Возможно ли спасение человека вне христианства?
Ответ свт. Филарета, митрополита Московского и Коломенского
Вопрос о возможности или невозможности спасения вне христианства в последнее время стал часто ставиться в современном богословии. И это несмотря на вполне конкретные ответы, данные в словах самого Богочеловека, пути, истины и живота: «Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не не будефзт веровать, осужден будет» (Мк. 16, 16), «Верующий в Него не судится, а неверующий уже осужден, потому что не уверовал во имя Единородного Сына Божия» (Ин.3, 18). Однако следует заметить, что само возникновение этого вопроса связано с началом вступления Православной Церкви в экуменический диалог с иными исповеданиями и межрелигиозный диалог с другими религиозными деноминациями. И своим появлением этот вопрос обязан не протестантской среде, а православной. Представители экуменического современного богословия пытаются искать всевозможные способы оправдать инославие и заставить верить, что в каждой религии возможно спасение. Но только в отличие от Православной Церкви, где достижение спасения можно образно обозначить как самый короткий и прямой путь, спасение в иных конфессиях и верах возможно, и оно представляет собой иные пути, более протяженные, длинные. Собственно говоря эта теория, которая перерастает в новые виды экклезиологии как «крещальное богословие» или «богословие совместимости», противоречит святоотеческой православной и сотериологии и экклезиологии, которая всегда строго следовала учению Священного Писания. А оно не приемлет дефиниций современного экуменического «богословия» о спасении всех и везде. православное святоотеческое богословие, раскрывая учение о благодати Божией и Божественных энергиях, свидетельствует о том, что вне Православной Церкви совершается особое промыслительное и призывающее действие Божественной благодати, но не совершается спасение. Попытка обойти строгие и вполне конкретные суждения Священного Писания – это то основание, которое породило современные экуменические теории, фактически заменяя Откровение каким-то новым человеческим откровением от человеческого земного гносиса. Сама эта тенденция имеет по своему подходу к богооткровенной истине подход свойственный варлаамизму, который приписывает рассудку и научному познанию способность к богопознанию. Однако не только свт. Григория Палама, указав на границы познавательных возможностей человеческого рассудка, но и отцы Каппадокийцы указывали на руссудок и научное знание как лишь на первоначальную ступень познания видимого мира и постижения божественного. Так, например, свт. Василий призывает лишь «воззреть на небо, изучить красоты его, рассмотреть все благоуствойство существ, чтобы из стройного их чина уразуметь Создателя» (Шестоднев. Беседа XIV.2).Насколько Каппадокийские учители считали обучение наукам важным, настолько же они были принципиальны в оценке «внешнего» знания как недостаточного для спасения души. высшее ведение,или постижение Откровения могло быть дано только в предвосхищении, только как над-рациональное, которое «невместимо всякому слуху и выше всякого разумения» (Свт. Василий Великий. Шестоднев. Беседа XVI. ) святитель григорий Палама, следуя отцам Каппадокийцам, в полемике с Варлаамом Калабрийцем указывал, что наука важна для «упражнения остроты душевного ока», но высшее постигается лишь «через добродетель, и через молитву и истинное созерцание» (Триады. 1,1).
Но чтобы не перегружать читателей нашими размышлениями, мы предложим в качестве авторитетного богословского мнения – слова свт. Филарета митрополита Московского и Коломенского, который именно в богословии православных экуменистов обладает и авторитетом и популярностью.
* * *
...Правосудие Божие всесовершенно удовлетворено, потому что в лице Богочеловека человечесвто понесло присужденную себе смерть, и понесло вполне, так как и мгновение смерти Богочеловека, по соприсутствию вечного Божества, авняется вечности; на удовлетворении правосудию основано право Искупителя, простить кающегося грешника, без пагубной надежды ненаказанности для некающегося; и в то же время жизнь Божия, низшедшая в глубину человеческой смерти, но смертию по своему естеству не одержимая, из глубины смерти сияет во все умершее грехом человечество, и вносит вечную жизнь во все души, которые ей открывают себя верою, а не отражают ее от себя неверием и ожесточением. Тако возлюби Богх мiръ.
Сии размышления дают место вопросам: как же человек жил, делал добро, познавал Бога еще прежде, нежели совершилось воплощение Божества? Как живут, делают добро, познают Бога и теперь человеки, не пользующиеся плодами воплощения Божества? Вопросы, достойные внимания. Тем, коорые не довольно проникли в внутренность тайны Бога во плоти, чтоб изнутри видеть ея живоносный свет, испытывать ея спасительную силу, разрешение теперь предложенных вопросов может, по крайней мере, отвне показать величие сей тайны, которая одна зиждет из человеческого рода стройное здание, с удивительным единством в разнообразии, простирающееся по всем размерам пространства и времени, и высотою своею теряющееся в небесах; и вне которой человечество представляет безпоядочные развалины, редко где и когда несколько возвышающиеся, вообще раздробленные, едва поднимающиеся над землею.
Как жил человек до Христа? - Жил в первоначальной чистоте своего сотворения, посредством общения с Богом Словом, в Котором живот бѣ, и животъ бѣ светъ человеком, въ началѣ также, как и всегда после (Иоан.1, 1-4). А с того времени, как грех разлучил человека от Бога, до Христа, если человек, уже мертвый прегрешеньми (Еф. 2, 5) внутренно, жил еще внешно; и если являлись еще в нем и некоторые проблески жизни высшей: то жил он, во-первых, останками жизни, преподанной ему от Бога в начале, подобно как живет черенок, отрезанный от живого дерева, до истощания в нем живого сока, или до привития его к живому древу; во-вторых, жил предварительными начатками жизни Христовой, которых можно искать далее колыбели Вифлеемской, и ранее благовещения Назаретского, можно сказать, окончательного, а не начинательного: ибо в то самое время, как жизнь первоначальная повреждена грехом, нужно было ввести в человечество врачевство Христово; и оно введено словом первого благовещения о воплощении Бога Слова: семя жены сотретъ главу змiя (Быт. 3, 15 ); и с того времени начало и непрерывно продолжало действовать благодатно, как можно примечать в Патриархах и Пророках. Что касается до естественной жизни человечества, поврежденной грехом; можно ли не примечать, и в прежних временах, и ныне, как она идет не к совершенству, но к разрушению и смерти; как она с течением веков сократилась в летосчислении личного жития; как она растрескалась и разселась на несвязны глыбы, которые называют племенами и народами; как она во многих чуждых Христа народах, низпала до самых низких степеней жизни скотской и зверской.
Как человек познавал и познает Бога, делал и делает добро до Христианства и без Христианства? - Мой ответ один: если познавал Бога, то познавал останками первоначального света в разуме, при помощи благочестивого предания; если делал что-нибудь, в некотором смысле доброе, то останками первоначальной доброты в воле. падением человека во грех, образ в нем Божий сокрушен, но не совсем истреблен и уничтожен; вечное Солнце зашло в душе его, но некоторые лучи зари от Него еще касаются высоты ея. И при сем уменьшившемся свете, невидимая Божiя от созданiя мiра твореньми помышляема видима суть, и присносущная сила Его и Божество (Рим. 1, 20). ). Языцы, закона не имуще, естествомъ законная творятъ; - являютъ дело законное, написано въ сердцахъ своихъ (2, 14, 15). Но скажут, может быть: если естественно есть в роде человеческом хотя некоторое познание Бога, и хотя некоторое познание добра: то не мог ли бы он естественными средствами, при продолжаемых усилиях и взаимном содействии, быть возвышен, усовершен и спасен? Ответ на сие очень труден: ибо опыты готовы, надобно только указать на них. Род человеческий до Христианства, в продолжение нескольких тысяч лет имел довольно простора испытывать естественные свои усилия. Что же он выработал? - Псоле древнейших преданий о едином Боге, о непорочности райской, или, как говорилось у язычников, о золотом веке, - многобожие, идолопоклонство, пороки и злодеяния, которых одне названия ужасают протовоестественностью, как например, не только человекоубийство, но детоубийство, и отцеубийство, и человекоядение. Мир языческий, жалкий в невежестве, когда переходит в образованность, становится отвратительным по разврату, который обыкновенно идет рядом с нею, и обращает ее в свое орудие. Что сделала языческая философия? Привела ли она хотя один языческий город или деревню в познание единого Бога? Не она ли напротив изобрела сомнения о бытии Бога и добродетели? - Во времена Христианства легко было разуму зажечь многие фокусы естественного знания при солнце откровения Божественного: но и в сии времена, естественный разум, вознамерясь действовать без Христа, не лишил ли себя самых останков духовного света, не посрамил ли себя неистовством, которого в язычестве не видано, именно, государственным законом провозгласил-было безбожие? Пусть назовут сие случайным припадком, частным безпорядком, злоупотреблением разума в немногих людях, обладаемых страстями, только наружно представившимися в обширном виде: не спорю, если хотите; но если это злоупотребление, безпорядок, болезнь; то где же благоупотребление, порядок, здравие разума естественного, без высшего управления откровением, без врача Христа? Пусть покажут, если могут, в олее обширном, или хотя не в меньшем виде, общественное действование такого разума к совершенству и блаженству рода человеческого! И кто может поручиться, что его злоупотребление, безпорядок, болезнь не возвратятся многократно, в новых, по обстоятельствам, видах, с новою жестокостью, если вы оставите его без высшего попечительства, и предоставите ему независимое владычество; если, прежде несбыточной от него заслуги, провозгласите его спасителем рода человеческого? Поистине, довольно печальных опытов для удостоверения, что самоспасение человечества, естественными средствами и усилиями разума, есть не более, как мечтание и болезненный бред духовно недугующего человечества. Лучший и действительно спасительный подвиг разума человеческого к совершенству и блаженству человечества может состоять только в том, чтобы безпристрастно изведать и измерить свои силы, средства, недостатки, для сей великой цели; понять возможность, признать потребность откровения свыше; приближаться къ велiя благочестiя тайнѣ, положить к ея стопам свое оружие и свой венец; и предать себя в благородный плен, в свободное послушание вере в Бога явльшагося во плоти...
(Из Слова 122. В день Благовещения Пресвятыя Богородицы. Свт. Филарет, митрополит Московский. Творения. М. Новоспасский монастырь. 2006, т. 3, 1826-1836, стр. 343- 346)
