъ. Въ г. Бари (Италія), въ древнемъ храмѣ св. Николая Мирликійскаго, гдѣ въ нижнемъ помѣщеніи хранятся его мощи, висятъ болѣе двадцати прекраснѣйшихъ лампадъ, сработанныхъ изъ литаго серебра въ древне-русскомъ стилѣ; самыя большія изъ нихъ въ діаметрѣ, приблизительно со столовую тарелку. Монахъ-итальянецъ, сопровождающій и дающій пояснеиія, указывая на эти горящія лампады, говоритъ: «всѣ они были присланы сюда къ мощамъ св. Николая Мирликійскаго Его Величествомъ Государемь Императоромъ Всероссійскимъ Николаемъ Вторымъ». 
[2] «Чернички» — сельскія одинокія дѣвушки, жившія полумонашеской жизнью въ міру, мѣстныя богомолки и чтецы «Псалтири» на похоронахъ, ходившія въ черномъ одѣяніи. 
[3] Григорій Распутинъ — человѣкъ простой, необразованный, грубый, но умный, обладавшій гипнотической силой внушенія и ясновидѣніемъ, облекавшій въ религіозную и православную форму свои слова и дѣйствія, добрый ко всѣмъ, просившимъ у него помощи, разгульный въ личномъ поведеніи. Личность — недостаточно описанная и разгаданная въ литературѣ. Въ средѣ непрямодушныхъ людей Двора онъ могъ имѣть вліяніе на чистую, любящую правду и благочестивую Царственную Чету, которой нѣкоторые писатели ставятъ въ похвалу это исканіе правды и пророческаго руководства въ лицѣ старца. 
     Въ наши маловѣрные времена Царь возвысился до ветхозавѣтной идеи пророка при себѣ. Что при царѣ возможенъ былъ пророкъ само по себѣ величественно, благочестиво и свято, независимо отъ того, удаченъ ли былъ выборъ Государя и достойно ли было это лицо такого высокого положенія старца и водителя монарха. Во всякомъ случаѣ дѣйствительная причина его силы при Царѣ была во вліяніи на ходъ болѣзни наслѣдника. При припадкахъ болѣзни послѣдняго, старецъ Григорій погружался въ молитву и говорилъ Царицѣ: «благодари Бога, Онъ еще разъ даровалъ жизнь твоему сыну». И ребенокъ поправлялся и такъ бывало каждый разъ. Въ дни отреченія отъ престола Государь сказалъ своему врачу: «Насколько вѣроятно, что наслѣдникъ выздоровѣетъ совершенно? Григорій Ефимовичъ все время говорилъ, что Алексѣй Николаевичъ къ 13 годамъ будетъ совершенно здоровъ. Я и Государыня привыкли вѣрить ему, потому что все, что онъ предсказывалъ сбывалось». 
[4] Въ мемуарной литературѣ о немъ хорошо вспоминаетъ Татьяна Мельникъ, урожденная Боткина: «Воспоминанія о Царскойй Семьѣ и ея жизни до и послѣ революціи». 1921 г. стр. 44. 
 

Источникъ: Новые мученики Россійскіе. Первое собраніе матеріаловъ. Составилъ Протопресвитеръ М. Польскій. — Jordanville: Типографія преп. Іова Почаевскаго. Свято-Троицкій монастырь, 1949. — С. 218-264.