1600 лѣтъ тому назадъ, въ самомъ началѣ 313 года, императоръ Константинъ Великій, ставшій въ это время неограниченнымъ властелиномъ западной половины греко-римской имперіи, съ согласія императора Ликинія, который вскорѣ послѣ того сосредоточилъ въ своихъ рукахъ управленіе всей восточной половиной имперіи, обнародовалъ въ итальянскомъ городѣ Медіоланѣ, или Миланѣ, замѣчательный указъ (эдиктъ) относительно христіанской вѣры и Церкви. Современные этому событію церковные писатели (Евсевій и Лактанцій) сохранили намъ этотъ драгоцѣннѣйшій документъ въ видѣ рескрипта, даннаго на имя Никомидійскаго градоначальника.

Вотъ, какъ читается онъ въ переводѣ на на русскій языкъ.

Чѣмъ вызвано это правительственное распоряженіе относительно христіанства и какое оно имѣло значеніе въ исторіи нашей Христовой вѣры?

Чтобы отвѣтить на эти вопросы, нужно познакомиться съ положеніемъ христіанства въ греко-римской имперіи до изданія Миланскаго эдикта.

Время отъ мученической кончины св. архидіакона Стефана въ Іерусалимѣ до обнародованія приведеннаго указа Константина В. въ исторіи Церкви извѣстно подъ названіемъ времени гоненій на христіанъ, времени свв. мучениковъ. Язычники почти непрерывно въ теченіе трехъ вѣковъ преслѣдовали христіанъ, какъ людей, исповѣдующихъ новую вѣру, непохожую ни на одну изъ языческихъ религій, какъ людей, имѣющихъ иные взгляды на жизнь личную, семейную и общественную. Язычники не могли понять религіи христіанъ, у которыхъ не было ни идоловъ, ни кровавыхъ жертвъ, и которые поклонялись Богочеловѣку Іисусу Христу, распятому на крестѣ за грѣхи людскіе. Имъ казалась странной и вся внѣшняя жизнь христіанъ — спокойныхъ, скромныхъ, услужливыхъ, удалявшихся отъ всякихъ языческихъ удовольствій и всякихъ пороковъ, избѣгавшихъ участія въ общественной и государственной жизни имперіи и всему предпочитавшихъ уединеніе и молитву. Не зная внутренняго настроенія христіанъ, они готовы были видѣть въ нихъ людей преступныхъ, предающихся въ своихъ религіозныхъ собраніяхъ тайнымъ порокамъ, опасныхъ заговорщиковъ противъ общества и государства. Поэтому-то христіане и подвергались столь продолжительнымъ гоненіямъ. Сначала гоненія вызывались или языческой толпой, отличавшейся въ греко-римскомъ государствѣ своеволіемъ, необузданностью и часто требовавшей — «христіанъ по львамъ», или же капризами, подозрительностью и вообще дурнымъ характеромъ отдѣльныхъ императоровъ. Но съ середины третьяго вѣка противъ христіанъ вооружается уже силою государственныхъ законовъ само правительство римское. Христіанская вѣра объявлется вредной религіей, а христіане — опасными людьми, подлежащими насильственному обращенію къ почитанію языческихъ боговъ. Церковь христіанская признается преступною организаціей, а имущество вѣрующихъ — внѣ покровительства законовъ. Вслѣдствіе такого взгляда на христіанство гоненія становятся уже актомъ планомѣрной дѣятельности языческаго правительства. Христіанъ преслѣдуютъ какъ бы на «законномъ» основаніи и гоненія противъ нихъ ведутъ государственные чиновники, обязанные давать отчетъ въ томъ, какъ исполняются на мѣстахъ правительственныя распоряженія относительно послѣдователей запрещенной вѣры. Никогда еще христіанство не подвергалось такимъ жестокимъ преслѣдованіямъ, какъ въ это время. Но эти преслѣдованія нисколько не поколебали положенія христіанской вѣры въ греко-римскомъ мірѣ. Христіане съ твердой вѣрой въ окончательное паденіе язычества выступили на защиту Креста Христова и вѣры евангельской противъ ихъ хулителей и гонителей. Полилась обильно кровь свв. мучениковъ, которая воочію показала всѣмъ несокрушимую мощь христіанства и полное безсиліе язычества. Послѣднее, впрочемъ, не сдавалось. Оно готовило христіанству самое ужасное изъ гоненій — гоненіе императора Діоклитіана, въ началѣ четвертаго вѣка.

Діоклитіанъ былъ выдающійся императоръ. Онъ многое сдѣлалъ для внутренняго и внѣшняго благосостоянія римской имперіи. Онъ, между прочимъ, пришелъ къ мысли, что управлять такимъ обширнымъ государствомъ, какъ римское, особенно — когда ему со всѣхъ сторонъ угрожаютъ враги, одному человѣку нельзя, и что благо государственное можетъ быть наилучше осуществлено черезъ раздѣленіе высшей власти между нѣсколькими лицами. И вотъ, онъ приглашаетъ къ себѣ въ со-правители Максиміана Геркула для управленія западной половиной имперіи съ титуломъ августа, а затѣмъ Констанція Хлора въ помощники Геркулу и Галерія въ помощники себѣ — обоихъ съ титуломъ цезарей. Такъ появилось въ имперіи четверовластіе. Будучи религіознымъ человѣкомъ и всемѣрно заботясь о поднятіи вѣры въ боговъ среди своихъ подданныхъ, Діоклитіанъ рано или поздно долженъ былъ столкнуться съ христіанствомъ, подрывавшемъ языческую религію въ корнѣ. Но замѣчательно, что это случилось уже почти на двадцатомъ году его царствованія. Въ теченіе девятнадцати лѣтъ (284-303) онъ не только не преслѣдовалъ христіанъ, но относился къ нимъ даже благосклонно. При его дворѣ было много христіанъ, и нѣкоторые изъ нихъ занимали такія отвѣтственныя должности, какъ должность казначея, кармергера и др. Очевидно, императоръ хотѣлъ сначала благоустроить государство во всѣхъ другихъ отношеніяхъ, а затѣмъ уже приняться за разрѣшеніе вѣкового религіозного спора между язычествомъ и христіанствомъ. Это случилось въ 303 году. Не безъ внушенія своего соправителя, яраго язычника Галерія, имѣвшаго сильное вліяніе при дворѣ, Діоклитіанъ въ теченіе одного года издалъ одинъ за другимъ цѣлыхъ четыре указа (эдикта) противъ христіанъ. Послѣдній указъ предписывалъ, чтобы всѣ во всѣхъ странахъ и въ каждомъ городѣ совершали всенародно жертвы и возліянія идоламъ. Въ силу этого распоряженія началось всеобщее гоненіе, по своей жестокости не имѣющее себѣ равнаго въ прошломъ.

Вотъ, какъ разсказываетъ очевидецъ гоненія, историкъ Евсевій, о страшныхъ мученіяхъ христіанъ въ это гоненіе.

«То сѣкирою умерщвляли ихъ, какъ было съ аравійцами; то сокрушали имъ голени, какъ случилосъ съ каппадокійскими; то вѣшали ихъ за ноги, внизъ головою, и разводя подъ ними медленный огонь, удушали ихъ дымомъ отъ горѣвшихъ дровъ, что постигло месопотамскихъ; то отрубали имъ носы, уши и руки, а остальныя части тѣла уродовали, какъ это было въ Александріи. Вспоминать ли объ антіохійцахъ, которыхъ жарили на раскаленной рѣшеткѣ?... А что терпѣли въ Понтѣ, — страшно и слышать. Однимъ просверливали тамъ острыми тростями на рукахъ пальцы отъ самой оконечности ногтя; другимъ, расплавивъ на огнѣ свинецъ, кипящимъ и горящимъ металломъ обливали хребты и жгли наиболѣе нужныя части тѣла... Судьи, желая выказать свою жестокость, будто какое-нибудь достоиство мудрости, старались наперерывъ превзойти другъ друга изобрѣтеніемъ постоянно новыхъ и новыхъ мученій, будто дѣло шло о полученіи наградъ за подвигъ». Въ одномъ мѣстѣ предписано было вырывать христіанамъ глаза и увѣчить одну изъ голеней, и «невозможно высказать, сколь велико было число тѣхъ, у которыхъ сперва мечемъ исторгали правый глазъ, а потомъ мѣсто глаза прижигали раскаленнымъ желѣзомъ, — и тѣхъ, у которыхъ, также черезъ прижиганіе, уродовали колѣно лѣвой ноги, а потомъ принуждали ихъ къ ссылкѣ въ областныя мѣдныя рудокопни».

Ни одно изъ предшествующихъ гоненій не дало Церкви столько мучениковъ, какъ Діоклитіаново, продолжавшееся много лѣтъ (303-311). Тотъ же современникъ говоритъ: «число убитыхъ простиралось иногда выше десяти, а иногда и за двадцать человѣкъ; иногда было не меньше тридцати, а иногда приближалось и къ шестидесяти; въ иной же разъ на одинъ день приходилось и до ста убитыхъ мучениковъ съ самыми ранними младенцами и женами». Во Фригіи (въ Малой Азіи) воины-язычники, «окруживъ цѣлый христіанскій городокъ и подложивъ огонь, сожгли его жителей вмѣстѣ съ младенцами и женами».

Но всѣ эти жестокости только увеличили славу Христовой Церкви, мужества же христіанъ они не могли сокрушить. Напротивъ, это вдохновенное мужество побѣдило гонителей. Изъ трехъ товарищей Діоклитіана наибольшею непримиримостью въ отношеніи къ христіанамъ отчичался Галерій, занявшій послѣ отреченія Діоклитіана отъ престола (305 г.) его мѣсто по управленію восточною половиною имперіи, но и онъ долженъ былъ признать свое безсиліе въ борьбѣ съ христіанствомъ. Въ 311 году онъ, пораженый неизлѣчимою болѣзнью, торжественно отказывается отъ преслѣдованія христіанъ и издаетъ указъ о томъ, что христіанамъ дозволяется впредь существовать и возстановлять свои собранія: «пусть снова будутъ христіане и пусть составляютъ свои собранія», — только не дѣлали бы они ничего противнаго законамъ и молились бы своему Богу о его спасеніи, о благополучіи государства и о себѣ самихъ.

Раскаяніе Галерія было едвали искреннее. Указъ 311 года былъ, такъ сказать, вырванъ у него грознымъ призракомъ приближавшейся къ нему смерти, а не сознаніемъ истинности христіанства; поэтому онъ, прекративъ гоненіе, не обезпечилъ христіанамъ полной свободы исповѣданія своей вѣры и права на безпрепятственное распространеніе въ мірѣ, такъ что положеніе его оставалось неопредѣленнымъ, а во многихъ провинціяхъ востока гоненіе даже не прекращалось. А главное — Галерій слишкомъ поздно пришелъ къ сознанію своей неправоты. Уже назрѣвалъ полный переворотъ въ отношеніяхъ греко-римского законодательства къ христіанской религіи — переворотъ подготовленный періодомъ многочисленныхъ гоненій на христіанъ и совершенный св. равноапостальнымъ императоромъ Константиномъ Великимъ.

Константинъ былъ сынъ Констанція Хлора и царицы Елены. Унаслѣдовавъ отъ отца кротость къ подчиненнымъ, любовь и вниманіе къ христіанамъ, которыхъ Констанцій не преслѣдовалъ въ своей области, не смотря на свирѣпствовавшее въ остальныхъ частяхъ имперіи гоненіе противъ нихъ, а онъ своей матери искреннее внутреннее благочестіе, Константинъ уже въ дѣтствѣ познакомился съ христіанами и ихъ ученіемъ. Особенно содѣйствовало этому знакомству пребываніе его при дворѣ имп. Діоклитіана, вызвавшаго Константина къ себѣ въ Никомидію, вѣроятно, въ качествѣ заложника со стороны его отца. Во время гоненія Діоклитіана, Константинъ былъ свидѣтелемъ жестокостей гонителей и благороднаго мужества христіанъ. Онъ понялъ всю несправедливость римскихъ правителей и «сталъ чуждаться ихъ потому, какъ онъ самъ впослѣдствіи говорилъ, что видѣлъ дикость ихъ нравовъ». Правда, онъ не былъ еще въ это время христіаниномъ, но его симпатіи, очевидно, склонялись въ пользу христіанъ, тѣмъ болѣе, что къ нимъ такъ благоволилъ и его отецъ. Незадолго до своей смерти Констанцій Хлоръ вызвалъ къ себѣ сына въ Галлію. Послѣ смерти Констанція молодой Константинъ былъ провозглашенъ императоромъ. На западѣ, въ Италіи, въ это время происходила большая смута; вмѣсто одного императора здѣсь было три: старый Максиміанъ Геркулъ, его сынъ Максенцій и Северъ. Они вели между собою борьбу. Болѣе счастливымъ оказался Максенцій, занявшій Римъ. Но онъ не сумѣлъ упрочить свое положеніе въ древней столицѣ. Напротивъ, онъ сдѣлалъ шагъ, погубившій его и отдавшій весь западъ въ руки Константину, — именно, подъ предлогомъ мести за смерть своего отца Максиміана Геркула, бѣжавшаго отъ сына въ Галлію и тамъ неожиданно нашедшаго свою кончину, Максенцій обявилъ въ 311 году войну Константину. Война эта замѣчательна по своимъ послѣдствіямъ. Въ отношеніи политическомъ она способствовала созданію новаго идеала государственной жизни, а въ отношеніи религіозномъ она доставила христіанству окончательное и полное торжество надъ язычествомъ.

Система четверовластія, введенная Діоклитіаномъ, имѣла своею цѣлью — облегчить дѣло управленія многочисленными провинціями римской имперіи и тѣснѣе связать во едино ея части, стремившіяся къ обособленію. Четыре императора удостаиваемые императорскаго достоинства черезъ усыновленіе младшаго старшимъ, должны были работать для общаго блага каждый на своемъ мѣстѣ, будучи связаны между собою единствомъ законодательства, въ области котораго они могли дѣйствовать только съ общаго согласія. Но время показало всю несостоятельность этой системы. Между императорами появилось соперничество, переходившее иногда въ гибельное для государства междоусобіе, какъ то было въ Италіи. Константинъ В. отлично понималъ, какъ непрочно это зданіе, построенное Діоклитіаномъ. Его наблюденія надъ государственною жизнью, въ связи съ объявленною ему Максенціемъ войною, привели его къ убѣжденію, что спасти государство отъ распада можетъ не четверовластіе, а единовластіе, единодержавіе. Къ этому онъ рѣшилъ идти твердо и неуклонно. Принявъ вызовъ Максенція, онъ вступилъ на путь, который долженъ былъ въ корнѣ измѣнить теченіе политической жизни греко-римской имперіи. Съ другой стороны, Константинъ В. глубже, чѣмъ Галерій въ 311 г. и чѣмъ кто бы то ни было изъ государственныхьмужей его времени, сознавалъ всю несправедливость правительственныхъ мѣръ противъ христіанства, ясно видѣлъ религіозную несостоятельность язычества и, какъ человѣкъ съ геніальною предусмотрительностью, возымѣлъ рѣшительную мысль создать единую имперію на основѣ религіи христіанской. Исповѣдуя единобожіе по примѣру своего отца, онъ весьма близокъ былъ къ христіанству и легко могъ стать христіаниномъ по своимъ религіознымъ убѣжденіямъ; требовалось только особое стеченіе обстоятельствъ, чтобы онъ вышелъ изъ состоянія нерѣшительности. Это и случилось во время войны съ Максенціемъ, когда Богъ дивнымъ образомъ явилъ ему Свою благодатную помощь.

Историкъ Евсевій со словъ самого Константина В. разсказываетъ, что царь предъ рѣшительной битвой съ Максенціемъ недоумѣвалъ, какого Бога призвать бы къ себѣ на помощь. Тогда пришло ему на умъ, что всѣ гонители христіанства были несчастны; одинъ Констанцій, его отецъ, благоволившій къ христіанамъ, былъ счастливъ. Онъ сталъ тогда размышлять о Богѣ христіанскомъ. И вотъ однажды послѣ полудня, когда солнце уже начало склоняться къ западу, Константинъ собственными глазами узрѣлъ сложившееся изъ свѣта и лежавшее выше солнца (или надъ солнцемъ) знаменіе креста съ надписью: «симъ побѣждай». Это зрѣлище объяло ужасомъ какъ его самого, такъ и все войско. Константинъ, однако же, находился въ недоумѣніи и говорилъ самъ себѣ: что значило бы такое явленіе? Но между тѣмъ какъ думалъ онъ такимъ образомъ, наступила ночь. Тогда во снѣ явился ему Христосъ съ показаннымъ на небѣ знаменіемъ и повелѣлъ, сдѣлавъ знамя, подобное этому, показанному на небѣ, употреблять его для защиты отъ нападенія враговъ».

Константинъ не сомнѣвался болѣе въ томъ, что онъ долженъ выступить подъ знаменемъ Креста Христова. «Онъ сдѣлалъ, что было ему приказано и изобразилъ на щитахъ своихъ букву X, означающую имя Іисуса Христа. Войска его, подкрѣпленныя симъ небеснымъ знаменемъ, приготовились къ сраженію» (Лактанцій) — послѣднему и рѣшительному. Оно произошло подъ стѣнами Рима, на берегу рѣки Тибра, у такъ называемаго Мильвійскаго моста, 28 октября 312 года. Максенцій былъ разбитъ и утонулъ въ Тибрѣ, а войско его разсѣяно. Константинъ торжественно вошелъ въ Римъ, гдѣ былъ принятъ съ великимъ почетомъ сенатомъ и народомъ, увидѣвшимъ въ побѣдѣ Константина нѣчто поразительное, чудесное. Побѣдитель, какъ бы отвѣчая на недоумѣнія современниковъ, какою силою онъ могъ одолѣть римское войско, когда римляне на самомъ видномъ мѣстѣ города воздвигли ему статую съ знаменемъ креста въ правой рукѣ, велѣлъ начертать подъ ней такія слова: «этимъ спасительнымъ знаменемъ, истиннымъ доказательствомъ мужества, я спасъ и освободилъ вашъ городъ отъ ига тиранна и, по освобожденіи его, возвратилъ римскому сенату и народу прежній блескъ и знаменитость» (Евсевій).

Ставши единодержавнымъ на западѣ, послѣ побѣды надъ Максенціемъ, и такимъ образомъ осуществивши часть своей политической программы, Константинъ В., говорящій и дѣйствующій уже какъ христіанинъ, безъ всякаго колебанія и съ полною рѣшительностью приступаетъ къ выполненію религіозныхъ предначертаній своихъ. Онъ привлекаетъ къ этому дѣлу и правителя восточной половины имперіи Ликинія, за котораго выдаетъ въ замужество свою сестру. Въ городѣ Медіоланѣ въ 313 году Константинъ и Ликиній и обнародовали приведенный нами выше т. н. Миланскій эдиктъ.

Итакъ, къ этомъ величайшему религіозному акту Константинъ В. приведенъ былъ прежде всего и главнымъ образомъ своимъ высокимъ религіознымъ настроеніемъ, глубокимъ сознаніемъ несправедливости прежнихъ гоненій на христіанъ, искреннимъ убѣжденіемъ въ истинности христіанской вѣры и глубокимъ чувствомъ благодарности къ Богу, столь дивно явившему ему спасительное знамя креста и даровавшему побѣду надъ тиранномъ Максенціемъ. Политическихъ расчетовъ у него при этомъ не было и не могло быть никакихъ, ибо не на столько велико было тогда количество христіанъ въ имперіи, чтобы можно было опереться на нихъ въ борьбѣ съ несмѣтными римскими легіонами Максенція. Правда, уже тогда предносилось Константину, что по образцу единой Церкви Христовой онъ нѣкогда создастъ единое христіанское государство, спаявши его отдѣльныя части въ одно органическое цѣлое единствомъ вѣры христіанской. Но это соображеніе могло имѣть для него лишь второстепенное значеніе въ то время, когда самое объединеніе государства подъ властью одного императора было еще вопросомъ отдаленнаго будущаго.

Какое же значеніе имѣетъ Маланскій эдиктъ въ исторіи нашей христіанской вѣры?

Этимъ эдиктомъ прежде всего полагается конецъ гоненіямъ на христіанъ. Константинъ В. настолько озабоченъ прекращеніемъ гоненій, что неоднократно говоритъ въ эдиктѣ о даруемой христіанамъ полной свободѣ въ отправленіи своей религіи, своего богослуженія. Послѣ трехвѣковой борьбы съ христіанствомъ римское правительство впервые признало за нимъ право на свободное существованіе; оно торжественно отказалось отъ того ложнаго своего взгляда, что христіанская вѣра есть религія недозволенная — недозволенная якобы потому, что она не принадлежитъ никакому въ отдѣльности народу и, слѣдовательно, не можетъ быть прикрѣплена ни къ какой мѣстности, ни къ какой территоріи. Римское правительство въ теченіе многихъ вѣковъ стояло на этой ложной точкѣ зрѣнія и относилось терпимо только къ тѣмъ религіямъ, которыя не стремились выйти изъ предѣловъ той или другой національности, той или другой территоріи. Такъ какъ христіанство выступило съ перваго же момента своего существованія, какъ религія вселенская, предназначенная для всѣхъ людей и всѣхъ временъ, такъ какъ Церковь христіанская послѣдовательно проводила въ жизнь заповѣдь своего божественнаго основателя: идите въ міръ весь, проповѣдите Еваніеліе всей твари, то римское правительство считало «новую вѣру» недозволенною и потому преслѣдовало ее тѣмъ сильнѣе, чѣмъ больше она распространялась въ имперіи. Константинъ В. усмотрѣлъ своимъ геніальнымъ умомъ всю ложь такого языческаго воззрѣнія на религію и своимъ Миланскимъ эдиктомъ намѣтилъ для греко-римскаго законодательства касательно религій иныя начала. Онъ объявилъ, что истина на сторонѣ христіанства, которое хочетъ быть всемірною религіей, потому что истинная религія только всемірной и можетъ быть. Онъ даетъ христіанству свободу полную и совершенную. Онъ обезпечиваетъ ему право на безпрепятственное распространеніе въ мірѣ. «Мы дозволяемъ, — говоритъ онъ, — христіанамъ и всякаго рода людямъ послѣдовать той религіи, какую имѣть пожелаютъ... не взирая на всѣ указанія, изданныя доселѣ противъ христіанъ, желаемъ, чтобы ты дозволилъ имъ отправленіе своей религіи безъ малѣйшаго помѣшательства». Это — величайшее благо для человѣчества, ибо христіанство отселѣ стало свободно распространяться и въ теченіе одного столѣтія совершенно изгнало изъ міра тьму язычества. Конечно, послѣднее рано или поздно должно быть совершиться, ибо «слово Божіе не вяжется»; но Миланскій эдиктъ облегчилъ это дѣло и ускорилъ.

Но этого мало. Эдиктъ 313 года не только даруетъ христіанству свободу существованія и распространенія, но объявляетъ его религіей исключительной, имѣющей право на особенное вниманіе законодательства и правительственной власти. Константинъ В. дѣлаетъ въ эдиктѣ подробныя распоряженія объ отнятыхъ у христіанъ во время гоненій имуществахъ: они должны быть возвращены имъ безъ всякаго вознагражденія съ ихъ сторонй, а «тѣ, тоторые имъ возвратятъ ихъ безъ полученія платы, должны ожидать ее отъ нашихъ (царскихъ) щедротъ». Ясно, что, принимая на себя расходы по возстановленію имущественныхъ правъ христіанъ, правительство черезъ это вѣру христіанскую объявляетъ государственною религіей и такимъ образомъ производитъ коренное измѣненіе въ своей религіозной политикѣ. До сихъ поръ язычество было покровительствуемой религіей, а теперь таковою становится христіанство, а язычество переходитъ на степень религіи только терпимой, о которой законодатель говоритъ только вскользь, между прочимъ, какъ видно, напримѣръ, изъ слѣдующихъ словъ эдикта: «ради мира и покоя нашего царствованія мы признаемъ за благо, дабы даруемая христіанамъ свобода простиралась и на всѣхъ другихъ нашихъ подданныхъ съ тѣмъ, чтобы ничье богослуженіе отнюдь нарушаемо не было». Правда, въ Миланскомъ эдиктѣ есть выраженія, на основаніи которыхъ иной можетъ подумать, что Константинъ В. не выдѣляетъ христіанства изъ ряда другихъ религій, а только уравниваетъ его въ правахъ съ ними. Таково, напримѣръ только что приведенное: «ничье богослуженіе отнюдь нарушаемо (не должно быть)». Или еще: «дозволяемъ каждому исповѣдывать то богослуженіе, къ какому кто имѣетъ склонность». Но эти и подобныя выраженія никого не должны смущать. Св. Константинъ В: здѣсь является лишь выразителемъ высокаго христіанскаго начала терпимости, которую настойчиво проповѣдывали язычникамъ христіанскіе апологеты (защитники вѣры) первыхъ вѣковъ, и которую теперь торжествующее христіанство, въ лицѣ Константина, примѣняетъ къ побѣжденному язычеству. Миланскій эдиктъ не объ уравненіи религій заботится, а о возвеличеніи христіанства: за это говоритъ общій духъ его. Онъ написанъ человѣкомъ, несомнѣнно, христіанской вѣры и въ каждомъ положеніи своемъ обличаеть любовь законодателя къ этой вѣрѣ, желаніе выразить ей побольше почтенія.

Возведеніе христіанства на степень покровительствуемой религіи находится въ связи съ торжественнымъ признаніемъ имущественныхъ правъ Церкви Христовой, какъ опредѣленной религіозной организаціи, опредѣленнаго религіознаго союза. Въ теченіе трехъ вѣковъ Церковь совершала въ мірѣ свое великое дѣло спасенія людей. Она постепенно выросла въ такое великое учрежденіе, что могла казаться государствомъ въ государствѣ. Отдѣльныя части ея, разсѣянная по всей греко-римской имперіи, были связаны между собою единствомъ управленія и внутренней жизни. Потому-то языческимъ императорамъ она внушала опасенія, конечно — политическаго свойства. Но Константинъ В. Миланскимъ эдиктомъ разсѣялъ всѣ страхи. Онъ объявилъ Церковь учрежденіемъ, имѣющимъ право на особенное покровительство государства. Защиту интересовъ Церкви онъ возложивъ на себя или — вѣрнѣе — на государство, которое въ ближайщую очередь должно вознаградить лицъ, возвратившихъ Церкви ея имущество. Для будущаго времени это имѣло громадное значеніе. Это означало, что государство хочетъ работать вмѣстѣ съ Церковью надъ осуществленіемъ ея великихъ задачъ въ мірѣ, хочетъ помогать ей своими средствами. Это было началомъ того союза между Церковью и государствомъ который закрѣпленъ былъ послѣдующею церковною дѣятельностію Константина В., и который проходитъ черезъ всю дальнѣйшую исторію христіанства и христіанскихъ народовъ. Союзъ этотъ имѣлъ весьма благодѣтельныя послѣдствія какъ для Церкви, такъ и для государства. Христіанская Церковь, пользуясь покровительствомъ и помощью государства, развила въ мірѣ самую широкую миссіонерскую, религіозно-просвѣтительную и благотворительную дѣятельность. Она сосредоточила въ своихъ рукахъ руководство всею духовною жизнью народовъ и быстро повела ихъ по пути просвѣщенія, улучшенія нравовъ, культурнаго развитія, работая въ данномъ случаѣ не только вмѣстѣ съ государствомъ, но всегда впереди его; она стала необходимой для человѣчества въ такой мѣрѣ, что крушеніе имперіи греко-римской не разорвало между ними внутренней связи, и до настоящаго времени она — наилучшая защитница и руководительница людей.

Если принять въ соображеніе, что лучшіе плоды духовнаго, а вмѣстѣ съ тѣмъ и матеріальнаго развитія народовъ въ теченіе 1600 лѣтъ, протекшихъ со времени изданія Миланскаго эдикта, имѣютъ свой корень именно въ этомъ эдиктѣ, то станетъ понятно, почему торжественное воспоминаніе о немъ есть величайшій праздникъ для христіанской Церкви, для христіанскаго государства и вообще для всего христіанскаго міра. Св. равноапостольный императоръ Константинъ В., столь геніально оцѣнившій міровое значеніе христіанства и давшій возможность всему человѣчеству пріобщиться къ неизсякаемому источнику высшихъ духовныхъ благъ, принесенныхъ на землю Христовой вѣрой, заслуживаетъ благоговѣйной памяти всѣхъ поколѣній людей. Достойны благочестиваго вниманія нашего времени его многочисленныя и славныя дѣла, коими онъ почтилъ вѣру евангельскую и возвеличилъ Церковь Христову. Особенно же достойны нашего усердія его всесторонняя попечительность о добродѣтельной жизни христіанъ и о полномъ единомысліи ихъ въ вопросахъ вѣры. Нѣкогда, по поводу споровъ о вѣрѣ, онъ писалъ, какъ бы въ назиданіе всѣхъ временъ, слѣдующее: «позвольте мнѣ, служителю Всеблагого, довести подъ Его Промысломъ ревность мою до конца, чтобы посредствомъ воззваній, пособій и непрестанныхъ внушеній, привесть Его народы въ состояніе соборнаго общенія... Да пребываетъ же между вами непоколебимо превосходство общей дружбы, вѣра въ истину, почтеніе къ Богу и законному богослуженію. Возвратитесь къ взаимному дружеству и любви...».

Силою Креста Христова да утвердитъ насъ Богъ въ томъ же духѣ служенія святой Церкви, въ томъ же разумѣніи ученія нашей вѣры, въ той же любви къ единомыслію и единодушію, кои мы нынѣ, въ 1600-ую годовщину изданія Миланскаго эдикта, благоговѣйно созерцаемъ въ святомъ образѣ перваго христіанскаго императора.

Печатается по изданію: Священникъ Н. Гроссу, профессоръ Императорской Кіевской духовной Академіи. 1600-лѣтіе Миланскаго эдикта св. равноапостольнаго Константина Великаго о свободѣ христіанской вѣры (313-1913). — Изданіе Кіевскаго Православнаго Религіозно-Просвѣтительнаго Общества. — Кіевъ: Типографія Акц. О-ва «Петръ Барскій въ Кіевѣ», 1913. — 21 с.