Благодать Божья указала моему сердцу прийти в это благословенное место в феврале спасительного 1910 года. Я пожелал отправиться в Кавсокаливийский скит, где подвизались мои земляки: преподобный Акакий, а также два брата иеромонаха, духовным отцом которых был Пантелеимон [1], преподобнейший и добродетельнейший монах, 103-летний старец, вероятно, самый старый из всех ныне живущих святогорцев.
По прибытии на Святую Гору я принял твердое решение вести аскетическую жизнь и по суше отправился из монастыря Дафни в Кавсокаливийский скит. Проходя, однако, мимо святого монастыря Дионисиат, где в тот день совершались похороны престарелого иеродиакона, я поразился царившему здесь порядку, вдохновился аскетическим духом и местной природой. В результате я принял решение остаться здесь, возложив на Преблагого Бога и честного пророка Предтечу надежды на свое спасение.
Шел Великий пост, когда я был окончательно приписан к этому монастырю. Мне дали послушание служить помощником в монастырской гостинице. В те годы святые скиты и пустыни были переполнены монахами, и крупные монастыри имели там свои подворья и щедро раздавали им подаяния. Не существовало и разделения панихид, из-за чего каждую субботу на вечерню стекались аскеты и отцы-пустынники, чтобы побыть на агрипнии и забрать положенную им милостыню.
Я испытывал к ним искреннюю симпатию и благоговение, но смущался задавать им какие-либо вопросы, пытаясь, когда тайком услышать, когда постоять рядом с ними, чтобы из их бесед и разговоров понять, каково мое собственное духовное состояние.
Уже почти наступила ночь, и вот-вот должны были раздаться удары била, оповещавшие о скором начале агрипнии. Уже закончилось традиционное угощение кофе монахов и паломников, и я отдыхал в кафедзарии [2], ожидая агрипнии пятого воскресенья Великого поста.
По видимому, милосердный Бог пожелал рассказать мне о питании в пост отцов-аскетов и тем самым унять мое недовольство, причин которому было две. Во-первых, меня как самого молодого и моих ровесников дважды за эту неделю послали на сбор стеблей адамова корня (тамуса), из-за чего я не присутствовал на службах. Во-вторых, приготовленные стебли оказались такими горькими, что я не мог употреблять их в пищу. Тут подошли два старца-пустынника и сели на скамью, стоящую снаружи. Первый же вопрос, который один из них задал другому, был следующий: “Как ты проводишь Великий пост?” На что тот ответил: “Вашими молитвами и благодатью Христовой хорошо. Наш святой духовник отец Матфей служит у нас литургии и причащает братию по средам и субботам. Поэтому старец и отправил меня сюда: я возьму просфоры, немного свечей, вина и вернусь обратно”. “А что вы едите?” – снова спросил первый. “Слава Богу, – ответил второй, – в этом году Господь сжалился над нами, и наша обитель обильно поросла адамовым корнем. Мы и не заметили, как прошел Великий пост: каждый день мы готовили эти растения с рисом, а по субботам и воскресеньям – с оливковым маслом, не испытывая никакого недостатка в еде. Славься, имя Господне”.
Услышав это, я пожалел о своих мыслях и излечился от страсти ропота, поскольку в нашем монастыре адамов корень готовили лишь один-два раза в неделю. Кроме того, на нашем столе были оливки и инжир, в то время как эти отцы в своей сухой пустыни были лишены всего, кроме мягких стеблей адамова корня, вьющегося влаголюбивого растения, горького на вкус, но являющегося, как говорят ботаники, хорошим диуретиком и очищающим кровь. Оно произрастает во всех влажных местах Афона. Стебли его мягко застилают землю в течение всего марта, и это считается Божьим благословением на период Великого поста. Тем, кто пробует их впервые и без масла, как это принято на Святой горе в постные дни, оно действительно кажется чем-то ядовитым и вредным. Но с годами отцы привыкают к нему и начинают считать его съедобным и полезным.
ПРИМЕЧАНИЯ.
[1] Старцы блаженного старца Порфирия.
[2] Место в архондарике, где готовят кофе и травяные отвары.
Архимандрит Гавриил Дионисиатский (†) 1983, Святой Афон 2002
Перевод с новогреческого: редакция интернет-издания “Пемптусия”.
Благодать Божья указала моему сердцу прийти в это благословенное место в феврале спасительного 1910 года. Я пожелал отправиться в Кавсокаливийский скит, где подвизались мои земляки: преподобный Акакий, а также два брата иеромонаха, духовным отцом которых был Пантелеимон [1], преподобнейший и добродетельнейший монах, 103-летний старец, вероятно, самый старый из всех ныне живущих святогорцев.
По прибытии на Святую Гору я принял твердое решение вести аскетическую жизнь и по суше отправился из монастыря Дафни в Кавсокаливийский скит. Проходя, однако, мимо святого монастыря Дионисиат, где в тот день совершались похороны престарелого иеродиакона, я поразился царившему здесь порядку, вдохновился аскетическим духом и местной природой. В результате я принял решение остаться здесь, возложив на Преблагого Бога и честного пророка Предтечу надежды на свое спасение.
Шел Великий пост, когда я был окончательно приписан к этому монастырю. Мне дали послушание служить помощником в монастырской гостинице. В те годы святые скиты и пустыни были переполнены монахами, и крупные монастыри имели там свои подворья и щедро раздавали им подаяния. Не существовало и разделения панихид, из-за чего каждую субботу на вечерню стекались аскеты и отцы-пустынники, чтобы побыть на агрипнии и забрать положенную им милостыню.
Я испытывал к ним искреннюю симпатию и благоговение, но смущался задавать им какие-либо вопросы, пытаясь, когда тайком услышать, когда постоять рядом с ними, чтобы из их бесед и разговоров понять, каково мое собственное духовное состояние.
Уже почти наступила ночь, и вот-вот должны были раздаться удары била, оповещавшие о скором начале агрипнии. Уже закончилось традиционное угощение кофе монахов и паломников, и я отдыхал в кафедзарии [2], ожидая агрипнии пятого воскресенья Великого поста.
По видимому, милосердный Бог пожелал рассказать мне о питании в пост отцов-аскетов и тем самым унять мое недовольство, причин которому было две. Во-первых, меня как самого молодого и моих ровесников дважды за эту неделю послали на сбор стеблей адамова корня (тамуса), из-за чего я не присутствовал на службах. Во-вторых, приготовленные стебли оказались такими горькими, что я не мог употреблять их в пищу. Тут подошли два старца-пустынника и сели на скамью, стоящую снаружи. Первый же вопрос, который один из них задал другому, был следующий: “Как ты проводишь Великий пост?” На что тот ответил: “Вашими молитвами и благодатью Христовой хорошо. Наш святой духовник отец Матфей служит у нас литургии и причащает братию по средам и субботам. Поэтому старец и отправил меня сюда: я возьму просфоры, немного свечей, вина и вернусь обратно”. “А что вы едите?” – снова спросил первый. “Слава Богу, – ответил второй, – в этом году Господь сжалился над нами, и наша обитель обильно поросла адамовым корнем. Мы и не заметили, как прошел Великий пост: каждый день мы готовили эти растения с рисом, а по субботам и воскресеньям – с оливковым маслом, не испытывая никакого недостатка в еде. Славься, имя Господне”.
Услышав это, я пожалел о своих мыслях и излечился от страсти ропота, поскольку в нашем монастыре адамов корень готовили лишь один-два раза в неделю. Кроме того, на нашем столе были оливки и инжир, в то время как эти отцы в своей сухой пустыни были лишены всего, кроме мягких стеблей адамова корня, вьющегося влаголюбивого растения, горького на вкус, но являющегося, как говорят ботаники, хорошим диуретиком и очищающим кровь. Оно произрастает во всех влажных местах Афона. Стебли его мягко застилают землю в течение всего марта, и это считается Божьим благословением на период Великого поста. Тем, кто пробует их впервые и без масла, как это принято на Святой горе в постные дни, оно действительно кажется чем-то ядовитым и вредным. Но с годами отцы привыкают к нему и начинают считать его съедобным и полезным.
ПРИМЕЧАНИЯ.
[1] Старцы блаженного старца Порфирия.
[2] Место в архондарике, где готовят кофе и травяные отвары.
Архимандрит Гавриил Дионисиатский (†) 1983, Святой Афон 2002
Перевод с новогреческого: редакция интернет-издания “Пемптусия”.