1. Если бы мы сдѣлали предметомъ своей похвальной рѣчи небо, то развѣ нашли бы мы такое слово, которое могло бы подняться на высоту похвалъ? Какая мысль могла бы быть достойна величія необыкновенной похвалы? Можетъ быть, мы утомились бы уже самымъ началомъ предмета, какъ коснувшіеся недостижимаго и пытающіеся взобраться на безконечыую высоту. И, конечно, говоря о небѣ, я разумѣю не тотъ сводъ, который разнообразно украшаютъ звѣздные круги, равно какъ и не тотъ путь, который пробѣгаетъ серпообразный мѣсяцъ, дѣлающій ночь свѣтлою, какъ день. Уже одно созерцаніе этого чуда, углубляемое красотами міра, есть учитель, возводящій умъ къ Виновнику творенія. Но я желалъ бы сказать о томъ небѣ, котораго вѣчно сіяющія звѣзды суть собраніе многихъ добродѣтелей, блистающихъ сіяніемъ дѣланія добра, а солнце — евангельская проповѣдь, простершаяся до концовъ вселенной и тысячеобразно, свѣтлѣе солнца, просвѣщающая міръ видимый и невидимый. Это солнце не имѣетъ нужды въ лунномъ свѣтѣ, потому что его день не смѣняется ночью; его свѣтъ незаходимо свѣтитъ.

2. Но желаете ли вы знать, кто этотъ человѣкъ, превозносимый нами? — Это Іоаннъ, братія, превосходый апостолъ, преимуществующій среди евангелистовъ, орелъ Божій — великій, златокрылый; неподражаемый изслѣдователь небесной глубины; человѣкъ, созерцаніемъ выше херувимовъ витающій; вѣстникъ существованія безначальнаго Слова и для самихъ ангеловъ (вѣстниковъ); велегласнѣйшій проповѣдникъ истины; умъ, зрящій высокое; огненный языкъ; богоглаголивыя уста; безпредѣльное море мудрости; непостижимая глубина догматовъ; величайшее хранилище знанія; молнія Духа, просвѣщающая міръ; вселенскій громъ благодати; высочайшій столпъ церквей; твердѣйшее основаніе Божіе; сѣть для уловленія природы человѣческой; удица для душъ, до неба простирающаяся; непобѣдимая (незазубриваемая) пила противъ всѣхъ ересей: острый мечъ, срѣзывающій плевелы нечестія; небесный ключъ, замыкающій полчища безбожія; Богомъ укрѣпленная мысль; рѣка, обилующая водами Божіей мудрости; чистѣйшій храмъ дѣвства; любимый истинно Возлюбленнымъ и на персяхъ Его возлежавшій; великое солнце Евангелія, торжественно шествующее; благозвучная лира и труба Святаго Духа, — и чтó еще сказать?

Если бы я указалъ еще тысячу названій, я не могъ бы исчерпать всю бездну похвалъ. Нѣтъ, совершенно невозможно всего выразить: это невозможно не только для моего безъязычія, а и для тѣхъ, кто отличается способностью къ высокой рѣчи, ибо и ихъ побѣждаетъ величіе чуда въ такой степени, какъ не можетъ это сдѣлать неизмѣриыая высота неба. Но какъ намъ позволили составить похвалу Іоанну, то мы съ удовольствіемъ осмѣливаемся предложить ее, собравъ съ евангельскихъ луговъ нѣкоторые медоносные цвѣты, умственно, какъ бы въ нѣкоторыхъ ульяхъ, связавъ ихъ воскомъ и сгруппировавъ около нынѣшняго торжества, какъ около нѣкоторой царицы (матки).

3. Если согласно закону похвальныхъ рѣчей, мы станемъ искать отечества, гдѣ апостолъ на свѣтъ родился, то найдемъ, что оно, т. е. Галилея, далеко не славно, даже и очень неизвѣстно: таково общее мнѣніе. И однако же здѣсь явился на свѣтъ знаменитый апостолъ. Какимъ образомъ и по какой причинѣ? — По той, что откуда, по мнѣнію іудеевъ и всякаго истиннаго израильтянина, ни одинъ пророкъ не приходилъ и никакое добро не выходило, тамъ во чревѣ первой пророчицы Дѣвы зачинается Христосъ: тамъ Принявшій образъ подобный намъ воспитывается, повинуясь родителямъ, ибо городъ, отъ котораго и названіе (Назорей) онъ получилъ, принадлежалъ къ Галилеѣ, какъ и деревня Виѳсаида. Какая достойная удивленія страна, какое блаженное отечество! Оно оказалось болѣе почтеннымъ, чѣмъ отечество Адама, ибо произвело второго Адама съ неба и Іоанна. И родъ Іоанна также не безславенъ, ибо прославляемый произошелъ отъ Заведея и Саломіи, родственницы Христа по плоти. О, какъ прекрасно оба во едино сочетались, чтобы сынъ брачнаго чертога сталъ племянникомъ Христа! И, конечно, Іоаннъ благороднѣе всѣхъ сущихъ отъ востока солнца, съ обѣихъ сторонъ наслѣдовавъ родъ Божій. Видите, сколь прекраснымъ является при прилежномъ изученіи то, что казалось болѣе презрѣннымъ, т. е. отечество и родъ Іоанна. Теперь же по порядку рѣчь наша дошла до того, чтобы показать какова была его жизнь, его занятія.

4. Изъ занятій житейскихъ мы не знаемъ болѣе труднаго. чѣмъ рыболовный промыселъ, равно и болѣе грубаго образа жизни, чѣмъ у тѣхъ, кто этимъ промысломъ занимается. Ибо занятія другими ремеслами приносятъ ремесленнику, кромѣ жизни въ городѣ, и большую выгоду, оцѣнивать ли ихъ съ точки зрѣнія умственной или практической. Занятіе же рыболовствомъ кромѣ одинокой жизни, приноситъ съ собою и недостатокъ въ пищѣ, такъ что исполияется Писаніе: весь трудъ человѣчь во уста его (Еккл. 6, 7). Рыбаки рубищемъ покрыты, ходятъ въ потертыхъ одеждахъ, съ отращенными волосами, съ загорѣлыми лицами, босые: обитаютъ по берегамъ рѣкъ и въ болѣе пустынныхъ мѣстахъ; здѣсь они на камняхъ сидятъ, а тамъ въ глубину всматриваются и оттуда извлекаютъ добычу. Для чего же я это такъ обстоятельно описываю? — Для того, чтобы показать, что, хотя Іоаннъ этимъ ремесломъ занимался, однако онъ не долженъ быть презираемъ. Обратись къ умопредставляемому образу сравненія и ты найдешь соотвѣтствующее познаніе. Давидъ, бывшій сначала пастыремъ овецъ, потомъ былъ избранъ Богомъ пасти Іакова раба своего, и Израиля достояніе свое (Псал. 77, 71). Посмотри и на Іоанна, какъ онъ боголѣпно былъ приведенъ великимъ Словомъ отъ ловли безсловесныхъ къ ловлѣ разумныхъ существъ, Ибо не для того призванъ, чтобы пасти тѣ или другія племена, разсѣянныя въ разныхъ мѣстахъ, но чтобы уловить всю вселенную. И глагола има: грядита по Мнѣ, и сотворю вы ловцы человѣкомъ (Матѳ. 4, 19). Хотя это званіе общее, однако мы должны примѣнить его къ тому, о комъ наша рѣчь. Подобно сему мы поступаемъ и въ отношеніи нѣкоторыхъ другихъ общихъ названій: частное примѣненіе ихъ къ Богослову не даютъ ему преимущества предъ другими апостолами, — да не будетъ! Ибо и для свѣтильниковъ, возженныхъ отъ общаго свѣта, не составляетъ преимущества полное причастіе ихъ къ сіянію одного.

5. Но такъ какъ великій апостолъ поставленъ отъ Бога ловцомъ, то посмотримъ его, говоря образно, какъ бы въ лодкѣ, т. е. въ его слабомъ тѣлѣ починивающимъ не рыболовныя изорванныя сѣти, но сѣти евангельскія. Какой для этого онъ употребляетъ тростникъ? — Догматы. Какой снурокъ для удочки? — Плетеніе богословія. Какой крючокъ? — Трехсоставный крестъ. Какую приманку? — Богоносную плоть, посредствомъ которой уловленъ великій китъ Веліаръ. Ты спросишь, на какомъ камнѣ онъ возсѣдаетъ? Подумай о твердомъ сѣдалищѣ вѣры. О, чудо! Онъ бросаетъ удицу не въ тотъ или другой заливъ, но въ море жизни; забрасываетъ удочку не на малое какое пространство, но до самыхъ предѣловъ вселенной, спускаетъ снурокъ удочки не въ измѣренную глубину, но въ самую бездну нечестія. Посмотри на богатый уловъ, состоящій изъ одиночниковъ и общественниковъ, т. е. людей зрѣлыхъ (отшельниковъ) и живущихъ въ обществѣ, — уловъ многообразный и различный — именно нравами и наклонностями уловляемыхъ изъ большихъ или малыхъ — возрастомъ и положеніемъ. Однихъ, волнующихся догматами нечестія, какъ изъ подъ подводныхъ камней безбожія, извлекаетъ; другихъ, мертвыхъ простотою мысли, какъ бы по морю несущихся, неводомъ уловляетъ; и всѣхъ ихъ не умерщвляетъ, а оживляетъ, не въ соленыхъ водахъ нечестія содержитъ, но въ сладкихъ волнахъ крещенія заставляетъ жить, и при томъ не тлѣнное серебро пріобрѣтая, но рукописаніемъ сыноположенія освобождая отъ рабства діаволу — тѣхъ, которые прежде были взяты имъ въ плѣнъ. О, дивное чудо! Кто слышалъ отъ вѣка о такомъ уловѣ? Кто видѣлъ такого великаго купца-ловца? Ибо не сотни только и не тысячи, но всѣ народы, научить которые было ему ввѣрено, онъ привелъ къ первому Ловцу человѣковъ, Господу Іисусу Христу. Не справедливо ли поэтому я говорилъ раньше, что не могу коснуться избраннаго предмета даже въ самой слабой степени?

6. Разсмотримъ и остальное, — представленное въ прекрасной аллегоріи. — Вы есте свѣтъ міра (Матѳ. 5, 14). Свѣтъ прогоняетъ тьму, просвѣщаетъ зрѣніе, обновляетъ тѣла, — желанный и дивный. Въ какомъ же смыслѣ апостолъ есть свѣтъ? — Не уменьшаетъ ли онъ тьму кромѣшнюю противолежащую? Не возвращаетъ ли зрѣнія слѣпымъ и душевно и тѣлесно?Не сообщаетъ ли силу тѣламъ? Поэтому, не достоинъ ли любви и удивленія? Именно это-то Христосъ и заповѣдалъ дѣлать: болящія исцѣляйте, прокаженныя очищайте, мертвыя воскрешайте, бѣсы изгоняйте: туне пріясте, туне дадите (Матѳ. 10, 8). Подумаемъ о тысячѣ родовъ болѣзней, и увидимъ безконечное множество чудесъ, которыя повсюду гроздами тянутся къ безмездной и безболѣзненной врачебницѣ спасенія, ибо здѣсь больные излечиваются не сѣченіями, не прижиганіями или какимъ-либо лекарственнымъ питьемъ, а одною вѣрою и даромъ слова. О, великій даръ! Вчерашній слѣпой — нынѣ видитъ свѣтъ, внезапно освободившись отъ постояннаго мрака, и радуется, созерцая красоту и явленія вселенной. Вчерашній хромецъ нынѣ ходитъ прямо, и съ радостью скачетъ какъ олень. Вчерашній косноязычный, нынѣ освободившись отъ узъ языка, произноситъ благодареніе свободною рѣчью. Вчерашній сухорукій, нынѣ исцѣлившись, обѣ руки поднимаетъ на молитву къ Господу, Который на небесахъ. Вчера страдавшій водянкою нынѣ весьма быстро освобождается отъ болѣзни и получаетъ прежнее здоровье. Вчерашній прокаженный нынѣ снимаетъ съ себя позоръ и радуется, смотря на свое выздоровѣвшее тѣло. Вчерашній разслабленный, получивши крѣпость членовъ, нынѣ несетъ на плечахъ свою постель. Одержимый вчера демономъ, нынѣ, очистившись духомъ, разумно прославляетъ Господа. Вчера полумертвый и тяжело дышавшій, нынѣ быстро вскакиваетъ. Вчерашній мертвецъ поднимается отъ тлѣнія, повѣствуя сущимъ на землѣ о томъ, что во адѣ, и исповѣдуя Начальника жизни Бога. Вчерашній косоглазый нынѣ смотритъ правильно, и одноглазый видитъ двумя глазами, и безволосый раститъ волоса. Вчерашній горбатый нынѣ выпрямляется, и глухой слышитъ, и страдающій лихорадкою укрѣпляется, и замерзшій оживаетъ. Вчера безплодная нынѣ рождаетъ чадо, и кровоточивая исцѣляется, съ трудомъ рождавшая легко рождаетъ, страдавшій ракомъ дѣлается здоровымъ, — и всякое тѣлесное увѣчье исправляется, и всякая слабость устраняется, и всякая болѣзнь исцѣляется. Я не говорю о чудесахъ въ отношеніи безсловесныхъ животныхъ, также о чудесахъ въ отношеніи перемѣнъ стихій и чего-либо другого въ природѣ. Ибо развѣ не истинно сказанное Господомъ: имѣйте вѣру Божію: аминь бо глаголю вамъ, яко, иже аще речетъ горѣ сей: движися и верзися въ море: и не размыслитъ въ сердцы своемъ, но вѣру иметъ, яко еже глаголетъ, бываетъ: будетъ ему, еже аще речетъ (Марк. 11, 23). Можетъ быть, ты также увидишь и гору, передвинутую въ море, и море, высохшее и обращенное въ покрытое травою поле, и воду, бьющую изъ глубины, и камень, разсѣкаемый и сопровождающій христоносный народъ (1 Кор. 10, 4), и многое другое, чтó служитъ къ пользѣ привлекаемыхъ къ вѣрѣ при всемогущемъ дѣйствіи божественной благодати, для которой ничего нѣтъ невозможнаго.

7. Но чтобы я, останавливаясь на частностяхъ, не утомилъ слушателей, перехожу къ другому. — Вы есте свѣтъ земли (Матѳ. 5, 13). По необходимости это толкуется иносказательно, какъ и въ другомъ мѣстѣ: имѣйте соль въ себѣ (Марк. 9, 50). Что же иное можетъ означать соль, какъ не любовь, которая есть исполненіе закона, какъ говоритъ св. апостолъ Павелъ (Рим. 13, 10). Итакъ подобно тому, какъ безъ соли ни хлѣбъ не вкушается и вообще ничто изъ съѣдобнаго: такъ естественно, что и безъ любви ничего боголюбезнаго нельзя совершить. Такимъ именно представляетъ себя намъ апостолъ, имѣвшій какъ бы адамантовую и непобѣдимую въ подвигахъ за истину душу, — апостолъ, не измѣнявшійся ни при счастливыхъ, ни при несчастныхъ объстоятельствахъ, т. е. не терявшій разсудительности. Посмотри: онъ былъ преслѣдуемъ и не отпалъ отъ любви къ преслѣдовавшимъ; былъ веденъ къ царямъ и воеводамъ и не отпалъ отъ дерзновеннаго исповѣданія; былъ битъ палками и для своихъ палачей явился врачемъ; надъ нимъ издѣвались и насмѣхались и онъ своимъ обидчикамъ честь воздавалъ, подражая Учителю, Который и во время самыхъ страданій Своихъ молился Отцу о прощеніи распинателей; тѣ простирали мечъ, а онъ предлагалъ ученіе; тѣ угрожали огнемъ, а онъ усиливалъ любовь; тѣ угрозы, а онъ — молитву, тѣ — мученія, а онъ — жажду спасенія, радуясь скорбямъ, стремясь къ мученіямъ. И даже изъ счастливыхъ обстоятельствъ для него рождалось искушеніе, ибо за знаменіями и чудесами слѣдовали необыкновенный почетъ и уваженіе. Но какъ тамъ онъ не охладѣвалъ любовію, такъ здѣсь не надмевался похвалою. Онъ ко всѣмъ, сообразно особенностямъ каждаго, всегда примѣнялся и приспособлялся, подобно вкусу манны. О чудо! Должно прибавить и слѣдующее: посланный Пастыреначальникомъ Христомъ, какъ овца среди волковъ, не сдѣлался волкомъ, а волковъ въ овецъ превратилъ. Уязвляемый, онъ въ свою очередь исцѣляетъ язвы душевныя, отвѣчая ранами врачеванія. Необразованный, онъ и мудрецовъ міра научалъ догматамъ благочестія. Безоружный, онъ и враговъ Божіихъ вооружалъ на брань противъ діавола. О, какая это трудность, но вмѣстѣ съ тѣмъ и какая благодать! Такова божественная соль. Изъ только что сказаннаго видно уже и то, въ чемъ состоитъ мудрость зміиная и чистота голубиная. Говорить объ этомъ больше знающимъ — излишне, во избѣжаніе многоглаголанія. Возвратимся къ главному предмету нашего слова.

8. И нарече има имена Воанергесъ, еже есть сына громова (Марк. 3, 17). Нѣкоторые говорятъ, что громъ происходитъ отъ густого воздуха, который, будучи заключенъ въ облакахъ и неимѣя оттуда выхода, производитъ то молнію (посредствомъ тренія), то громъ (посредствомъ разрыва). Впрочемъ, если бы кто сказалъ, что громъ происходитъ отъ грома, то это было бы вполнѣ правдоподобно, ибо каково рождающее, таково и рождаемое. Чтó же отсюда? То, что, будучи отзвукомъ Святаго Духа, апостолъ названъ сыномъ грома, потому что блистаетъ и вмѣстѣ громогласно возвѣщаетъ божественное, какъ бы прорываясь изъ облаковъ божественной благодати. Посмотримъ, если угодно, каковы его громовые гласы, чтобы намъ болѣе удивляться силѣ Давшаго ему имя. Въ началѣ бѣ Слово, и Слово бѣ къ Богу, и Богъ бѣ Слово (Іоан. 1, 1). О, велегласнѣйшая проповѣдь о Богѣ! Не такъ люди шумомъ грома поражаются, какъ богословію Іоанна изумляются небесныя силы вмѣстѣ съ земными, такъ какъ и для нихъ есть ученіе у Іоанна. Ибо говоритъ Писаніе: да скажется нынѣ началомъ и властемъ на небесныхъ церковію многоразличная премудрость Божія (Ефес. 3, 10). Итакъ, Моисей, описывая чувственное (видимое), началомъ всѣхъ твореній положилъ небо, сказавъ: въ началѣ сотвори Богъ небо и землю (Быт. 1, 1). Такъ какъ невозможно было глазу, занимающему первое мѣсто среди нашихъ внѣшнихъ чувствъ, подняться выше неба, то соотвѣтственно сему для чувства это твореніе является первымъ, тогда какъ все остальное занимаетъ второе мѣсто. Іоаннъ же повѣствуетъ о Томъ, Кто выше чувства: онъ не небо и землю, но Творца неба и всѣхъ вышенебесныхъ умовъ принимаетъ за начало, говоря: въ началѣ бѣ Слово, и Слово бѣ къ Богу, и Богъ бѣ Слово.

9. Видишь ли, на какую безпредѣльную высоту поднимаетъ взоръ ума это тройное бѣ, устанавливая какъ бы нѣкоторую духовную твердь въ нашей мысли — съ тѣмъ, чтобы, подобно нѣкоторому отблеску свѣта, дошедши до этого мѣста, умъ (эта первая изъ способностей души) не стремился подниматься выше, по ту сторону, и не казался бы вступающимъ въ пустое пространство изъ безполезнаго любопытства; но удерживалъ бы свое стремленіе, снова возвращаясь къ тварямъ, съ чѣмъ и сродство имѣетъ, созерцая творенія и прославляя Художника, единаго безначальнаго Бога въ трехъ лицахъ, надъ всѣмъ сущимъ господствующаго. Какія же это творенія? — Серафимы, херувимы, престолы, силы, власти, господства, начальства, архангелы, ангелы, а затѣмъ чувству подлежащія — небо, солнце, луна, звѣзды, воздухъ, земля, животныя земныя, морскія, воздушныя, растенія, травы и всякая вообще природа одущевленная и неодушевленная. Ибо все это, и если что другое въ обоихъ мірахъ существуетъ безъ имени, сокращенно обозначено словами: и безъ Него ничтоже бысть, еже бысть (Іоан. 1, 3). Ибо что еще слѣдуетъ прибавить къ этому, когда богоносные отцы по вдохновенію изъяснили все богословіе буквально? Отъ нихъ и намъ, смиреннѣйшимъ, досталась крохотная доля участія въ словѣ. О, богословіе, сильнѣе грома вѣщающее небесные догматы! О, изреченіе, быстрѣе молніи освѣщающее всѣхъ! Удивися разумъ мой отъ тебе (Псал. 38, 6), — пусть скажетъ всякій о богоподобномъ Іоаннѣ, который обнялъ широту вселенной своею проповѣдью, который мыслями своими ходилъ въ путяхъ бездны премудрости. Черезъ него, полнотою Божіяго гласа, адовы врата разрушены и солнце православія возсіяло. Черезъ него мудрость міра объюродѣла и концы вселенной наполнились познаніемъ таинъ Божіихъ; риторы и софисты ниспровергнуты, а Іоанново богословіе воцарилось. И я не знаю, чтó еще сказать достойнаго и столь необыкновеннаго величія апостола, развѣ только уступить слово тѣмъ, которые прежде прославляли его своими божественными устами.

10. Но что же далѣе? Іисусъ же, видѣвъ Матерь и ученика стояща, егоже любляше, глагола Матери своей: Жено, се сынъ твой. Потомъ глагола ученику: се Мати твоя. И отъ того часа поятъ ю ученикъ восвояси (Іоан, 19, 26-27). И въ другомъ мѣстѣ: иже и возлеже на вечери на перси Его, и рече: Господи, кто есть предаяй тя (Іоан. 21, 20). Такое предпочтеніе, т. е. то, что Іоаннъ преимущественно предъ другими учениками былъ любимъ Іисусомъ, также возлежаніе его на пречистыхъ персяхъ и, кромѣ того, признаніе быть сыномъ Богоматери — есть какъ бы нѣкоторый царскій даръ Богослову. Какъ страшны всѣ три преимущества, одно другого превосходнѣе! Каждое изъ нихъ, какъ весьма необыкновенное, производитъ во мнѣ круженіе мысли. Андрей былъ первымъ призванъ быть ученикомъ (Іисуса), но никогда не называлъ себя любимымъ ученикомъ, какъ этотъ. Петръ — первоверховный, но и онъ такого названія не получилъ. Божество безстрастно. Христосъ одинаково ко всѣмъ простираетъ лучи Своей любви. Конечно, если Петръ болѣе всѣхъ любилъ, какъ самъ засвидѣтельствовалъ, бывъ спрошенъ, и его свидѣтельство Христосъ подтвердилъ черезъ троекратное вопрошаніе и отвѣты, за каковое свидѣтельство въ награду получилъ право пасти всѣхъ; то и самъ взаимно долженъ былъ быть любимъ больше (обратный даръ). Мнѣ кажется, что причина того, что Іоаннъ назвалъ себя любимымъ ученикомъ, — заключается въ достоинствѣ его дѣвства. Хотя лучъ свѣта одинаково падаетъ на зеркало, — ибо всѣ ученики были чисты (какъ зеркало), по Писанію, — однако вслѣдствіе блеска дѣвства въ одномъ онъ отображается ярче, чѣмъ въ другихъ, какъ ни странно это слово. И это обстоятельство имѣетъ больше отношенія къ любви, т. е. то, что свѣтъ сильнѣе освѣщаетъ наиболѣе ярко воспринимающій предметъ. Если же Петръ за то, что больше любилъ, преимуществовалъ, то должно сказать, что не то тѣло большимъ освѣщается свѣтомъ, которое находится ближе къ свѣту, но то, которое обладаетъ природою болѣе яркою, хотя бы оно и не было близко. Если же и теперь кажется тебѣ наше слово слабымъ (для изъясненія нашего предмета), то поразившій пусть и исцѣлитъ (т. е. повѣрь Іоанну, который самъ себя называетъ любимымъ ученикомъ). Вотъ и возлежаніе его на персяхъ. О, достоинство! Херувимы суть колесницы Божіи, а Іоаннъ — наперсникъ. Моисей едва видѣлъ задняя Божія, и при томъ предварительно помолившись, а Іоаннъ по собственному побужденію наклонившись къ Іисусу вопрошаетъ о томъ, о чемъ и верховный Петръ не дерзалъ (спрашивать), присвояя себѣ второе мѣсто и предпочитая себѣ Іоанна. Сообразивъ оба явленія, ты поймешь, какъ превосходно достоинство Іоанна. Отсюда, какъ изъ нѣкотораго источника жизни, я думаю, онъ черпаетъ обильные потоки божественной мудрости, и отсюда же, какъ изъ живого чрева, текутъ рѣки богословія. Но надобно перейти къ тому, чтó произошло у креста.

11. Жено, се сынъ твой. Потомъ глагола ученику: се мати твоя (Іоан. 19, 26-27). О, дивный даръ! Рабъ, ради необыкновенной чистоты своей, сыномъ Владычицы называется, и дѣлается хранителемъ хранительницы Сокровища жизни. Одинъ уходитъ черезъ страданія (крестныя) отъ безстрастно родившей, а другой послушно принимаетъ ее въ свой домъ: дѣвственникъ Дѣвственницу, розга — родившую Лозу, воинъ — Царицу, богословъ — Богородицу, братъ Божій по благодати — Богоматерь по природѣ. Подумай о соотвѣтствіи взаимныхъ названій и прославляй союзъ. Развѣ это одно не можетъ превзойти всякую иную похвалу для Богослова, если бы онъ былъ лишенъ какой бы то ни было похвалы? Если же на ряду съ превосходствомъ выше сказаннаго сіяетъ и это, то кто въ состояніи взирать на столь недосягаемую высоту? Итакъ, онъ выше всякой способности нашей къ словесной похвалѣ. Одинъ Богъ можетъ восхвалить его по достоинству, хотя и дерзновенно говорить такъ: отъ Него онъ получилъ и преимущество любви, отъ Него увѣнчанъ и похвальными наименованіями — свѣтомъ, громомъ и другими подобными названіями. Но если это такъ, если такимъ образомъ наше прославленіе, насколько возможно было намъ, бѣднымъ въ словѣ, достигло предѣла, то на этомъ мы и окончимъ рѣчь, представивъ въ заключеніе вмѣсто великаго малое. Къ сказанному присоединимъ, чтó не мало служитъ къ его похваламъ и данное ему страшное откровеніе, которое онъ боговдохновенно изложилъ, когда былъ заключенъ за слово на островъ Патмосъ отъ тогдашняго римскаго царя. Этого откровенія онъ также, ради преимущества любви, удостоился предпочтительно передъ прочими апостолами. Говорятъ же, что послѣ тѣхъ священныхъ странствованій и евангельскаго обхода вселенной, онъ поселился въ нѣкоемъ мѣстѣ въ Азіи, гдѣ преимущественно утвердилъ свой учительный престолъ, а потомъ сложилъ и свое священное тѣло. И гробница его была поставлена въ образъ смерти, самъ же онъ преставился, вопреки природѣ человѣческой, такъ что и въ этомъ Богъ прославилъ своего любимаго ученика. Такъ апостолъ сохранилъ свое тѣло чистымъ и благоуханнымъ, и носилъ въ немъ язвы Христовы; душею же, сіявшею болѣе солнца, онъ возлетѣлъ отсюда и, носимый ангелами, переселился въ ту страну, которая ей прилична, — въ страну неизглаголанной и вѣчно сіяющей радости.

12. Но, о, блаженнѣйшій, треблаженнѣйшій, всеблаженнѣйшій Іоанне, великое солнце Евангелія, неизсякаемый источникъ богословія, вѣтвь апостоловъ, равный Петру! Призри милостиво на насъ съ неба и виждь, какимъ позоромъ покрыто земное: алтари, украшенные божественными изображеніями, разрушены, у священныхъ храмовъ отнята ихъ красота. Икона Христа поругана — и въ городахъ, и въ деревяяхъ, и въ домахъ, равно какъ и иконы Богоматери и всѣхъ другихъ богоносцевъ, и подобныхъ тебѣ и низшихъ тебя. Все достойно плача. Подвигни Петра, призови Іакова, — молимся. Трое, всегда сопутствовавшіе Христу, когда Онъ преобразился, когда творилъ многія чудеса, когда былъ въ подвигѣ и молился, какъ болѣе другихъ причастные тайнамъ Божіимъ, — вы и нынѣ, вмѣстѣ съ остальною девятерицею, умилостивьте къ намъ Святую Троицу, чтобы Христосъ запретилъ бурному морю сему, какъ нѣкогда Тиверіадскому, даровавъ тишину, этотъ даръ мира; чтобы Онъ возвратилъ свою Церковь къ древней и славной красотѣ православія. О, блаженный, будь милостивъ и ко мнѣ дерзновенному, заслуживающему (за слово сіе) порицанія, а не награды, и прими воздвигшихъ въ твою честь сей прекрасный и богатый храмъ, гдѣ (въ притворѣ) многіе сложили свои тѣла, по обычаю подвижниковъ, чтобы здѣсь повергаться предъ твоей сіяющей небесной скиніей: они столько желали видѣть тебя, соотвѣтственно своему достоинству, сколько смотрящіе на самое солнце, — во Христѣ Іисусѣ Господѣ нашемъ, Которому приличествуетъ всякая слава, честь и поклоненіе, со Отцемъ и Святымъ Духомъ, нынѣ и присно и во вѣки вѣковъ. Аминь.

Печатается по изданію: Творенія преподобнаго отца нашего и исповѣдника Ѳеодора Студита въ русскомъ переводѣ. Томъ второй. — СПб.: Изданіе С.-Петербургской Духовной Академіи, 1908. — С. 136-145.