О некоторых причинах приводящих к духовному упадку современных монастырей Русской Православной Церкви

Главная святыня Святой Горы Афон – Иверская икона Богоматери

Теперь рассмотрим  и то, что монах и что царь доставляет подданным: этот – золото, а тот – благодать Духа, этот избавляет от бедности, если он добр, а тот молитвами освобождает души, одержимые демонами.

Свт. Иоанн Златоуст. Сравнение власти, богатства и преимуществ царских с истинным христианским любомудрием монашеской жизни.

Мы предполагаем, что на наш вопрос о том в каком состоянии находится русское монашество нам сразу же начнут приводить статистику возрастания количества монастырей за последние два десятилетия. Но можно ли эту статистику, которая является лишь бездушной цифрой, принимать за явление исключительно только положительное и говорить о реальном расцвете монашества в России? Сказать «да» можно только при крайне поверхностном взгляде на реальную ситуацию. Но при тщательном изучении монашеской жизни, а не количества монахов, то есть статистических данных о численности поступивших в монастыри, мы не сможем дать утвердительный ответ. И вот почему. Церковь и ее духовное состояние не определяется численностью храмов, ибо Церковь – это мистический организм, Богочеловеческое тело. И свт. Григорий Палама, этот стоп Церкви и православия, характеризует Церковь как «новое творение Божие» в котором все связи словно сотканы из божественной благодати. То есть человек, вступая в Церковь Христову призван к совершенно новому восприятию своей жизни, как принадлежащей Христу, которая по словам апостола Павла превращается в непрестанное духовное жертвоприношение и умирание миру. Последнее – это заповедь Божия, выраженная в словах апостола Иоанна Богослова: «Не любите мира, ибо все что мире похоть плоти, похоть очес и гордость житейская». То есть христианин призывается жить в себе вечность, а не жить по законам человеческих пороков и привычек, что часто и означает слово «мир» в евангельском контексте. Только так христианин становится свидетелем Христа. История показала, что с момента прекращения внешних гонений и принятия христианства в качестве государственной религии христиане в лице, прежде всего, епископата, не выдерживали натиска государственной власти. Со времени св. императора Коснтантина Великого в Церкви начался процесс, который получил наименование «обмирщения». И в ходе этого процесса огударствления христианства возникло вполне закономерное явление – в поисках христианского совершенства стало возрастать монашество, которое хранило образ первохристианской любви и подвижнической жизни. Оно сохраняло на протяжении многих веков соль христианской жизни, во главу угла поставляя хранение христианской совести и чистоту сердца. Очень многие подвижники монашества, достигшие святости и обожения неуклонно свидетельствовали, что без удаления от мира почти что невозможно достижение совершенства во Христе.

Монашество, по свидетельству многих Святых Отцов и писателей  стало выражением церковного духа, нервами Церкви и ее опорой.  Монашество, как глубоко церковный институт, всегда реагировало и первым на церковные нестроения, в особенности связанные с возникновением и распространением ересей. Это происходило благодаря тому, что монашество по своей сути усваивало дух и форму ортодоксии, оно бережно хранило их и защищало как священное предание. Кроме того монастыри всегда считались не просто местом паломничества, но великой святыней. Ведь многие из них основывались на местах явления Богоматери (Почаевская Лавра, Святая Гора Афон), Ее икон (Тихвинский монастырь), или местах подвижнической жизни величайших угодников Божиих (Троице-Сергиева Лавра, Киево-Печерская Лавра). Монахи, живши на этих местах всегда питались благодатью и подвигами живших на этих местах святых. Монашество – это не индивидуалистический произвол в жизни, а следование прежним святым угодникам. Монашество – это впитывание в себе и усвоение в себе образа жизни православного подвижничества и православного строя ума.[1]

И как величайшие святыни Православной Церкви и страны монастыри не подвергались хищническому разграблению, на них не возлагалась обязанность платить дань государству или епископу. Исключение лишь составляли времена иконоборчества, период правления Россией правителей-протестантов 18 столетия и безбожной власти 20 столетия.

Но самое главное, что всегда объединяло монастыри, иноков живущих в нем – это свободное исполнения своих подвижнических стремлений, реализация Евангельского идеала  любви подобно той, которая всегда царила в первохристианской общине. Взаимная любовь и понуждение к подвигу примером игумена и старшей братии составляло главный принцип возрастании братство в духовной жизни. Внешний подвиг никогда не составлял самоцели монашеской жизни, как в принципе и в жизни христианской. Внешний устав со всеми предписаниями имел свей целью не принуждать и не убивать немощного и больного, но помогать ориентировать на совершенство. Игумен никогда не мыслился как административная фигура – это отец и мать братства. Его молитва ми Бог покрывает и защищает своей благодатью, его молитвами и примером братья добровольно возрастают во Христе, обретая столь вожделенное бесстрастие, просвещение.

Священные каноны Православной Церкви строго ограждают монастырь от всякого внешнего хищническое посягательства на монастырь как место священное, куда удаляются от мира, чтобы «соблюдать безмолвие, прилежать только посту и молитве, безотлучно пребывая в тех местах, в которых отреклись от мира». Образ монашеской жизни в посте, молитве и безмолвии, или исихии определяется  4 правилом IV Вселенского собора. Это же правило указывает и на то как православному христианину, любого звания и достоинства необходимо относится к монашеском чину и житию, к тем, кто несет этот подвиг равноангельского жития: «истинно и искренне проходящие монашеское житие да удостаиваются приличные чести». Поскольку образ монашеского жительства всегда отождествлялся с подражанием ангельскому житию, то и Церковь в своих правилах определяет: благоговейное и почтительное отношение к монашествующим, а также ограждает монашествующих прещениями в случае нарушения ими их образа жития. Святая Церковь, предписывая епископу наблюдать за монастырями, в то же время указывает, что это наблюдение не дает право расхищать монастырское имущество[2], а лишь заботиться о том, чтобы монашествующие не вводили никаких перемен в своём житии[3], чтобы иноки жили «по преданию святых отец».[4]

Предписывая епископу вести канонический надзор за монастырями, церковные каноны запрещают епископу вмешиваться во внутреннюю жизнь монашеской общины. Известный толкователь священных канонов Вальсамом в своем комментарии на 1 правило Двукратного собора дает очень важное резюме: «Думаю, что этим правилом не дано право епископу  властвовать над монастырем так, как бы он принадлежал  его Церкви на праве собственности; НО ДОЗВОЛЯЕТ  ТОЛЬКО ИМЕТЬ ЕПИСКОПСКИЕ ПРАВА В НЕМ. а ЭТИ ПРАВА СУТЬ СЛЕДУЮЩИЕ: СУЖДЕНИЕ О ДУШЕВНЫХ ПОГРЕШНОСТЯХ, НАБЛЛЮДЕНИЕ ЗА МОНАСТЫРСКИМИ ВЛАСТЯМИ, ВОЗНОШЕНИЕ ЕГО ИМЕНИ, ПОСТАВЛЕНИЕ ИГУМЕНА. Итак, монастырь должен оставаться свободным, самоуправляющимся, не отчуждаемым и не могущим поступить в дар».

В наше же время монастыри стали рассматриваться епископатом как источники доходов для казны архиерея, как некие кормушки. А епископ, теряя понимание своего служения как архипастырского, превращаясь в административную фигуру, некоего директора и распорядителя, утрачивает сознание своей высочайшей благодатной миссии в Церкви. Монастыри как братства и сестричества стали терять свою определенную священными правилами внутреннюю независимость от епископа[5], который стал своей административной властью назначать очередного директора над неимущей братией. Здесь же мы подчеркнем, что правила святых отцов относительно избрания игумена четко определяют, что игумен избирается братией, но ни в коем случае не назначается епископом.[6] В корне неверное отношение к власти игумена и его обязанностям сегодня привели к еще одному совершенно неприемлемому для сохранения подлинного монашеской жизни в монастыре как братства – поставление в монастырях игуменов в епископском сане. И как следствие такого совершенно неверного понимания функции игумена в монастыре стало насаждаться губительное отношение и понимание к монашеской добродетели послушания. Послушание же как величайшая святыня, как благодатное руководство приводящее душу инока в богозаповеданному совершенству[7] стало рассматриваться исключительно в чисто мирском ключе, как приказание и назначение. И вместо созидающей любви там, где должно осуществляется ангельское служение и продолжаться апостольская миссия свидетельства о жизни в евангельской любви, врываются разрушительные мирские начала. Вынашиваются идеи об активном вовлечении монашества в социальное служение, создание некоего подобия католических орденов. Но нужно помнить, что монашество православное строит свою жизнь не по впечатлениям и чувствам епископата, а «по преданию святых отец». И священные каноны под страхом прещения заповедуют епископу строго ограждать монашества от веяний времени и модернизма. Мы надеемся, что Господь просветит наших архипастырей и даст им мудрость и разум относится к монастырям не как к мешку с золотом и деньгами, а как наиважнейшим центрам хранения богозаповеданной любви и подвига в духе первохристианской общины, как оплоту Православной Церкви.

А. П.