«Будетъ гладъ, — сказалъ Пророкъ, оплакивая Іерусалимъ, — не гладъ хлѣба и воды, но гладъ слышанія слова Господня» (Амосъ VIII, 11). Голодъ это — состояніе лишенія вмѣстѣ же и потребности въ необходимой пищѣ. Но есть голодъ хуже и трагичнѣе, чѣмъ этотъ голодъ, это — когда тотъ, кто лишаясь того, что необходимо для (стяжанія) спасенія, не чувствуетъ ужаса бѣдствія, не ощущая даже потребности въ спасеніи. Голодающій и не находящій, обходитъ все вдоль и поперекъ, ища гдѣ-либо хлѣба, и хотя бы нашелъ изъ затхлаго тѣста, или же кто-нибудь далъ ему лепешку изъ проса или отрубей или иныхъ малоцѣнныхъ видовъ пищи, онъ настолько бываетъ радъ, насколько, лишаясь, прежде скорбѣлъ. Такъ и имѣющій духовный голодъ, т. е. лишающійся и вмѣстѣ имѣющій потребность въ духовной пищѣ, обходитъ все вдоль и поперекъ, ища имѣющаго даръ ученія отъ Бога; и если найдетъ, съ радостью вкушаетъ хлѣбъ духовной жизни, который есть спасительное слово; его не возможно не найти тому, кто до конца упорно ищетъ. «Всякъ бо просяй, пріемлетъ, и ищай обрѣтаетъ, и толкущему отверзается», — сказалъ Христосъ.

Но есть и такіе, которые по причинѣ долговременнаго духовнаго голоданія, теряютъ и самое желаніе насытиться; по сему они пріобрѣтаютъ нечувствительность къ вреду, и хотя бы былъ на лицо учащій, у нихъ — нежеланіе слушать ученіе; а если бы не было у нихъ учащаго, то и не искали бы, проводя жизнь куда болѣе грѣховную, чѣмъ — блудный сынъ. Ибо онъ, хотя и былъ въ лишеніи, удалившись отъ общаго Кормильца, и Отца, и Владыки, но впавъ въ тяжкій голодъ, и ощущая лишеніе, покаялся и возвратился и снова получилъ божествен/с. 32/ную и чистую пищу, и благодаря покаянію, до такой степени пріобрѣлъ дарованія Духа, что даже сталъ предметомъ зависти для богатаго. — Но лучше, воспринявъ отъ начала, мы изложимъ вашей любви эту Господню евангельскую притчу, поскольку сегодня и обычай читать ее въ церквахъ.

«Человѣкъ нѣкій, — говоритъ Господь, — имѣ два сына». Здѣсь подъ тѣмъ «человѣкомъ» Господь говоритъ о Самомъ Себѣ, и тутъ нѣтъ ничего удивительнаго. Ибо если воистину Онъ сталъ ради нашего спасенія Человѣкомъ, то что удивляться, если ради нашей пользы Онъ представилъ Себя (въ притчѣ) однимъ изъ людей, Онъ — Который является всегда Хранителемъ и души и тѣла, какъ Владыка и Творецъ и того и другого; Который единый явилъ дѣла любви къ намъ и преизобильной заботы еще и до того, какъ мы пришли въ бытіе? Ибо до того какъ мы пришли на свѣтъ, Онъ уготовалъ намъ вѣчное наслѣдіе Царства, какъ Онъ Самъ говоритъ, — «прежде сложенія міра». Прежде насъ ради Онъ сотворилъ служебныхъ посылаемыхъ Ангеловъ, какъ говоритъ Павелъ, ради имущихъ наслѣдовать спасеніе. Прежде насъ, ради насъ Онъ простеръ надъ всѣмъ этимъ чувственнымъ міромъ небо, воздвигнувъ какъ бы нѣкій общій и для всѣхъ въ равной мѣрѣ сущій шатеръ; небо всегда самодвижущееся и многообразно движущесся, какъ бы для того, чтобы въ равновѣсіи самодвиженія оно удержало свойственное ему мѣсто: всегда же движимое въ самомъ себѣ, оно несетъ съ собою и множество звѣздъ, дабы мы и изъ этого познали мимотечность настоящей жизни и воспріяли пользу, какъ отъ всего того, что находится подъ нимъ, такъ иногда и отъ другого, того — что находится надъ нашими головами. Ради насъ, прежде насъ Онъ сотворилъ великое свѣтило въ началѣ дня, и — меньшее въ началѣ ночи, и установилъ ихъ и прочія звѣзды на тверди небесной, движимыя въ томъ же направленіи, какъ и она, или же въ обратномъ, и многовидно или идущихъ вмѣстѣ, или отклоняющихся, дабы они служили намъ знаменіями и для опредѣленія временъ (года), и цикла лѣтъ; въ чемъ не нуждается ни ангельское естество, сущее выше чувственныхъ воспріятій, ни существо безсловесныхъ животныхъ, живущее только согласно чувственности. Итакъ, они созданы ради насъ, одаренныхъ чувствомъ и иныхъ потребностей, и ощущеніемъ красоты видимаго міра, умомъ же черезъ чувства воспринимающихъ эти знаменія. Ради насъ до насъ Онъ основалъ землю, /с. 33/ простеръ море, надъ нимъ богато излилъ воздухъ и надъ нимъ затѣмъ премудро свѣсилъ стихію огня, дабы умѣрить сопряженную чрезмѣрность холода въ томъ, что находится внизу подъ нимъ, и чтобы пребывала въ сохранности чрезмѣрность тѣпла того огня въ его области; если же для своего бытія и безсловесныя животныя нуждаются въ тѣхъ же вещахъ, что и люди, но и сами они для того, чтобы быть рабами людей, раньше насъ пришли въ бытіе, какъ воспѣваетъ Пророкъ Давидъ.

Итакъ, до того, какъ насъ создать, Творецъ нашъ составилъ весь этотъ міръ ради нашего тѣла; произвелъ изъ ничего. Для улучшенія же нравовъ и руководства въ добродѣтели, чего только не сдѣлалъ любящій добродѣтель Владыка? — Самый весь этотъ чувственный міръ является какъ бы какимъ-то зеркаломъ того, что находится сверхъ міра, дабы чрезъ духовное созерцаніе сего міра, какъ бы по нѣкой чудесной лѣствицѣ, намъ востечь къ оному высшему міру. Онъ вложилъ въ насъ врожденный законъ, какъ бы нѣкую незнающую компромисса норму, и непогрѣшимаго судью, и незаблуждающагося наставника, — собственную совѣсть въ каждомъ изъ насъ, — дабы если случится въ душѣ намъ смутиться мыслью, не имѣть намъ нужды въ иномъ наставникѣ для пониманія добра; если же къ внѣшнему ощущенію мы благообразно перенесемъ нашъ умъ, тогда, какъ говоритъ Апостолъ, «невидимая Божія, отъ созданія міра твореньми помышляема, видима суть» (Рим. I, 20).

Итакъ, открывъ чрезъ естество и тварь познаніе добродѣтели, Онъ приставилъ Ангеловъ Хранителей; воздвигъ для руководства Отцевъ и Пророковъ; явилъ знаменія и чудеса, ведущія къ вѣрѣ; далъ намъ писанный Законъ, помогающій закону, вложенному въ разумное наше естество, и познанію, полученному на основаніи (созерцанія) твари. Наконецъ, послѣ того, какъ мы все оставили безъ вниманія, — о, какое нерадѣніе съ нашей стороны! и, напротивъ, какое великодушіе и вмѣстѣ заботливость со стороны Любящаго насъ! — Онъ Самого Себя отдалъ за насъ, истощивъ богатство Своего Божества въ нашу худость, воспріявъ наше естество, и ставъ Человѣкомъ, какъ мы, благоволилъ стать нашимъ Учителемъ; и Самъ учитъ насъ о величіи Его человѣколюбія, явивъ сіе дѣломъ и словомъ, и вмѣстѣ побуждая къ подражанію Его со/с. 34/страданія къ людямъ и отстраняя несострадательное расположеніе души слушающихъ. Поскольку же даръ любви присущъ и руководителямъ государствъ, какъ и пастырямъ овецъ, еще же и владѣльцамъ собственнаго имущества, но не настолько онъ силенъ, насколько — у родственныхъ по плоти и крови, и изъ числа ихъ особенно — у отцевъ къ ихъ чадамъ, то ихъ любовь Онъ приводитъ какъ примѣръ Своего человѣколюбія, называя Себя Человѣкомъ и Отцемъ всѣхъ насъ: поскольку и Человѣкомъ Онъ сталъ ради насъ и возродилъ насъ чрезъ божественное крещеніе и благодать Его Божественнаго Духа.

Итакъ, «у нѣкотораго человѣка, — говоритъ Онъ, — было два сына»; такъ различіе нрава раздѣлило на двое единое естество; какъ и различіе между добродѣтелью и грѣховностью множество разбило на двѣ группы. И у насъ бываетъ, что мы говоримъ, что одно лицо двойственно, когда оно имѣетъ двуличный нравъ, и, опять же, говоримъ, что множества представляютъ одно, когда они солидарны другъ съ другомъ. «Приступивъ же юнѣйшій рече отцу» — дѣйствительно «юнѣйшій» (т. е. несерьезный, незрѣлый), потому что онъ представилъ требованіе юношеское (несерьезное) и полное безразсудства; такъ и грѣхъ, замышляемый кѣмъ-либо, рождая отступленіе (отъ Бога), является болѣе новымъ по происхожденію и болѣе позднимъ рожденіемъ злого нашего произволенія; а добродѣтель — первородна, отъ вѣчности сущая въ Богѣ, вложенная же въ наши души отъ начала отъ Бога, какъ слѣдствіе благодати. И приступивъ, говорится, младшій сынъ сказалъ отцу: «Даждь ми достойную часть имѣнія». Вотъ какое безразсудство: не припалъ колѣнопреклоненно, не попросилъ, но просто «сказалъ», и не только это, но какъ бы долгъ требуетъ отъ Того, Который всѣмъ туне даетъ. «Дай мнѣ полагающуюся мнѣ часть имѣнія, по закону и по справедливости принадлежащую мнѣ мою долю». И какой это законъ и какъ можетъ быть справедливымъ, чтобы отцы были должниками дѣтей?! Напротивъ, конечно, сама природа явила, что дѣти должники отцамъ, какъ пріявшіе отъ нихъ жизнь. Но и это его поведеніе показываетъ незрѣлость его мышленія.

Чтó же сдѣлалъ Посылающій дождь на праведныхъ и неправедныхъ и Заповѣдующій солнцу свѣтить на дурныхъ и добрыхъ? — Онъ раздѣлилъ имъ, говорится, средства къ /с. 35/ жизни. Видишь ли, что ни въ чемъ не испытываетъ недостатка Сей Человѣкъ и Отецъ? — Ибо иной не раздѣлилъ бы только на двоихъ и не только на двѣ части, но третію часть средствъ къ жизни сохранилъ бы и для себя. Но Онъ, какъ Богъ, какъ и говоритъ Пророкъ Давидъ, не нуждающійся въ нашихъ благахъ (Пс. XV, 2), только этимъ двумъ сыновьямъ, говорится, раздѣлилъ имущество, т. е. весь міръ: ибо какъ одно естество раздѣляется различной настроенностью, такъ и единый міръ — различнымъ использованіемъ. Такъ, одинъ говоритъ Богу: «Весь день воздѣхъ къ Тебѣ руцѣ мои» (Пс. LXXXVII, 10); и — «Седмерицею днемъ хвалихъ Тя» (Пс. CXVIII, 164); и — «Полунощи востахъ исповѣдатися Тебѣ» (ст. 62); и — «Воззвахъ внегда скорбѣти ми» (Пс. CIX, 1); и — «Уповахъ на словеса Твоя» (Пс. CXVIII, 42); и — «Во утрія избивахъ вся грѣшныя земли» (Пс. C, 8), — отсѣкалъ всѣ стремленія плоти, движимыя къ услажденію. А другой проводитъ день въ пьянствѣ и ищетъ гдѣ будетъ выпивка, и проводитъ ночь въ недостойныхъ и беззаконныхъ дѣлахъ, и спѣшитъ къ устроенію скрытыхъ западней или же явнаго злого умысла и на похищеніе денегъ и на дурные замыслы. Итакъ, развѣ не раздѣлили эти (два вышеприведенныхъ типа людей) одну ночь и одно солнце, а прежде сего собственное естество, пользуясь однимъ и тѣмъ же совершенно по-разному. Богъ же равно раздѣлилъ всѣмъ всю тварь, предложивъ въ употребленіе по волѣ каждаго.

«И не по мнозѣхъ днехъ собравъ все мній сынъ, отъиде на страну далече», говоритъ Христосъ. Почему же онъ не немедленно ушелъ, но «по прошествіи немногихъ дней», т. е. послѣ нѣсколькихъ дней? — Потому, что лукавый обольститель діаволъ не сразу предлагаетъ человѣку свой собственный образъ дѣйствія (ἰδιοῤῥυθμίαν) и грѣхъ, но понемногу убѣждаетъ, нашептывая намъ и говоря: «И ты живя своимъ умомъ, не посѣщая храма Божія и не внимая ученію Церкви, можешь и самъ по себѣ видѣть, что надо дѣлать, и не удаляться отъ добра». — Когда же онъ отдѣлитъ кого отъ священныхъ богослуженій и отъ слушанія священныхъ учителей, тѣмъ самымъ отдаляетъ его отъ Божественнаго храненія, предавъ его злымъ дѣламъ. Богъ-то вездѣ присутствуетъ, но единственное, что — далеко отъ добра, это — зло, въ которомъ, оказываясь изъ-за грѣха, мы далеко отходимъ отъ Бога. «Не пребудутъ беззаконницы предъ очима Твоима» (Пс. V, 6), — говоритъ Богу Давидъ.

/с. 36/ Такимъ образомъ, младшій сынъ удалился (отъ своего Отца) и ушелъ въ страну, далеко сущую, «идѣже расточи», — говорится, — «имѣніе свое, живый блудно». Какимъ же образомъ онъ расточилъ имѣніе свое? — Прежде всего наше имѣніе и богатство это — врожденный нашъ умъ. До тѣхъ поръ, пока мы держимся спаситсльнаго пути, мы имѣемъ его сосредоточеннымъ въ отношеніи самого себя и въ отношеніи Перваго и Высочайшаго Ума — Бога; когда же откроемъ двери страстямъ, тогда немедленно онъ расточается, блуждая вокругъ плотскихъ и земныхъ вещей, вокругъ многовидныхъ услажденій и связанныхъ съ ними страстныхъ помысловъ. Его богатство это — здравый смыслъ, который до тѣхъ поръ пребываетъ въ немъ и проводитъ различіе между добромъ и зломъ, доколѣ онъ самъ пребываетъ въ заповѣдяхъ и единеніи съ Богомъ, повинуясь Высочайшему Отцу. Если же онъ сброситъ узду, тогда онъ расточастся на блудъ и безразсудство, расточается по частямъ на то и другое зло. Это же, посмотри, относится и ко всякой нашей добродѣтели и силѣ, являющимися, воистину, нашимъ богатствомъ, которое, если подъ дѣйствіемъ многовиднаго зла поддается ему, — расточается. Ибо умъ по своей природѣ простираетъ желаніе свое къ единому и истинному Богу, единому благому, единому желанному, единому дающему наслажденіе, не смѣшанное ни съ какой печалью. Когда же умъ разслабѣетъ, тогда душевная сила истинной любви откланяется отъ этого истиннаго достойнаго предмета стремленій и расточается на всевозможныя стремленія услажденія: то расточается на вожделѣніе не необходимыхъ яствъ, то на вожделѣніе нескромныхъ тѣлъ, то на вожделѣніе неполезныхъ вещей, а иногда на вожделѣніе тщетной и неславной славы. И такимъ образомъ несчастный человѣкъ размѣнивается на мелочь, и связанный мыслями о подобнаго рода вещахъ, и самое солнце, и воздухъ, — общее богатство для всѣхъ, — безъ удовольствія вдыхаетъ и созерцаетъ.

Самъ умъ нашъ, еще неотступившій отъ Бога, вызываетъ въ насъ гнѣвъ только противъ діавола и употребляетъ мужество души на борьбу противъ дурныхъ страстей, противъ князей мрака, противъ духовъ зла. Если же онъ не держится божественныхъ заповѣдей вооружившаго его Владыки, тогда онъ воюетъ противъ ближнихъ, неистовствуетъ на соплеменныхъ, приходитъ въ ярость на не выражающихъ /с. 37/ одобренія безумнымъ его стремленіямъ, и человѣкоубійцей, увы, становится человѣкъ, уподобившись не только безсмысленнымъ скотамъ, но и — пресмыкающимся и ядовитымь животнымъ, — становится скорпіономъ, змѣею, порожденіемъ ехидны тотъ, который поставленъ, чтобъ быть въ сынахъ Божіихъ. Видишь ли: какимъ образомъ онъ расточилъ и погубилъ свое имѣніе? «Изжившу ему все», говорится, (юнѣйшій сынъ), «начатъ лишатися». Онъ сталъ голодать, но еще не обратилъ взоръ къ обращенію, потому что онъ былъ распутнымъ. Посему-то: «И шедъ прилѣпися единому отъ житель тоя страны: и посла его на села своя пасти свинія».

Кто же — граждане и правители той страны, которая далеко отъ Бога? — Конечно, бѣсы, подъ властью которыхъ содержателемъ притона, и главнымъ мытаремъ, и атаманомъ разбойниковъ, и вождемъ мятежниковъ сталъ онъ — сынь Небеснаго Отца: ибо всякая страсть, изъ-за крайней нечистоты, называется свиноподобной. Свиньями являются тѣ, которые валяются въ грязи страстей, и юнѣйшій сынъ сталъ ихъ водителемъ, какъ превосходящій ихъ въ отношеніи услажденія себя, поскольку онъ не можетъ насытиться отъ тѣхъ рожцовъ, которые они ѣли, т. е. не можетъ насытиться своею страстью. Какъ это такъ, что естество плоти недостаточно для служенія страстямъ распутнаго? — Золото или серебро, увеличившись у златолюбиваго или сребролюбиваго, принесло и увеличеніе недостатка, и насколько бы оно не прибавилось, настолько же и настраиваетъ болѣе жаждать его; чуть ли не цѣлый міръ, а пожалуй и цѣлый міръ, не будетъ достаточнымъ для одного корыстолюбиваго и властолюбиваго. Поскольку же людей такого типа много, а міръ — одинъ, то какъ возможно кому изъ нихъ насытиться своею страстью? — Посему-то такъ и оный, отступившій отъ Бога, не могъ насытиться: ибо — «никтоже даяше», говорится, насытиться ему. Да и кто бы ему далъ? — Богъ былъ далеко, единственно въ созерцаніи Котораго бываетъ для созерцающаго радостное насыщеніе, по реченному: «Насыщуся, внегда явитими ся славѣ Твоей» (Пс. XVI, 15). Діаволъ же не хочетъ дать человѣку насытиться низменными вожделѣніями, поскольку въ душахъ, склонныхъ къ измѣненію, насыщеніе обычно производитъ переломъ въ отношеніи къ нимъ. Итакъ, по справедливости, никто не далъ ему насытиться.

Тогда-то только, придя въ себя и понявъ въ какое бѣд/с. 38/ственное положеніе онъ попалъ, этотъ отколовшійся отъ своего Отца сынъ оплакалъ себя, говоря: «Колико наемникомъ Отца моего избываютъ хлѣбы, азъ же гладомъ гиблю». Кто эти наемники? — Это тѣ, которые за слезы покаянія и за смиреніе получаютъ какъ бы нѣкую плату — спасеніе. Сыновья же это — тѣ, которые по любви къ Нему подчиняются Его заповѣдямъ; какъ и говоритъ Господь: «Кто любитъ Мя, Слово Мое соблюдетъ» (Іоан. XIV, 23). Итакъ, тотъ юнѣйшій сынъ, лишившись сыновняго достоинства, и по своей волѣ изгнавъ себя изъ священнаго Отечества, и впавъ въ голодъ, осудилъ себя, и смирился, и въ покаяніи сказалъ: «Воставъ иду, и припаду ко Отцу, и реку: Отче, согрѣшихъ на небо и предъ Тобою». Справедливо вначалѣ мы сказали, что оный Отецъ (въ притчѣ о блудномъ сынѣ) это — Богъ; ибо какъ бы тотъ, отступившій отъ отца сынъ, согрѣшилъ «противъ неба», если бы это не былъ Небесный Отецъ? Итакъ, онъ говоритъ: «Согрѣшилъ я противъ неба» — т. е. противъ Святыхъ на небѣ, и которыхъ жительство на небѣ, — «и предъ Тобою», Который обитаешь съ Твоими Святыми на небѣ. «И уже нѣсмь достоинъ нарещися сынъ Твой: сотвори мя яко единаго отъ наемникъ Твоихъ». Прекрасно, въ смиреніи прибавляя, онъ говоритъ: «Прими меня», — ибо никто самъ своими силами не вступаетъ на ступень ведущую къ добродѣтели, хотя бы это и было не безъ его свободнаго выбора (воли). «Воставъ» — говорится, — «иде ко Отцу своему. Еще же ему далече сущу...» Какъ надо понимать, что онъ «пошелъ», и въ то же время «былъ далеко»; почему и Отецъ его, сжалившись, вышелъ навстрѣчу ему? — Потому, что отъ души кающійся человѣкъ, тѣмъ, что имѣетъ благое произволеніе и отступилъ отъ грѣха, приходитъ къ Богу. Но, находясь въ тираніи злого навыка и дурныхъ понятій, онъ еще далеко отъ Бога; и для того, чтобы онъ спасся, необходима большая свыше милость и помощь.

Поэтому-то и Отецъ щедротъ, сойдя, вышелъ ему навстрѣчу и, обнявъ, цѣловалъ, и приказалъ слугамъ, т. е. священникамъ, одѣть его въ первичную торжественную одежду, т. е. сыновнее достоинство, въ которое онъ былъ облеченъ ранѣе чрезъ святое крещеніе; и дать перстень на руку его, т. е. на дѣятельность души, дѣятельность, которая представляется въ образѣ руки, наложить печать созерцательной добродѣтели, залогъ будущаго наслѣдія; также и обувь прика/с. 39/зываетъ дать на ноги его, — Божественное охраненіе и твердость, дающія ему силу наступать на змѣй и скорпіоновъ и на всякую силу вражію. Затѣмъ велитъ привести откормленнаго теленка и заколоть его и предложить въ пищу. Этотъ Тѣлецъ — Самъ Господь, Который выходитъ изъ сокровенности Божества и отъ находящагося превыше всего престола, и какъ Человѣкъ, явившись на землѣ, какъ Тѣлецъ закалается за насъ грѣшныхъ, и какъ насыщенный Хлѣбъ предлагается намъ въ пищу. Къ тому же Богъ устраиваетъ общую радость и пиршество со Святыми Своими, по крайнему человѣколюбію воспринимая свойственное намъ и говоря: «пріидите, ядше, возвеселимся». Однако старшій сынъ гнѣвается. Мнѣ думается, что здѣсь Христосъ изобразилъ Іудеевъ, гнѣвающихся за призваніе язычниковъ, и книжниковъ и фарисеевъ, соблазняющихся тѣмъ, что Господь принимаетъ грѣшниковъ и ѣстъ съ ними. Если же желаешь понять это и въ томъ смыслѣ, что это говорится относительно праведниковъ, то что тутъ удивительнаго, если и праведникъ не познаетъ превосходящее всякій умъ богатство милосердія Божія? Посему общій Отецъ утѣшаетъ его и приводитъ къ сознанію справедливости, говоря ему: «Ты всегда со Мною еси», участвуя въ неизмѣнной радости; «возвеселитися же и возрадовати подобаше, яко братъ твой сей мертвъ бѣ, и оживе, и изгиблъ бѣ, и обрѣтеся»: онъ былъ мертвъ по причинѣ грѣха; воскресъ благодаря покаянію; пропадалъ, потому что не находился въ Богѣ; бывъ же обрѣтенъ, онъ наполняетъ радостью небеса, согласно написанному: «Радость будетъ на небеси о единомъ грѣшницѣ кающемся» (Лк. XV, 7). Что же это такое, что особенно удручаетъ старшаго сына? — «Яко мнѣ», — говоритъ онъ, — «николиже далъ еси козляте, да со други своими возвеселился быхъ. Егда же сынъ Твой сей, изъядый Твое имѣніе съ любодѣйцами, пріиде, заклалъ еси ему тѣльца питомаго»: ибо до такой степени преизбыточествуетъ милость Божія по отношенію къ намъ, что, какъ говоритъ корифей Апостоловъ Петръ, сами Ангелы желали приникнуть въ назначенную намъ благодать, которая подается намъ въ Его воплощеніи. Но также и праведники желали, чтобы изъ-за этихъ благодѣяній, Христосъ пришелъ раньше времени (положеннаго для Воплощенія), какъ и Авраамъ желалъ видѣть день Его. Но Онъ тогда не пришелъ; а когда пришелъ, Онъ не пришелъ призвать праведниковъ, но грѣшниковъ къ пока/с. 40/янію, и особенно ради нихъ распинается Взявшій на Себя грѣхъ міра; ибо благодать преизбыточествовала тамъ, гдѣ умножился грѣхъ. А то, что несмотря на требованія праведниковъ, Онъ не далъ имъ ни одного изъ козлятъ, т. е. изъ грѣшниковъ, очевидно для насъ, какъ на основаніи не малаго числа иныхъ примѣровъ, такъ, особенно, и изъ видѣнія священнаго и блаженнаго Карпа. Ибо онъ, проклиная нѣкоторыхъ дурныхъ людей и говоря, что не справедливо, чтобы оставались жить беззаконники и развратители правыхъ путей Божіихъ, не только не былъ услышанъ, но и испыталъ неудовольствіе Божіе и услышалъ нѣкія приводящія въ трепетъ слова, приводящія къ познанію неизреченнаго и превосходящаго умъ долготерпѣнія Божія, и убѣждающихъ не проклинать людей живущихъ въ грѣхѣ, потому что Богъ даетъ имъ еще время для покаянія. Итакъ, Богъ кающихся и Отецъ щедротъ для того, чтобы показать это и къ тому же представить, что обращающимся чрезъ покаяніе Онъ даруетъ великіе и вызывающіе зависть дары, такимъ образомъ изложилъ эту притчу.

Посему, братіе, давайте и мы, чрезъ дѣла покаянія, возьмемъ себя въ руки, разстанемся съ лукавымъ и его скотомъ; отдѣлимся отъ свиней и питающихъ ихъ рожковъ, т. е. гнусныхъ страстей и приверженныхъ имъ; отступимъ отъ дурного пастбища, т. е. отъ злого навыка; бѣжимъ изъ страны страстей, которая — невѣріе, ненасытность и неумѣренность, въ которыхъ заключается тяжкій голодъ добра и страдательное состояніе хуже голода; притецемъ къ Отцу безсмертія, Дарователю жизни, идя, посредствомъ добродѣтелей, путемъ жизни; ибо тамъ мы найдемъ Его, вышедшимъ намъ навстрѣчу и дарующаго намъ разрѣшеніе нашихъ грѣховъ, знакъ безсмертія, залогъ будущаго наслѣдія. Такъ и блудный сынъ, какъ научаемся отъ Спасителя, во время пребыванія своего въ странѣ страстей, хотя и обдумывалъ и даже выговаривалъ слова покаянія, однако не получалъ отъ этого никакого блага,пока, не оставивъ всѣ тѣ дѣла грѣха, онъ бѣжа не пришелъ къ Отцу. И (тогда) получивъ то, что превышало его надежду, онъ, конечно, въ смиреніи пребывалъ оставшееся время жизни, цѣломудренно и праведно живя и сохраняя неповрежденной обновленную въ немъ благодать, которую да улучимъ и мы и сохранимъ неущербленной, дабы и въ будущемъ вѣкѣ намъ радоваться вмѣстѣ съ спасеннымъ /с. 41/ блуднымъ сыномъ въ Горнемъ Іерусалимѣ, Матери всѣхъ живущихъ, Церкви перворожденныхъ, въ Самомъ Христѣ Господѣ нашемъ, Которому подобаетъ слава во вѣки. Аминь. 
 

Примѣчаніе. Ссылаясь на видѣніе, которое имѣлъ св. Карпъ и вкратцѣ излагая сущность его, св. Григорій Палама имѣлъ въ виду слѣдующую повѣсть, которая помѣщается въ Прологѣ подъ 17-мъ днемъ мая въ Житіяхъ Святыхъ:

«Св. Діонисій Ареопагитъ въ своемъ посланіи къ монаху Демофилу, написанномъ съ цѣлью наставленія въ кротости и незлобіи, вспоминаетъ такое событіе.

Пришлось мнѣ, — говоритъ онъ, — при посѣщеніи острова Крита остановиться въ домѣ блаженнаго Карпа, ученика св. Апостола Павла. Мужъ сей былъ великъ по своимъ добродѣтелямъ и отличался такою возвышенною чистотою ума, что обладалъ большою способностью къ Боговидѣніямъ: онъ даже никогда не приступалъ къ совершенію Пречистыхъ и Животворящихъ Таинъ, прежде чѣмъ не сподобится явленія ему съ неба Божественнаго видѣнія. Сего святого мужа, — какъ онъ самъ повѣдалъ св. Діонисію, — опечалилъ одинъ изъ невѣрующихъ. Причина печали была та, что невѣрующій совратилъ отъ церкви къ своему злочестію одного изъ вѣрующихъ. Симъ обстоятельствомъ блаженный Карпъ былъ сильно огорченъ. Ему надлежало бы, конечно, сохранять терпѣніе и отпадшаго отъ вѣры непрестанно увѣщевать полезными словами, а невѣрнаго покорять своимъ благодушіемъ; надлежало бы усердно молить Господа, дабы Онъ и совратившагося къ нечестію опять обратилъ ко святой Своей Церкви и пребывающаго во мракѣ невѣрія просвѣтилъ свѣтомъ вѣры. Но, никогда ни въ чемъ не обнаруживавшій прежде нетерпѣнія, Карпъ на сей разъ былъ весьма сильно огорченъ въ душѣ своей. Поздно вечеромъ, когда приближалась уже полночь, онъ всталъ на молитву. Онъ всегда имѣлъ обыкновеніе въ полночный часъ вставать и молиться. — Стоя на молитвѣ, онъ не могъ преодолѣть въ себѣ чувства сильной скорби, какую причинили ему упомянутые два человѣка. Ему стало представляться, что эти беззаконные люди, развращающіе правые пути Господни, несправедливо остаются жить на землѣ; и сталъ онъ молить Бога, да ниспадетъ съ неба огонь на нихъ, и пожжетъ ихъ обоихъ. Когда онъ молился о семъ, вдругъ горница, въ которой онъ стоялъ, потряслась и разступилась сверху на двое, такъ что казалось ему, что онъ стоитъ на дворѣ, /с. 42/ и свѣтлый огненный пламень ниспалъ къ нему съ неба. Поднявъ взоры вверхъ, онъ увидѣлъ отверстое небо и въ немъ сидящаго Іисуса Христа, окруженнаго безчисленнымъ множествомъ ангеловъ въ человѣческомъ образѣ. Потомъ, опустивъ взоры внизъ, онъ увидѣлъ разсѣвшуюся землю, и въ ней глубокую темную пропасть; на краю же пропасти стояли тѣ два человѣка, которымъ Карпъ, въ гнѣвѣ, испрашивалъ погибели отъ Бога. Они стояли съ мольбою во взорѣ и съ великимъ страхомъ и трепетомъ, ибо были близки къ паденію въ пропасть; а въ пропасти той пресмыкался змей, скрежеща зубами. Были здѣсь и другіе какіе-то люди, которые тѣхъ двухъ грѣшниковъ били, толкали и влекли къ страшному змію. Карпъ, видя, что опечалившіе его готовы уже упасть въ пропастъ и быть съѣденными зміемъ, исполнился великой радости, и не столько Карпъ смотрѣлъ въ отверстое небо и на сидящаго въ немъ Іисуса Христа, сколько на близкую гибель этихъ двухъ грѣшниковъ. Но такъ какъ они не упали въ пропасть, то Карпъ снова сталъ досадовать и скорбѣть, и опять сталъ молить Бога, чтобы они упали и погибли. Когда же онъ возвелъ очи на небо какъ прежде, то увидѣлъ, что Іисусъ Христосъ, вставъ съ небеснаго престола, приблизился къ этимъ людямъ, стоявшимъ на краю пропасти, и подалъ имъ руку помощи; ангелы же поддерживали тѣхъ людей и, укрѣпляя ихъ, отвлекли отъ пропасти. Карпу же Христосъ сказалъ:

— Для чего желаешь ты погибели братіямъ? — Подражай Мнѣ и не желай смерти грѣшника, ибо Я готовъ за спасеніе людей снова пострадать, только бы люди обратились отъ своихъ лукавыхъ путей и возненавидѣли свои грѣхи. —

Приводя эту повѣсть въ своемъ посланіи къ упомянутому монаху Демофилу, Св. Діонисій поучаетъ ею, чтобы мы не были жестоки къ согрѣшающимъ, и желали бы для нихъ не наказанія, а покаянія и обращенія ихъ, — чтобы мы усердно молились о таковыхъ Богу, не желающему смерти грѣшниковъ, дабы Онъ Самъ Своею благодатію обратилъ и помиловалъ ихъ, ибо Онъ любитъ праведныхъ, но и грѣшныхъ милуетъ. Слава Господу во вѣки. Аминь».

(Почерпнуто изъ «Житія Святыхъ» на русскомъ языкѣ кн. 2. Москва. Синод. Типографія, стр. 83-5). 
 

Въ этой же повѣсти помѣщенной въ Прологѣ, слова Спасителя св. Карпу выражены еще сильнѣе и грознѣе, чѣмъ въ вышеприведенной русской редакціи, и вѣроятно ихъ-то и имѣетъ въ виду св. Григорій Палама. Приведемъ ихъ изъ Пролога, переводя на русскій языкъ:

/с. 43/ «Сказалъ же Іисусъ Карпу, простирая руку: "Вотъ, бей Меня! Я готовъ и еще многократно быть распятымъ за спасеніе людей, и Мнѣ это угоднѣе, нежели чтобы люди согрѣшали. Но смотри: угодно ли тебѣ быть въ пропасти вмѣстѣ съ зміемъ (который, какъ ты, ненавидитъ и желаетъ погубить грѣшныхъ людей), вмѣсто того, чтобы быть на небѣ и вмѣстѣ съ (человѣколюбивымъ) Богомъ и человѣколюбивыми и благими Ангелами?"»

(Прологъ. Кн. 2-я, листъ 170. СПБ. Син. Тип. 1896 г.). 
 

Примѣчаніе: 
[1] Homilia III. In parabolam Domini de salute Filii prodigi. P. G. 151 c. 32-48. 
 

Источникъ: Бесѣды (Омиліи) Святителя Григорія Паламы. Часть I. // Пер. съ греч. яз. архим. Амвросія (Погодина). — Первое изданіе на русскомъ языкѣ. — Монреаль: Изданіе Братства преп. Іова Почаевскаго, 1968. — С. 31-43.