Русская Православная Церковь

ПРАВОСЛАВНЫЙ АПОЛОГЕТ
Богословский комментарий на некоторые современные
непростые вопросы вероучения.

«Никогда, о человек, то, что относится к Церкви,
не исправляется через компромиссы:
нет ничего среднего между истиной и ложью.»

Свт. Марк Эфесский


Интернет-содружество преподавателей и студентов православных духовных учебных заведений, монашествующих и мирян, ищущих чистоты православной веры.


Карта сайта

Разделы сайта

Православный журнал «Благодатный Огонь»
Церковная-жизнь.рф

«Распиленные» БРИЛЛИАНТЫ КОРОНЫ

 
Таисия БЕЛОУСОВА
Обозреватель «Совершенно секретно»

 

 

Семья императора Александра III в Большом театре

 

В 1719 году по указу Петра I для хранения «подлежащих государству вещей» была создана Камер-коллегия. В специальном помещении, Рентарее, позже получившей название Бриллиантовой комнаты, поначалу находились лишь государственные регалии – большая и малая императорские короны, венчальная императорская корона, скипетр, держава, орден и знак Андрея Первозванного и цепь к нему. При Екатерине II сюда поместили и парадные украшения, и коллекцию редких самоцветов, собранную русскими монархами со всего света.

До 1914 года сокровищница периодически пополнялась. По вышеупомянутому указу Петра ни одна из коронных драгоценностей не могла быть продана, обменена или подарена. При Николае II большую часть государственных сокровищ сосредоточили в Бриллиантовой комнате Зимнего дворца, меньшую – в галерее драгоценностей Эрмитажа, где ими могли полюбоваться желающие.

Через неделю после начала Первой мировой войны министр Императорского Двора и Уделов граф В.Б. Фредерикс спешно, не составляя описей, вывез практически все коронные драгоценности в Московский Кремль, в подвалы Оружейной палаты. В Зимнем дворце осталась лишь одна из диадем императрицы Александры Федоровны.

Шкатулка императрицы

 

Императрица Мария Федоровна смолоду знала толк в драгоценностях. После кончины мужа она, согласно акту, подписанному Павлом I, имела право носить не только фамильные, но и коронные бриллианты. А потому витрины для драгоценностей в ее Аничковом дворце были переполнены (только брошей насчитывалось около 200).

Февральская революция 1917 года застала вдовствующую императрицу с дочерьми в Киеве. В конце марта по настоянию Временного правительства все они перебираются в Крым. В это время горничная Марии Федоровны Кики пробирается в Петроград и вывозит из Аничкова дворца шкатулку с драгоценностями.

Поскольку большая часть сокровищ вдовствующей императрицы все еще в Петрограде, в октябре она посылает за ними мужа своей внучки – Феликса Юсупова. Однако тот опоздал. В августе Временное правительство объявило о национализации царских дворцов. 14–20 сентября управляющий Аничковым дворцом генерал-майор Петр Ерехович описал дворцовое имущество и упаковал его в 84 ящика, которые тут же отправили в Москву, в подвалы Оружейной палаты.

Старшая дочь императрицы, великая княгиня Ксения Александровна, захватила в Крым почти все свои украшения. Что до ее сестры Ольги, то ее драгоценности, помещенные дворцовым управляющим в банковский сейф в Петрограде, в октябре 1917-го национализировали большевики.

В апреле 1919-го Мария Федоровна вместе с семьями дочерей навсегда покинула Россию. Сначала поселилась в Англии у своей сестры – вдовствующей королевы Александры, затем перебралась на родину в Данию.

В эмиграции из драгоценностей она носила только бриллиантовую брошь, подаренную супругом – Александром III. Приютивший ее датский король Христиан X, не дождавшись, когда тетка поделится с ним сокровищами, выжил ее из дворца на виллу Видере. Трудно сказать, как Мария Федоровна свела бы концы с концами, если бы по просьбе сестры другой племянник – английский король Георг V – не выделил пенсион в 10 тысяч фунтов стерлингов.

Бедствовавшие дочери (Ксения, доверившая продажу своих украшений мошеннику, осталась ни с чем, хорошо, приютила английская королева Мария, Ольга жила при матери) несколько раз предлагали Марии Федоровне продать или заложить ее драгоценности. Та твердо отвечала: «Все будет ваше после моей смерти…»

Дорогая Аликс…

 

Сразу после обручения цесаревича Николая и гессенской принцессы Александры на невесту, происходившую из небогатого рода, буквально пролился драгоценный дождь. В июне 1894 года в Виндзоре Николай преподнес любимой перстень с розовой жемчужиной, ожерелье из крупного розового жемчуга, цепочку-браслет с большим изумрудом и брошь, украшенную сапфирами и алмазами. По прибытии в Россию его родители сделали будущей невестке поистине царский подарок – жемчужное колье из 280 белоснежных, идеально подобранных зерен величиной с виноградину, длиной около 2 метров. Во время бракосочетания, 14 ноября 1894 года, Александра обновила еще один романовский презент – бриллиантовую диадему и такое же ожерелье. В декабре она получила роскошную рубиновую парюру от мужа. А в 1895 году – парюру из сапфиров, бриллиантовый франж, диадему и брошь из бриллиантов с бирюзой. Собственно, драгоценные подарки императрица постоянно получала на дни рождения и именин, Рождество и Пасху, по случаю рождения детей и по другим поводам.

Рассказывает хранитель коллекции Фаберже и русских ювелиров конца XIX – начала XX веков Музеев Московского Кремля Татьяна Мунтян: «Александре Федоровне принадлежали поистине прекрасные драгоценности. Поскольку она любила чайные розы, которых было много в розарии у нее на родине, муж заказал для нее у Фаберже брошь-розу. К сожалению, эта уникальная вещь знакома нам только по фотографии из альбома 1925 года. Но, несмотря на черно-белое воспроизведение, роза кажется только что срезанной. Ее стебелек, усыпанный алмазами, как будто блестит от воды, а тугой бутон и цветок украшены крупными желтыми бриллиантами, которые должны были придавать им теплоту и колорит чайной розы.

Жемчужное ожерелье фирмы Фаберже, подаренное Александре Федоровне родителями мужа, стоило 176 тысяч рублей; рубиновая парюра 1894 года – 190 тысяч, а сапфировая 1895 года – 212 тысяч рублей. Суммы эти колоссальны. Приведу такой пример. В 1898 году муж подарил Аликс пасхальное яйцо «Ландыши», за которое было уплачено 6700 рублей. На аукционе «Сотби» в 2003 году его собирались выставить за 10-12 миллионов долларов. Нетрудно подсчитать, сколько сегодня могли бы стоить драгоценности Александры Федоровны».

Бриллианты в белье

 

В августе 1917 года Романовы, которых увозили из Царского Села в Сибирь, взяли с собой и фамильные драгоценности. Ценные вещи, оставшиеся в Александровском дворце, Временное правительство отправило в Москву, в подвалы Исторического музея.

По преданию, в Тобольске Романовы тайно передали какие-то драгоценности на хранение местному священнику Васильеву и епископу Гермогену, монахиням Ивановского монастыря, членам своей свиты. Когда в апреле 1918-го Николая, Александру и их дочь Марию отправили в Екатеринбург, с собой они везли часть драгоценностей, а часть осталась у дочерей. Согласно показаниям нянечки царских дочерей Александры Теглевой, данным следователю Соколову, перед отъездом девушек из Тобольска многие драгоценности спрятали: «Мы положили драгоценности в вату, и эту вату мы покрыли двумя лифчиками, а затем эти лифчики сшили… В двух парах лифчиков были зашиты драгоценности императрицы. В одном из них было весом 4 1/2 фунта драгоценностей вместе с лифчиками и ватой… Кроме того, княжны под блузки на тело надели на себя много жемчугов. Зашили мы драгоценности еще в шляпы княжон между подкладкой и бархатом. Из драгоценностей этого рода я помню большую жемчужную нитку и брошь с большим сапфиром и бриллиантами». Крупные бриллианты, замаскированные под пуговицы, были нашиты на восемь костюмов княжон.

Какое-то время большевики не делали попыток прибрать к рукам сокровища Романовых. Все изменилось 4 июля 1918 года, когда в Ипатьевском доме, где пребывала царская семья, появился новый комендант Яков Юровский. Вечером он объявил, что по решению Уральского областного совета Романовы обязаны сдать все имеющиеся у них драгоценности. Тем пришлось подчиниться, но спрятанные вещи они не выдали. Юровский, составивший подробную опись ценностей, остался недоволен, по его прикидкам их должно было быть гораздо больше. Через пару дней драгоценности Романовым вернули, но ежедневно Юровский проверял печати на шкатулке.

 

Диадема с сапфирами, принадлежавшая императрице Марии Федоровне

В ночь с 16 на 17 июля царская семья и другие пленники Ипатьевского дома были расстреляны. Кое-кто из убийц и охранников, обыскав тела, снял кольца, браслеты и часы. Узнав об этом, Юровский пригрозил расстрелять любого, у кого найдет ценности Романовых. Пришлось мародерам вывернуть карманы.

 

О драгоценностях, спрятанных Романовыми, комендант вспомнил лишь в Коптяковском лесу. Перед тем как сбросить в шахту тела расстрелянных Романовых, Юровский приказал раздеть их. По его воспоминаниям, тогда «обнаружилось, что на дочерях и Александре Федоровне, на последней я точно не помню, что было, то же как на дочерях (Ольге, Татьяне и Анастасии. – Т.Б.), или просто зашитые вещи. На дочерях же были лифы, так хорошо сделаны из сплошных бриллиантовых и др(угих) ценных камней… Ценностей этих оказалось всего около полупуда… Ценности все были тут же выпороты, чтобы не таскать за собой окровавленное тряпье».

На сколько «потянули» драгоценности, находившиеся в двух небольших шкатулках, спрятанных в подушки, а также в шкатулке, которую он лично опечатывал, Юровский не указывает. Неизвестно также, сколько весило «множество крупных бриллиантов», зашитых в черном бархатном поясе, случайно обнаруженном при разборе царских вещей.

И сегодня многие считают, что после расстрела царской семьи ее драгоценности были сразу отправлены в Москву. По одной из версий, доставил их в столицу Филипп Голощекин и передал Якову Свердлову. В июне 1935 года на подземных складах коменданта Московского Кремля обнаружили сейф Свердлова, хранившийся там с 1919 года. После вскрытия его вором-медвежатником в сейфе обнаружили паспорта дореволюционного образца, большое количество золотых монет царской чеканки и ассигнация, а также 705 золотых изделий с драгоценными камнями, на которых была выгравирована буква «Р» – Романовы.

Сейф с документами, деньгами и украшениями и впрямь нашли. Только вот на драгоценностях не было никакой буквы «Р». К слову сказать, подобным образом драгоценности Романовых никогда не клеймили. Да и умер Яков Михайлович 16 марта 1919 года, тогда как сокровища Романовых попали в столицу не раньше осени. Вот что рассказывал по этому поводу Яков Юровский:

«19-го (июля. – Т.Б.) вечером я уехал в Москву с докладом. Ценности передал тогда члену ревсовета III Армии Трифонову. Их, кажется, Белобородов, Новоселов (члены Уральского совета, участвовавшие в расстреле царской семьи. – Т.Б.) и еще кое-что схоронили в подвале, в землю какого-то домика рабочего в Лысьве, и в 19-м году, когда ехала на Урал комиссия ЦК для организации советской власти на освобожденном Урале, я тогда тоже ехал сюда на работу, ценности тот же Новоселов, не помню с кем, извлекали, а Н.Н. Крестинский (в 1919 году нарком финансов РСФСР. – Т.Б.), возвращаясь в Москву, увез их туда. Когда в 21–23 году я работал в Гохране республики, приводя в порядок ценности, я помню, что одна из жемчужных ниток Александры Федоровны была оценена в 600 тысяч золотых рублей. В Перми, где я проводил разборку бывших царских вещей, была снова обнаружена масса ценностей, которые были попрятаны в вещах до черного белья включительно, а добра всякого было не один вагон».

Хаммер и «гохрановские товары»

 

Первую попытку продать драгоценности Романовых большевики предприняли уже в мае 1918 года. Тогда в Нью-Йорке на таможне задержали двух москвичей с драгоценностями (на 350 тысяч рублей), принадлежавшими царской дочери Ольге. Вероятно, это были украшения сестры Николая II Ольги Александровны, изъятые из банковского сейфа в Петрограде.

В марте 1919 года в Москве состоялся учредительный конгресс III Коммунистического Интернационала. С этого времени и до конца 1920-х годов агенты Коминтерна регулярно вывозили из Москвы золотые ювелирные изделия и драгоценные камни. У себя на родине они должны были их продать, а вырученные деньги потратить на местные компартии и подпольную работу. Поскольку контроля за агентами практически не было, трудно сказать, сколько из этих средств пошло на подготовку мировой революции, а сколько было попросту украдено.

В феврале 1920 года «для централизации, хранения и учета всех принадлежащих РСФСР ценностей, состоящих из золота, платины, серебра в слитках и изделий без них, бриллиантов, цветных драгоценных камней и жемчуга» создается Гохран. Первым делом в здание Гохрана в Настасьевском переулке доставили драгоценности Романовых, привезенные с Урала, и имущество Александровского дворца. Не исключено, что уже тогда многочисленные бриллианты и жемчуга бывшей императрицы и ее дочерей, хранившиеся россыпью, стали выдавать на нужды Совнаркома, ВЧК, ВЦИК и других организаций. Каждая из них стремилась продать камни за границей через надежных людей. Одним из них стал представитель Объединенной компании медикаментов и химических препаратов сын американского коммуниста Арманд Хаммер, появившийся в Москве в июле 1921 года.

Друг его отца Людвиг Мартенс, возглавлявший металлургическую промышленность, организовал ему поездку на Урал. Вернувшись в Москву, Хаммер решил поставить в голодающие районы зерно. Еще один знакомый хаммеровского отца – работник Коминтерна Б.И. Рейнштейн – сообщил о его предложении В.И. Ленину. Ильич с американцем встретился. После чего 14 октября 1921 года послал в ЦК следующую записку: «…Американский миллионер Хаммер, русский родом… дает миллион пудов хлеба уральским рабочим на очень льготных условиях (5%) с приемом уральских драгоценностей на комиссию для продажи в Америке. В России находится сын (и компаньон) этого Хаммера, врач, привезший Семашко в подарок хирургических инструментов на 60 000 долларов».

Что подразумевал Владимир Ильич под «уральскими драгоценностями»?

Из книги воспоминаний Арманда Хаммера известно, что на Урале большевики продемонстрировали ему запасы изумрудов. Можно было бы предположить, что в записке Ленина речь идет о них. Ан нет! По свидетельству того же Хаммера, за зерно с ним рассчитались уральскими мехами, кожами и черной икрой.

А не мог ли Владимир Ильич упоминать о драгоценностях Романовых? На эту мысль наводит его записка от 27 октября 1921 года, адресованная члену коллегии Наркомата внешней торговли Радченко: «Тов. Мартенс прислал мне подписанный Вами договор с американской компанией (Хаммер и Мишелл). Мне кажется, что этот договор имеет громадное значение, как начало торговли… Примите меры тройной предосторожности и проверки исполнения. Мне сообщите, кого назначаете исполнителем; какие товары готовите; налегаете ли особенно на артистические и гохрановские и т.д.».

Если сложить вместе «уральские драгоценности» и «гохрановские товары», получим сокровища семьи Романовых, привезенные с Урала и хранящиеся в Гохране.

Но прежде, чем передать что-то Хаммеру, следовало рассортировать и оценить драгоценности. А специалистов катастрофически не хватало. (В 1921 году в Гохране обнаружили хищения, трех оценщиков расстреляли, с десяток посадили.) В ноябре 1921 года заместитель наркома финансов А.М Краснощеков в Петрограде вел переговоры с экспертами и ювелирами А.К. Фаберже, Францем, А.Ф. Котлером, Масеевым, Меховым, Уткиным, К. Боком, суля им охранные грамоты на квартиры, позволяющие избежать подселения, и огромное жалованье. В декабре те приступили к работе в Гохране. Начали с драгоценностей Романовых.

Раз корона, два корона…

 

Голод, начавшийся летом 1921 года, заставил большевиков изыскивать средства на закупку хлеба. Вспомнили о коронных драгоценностях. В 1922 году ими занимались две комиссии. Первая в Оружейной палате разбирала сундуки и описывала вещи; вторая сортировала и оценивала их в Гохране.

«В теплых шубах с поднятыми воротниками идем мы по промерзшим помещениям Оружейной палаты, – вспоминал позже член комиссии академик Ферсман. – Вносят ящики, их пять, среди них тяжелый железный сундук, перевязанный, с большими сургучными печатями. Все цело. Опытный слесарь легко, без ключа открывает незатейливый, очень плохой замок. Внутри в спешке завернутые в папиросную бумагу драгоценности бывшего русского двора. Леденеющими от холода руками вынимаем мы один сверкающий самоцвет за другим. Нигде нет описей, не видно никакого порядка».

 

Мария Федоровна

По словам заведующего Оружейной палатой Иванова, «работали в необыкновенно быстром темпе, решая за секунду судьбу сокровищ мирового значения». Через неделю, когда добрались до ящиков с имуществом Аничкова дворца, заместитель особоуполномоченного Совнаркома по сосредоточению ценностей Базилевич подал Троцкому докладную записку с грифом «Совершенно секретно»:

 

«Доношу, что 8-го марта с.г. в Оружейной палате при вскрытии ящиков с имуществом бывш. Царицы – без всяких описей – оказалось, по оценке представителя Гохрана Чинарева, на 300 миллионов зол. рублей. Приглашенные 9/III ювелиры КОТЛЕР и ФРАНЦ оценили следующим образом: если бы нашелся покупатель, который смог бы покупать эти ценности, как вещи, то оценка 458.700.000 зол. руб. Продажа же их, как товар отдельными камнями даст 162.625.000 зол. руб. Оценка производилась в течение 1 1/2 часа и без детального определения качества камней. Должен оговориться, что это не коронационные драгоценности – те лежат в отдельных двух ящиках. По описи, которая у нас имеется, они оценены в 7 с лишним миллионов рублей. Люди сведущие утверждают, что коронационные драгоценности по качеству камней и художественному выполнению работы стоят гораздо ниже ценностей, уже разобранных нами и являвшихся “личной” собственностью бывш. Царской фамилии».

Троцкий наложил резолюцию: «Надо еще весьма и весьма проверить». Проверили. И срочно – без разбора и составления описей – перевезли ящики из Оружейной палаты в Гохран.

По словам Татьяны Мунтян, в ящиках из Аничкова дворца, помимо драгоценностей вдовствующей императрицы, хранились редкостные произведения ювелирного искусства Фаберже и других ювелиров. Лишь отдельные вещи позже попали в советские музеи, а остальное было бездарно, по дешевке распродано иностранцам…

К середине мая в Гохране сортировка и оценка драгоценностей короны, императриц Марии Федоровны и Александры Федоровны была завершена. Вещи поделили на три категории, учитывая в первую очередь ценность камней и их подбор, художественность работы, в последнюю очередь – историческое значение изделия. В первую категорию – так называемый неприкосновенный фонд – вошли 366 предметов, оцененные в 654 935 000 рублей, из них украшенные отборными бриллиантами и жемчугом коронационные регалии стоили 375 миллионов. Изделия второй категории, имевшие историческую и художественную ценность, оценили в 7 382 200 рублей; третьей категории (однородные изделия) – в 285 524 рубля.

По окончании работы заместитель председателя Совнаркома и Совета Труда и Обороны (СТО) А.И. Рыков поинтересовался у Фаберже и Ферсмана, можно ли реализовать коронационные ценности на заграничном рынке. Те ответили: возможно, но торопиться не следует.

«Подозрительные» камни

 

«Алмаз – твое величие в прошлом! Не надо нам сейчас дорогих бриллиантов в золотой оправе, ожерелий, ривьер, диадем... В борьбе двух камней, углерода – прозрачного алмаза – и черного угля, победа за черным!»

Памятуя об этом опрометчивом заявлении А.Е. Ферсмана, современные историки клянут академика как одного из инициаторов продажи коронных драгоценностей. Однако есть и другие свидетельства. М.Ф. Клер-Парамонова, неоднократно встречавшаяся с академиком в 1942 году в Свердловске, вспоминала:

«Александр Евгеньевич… рассказывал, как он в начале гражданской войны отстаивал от продажи за границу царские сокровища, ценности прежних царей и последней императрицы А.Ф. Романовой. Был очень большой риск встать к стене, так как ЧК не доверяла русским интеллигентам и ученым, подозревала их в предательстве и саботаже… Но на упреки ЧК Александр Евгеньевич Ферсман отвечал, что он с группой ювелиров, Агафоном Фаберже и другими, в противоположность другой группе, решил, что советская власть, упрочившись, оценит их стремление оставить в своей стране сокровища».

В 1922 году в Лондоне и Амстердаме большевики продали гохрановские изумруды под видом добытых на Урале. Поскольку это сошло с рук, в апреле 1923 года в Амстердам привезли гохрановский жемчуг и бриллианты. Продать-то его продали, только вот кто-то из эмигрантов вроде бы опознал в них камни из коронных драгоценностей. Европейские газеты вышли с сенсационными заголовками. Советские тоже откликнулись: «В ответ на антисоветскую пропаганду по личному указанию В.И. Ленина сокровища бывших русских царей были выставлены для обозрения в 1924 году в Колонном зале Дома Союзов». Сия гневная отповедь даже вошла в предисловие к книге «Сокровища Алмазного фонда», изданной в 1980 году. Некоторые историки и сегодня на полном серьезе пересказывают эту байку. Между тем большевики и весной 1924-го, и в феврале 1925-го спокойно продолжали распродавать бриллианты и жемчуга из Гохрана в Париже.

Владимир Ильич к открывшейся в Доме Союзов выставке вряд ли мог иметь какое-то отношение. Ибо случилось это 18 декабря 1925 года, уже после его смерти. Организованную Ферсманом выставку приурочили к 200-летию Академии наук, на празднование которого пригласили много зарубежных ученых.

9,644 кило «ювелирки»

 

Заключительным итогом работы экспертов Гохрана, возглавляемых Ферсманом, стало издание в 1925–1926 годах четырех выпусков каталога «Алмазный фонд СССР», иллюстрированного 232 фотографиями.

Каталог, переведенный на английский, французский и немецкий языки, с целью привлечения покупателей распространялся в Европе. И уже в октябре 1926 года в Москве появился знатный купец – представитель некоего англо-американского синдиката Норманн Вейс. Он купил вещи из Алмазного фонда оптом, на вес. 9,644 килограмма уникальных произведений русского ювелирного искусства, имевших огромную историческую ценность, обошлись ему в пятьдесят тысяч фунтов стерлингов. Часть драгоценностей Вейс тут же перепродал аукционному дому «Кристи». А тот в марте 1927 года провел в Лондоне аукцион «Драгоценности государства Российского». На нем ушли 124 лота (брачная императорская корона, диадема из колосьев, драгоценности императрицы Екатерины II – брошь в виде букета цветов из бриллиантов и рубинов, броши-банты с бриллиантами и т.д.).

По воспоминаниям великой княгини Ольги Александровны, тогда некоторые драгоценности Романовых купила английская королева Мария (Мэй): «Среди ювелирных изделий, вывезенных в Англию на продажу, был, по крайней мере, один предмет, похищенный из моего дворца в Петрограде. Но его цена оказалась слишком высока даже для Мэй… Это был один из моих свадебных подарков – изысканный веер из перламутра, усыпанный алмазами и жемчужинами». По незнанию, Ольга Александровна считала, что аукцион устроили большевики, они же увезли ее непроданный веер в Кремль…

В то время как в Лондоне продавали коронные драгоценности, заведующий Оружейной палатой Иванов обивал чиновничьи пороги с просьбой вернуть из Гохрана предметы музейного значения. В июне 1927-го все советские газеты опубликовали сообщение о том, что СТО передает из валютного фонда Наркомфина в Оружейную палату «ряд золотых монет» и «46 предметов, принадлежавших Николаю II», среди которых были и 24 пасхальных яйца работы Фаберже из коллекций Марии Федоровны и Александры Федоровны. В начале 1930 года, когда стало известно о предстоящих изъятиях из музеев вещей для продажи за границей, Дмитрий Дмитриевич Иванов покончил жизнь самоубийством. «Не расхищал, не продавал, не торговал, не прятал палатских ценностей…» – таково было его последнее слово…

В 1930-м из Оружейной палаты было изъято 318 предметов (в том числе и 11 пасхальных яиц). После подчинения Оружейной палаты комендатуре Кремля, в феврале 1933 года, отсюда «на основании словесного распоряжения» коменданта Петерсона были выданы еще три пасхальных яйца. В Оружейной палате чудом осталось десять.

19 октября 1928 года в Дании скончалась вдовствующая императрица Мария Федоровна. Ее дочь Ксения, не поставив в известность сестру Ольгу, с помощью английского посольства срочно переправила опечатанную шкатулку матери в Лондон. Через полгода ее вскрыли в Букингэмском дворце под восхищенные возгласы англичан. Оценили драгоценности в 350 тысяч фунтов. После келейной распродажи – покупателями выступили королева Мэй, а также отдельные представители британской аристократии и финансовых кругов – Ксения и Ольга получили на руки только сто тысяч фунтов стерлингов.

 

На Александре Федоровне – колье из розового жемчуга

В 1931 году на аукционе в Нью-Йорке были выставлены вещи Романовых, которые американцы приобрели у немецкой антикварной компании. Великие княгини Ксения и Ольга обратились с заявлением в суд с просьбой помешать продаже принадлежавших Романовым драгоценностей и произведений искусства. По одной версии, из-за скандала аукцион пришлось свернуть, по другой, все пришлось быстро распродать по дешевке. На следующий год драгоценности Романовых появились на аукционе в Берлине.

 

В 1932 году распродажу царских сокровищ устроил в универсальных магазинах США Арманд Хаммер. Трудно сказать, сколько из проданных тогда вещей действительно принадлежало Романовым. А вот в антикварном магазине, который он открыл в том же году в Нью-Йорке, действительно можно было купить пасхальные яйца, принадлежавшие императрицам, иконы в ювелирных окладах Николая II и Александры Федоровны, портсигар Фаберже, сделанный по заказу Марии Федоровны, ее записную книжку с монограммой и короной…

Долгое время я полагала, что Хаммеру охотно продавали из Гохрана и со складов всесоюзного объединения «Антиквариат» только «безделушки». Но недавно, перелистав его воспоминания, поняла, что ошибалась. Похоже, в антикварном магазине ушлого американца продавались камни из тех самых «уральских драгоценностей».

Тобольский клад

 

Поиски сокровищ Романовых, спрятанных в Сибири, продолжались долгое время и в 1933 году наконец-то увенчались успехом. Вот что доносил об этом полномочный представитель ОГПУ по Уралу Решетов Генриху Ягоде: «В результате длительного розыска 20 ноября 1933 года в городе Тобольске изъяты ценности царской семьи. Эти ценности во время пребывания царской семьи в г. Тобольске были переданы на хранение камердинером Чемодуровым игуменье Тобольского Ивановского монастыря Дружининой. Последняя незадолго до смерти передала их своей помощнице – благочинной Марфе Уженцевой, которая прятала ценности в колодце, на монастырском кладбище, в могилках и ряде других мест. В 1924–1925 годах Уженцева собиралась бросить ценности в реку Иртыш, но была отговорена от этого б(ывшим) Тобольским рыбопромышленником В.М. Корниловым, которому и сдала ценности на временное хранение. 15 октября с.г. Уженцева призналась в хранении ею ценностей царской семьи и указала место их нахождения (ценности в двух стеклянных банках, вставленных в деревянные кадушки, были зарыты в подполье в квартире Корнилова)».

Тобольский клад состоял из 215 предметов, оцененных уральскими экспертами в 3 270 693 рубля 50 копеек. Все вещи были переданы в Гохран. Дальнейшая их судьба неизвестна.

Последняя диадема

 

Из 773 предметов Алмазного фонда в 1920–1930-е годы было продано 569. Оставшиеся 114 изделий – это коронационные регалии и украшения работы второй половины XVIII – первой половины XIX века плюс уникальные драгоценные камни из старых запасов: алмаз «Шах» (88,7 карат), цейлонский сапфир (270,37 карат), колумбийский изумруд (136,25 карат)…

Пытаясь выяснить, что же у нас осталось из драгоценностей Марии Федоровны и Александры Федоровны, перелистывала каталоги, расспрашивала знающих людей. Знакомый историк утверждал, что в 1967 году, когда в Оружейной палате Московского Кремля открывалась временная выставка сокровищ Алмазного фонда, на ней демонстрировалось знаменитое жемчужное ожерелье Александры, только вот длиной оно было не в два метра, а покороче. Но с тех пор его никто не видел.

А Татьяна Мунтян поведала такую историю:

«В 1903 году в Зимнем дворце состоялся так называемый «Русский бал», участники которого были одеты в костюмы XVII века. Император нарядился в костюм царя Алексея Михайловича, а его супруга предстала на балу в наряде первой жены царя Марии Ильиничны Милославской.

Драгоценности к костюму императрицы были спешно изготовлены фирмой Карла Фаберже, который использовал для их создания старинные камни из кладовой Кабинета Его Императорского Величества. Поверх барм царицы, расшитых изумрудами и бриллиантами и украшенных бахромой из жемчужин и изумрудных панделоков, было прикреплено мягкой серебряной проволокой роскошное колье из жемчугов, бриллиантов и изумрудов. Застежка на костюме представляла собой огромный изумруд величиной с ладонь в бриллиантовой оправе. «Коруну» украшали рясны из жемчуга и бриллиантов.

Долгое время считалось, что этих украшений больше не существует. Но в 1990-е годы, сравнивая документы и фотографии с шедеврами Алмазного фонда, я пришла к волнующему выводу: отдельные детали убора сохранились до наших дней!

Так, застежка – это знаменитый изумруд в 250 карат из Алмазного фонда России, окаймленный 54 круглыми бриллиантами в ажурной оправе из золота и серебра. Сохранились в Гохране рясны – две нити из жемчужин и ромбовидных звеньев с алмазными розами, которые заканчивались бриллиантовыми кистями. А также набор перламутровых вставок и запон (застежек) в бриллиантовых оправах, украшавших платно (платье) императрицы. А вот от колье императрицы не осталось и следа».

Застежка, рясны да полтора десятка вставок и запон – все, что осталось в России от сокровищ последних русских императриц, попавших в Гохран в 1920-е годы. Но, может быть, распроданные на Запад, они хотя бы осели в крупнейших коллекциях? Увы. Ни один собиратель не может сегодня похвастаться подобными экспонатами. В наши дни на западных аукционах несколько раз появлялись царские сокровища, но это вещи XVIII века, прошедшие через аукцион 1927 года.

Куда же делись из Гохрана драгоценности императриц Марии Федоровны и Александры Федоровны? Скорее всего, их просто «обезличили». Ломали и корежили драгоценные оправы, выковыривали рубины-сапфиры-бриллианты. А потом камни и слитки золота, платины и серебра распродали.

Кстати, лет пять назад известный питерский эксперт-геммолог рассказывал мне, что ему довелось оценивать изумительную диадему императрицы Александры Федоровны. Принадлежала драгоценность семье матроса-балтийца, штурмовавшего в октябре 1917-го Зимний дворец…

Смотрите оригинал материала на сайте "Совершенно секретно" : http://www.sovsekretno.ru/articles/id/1596/



Подписка на новости

Последние обновления

События