Перенесение мощей Александра Невского: "водный путь" в имперском церемониале

М.А. Сморжевских-Смирнова

Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение. VII (Новая серия): К 80-летию со дня рождения Зары Григорьевны Минц; К 85-летию со дня рождения Юрия Михайловича Лотмана. (38 - 59). Тарту: Tartu Ülikooli Kirjastus, 2009.

2009, ISSN: 1406-2623

Перенесение мощей св. Александра Невского из Владимира в Санкт-Петербург стало одним из важных этапов идеологического строительства начала 1720-х гг. Церемония перенесения была тщательно продумана, предусматривала личное участие монарха и отличалась особой торжественностью. По распоряжению Петра I все детали перенесения фиксировались в специальном документе: с самого начала пути сопровождающим процессию лицам предписывалось вести "обстоятельный юрнал" и обо всех подробностях шествия рапортовать в Синод^[1]1. Специальное распоряжение о составлении этого «юрнала» было включено в постановление Синода о перенесении мощей: «а котораго месяца и числа оный путь восприят и проезд чинен будет, тому иметь обстоятельный юрнал, из котораго, выписывая присылать в Святейший Синод, от каждаго места, на всякой почте рапорт, дабы в Синоде о том было ведомо» [Постановления Синода: III, № 1065]..

Вместе с тем, "юрнал" являлся только хроникой перенесения, и многие элементы церемониала, разработанные лично Петром, в этом письменном свидетельстве никак прокомментированы не были. Почти не изученными остались они и в исследованиях, посвященных эпохе Петра I и истории Санкт-Петербурга: на основании "юрнала" авторы рассказывают историю перенесения, обращают внимание на отдельные детали церемониала и указывают, что перенесение мощей св. князя стало одним из центральных событий в жизни новой империи и столицы.

Настоящая статья — попытка интерпретировать церемонию перенесения как идеологическое единство.

29 мая 1723 г. Петр I, посещая в Санкт-Петербурге Александро-Невский монастырь, оставляет устное распоряжение о перенесении мощей св. князя из города Владимира в новую столицу [ПСЗРИ: VII, № 4241]^[2]2. Князь Александр Невский был погребен во Владимирском Рождественском монастыре, в церкви Рождества Пресвятой Богородицы 23 ноября 1263 г. С этого времени и до Московского Собора 1547 г. осуществлялось местное чествование князя как святого. После официальной канонизации в 1547 г., 23 ноября был установлен как день памяти святого князя Александра Невского во всей русской церкви [Макарий (Булгаков): 158–159].. Через несколько дней, согласно воле монарха, Сенатом был составлен письменный указ, в котором подробно разъяснялось, как следует достойно и "без всякого умедления" "то перенесение <...> действом производить" [Там же]. К концу месяца последовало и специальное постановление Синода — по сути, детальный план предстоящего перенесения. В основу этого плана была положена церемония перенесения мощей митрополита Филиппа из Соловецкого монастыря в Москву, имевшая место во времена царя Алексея Михайловича: "оные мощи из Владимирскаго Рождествена монастыря в Санкт-Питербурх, в Александроневский монастырь, перенести, по примеру учиненнаго в <...> 7160-м году из Соловецкаго монастыря в Москву святых Филиппа митрополита мощей перенесения <...>" [Постановления Синода: III, № 1065].

Отличительной чертой предстоящего церемониала должна была стать особая роскошь в оформлении раки: вместо простой лектики, на которой традиционно переносили раку с мощами, был построен дорого оформленный ковчег с балдахином из бархата и золота, а над крышкой ковчега была установлена княжеская шапка "малинового бархата, накрест обложенная золотым позументом и опушенная горностаем с серебряным вызолоченным крестом" [Рункевич: 215] Приготовления по убранству ковчега были закончены к 11 августа, и в тот же день началась церемония перенесения мощей. И хотя дополнительным постановлением Синода предписывалось "в пути иметь усердное поспешание" [Постановления Синода: III, № 1072], чтобы к 20-му или, в крайнем случае, к 25-му августа, принести мощи к Санкт-Петербургу, шествие растянулось до конца октября, когда, наконец, ковчег с мощами был доставлен в Шлиссельбург.

Требование "усердного поспешания", исполнения которого настойчиво добивался Синод, не было случайным: по замыслу Петра I, мощи св. Александра Невского, небесного покровителя новой столицы, должны были прибыть в Санкт-Петербург именно 30 августа, в памятный день заключения Ништадтского мира и торжества всей империи^[3]3. Как было отмечено Е. А. Погосян, на 30 августа приходились еще несколько памятных и знаковых событий: учреждение ордена св. Андрея Первозванного в 1698 г., начало Северной войны «по новому стилю» и обретение в 1652 г. мощей св. Даниила Александровича — родоначальника династии московских князей и младшего сына Александра Невского [Погосян: 163].. О том, насколько значимым для императора было сближение этих событий в одной дате, свидетельствует и тот факт, что "запоздавшие" к назначенному дню мощи св. князя были оставлены в Благовещенской соборной церкви Шлиссельбурга до 30 августа следующего, 1724 года. Специальным же Указом Синода от 2 сентября 1724 г. (через несколько дней после состоявшегося перенесения) предписывалось отмечать день памяти св. Александра Невского не 23 ноября, а 30 августа [Там же: IV, № 1347].

По-видимому, еще в 1723 г. Петром был подготовлен отдельный церемониал, предполагавший личное участие императора в заключительном этапе перенесения. За время пребывания мощей св. князя в Шлиссельбурге в детали этого церемониала Петр внес ряд изменений, коснувшихся оформления раки и изображения святого. Так, указ от 15 июня 1724 г. предписывал святого князя Александра Невского "в монашеской персоне никому отнюдь не писать, <…> а писать тот образ во одеждах великокняжеских" [Там же: № 1318]. Прежний образ святого заменили новым, где князь Александр изображен был уже в княжеской одежде, без серебряного венца, оплечий и без образа Св. Троицы над головой. Тяжелый ковчег, который с места поднимали 92 человека, а нести могли не менее 150-ти человек, заменен в итоге на более легкую конструкцию (вместо ковчега сделана арматура, только по форме напоминающая ковчег, куда и установили раку); подновлен балдахин, а сама рака обита парчою, "взятою с дорогих риз Шлиссельбургской церкви" [Рункевич: 217–222].

Торжественная встреча святых мощей в Санкт-Петербурге проходила по "водному пути" 30 августа 1724 г. Согласно подготовленному церемониалу, ранним утром Невский флот в полном составе направился к Шлиссельбургу. В составе флотилии был и "дедушка русского флота" — ботик Петра. Сам император прибыл на галере к устью Ижоры, где, по преданию, была одержана победа Александра Невского над шведами. Здесь ковчег с мощами был перенесен на галеру Петра, и император встал у руля, повелев сановникам, сопровождавшим его, взяться за весла [Там же: 222]. Так на галере, управляемой лично Петром, "при пушечных салютах и колокольном звоне" святые мощи были доставлены в Александро-Невский монастырь, в новую церковь св. Александра Невского, освященную в этот же день [Там же].

"Комментарием" к церемонии перенесения стали произведения Гавриила Бужинского, который в 1723 г. написал проповедь на день памяти св. князя Александра, а в 1725 г. (уже после смерти Петра I) закончил составление службы, заказанной Петром в 1724 г.: "На Ништадский мир и перенесение мощей св. Александра Невского"^[4]4. Оба этих сочинения уже являлись предметом отдельного исследования в статье Ю. К. Бегунова «Древнерусские традиции в произведениях первой четверти XVIII в. об Александре Невском». Здесь же был представлен анализ Синаксаря 1725 г., который включал новую редакцию жития святого, сведения о перенесении мощей и «краткую историю» Северной войны. Однако основное внимание исследователя сосредоточено на эволюции агиографического канона в сочинениях Бужинского по отношению к древнерусской традиции. Связь проповеди и службы с самим церемониалом перенесения в этой работе рассмотрена не была (см.: [Бегунов])..

Проповедь Бужинского 1723 г. "В день празднования св. Александра Невскаго и вместе с тем освящения в его монастыре церкви во имя Благовещения Пресвятой Девы Марии"^[5]5. Церковь Благовещения, упоминаемая в названии проповеди, являлась нижним храмом той самой церкви, куда в 1724 г. была перенесена рака с мощами св. князя. являлась "программным" текстом, где была представлена концепция перенесения. В настоящей статье мы рассмотрим именно это сочинение.

Проповедь открывается эпиграфом, взятым из Евангелия от Иоанна: "кто любит Мя, слово Мое соблюдет, и Отец Мой возлюбит его, и к нему приидеве и обитель у него сотвориве" Слова <…> Спасителя, у святого Иоанна <…> в главе 14 написанные" [Гавриил: 512]. Отметим, что уже в этих словах звучит намек на особую сторону святости Александра: он не ушел от мира как монах (не был в обители при жизни), но служил миру как князь, и именно за это служение Господь прославил его как святого. Новоустроенная лавра — это та самая обитель, которую, по словам Евангелия, Господь "сотворяет" для Александра. Здесь важно, что обитель "приходит" к месту победы князя (а не захоронения), сюда же возвращается св. князь. Т.е. место победы становится сакральным центром, к которому приходят и обитель, и святой.

Далее, обращаясь к Священному писанию, проповедник рассуждает о самой величественной форме божественной любви, когда Бог обещает "жительствовати" в людях, "хранящих словеса Его", и о проявлении этой любви на конкретном человеке — Александре Невском. Великий князь, — разъясняет Бужинский, — сподобился стать "престолом Бога живого", потому что не только в душе имел "благодати знамение", но и показывал действие этой благодати, т.е. "Бога жительствующего" в своих делах [Там же: 515]. А поскольку Бог пребывает в трех ипостасях, — выстраивает Бужинский следующий тезис, — то и в действиях св. Александра Невского следует усматривать действия каждой из ипостасей Святой Троицы.

Тема Божественной Троицы является в проповеди ключевой, поскольку коррелирует с местом, куда переносят мощи св. князя: монастырь Живоначальной Троицы и Святого благоверного великого князя Александра Невского. К описанию Святой Троицы Бужинский подходит через аллегорические образы, хорошо известные по книгам Священного Писания и трудам отцов Церкви. Каждую аллегорию он обстоятельно комментирует.

Начинает Бужинский с рассуждения о воде, которая "из источника происходя, реку составляет и потом <…> в море оканчивается" [Гавриил: 518]. Слушателям он разъясняет, что источник в этом иносказании — Отец, река — Сын, море — Дух Святой, — т.е. три ипостаси Бога. В таком ряду подобий и дела Александра Невского, его правление, жизнь и блаженная кончина — "явственнейший <…> образ Троицы" [Там же]. Дальнейший текст проповеди должен показать, как действия и ипостаси Святой Троицы отражаются в действиях св. князя Александра.

О первой ипостаси Гавриил Бужинский говорит следующее: как и Бог-Отец, Александр Невский устраивает промысел о людях. Князь не только сохранял "врученную себе паству" и защищал "богоданное российское достояние", но и "о малейшей целости и благосостоянии промышлял" [Там же: 519]. Раскрывая этот тезис на конкретных примерах, Бужинский делает краткий исторический экскурс во времена князя: междоусобные конфликты, разорения со стороны Орды, вторжение шведов на невские берега. Для нас показательно, что в этой исторической зарисовке проповедник обращается к хорошо известным риторическим конструкциям, актуальным для идеологического дискурса 1709–1721 гг. (гравюры, декорации к празднествам и фейерверкам, "военные" проповеди). Так, о вторжении шведов Бужинский пишет как о пробуждении "свейского Льва" ("воставаше в лютости своей обыкновенный Лев Свейский" [Гавриил: 519]); о войне как о "тяжкой буре" на водах; о России как о корабле; об Александре Невском как о кормчем, который "не в тишине, но во всеконечном обуревании к желаемому возмогл привести корабль пристанищу" [Там же]. В однозначной исторической перспективе (она обращена к событиям Северной войны) Бужинский описывает ситуацию, в которой оказался Александр Невский накануне сражения со шведами: имея "воинства скудость", князь не сомневается в Промысле Бога, "научающего руце на ополчение и персти на брань"; "таковою надеждою вооруженный", он собирает воинство и одерживает "преславную победу" [Там же: 520].

В заключение Бужинский рассказывает небольшую историю из жизни античного философа Аристиппа. Философ плывет на корабле, который попадает в бурю, разбивается, а оставшиеся в живых отправляются на поиски людей. Они не знают, в какой стране оказались, и кто в этих землях обитает. Вдруг Аристипп замечает на песке некие геометрические фигуры и, понимая, что следы оставлены не варварами или скифами, с радостью восклицает: "не отчаивайтесь!<…> ибо и здесь следы людей вижу!" [Там же]. Эта аллегория нужна Бужинскому для простого вывода: Александр Невский "в мрачные и скорбные времена" начертил на Невских берегах "фигуру преславныя победы". "Фигура победы" и есть тот самый след и, вместе с тем, Промышление, которое князь оставил для других, шествующих за ним "преславных победителей" [Там же]. В контексте сюжета "фигура победы" Александра показывает также, что на невских берегах живут не варвары и не скифы: это не просто первопобеда над шведами, это — первый шаг к цивилизации.

Отметим, что неотъемлемая черта проповеди петровской эпохи — обращение к событиям современности посредством иносказаний, аллегорий, библейских цитат. Однако риторика проповеди Бужинского интересна для нас не только аллюзиями на современность, но и обыгрыванием в тексте одной и той же "водной" символики. Как представляется, сюжет каждой из приводимых автором аллегорий являлся также топографической реалией. Так, в аллегорическом описании св. Троицы как источника, реки и моря слушатель мог "прозревать" конкретную топографию Невских берегов: Шлиссельбург, стоящий в самом истоке Невы из Ладожского озера — источник, Нева — река, Балтика — "море, восприемлющее реку". Т.е. путь мощей Александра по воде заключал в себе символику воплощения самой Троицы в делах святого, и ритуал становился овеществленной аллегорией.

В следующей части проповеди Бужинский рассуждает о второй ипостаси Троицы. Как Бог-Сын, князь Александр проявляет любовь к вверенным ему людям через самопожертвование. Князь, поясняет Бужинский, "восхоте един за всех послужити <…>, нежели Россию в злоключении видети", и потому отправляется в Орду [Гавриил: 521]. Отдельно автор отмечает, что князь пошел там, где "многих следы прежде его были", но мало следов, возвращающихся обратно [Там же]. Здесь же проповедник перечисляет князей, не вернувшихся из Орды, и, обращаясь к Евангельскому тексту, дает оценку подвига князя Александра: в его поступке высочайшая добродетель любви, "еяже больше не бывает, да аще кто положит душу свою за други своя" [Там же].

Очевидно, что и в этом историческом фрагменте содержался намек на события Северной войны: и до Петра русскими правителями предпринимались попытки закрепиться на Ижорских берегах, но только Петр сумел пойти по следам своего славного предшественника и вернуться с полной победой. Напоминание о хождении Александра в Орду в проповеди Бужинского имело также актуальный для современников контекст — Персидский поход Петра, завершение которого пришлось на сентябрь 1723 г. Деяния Александра Невского и Петра схожим образом пересекались и здесь: если князь Александр отправлялся в Орду, желая предотвратить разорение русских земель татарами, то Петр I в 1722–1723 гг., закрепляя позиции России на южном направлении, осуществил поход, результатом которого стали: обеспечение безопасности юговосточных границ России, завоевание прикаспийских провинций Персии и союзный договор с Персией против Порты.

Примечательно завершение этого эпизода, опять же сводимого к водной тематике. Бужинский обращается к ветхозаветному ряду для описания победы князя: "отыди, аки на смерть и оттуду <из Орды. — М. С.>, аки голубица Ноева, принесе в Российский корабль, потопом скифским едва не погружаемый, сучец маслины благонадежия, целости и заступления; <…> возвратися в крепости с почестию и дарами великими" [Гавриил: 521]. Аллюзии на ботик Петра, который в официальной идеологии устойчиво сопоставляется с Ноевым ковчегом, здесь очевидны^[6]6. Подробно об этом: [Погосян: 104–110]. . Таким образом, в церемонии перенесения ковчег появляется дважды: это и ботик Петра, и ковчег со святыней (мощами князя), но князь Александр в данной аллегории выступает не как кормчий, а как вестник "благонадежия".

В заключительном фрагменте проповеди речь идет о третьей ипостаси. Бужинский, цитируя многочисленные места из Священного Писания, пишет о проявления Св. Духа. Здесь он упоминает голубя над Иорданом — это Александр над Невой. И далее пишет подробно о воплощении третьей ипостаси в огне и ветре, обращаясь также к традиционной форме изображения Святого Духа^[7]7. Говоря о проявлении Св. Духа через огонь и ветер, Гавриил Бужинский не забывает и другой евангельский образ — голубя. Однако когда Дух Святой «изволяет пребывать в человецех», он, как замечает автор, уподобляется ветру и огню [Гавриил: 522].. Однако даже эти формы Божества, никак не связанные по своей природе с водной стихией, Гавриил Бужинский в конечном итоге соотносит именно с водой: Дух Святой подобен ветру, приносящему облака с дождем на высушенную землю (высушенная земля здесь — аналог греховности), дождь проливается на землю, оживляет ее и "раждает всякое изобилие" [Бужинский: 523]. Так и князь Александр "дыханием ветра божественного напоен, мног плод отечеству своему принесе" [Там же: 525]. Т.е. князь уподоблен здесь облакам со спасительным дождем — водной стихии небес. Огонь же "очистительного духа" проявляется в том, что просвящает и озаряет князя [Там же]. Но Бог, завершает свое рассуждение Бужинский, не только "живет в душевной обители чрез все житие" своих угодников, Он "Свое божественное действие явственно образует" [Бужинский: 525]. Поэтому на Невских берегах, где князь впервые начертил знаки российских побед, появилась святая обитель, как из чертежа здание. Проповедник говорит здесь о Лавре, но в контексте рассуждений о фигурах победы, обитель Святой Троицы — это и новая столица, воздвигнутая на Невских берегах Петром, "сродником" св. князя и, как подчеркивает проповедник, "истинным его подражателем" [Там же].

Тема Петербурга — града Божьего, который веселят "речные устремления", достигнет своей кульминации в Службе на перенесение мощей св. Александра Невского. Настоящая проповедь оказывается важным этапом в создании этой концепции и расставляет акценты в готовящемся церемониале: Бог предначертал создать Свою обитель (Лавру и новую столицу) именно на этих берегах.

Бужинский — и так, видимо, хотел Петр — не сводит историю Александра к борьбе со Швецией, а перенесение мощей (т.е. возвращение прославленного Богом князя на место первой победы над шведами) к Ништадтскому миру. В аллегориях, исторических зарисовках и живых образах перед слушателем проповеди возникает целый ряд дополнительных значений церемониала: великокняжеская — императорская власть, цивилизация и деяние как знак воплощения Троицы.

Весьма показательно для нас, что метафора воды меняется на протяжении текста. Так, в самом начале проповеди появляются: "море непреплаваемых бедствий" и бурные воды, которые в итоге промыслительно преодолеваются; затем слушатель узнает о море — вместилище трех божественных ипостасей, а в заключение Бужинский пишет о тайне Святой Троицы как о море, в которое нельзя отправляться на скудельной (глиняной) ладье. Корабли могут быть разные, и скудельная ладья заведомо обречена [Гавриил: 513, 516]. Тайну Святой Троицы невозможно постичь умом, но только одной искренней верой.

Именно "водная" символика и тема "скудельной ладьи" в проповеди освещают, на наш взгляд, еще одну важную сторону перенесения мощей св. Александра Невского. Как мы помним, специальным постановлением Синода святые мощи предписывалось перенести по примеру перенесения мощей митрополита Филиппа. Вопрос о том, почему для перенесения был выбран именно этот образец, никем из исследователей специально не рассматривался. Ответ здесь, казалось бы, очевиден: Санкт-Петербург приносит мощи "своего" святого, как некогда Москва возвращала мощи своего, Московского митрополита. Именно такое объяснение Синодальному постановлению от 30 июня 1723 г. дал С. Г. Рункевич — автор одного из самых авторитетных трудов по истории Александро-Невской Лавры.

Как нам представляется, в выборе "образца" перенесения было не все так однозначно. Во-первых, существовало календарное совпадение, объединявшее обоих святых и самого Петра с ними — 30 мая (а совпадению дат Петр придавал исключительное значение). На этот день приходились дни рождения князя Александра и государя Петра I, а также день памяти митрополита Филиппа, который ежегодно отмечался в Соловецком монастыре с момента первого перенесения мощей святителя (1646 г.) из-под паперти Зосимо-Савватиевской церкви в Преображенский собор [Сапожникова: 198]^[8]8. К этому дню были приурочены также службы и похвальные слова митрополиту Филиппу, написанные в Соловецком монастыре во время пребывания в нем мощей святителя [Сапожникова: 198]. .

Во-вторых, начиная с XIII века в исторических и агиографических источниках об Александре Невском имя Филипп упоминается в связи с датой смерти князя. Так, в Новгородской летописи старшего извода сообщалось, что князь, заболев, принял постриг 14 ноября, на память св. апостола Филиппа, и в тот же день умер [Новгородская летопись: 83–84]. О том, что именно в день памяти св. апостола Филиппа преставился князь Александр, свидетельствуют и различные редакции его жития.

И, наконец, выбор "образца" мог быть продиктован самой историей перенесения мощей митрополита Филиппа, которая, как нам представляется, была важна для Петра-императора.

Обратимся к событиям середины XVII в. Перенесение мощей митрополита Филиппа из Соловков в Москву состоялось в 1652 г. По решению царя Алексея Михайловича и освященного собора за мощами Московского святителя, пострадавшего от рук Иоанна Грозного, отправилось посольство во главе с митрополитом Никоном. На него была возложена особая миссия: зачитать перед мощами невинно убиенного святителя покаянное письмо Алексея Михайловича, написанное по примеру покаянного письма императора Феодосия II к мощам Иоанна Златоуста [Сапожникова: 205]. В письме, обращаясь к св. Филиппу как к живому, молодой государь не только испрашивал прощение за грехи "прадеда", но и "преклонял" "честь своего царствия" и свою власть "к богопрославленному величию" святого [Герасим Фирсов: 49]. Так Алексей Михайлович просил митрополита Филиппа "приити" с миром в Москву.

Посольство за мощами, представлявшее собой огромную свиту духовных и светских лиц, отправилось из Москвы в марте. У Архангельска в середине мая посольство попало в сильнейшую бурю, которая разметала все суда. О подробностях этого трагического происшествия, в котором не только разбились лодки, затонула царская казна в размемере 1000 рублей (для милостыни монастырским "братиям"), но и погибли 69 человек, сообщал сам Никон в путевой переписке с царем Алексеем Михайловичем. Трагедия, случившаяся в Белом море, Никона настолько потрясла, что даже гонца с письмом к царю он отправил не сразу, а лишь через три недели, оправдываясь тем, что "едва от морского страху и трепета в себе пришли" [ПРГ: I, 324].

На обратном пути он решает навестить остров Кий, с которым была связана история еще одной бури на Белом море. В 1639 г. маленький "корабелец", на котором плыл Никон, тогда еще иеромонах Анзерского скита, буря прибила к этому небольшому пустынному острову. Благодаря Бога за спасение, Никон установил тогда деревянный крест. Спустя 13 лет, возвращаясь с мощами Филиппа в Москву, Никон желает вновь посетить место своего спасения и находит свой крест неповрежденным^[9]9. Оказавшись на острове с мощами Филиппа, Никон узнал, что многие попавшие в бурю, увидев Кийский крест, уповали на помощь Господа и спасались от верной смерти. Будущий патриарх дал тогда обет построить на этом месте монастырь. В 1656 г., при помощи царя Алексея Михайловича, Никон основал на каменном острове монастырь во имя Святого Животворящего креста и святителя Московского Филиппа [Лаврентий Далматов: 1–22]..

После посещения острова Кий посольство продолжает путь к Москве, однако уже по новому плану, составленному Никоном. Первоначальный план предполагал, что от Соловков до Вологды мощи будут везти "водным путем", а из Вологды до Москвы — "сухим". Никон еще на пути в Соловки вносит в этот план изменения, убеждая царя в том, что весь путь мощей Филиппа до Москвы должен проходить по воде. Он боится повредить святыню на бездорожье, поэтому составляет детальный план водного пути, "чтобы к Московскому государству приехать водою ближе Вологды" [Севастьянова: 316]. План был утвержден царским указом, и мощи митрополита Филиппа, не считая Белого моря, везли из Соловков по семи рекам (Онега, Свидь, река "из Вожа озера", Шексна, Волга, Дубна и Яхрома) и трем озерам (Лачь озеро, "Воже озеро", Бело озеро). Водный путь мощей по подсчетам самого Никона составил 830 верст, а "сухой путь" — всего 90 [Севастьянова 2003: 317].

Исследователи отмечают, что перенесение мощей митрополита Филиппа было изначально спроецированно на хорошо известный житийный сюжет V века, когда Константинополь по воде из Комани возвращал мощи Иоанна Златоуста^[10]10. Подробно об этом: [Сапожникова: 196].. Общие моменты в биографиях святителей (оба были непокорны жестокой воле монархов, гонимы и убиты за веру и паству) позволяли уже современникам сопоставлять "непокорного" митрополита Филиппа с Иоанном Златоустом. В середине XVII в. воспроизведение этого византийского сценария обретало особую актуальность в намечающемся споре церкви с государством. Никон с самого начала своего патриаршего пути "примерял" на себя образ митрополита Филиппа — "второго Златоуста" — в своем поведении с царем Алексеем Михайловичем [Сапожникова: 209]. Даже поставление в патриархи (через месяц после перенесения мощей московского святителя) он назначил на 25 июля — день, когда на митрополию был возведен Филипп [Там же: 210–211]. Как отметила О. С. Сапожникова, согласно официальной хронике 1652 г. именно перенесение мощей Филиппа стало той особой заслугой Никона, за которую он был произведен в патриархи "без жребия" ("Никона же митрополита новгородского того ради <перенесения>. Государь изволил на патриаршество без жребия") [Там же: 210]. Т.е. Никон отправляется за мощами не только потому, что помогает царю Алексею (и покаяться по примеру византийского императора, и с особыми почестями перенести мощи святителя), но и для того, чтобы стать патриархом и "преклонить", согласно покаянному письму государя, царскую власть. Водный путь мощей Филиппа обретает в данном контексте прямое идеологическое значение.

Если подробно проследить "шествие" с мощами Александра Невского, то оказывается, что "водный путь" присутствует не только в заключительной части церемонии (от Шлиссельбурга до Невского монастыря), но уже в первой части пути, от Владимира. Из рапортов для "юрнала" следует, что мощи святого князя из Владимира переправляют по реке Колокше, затем после торжественной встречи мощей в Москве, Клину и Твери ковчег переправляют через Волгу, а после остановок в Торжке, Вышнем Волочке и Бронницах начинается водный путь по озеру Ильмень (до Новгорода), затем по реке Волхов к Старой и Новой Ладоге, откуда мощи несут в Шлиссельбург "сухим путем" [Рункевич: 203–220]. Если "водный путь" до Шлиссельбурга мог быть обусловлен практическими соображениями, то кульминационный его этап, когда сам Петр перенес ковчег на галеру и встал у ее руля, был связан с задачами идеологическими.

Этот "водный путь" стали сразу же обсуждать современники. Так, Бассевич в своих воспоминаниях отмечал: "Из Петербурга до нового монастыря <...> останки святого плыли по той самой реке, над которой когда-то развевалось знамя, водруженное на его предводительской ладье" [Бассевич: 423]. Т.е. в глазах современников мощи возвращались тем же путем, по которому Александр уже плыл. Таким же путем, — который святые проделали при жизни, — возвращались мощи св. Иоанна Златоуста в Константинополь и св. митрополита Филиппа в Москву. Но если в первых двух случаях мощи везли патриархи (Константинопольский — Златоуста, и будущий Московский патриарх — Филиппа), то в случае с Александром Невским — сам монарх. И здесь, на наш взгляд, образец перенесения мощей св. Филиппа был важен как историческое напоминание о попытках патриарха играть роль "кормчего", т.е. правителя. В новой империи этим попыткам противопоставлялась абсолютная власть императора, которому и воды покорны, и мощи даются^[11]11. Весьма показательна в этой связи легенда, записанная в Анзерском ските во Вкладной книге 1710 г. (год основания Александро-Невского монастыря): «Никон, митрополит Великого Новаграда и Лук, и аще много покушаяся с болярином и всем собором взяти и отнюдь не возмогша ниже с места своего сдвинути чудотворного гроба» [РНБ]. Только после усердных молитв учителя Никона, преподобного Елеазара, «ко Господу» и святителю Филиппу, рака сдвинулась с места и «в царствующий град шествие сотвори» [Там же]..

Существует множество свидетельств того, что Никон был очень важной фигурой для Петра^[12]12. См. об этом: [Погосян: 2005].. История же "морских страстей" Никона, видимо, не просто была известна Петру, но и интересовала его. Так, в личной библиотеке Петра находилось прошение патриарха Никона, поданное царю Алексею Михайловичу в 1656 г., об устройстве Кийского Крестного монастыря с подробным изложением истории Кийского креста [Библиотека Петра I: № 598]^[13]13. Примечательно также, что в самый разгар Северной войны, в 1708–1710 гг. в Кресто-Воздвиженском Кийском соборе строятся два придела на месте старых надвратных храмов, построенных еще при патриархе Никоне: юго-западный придел Архистратига Михаила (освящен в 1708 г.) и северо-западный — Святителя Филиппа (освящен в 1710 г.) [Крестный монастырь: 20]. . История с бурей на пути в Соловки могла быть интересна Петру в связи с его собственным паломничеством к Соловецким святыням в 1694 г.

Свой путь он начинает со знаковой даты — 30 мая на яхте "Святой Петр". На пути в Соловки царя сопровождает Холмогорский архиепископ Афанасий, с которым у Петра еще во время первого пребывания в Архангельске складываются очень теплые отношения. Архиепископ вел подробную хронику царского путешествия.

Петр на пути к Соловкам все время сталкивается с препятствиями. Так, на второй день пути яхта Петра останавливается из-за отсутствия ветра и почти сутки стоит на якоре. В этот же день внезапно умирает доктор Захарий фан-дер Гульст [Богословский: 171]. Петр просит Лефорта позаботиться о похоронах, а сам остается на яхте и 1 июня продолжает свой путь. Но из-за бури, как повествует хроника Афанасия, "суда государевы носились нужно волнами" и "все <...> утверждение на судах начало сокрушаться" [О высочайших пришествиях: 41– 42]. Положение было настолько серьезным, что архиепископ Афанасий исповедовал и причастил государя, отслужил молебен, а все, кто был на яхте, "мольбу ко Господу Богу приносили" [Там же]. Благодаря искусству лоцмана, крестьянина из угодий Соловецкого монастыря, яхта миновала опасный участок пути и 2 июня пристала к берегу у Пертоминского монастыря. Поскольку буря не унималась, Петр задержался в обители на несколько дней. В продолжение этого времени он участвует в богослужениях: поет с певчими и читает послания апостолов [Там же: 43–47]. В память же спасения государь своими руками вырезает деревянный крест, несет его на плечах и устанавливает на месте, где яхта после бури пристала к берегу. На кресте Петр вырезает надпись: "Этот крест сделал капитан Петр в лето Христово 1694" [О высочайших пришествиях: 43–47]^[14]14. Петр часто прибегал к подобного рода «опрощениям» («шкипер», «капитан»), указывая тем самым на определенную ступень своих знаний и умений в «иерархии» корабельного дела. В интересующем нас контексте «капитан» наделяется дополнительным смыслом: Петр — «кормщик» и, в противоположность просто царю, он — Ной и император.. 6 июня яхта Петра выходит, наконец, в море и 7-го пристает к берегу Соловков. Петр остается в обители три дня, щедро одаривает братию и велит установить большой деревянный крест на берегу, в отдельной часовне [Там же: 50]. Вероятно, в Пертоминском и Соловецком монастырях Петр беседует с братией и архиеп. Афанасием о Кийском кресте и бурях Никона в Белом море.

В контексте историй с бурями в перенесении "по воде" был заключен еще один смысл. Его, как нам представляется, разъясняет проповедь Феофана Прокоповича, написанная в 1718 г. на день памяти св. Александра Невского.

Вся проповедь есть рассуждение о том, что каждый христианин должен исполнять свое дело. Любое призвание человека на земле, — пишет Феофан, — "кому служить, кому господствовать, кому воевать, кому священствовать <…>", — определено Богом и есть служение ближнему. Поэтому каждое дело следует исполнять достойно, не совершая чего-либо "противного званию" [Прокопович: 95]. Именно в этом, по Прокоповичу, заключается путь ко спасению. Но призвание надо "испытывать": "Бог судия есть: сего смиряет и сего возносит" [Там же: 98]. Чин, прошедший "испытание", это — "правильно приемлемый" чин, который "от самого Бога подается" [Там же]. Св. князь Александр проходит такое испытание в войне и достойно исполняет свой княжеский долг. Он и его "живое зерцало" Петр I — примеры "спасительного пути". В описании испытания Феофан не скупится на яркие аллегории, в которых Россия уподоблена "отчаянному кораблю", политическая ситуация — "ветрам жестоким" и "волнению" на море, князь Александр (Петр) — "кормчему", который не спит, но в бурю сохраняет корабль целым [Прокопович: 100].

Другой путь, о котором пишет проповедник, — путь противления воле Божьей, т.е. исполнение дела не "по званию". Обличению этого погибельного пути, с привлечением многочисленных примеров из Священной истории, автор посвящает большую часть проповеди. "Лучше бы тебе не ведати имени твоего, нежели дела твоего!" — заключает он [Там же: 102].

Для нас важно, что, говоря о достойном исполнении долга, Феофан подробно рассуждает об обязанностях священства: "Пастырь ли духовный еси, смотри, чесого требует от тебе пастырей начальник Христос: испражняй суеверие, отметай бабия басни, корми словом божиим овцы, врученныя и оберегай от волков, кожами овчими одеянных <...> Всяк рассуждай, чесого звание твое требует от тебе <...>" [Там же: 98]. Феофан обращается к одной из самых актуальных тем конца 1710-х – начала 1720-х гг. — о месте священства в иерархии государственной власти.

Напомним, что 1718 г. — это время напряженной работы Прокоповича над "Духовным регламентом", аргументированным сводом правил, полностью упразднявшим институт патриаршества^[15]15. «Духовный регламент» был написан к 1721 г., но указ Петра о написании проекта для Духовной Коллегии был составлен еще в октябре 1718 г.. Идеи "Духовного регламента" находят отражение в слове, произнесенном в день памяти св. Александра Невского. Теме исполнения долга и звания в "Регламенте", как и в проповеди, отводится исключительная роль. На первых страницах читаем: "<...> всегда памятствуя страшное слово Его <Бога. — М. С.>, проклят всяк, творяй дело Божие с небрежением" [Духовный регламент: 7]. Прокопович настолько озабочен "изъяснением" темы долга, что даже бороться с невежеством он предлагает изданием и повсеместным чтением трех "книжиц": первая "о главнейших спасительных догматах веры нашея", вторая — "о всякаго чина должностях", третья — "собственно о должностях всякаго чина" [Там же: 24]. В контексте церковной реформы и непрекращающихся споров о ней история Никона и Алексея Михайловича была вновь актуальна. Слова самого Петра, сказанные П. Толстому в связи с побегом царевича Алексея, — прямое тому подтверждение: "Когда б не монахиня, не монах и не Кикин, Алексей не дерзнул бы на такое неслыханное зло. Ой бородачи!Многому злу корень <…>, — отец мой имел дело с одним бородачем, а я с тысячами" (цит. по: [Соловьев: 175]). Напоминания о Никоне содержатся и в "Регламенте". Так, Прокопович вспоминает случаи из истории, когда возгордившиеся патриархи чуть не стали причиной гибели царств: "не воспомянутся и у нас бывшие замахи" [Духовный регламент: 15].

Но очевидно, не только концепция новой реформы заставила Прокоповича обратиться к теме священства в слове об Александре Невском. Существовало еще нечто, объединяющее Александра, Никона и Петра, что Прокопович еще в 1718 г., а за ним и другие идеологи (уже в середине 1720-х гг., после Ништадтского мира) пытаются трактовать. Это, как представляется нам, календарный контекст. 30 мая оказывается днем, через который с Петром и Александром связан также Никон (не случайно он отправляется за мощами весной: он хочет успеть в Соловки к определенному времени, скорее всего, именно к 30 мая, дню памяти святителя). Да и путь после бури он продолжает накануне — 29 числа (в Соловки прибывает 3-го июня). В рамках идей Прокоповича и Петра трагедия Никона на море стала тем самым испытанием, которое будущий патриарх не проходит, когда определяет свой путь служения людям. Трагедия являлась также "знаком", который не был распознан, и совершилась роковая ошибка в выборе "без жребия" патриарха.

Молодой Петр ищет испытания, поэтому едет к Филиппу именно 30 мая. Петр спасен (т.е. дан знак: государь на верном пути), но это не значит, что он полностью прошел испытание. Испытание Петра превращается в пророчество: его ждет война, языком проповедников — тоже "буря на волнах". Видимо, в 1718 г. Феофан еще точно не знает, как связать эти важные даты и события. После Ништадтского мира все проясняется, и план перенесения мощей св. Александра Невского, как и тексты Гавриила Бужинского (проповедь и служба на перенесение мощей) становятся логическим завершением концепции Феофана: Северная война (продолжение войны Александра) была испытанием Петра; предназначением (основание новой столицы по следам благоверного князя), сохранением и победой истинной веры и, наконец, утверждением царства над священством.

Перенесение мощей св. Александра Невского блестяще демонстрировало эти стороны имперской концепции, а усилиями выдающихся идеологов через "водный путь" оказывались в едином символическом ряду князь Александр и святитель Филипп. Очевидно, что святитель Филипп здесь — самая непростая фигура: он пострадал невинно, но пытался "управлять" царем, как и Никон. По всей видимости, Филипп остается для Петра мерилом отношений духовной и светской власти, таким же, каким стал Иоанн Златоуст для императора Феодосия.

В церемонии перенесения мощей св. Александра Невского, помимо исторического, календарного и идеологического пластов, могли быть и другие, актуальные для Петра. В частности, семейная история кн. Александра Невского и его старшего сына, удивительным образом пересекавшаяся с личной драмой самого Петра в деле царевича Алексея. Наряду с темой служения людям и Никоновским сюжетом, семейная тема интересует Прокоповича не меньше в слове 1718 г. об Александре Невском, как и Гавриила Бужинского в службе на Ништадтский мир. Наряду с никоновской темой она заслуживает отдельного большого исследования, которому мы надеемся посвятить отдельную статью.

 

Литература:

Августин Никитин: Августин (Никитин), архим. Православный Петербург в записках иностранцев. СПб., 1995.

Бассевич: Бассевич Г.-Ф. фон. Записки, служащие к пояснению некоторых событий из времени царствования Петра Великого // Юность державы. М., 2000.

Бегунов: Бегунов Ю. К. Древнерусские традиции в произведениях первой четверти XVIII в. об Александре Невском // ТОДРЛ. Л., 1971. Т. 26. С. 72–84.

Богословский: Богословский М. М. Петр Великий: Материалы для биографии. М., 2005. Т. I.

Гавриил: Гавриил (Бужинский) Festivitate S. Alexandri Nevensis, simulque in ejus Monasterio consecratione ecclesiae Annuntiationis B. V. M. (В день празднования св. Александра Невскаго и вместе с тем освящения в его монастыре церкви во имя Благовещения Пресвятой Девы Марии) // Проповеди Гавриила Бужинского (1717–1727 гг.). Юрьев, 1901. С. 512–527.

Герасим Фирсов: Слово Герасима Фирсова на перенесение мощей митрополита Филиппа // Никольский Н. И. Сочинения соловецкого инока Герасима Фирсова по неизданным текстам. Пг., 1916. (ПДПИ. Т. 188).

Духовный регламент: Духовный регламент всепресветлейшаго, державнейшаго государя Петра Перваго, императора и самодержца всероссийскаго. М., 1897.

Крестный монастырь: Крестный монастырь, основанный Патриархом Никоном в Онежском уезде Архангельской губернии. СПб., 1894.

Лаврентий Далматов: Лаврентий (Далматов), архим. Краткое известие о Крестном Онежском Архангельской епархии монастыре. М., 1805.

Макарий Булгаков: Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. М., 1995. Кн. 3. С. 158–159.

Новгородская летопись: Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов / Под ред. А. Н. Насонова. М.; Л., 1950.

О высочайших пришествиях: О высочайших пришествиях великого государя царя и великого князя Петра Алексеевича из царствующего града Москвы на Двину к Архангельскому городу и т.д. М., 1783. С. 11–17.

Погосян: Погосян Е. Петр I — архитектор российской истории. СПб., 2001.

Погосян 2005: Погосян Е. Князь Владимир в русской официальной культуре начала правления Елизаветы Петровны // Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение. V. Тарту, 2005. C. 11–36.

Постановления Синода: Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного вероисповедания Российской империи. СПб., 1876. Т. III, IV.

ПРГ: Письма русских государей и других особ царского семейства. М., 1861. Вып. 1.

Прокопович: Феофан (Прокопович). Слово в день святаго благовернаго князя Александра Невскаго, проповеданное Феофаном, епископом Псковским, в монастыре Александроневском при СанктПитербурхе 1718 году // Феофан Прокопович. Сочинения. М.; Л., 1961. С. 94–103.

ПСЗРИ: Полное собрание законов Российской империи. Серия I. СПб., 1830. Т. VII.

РНБ: РНБ. Соловецкое Анзерское собр. № 2/1370. Л. 61–61 об.

Рункевич: Рункевич С. Г. Александро-Невская лавра. 1713–1913. СПб., 1997. (Сокращенное воспроизведение изд. 1913 г.).

Сапожникова: Сапожникова О. С. Иоанн Златоуст и митрополит Филипп (к вопросу об образах, прообразах и моделях) // Книжные центры Древней Руси. Книжники и рукописи Соловецкого монастыря. СПб., 2003. С. 183–212.

Севастьянова 2003: Севастьянова В. К. Переписка Новгородского митрополита Никона с царем во время путешествия в Соловецкий монастырь за мощами митрополита Филиппа (март–июль 1652 г.) // Книжные центры Древней Руси. Книжники и рукописи Соловецкого монастыря. СПб., 2003. С. 299–329.

Севастьянова 2005: Севастьянова С. К. Грамота патриарха Никона о Крестном монастыре // Ставрографический сб. Кн. 3: Крест как личная святыня. М., 2005. С. 336–403.

Соловьев: Соловьев С. М. Сочинения: История России с древнейших времен. М., 1993. Кн. 9. Т. 17. Гл. 2.

Сказаніе преп. Нестора о житіи и убіеніи благовѣрныхъ князей Бориса и Глѣба.  

Сказаніе это уже давно извѣстно ученымъ изслѣдователямъ нашей древней духовной письменности. Оно признано произведеніемъ, и притомъ самымъ первымъ, по времени, преподобнаго Нестора [1]. Въ старинныхъ рукописяхъ оно встрѣчается въ сборникахъ разныхъ сочиненій и житій святыхъ, также въ мѣсячныхъ и четьи-минеяхъ, подъ 2-мъ числомъ мѣсяца мая, когда празднуется открытіе мощей св. мучениковъ, и подъ 24-мъ числомъ мѣсяца іюля, когда воспоминается мученическая кончина св. Бориса [2], подъ такимъ заглавіемъ: «Чтеніе о житіи и о погубленіи блаженную страстотръпицу Бориса и Глѣба». Въ бóльшей части списковъ это чтеніе оканчивается разсказомъ о погребеніи св. Глѣба въ Вышгородѣ, подлѣ св. Бориса; но о составителѣ его въ нихъ вовсе не упоминается. Въ нѣкоторыхъ же спискахъ послѣ разсказа о погребеніи св. Глѣба слѣдуетъ еще такое прибавленіе: «се же азъ списахъ грѣшный о житіи и о погубленіи блаженную страстотръпицу Бориса и Глѣба. но аще Богу велящу то, и чюдесъ его мало нѣчто исповѣмы…» и проч.; и въ слѣдъ за этимъ прибавленіемъ помѣщается отдѣльное сказаніе объ открытіи мощей и чудесахъ св. мучениковъ, въ заключеніи котораго имя списателя обоихъ сказаній выставляется въ слѣдующихъ словахъ: «се же азъ Нестеръ грѣшный о житіи и о погубленіи и о чюдесѣхъ святою и блаженною страстотрьпцю сею опаснѣ вѣдущихъ и списавъ я другая самъ свѣды отъ многихъ мало въписахъ, да почитающе славятъ Бога…» [3]. Такимъ образомъ упомянутое сказаніе представляется однимъ изъ двухъ отдѣльныхъ сочиненій Нестора о св. мученикахъ, изъ которыхъ въ одномъ разсказывается о житіи и убіеніи св. Бориса и Глѣба, а въ другомъ — объ открытіи мощей ихъ и о чудесахъ. — Сравнивая сказаніе Нестора съ тѣми извѣстіями о св. мученикахъ, которыя находятся въ его лѣтописи, и съ другимъ сказаніемъ о житіи ихъ, которое приписывается Іакову мниху, мы не встрѣчаемъ въ немъ нѣкоторыхь, извѣстныхъ изъ сихъ сочиненій, подробностей; въ немъ, напримѣръ, не упоминаются имена лицъ окружавшихъ св. мучениковъ, а равно и убійцъ ихъ; не названы мѣста, гдѣ случились разсказываемыя событія; не упомянуто даже, въ какой области княжилъ св. Борисъ, а о св. Глѣбѣ сказано, что онъ не имѣлъ никакой области, и отъ преслѣдованія Святополка бѣжалъ въ полуночныя страны, чтó не согласно съ лѣтописью; не согласно также съ лѣтописью означено время крещеніа Владиміра и всей Руси въ 982 г. Но вмѣсто опущенныхъ подробностей въ сказаніи разсказываются другія обстоятельства, о которыхъ не упомянуто въ лѣтописи, и вообще разсказъ о характерѣ св. братьевъ и ихъ мученической кончинѣ написанъ гораздо подробнѣе, а въ началѣ помѣщено длинное вступленіе, въ которомъ гаворится о сотвореніи, паденіи и искупленіи человѣка, о распространеніи Христовой вѣры по всѣмъ странамъ, и наконецъ въ землѣ Русской.

Встрѣтивъ между рукописями Соловецкой библіотеки очень хорошій, хотя и не очень древній списокъ [4] сказанія Нестора о св. мученикахъ, мы рѣшились его здѣсь напечатать [5]. Важность этого сочиненія, какъ древнѣйшаго памятника нашей духовной письменности, признана всѣми. Мы съ своей стороны считаемъ умѣстнымъ здѣсь указать только на то значеніе, какое оно имѣло у нашихъ предковъ и какое можетъ имѣть въ настоящее время, именно какъ на предметъ глубоко занимательнаго и поучительнаго чтенія. Жизнь св. Бориса и Глѣба, какъ первенствующихъ вѣнценосныхъ членовъ нашей Церкви и вмѣстѣ первыхъ ея мучениковъ, трогательная сама по себѣ, еще трогательнѣе является въ прекрасномъ разсказѣ Нестора. Онъ соединяетъ этотъ разсказъ съ разсказомъ о самыхъ первыхъ временахъ Христіанства въ Россіи, изъ которыхъ лица св. мучениковъ выступаютъ въ особенномъ свѣтѣ, какъ «двѣ звѣздѣ свѣтлѣ, свѣтящася посредѣ темныхъ». Съ особенною любовію Несторъ изображаетъ сихъ святыхъ братьевъ, любимыхъ сыновей св. Владиміра, проникнутыхъ пламенною любовію къ Богу, вмѣстѣ читающихъ постоянно житія и описанія мученій святыхъ и со слезами молящихся о томъ, чтобы Богъ сподобилъ ихъ тойже участи: ихъ молитва услышана, и неразлучные при жизни, они не разлучаются и по смерти. Еще поразительнѣе становится для насъ ихъ свѣтлый образъ, когда рядомъ подлѣ него мы встрѣчаемъ мрачный образъ ихъ убійцы, Святополка окаяннаго, проникнутаго ненавистію къ своимъ братьямъ, и сдѣлавшагося, по выраженію Нестора, вторымъ Каиномъ, въ первый разъ обагрившимъ неповинною кровію новопросвѣщенную землю Русскую. 
 

---

 

Мѣсяца Маия 2 день. 
Чтеніе о житіи и о погубленіи блаженную страстотръпицу Бориса и Глѣба [6].

Владыко Господи Вседръжителю. сътворивыи небо и землю и вся яже на неи. Ты и нынѣ Владыко призри на смиреніе наше. и даиже разумъ сердцю моему. да исповѣмъ окаанныи азъ всѣмъ послушающихъ житіа и мученіа святую страстотръпцу Бориса и Глѣба. но о Владыко вѣси грубость и неразуміе сердца моего. но надѣюся Твоему милосердію и молитвы ради святую мученику. елико слышахъ отъ нѣкыхъ христолюбець. то да исповѣдаю. но послушаите братіе и незазрите грубости моеи.

Искони бо рече. сътвори Богъ небо и землю и вся яже на неи. и насади на востоцѣ породу [7] и създа человѣка своима рукама. и дуну на лице его и бысть въ душю живу. и вземъ ребро отъ него и созда жену ему. и заповѣда има отъ всего сада ясти. толко единаго древа не ясти. иже разумѣти добро и зло. рече бо Господь. вонже день снѣста отъ него смертію да умрета. искониже ненавидяи добра діяволъ иже бѣ реклъ да сътворю престолъ свои на звѣздахъ. и за то сриновенъ бысть на землю. тоже якоже преже рѣхъ ненавистникъ діяволъ. преже увѣда еже заповѣда Богъ Адамови. вземъ отъ древа дасть женѣ его. онаже вкушьши подасть Адаму. и оба преступиста заповѣдь Божію. и того ради изгнанъ бысть изъ рая. и зачатъ жена его Евга и роди Каина. и пакы приложи и роди Авеля. но да не продолжу рѣчи. но въскорѣ извѣщаю. умножьшимъ бо ся человѣкомъ по всеи земли. и видѣвъ ненавидяи рода человѣчя діяволъ умноженіа человѣкъ. сътвори имъ кланятися идоломъ а не Богу сътворшему небо и землю.

Благыи же Богъ долготръпя и ожидая покааніа ихъ. посла къ нимъ святыя своя пророкы. ониже ни тѣхъ послушаша но и тѣмъ досадиша. и другыя отъ нихъ побиша. и то имъ творящимъ ни ту ся Богъ прогнѣва на създаніе Свое. но милосердоваше о твари Своей. изволися милосердіемъ Его. и пусти Сына Своего единочадаго. иже сшедъ съ небесѣ вселися въ Святую Дѣвицю. и рожься отъ нея дѣвьства же не вредивъ. якоже бѣ преже рожества Дѣвою. такоже и по рожествѣ пребысть Дѣвою. таже Господу нашему Ісусу Христу. якоже преже рекохомъ. рожьшюся отъ Святыа Дѣвица. и крещьшюся отъ Іоанна. намъ образъ давъ. да и мы крестимся во имя Его. таче потомъ избра 12 ученика. яже и апостолы нарече. и много учаше о Царствѣ Небеснѣмъ сказаше имъ многажды же и чюдеса предъ ними сътвори и предъ всѣмъ народомъ. якоже и святое еѵангеліе глаголеть. и посемъ смерти вкуси волею страстію своею. и положенъ бысть въ гробѣ и сниде на ада. и дръжаву его разруши самогоже связа. и дръжимая имъ свободи душа. и глагола имъ. идѣте въ раи. они же радующеся идоша хваляще Бога. самъ же въ 3 и день въскресе отъ мертвыхъ и явися ученикомъ своимъ и глагола имъ. проповѣдаите еѵангеліе по всеи земли. всь иже вѣруетъ и крестится и спасенъ будеть. а иже вѣры не имѣть осудится въ муку вѣчную [8] и по глаголѣхъ сихъ възнесеся на небо и сѣде одесную Бога и Отца. апостолиже видѣвше проповѣдаша еѵангеліе по всей земли. якоже заповѣда имъ Богъ. и мнози вѣроваша и крестишася во имя Отца и Сына и Святаго Духа. и бѣ радость велика вѣровавшимъ въ Господа нашего Ісуса Христа. слѣпіи прозираху. хроміи хожаху. прокаженіи очищахуся. бѣси отъ человѣкъ отгоними бываху молитвами святыхъ апостолъ. и умножьшимся христіяномъ. и требы идольскыя разоришася и погибоша.

И симъ сице бывшимъ остаже земля Руская и страна въ первіи прельсти идольстіи. не убо бѣ ни отъ когоже слышали слова о Господѣ нашемъ Ісусѣ Христѣ. не бѣша бо ни апостоли заходили къ нимъ. и никтоже имъ проповѣдалъ бѣ слова Божія. но егда Самъ Владыка нашъ Господь Ісусъ Христосъ своею благостію призрѣвъ на всю свою тварь. не дасть бо имъ погибнути въ прельсти идольстіи. но по мнозѣхъ лѣтѣхъ милосердова о своемъ създаніи хотя я въ послѣдняа дни присвоити къ своему божеству. якоже и самъ глаголаше въ еѵангеліи притчами рекыи [9]. подобно есть Царство Божіе человѣку. иже изиде по утреніи наятъ дѣлателя въ виноградъ свои. и обрѣтъ я посла. да дѣлають въ виноградѣ его. и обѣщавъ по сребренику дати. и пакы изиде въ 3 часъ и обрѣте другыа праздны сѣдаща. и глагола имъ. идѣте въ виноградъ мои и дѣлаите. и еже будеть правда то и възмете. такоже и въ 6 часъ. и въ 9. изидеже и въ 11 часъ. и обрѣте ины сѣдяща праздны. и глагола имъ что праздни есте. ониже глаголаша ему. всь день сѣдохомъ и никтоже насъ не наятъ. и рече имъ. идѣте въ виноградъ мои и дѣлаите. и еже будеть вы право. то да възмете. иже Господь прозря о сихъ притчю изрече. по истинѣ бо си праздни быша служаще идоломъ. а не живу Богу. иже сътвори небо и землю. и вся лѣта своя ижжиша въ прельсти идольстіи. не бѣ бо никтоже приходилъ къ нимъ. иже бы благовѣстилъ о Господѣ нашемъ Ісусѣ Христѣ. но егда благоволи небесныи Владыка. яко же преже рекохомъ. въ послѣдняа дни милосердова о нихъ. и не дасть имъ погыбнути до конца въ прельсти идольстіи.

Бысть бо рече князь въ тыи годы владыи всею землею Рускою. именемъ Владимиръ. бѣже мужъ праведенъ и милостивъ къ нищимъ и къ сиротамъ и вдовицамъ. еллинъ же вѣрою. и сему Богъ спону [10] нѣкаку наведъ и сътвори быти ему крестьяну. якоже древле Плакидѣ. бѣ бо Плакида мужъ праведенъ и милостивъ. еллинъ же вѣрою якоже въ житіи его пишется. но егда видѣ явившуся ему крестъ Господа нашего Ісуса Христа. тогда падъ поклонися Ему глаголя. Господи кто Ты еси. что велиши рабу Твоему. Господь рече къ нему. Азъ есмь Ісусъ Христосъ. егоже ты гониши. но иди и крестися во имя Отца и Сына и Святаго Духа. онъже ту абіе поимъ жену свою и два дѣтища своя и крестися. и наречено бысть имя ему Еѳустафѣи. такоже и сему Владимиру явленіе Божіе быти ему крестьяну сътвори. емуже наречено быстъ имя Василіи. таче потомъ всѣмъ заповѣда велможамъ своимъ и всѣмъ людямъ. да ся крестять во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Слышите чюдо исполнено благодати. како вчера заповѣда всѣмъ требу принести идоломъ. а днесь повелѣваетъ креститися во имя Отца и Сына и Святаго Духа. вчера не вѣдяше. кто есть Ісусъ Христосъ. днесь проповѣдатель Его явися. вчера еллинъ Владимиръ нарицашеся. а днесь крестьянъ нарицается Василіи. се вторыи Костянтинъ въ Руси явися. но и се чюднѣе. заповѣда бо изшедши. якоже преже рекохомъ. всѣмъ креститися. и всѣмъ грядущимъ ко крещенію. ни бо единому супротивящуся. ни въпрекы глаголющу. но яко издавна научени тако течаху радующеся къ крещенію. радовашеся князь Владимиръ видя ихъ теплую вѣру. юже имяху къ Господу нашему Ісусу Христу. се бысть въ лѣто 6490 [982]. потомъ же създа Владимиръ церковь Пречистыя Владычица нашея Богородица въ Кіевѣ.

Таче сынове быша мнозѣ у Володимера. въ нихже бѣяста святая сія Борисъ и Глѣбъ. о нихъже и повѣсть сія есть. тако свѣтящася акы двѣ звѣздѣ свѣтлѣ посредѣ темныхъ. пусти же благовѣрныи князь сыны своя кождо на свою область. якоже далъ имъ самъ. а святаго Бориса и Глѣба у себе дръжаше, занеже единаче дѣтьска бѣста [11]. бѣже Глѣбъ вельми дѣтескъ. а блаженныи Борисъ въ разумѣ уже сыи. исполнь благодати Божіа. взимаше бо книгы и чтяше житіа и мученіа святыхъ. бяше бо грамотѣ ученъ. и глаголаше со слезами моляся. Владыко мои Ісусе Христе. сподоби мя яко единого отъ тѣхъ и даруи ми по стопамъ ихъ ходити. Господи Боже мои. да не възнесется мысль моя суетою мира сего. но просвѣти сердце мое на разумъ заповѣдіи Твоихъ. и даруи ми даръ. егоже дарова отъ вѣка угодившимъ Ти. Ты еси Царь и Богъ истинныи. иже помиловавыи ны. и изведъ отъ тьмы къ свѣту, Тебѣ бо есть слава во вѣкы аминь.

Сице же ему молящуся по многы часы. а святыи Глѣбъ послушаше его сѣдя и не отлучашеся его день и ночь. бяше бо якоже рекохомъ дѣтескъ а умомъ старъ. многу же милостыню творяше нищимъ и вдовицамъ и сиротамъ. бѣ бо и отецъ его тако милостивъ Владимиръ. яко и на возилехъ возити брашно по граду и овощь и медъ и вино испроста рещи все. еже на потребу болящимъ и нищимъ. а проповѣднику глаголющу съ въпрашаніемъ. егда гдѣ кто болитъ. си же видяща и блажащая отца тако творяща боле утвержаетася на милостыню. любляше же отець ею. видя благодать Божію на нихъ.

Бяше же блаженному Борису сътворено имя въ крещеніи Романъ. якоже бо и на первѣмъ Романѣ почиваше Духъ Святыи измлада. такоже и на семъ Божіа бѣ благодать. бѣ бо рече святому Роману молящуся Святѣи Владычицѣ нашеи Богородици. и мало ему уснувшу. явися ему Мати Божіа имущи въ руку своею свитокъ. иже и подасть святому. и яко взять ѝ. и се ненавидѣй добра діяволъ текъ въсхвати ѝ. и пакы Мати Божія взятъ свитокъ и подасть святому Роману. онъ же въставъ отъ сна тако видѣся полнъ Святаго Духа. такоже и сіи Романъ блаженныи. видя бо врагъ давую ему благодать отъ Бога и милосердіе ко всѣмъ. и не терпя того врагъ влѣзе въ брата его старѣишаго въ Святополка. хотя тѣмъ въсхватита животъ его отъ земля. яко се помалу скажемъ.

Святому же Глѣбовѣ сътворено имя Давыдъ. видѣши ли благодать Божію измлада на дѣтищи. сътвориша бо рече имя ему Давыдъ. како или кымъ образомъ. не имъ же ли онъ Давыдъ царь меншіи бѣ въ братіи своеи. такоже и сіи святыи мнѣи бѣ въ братіи своеи и унѣи въ дому отца своего. и пакы яко пророкъ Давыдъ изиде противу иноплеменникомъ и отъя поношеніе отъ сыновъ израилевыхъ. такоже и сіи святыи Давыдъ изиде противу супостату діяволу и погуби ѝ. и отьятъ поношеніе отъ сыновъ рускыхъ. но се уже възвратимся на первую повѣсть.

Благовѣрныи же князь Владимиръ видя блаженнаго Бориса приспѣвша верстою [12] въсхотѣ бракъ сътворити ему. блаженныи же худѣ рачаше о томъ. но умоленъ бывъ отъ бояръ. да не ослушается отца но створитъ его волю. се же блаженныи сътвори не похотѣ ради телесныа. не буди то. но за нарядъ царскаго и послушаніа отцева, таче потомъ посла ѝ отець на область. а святаго Глѣба у себе остави. единацѣ бо бѣста уна [13] тѣломъ. блаженныи же Борисъ много показа милосердіе въ области своей. не точію же къ убогымъ но и всѣмъ людемъ. якоже и всѣмъ чюдитися о милсердіи его и о кротости. бѣ бо блаженный кротокъ и смиренъ. не тръпя же того врагъ. якоже рекохомъ преже. вниде въ сердце брату его. емуже имя Святополкъ. нача мыслити на праведнаго. хотяше бо окаанныи всю страну погубити и владѣти единъ. тѣмъже мысляше хотя блаженнаго Бориса погубити. но не попусти ему Богъ тогды. но егда самъ въсхотѣ. увѣдавъ же то благовѣрныи отець ихъ Владимиръ. пославъ приведе къ себѣ блаженнаго Бориса. блюдыи да не како прольеть кровь его. онъ же болми разгнѣвася на блаженнаго. мня окаянный. яко тъи хощетъ по смерти отца столъ пріати. сице бо бѣ при Осифѣ прекрасномъ. бѣ бо рече любяи Іаковъ Осифа и Веньямина. бяста бо уна тѣломъ. и сего ради братья гнѣвахуся на него. глаголаху бо. яко Осифъ хощетъ надъ нами царствовати. якоже и бысть. такоже и здѣ сбысться. не токмо же на блаженнаго Бориса гнѣвашеся но и на блаженнаго Глѣба. си же того не вѣдяста. но пребыста въ поученіихъ Божіихъ словесехъ. милостыню же творяща нищимъ и убогымъ и вдовицамъ. якоже не имѣти има у себе ничтоже развѣ одежа.

По времени же нѣкоемъ нача болѣти благовѣрныи князь Владимиръ отець има болѣзнію. еюже и умре. болящу же ему въ страну его придоша ратніи. слышавъ же князь и не могыи изити противу имъ. посла сына своего блаженнаго Бориса. давъ ему множество вои. блаженныи же падъ поклонися отцу своему и облобыза честнѣи его нозѣ. и пакы въставъ объемь выю его. цѣловаше съ слезами. ти тако изиде съ вои на ратныа. и отшедшу же блаженному умре отець его благовѣрныи князь Володимиръ въ лѣто 6525 [1017].

Тоже увѣдавъ окаанныи сынъ его Святополкъ акы радуяся отни [14] смерти. и всѣдъ на конь скоро доиде Кіева града и сѣде на столѣ отца своего. изволи волю желаніе сердца своего на блаженнаго Бориса мышляше. како или кымъ образомъ погубити ѝ. увѣдавъ же то святыи Глѣбъ восхотѣ бѣжати на полунощныа страны. сущу тамо иному брату и рекъ. егда како погубятъ мя. хотяше же отъити. иде первѣе въ церковь Святыа Богородица. и падъ посредѣ церквѣ моляшеся сице. Господи Боже мои Ісусе Христе егоже ради вся быша. яко Ты еси помощникъ на тя уповающымъ. вонми убо и виждь. что сътворити хотять рабу Твоему Борису а моему брату. Ты бо еси свѣдыи вся. но аще и мене осудилъ еси убіену быти въ градѣ семъ. не имамъ бѣжати строеніа Твоего. аще ли же ни. буди съ мною во всякомъ пути и не остави мене въ смерть. яко Ты еси Спасъ и Тебѣ слава въ вѣкы аминъ.

Сице же моляся святыи Глѣбъ. и въставъ отъ земля иде къ иконѣ Святыя Богородица. и падъ поклонися съ слезами и цѣловавъ образъ Святыа Богородица. ти тако изиде изъ церкви иде къ рѣцѣ. идѣже бѣ кораблецъ уготованъ и влѣзъ вонь. ти тако отбѣжа отъ законопреступнаго брата. блаженный же Борисъ якоже рекохомъ отшелъ бѣ съ вои ратныа и невѣдяше того всего. ратніи же услышаша блаженнаго Бориса идуща съ вои побѣгоша недерзнувше стати противу блаженному. тачеже блаженныи Борисъ шедъ умири грады вся и възвратися вспять. идущу же ему повѣдаша ту отца его умертвіе а брата старѣишаго Святополка сѣдша на столѣ отнѣ. блаженныи же яко услыша отца умерша возрѣвъ на небо помолися. Владыко Господи Ісусе Христе. покоивыи вся святыя отца угодившая Тебѣ Богу истинному. Ты и нынѣ покои Господи душу раба Своего отца моего Василія съ всѣми праведными съ Авраамомъ Исакомъ и Яковомъ. яко Ты еси покои всѣмъ уповающимъ на Тя.

Слышавъ же пакы. яко Святополкъ сѣдитъ на столѣ отца. възрадовася рекыи. съи [15] ми будетъ яко и отець. и идяше путемъ своимъ яко овця незлобиво. не помышляше никоего же зла на брата своего. бѣже не милосердыи тыи послалъ съ лестію къ блаженному Борису. хотя слышати отъ него глаголанная. но ни тако обратися на милосердіе брату своему. но помышляше. како или кымъ образомъ погубиті ѝ. видѣте ли братіе не милосердіе окааннаго Святополка. втораго Каина явившагося. мыслящу убо Каину рече. како или кымъ образомъ погубить брата своего Авеля. не бяше бо тогды видѣти кымъ образомъ смерть бываеть. и се яви ему злодѣи діяволъ въ нощь спящу убіиство. въставь же отъ сна уби брата своего Авеля. такоже и сему Святополку томуже подобно. вложи ему врагъ въ сердце. да послеть и погубить брата своего Бориса. онъ же избра слугы своя мужи неистовы и посла на блаженнаго. нападше нань нощію погубите ѝ. и аще кто противится вамъ то и тыя погубите съ нимъ. о окаанне. нѣси ли слышалъ что рече Господь къ Каину о убіиствѣ брата своего Авеля. како не убояся суда Божіа рекшаго. аще ся кто гнѣваеть на брата своего повиненъ есть суду и муцѣ огненои [16]. ты же не токмо гнѣваешися. но и посылаеши нань рекыи. аще вы кто ся противить. и того съ нимъ погубите.

Блаженному же идущу къ брату своему. никоегоже зла помышляюще въ сердци своемъ. иже бы пріати отъ брата своего Святополка. идяше путемъ своимъ радуася. яко братъ мои старѣи сѣлъ на столѣ отнѣ. окаанныи же печаловашеся слышавъ брата грядущя къ себѣ. того ради погубить его посылаетъ. и се нѣціи пришедше къ блаженному повѣдаша. яко братъ твои хощетъ тя убити, блаженныи же Борисъ не ятъ вѣры глаголя, како се можеть быти истина. или не вѣсте. яко азъ меншіи. не противлюся брату своему старѣишему сущу. и по двою днею иніи пріидоша. възвѣстиша ему вся бывшая. и како братъ его отбѣжа святыи Глѣбъ. си слышавъ блаженныи Борисъ глагола сице. благословенъ Богъ не отъиду ни отбѣжю отъ мѣста сего. ни супротивлюся брату старѣйшему. но яко Богу годѣ тако буди. луче ми есть здѣ умрети. неже во инои странѣ быти. отвѣщаша ему сущіи съ нимъ вои. иже бѣша ходили на ратныя. бѣ бо ихъ до 8 тысящь. вси же въ оружіи [17] ркоша ему. мы владыко предани есме благымъ отцемъ твоимъ въ руцѣ твои. но да идемъ съ тобою или едины поидемъ. и тако его нужею ижженемъ изъ града. тебе же въведемъ. якоже преда намъ тебе благыи отець твои. си слышавъ блаженныи поистинѣ и милосердыи пекыися о нихъ аки о своеи братіи глагола имъ. ни братія и отци. не тако прогнѣваите господина моего брата. егда како на вы крамолу възведетъ. но уне есть мнѣ единому умрети нежели толико душь [18]. ни пакы смѣю противитися старѣишему брату. егда како суда Божіа не убѣжу. но молю вы ся братія и отци. да идете въ домы своя. азъ же шедъ паду на ногу его. еда како умилосердится на мя. моливъ же я много и цѣловавъ вся тако отпусті я. а самь съ отрокы пребысть на мѣстѣ томь день тыи всь [19]. бѣ бо посланъ съ молбою къ брату. онъже емъ отрокъ его удръжа. бѣ бо уже не милосердыи тъи [20]. посла на блаженнаго, да погубять его. видѣвъ же блаженныи Борисъ. яко не приде отрокъ его. воставъ поиде самъ къ брату своему. и се срѣтоша ѝ вѣстници глаголюще. яко послалъ есть братъ твои погубити тебе. и се ти уже грядутъ близъ. блаженныи възрѣвъ на небо рече. Владыко Господи Ісусе Христе не остави мене потибнути. но Ты самъ дръжав [21] руку Твою простри на мя грѣшнаго и худаго. избави мя отъ ярости идущихъ на мя и спаси мя въ часъ сіи, яко Ты единъ еси прибѣжище печальнымъ. Ты бо еси Богъ истинныи. и Тебѣ слава въ вѣкы аминь.

И повелѣ поставити шатеръ свои. и вшедъ в онь моляшеся Богу съ слезами припадая. дондеже не бѣ силы въ немъ. и паки падъ на ложи своемъ плакася горко молясл Богу. нощи же бывши повелѣ слугамъ принести свѣщу и вземъ книгы нача чести. и се они посланіи бѣша идуще. рикающе ако звѣріе дивіе поглотити хотяще праведнаго. слышавъ же блаженныи Борисъ. яко уже приближишася нань повелѣ прозвѵтеру отпѣти заутренюю и святое еуангеліе отчести. бѣ бо день недѣльныи. самъ же нача пѣти глаголя сице. Господи что ся умножиша ся на мя стужающеи ми. мнози въсташа на мя. и мнози глаголють души моеи. нѣсть спасеніа ему о Бозѣ его. Ты же Господи заступникъ мои еси [22] и прочіи псалмы. нечестивіи же яко пришедши не дерзнуша напасти на праведнаго. не попусти бо имъ Богъ. дондеже доконча блаженныи заутреннюю. такоже конча и цѣловавъ вся [23] възлѣже на одрѣ своемъ. и отверзъ уста своя и рече беззаконникомъ. влѣзши братья кончаите волю пославшего вы. ониже аки звѣріи дивіи нападоша нань и насунуша ѝ копіи. и се единъ отъ предстоящихъ ему слугъ падъ на немъ. ониже и того прободоша. и мнѣвше блаженнаго мертва суща изидоша вонъ. блаженныи же воскочивъ воторопѣ [24] изиде изъ шатра. и въздѣвъ руцѣ на небо моляшеся сице глаголя, благодарю Тя Владыко Господи Боже мои. яко сподобилъ мя еси недостоинаго обѣщника быти страсти Сына Твоего Господа нашего Ісуса Христа. посла бо единочадаго Сына Твоего въ миръ. да спасеть миръ. егоже беззаконники предаша на смерть. и се азъ посланъ быхъ отъ отца своего. да спасу люди отъ противящихся ему поганъ. и се нынѣ уязвенъ быхъ отъ рабъ отца своего. но отдаи же имъ Владыко грѣхъ тъи. мене же покои съ святыми Твоими. и не предаи же мене въ руцѣ врагомъ. яко Ты еси защититель мои Господи и въ руцѣ Твои предаю духъ мои.

И се ему рекше притекъ единъ отъ губитель удари въ сердце его [25]. и тако блаженныи Борисъ предаеть душю въ руцѣ Господни. мѣсяца июля. 24 день. честное же его тѣло вземше несоша въ Вышегородъ. еже есть отъ Кіева града столнаго 15 стадіи. и ту положиша. тѣло блаженнаго Бориса у церкви святаго Василіа.

И о томъ увѣдавъ окаанныи тъи яко на полунощныи страны бѣжалъ есть святыи Глѣбъ. и посла ѝ тамо да и того погубятъ. о немилосердіи окааннаго смысла. како не довлѣ ему о погубленіи единаго брата. но и на другаго посылаетъ рекыи. въскорѣ шедши погубите ѝ. ониже ту абіе вшедши въ кораблеци борзо и гнаша по святѣмъ Глѣбѣ дни многы. и уже имъ приближающимся къ нимъ. и узрѣша иже бѣша со святымъ Глѣбомъ. напрасно корабль исхожаше супротивитися имъ. и взяша оружіа своя хотяще супротивитися имъ. святыи же Глѣбъ моляшеся. да не супротивятся имъ. глаголаше бо имъ. братье моя аще ли ся имъ не супротивимъ. то аще имутъ мя. не погубять мене. но ведутъ мя къ брату моему. и онъ аще видѣтъ мя умилосердится на мя и не погубить мене. аще ли ся имъ супротивите. то и васъ иссѣкутъ и мене погубять. но молю вы братье моя. не супротивитеся имъ. но къ брегу приступите. азъ же въ своемъ кораблѣ иду посредѣ рѣкы. и они да придутъ ко мнѣ. ти видимъ. аще коего ради мира придоша. ащели же ни. то имуть и не погубять мене. но якоже преже рекохъ. ведутъ мя къ брату моему. онъ же аще видѣтъ мя и умилосердится на мя и не погубитъ мене. вы же токмо мало отступите къ брегу и не супротивитеся имъ. они же послушавши святаго идоша къ брегу и жаляще си зѣло по святѣмъ. и часто озаряющися хотяще видѣти. чтó хощетъ быти святому. се же святыи молі я блюдя егда како и тѣхъ погубять и прольють кровь неповинныхъ. хотя бо святыи единъ за вся умрети. и сего ради отпусті я. самъ же съ отрокы своими въ кораблеци посредѣ рѣкы пловыи.

Окаанніи же то видѣвше корабль единъ пловуще посредѣ рѣкы и святаго въ немъ стояща. устремишася по немъ акы звѣріе дивіи. святыи же видѣвъ я идуща нань възрѣвъ на небо пояше сице глаголя. суди обидящимъ мя и възбрани борющимся со мною. и пріими оружіе и щитъ и стани въ помощь мнѣ. иссуни оружіе и щитъ предъ гонящимъ мя. рци души моеи. спасеніе твое есмь Азъ. да постыдятся и посрамляются вси ищущіи. душа моея. хотяще изяті ю, да възвратятся въспять. и постыдятся хотящіи зла рабу твоему. буди путь ихъ тма и соблазнъ [26]. и прочіи псалма того святому рекши. и се нечестивіи приближишася. и имше корабль ключи привлекоша къ себѣ. а иже бяху съ святымъ въ корабли. то тіи заложивше весла сѣдяху. сѣтующи и плачущи по святѣмъ. бѣже за святымъ сѣдяи иже бяше старѣишина поваромъ. и повѣлеша тому нечестивіи заклати святаго Глѣба. глаголюще ему. возми ножъ свои и зарѣжи господина своего. да не злою смертію и самъ умреши. окаанныи же поваръ тои не поревновавъ оному иже бѣ палъ на святомъ Борисѣ. но уподобися Іюдѣ предателю. извлекъ мечь свои. ятъ святаго Глѣба за честную главу. хотяи заклати. святыи же Глѣбъ молчаше аки агня незлобиво. весь бо умъ имяше къ Богу и възрѣ на небо молящеся сице. Господи Ісусе Христе Сыне Боже мои. услыши мя въ часъ сіи и сподоби мя причастнику быти святыхъ Твоихъ таинъ. се бо Владыко якоже древле въ сіи день Захарья заколенъ бысть предъ требникомъ Твоимъ. и се нынѣ азъ закалаемъ есмь предъ Тобою Господи. но Господи Господи не помяни беззаконіи моихъ первыхъ. но спаси душю мою. да не срящеть ея лукавныи съсвѣтъ [27]противныхъ. но да пріимуть ю ангели Твои свѣтлѣи. яко Ты Господи Спаситель мои. сія же творящимъ я прости. Ты бо еси Богъ истинныи и Тебѣ слава въ вѣкы аминь.

Си же святому Глѣбу рекшу. и се преже реченныи поваръ именемъ Торчинъ. ставъ на колѣну за главу святому и прерѣза гортань ему. и тако тои святыи Глѣбъ предасть душю свою въ руцѣ Божіи мѣсяца сентяврія въ 5 день. окаанніи же тіи несше тѣло святаго Глѣба повергоша въ пустыни межю двѣма кладома [28]. ти тако отъидоша къ окаанному Святополку и възвѣстиша ему вся яже сътвориша святому.

И се слыша не милосердыи тои не сжалися о томъ. ни поне мало исправися отъ того. но и на прочію братію гоненіе подвиза. хотя вся изгубити и самъ владѣти хотя всѣми странами. но Богъ свѣдыи таины сердечныя и хотя всѣмъ человѣкомъ спастися и во разумъ истинныи пріити не попусти окаанному тако сътворити. но потреби ѝ отъ земля тоя. крамолѣ бывши отъ людеи. изгнану ему быти не токмо изъ града. но изо всея власти [29] избѣжавшу ему въ страны чюжая. и тамо животъ свои злѣ развръже. бываеть бо смерть грѣшникомъ люта [30]. мнози бо глаголють видѣвше его въ рацѣ тако суща. якоже Иульана законопреступнаго.

Тако же по умертвіи окааннаго прія власть блаженною братъ именемъ Ярославъ. и тоиже бѣ старѣи блаженнаго. бѣ же мужъ праведенъ и тихъ ходя въ заповѣдехъ Божіахъ. повелѣ же христолюбивои тои князь изискати тѣло святаго Глѣба. егоже много искавше и необрѣтоша. по лѣтѣ же единемъ ходяще ловци. и обрѣтоша тѣло святаго лежаще цѣло. ни звѣремъ бо ни птицамъ же не прикоснувшимся ему. и абіе шедши въ градъ възвѣстиша старѣишинѣ граду. онъ же шедъ съ отрокы видѣ тѣло святаго свѣтящися аки молніа. и ужасенъ бывъ повелѣ слугамъ своимъ на мѣстѣ томъ стрещи тѣло святаго Глѣба. дондеже посла и възвѣсти христолюбивому князю Ярославу. тогда ему столъ отца своего предръжащу. иже слышавъ списа епистолію къ старѣйшинѣ града того. да въскорѣ послеть по тѣло блаженнаго Глѣба въ прежереченыи градъ. идѣже бѣ святаго Бориса тѣло положено. старѣишина же ту абіе повелѣ отрокомъ уготовати кораблець. и тако вземше тѣло святаго Глѣба съ свѣщами и съ теміакомъ и съ великою честію несоша въ корабль. ти тако отплуша. бывшу же строину вѣтру. и приплуша въ нарочитыи день града. и ту положиша въ рацѣ тѣло святаго Глѣба. окрестъ блаженнаго Бориса у церькви святаго Василіа. идеже и чюдеса многа показа Богъ угодницу своею ради. 

Примѣчанія: 
[1] Восток. опис. Рум. муз. стран. 200. 201. 
[2] Опис. ркп. Толст. отд. 1. № 292. Опис. ркп. Царск. № 87. Опис. ркп. Рум. муз. № 152. Сборн. Солов. библ. № 850. Ркп. минеи Солов. библ. № 514 и 518. 
[3] Опис. Рум. муз. № 152. 
[4] Этотъ списокъ находится въ старинной минеи подъ № 518, написанной, какъ означено въ сдѣланной въ ней припискѣ, въ 7002 (1494) г. Здѣсь сказаніе помѣщено между другими древними памятниками русской письменности, каковы сочиненія св. Иларіона, Іакова мниха и др. Кромѣ того при печатаніи мы имѣли въ виду еще два другихъ его списка, именно въ сборникѣ № 830, написанномъ также въ концѣ XV или началѣ ХVІ в., и въ минеи-четьи № 514., написанной, какъ значится въ одной ея припискѣ, въ 1569 г. 
[5] Извѣстно, что это сочиненіе давно уже приготовляется къ изданію Императорскимъ Археологическимъ обществомъ. Нисколько не думая, что отпечатаніе сказанія въ «Православномъ Собесѣдникѣ», въ самомъ простомъ видѣ, могло бы замѣнить въ какомъ-нибудь отношеніи предполагаемое изданіе общества, мы однакожъ не считаемъ наше изданіе лишнимъ и безполезнымъ, по крайней мѣрѣ для тѣхъ изъ нашихъ читателей, до которыхъ не доходятъ ученыя изданія общества. 
[6] По языку и способу писанія предлагаемый списокъ принадлежитъ къ такъ называемой синкретической или смѣшанной рецензіи. Потому въ немъ древніе палеографическіе признаки перемѣшаны съ новыми знаками, входившими въ письменность въ XV в. 
[7] Съ греч. слова: παράδεισος — рай. 
[8] Марк. 16, 15-16. 
[9] Матѳ. 20, 1-7. 
[10] препону, препятствіе. 
[11] потому что еще были молоды. 
[12] возрастомъ. 
[13] юнъ, молодъ. 
[14] отчей, отцовской. 
[15] сей. 
[16] Матѳ. 5, 22. 
[17] Въ минеѣ № 514 прибавлено: бяху. 
[18] Въ минеѣ № 514. прибавлено: погубити. 
[19] весь. 
[20] тотъ. 
[21] державную? 
[22] Псал. 3, 1-5. 
[23] Въ минеи № 514 прибавлено: слуги. 
[24] торопливо. 
[25] Въ минеѣ № 514 прибавлено: мечемъ. 
[26] Псал. 34, 1-6. 
[27] совѣтъ. 
[28] Въ минеѣ № 514: колодома. 
[29] области, владѣнія. 
[30] Псал. 34, 22. 
 

Источникъ: Памятники Древле-Русской духовной письменности: Сказаніе преп. Нестора о житіи и убіеніи благовѣрныхъ князей Бориса и Глѣба. // Журналъ «Православный собесѣдникъ», Казань. – 1858 г. – Книга I. – с. 578-604. 

http://nasledie.russportal.ru/index.php?id=pateric.borisogleb2

• Вениамин
• митрополит Петроградский

Протопр. Михаилъ Польскій († 1960 г.). 
НОВЫЕ МУЧЕНИКИ РОССІЙСКІЕ. 
Первое собраніе матеріаловъ. Jordanville, 1949.

 

Глава 2. 
Веніаминъ, Митрополитъ Петроградскiй.

 

I.  

Полоса «изъятія церковныхъ цѣнностей до Петрограда дошла довольно поздно: въ серединѣ марта 1922 года.

Главой Петроградской епархіи въ то время былъ Митрополитъ Веніаминъ. Избраніе его изъ викарныхъ епископовъ въ митрополиты состоялось лѣтомъ 1917 года при Временномъ Правительствѣ. Это, былъ кажется первый случай примѣненія демократическаго порядка избранія митрополита. Петроградское населеніе огромнымъ большинствомъ (въ томъ числѣ голосами почти всѣхъ рабочихъ) вотировало за владыку Веніамина. Оно давно его знало и было глубоко привязано къ нему за его доброту, доступность и неизмѣнно сердечное и отзывчивое отношеніе къ своей паствѣ и къ нуждамъ ея отдѣльныхъ членовъ.

Митрополитъ Веніаминъ, уже будучи въ этомъ санѣ, охотно отправлялся по этому зову для совершенія моленій и требъ въ самые отдаленные и бѣдные закоулки Петрограда. Рабочій, мастеровой людъ зачастую приглашалъ его для совершенія обряда крещенія, и онъ радостно приходилъ въ бѣдные кварталы, спускался въ подвалы — въ простой рясѣ, безъ всякихъ внѣшнихъ признаковъ своего высокаго сана. Пріемная его была постоянно переполнена — главнымъ образомъ простонародьемъ. Иногда онъ до поздняго вечера выслушивалъ обращавшихся къ нему, никого не отпуская безъ благостнаго совѣта, безъ теплаго утѣшенія, забывая о себѣ, о своемъ отдыхѣ, о пищѣ...

Митрополитъ не былъ, какъ говорится, «блестящимъ ораторомъ». Проповѣди его всегда были чрезвычайно просты, безъ всякихъ ораторскихъ пріемовъ, безъ нарочитой торжественности, но, въ то же время, онѣ были полны какой-то чарующей прелести. Именно, незамысловатость и огромная искренность проповѣдей Митрополита дѣлала ихъ доступными для самыхъ широкихъ слоевъ населенія, которое массами наполняло церковь, когда ожидалось служеніе Митрополита.

/с. 26/ Даже среди иновѣрцевъ и инородцевъ Митрополитъ пользовался глубокими симпатіями. Въ этой части населенія онъ имѣлъ не мало близкихъ личныхъ друзей, которые, несмотря на разницу вѣрованій, преклонялись передъ чистотой и кротостью его свѣтлой души и шли къ нему въ минуту тяжкую за совѣтомъ и духовнымъ утѣшеніемъ.

Если въ Россіи, въ это мрачное время, былъ человѣкъ абсолютно, искренне «аполитичнымъ», — то это былъ Митроп. Веніаминъ. Это настроеніе было въ немъ не вынужденнымъ, не результатомъ какой либо внутренней борьбы и душевныхъ преодолѣній. Нѣтъ. Его евангельски простая и возвышенная душа легко и естественно парила надъ всѣмъ временнымъ и условнымъ, надъ копошащимися гдѣ-то внизу политическими страстями и раздорами. Онъ былъ необыкновенно чутокъ къ бѣдамъ, утѣсненіямъ и переживаніямъ своей паствы, помогая всѣмъ, кому могъ и какъ умѣлъ, — въ случаѣ надобности просилъ, хлопоталъ... Его благородный духъ не видѣлъ въ этомъ никакого униженія, ни несогласованности съ его высокимъ саномъ. Но, въ тоже время, всякую «политику» онъ неумолимо отметалъ во всѣхъ своихъ дѣйствіяхъ, начинаніяхъ и бесѣдахъ, даже интимныхъ. Можно сказать, что этотъ элементъ для него просто не существовалъ. Всякія политическія стрѣлы просто скользили по нему, не вызывая никакой реакціи. Казалось, что въ этомъ отношеніи онъ весь закованъ въ сталь. Ни страха, ни разсчета здѣсь никакого не было (это доказало будущее). Митрополитъ лишь осуществлялъ на дѣлѣ то, что, въ отношеніи выполнимости, кажется (можетъ быть, съ большимъ основаніемъ) почти неразрѣшимымъ вопросомъ: евангельское исключеніе изъ религіозной жизни всякой политики; т. е., въ данномъ случаѣ, вопросовъ объ отношеніи къ совѣтской власти, къ ея представителямъ и т. д. Съ извѣстной точки зрѣнія, можетъ быть, это былъ недостатокъ, отвратъ отъ жизни, но таковъ фактъ, и тутъ ничего не подѣлаешь. Изъ духовнаго облика Митрополита нельзя выбросить эту черту, тѣмъ болѣе, что она очень характерна для его высшей степени цѣльной и монолитной психики.

Таковъ былъ тотъ, на долю котораго выпало, въ качествѣ главы Петроградской епархіи, столкнуться съ подступавшей все ближе волной изъятія церковныхъ цѣнностей, уже помутнѣвшей отъ пролитія крови...

Не трудно было предугадать, зная характеръ и душу Митрополита, какъ отнесется онъ къ изъятію. Въ этомъ вопросѣ для него не существовало колебаній ни на одну минуту. Самое главное — спасеніе гибнувшихъ братьевъ. Если можно хоть немногихъ, хоть единую душу живую, исторгнуть изъ объятій голодной смерти, — всѣ жертвы оправдываются.

/с. 27/ Митрополитъ, съ его дѣтской простотой вѣры, былъ большимъ любителемъ церковнаго благолѣпія. Для него, какъ для самаго примитивнаго вѣрующаго, священные предметы были окружены мистическимъ нимбомъ, но дальше онъ не шелъ. Силою своего проникновеннаго духа онъ отбрасывалъ въ сторону всѣ эти настроенія и чувствованія, въ его глазахъ совершенно невѣсомыя сравнительно съ предстоящей задачей спасенія людскихъ массъ. Въ этомъ отношеніи онъ шелъ дальше Патріарха, не встрѣчая никакихъ препятствій къ отдачѣ даже освященныхъ сосудовъ и т. п. — лишь бы исполнить свой христіанскій и человѣческій долгъ до самаго конца.

Но, на ряду съ этимъ, ему представлялось необходимымъ всячески стремиться къ тому, чтобы отдача церковнаго имущества носила, именно, характеръ вполнѣ добровольной выдачи «пожертвованія». Ему несомнѣнно претила самая процедура изъятія, которой предстояло имѣть видъ какого то сухого, казеннаго, принудительнаго акта, — отдачи нехотя, изъ подъ палки, подъ давленіемъ страха и угрозъ. Прежде всего, по мысли его, тутъ было бы явное противорѣчіе истинѣ и справедливости. Онъ былъ заранѣе увѣренъ или, по крайней мѣрѣ, питалъ надежду, что населеніе горячо и единодушно отзовется на его призывъ, что оно пожертвуетъ во славу Божію и во имя долга христіанскаго съ радостью все, что только можно. Для чего же прибѣгать, хотя бы только внѣшнимъ образомъ, къ насилію, — ненужному и оскорбительному для населенія — въ творимомъ имъ святомъ дѣлѣ.

Другая, вызываемая давленіемъ обстоятельствъ, необходимая предпосылка къ пожертвованію церковныхъ цѣнностей, должна была, по его мнѣнію, заключаться въ народномъ контролѣ надъ расходованіемъ всего пожертвованнаго. Въ основѣ всѣхъ происшедшихъ, до петроградскихъ изъятій, бунтовъ было не нежеланіе спасти какой бы то ни было цѣной погибающихъ отъ голода людей, — но глубокое недовѣріе къ ненавистной власти. Населеніе заранѣе было убѣждено, что, вторгаясь грубѣйшимъ образомъ въ сферу интимнѣйшихъ чувствъ вѣрующихъ, отнимая у нихъ то, что украшало храмы и богослуженія, — большевики, въ то же время, ни единаго гроша изъ отнятаго не передадутъ по объявленному назначенію. Удивляться такому, хотя бы и утрированному, недовѣрію — не приходится. Власть его вполнѣ заслужила.

На этой почвѣ могли возникнуть протесты и эксцессы и въ Петроградѣ, а, слѣдовательно, и неизбѣжныя кровавыя расправы. Предвидя это, Митрополитъ считалъ весьма цѣлесообразнымъ введеніе въ контроль представителей отъ вѣрующихъ.

Существовало, кромѣ того, для Митрополита еще одно пре/с. 28/пятствіе къ исполненію требованій власти (въ той рѣзкой формѣ, въ какой они предъявлялись), — препятствіе, которое, при извѣстной постановкѣ дѣла, для него было непреодолимымъ. Благословить насильственное изъятіе церковныхъ предметовъ онъ не могъ, ибо считалъ такое насиліе кощунствомъ. Если бы власть настаивала на принудительномъ характерѣ изъятія, то ему оставалось бы лишь отойти въ сторону, не скрывая своихъ воззрѣній, какъ православнаго іерарха, на насиліе въ данномъ случаѣ. Это, врядъ ли, содѣйствовало бы умиротворенію умовъ, какъ бы, въ то же время, Митрополитъ ни настаивалъ на необходимости пассивнаго, спокойнаго отношенія къ распоряженіямъ власти (а онъ это неоднократно говорилъ, проповѣдывалъ и циркулярно сообщалъ подчиненнымъ ему лицамъ).

Впрочемъ, даже благословеніе Митрополитомъ насильственнаго изъятія не измѣнило бы положения: въ результатѣ, получилась бы только потеря Митрополитомъ всего своего духовнаго авторитета и, слѣдовательно, предоставленіе полнаго произвола стихійному негодованію вѣрующихъ массъ...

Иное дѣло — благословить пожертвованіе. Дѣлая это, онъ только исполнилъ бы свой прямой пастырскій долгъ.

Суть тутъ не въ «формальныхъ нюансахъ». Большая разница была по существу. При согласіи власти на «пожертвованіе» и на «контроль», — отпадало основаніе къ недовѣрію со стороны массъ, и на первый планъ выступало возвышенное стремленіе помочь голодающимъ. Тогда народъ радостно (какъ предполагалъ Митрополитъ) отзовется на призывъ своего духовнаго водителя, тогда его пастырскій голосъ будетъ дѣйствительно авторитетнымъ, и все совершится мирно и благополучно.

Все это было, конечно, не столько «требованіями» или «условіями» (Митрополитъ отлично понималъ, что ни о какой борьбѣ и рѣчи быть не можетъ), — сколько пожеланіями, въ осуществимость которыхъ онъ вѣрилъ, — тѣмъ болѣе, что считалъ это выгоднымъ и для власти, которая, какъ представлялось его не искушенному политикой уму, должна была стремиться къ безболѣзненному проведенію изъятія. Вѣдь, что «изъятіе», что «пожертвованіе», разсуждалъ онъ, по существу — одно и тоже. Власть получитъ все то, что ей нужно. А, между тѣмъ, отъ того или иного внѣшняго подхода къ этому вопросу зависило мирное или кровавое разрѣшеніе такового.

Несомнѣнно, что ко всему указанному выше у Митрополита примѣшивались еще мечты, свойственныя его идеалистическому настроенію. Суровая дѣйствительность не мѣшала ему грезить о предстоящемъ чудномъ зрѣлищѣ. Ему представлялся всенародный /с. 29/ жертвенный подвигъ во всей его неописуемой внѣшней и внутренней красотѣ; ярко освѣщенные храмы, переполненные молящимися, огромный общій душевный подъемъ; трогательное умиленіе на всѣхъ лицахъ въ сознаніи величія совершаемаго... Церковь, въ лицѣ вѣрныхъ дѣтей своихъ, предводимая духовенствомъ, радостно отдающая все для спасенія братьевъ, пріемлющая съ готовностью внѣшнюю нищету ради духовнаго обогащенія... Въ результатѣ — не одолѣніе Церкви, а наоборотъ, неожиданная ея побѣда... Если такія мечтанія представляли тоже своего рода «политику» — то, надо признать, такую, которая, конечно, ничего общаго съ политикой земной не имѣла.

Всѣ эти прекрасныя грезы были, увы, безжалостно и вскорѣ растоптаны грядущими событіями... 
 

 

II.

Петроградскій Совѣтъ, повидимому, недостаточно былъ посвященъ въ глубокіе политическіе разсчеты московскаго центра. Петроградская власть искренне считала, что единственная цѣль декретовъ объ изъятіи — это полученіе въ свое распоряженіе церковныхъ цѣнностей. Поэтому петроградскій совѣтъ, вначалѣ, въ этомъ вопросѣ держался примирительной политики. Онъ находилъ нужнымъ, не отступая, по существу, отъ декретовъ, стараться провести ихъ въ жизнь, по возможности, въ формѣ, не вызывающей осложненій. Совѣтъ учитывалъ извѣстное ему настроеніе массъ. Опасаясь эксцессовъ, онъ, казалось, льстилъ себя надеждой отличиться мирнымъ выполненіемъ декретовъ и, ради этого, готовъ былъ пойти на нѣкоторый компромиссъ.

Члены комиссіи Помгола (помощи голодающимъ) при Петроградскомъ Совѣтѣ начали «кампанію по изъятію» съ неоднократныхъ визитовъ въ Правленіе Общества Православныхъ Приходовъ. Придавая этому учрежденію большое значеніе (весьма преувеличенное), въ смыслѣ вліянія на вѣрующія массы, члены Помгола стремились, сообща съ Правленіемъ, выработать такой порядокъ отдачи цѣнностей, который былъ бы наиболѣе пріемлемымъ для этихъ массъ. Со своей стороны, Правленіе, оказавшееся неожиданно для самого себя, въ роли посредника между населеніемъ и властью, проявило весьма большую уступчивость. Оно еще болѣе, чѣмъ члены Помгола, боялось стихійныхъ безпорядковъ и кровавыхъ осложненій. Смягчить, насколько удастся, формы изъятія, не затрагивать, по возможности, религіозныхъ чувствъ населенія — къ этому сводились, въ сущности, всѣ пожеланія Правленія, и, въ этомъ отношеніи, въ началѣ оно встрѣтило извѣстный откликъ въ средѣ Помгола. Митрополитъ находился въ курсѣ переговоровъ.

/с. 30/ Наконецъ, 5-го марта 1922 г. Митрополитъ получилъ оффиціальное приглашеніе пожаловать на завтра въ Помголъ для участія въ выработкѣ порядка исполненія декретовъ о церковныхъ цѣнностяхъ. 6-го марта Митрополитъ явился въ Смольный въ сопровожденіи нѣсколькихъ лицъ (въ числѣ коихъ находился бывшій присяж. повѣрен. и юрисъ-консультъ Лавры — Иванъ Михайловичъ Ковшаговъ, впослѣдствіи убитый вмѣстѣ съ Митрополитомъ). Владыка представилъ комиссіи Помгола собственноручно имъ написанное и подписанное заявленіе. Въ этой бумагѣ, изложенной въ весьма корректномъ тонѣ, указывалось на то: а) что Церковь готова пожертвовать для спасенія голодающихъ все свое достояніе; б) что для успокоенія вѣрующихъ необходимо, однако, чтобы они сознавали жертвенный, добровольный характеръ этого акта; в) что для той же цѣли нужно, чтобы въ контролѣ надъ расходованіемъ церковныхъ цѣнностей участвовали представители отъ вѣрующихъ

Въ концѣ своего заявленія Владыка указывалъ, что, если, паче чаянія, изъятіе будетъ носить насильственный характеръ, то онъ благословить на это свою паству не можетъ. Наоборотъ, по пастырскому своему долгу, онъ долженъ будетъ осудить всякое активное содѣйствіе къ такому изъятію. При этомъ Митрополитъ ссылается на тутъ же процитированные имъ каноны.

Митрополитъ встрѣтилъ въ Помголѣ, какъ это удостовѣряется и въ обвинительномъ актѣ, самый благожелательный пріемъ. Выставленныя имъ предложенія даже не обсуждались детально, до такой степени они казались явно пріемлемыми. Общее настроеніе было настолько свѣтлымъ, что Митрополитъ всталъ, благословилъ всѣхъ и со слезами сказалъ, что, если такъ, то онъ собственными руками сниметъ ризу съ образа Казанской Богоматери и отдастъ ее на голодающихъ братьевъ.

На другой и на третій день въ разныхъ газетахъ (въ томъ числѣ московскихъ «Извѣстіяхъ») появились сообщенія о состоявшемся соглашеніи. Газетныя замѣтки были составлены въ тонѣ, благопріятномъ для Митрополита и, вообще для Петроградскаго духовенства, которое, дескать, обнаружило искреннее желаніе выполнить свой гражданскій долгъ и т. д.

Но, увы, вся эта иллюзія соглашенія оказалась весьма быстротечной. Московскій центръ, повидимому, остался недоволеиъ петроградскимъ совѣтомъ, не уразумѣвшимъ истинныхъ цѣлей похода «пролетаріата» на церковныя цѣнности. Перспектива изъятія по добровольному соглашенію съ духовенствомъ, пожалуй, увеличила бы престижъ послѣдняго, что вовсе не улыбалось московскимъ политикамъ. Не соглашеніе, а расколъ, не примиреніе, а война. Таковъ былъ лозунгъ, о которомъ не догадался недальновидный петроградскій Помгол.

/с. 31/ Надо думать, что петроградскому совѣту было сдѣлано соотвѣтствующее разъясненіе или внушеніе, и, когда уполномоченные Митрополита явились, какъ было условлено, черезъ нѣсколько дней въ Помгол, чтобы поговорить о нѣкоторыхъ деталяхъ соглашенія, то они встрѣтили уже другое настроеніе и даже другихъ представителей Помгола. Посланцамъ Митрополита было весьма сухо объявлено, что ни о какихъ «пожертвованіяхъ», ни о какомъ участіи представителей вѣрующихъ въ контролѣ — не можетъ быть и рѣчи. Церковныя цѣнности будутъ изъяты въ формальномъ порядкѣ. Остается условиться лишь о днѣ и часѣ, когда духовенство должно будетъ сдать власти «принадлежащее государству» имущество. Представители Митрополита заявили, что они не уполномочены на этой почвѣ вести переговоры, и удалились.

Легко понять, какъ глубоко былъ потрясенъ Митрополитъ докладомъ своихъ представителей. Было ясно, что всѣ его планы и надежды рушились. Однако, онъ не могъ такъ легко разстаться съ тѣмъ, что уже считалъ достигнутымъ. Онъ отправилъ въ Помгол вторичное письменное заявленіе, въ которомъ ссылался на состоявшееся уже соглашеніе и вновь перечислялъ свои предложенія, настаивая на нихъ и указывая, что, внѣ этого порядка дѣйствій, онъ не видитъ возможности не только способствовать умиротворенію массъ, но даже благословить вѣрующихъ на какое либо содѣйствіе изъятію. На это заявленіе никакого отвѣта не послѣдовало. Всякіе переговоры были прекращены. Чувствовалось приближеніе какой-то грозы. Между тѣмъ, кое гдѣ въ Петроградѣ уже начались описи и изъятія, — по преимуществу въ небольшихъ церквахъ. Особо острыхъ столкновеній, однако, не было. Вокрутъ церквей собирались, обыкновенно, толпы народа, онѣ негодовали, роптали, кричали по адресу членовъ совѣтскихъ комиссій и «измѣнниковъ»-священниковъ бранныя слова; изрѣдка имѣли мѣсто оскорбленія дѣйствіемъ, наносили побои агентамъ милиціи, бросали камнями въ членовъ комиссіи, но, все таки ничего особого серьезнаго не случилось. Самыя «возмущенія» не выходили за предѣлы обычныхъ нарушеній общественной тишины и порядка, которыя, въ прежнее время, были бы подсудны мировому суду. Въ данномъ случаѣ, власти тоже, повидимому, не думали пока о муссированіи этихъ событій. Составлялись протоколы, которые направлялись «по подсудности» въ народные суды; этимъ ограничивалось.

Но въ ближайшіе дни предстояло изъятіе цѣнностей изъ главнѣйшихъ храмовъ. Многое заставляло думать, что тутъ не обойдется такъ благополучно. Власти подготовляли какія то особыя мѣры. Населеніе глухо волновалось.

/с. 32/

 

III.

Въ эти же дни произошли событія, оказавшія рѣшительное и неожиданное вліяніе не только на изъятіе цѣнностей и на судьбу Митрополита, но и на положеніе всей Русской Церкви. Событія эти послужили тѣмъ зародышемъ, изъ котораго въ ближайшія недѣли выросла такъ называемая, «живая церковь».

Въ тѣ дни никто еще не предвидѣлъ возникновенія раскола среди духовенства. Наблюдались, конечно, разногласія, чувствовалось, что среди духовенства есть элементы авантюрнаго характера, склонные передаться на сторону власти, но они казались слабыми и невліятельными, что серьезнаго значенія имъ не придавали. Наоборотъ, казалось, что преслѣдованія со стороны власти объединили духовенство, и что отдѣльныя выступленія какихъ бы то ни было группъ немыслимы. Да и повода къ этому не было. Духовенство держало себя пассивно, — если угодно, даже «лойяльно». Для раскола, нуженъ былъ, если не поводъ, то предлогъ, и, притомъ, демагогическаго характера.

Этотъ предлогъ былъ найденъ, не безъ усиленнаго подстрекательства, разумѣется, со стороны большевиковъ. Наступившая заминка, послѣ сорваннаго соглашенія по вопросу объ изъятіи, давала возможность фрондирующей, недовольной части духовенства выступить подъ флагомъ необходнмости въ безотлагательной помощи голодающимъ.

24-го марта 1922 года въ петроградской «Правдѣ» появилось письмо за подписью 12 лицъ, среди которыхъ мы находимъ большую часть будущихъ столповъ «живой церкви», священниковъ: Красницкаго, Введенскаго, Бѣлкова, Боярскаго и другихъ. Авторы письма рѣшительно отмежевывались отъ прочаго духовенства, укоряли его въ контръ-революціонности, въ игрѣ въ политику въ народномъ голодѣ, требовали немедленной и безусловной отдачи совѣтской власти всѣхъ церковныхъ цѣнностей и т. д. Надо, однако, сказать, что, несмотря на вызывающій тонъ письма, авторы его не могли не признать (такова была сила правды), что слѣдовало бы, все таки, во избѣжаніе оскорбленія религіозныхъ чувствъ православнаго населенія, чтобы въ контролѣ участвовали представители вѣрующихъ. Нужно также замѣтить, что въ числѣ подписавшихъ были лица, просто, не дальновидныя, увлеченныя своими товарищами-политиканами и впослѣдствіи глубоко раскаивавшіеся въ подписаніи означеннаго письма.

Власть торжествовала. Расколъ былъ налицо. Нужно было только всячески его раздувать и углублять, а на это большевики мастера.

/с. 33/ Петроградское духовенство было невѣроятно поражено и возмущено письмомъ 12-ти, въ которомъ оно совершенно основательно усматривало всѣ признаки политическаго доноса. На состоявшемся многолюдномъ собраніи духовенства, авторамъ письма пришлось выдержать жестокій натискъ. Главнымъ защитникомъ выступленія 12-ти былъ Введенскій, произнесшій рѣчь чрезвычайно наглую и угрожающую. Ясно было, что онъ уже чувствуетъ за собой могущественную «заручку» и на нее уповаетъ.

Митрополитъ, со свойственной ему кротостью, прекратилъ эту угнетающую сцену и постарался утишить разбушевавшіяся страсти. Для него самое главное сводилось къ тому, чтобы предотвратить кровавыя столкновенія между вѣрующими и агентами власти. Медлить нельзя было. Положеніе становилось все болѣе напряженнымъ. Было рѣшено вступить въ новые переговоры съ властью и, по настоянію Митрополита, задача эта была возложена на Введенскаго и Боярскаго, какъ на лицъ, перешедшихъ на положеніе благопріятствуемыхъ властью.

Послѣдствія оправдали этотъ выборъ. Новые посланцы быстро уладили дѣло. Между Митрополитомъ и петроградскимъ совѣтомъ состоялось формальное соглашеніе, изложенное въ рядѣ пунктовъ и напечатанное въ «Правдѣ» въ началѣ апрѣля. Кое-какихъ уступокъ отъ власти, все таки, удалось добиться. Самое существенное было то, что вѣрующимъ предоставлялось замѣнять подлежащіе изъятію церковные предметы другимъ равноцѣннымъ имуществомъ. Митрополитъ, со своей стороны, обязался обратиться къ вѣрующимъ съ соотвѣтствующимъ воззваніемъ, которое и было напечатано въ томъ же номерѣ газеты. Въ этомъ воззваніи Владыка, не отступая отъ своей принципіальной точки зрѣнія, умолялъ вѣрующихъ не сопротивляться, даже въ случаѣ примѣненія насильственнаго способа изъятія, и подчиниться силѣ.

Казалось бы, съ этого момента, всѣ споры и недоразумѣнія на зтой почвѣ между духовенствомъ и властью слѣдовало считать законченными. Изъятіе продолжалось съ большой интенсивностью. Серьезныхъ препятствій дѣйствія власти, по прежнему, не встрѣчали, если не считать отдѣльныхъ случаевъ народныхъ скопленій, оскорбленій агентовъ власти и т. п. сравнительныхъ мелочей. Въ концѣ концовъ, изъятіе было произведено всюду съ такимъ успѣхомъ, что самъ глава мѣстной милиціи вынужденъ былъ констатировать въ оффиціальномъ донесеніи, блестящее и сравнительно вполнѣ спокойное проведеніе кампаніи (само собою разумѣется, что это донесеніе было сдѣлано тогда, когда возбужденіе дѣла противъ Митрополита еще не предвидѣлось).

Но грянулъ громъ съ совершенно другой стороны.

/с. 34/

 

IV.

Введенскій, Бѣлковъ, Красницкій (выдвинувшіеся скоро впередъ, какъ фактическій глава и организаторъ живо-церковнаго движенія) и, иже съ ними, не могли и не желали останавливаться на сдѣланномъ имъ шагѣ. Благодаря содѣйствію и подстрекательству сов. власти, передъ ними открывалась новая грандіозная перспектива: захватить въ свои руки церковную власть и пользоваться ею по своему усмотрѣнію, подъ крылышкомъ благосклоннаго большевистскаго правительства.

Въ началѣ мая въ Петроградѣ разнеслась вѣсть о церковномъ переворотѣ, произведенномъ означенной группой, объ устраненіи патріарха Тихона отъ власти и т. д. Точныхъ свѣдѣній еще никто, впрочемъ, не имѣлъ.

Введенскій, явившійся послѣ переворота изъ Москвы въ Петроградъ къ Митрополиту, заявилъ ему объ образованіи новаго верховнаго церковнаго управленія и о назначеніи его, Введенскаго, делегатомъ отъ этого управленія по Петроградской епархіи.

Въ отвѣтъ на это со стороны Митрополита послѣдовалъ шагъ, котораго, вѣроятно, никто не ожидалъ, памятуя удивительную душевную мягкость и кротость Владыки. Но, всему есть предѣлы, Митрополитъ могъ проявить величайшую уступчивость, пока рѣчь шла только о церковныхъ цѣнностяхъ. Цѣль изъятія и, съ другой стороны, опасность, угрожавшая вѣрующимъ, оправдывали такую линію поведенія. Теперь, лицомъ къ лицу съ однимъ изъ узурпаторовъ церковной власти, Митрополитъ не только разумомъ, но всѣмъ инстинктомъ искренне и глубоко вѣрующаго христіанина сразу понялъ, что дѣло идетъ уже не объ «освященныхъ сосудахъ». Волна мятежа подступаетъ уже къ самой Церкви. Въ этотъ роковой моментъ онъ осозналъ свою огромную отвѣтственность и властно заявилъ Введенскому: «Нѣтъ, на это я не пойду».

Но Митрополитъ этимъ не ограничился.

На другой же день состоялось постановленіе Владыки, по смыслу котораго Введенскій былъ объявленъ находящимся «внѣ Православной Церкви», — съ указаніемъ всѣхъ мотивовъ этого постановленія. Впрочемъ, кротость Владыки сказалась и тутъ. Въ постановленіи былъ указанъ его временный характеръ, — «пока Введенскій не признаетъ своего заблужденія и не откажется отъ него».

Постановленіе, напечатанное немедленно въ совѣтскихъ газетахъ, вызвало изумленіе и ярость со стороны большевиковъ. Въ первую минуту озлобленіе было такъ велико, что большевики совсѣмъ забыли о неоднократно провозглашенномъ ими принципѣ «невмѣшательства» въ церковную жизнь. Заголовки газетъ запе/с. 35/стрѣли истерическими аншлагами вродѣ того, что «митрополитъ Веніаминъ осмѣлился отлучить отъ Церкви священника Введенскаго. Мечъ пролетаріата тяжело обрушится на голову Митрополита». Нечего и говорить, что всѣ эти бѣшенные выкрики выдавали, окончательно и оффиціально, закулисное доселѣ участіе большевиковъ въ живоцерковной интригѣ (о чемъ, впрочемъ, всѣ и безъ того догадывались).

Однако, послѣ бѣшенныхъ атакъ первыхъ дней, наступило нѣкоторое раздумье. Обаяніе Митрополита среди вѣрующихъ было очень велико. Отлученіе Введенскаго не могло не произвести на нихъ огромнаго впечатлѣнія. Физически уничтожить Митрополита было нетрудно, но возвѣщенное имъ постановленіе пережило бы его и могло создать серьезныя послѣдствія, угрожавшія въ зародышѣ раздавить новую «революціонную церковь». Рѣшили, поэтому, испробовать другой путь — путь угрозъ и компромиссовъ.

Черезъ нѣсколько дней послѣ отлученія къ Митрополиту явился Введенскій въ сопровожденіи бывшаго предсѣдателя петроградской ЧЕК'и, а затѣмъ петроградскаго коменданта Бакаева, который съ этой должностью совмѣщалъ должность чего то вродѣ «оберъ прокурора» при вновь образовавшемся «революціонномъ епархіальномъ управленіи». Введенскій и Бакаевъ предъявили Митрополиту ультиматумъ. Либо онъ отмѣнитъ свое постановленіе о Введенскомъ, либо противъ него и ряда духовныхъ лицъ будетъ — на почвѣ изъятія церковныхъ цѣнностей — созданъ процессъ, въ результатѣ котораго погибнутъ и онъ, и наиболѣе близкія ему лица.

Митрополитъ спокойно выслушалъ предложеніе и отвѣтилъ немедленнымъ и категорическимъ отказомъ. Введенскій и Бакаевъ удалились, осыпавъ Митрополита рядомъ яростныхъ угрозъ.

Митрополитъ ясно понималъ, что эти угрозы не тщетны, и что съ того момента, какъ онъ сталъ поперекъ дороги власти въ ея начинаніяхъ, по поводу образованія революціонной церкви, — онъ обреченъ на смерть. Но сойти съ избраннаго имъ пути онъ не могъ и не желалъ.

Предчувствуя, что черезъ короткое время ему придется вступить на свой многострадальный путь, онъ приготовился къ ожидавшей его участи, отдалъ наиболѣе важныя распоряженія по епархіи, повидался со своими друзьями и простился съ ними.

Предчувствія не обманули Митрополита. Черезъ нѣсколько дней вернувшись откуда-то въ лавру, онъ засталъ у себя «гостей»: слѣдователя, многочисленныхъ агентовъ ЧЕК'и и стражу. У него произвели долгій, тщательный и, понятно, безрезультатный обыскъ. Затѣмъ ему было объявлено, что противъ него и другихъ лицъ /с. 36/ возбуждено дѣло о сопротивленіи изъятію церковныхъ цѣнностей, и что онъ будетъ находится подъ домашнимъ арестомъ. Этотъ льготный арестъ продолжался недолго, — 2 или 3 дня, по истеченіи которыхъ Митрополита увезли въ домъ предварительнаго заключенія, гдѣ онъ находился все дальнѣйшее время до своей мученической кончины. 
 

 

V.

Дѣло покатилось по заранѣе уготовленнымъ рельсамъ совѣтскаго правосудія.

Кромѣ Митрополита къ дѣлу привлечены были: большинство членовъ правленія общества православныхъ приходовъ, настоятели нѣкоторыхъ церквей, члены разныхъ причтовъ и, просто, люди, попавшіеся во время уличныхъ безпорядковъ при изъятіи цѣнностей, — всего 86 человѣкъ, большинство которыхъ было посажено подъ стражу.

Этотъ монстръ-процессъ возбудилъ огромное волненіе въ городѣ. Много сотенъ лицъ — семьи обвиняемыхъ, ихъ друзья — стали судорожно метаться по всему городу, хлопоча объ освобожденіи заключенныхъ и спѣша запастись защитниками.

Надлежало въ первую очередь, разрѣшить крайне важный вопросъ о защитѣ самого Митрополита. Существовавшая тогда еще легальная организація Краснаго Креста (имѣвшая цѣлью помогать политическимъ заключеннымъ) и разные другіе общественные кружки и организаціи, считали желательнымъ, чтобы защиту Митрополита взялъ на себя бывшій прис. повѣренный Я. С. Гуровичъ, который съ момента прихода большевиковъ къ власти, оставилъ адвокатуру и никогда въ совѣтскихъ судахъ не выступалъ. Было ясно, тѣмъ не менѣе, что такое отношеніе Гуровича къ совѣтской юстиціи не могло быть примѣнено къ данному дѣлу, въ виду его крупнаго историческаго значенія для русской церкви и страны. Такъ смотрѣлъ на этотъ вопросъ и самъ Гуровичъ, просившій, однако, обсудить другое тактическое препятствіе, вытекавшее изъ его еврейскаго происхожденія. Защита Митрополита, несомнѣнно, весьма тяжелая и отвѣтственная задача. Въ такомъ дѣлѣ, и при такой обстановкѣ, возможны, со стороны защиты, промахи и неудачи, отъ которыхъ никто не застрахованъ. Но, если онѣ постигнутъ чисто русскаго человѣка, никто его въ нихъ не упрекнетъ, тогда какъ еврей защитникъ, при всей его добросовѣстности, можетъ сдѣлаться мишенью для нападокъ со стороны группъ и лицъ, антисемитически настроенныхъ.

Всѣ эти переговоры и сомнѣнія были разрѣшены неожиданно быстро тѣмъ, что самъ Митрополитъ обратился изъ своего заточе/с. 37/нія къ Гуровичу съ просьбой взять въ свои руки его защиту, не колеблясь и не сомнѣваясь, ибо онъ, владыка, ему безусловно довѣряетъ. Всѣ вопросы были исчерпаны этимъ заявленіемъ, и Гуровичъ немедленно принялъ на себя защиту.

Дѣло началось въ субботу 10 іюня 1922 года.

Засѣданія петроградскаго революціоннаго трибунала происходили въ залѣ филармоніи (бывшемъ Дворянскомъ Собраніи), на углу Михайловской и Итальянской улицъ.

Въ этотъ день, съ ранняго утра, густая толпа народа запрудила Михайловскую и Итальянскую улицы, а также прилегавшую къ послѣдней часть Невскаго проспекта. Нѣсколько десятковъ тысячъ человѣкъ стояли здѣсь въ теченіи ряда часовъ въ ожиданіи доставленія подсудимыхъ, въ особенности же Митрополита, въ трибуналъ. Стояли недвижимо, въ благоговѣйной тишинѣ. Милиція не рѣшалась разогнать это странное молчаливое сборище: слишкомъ уже оно импонировало. Наконецъ показалась карета, въ которой везли Митрополита подъ эскортомъ конныхъ стражниковъ. Толпа загудѣла, почти всѣ опустились на колѣни и запѣли: «Спаси, Господи, люди твоя». Митрополитъ благословлялъ народъ изъ окна кареты; почти у всѣхъ на глазахъ были слезы. 
 

 

VI.

Прежде чѣмъ приступить къ краткому изложенію самого процесса, мы считаемъ не лишнимъ охарактеризовать главныхъ дѣйствующихъ лицъ въ немъ.

Характеристика Митрополита нами уже дана. Какимъ онъ былъ на митрополичьей каѳедрѣ, такимъ сѣлъ и на роковую скамью большевистскаго суда, — простой, спокойный, благостный. Само собой понятно, что онъ былъ центромъ всего громаднаго процесса. На немъ сосредотачивалось все вниманіе и враговъ, и обожавшей его вѣрующей массы, заполнявшей, поскольку ее допускали, залъ засѣданія, и прочей публики, не вѣрующей или инако вѣрующей, но относившейся, въ общемъ, въ теченіе всего процесса, къ Митрополиту съ исключительнымъ сочувствіемъ, какъ къ явной и заранѣе обреченной жертвѣ большевиковъ (изъ этого числа мы исключаемъ тѣхъ «посѣтителей» — красноармейцевъ, представителей завкомовъ и коммунистическихъ ячеекъ — которые направлялись предусмотрительно властью въ большомъ количествѣ «по нарядамъ» въ трибуналъ для того, чтобы создать соотвѣтствующее видамъ власти настроеніе).

Другая замѣчательная личность въ процессѣ, вслѣдъ за Митрополитомъ, обращавшая на себя значительное вниманіе, это архимандритъ Сергій (въ мірѣ бывшій членъ Государственной Думы /с. 38/ В. П. Шеинъ). Большое сходство и, въ то же время, яркій контрастъ с Митрополитомъ. Сходство — въ глубокой вѣрѣ и готовности за нее пострадать; разница — въ характерахъ и въ темпераментахъ. Митрополитъ не боялся смерти, онъ и не искалъ ее: онъ спокойно шелъ на встрѣчу ожидавшей его участи, отдавшись на волю Божію. О. Сергій, какъ бы, желалъ «пострадать за вѣру». Отсюда его пламенныя, вдохновенныя рѣчи на судѣ, отличавшіяся отъ спокойныхъ и сжатыхъ объясненій и отвѣтовъ Владыки на судѣ. Старый политическій боецъ чувствовался еще въ отцѣ Сергіи. Нѣчто, безконечно возвышавшееся надъ политикой, проницало всю личность Митрополита. Мученикъ первыхъ вѣковъ христіанства, въ мученіяхъ радостно-торжествующій надъ изумленными палачами и — благостный, спокойный, живущій вдали отъ міра, весь въ созерцаніи и молитвѣ, святой отшельникъ той же эпохи — воплощеніемъ такихъ двухъ образовъ сѣдой старины казались отецъ Сергій и Митрополитъ.

Предсѣдатель Правленія О-ва объединенныхъ петроградскихъ православныхъ приходовъ, профессоръ Петроградскаго Университета Ю. Л. Новицкій — спокойный, ясный и твердый въ своихъ объясненіяхъ и бывш. присяж. повѣр. И. М. Ковшаровъ, заранѣе покорившійся своей участи, смѣло глядѣвшій въ лицо своимъ «судьямъ» и не скупившійся на полные горькаго сарказма выпады — таковы остальныя двѣ жертвы изъ тѣхъ четырехъ, которыя были обречены на смерть ради вящаго торжества совѣтской власти и укрѣпленія нарождавшейся «Живой церкви» ...

Кромѣ Митрополита, были привлечены къ дѣлу: епископъ Венедиктъ, настоятели почти всѣхъ главныхъ петроградскихъ соборовъ, профессора Духовной Академіи, Богословскаго института и университета, студенты и т. д. Остальная (большая) часть подсудимыхъ состояла изъ людей «разнаго чина и званія», болѣе или менѣе случайно захваченныхъ неводомъ милиціи при уличныхъ безпорядкахъ во время изъятій. Тутъ были женщины, старики и подростки; былъ какой-то карликъ съ пронзительнымъ голосомъ, вносившій комическую ноту въ тяжелыя переживанія процесса; была фельдшерица, обвинявшаяся въ «контръ-революціонной» истерикѣ, въ которую она впала, находясь въ церкви во время нашествія совѣтской комиссіи; былъ даже какой-то персъ, чистильщикъ сапогъ, магометанинъ, не понимавшій, какъ оказалось, по русски, — все же привлеченный за «сопротивленіе изъятію церковныхъ цѣнностей», — и т. д... Словомъ, эта часть подсудимыхъ представляла собон обыкновенный, весьма случайный по составу, осколокъ пестрой уличной толпы... Очевидно было, что никто и /с. 39/ не думалъ дѣлать сколько-нибудь тщательный отборъ подсудимыхъ. Некогда было...

Залъ засѣданія огроменъ; онъ вмѣщаетъ, считая съ хорами, около 2500-3000 человѣкъ. И, тѣмъ не менѣе, во время процесса, онъ всегда былъ переполненъ. Можно сказать, что за нѣсколько недѣль разбора дѣла, значительная часть петроградскаго населенія прошла черезъ этотъ залъ. Ничто не останавливало притока публики: ни утомительная подчасъ монотонность судебнаго слѣдствія, ни облава, устроенная на второй же день процесса передъ зданіемъ филармоніи и захватившая нѣсколько сотъ человѣкъ (изъ публики, ожидавшей открытія засѣданія), которые оставались арестованными вплоть до самаго окончанія дѣла, — ни, наконецъ, риски и опасности, ожидавшіе публику въ самомъ залѣ.

Здѣсь неоднократно производились аресты — лицъ, якобы, манифестировавшихъ въ пользу подсудимыхъ (демонстраціи въ пользу обвиненія встрѣчались, понятно, очень благосклонно). Хозяевами въ залѣ были, собственно, «командированные» посѣтители. Ихъ всегда было очень много. Остальная публика сидѣла, обыкновенно, молчаливая, приниженная, только тоскливыми лицами, да не всегда сдерживаемыми слезами, выдавая свое глубокое затаенное волненіе.

«Введите подсудимыхъ», — распорядился предсѣдатель.

Среди мертвой тишины изъ самаго отдаленнаго угла зала показалась процессія. Впереди шелъ Митрополитъ, въ своемъ облаченіи, съ посохомъ въ рукѣ. За нимъ — епископъ Венедиктъ. Далѣе — прочія духовныя лица, а за ними остальные подсудимые.

Публика, завидѣвъ Митрополита, встала. Митрополитъ благословилъ присутствовавшихъ и сѣлъ.

Начался безконечно утомительный формальный опросъ подсудимыхъ (имена, фамиліи, возрастъ, судимость и т. д.), занявшій весь день.

Къ чтенію обвинительнаго акта было приступлено лишь въ понедѣльникъ, 12 іюня.

Какимъ образомъ большевики создали обвиненіе противъ Митрополита и др. обвиняемыхъ. Очень просто. Въ ихъ распоряженіи были десятки отдѣльныхъ производствъ, возникшихъ по поводу отдѣльныхъ же эпизодовъ, имѣвшихъ мѣсто при изъятіи цѣнностей въ разныхъ петроградскихъ церквахъ и въ различное время. По возникновеніи надобности въ созданіи даннаго дѣла — всѣ эти производства «сшили» въ единое цѣлое (въ переплетномъ смыслѣ), и всѣ событія, въ нихъ изложенныя, были объявлены результатомъ злонамѣреннаго подстрекательства со стороны «преступнаго общества», состоявшаго изъ Митрополита и др. лицъ, — /с. 40/ главнымъ образомъ, членовъ Правленія О-ва петроградскихъ православныхъ приходовъ.

Обвинительной формулой Митрополиту вмѣнялось въ вину то, а) что онъ вступилъ въ сношенія и переговоры съ сов. властью въ Петроградѣ, имѣвшее цѣлью добиться аннулированія или смягченія декретовъ объ изъятіи церковныхъ цѣнностей, б) что онъ и его сообщники находились при этомъ въ сговорѣ со всемірной буржуазіей и в) что, какъ средство для возбужденія вѣрующихъ противъ сов. власти, тѣ-же обвиняемые избрали... распространеніе среди населенія копій заявленій (указанныхъ выше), Митрополита въ Комиссію Помгола.

Эта формулировка сама за себя говоритъ. Достаточно обратить вниманіе на то, что объявляется преступнымъ фактъ вступленія въ переговоры съ сов. властью, — переговоры, къ тому же возникшіе по ея же иниціативѣ и закончившіеся соглашеніемъ.

По оглашеніи обв. акта трибуналъ перешелъ къ допросу подсудимыхъ по существу предъявленнаго къ нимъ обвиненія.

Первымъ былъ подвергнутъ допросу Митрополитъ.

Въ теченіи ряда часовъ (12 и 13 іюня) обвинители и судьи осыпали его вопросами, на которые онъ, абсолютно не волнуясь и ни на мигъ не теряясь, давалъ своимъ яснымъ, спокойнымъ голосомъ короткіе, категорическіе, исчерпывающіе и не допускающіе разнотолкованія отвѣты.

Допросъ Митрополита велся, главнымъ образомъ, въ трехъ направленіяхъ: а) въ отношеніи Митрополита къ постановленіямъ Карловацкаго Собора (объ этихъ постановленіяхъ, вообще, говорилось въ процессѣ очень много, — едва ли не больше, чѣмъ о самомъ изъятіи); б) объ отношеніи Митрополита къ декретамъ объ изъятіи церковныхъ цѣнностей и в) объ упомянутыхъ выше двухъ заявленіяхъ Митрополита въ Помгол.

По первому вопросу Митрополитъ отвѣтилъ, что постановленія Карловацкаго Собора ему неизвѣстны, — ни оффиціально, ни приватно.

По второму вопросу Митрополитъ заявилъ, что онъ считалъ и считаетъ необходимымъ отдать всѣ церковныя цѣнности для спасенія голодающихъ. Но онъ не могъ и не можетъ благословить такой способъ изъятія цѣнностей, который, съ точки зрѣнія всякаго христіанина, является очевиднымъ кощунствомъ.

Но центръ тяжести — въ отношеніи личной отвѣтственности Митрополита — заключался въ 3-мъ вопросѣ. Отъ него домогались неустанно указаній — путемъ разнообразнѣйшихъ и коварнѣйшихъ вопросовъ — кто, въ дѣйствительности, былъ вдохновителемъ или редакторомъ заявленій, поданныхъ въ Помгол. Ему весьма прозрач/с. 41/но внушалось, что назови онъ «редакторовъ» или даже отрекись только отъ содержанія своихъ заявленій, — и онъ будетъ спасенъ.

Мы склонны думать, что эти соблазнительныя внушенія были, въ извѣстной степени, искренними. Большевики отнюдь не стремились во что бы то ни стало убить Митрополита. Они даже навѣрно предпочли бы уничтожить его морально. Митрополитъ, разстрѣлянный за стойкость своихъ убѣжденій, — это имѣло-бы свои «неудобства». Наоборотъ, Митрополитъ, раскаявшійся, приведенный къ повиновенію, униженный, морально развѣнчанный и «милостиво» пощаженный — такой результатъ былъ бы гораздо заманчивѣе и для сов. власти, и, тѣмъ паче, для стоявшей за ея спиною въ этомъ дѣлѣ «живой церкви».

Это было настолько очевидно, что и участники процесса, и даже публика какъ то особенно настораживались каждый разъ, когда Митрополиту предлагались вопросы по этому предмету. Что сов. власть ведетъ здѣсь «игру» на жизнь или смерть, — это сквозило и въ тонѣ, и въ редакціи вопросовъ. Но, увы, въ этой игрѣ у сов. власти не оказалось партнера. Митрополитъ, какъ бы не замѣчалъ протягиваемыхъ ему «спасательныхъ круговъ» и, глядя лрямо въ лицо трибуналу, твердо и неизмѣнно отвѣчалъ: «я одинъ, совершенно самостоятельно, обдумалъ, написалъ и отправилъ свои заявленія. Да, впрочемъ, я и не потерпѣлъ бы ничьего вмѣшательства въ рѣшеніе такихъ вопросовъ, которые подлежали, исключительно, моему вѣдѣнію, какъ архипастыря». При этихъ отвѣтахъ въ голосѣ Митрополита замѣчался даже нѣкоторый оттѣнокъ властности, — вообще, ему совершенно несвойственный.

Послѣ этого — для него лично все было кончено. Предстоявшая ему участь окончательно опредѣлилась. Всѣмъ присутствующимъ было ясно величіе души этого человѣка, который своей монашеской рясой, своимъ собственнымъ тѣломъ закрылъ отъ большевиковъ своихъ товарищей по несчастью.

Митрополиту было объявлено, что допросъ его оконченъ. Съ тѣмъ же невозмутимымъ спокойствіемъ, со свѣтлой улыбкой на устахъ, Митрополитъ, среди вздоховъ и сдержанныхъ рыданій въ публикѣ, — возвратился на свое мѣсто.

Нужно отмѣтить, что одинъ лишь обвинитель Смирновъ пробовалъ (въ началѣ допроса) держаться свойственнаі о ему издѣвательскаго тона въ отношеніи Митрополита.

Со стороны защитника Гуровича не замедлилъ, однако, послѣдовать рѣзкій протестъ по этому поводу. Защитникъ заявилъ и Смирнову, и трибуналу, что каковы бы ни были ихъ личныя вѣрованія и убѣжденія, никто не имѣетъ права такъ третировать человѣка, къ которому питаетъ благоговѣйное уваженіе все населеніе /с. 42/ Петрограда. «Мы знаемъ, что вы можете разстрѣлять Митрополита, — сказалъ защитникъ, — но вы не можете ни оскорблять Митрополита, ни допускать этихъ оскорбленій, и всякій разъ, какъ это случится, защита будетъ неустанно протестовать».

Протестъ защиты былъ поддержанъ аплодисментами публики. Предсѣдатель трибунала грубо оборвалъ публику, но, очевидно, какія то закулисныя мѣры внушенія были кѣмъ то, власть имѣющимъ, приняты въ отношеніи Смирнова. По крайней мѣрѣ послѣдній, въ дальнѣйшемъ допросѣ Владыки, держалъ уже себя — со стороны формы — сравнительно прилично.

Неизгладимое впечатлѣніе оставилъ также допросъ архим. Сергія. Звучнымъ, рѣшительнымъ голосомъ отвѣчалъ онъ на сыпавшіеся на него, какъ изъ рога изобилія, вопросы. Онъ не позволялъ «допросчикамъ» злоупотреблять своимъ положеніемъ. Система допроса въ сов. судѣ заключается, между прочимъ, въ томъ, — чтобы по одному и тому же предмету предлагать безконечно повторявшіеся вопросы, слегка варьируя форму ихъ. Грубый пріемъ, разсчитанный на то, чтобы легче «сбить» допрашиваемаго. О. Сергій неумолимо пресѣкалъ эти попытки, заявляя рѣзко и опредѣленно: «я уже на этотъ вопросъ отвѣтилъ и повторять свои отвѣты не желаю». Онъ не допускалъ со стороны трибунала и обвинителей обычнаго издѣвательскаго тона въ отношеніи допрашиваемаго. Такъ, Смирновъ, поставивъ сначала о. Сергію рядъ вопросовъ о его происхожденіи, воспитаніи и прошлой дѣятельности, — обратился къ нему напослѣдокъ съ вопросомъ: «Какъ же Вы оказались въ монахахъ, по убѣжденію?». О. Сергій выпрямился во весь свой высокій ростъ, оглядѣлъ Смирнова съ ногъ до головы уничтожающимъ взглядомъ и бросилъ ему въ отвѣтъ: «Послушайте, Вы повидимому, не понимаете оскорбительности Вашего вопроса. Я Вамъ отвѣчать не буду».

Архимандритъ Сергій былъ привлеченъ къ дѣлу въ качествѣ одного изъ товарищей предсѣдателя злополучнаго общества петроградскихъ православныхъ приходовъ. Онъ отрицалъ (и это вполнѣ соотвѣтствовало дѣйствительности) утвержденіе, будто бы, Правленіе занималось политикой: лично же себя объявлялъ совершенно солидарнымъ съ Митрополитомъ.

Предсѣдатель того же правленія, проф. Ю. П. Новицкій, въ своихъ объясненіяхъ подробно охарактеризовалъ дѣятельность правленія, доказавъ рядомъ неопровержимыхъ данныхъ, что дѣятельность эта вращалась, исключительно, въ кругѣ вопросовъ церковно-приходского быта.

Бывшій юрисконсультъ Лавры, И. М. Ковшаровъ, съ первой же минуты процесса, ясно предвидѣвшій его неизбѣжный финалъ, /с. 43/ — давалъ на поставленные ему вопросы хладнокровные, мѣткіе посмыслу и часто ѣдкіе по формѣ отвѣты.

Не будемъ подробно говорить о поведеніи остальныхъ подсудимыхъ (надо думать и понынѣ здравствующихъ въ сов. Россіи) во время ихъ допроса. Достаточно сказать, что духовенство и, вообще, интеллигентская часть подсудимыхъ, въ общемъ, держали себя спокойно, безъ того паническаго заискиванія, которое часто наблюдается со стороны обвиняемыхъ въ сов. трибуналахъ. Случаевъ оговоровъ или инсинуацій по адресу другихъ лицъ съ цѣлью смягчить свою собственную отвѣтственность не было. Многіе держали себя съ большимъ достоинствомъ; нѣкоторые — героически, открыто исповѣдуя свою солидарность съ точкой зрѣнія Митрополита. 
 

 

VII.

Допросъ подсудимыхъ, продолжавшійся безъ малаго 2 недѣли наконецъ оконченъ.

Трибуналъ переходитъ къ допросу свидѣтелей.

Главнѣйшій и интереснѣйшій изъ нихъ, Введенскій, — волей судебъ не могъ быть допрошенъ. На второй же день процесса, при выходѣ изъ зала засѣданія на улицу, какая-то пожилая женщина швырнула въ Введенскаго камнемъ, чѣмъ причинила ему пораненіе головы. Была-ли эта рана, дѣйствительно, серьезной, или же Введенскій использовалъ этотъ случай, чтобы уклониться отъ дачи въ трибуналѣ свидѣтельскаго показанія — рѣшить трудно. Во всякомъ случаѣ, Введенскій, «по болѣзни», больше въ трибуналъ не являлся. Обвиненіе замѣнило его другимъ, «равноцѣннымъ», свидѣтелемъ, Красницкимъ.

Первымъ допрашивался членъ Помгола, онъ же «ректоръ университета, имени Зиновьева», Канатчиковъ. Этотъ «ученый» въ опроверженіе всего, что было признано даже въ обвинительномъ актѣ, — заявилъ совершенно неожиданно, что Помгол никогда ни на какіе переговоры и компромиссы не шелъ, и что предложенія Митрополита формулированныя въ его заявленіяхъ, были съ самаго начала отвергнуты. Когда же защитникъ Гуровичъ предъявилъ ему его собственное предшествующее показаніе (прямо обратное, по содержанію, тому, что свидѣтель только что заявилъ),  — Канатчиковъ, не смущаясь, объяснилъ, что у него «странно устроенная память: онъ, свидѣтель, человѣкъ — схематическихъ построеній; отдѣльныхъ же фактовъ онъ никогда не помнитъ». Это оригинальное заявленіе, по требованію защитника, вносится цѣликомъ въ протоколъ засѣданія.

Затѣмъ, въ залъ былъ введенъ свидѣтель Красницкій.

/с. 44/ Высокій, худой, лысый, съ блѣднымъ лицомъ, съ тонкими безкровными губами, еще не старый человѣкъ (лѣтъ 40-45), въ священнической рясѣ, — рѣшительными шагами, съ вызывающимъ видомъ подошелъ къ своему мѣсту и началъ свое «показаніе». И съ каждымъ словомъ, съ каждымъ звукомъ этого мѣрнаго, спокойнаго, рѣзко-металлическаго голоса, надъ головами подсудимыхъ все болѣе сгущалась смертная тьма. Роль свидѣтеля была ясна. Это былъ очевидный «судебный убійца», имѣвшій своей задачей заполнить злостными инсинуаціями и завѣдомо ложными обобщеніями ту пустоту, которая зіяла въ дѣлѣ на мѣстѣ доказательствъ. И надо сказать, что эту свою роль свидѣтель выполнилъ чрезвычайно старательно. Слова, исходившія изъ его змѣевидныхъ устъ, были настоящей петлей, которую этотъ человѣкъ въ рясѣ и съ наперснымъ крестомъ, поочередно набрасывалъ на шею каждаго изъ подсудимыхъ. Ложь, сплетня, безотвѣтственныя, но ядовитыя характеристики обвиненія въ контръ-революціонныхъ замыслахъ — все это было пущено въ ходъ столпомъ «живой церкви».

Фигуры членовъ трибунала и самыхъ обвинителей померкли на время предъ Красницкимъ. Такъ даже ихъ превосходилъ онъ въ своемъ стремленіи погубить подсудимыхъ. Какое-то перевоплощеніе Іуды... Какъ то жутко и душно становилось въ залѣ... Всѣ — до трибунала и обвинителей включительно — опустили головы... Всѣмъ было не по себѣ.

Наконецъ, эта своего рода пытка окончилась. Красницкій сказалъ все, что считалъ нужнымъ. Ни трибуналъ, ни обвинители — рѣдкій случай — не поставили ему ни одного вопорса. Всѣмъ хотѣлось поскорѣе избавиться отъ присутствія этой кошмарной фигуры, — свободнѣе вздохнуть.

Но раздался голосъ защитника Гуровича. «Я желаю предложить нѣсколько вопросовъ свидѣтелю Красницкому». Вооружившись кипой газетъ, оказавшихся «Епархіальными Вѣдомостями» за 1917 и 1918 годы, — защитникъ спросилъ Красницкаго, онъ ли является авторомъ многихъ статей, напечатанныхъ тогда въ «Епархіальныхъ Вѣдомостяхъ» за подписью Красницкаго и призывавшихъ къ возмущенію противъ большевиковъ, чуть ли не къ истребленію ихъ.

Красницкій призналъ себя авторомъ этихъ статей и собирался уже дать какія-то объясненія по поводу своей политической «метаморфозы», но былъ прерванъ предсѣдателемъ, нашедшимъ (немного поздно), что «все это не имѣетъ отношенія къ дѣлу». Тѣмъ не менѣе, защитѣ удавалось еще разъ освѣтить, съ той же стороны, личность Красницкаго. Воспользовавшись тѣмъ, что онъ очень много распространялся о «контръ-революціонной кадетской пар/с. 45/тіи», обвиняя чуть ли не все петроградское духовенство въ «кадетизмѣ», — защита предложила свидѣтелю вопросъ, въ чемъ-же, по его мнѣнію, сущность политической программы кадетовъ. «Вѣдь вы разбираетесь въ политическихъ программахъ. Вы сами, вѣдь, принадлежали къ одной партіи. Вы, кажется, состояли членомъ Русскаго Собранія. — Да. — Не вы ли въ декабрѣ 1913 года читали въ этомъ собраніи докладъ «объ употребленіи евреями христіанской крови» — Да, успѣлъ еще отвѣтить растерявшійся Красницкій. Предсѣдатель вновь поспѣшилъ придти къ нему на помощь запретомъ продолжать допросъ въ этомъ направленіи. Но дѣло было уже сдѣлано. Фигура политическаго ренегата и предателя была дорисована окончательно. Я. С. Гуровичъ требуетъ внесенія всей этой части допроса въ протоколъ. Въ публикѣ — волненіе и негодующіе взгляды. Красницкій, бравируя, съ усмѣшкой на безкровныхъ устахъ, уходитъ.

Больше онъ въ залѣ не появлялся.

Слѣдующимъ былъ допрошенъ священникъ Боярскій, одинъ изъ подписавшихъ указанное выше заявленіе въ «Правдѣ» отъ 24 марта и впослѣдствіи (послѣ процесса) присоединившійся къ «Живой церкви».

Этотъ свидѣтель обманулъ ожиданія обвинителей и трибунала. Отъ него видимо ожидали показаній въ родѣ данныхъ Красницкимъ, — но, вмѣсто этого, онъ, представилъ трибуналу горячую апологію Митрополита, произведшую тѣмъ большее впечатлѣніе, что свидѣтель — опытный ораторъ и популярный проповѣдникъ. Трибуналъ и обвинители, не ожидавшіе такого «сюрприза», не стѣснялись проявлять въ разныхъ формахъ свое недовольство свидѣтелемъ, при постановкѣ ему дополнительныхъ вопросовъ, — но Боярскій стойко держался на своей позиціи.

Это недовольство перешло въ нескрываемую ярость, когда слѣдующій свидѣтель, проф. технологическаго института, Егоровъ, еще болѣе усилилъ впечатлѣніе, произведенное предшествующимъ свидѣтелемъ, — выяснивъ во всѣхъ подробностяхъ исторію переговоровъ Митрополита съ Помголом (Егоровъ былъ однимъ изъ представителей Митрополита) и въ конецъ разрушилъ своимъ правдивымъ разсказрмъ всѣ выводы по сему предмету обвинительнаго акта.

Ожесточеніе обвинителей и трибунала было такъ велико, что предсѣдатель, рѣзко оборвавъ свидѣтеля до окончанія его показанія, объявилъ совершенно неожиданно перерывъ на нѣсколько минутъ.

Люди, искушенные въ таинствахъ совѣтской юстиціи, предрекли, что такой перерывъ «не къ добру» и что «что-то готовится». /с. 46/ Предсказанія эти оправдались. Трибуналъ, минутъ черезъ 10, возвратился и предоставилъ слово обвинителю Смирнову, который заявилъ, что, такъ какъ изъ показанія Егорова съ ясностью вытекаетъ, что онъ — единомышленникъ и «пособникъ» Митрополита, то Смирновъ предъявляетъ къ свидѣтелю соотвѣтствующее обвиненіе, ходатайствуя о «пріобщеніи» Егорова къ числу подсудимыхъ по данному дѣлу и о немедленномъ заключеніи его подъ стражу.

Хотя всѣ и ожидали «чего-то», но, все-таки, случившееся превзошло ожиданія. Въ публикѣ изумленіе и знаки негодованія. Я. С. Гуровичъ проситъ слова и, превратившись въ защитника Егорова, произноситъ рѣчь, смыслъ которой сводится къ тому, что, въ данномъ случаѣ, налицо несомнѣнная попытка со стороны обвиненія терроризировать неугодныхъ ему свидѣтелей, что во всемъ томъ, что сказалъ Егоровъ, нѣтъ никакихъ данныхъ, которые могли бы быть обращены противъ него (да и самъ обвинитель не указываетъ этихъ данныхъ; настолько, повидимому, онъ заранѣе увѣренъ въ успѣхѣ своего требованія), и что согласіе трибунала съ предложеніемъ обвинителя будетъ, по существу, равносильно уничтоженію элементарнѣйшаго права подсудимыхъ защищаться свидѣтельскими показаніями.

Трибуналъ удалился «на совѣщаніе» и, возвратившись черезъ нѣсколько минутъ, провозгласилъ резолюцію объ удовлетвсреніи предложенія обвинителя, съ тѣмъ, что о Егоровѣ должно быть возбуждено особое дѣло. Егоровъ тутъ же былъ арестованъ.

Таково положеніе свидѣтеля въ совѣтской юстиціи,

Легко себѣ представить, что пережили и перечувствовали, узнавъ объ этомъ инцидентѣ, остальные свидѣтели той же группы, въ особенности, вызванные по почину защиты. Къ счастью для нихъ, трибуналъ «усѣкъ» списокъ свидѣтелей, освободивъ этихъ лицъ отъ допроса. Вмѣсто нихъ, потянулись нескончаемой вереницей, на рядъ дней — миллиціонеры, агенты ЧЕКИ и т. п., свидѣтельствовавшіе объ обстоятельствахъ, при которыхъ тотъ илн иной подсудимый (главнымъ образомъ, изъ числа уличныхъ бунтарей) были задержаны. 
 

 

VIII.

Обыкновенно, въ сложныхъ многодневныхъ процессахъ, по окончаніи судебнаго слѣдствія объявляется перерывъ на день-два, чтобы дать сторонамъ возможность оріентироваться передъ преніями въ собранномъ ими матеріалѣ и «собраться съ мыслями». Въ данномъ случаѣ, перерывъ былъ, тѣмъ болѣе, необходимымъ, что защита знакомилась впервые съ дѣломъ лишь въ засѣданіяхъ три/с. 47/бунала. Изучить заранѣе матеріалы слѣдствія, представляющіе рядъ увѣсистыхъ томовъ, не было ни возможности, ни времени. Окончаніе предварительнаго слѣдствія, преданіе суду и назначеніе дѣла къ разбору слѣдовали съ такой молніеносной быстротой, что защитники фактически были лишены всякихъ способовъ къ заблаговременному ознакомленію съ дѣломъ.

Но само собой разумѣется, все это «буржуазные предразсудки». Трибуналъ, не смотря на протесты защиты, объявилъ, что черезъ два часа будетъ приступлено къ преніямъ.

Слово представляется обвинителямъ.

Вся суть поединка между обвиненіемъ и защитой заключалась въ вопросѣ, можно ли, въ настоящемъ случаѣ, говорить о наличности «контръ-революціоннаго сообщества». При удовлетворительномъ отвѣтѣ на этотъ вопросъ смертный приговоръ для главнѣйшихъ подсудимыхъ неминуемъ (62 ст. совѣтскаго угол. кодекса); при отрицательномъ — кары свелись бы къ долгосрочному тюремному заключенію: говоря это мы имѣемъ въ виду споръ, такъ сказать, академическій; по существу, приговоръ, какъ водится, давно уже былъ предрѣшенъ, что было всѣмъ прекрасно извѣстно.

«Вы спрашиваете, гдѣ мы усматриваемъ преступную организацію», воскликнулъ Красиковъ: «да вѣдь она предъ вами. Эта организація — сама Православная Церковь, съ ея строго установленной іерархіей, ея принципомъ подчиненія низшихъ духовныхъ лицъ высшимъ и съ ея нескрываемыми контръ-революціонными поползновеніями».

Въ теченіи почти 3 часовъ Смирновъ съ яростію, почти истерически, выкрикывалъ какія то отдѣльныя слова, обрывки предложеній, безграмотныя, ничѣмъ не связанныя. Единственное, что можно было понять, — это то, что онъ требуетъ «16 головъ». Когда онъ впервые выкрикнулъ это требованіе, залъ огласился аплодисментами. Аплодировала, конечно, «коммандированная» публика, подкрѣпленная на сей случай нѣсколькими сотнями красноармейцевъ, которые явились на это время со своимъ команднымъ сотавомъ и заняли хоры.

Жалко было несчастныхъ стенографистокъ, вынужденныхъ записывать эту «кровавую белиберду».

Послѣ рѣчи послѣдняго обвинителя, начались рѣчи защитниковъ.

Первымъ изъ защитниковъ говорилъ профессоръ А. А. Жижиленко, представившій въ своей рѣчи подробный анализъ понятія о «преступномъ сообществѣ» и доказавшій, что этотъ квалифицирующій признакъ совершенно отсутствуетъ въ настоящемъ дѣлѣ.

Затѣмъ, слово перешло къ защитнику Митрополита, Я. С. Гуровичу.

/с. 48/ Въ началѣ своей рѣчи Гуровичъ указалъ, что обвиненіе пытается перемѣстить центръ тяжести настоящаго дѣла въ область всякихъ историческихъ, политическихъ и иныхъ экскурсовъ, не имѣющихъ ничего общаго съ процессомъ. Эти выпады — безличные, безотвѣтственные — замаскировываютъ абсолютную пустоту обвиненія въ отношеніи конкретной отвѣтственности лицъ, посаженныхъ на скамью подсудимыхъ. Если защитникъ останавливается вкратцѣ на этихъ «экскурсахъ», то только потому, что даже въ нихъ допущено столько вопіющихъ противорѣчій исторической истинѣ, столько явныхъ выдумокъ, что ихъ нельзя не отмѣтить.

Защитникъ представилъ затѣмъ краткій анализъ приведенныхъ обвинителями «историко-политическихъ справокъ» о прошлой роли и значеніи русскаго православнаго духовенства и показалъ, что всѣ онѣ отличаются, частью и въ лучшемъ случаѣ, тенденціозными преувеличеніями, а въ остальномъ явнымъ искаженіемъ истины.

Какъ яркій примѣръ безцеремоннаго обращенія обвинителей съ исторіей (и, притомъ, недавняго времени), — Гуровичъ указалъ ссылку обвиненія на Бейлисовскій процессъ, въ созданіи котораго Красиковъ рѣшился обвинить... русское православное духовенство. Болѣе вопіющее измышленіе трудно себѣ даже представить. Всѣмъ извѣстно, что русское духовенство не только не принимало участія въ созданіи злополучнаго дѣла Бейлиса, — но, наоборотъ, лучшіе и ученѣйшіе его представители боролись противъ кроваваго навѣта на евреевъ. Тогдашняя юстиція долго металась въ безнадежныхъ поискахъ «благопріятнаго» эксперта въ средѣ православнаго духовенства. Никто изъ нихъ на эту роль не шелъ. Пришлось удовлетвориться пресловутымъ католическимъ ксендзомъ Пранайтисомъ, откопаннымъ гдѣ-то въ глубинѣ Сибири и не поддержаннымъ своими же единовѣрцами.

Мало того, православное духовенство открыто боролось съ антисемитской демагогіей въ дѣлѣ Бейлиса. Изъ той самой петроградской духовной академіи, питомцы и профессора которой нынѣ сидятъ на скамьѣ подсудимыхъ, явился на кіевскій процессъ одинъ изъ виднѣйшихъ ученыхъ, профессоръ Троицкій. Онь понесъ долгій, безкорыстный и самоотвѣтственный трудъ по разоблаченію той многовѣковой, кровавой легенды, на которой былъ построенъ процессъ Бейлиса. Благодаря, въ значительной степени, его мужественной борьбѣ за истину, Россія не была опозорена обв. приговоромъ по дѣлу Бейлиса. И послѣ всего этого, обвиненіе позволяетъ себѣ укорять русское православное духовенство въ созданіи Бейлисовскаго процесса.

/с. 49/

— «Я счастливъ», сказалъ защитникъ, «что въ этотъ историческій глубоко скорбный для русскаго духовенства моментъ я, еврей, могу засвидѣтельствовать передъ всѣмъ міромъ то чувство искренней благодарности, которую питаетъ — я увѣренъ въ этомъ — весь еврейскій народъ къ русскому православному духовенству за проявленное имъ въ свое время отношеніе къ дѣлу Бейлиса».

Среди обвиняемыхъ сильное волненіе. Привлеченные къ дѣлу профессора дух. академіи и многіе изъ обвиняемыхъ духовныхъ лицъ не могутъ сдержать слезы.

Послѣ нѣкотораго перерыва защитникъ продолжалъ свою рѣчь.

Онъ объявилъ, что отнынѣ защита строго замкнется въ рамки дѣла, дабы не дать возможности обвиненію искусственными пріемами прикрыть полную фактическую необоснованность даннаго процесса

Охарактеризовавъ самую «технику» созданія настоящаго дѣла посредствомъ чисто механическаго соединенія отдѣльныхъ производствъ и протоколовъ, ни по содержанію, ни по времени событій, не имѣющихъ ничего общаго, Гуровичъ возстановилъ со всѣми подробностями исторію возникновенія дѣла.

Онъ обрисовалъ все прошлое Митрополита, указавъ на тѣ черты его характера и дѣятельности, которые уже извѣстны читателямъ. «Одна изъ мѣстныхъ газетъ, — сказалъ онъ, между прочимъ, — выразилась о Митрополитѣ (повидимому, желая его уязвить), что онъ производитъ впечатлѣніе «обыкновеннаго сельскаго попика». Въ этихъ словахъ есть правда. Митрополитъ совсѣмъ не великолѣпный «князь церкви», какимъ его усиленно желаетъ изобразить обвиненіе. Онъ смиренный, простой, кроткій пастырь вѣрующихъ душъ, но, въ этой его простотѣ и смиренности — его огромная моральная сила, его неотразимое обаяніе. Предъ нравственной красотой, этой ясной души, не могутъ не преклониться даже его враги. Допросъ его трибуналомъ у всѣхъ въ памяти. Ни для кого не секретъ, что въ сущности, въ тяжелые часы этого допроса, дальнѣйшая участь Митрооплита зависѣла отъ него самого. Стоило ему чуть-чуть поддаться соблазну, признать хоть немногое изъ того, что такъ жаждало установить обвиненіе, и Митрополитъ былъ бы спасенъ. Онъ не пошелъ на это. Спокойно, безъ вызова, безъ рисовки онъ отказался отъ такого спасенія. Многіе ли изъ здѣсь присутствующихъ — я говорю, конечно, и о людяхъ на него нападающихъ — способны на такой подвигъ. Вы можете уничтожить Митрополита, но не въ вашихъ силахъ отказать ему въ мужествѣ и высокомъ благородствѣ мысли и поступковъ».

/с. 50/ Далѣе, Гуровичъ очертилъ дѣятельность петроградскаго О-ва православныхъ приходовъ, положеніе мѣстнаго духовенства, настроеніе вѣрующихъ массъ... Особенно подробно остановился защитникъ на главаряхъ «живой церкви», въ которыхъ онъ усматривалъ истинныхъ виновниковъ и творцовъ настоящаго дѣла. Онъ предсказывалъ, что совѣтская власть рано или поздно разочаруется въ этихъ — нынѣ пользующихся усиленнымъ фаворомъ — людяхъ. Создаваемая ими «секта» не будетъ имѣть успѣха — это можно сказать навѣрно. Слабость ея не только въ отсутствіи какихъ либо корней въ вѣрующемъ населеніи и не въ непріемлемости тѣхъ или иныхъ ея тезисовъ. Въ исторіи бывали примѣры, что и безумныя, въ сущности, идеи и секты имѣли успѣхъ, иногда даже продолжительный. Но для этого необходимо одно условіе. «Секта всегда представляетъ въ началѣ своего возникновенія, оппозицію, меньшинство, и притомъ, гонимое большинствомъ. Героическое сопротивленіе большинству, власти, насилію, часто увлекаетъ массы на сторону сектантовъ, «бунтарей». Въ настоящемъ случаѣ, далеко не то. За «живую церковь» стоитъ, очевидно для всѣхъ, гражданская, совѣтская власть со всѣми имѣющимися въ ея распоряженіи скорпіонами и принудительными аппаратами. Принужденіе не создаетъ и не уничтожаетъ убѣжденій. «Церковная революція», происшедшая съ разрѣшенія и при благоволеніи атеистическаго «начальства», искреннихъ христіанъ, даже изъ фрондирующихъ, привлечь не можетъ. Народъ можетъ еще повѣрить богатому и властному Савлу, послѣ того какъ онъ, превратившись въ Павла, по своей охотѣ, промѣняетъ свое богатство и положеніе на рубище нищаго, на тюрьму и муки гоненія. Обратныя превращенія не только не создаютъ популярности, но заклеймляются соотвѣтствующимъ образомъ. Люди, ушедшіе изъ стана погибающихъ въ лагерь ликующихъ, да еще готовящіе узы и смерть своимъ недавнимъ братьямъ, — кто пойдетъ за ними изъ истинно вѣрующихъ.

Нѣтъ, не сбудутся ожиданія, возлагаемыя сов. властью на новаго «союзника».

Обращаясь къ самой постановкѣ обвиненія, защитникъ находилъ, что таковая не заслуживаетъ серьезной критики. Формулировка обвиненія была бы прямо анекдотичной, если бы за ней не вырисовывались трагическія перспективы. Митрополиту вмѣняютъ въ вину фактъ веденія имъ переговоровъ съ сов. властью, на предметъ «отмѣны или смягченія декретовъ объ изъятіи церковныхъ цѣнностей». Но, если это — преступленіе, то подумали ли обвинители, какую они роль должны отнести при этомъ петроградскому совѣту, по почину котораго эти переговоры начались, по желанію котораго продолжались и къ удовольствію коего закончились.

/с. 51/ Какъ обстоитъ дѣло въ отношеніи доказательствъ. Было бы разумѣется совершенно нелѣпо говорить о доказательствахъ той сплошной фантастики, которой переполнены и обв. актъ, и рѣчи обвинителей, по поводу «всемірнаго заговора» съ участіемъ въ немъ Митрополита и др. подсудимыхъ. Впрочемъ, не больше доказательствъ и въ другой, стремящейся быть конкретной, части обвиненія, — относящейся къ возбужденію, будто бы, Митрополитомъ вѣрующаго населенія противъ сов. власти.

Въ чемъ усматриваются доказательства этого дѣянія. Единственно въ томъ, что, будто, Митрополитъ черезъ близкихъ ему лицъ, распространялъ въ народѣ переписанныя на пишущей машинкѣ копіи своихъ заявленій въ Помгол.

Защита отрицаетъ самый фактъ подобнаго распространенія, Нѣтъ надобности говорить о томъ, что ни по формѣ, ни по содержанію, означенныя заявленія совершенно не соотвѣтствуютъ понятію о воззваніяхъ духовнаго пастыря къ паствѣ. Но, независимо отъ этого, противъ этого обвиненія — неумолимая дѣйствительность и логика событій. Защита представила рядъ номеровъ сов. газетъ, изъ которыхъ видно, что еще до изъятія, а также и во время такового, заявленія Митрополита въ Помголъ неоднократно оглашались сов. печатью. Слѣдовательно, сама же сов. печать способствовала тому, что десятки тысячъ экземпляровъ заявленій Митрополита проникли въ народныя массы. Какое же значеніе и цѣль — сравнительно съ такимъ массовымъ распространеніемъ — могли имѣть нѣсколько десятковъ копій, сдѣланныхъ на пишущей машинкѣ (самое большое 100-150 копій, по предположенію обвиненія). При данныхъ обстоятельствахъ предъявлять къ Митрополиту подобное обвиненіе — не равносильно ли обвиненію кого либо въ томъ, что онъ, желая способствовать распространенію огня, уже охватившаго со всѣхъ сторонъ огромное зданіе, бросилъ въ пламя... горящую спичку, или, съ преступной цѣлью усилить наводненіе, приблизился къ несущимся на встрѣчу бурнымъ волнамъ и... выплеснулъ въ нихъ стаканъ воды.

Всѣ такія «данныя», представленныя обвинителями, свидѣтельствуютъ, въ сущности, лишь объ одномъ: что обвиненіе, какъ таковое, не имѣетъ подъ собой никакой почвы. Это ясно для всѣхъ. Но весь ужасъ положенія заключается въ томъ, что этому сознанію далеко не соотвѣтствуетъ увѣренность въ оправданіи, какъ должно было бы быть. Наоборотъ: все болѣе и болѣе наростаетъ неодолимое предчувствіе, что, не смотря на фактическій крахъ обвиненія, нѣкоторые подсудимые, и въ томъ числѣ Митрополитъ, — погибнутъ. Во мракѣ, окутывающемъ закулисную сторону дѣла, явственно виднѣется разверзтая пропасть, къ которой «кѣмъ то» /с. 52/ неумолимо подталкиваются подсудимые... Это видѣніе мрачно и властно царитъ надъ внѣшними судебными формами происходящаго процесса, и никого эти формы обмануть не могутъ.

Въ заключеніе Я. С. Гуровичъ сказалъ, приблизительно, слѣдующее:

Чѣмъ кончится это дѣло. Что скажетъ когда нибудь о немъ безпристрастная исторія.

«Исторія скажетъ, что весной 1922 г. въ Петроградѣ было проведено изъятіе церковныхъ цѣнностей, что, согласно донесеніямъ отвѣтственныхъ представителей совѣтской администраціи, оно прошло, въ общемъ «блестяще» и безъ сколько нибудь серьезныхъ столкновеній съ вѣрующими массами».

«Что скажетъ далѣе историкъ, установивъ этотъ неоспоримый фактъ. Скажетъ ли онъ, что не смотря на это и къ негодованію всего цивилизованнаго міра, сов. власть нашла необходимымъ разстрѣлять Веніамина, Митрополита петроградскаго, и нѣкоторыхъ другихъ лицъ. — Это зависитъ отъ вашего приговора».

«Вы скажете мнѣ, что для васъ безразличны и мнѣнія современниковъ и вердиктъ исторіи. Сказать это не трудно, — но создать въ себѣ дѣйствительно равнодушіе въ этомъ отношеніи невозможно. И я хочу уповать на эту невозможность».

«Я не прошу и не «умоляю» васъ ни о чемъ. Я знаю, что всякія просьбы, мольбы, слезы не имѣютъ для васъ значенія, — знаю, что для васъ въ этомъ процессѣ на первомъ планѣ вопросъ политическій, и что принципъ безпристрастія объявленъ непримѣнимымъ къ вашимъ приговорамъ. Выгода, или невыгода для совѣтской власти. — вотъ какая альтернатива должна опредѣлять ваши приговоры. Если ради вящаго торжества совѣтской власти нужно «устранить» подсудимаго, — онъ погибъ, даже независимо отъ объективной оцѣнки предъявленнаго къ нему обвиненія. Да, я знаю, таковъ лозунгъ. Но, рѣшитесь ли вы его провести въ жизнь въ этомъ огромномъ по значенію дѣлѣ. Рѣшитесь ли вы признать этимъ самымъ предъ лицомъ всего міра, что этотъ «судебный процессъ» является лишь какимъ то кошмарнымъ лицедѣйствомъ. Мы увидимъ»...

«Вы должны стремиться соблюсти въ этомъ процессѣ выгоду для сов. власти. Во всякомъ случаѣ, смотрите, не ошибитесь... Если Митрополитъ погибнетъ за свою вѣру, за свою безграничную преданность вѣрующимъ массамъ, — онъ станетъ опаснѣе для совѣтской власти, чѣмъ теперь... Непреложный законъ историческій предостерегаетъ васъ, что на крови мучениковъ растетъ, крѣпкетъ и возвеличивается вѣра»...

/с. 53/ «Остановитесь надъ этимъ, подумайте, и... не творите мучениковъ...»

Само собой разумѣется, что нами приведенъ лишь весьма краткій (по необходимости) очеркъ рѣчи защитника.

Въ связи съ рѣчью Я. С. Гуровича нужно отмѣтить одно обстоятельство, весьма показательное для характеристики настроенія, вызваннаго процессомъ въ средѣ не только вѣрующихъ, но и коммунистовъ, — сравнительно, низшихъ ранговъ, разумѣется.

Въ виду аплодисментовъ, сопровождавшихъ кровавые «рефрены» Смирнова, — защита опасалась контръ манифестаціи, со стороны настоящей, «вольной» публики... Поэтому, еще до своихъ рѣчей, защитники «агитировали» среди публики, прося ее воздержаться отъ всякихъ внѣшнихъ проявленій своихъ чувствъ, въ интересахъ какъ подсудимыхъ, такъ и самой публики, могущей подвергнуться всякимъ репрессіямъ.

Я. С. Гуровичъ счелъ даже необходимымъ въ своей рѣчи предупредить еще разъ публику о томъ же, указавъ, между прочимъ, въ своемъ выступленіи, что онъ проситъ и надѣется на то, что всѣ — и враги, и друзья — его выслушаютъ со вниманіемъ и, главное, въ должномъ спокойствіи. «Не забывайте», прибавилъ онъ: «что я говорю отъ лица человѣка, который, можетъ быть, обреченъ на смерть; а слова умирающаго должны быть выслушиваемы въ благоговѣйной тишинѣ».

Но столь долго и насильно сдерживаемое настроеніе публики, все таки прорвалось, и этотъ моментъ совпалъ съ окончаніемъ рѣчи Я. С. Гуровича, которая была покрыта долго не смолкавшими аплодисментами. Трибуналъ заволновался, хотѣлъ было «принять мѣры», но оказалось, что въ аплодисментахъ приняли живѣйшее участіе... многочисленные коммунисты, занявшіе часть зала. Столь неожиданный составъ аплодировавшихъ объясняется тѣмъ, что рядовые, «массовые», коммунисты глубоко не сочувствовали созданію даннаго процесса и, какъ выяснилось впослѣдствіи, довольно откровенно выражали свое возмущеніе по этому поводу.

Не лишено также интереса отношеніе трибунала къ рѣчи защитника. Слѣдуетъ признать, что во время рѣчи трибуналъ держалъ себя внѣшне корректно. Я. С. Гуровичъ не былъ ни разу прерванъ (въ общемъ, его объясненія въ защиту Митрополита заняли свыше шести часовъ). Очевидно было даже, что трибуналъ слушаетъ защитника съ полнымъ вниманеімъ. Чѣмъ объясняется такое отношеніе трибунала, — заранѣе ли принятымъ рѣшеніемъ предоставить защитнику полную свободу объясненій, или же неожиданностью высказанной суровой правды, которую, врядъ ли, часто приходится слышать сов. трибуналамъ, — судить не беремся. Пу/с. 54/бликѣ даже казалось, что во время рѣчи защитника, трибуналъ иногда, какъ будто, проявлялъ признаки сочувственнаго волненія. Это не невозможно. Изъ живыхъ людей, все таки, очень трудно сдѣлать совершенныхъ манекеновъ, какъ ни стараются большевики. Въ концѣ концовъ, члены трибунала сотворили, конечно, волю пославшихъ ихъ, но быть можетъ, не безъ нѣкоторой горечи въ душѣ. 
 

 

IX.

Судебныя пренія окончились. Очередь — за послѣднимъ словомъ подсудимыхъ.

Предсѣдатель дѣлаетъ распоряженіе о прекращеніи съ этого момента стенографированія процесса. Цѣль этого характернаго распоряженія весьма понятна. Большевики не желаютъ закрѣпленія и распространенія въ населеніи тѣхъ рѣчей, которыя произнесутъ подсудимые въ эти трагическія минуты...

«Подсудимый Василій Казанскій», обращается предсѣдатель къ Митрополиту: «вамъ принадлежитъ послѣднее слово».

Митрополитъ, не спѣша, встаетъ. Четко вырисовывается его высокая фигура. Въ залѣ — все замерло.

Въ началѣ Митрополитъ говоритъ, что изъ всего, что онъ услышалъ о себѣ на судѣ, на него наиболѣе удручающе подѣйствовало то, что обвинители называютъ его «врагомъ народа». — «Я вѣрный сынъ своего народа, я люблю и всегда любилъ его. Я жизнь ему свою отдалъ, и я счастливъ тѣмъ, что народъ — вѣрнѣе, простой народъ — платилъ мнѣ тою же любовью, и онъ же поставилъ меня на то мѣсто, которое я занимаю въ православной церкви».

Это было все, что Митрополитъ сказалъ о себѣ въ своемъ «послѣднемъ словѣ». Остальное, довольно продолжительное, время своей рѣчи онъ посвятилъ исключительно соображеніямъ и объясненіямъ въ защиту нѣкоторыхъ подсудимыхъ, ссылаясь на документы и иныя данныя и обнаруживъ при этомъ большую память, послѣдовательность и невозмутимое спокойствіе. Одно изъ его утвержденій представлялось, какъ онъ самъ это призналъ, не доказаннымъ. По этому поводу онъ замѣтилъ, со свойственной ему тихой улыбкой: «думаю, что, въ этомъ отношеніи, вы мнѣ повѣрите безъ доказательствъ. Вѣдь я, по всей вѣроятности, говорю сейчасъ публично въ послѣдній разъ въ своей жизни; человѣку же, находящемуся въ такомъ положеніи принято вѣрить на слово».

Моментъ былъ, во истину, потрясающій и незабываемый. Всѣмъ была ясна огромная нравственная мощь этого человѣка, который въ такую минуту, забывая о себѣ, думаетъ только о несчастіи другихъ и стремится имъ помочь.

/с. 55/ Среди наступившей за заключительными словами Митрополита благоговѣйной тишины, — раздался голосъ предсѣдателя, — голосъ, въ которомъ, какъ будто, прозвучала какая-то доселѣ ему не обычная мягкая нота: «вы все говорили о другихъ; трибуналу желательно знать, что же вы скажете о самомъ себѣ». Митрополитъ, который уже сѣлъ, вновь приподнялся и, съ нѣкоторымъ недоумѣніемъ посмотрѣлъ на предсѣдателя, тихо, но отчетливо сказалъ: «О себѣ. Что же я могу вамъ о себѣ еще сказать. Развѣ лишь одно ... Я не знаю, что вы мнѣ объявите въ вашемъ приговорѣ — жизнь или смерть, — но, что бы вы въ немъ не провозгласили, — я съ одинаковымъ благоговѣніемъ обращу свои очи горѣ, возложу на себя крестное знаменіе (при этомъ Митрополитъ широко перекрестился) и скажу: слава Тебѣ, Господи Боже, за все» ...

Таково было послѣднее слово Митрополита Веніамина.

Передать настроеніе, охватившее публику — невозможно. Иное легче пережить, чѣмъ описать.

Трибуналъ сдѣлалъ перерывъ.

Затѣмъ объясненія подсудимыхъ продолжались.

Профессоръ Ю. П. Новицкій былъ очень кратокъ. Онъ указалъ, что привлеченіе его къ дѣлу объясняется лишь тѣмъ, что онъ состоялъ предсѣдателемъ Правленія О-ва объединенія правосл. приходовъ. Въ приписываемыхъ же ему дѣяніяхъ, онъ совершенно неповиненъ. Но, если сов. власти нужна въ этомъ дѣлѣ жертва, онъ готовъ безъ ропота встрѣтить смерть, прося лишь о томъ, чтобы сов. власть этимъ и ограничилась и пощадила остальныхъ привлеченныхъ.

И. М. Ковшаровъ заявилъ, что онъ знаетъ, какая участь его ожидаетъ. Если онъ давалъ объясненія въ свою защиту, то только ради того, чтобы закрѣпить въ общественномъ сознаніи, что онъ умираетъ невиннымъ.

Сильное впечатлѣніе произвело послѣднее слово архимаидрита Сергія. Онъ нарисовалъ картину аскетической жизни монаха и указалъ на то, что, отрѣшившись отъ всѣхъ переживаній и треволненій внѣшняго міра, отдавши себя цѣликомъ религіозному созерцанію и молитвѣ, — онъ одной лишь слабой физической нитью привязанъ къ сей жизни. «Неужели же», сказалъ онъ: «трибуналъ думаетъ, что разрывъ и этой послѣдней нити можетъ быть для меня страшенъ. Дѣлайте свое дѣло. Я жалѣю васъ и молюсь о васъ».

Объясненія остальныхъ подсудимыхъ особаго интереса не представляли. Большинство заявило, что ничего прибавить къ рѣчамъ защиты не имѣетъ.

Предсѣдатель объявилъ, что приговоръ будетъ объявленъ завтра (въ среду 5-го іюля) вечеромъ.

/с. 56/ Ко времени объявленія приговора залъ былъ почти пустъ. Обыкновенной публики не пускали. Зато хоры были переполнены красноармейцами.

Въ 9 час. вечера трибуналъ вышелъ, и предсѣдатель огласилъ приговоръ.

Были присуждены къ разстрѣлянію десять лицъ: Митрополитъ Веніаминъ, архимандритъ Сергій, Ю. П. Новицкій, И. М. Ковшаровъ, епископъ Венедиктъ, Н. К. Чуковъ (настоятель Казанскаго собора и ректоръ богословскаго института), Л. К. Богоявленскій (настоятель Исаакіевскаго собора), М. П. Чельцовъ (протоіерей), Н. Ф. Огневъ (профессоръ военно-юридической академіи) и Н. А. Елачичъ (б. пом. статсъ-секр. государственнаго Совѣта). Остальные обвиняемые были приговорены къ тюремному заключенію на разные сроки, — съ «изоляціей» и безъ таковой. Значительная часть подсудимыхъ (главнымъ образомъ, изъ уличной толпы) была оправдана.

«Хоры» привѣтствовали приговоръ аплодисментами.

На подсудимыхъ, ихъ защитниковъ и сумѣвшихъ проникнуть въ залъ немногихъ лицъ изъ публики приговоръ особаго впечатлѣнія не произвелъ.

Многіе знали его содержаніе уже за много дней и были къ нему подготовлены.

Потянулись томительные дни. Кассаціонныя жалобы, поѣздки въ Москву, хлопоты, ходатайства передъ ВЦИК-омъ о помилованіи.

Предвѣстникомъ окончательнаго результата былъ омерзительный длинный пасквиль Красикова, появившійся въ московскихъ «Извѣстіяхъ», — въ которомъ этотъ быв. присяжный повѣренный наносилъ послѣдній ударъ въ спину беззащитнымъ и безпомощнымъ осужденнымъ, доказывая, что о помилованіи первыхъ четырехъ приговоренныхъ къ разстрѣлянію, не можетъ быть и рѣчи. Президіумъ ВЦИК-а такъ и постановилъ, замѣнивъ только послѣднимъ шести подсудимымъ разстрѣляніе — долгосрочнымъ тюремнымъ заключеніемъ (еп. Венедикту, Чукову, Богоявленскому, Чельцову, Огневу и Елачичу).

Въ понедѣльникъ, 14 августа 1922 г. лицамъ, явившимся въ домъ предварительнаго заключенія для обычной передачи пищи Митрополиту, отцу Сергію, Новицкому и Ковшарову, было объявлено, что эти заключенные «потребованы и уже отправлены въ Москву». Люди, знающіе большевицкій условный жаргонъ, поняли въ чемъ дѣло...

Въ ночь съ 12 на 13 августа Митрополитъ, о. Сергій, Новицкій и Ковшаровъ были увезены изъ тюрьмы и разстрѣляны въ нѣсколькихъ верстахъ отъ Петрограда.

/с. 57/ Имѣются нѣкоторыя свѣдѣнія (сообщенныя при обстановкѣ, гарантирующей ихъ достовѣрность) о послѣднихъ минутахъ разстрѣлянныхъ...

Новицкій плакалъ. Его угнетала мысль о томъ, что онъ оставляетъ круглой сиротой свою единственную 15-лѣтнюю дочь. Онъ просилъ передать ей на память прядь своихъ волосъ и серебряные часы.

О. Сергій громко молился: «прости имъ, Боже, — не вѣдаютъ бо, что творятъ».

Ковшаровъ издѣвался надъ палачами.

Митрополитъ шелъ на смерть спокойно, тихо шепча молитву и крестясь.

Такъ умерли эти люди.

Опасаясь возбужденія петроградскихъ рабочихъ массъ, вызваннаго приговоромъ, большевики не рѣшились объявить разстрѣлъ Митрополита въ Петроградѣ и распустили слухъ, что Митрополитъ увезенъ въ Москву. По другимъ даннымъ, православные мученики были отвезены на ст. Пороховые по Ириновской ж. д. и тамъ разстрѣляны.

Предварительно всѣ были обриты и одѣты въ лохмотья, чтобы нельзя было узнать, что разстрѣливаютъ духовенство.

Населеніе долго не хотѣло вѣрить смерти Митрополита. По этому поводу создавались разныя легенды. Утверждали, между прочимъ, что большевики гдѣ-то тайно заточили Митрополита. Возникновенію этихъ слуховъ способствовало, между прочимъ, отсутствіе, офиціальнаго сообщенія о томъ, что приговоръ «приведенъ въ исполненіе». Впрочемъ, въ этихъ легендахъ (говорятъ и понынѣ держащихся) есть нѣкая частица истины, какъ почти во всѣхъ народныхъ преданіяхъ: физически Митрополитъ Веніаминъ убитъ — въ этомъ, къ несчастью, нѣтъ сомнѣнія — но въ сердцѣ народномъ его свѣтлый образъ навсегда останется живымъ... 
 

Источникъ: Новые мученики Россійскіе. Первое собраніе матеріаловъ. Составилъ Протопресвитеръ М. Польскій. — Jordanville: Типографія преп. Іова Почаевскаго. Свято-Троицкій монастырь, 1949. — С. 25-57. 

Паломничество Великого князя Сергея Александровича и Великой княгини Елисаветы Феодоровны в Саровскую пустынь и Серафимо-Дивеевский монастырь в 1903 году

Панин А.Н.

В 1903 году произошло величайшее духовное событие в жизни всей Российской Империи. В этот год был прославлен в лике святых прозорливый и давно почитаемый народом старец Серафим Саровский.

Саровский старец отец Серафим. Литография 1908 года

Еще в Царствование Государя Императора Александра III возникла идея прославления старца. Хотелось бы отметить тот факт, что величайший святой земли русской преподобный Серафим Саровский за много лет до официального прославления стал предстателем за Царствующий Дом Романовых.

Происходили исцеления от его мантии, благоговейно хранящейся у членов Дома Романовых, исцелялись и получали облегчение в скорбях по молитвам к нему как простые люди, так и члены Царствующего Дома. Многие представители Дома Романовых стали почитателями старца Серафима, и, конечно, прославление угодника Божия в 1903 году при деятельной поддержке Государя Императора Николая II явилось духовной вершиной единения Царской семьи. На резолюции о грядущем прославлении Государь Император Николай II собственноручно начертал: «Прочел с чувством истинной радости и глубокого умиления».

И Святейший Синод приступил к грандиозной работе: освидетельствованию честных останков старца, сбору несомненных свидетельств чудесной помощи по молитвам к приснопамятному отцу Серафиму. В этой работе возникали разные трудности и бюрократические препоны. Но та великая любовь, которую излучал отец Серафим, в конечном итоге покрыла все препятствия.

При земной жизни старца богатые, бедные, знатные, и власть предержащие практически ежедневно стекались к его келье, поверяли ему всю свою жизнь, открывали помыслы, скорби, нужды. Великая любовь, исходившая от отца Серафима, покрывала все и всех вокруг.

Святейший Правительствующий Синод по постановлению от 29 января 1903 года поручил Высокопреосвященному Антонию, митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому совершить в 19-й день июля 1903 года торжественное открытие мощей преподобного отца Серафима, Саровского Чудотворца.

В постановлении были такие слова о старце: «Своею высокою истинно-христианской подвижническою жизнью он еще у современников своих стяжал общую к себе любовь и веру в действенную силу пред Богом его святых молитв, а после его блаженной кончины память о нем, утверждаемая все новыми и новыми знамениями милости Божией, являемыми по вере в его молитвенное предстательство пред Богом за притекающих к нему, широко распространяется в православном русском народе и с глубоким благоговением им чтится… Благоговейного старца Серафима, почивающего в Саровской пустыни, признать в лике святых, благодатию Божиею прославленных, а всечестные останки – святыми мощами» .

Кульминацией духовного единения Царя со своим народом стали Саровские торжества 1903 года. В дни прославления преподобного Серафима помощь Божия России стала настолько очевидна, что во все последующие годы испытаний и потрясений память об этих днях станет залогом любви Божией к нашей стране.

Веру народную в святость старца Серафима и его предстательство пред Богом за притекающих к нему с молитвою разделила Царская Семья и члены Дома Романовых.

3 июля 1903 года: «…прибывший в Саровскую пустынь Высокопреосвященный митрополит Санкт-Петербургский Антоний, совместно с Преосвященными епископами Нижегородским Назарием и Тамбовским Иннокентием, совершил перенесение всечестных останков преподобного Серафима из места первоначального их погребенья в церковь, святых Зосимы и Савватия и переложение их в новый кипарисовый гроб, сооруженный, усердьем Их Императорских Величеств…

По окончании литургии, владыка митрополит последовал из Успенского собора с крестным ходом к месту упокоенья преподобного Серафима и здесь, в сослужении епископов Назария и Иннокентия, совершил пред его гробом панихиду об упокоении его души. Затем священнослужителями гроб с всечестными останками преподобного подняли на рамена и, в предшествии крестного хода, в сопровождении Высокопреосвященного митрополита Антония и Преосвященных епископов Назария и Иннокентия, понесли оный при трогательном пении "Святый Боже" братии обители в церковь святых Зосимы и Савватия, находящуюся здесь же, в стенах обители.

Это шествие производило глубоко-умилительное действие на всех, во множестве собравшихся в обитель богомольцев. По внесении в храм, гроб был установлен посредине храма на том надгробии, которое ранее находилось над могилою преподобного… При этом особенно было замечательно то, что все присутствовавшие в алтаре лица ясно ощущали благоуханье, исходившее от святых мощей и не имевшее никакого подобия с обычными благовониями. Кипарисовый гроб со святыми мощами преподобного был вставлен в особо приготовленную дубовую гроб-колоду и поставлен посреди вышеназванного храма, где был оставлен до дня торжественного открытая мощей преподобного.

16 июля было собственно днем начала торжеств. Этого числа в двенадцать часов дня последовал редкий благовест большого монастырского колокола, созывавший богомольцев на торжественную панихиду в Успенский собор. Панихида совершена была архиерейским служением, при чем на ектеньях и возгласах поминались имена благочестивейших Государей Императоров и Государынь Императриц, начиная с Императрицы Елизаветы Петровны до Императора Александра III включительно, имена почивших преосвященных тамбовских, строителей и игуменов Саровской пустыни, родителей преподобного Серафима, — Исидора и Агафии, и самого приснопамятного иеромонаха Серафима.

17 июля, согласно церемониалу, был совершен грандиозный крестный ход из Дивеевского монастыря и других монастырей нижегородской епархии в Саровскую пустынь… Картина была в высшей степени величественная… В 10 часов утра 17-го числа в Успенском соборе началась торжественная литургия по приснопамятном иеромонахе Серафиме. Ее совершал первенствующий член Святейшего Синода Высокопреосвященный Антоний, митрополит Петербургский, с Преосвященным Назарием, епископом Нижегородским. При окончании литургии Преосвященный Назарий, епископ Нижегородский, произнес глубоко прочувствованное слово. После литургии митрополит Антоний, епископ Назарий и многочисленное духовенство в облачениях из золотого глазета совершили торжественную панихиду по приснопамятному иеросхимонаху Серафиму» . 

Страницы из дневника Государя Императора Николая II. ГАРФ

Государь Император Николай Александрович отправился на прославление старца Серафима из Царского Села в Саровскую обитель 15 июля со своей супругой и ближайшими родственниками. В своем дневнике Государь записал: «В 7¼ тронулись в путь на богомолье в Саровскую пустынь. Едим с Мама, Ольгой и Петей. Впереди нас едут: Николаша, Петюша, Милица, Стана и Юрий» .

В паломничество вместе с Государем отправились: Вдовствующая Императрица Мария Феодоровна, Великая княгиня Ольга Александровна с супругом Петром Александровичем Ольденбургским, Великий князь Николай Николаевич, Великий князь Петр Николаевич с супругой Великой княгиней Милицей Николаевной и князь Георгий Максимилианович Лейхтенбергский с супругой Анастасией Николаевной, урожденной принцессой Черногории. 

Августейшие супруги Великий князь Сергей Александрович и Великая княгиня Елизавета Федоровна

На следующий день в Москве к Высоким паломникам присоединились еще двое из Дома Романовых – Великий князь Сергей Александрович и его супруга Великая княгиня Елисавета Феодоровна. На страницах дневника Государя за 16 июля 1903 года есть запись: «Утром в Москве к нам сели в поезд дядя Сергей и Элла» .

Светлый образ и житие Саровского чудотворца всегда были драгоценными для Его Высочества Сергея Александровича. В доме Великого князя преподобного Серафима почитали задолго до официального прославления, а потому Его Высочество с огромной радостью воспринял известие о предстоящей канонизации.

Проследить паломнический путь Их Высочеств Великого князя Сергея Александровича и Великой княгини Елисаветы Феодоровны можно на основе дневников Государя Императора Николая Александровича, самого Великого князя и писем Великой княгини к своим родственникам, а также на материалах, которые были опубликованы на страницах периодической печати всей Российской Империи. Большой материал представлен и в воспоминаниях тех лиц, которые имели счастье посетить тожества 1903 года.

В дар Саровской обители Великий князь Сергей Александрович к мощам старца привез специально заказанную лампаду с изображениями святых. Еще до поездки, на страницах дневника Его Высочество отметил об этом вкладе: «Получил мою лампаду в византийском стиле для мощей пр. Серафима. Она просто восхитительна. На ней образа родителей святых, 800 жемчужин, принадлежащих Мама» .

Женская депутация с хлебом-солью ожидает встречи с Государем Императором

На всем протяжении Царского пути народ из окрестных сел и деревень в праздничных нарядах выходил на станции и приветствовал своего Монарха восторженными криками.

Так особый прием был устроен на станции близ села Выездная Слобода, где все Августейшие особы участвовали во встрече с дворянами Нижегородской губернии: «Все станции по пути Царского следования были убраны флагами и зеленью. Не доезжая Арзамаса, подле села Выездная Слобода устроена была специальная Царская платформа, с павильоном, красиво драпированным, убранным пальмами и другими растениями.

17-го июля в 12 часов дня Императорский поезд подошел к платформе. В сенях железнодорожного павильона Их Величествам депутацией Арзамаса поднесены были хлеб-соль. В отдельном дворянском павильоне ожидали Их Величеств дворяне Нижегородской губернии.

Нижегородский губернский предводитель дворянства, поднося хлеб-соль на серебряном блюде, между прочим сказал: «И ныне, и впредь, и во веки Нижегородский дворянин грудью встанет за Веру, Царя и Отечество». Золотые слова! - они должны запечатлеться в сердце каждого русского» .

Далее путь Высоких паломников в Саровскую пустынь продолжился на лошадях: «В 25 минут 1-го часа Государь, Государыня, Великие князья и княгини отбыли на лошадях в Саровскую пустынь при оглушительных криках восторженного народа. Это шестидесятиверстовое следование Государя до обители было истинно триумфальным шествием. Население сел и деревень воздвигало красивые арки с трогательными надписями, усыпало путь Царского следования цветами… В селе Павловском для встречи Августейший гостей было собрано все духовенство округа, по которому следовал Царский кортеж; по обеим сторонам дороги стояли крестьянские девушки в праздничных нарядах; в воздухе развевались хоругви и золотом сияли запрестольные кресты и облачения духовенства» .

Множество народа по пути следования Высоких паломников от радости и счастья их видеть падали в обморок, плакали, крестились на проезжающие кареты. Эти встречи простых крестьян произвели неизгладимое впечатление на Государя Императора и Великого князя Сергея Александровича, которые отметили это на страницах дневников.

Государь Император на страницах своего дневника от 17 июля 1903 года отметил: «В 11 час. приехали в Арзамас. В шатре у платформы были встречены дворянством, земством, городами и крестьянами Нижегородской губернии. Сели в экипажи и отправились в путь по хорошей и пыльной дороге. Проезжали через большие села, крестьяне встречали снаружи выстроенные вдоль дороги. Пили чай в палатке в 40 верстах от Арзамаса. На границе Тамбовской губернии опять большая встреча от всех сословий. Очень живописны были крестьянки в своих нарядах и мордвинки также» . Его Высочество Сергей Александрович в дневнике записал: «Масса крестьянок в живописных костюмах» .

Торжественная встреча Государя Императора крестьянскими депутациями Тамбовской губернии

В половине шестого вечера Царский кортеж прибыл к границе Тамбовской губернии: «Там, на дороге, окаймленной густым сосновым лесом, была воздвигнута красивая, в русском стиле, арка, увенчанная посредине фронтона сияющим золоченым крестом. В середине ее на фронтоне виднелся с одной стороны образ старца Серафима, а с другой — лик Спасителя. За аркой слева, в лесу, была устроена декоративная палатка-сень, в виде старого ветхого шатра-навеса, прикрепленного к деревьям, издали казавшегося ветхою избою в лесу.

Здесь собрались встретить Их Величеств все власти губернии, дамы и местные дворяне. Близ арки стали земские начальники, городские и волостные депутации, а за ними - широкий эффектный полукруг крестьянских депутаций. Эти депутации имели чрезвычайно оригинальный вид: Тамбовская губерния выслала сюда своих типичных коренных представительниц в их любопытных ярких колоритных костюмах. Сначала шли ряды красивых рослых великорусских крестьянок в шитых сарафанах и парчовых кокошниках с золотом. Далее тянулись ряды мордвы и мещеряков в их белых, тоже расшитых всевозможными узорами костюмах. Позади них, чтобы лучше оттенить красочность и эффектную пестроту их одежд, были поставлены однотонными рядами татары в зеленых, черных и белых халатах. Государь обошел дворян и земских начальников. Государыни Императрицы обходили земских начальников и каждого отдельно удостоили своим вниманием. Государь повелел старшинам передать всем крестьянам Тамбовской губернии благодарность Его Величества за хлеб-соль. Государь Император, Государыни Императрицы, Великие князья и княгини отбыли на лошадях в Саровскую пустынь; оглушительное "ура" сопровождало Царский кортеж. Долго не расходились крестьянские депутации, и долго гремели их радостные крики и летели вверх крестьянские шапки» .

Архиереи встречают Государя Императора и членов Дома Романовых в святых вратах Саровской пустыни


Паломники во дни торжеств в Саровской пустыни. На переднем плане Царский корпус

Чем ближе кортеж подъезжал к Саровской обители, тем толпы народа становились все гуще. Тысячи богомольцев стояли на подъезде к пустыни. Живая стена из десятков тысяч людей плотным кольцом окружила святую обитель: «За вратами обители впереди народа встали стройными линиями монахини Дивеевского и Понетаевского монастырей. Взоры всех устремлены на величественный Саровский лес, откуда, прежде всего, должны показаться экипажи с Августейшими путниками. Около 4 часов пополудни начался на монастырской колокольне могучий благовест большого колокола, возвещавший о скором прибытии в обитель Их Императорских Величеств. В 5 часов начался трезвон во все колокола, отличающийся особенною мелодичностью звуков в Саровской пустыни. Около 5½ часов показался из лесу первый, запряженный четверкою лошадей экипаж, в коем изволили быть Их Императорские Величества Государь Император и Государыня Императрица Александра Феодоровна. Могучее "ура" многотысячной толпы народа было неописуемо. У святых врат обители Их Императорские Величества вышли из экипажей. Владыка митрополит Антоний с Преосвященными и всеми духовными лицами, участвующими в Саровских торжествах, встречал Их Величеств во святых вратах и приветствовал речью… 

Новый кипарисовый гроб, в который были переложены мощи отца Серафима

От святых врат Их Императорские Величества с Высочайшими Особами последовали по устланной красным сукном дорожке, в предшествии владыки митрополита и прочих духовных лиц, в Успенский собор, где было совершено краткое молебствие. Из собора Их Величества проследовали к церкви святых Зосимы и Савватия, где находится гроб со святыми мощами преподобного Серафима. Войдя в церковь вместе с владыкою митрополитом и другими бывшими здесь Преосвященными, Их Императорские Величества и Высочества поклонились всечестным останкам преподобного. Затем Их Императорские Величества последовали в так называемый игуменский корпус, где в верхнем этаже приготовлены покои для Государя Императора и Государыни Императрицы Александры Феодоровны, а в нижнем — для Великого князя Сергея Александровича с супругою Великою княгинею Елизаветою Феодоровною. При входе в покои Их Величества были встречены, по русскому обычаю, хлебом и солью от братии обители. Для Государыни Императрицы Марии Феодоровны покои приготовлены в так называемом архиерейском корпусе, где было помещение также и для Великой княгини Ольги Александровны с ее Августейшим супругом. Помещение для прочих Высочайших особ находилось вне стен обители за рекою Сатисом, близ леса, во вновь сооруженном здании. Непосредственно по встречи Их Величеств, владыка митрополит, вместе с участвовавшими во встрече Преосвященными архиереями и духовенством, направился в Успенский собор и совершил там благодарственное Господу Богу молебствие о благополучном прибытии Их Величеств» .

Страницы из дневника Государя Императора Николая II. ГАРФ

В своем дневнике Государь Император записал 17 июля: «В 6 ч. въехали в Саровскую обитель. Ощущалось какое-то особое чувство при входе в Успенский собор и затем в церковь Св. Зосимы и Савватия, где мы удостоились приложиться к мощам святого отца Серафима. В 6½ час. вошли в наш дом. Мама живет напротив. Весь двор был наполнен огромной толпой богомольцев… Вечером исповедовались в келлии преподобного Серафима, внутри нового храма у схимника Симеона, бывшего офицера. Потом повели туда Мама. Легли спасть довольные и не усталые» . 

Его Высочество Сергей Александрович на страницах своего дневника 17 июля отметил: «Митрополит Антоний встречал – лития в соборе. Ходили потом в другую церковь прикладываться к мощам пр. Серафима. Мы живем в доме с Ники. После обеда жена, Ольга, Петя и я идем к источнику тропой. И искупались под струей. Удивительно чувствую!! Красота местности. Много было чудес эти дни. Господи, благослови - аминь» .

Их Императорские Высочества Великий князь Сергей Александрович и Великая княгиня Елисавета Феодоровна вечером 17 июля молились вместе с Государем Императором и родственниками за всенощным бдением в Успенском соборе, во время которого они приняли участие в величественном крестном ходе из собора в храм во имя святых Зосимы и Савватия Соловецких Чудотворцев.

В крестном ходе Их Высочества шли с зажженными свечами: «Вся масса народа, стоявшая по пути, стала креститься и опустилась благоговейно на колени. Шествие направилось в больничную церковь, где, стоял гроб с останками св. Серафима. Перед храмом были приготовлены особые носилки для святых мощей, покрытые темно-зеленым бархатом с золотым позументом. У гроба преподобного Серафима митрополит совершил троекратное каждение; затем все архиереи троекратно сделали земные поклоны и с архимандритами вынесли гроб из храма и поставили на носилки. По бокам их поддерживали оо. архимандриты, передние ручки приняли на руки Государь Император и Великие князья, а за остальные ручки поддерживали митрополит и архиереи, по бокам гроба 4 диакона держали рипиды. Торжественное шествие, сопровождаемое Государынями Императрицами и Великими княгинями, направилось из Зосимо-Савватиевской церкви к теплому собору, где шествие остановилось, и была совершена литая. Затем шествие направилось вдоль южной стены теплого собора, и здесь, против вновь сооруженной церкви, была совершена вторая литая архиепископом Димитрием. Последующие литии были совершены против алтаря Успенского собора, у северных и у западных дверей собора.

Здесь митрополит Антоний прочел молитву: "Владыко многомилостиве", и гроб с мощами преподобного Серафима был снят с носилок, внесен на средину собора и поставлен на катафалк, закрытый покровом из зеленого бархата с золотым позументом. Певчие исполняли стихиру: "Радуйся, преподобный Серафиме". Ключарь снял покрывавший гроб, шитый шелками и золотом покров из малинового бархата, который был унесен в алтарь. Впереди гроба с мощами преподобного был поставлен громадный подсвечник, а по бокам стали 4 диакона с рипидами.

По совершении крестного хода в собор, митрополит совершил благословение хлебов и вина, и всенощная продолжалась обычным порядком. После чтения кафизмы, преосвященным Иннокентием, епископом Тамбовским, было произнесено приличное торжеству поучение… После чтения св. Евангелия, митрополит и архиереи приложились к святым мощам и помазались освященным елеем. Державный Повелитель земли русской Благочестивейший Император Николай Александрович смиренно преклонил колени пред новым заступником православия земли русской, преподобным Серафимом, и приложился к мощам угодника Божия, а затем принял помазание от митрополита освященным елеем. После Государя Императора прикладывались к мощам Государыни Императрицы Александра Феодоровна и Мария Феодоровна, Великие князья и княгини. Их Императорские Величества, Государь Император и Государыни Императрицы, приложившись к святым мощам преподобного Серафима, изволили отбыть из собора» .

Архимандрит Сергий (Тихомиров), ректор Санкт-Петербургской Духовной семинарии (с 1899 по 1905 год), будущий митрополит, видел лично, как Великий князь Сергей Александрович с супругой благоговейно приложились к мощам старца Серафима: «Вдруг сюда же входят военные генералы, дамы, барышни… Я стоял у крышки гроба и не обратил сначала особенного внимания… Но всматриваюсь… И что же? Это Великий князь Сергий Александрович с Великой княгиней Елисаветой Феодоровной, и Великая княгиня Ольга Александровна с принцем Петром Александровичем Ольденбургским. Тронули они нас до глубины души. Когда им ответили, что принесли гроб, в котором лежал в земле Преподобный, они преклонились перед крышкой гроба (а гроб опускали в могилу), целовали ее. В гробу, от ветхости его, есть нечто вроде праха, пыли… Они брали эту пыль, завертывали ее в бумажки и уносили с собой. А Великий князь Сергий Александрович даже помогал опускать гроб в могилу» .

Его Высочество Сергей Александрович с супругой все эти дни, пребывая в Сарове, живут жизнью, столь любимой им: службы, молитва, святые источники, встречи с Божьими людьми. 

О жизни в Сарове так напишет в своем дневнике Государь Император Николай II: «Слыхали о многих исцелениях сегодня и вчера. В соборе во время обнесения св. мощей вокруг алтаря случилось также одно. Дивен Бог во святых Его! Велика неизреченная милость Его к дорогой России; невыразимо утешительна очевидность нового проявления благодати Господней ко всем нам. На Тя, Господи, уповахом, да не постыдимся во веки. Аминь!» .

Во дни торжеств в Саровской пустыни

Ее Императорское Высочество Великая княгиня Елисавета Феодоровна в письме к сестре Баттенбергской принцессе Виктории напишет: «Столько прекрасных и свежих впечатлений. Мы ехали шесть часов, прежде чем добрались до монастыря; жители деревень выглядят так живописно в своих ярких и нарядных костюмах. Монастырь очень красив, а расположен он в великолепном сосновом лесу. Богослужения и молитвы произвели на нас самое прекрасное впечатление. Прп. Серафим был монахом, жившим в восемнадцатом столетии на редкость чистой и праведной жизнью. Он исцелял людей от физических и душевных недугов; чудеса продолжались и после его смерти. В этот день тысячи и тысячи людей собрались со всей России, чтобы помолиться. Больные приехали из Сибири, с Кавказа. Какие несчастья и болезни нам удалось увидеть и какую веру! Как если бы мы жили во время Христово… Как они молились, как рыдали, эти бедные матери со своими больными детьми, и, слава Богу, многие исцелялись! Мы сами были свидетелями того, как маленькая немая девочка заговорила, но как ее мать молились за нее!» .

Думается, что все увиденное Великой княгиней во время Саровских торжеств, существенно повлияло на выбор Ее Высочества, сделанный после гибели своего супруга, когда она всю себя без остатка отдала людям. Великая княгиня приняла православную веру всей своей глубокой и одухотворенной личностью.

В течение своей земной жизни, сначала вместе с супругом Великим князем Сергеем Александровичем, а после его гибели - одна, она совершила множество паломничеств: это были древние русские города, большие и малые монастыри, уединенные пустыни и скиты. Там, у чудотворных икон, целебных мощей святых угодников, на святых источниках, она черпала силы для своей титанической деятельности.

Но Саровское паломничество, несомненно, стоит на особом месте. Именно там, в Сарове, на время торжеств как бы стерлись все различия между людьми: богатые и нищие, высшие сановники и простые крестьяне, странники и калеки, - все они жили в эти дни единой духовной семьей. И Великая княгиня так и написала об этом времени, что это было «как если бы мы жили во время Христово».

18 июля Его Высочество Сергей Александрович записал в своем дневнике, подведя итог дню: «Дивный, жаркий день. Встали в 6 ч. и пошли в собор к обедне, где приобщались Ники, Минни и Алекс. Пили чай с ними. Обходили весь монастырь. В 11 ч. соборная панихида по батюшке Серафиме – трогательно. В 2 ч. я пешком с Ники в обе пустыньки – народу сплошная стена. В общем 10 верст – остальные в экипажах. В ½7 ч. всенощная – Ники, я и братья несли носилки, на которых лежали мощи, из малой церкви в собор – умилительно, трогательно – народу 60 т. Прикладывались – ушли мы в ½10 ч. – устали, но чудесно» .

День 18 июля начался с торжественной Божественной литургии в левом приделе Успенского собора во имя Киево-Печерских Чудотворцев. Великий князь Сергей Александрович и Великая княгиня Елисавета Феодоровна молились в храме. Скромность и простота Романовых просто поражала очевидцев: «Вдруг приходят в собор Их Величества, приходят сюда, как простые, обыкновенные богомольцы, без всякой свиты, и становятся на левом клиросе. Царь и Царицы вместе с народом стояли, вместе молились, вместе с ними и причащались. Многие в народе плакали от радости и счастливого сознания, что они молятся вместе с Государем и Государынями» . 

Саровская пустынь во дни торжеств

После краткого отдыха Государь Император в сопровождении всех прибывших в Саров членов Дома Романовых отправился осматривать обитель. Великий князь Сергей Александрович неотступно сопровождал Его Величество, а Великая княгиня шла рядом с Государыней Александрой Феодоровной. 

Царственные особы на Саровских торжествах

Архимандрит Сергий (Тихомиров) написал: «После краткого отдыха Государь со всеми прибывшими сюда особами Царской Фамилии осмотрел все, что только можно было осмотреть... Ходил он с семидесятипятилетним старцем игуменом... Народ везде почтительно расступается, давая дорогу. Но куда Царь с Царицами - туда и народ со своими котомками за спиной... И мощное "ура" не прекращается, как только из соборов или церквей показываются перед народом Царственные Богомольцы» .

Протоиерей Василий Бощановский так и записал об этом дне: «День 18 июля — это день общения Государя со Своим народом. Он нередко появлялся то там, то здесь: в пределах монастырского двора и вне стен монастыря. Появлялся без особой внешней охраны. Народ всюду принимал своего Царя-батюшку радостно, восторженно — по-царски. Гром рукоплесканий, мощное русское "ура" неслось со всех сторон, где только появлялся Божий Помазанник. Нередко к Государю подходила группа крестьян. Образовывался круг, в центре - Государь. Начиналась беседа Отца с Детьми, Детей с Отцом. О чем говорил державный Отец со своими верноподданными Детьми, не знаю. Но я видел с какою радостью и слезами умиления отходили от Государя те, кого удостаивал Он своей речи и царской ласки» .

После осмотра всех монастырских святынь и достопримечательностей все члены Дома Романовых молились за панихидой в Успенском соборе: «По окончании литургии редкий благовест призывал в собор помолиться на панихиде в последний раз об упокоении души приснопамятного иеромонаха Серафима. В собор на панихиду изволили прибыть Их Императорские Величества и Их Высочества… Непосредственно следовавшая за панихидой лития отслужена была в часовне, над могилою Преподобного. Туда изволили выходить Их Величества и все Августейшие Особы. Там в последний раз возглашена была и вечная память приснопоминаемому иеромонаху Серафиму. По окончании литии Их Величества и Их Высочества возвратились в свои покои, а Высокопреосвященный митрополит с архиереями и прочим духовенством прошел в собор и здесь торжественно совершил освящение лика старца Серафима на верхней доске, покрывающей раку, иконы в сени над ракою и самую раку» . 

Страницы из дневника Государя Императора Николая II. ГАРФ

После панихиды в соборе, Государь Император отправился со всеми своими родственниками на места подвигов старца Серафима. В своем дневнике Его Величество записал: «В самый жар дядя Сергей, Николаша, Петюша, Юрий и я отправились пешком в пустынки вдоль Саровки. Мама, Аликс и другие поехали в экипажах. Дорога, идущая лесом, замечательно красива. Вернулись домой пешком; народ был трогателен и держался в удивительном порядке» . 

Паломники во дни торжеств 

Вдовствующая Императрица Мария Феодоровна разговаривает с монахинями, на втором плане виден Великий князь Сергея Александрович

Государь Император Николай II с супругой и матерью осматривает Саровскую обитель

По пути следования Августейшим паломникам объяснения давали архимандрит Серафим (Чичагов) и Саровский отец игумен Иерофей (Мелентьев). «Подробно осмотрев источник, купальни, вкусив воды из источника, пешком прошли дальше к камню о. Серафима, на котором он молился в течение тысячи дней, а отсюда проследовали к Дальней пустыни, где Августейших Гостей встретил и показывал достопримечательности места Преосвященный Тамбовский.

Их Величества спускались в пещеру, куда уединялся Преподобный и затем возвратились в обитель. Государь Император снова шел пешком с Великими князьями. Нужно было видеть восторженное и радостное настроение народа, усеявшего по пути Царского паломничества все живописные полянки и холмики и несмолкаемо приветствовавшего своего любимого Государя громким сердечным "ура! ". Его Величество в некоторых местах, милостиво улыбаясь, близко подходил к любящему его народу, и многие, в порыве радости и умиления, устремлялись целовать его царственную руку или полы его белой одежды. Все до глубины души умилены его высоким благочестием и с полной любовью и благоговением взирают на него, хотя и в подобающем ему царственном величии, но в смирении духа прибывшего в далекую пустынь засвидетельствовать свою веру в дивного Старца и вместе с верным и великим народом своим прославить его во святых и тем утвердить величие и истинность веры и Церкви Православной» .

Вечером 18 июля все члены Дома Романовых во главе с Государем Императором присутствовали на всенощном бдении. Так в дневнике Его Императорского Величества об этом сказано: «В 6½ ч. началась всенощная. Во время крестного хода при изнесении мощей из церкви Св. Зосимы и Савватия мы несли гроб на носилках. Впечатление было потрясающее видеть как народ и в особенности больные, калеки и несчастные относились к крестному ходу. Очень торжественная минута была, когда началось прославление и затем прикладывание к мощам. Ушли из собора после этого, простояв три часа за всенощной» .

В дар Саровской пустыни и к мощам старца Серафима Саровского Чудотворца было доставлено великое множество подношений из всех концов необъятной Российской Империи. Свои дары привезли и Августейшие паломники.

Среди даров был и вклад Великого князя Сергея Александровича и его супруги Великой княгини Елисаветы Феодоровны: «Вокруг святой раки преподобного Серафима Саровского, в арках сени, утверждено всего 36 лампад — дар Высочайших Особ. Все эти лампады утверждены на стороне, обращенной к главному Успенскому приделу собора. Лампада Их Величеств круглой формы, золотая, украшенная драгоценными камнями из сибирских горных пород, в натуральном виде, без шлифовки, и древне-христианским знаком имени Иисуса Христа, в виде букв Х и ХР в круге, из мозаичной эмали… Справа от этой лампады, на шелковой ленте фиолетового цвета, прикреплена лампада Их Императорских Высочеств Великого князя Сергия Александровича и Великой княгини Елисаветы Феодоровны. На золотом ободке лампады находятся художественно сделанные из мозаичной эмали миниатюрные иконы святого благоверного и Великого князя Александра Невского и Марии Магдалины. Между святыми иконами вырезан славянскою вязью следующий текст: "Богом прославленному святому старцу Серафиму Саровскому с теплою верою приносят сию лампаду Великий Князь Сергий Александрович и Великая Княгиня Елисавета Феодоровна. 19-го июля 1903 г.". Четыре цепочки лампады составлены из ажурных листьев с жемчужиною на каждом листке; внизу лампады подвешен продолговатый крест из белой эмали; вся лампада украшена жемчугом» .

Во время всенощной из храма святых Зосимы и Савватия Соловецких Чудотворцев состоялось главное действо: торжественный крестный ход с мощами старца Серафима вокруг Успенского собора. Все члены Дома Романовых приняли участие в этом шествии: «Впереди всех нес гроб сам Царь. Царицы и княгини следовали за гробом...» .

Протоиерей И.Добротворский так описал свои впечатления от увиденного: «Взглянул я на священное шествие, и потрясенный представившимся зрелищем, моментально вскочил на ноги, и было отчего: сам Великий Государь правой рукой поддерживает спереди конец шеста носилок с правой стороны, а конец второго шеста лежит на плече Великого князя Сергия Александровича; за ним под носилками находятся еще четверо Великих князей. Все они несут бремя св. останков смиренного вельможи Царя царствующих. Вид их самих уподоблялся виду ангелов в белых одеяниях, с перекинутыми через плечо голубыми лентами. Оружия на них не было. Группа эта полна была истинного изящества» .

Во время обнесения мощей старца Серафима вокруг собора случилось у всех на глазах чудо: «Когда св. мощи проносили мимо некоей девицы, прибывшей из Астрахани, не владевшей ногами уже 5 лет, она вдруг поднялась и начала слезать с носилок, ступила на землю и пошла, хотя слабо и нерешительно. В понятном волнении она заявила обступившим ее о своем исцелении, горячо благодаря Бога, и многие плакали. Плакала и она от радости и восторга» . В своем дневнике Его Высочество Сергей Александрович как раз отмечает это, когда пишет, что много было чудес в эти дни .

Кульминация всего праздника - это день 19 июля. Великий князь Сергей Александрович в своем дневнике отметил: «Жаркий, чудный день. В 9 ч. пошли к обедне – молились как никогда! Еще мы носили мощи кругом церквей. При нас исцелилась немая девочка – умилительно» .

Подробно описывает этот случай участник событий епископ Никон (Рождественский), который был непосредственным свидетелем чуда. Когда святые мощи старца стали опускать в дубовый гроб: «… под сению великолепной раки, то одна женщина быстро просунула руку между нами, несшими гроб, отерла белым платком дно гробницы, в коей мы несли св. мощи, и тотчас отерла платком личико своей дочери... Девочка тут же заговорила: она была немая... Можно себе представить всю радость матери!.. Свидетелем сего чуда был сам Благочестивейший Государь, который на другой день, после напутственного молебна пред отъездом, изволил подозвать к себе эту девочку с матерью и лично с ними беседовал по поводу сего исцеления» .

Во время обедни Его Высочество подает записку с именами своих близких и друзей. Эта записка была сохранена его супругой. Ныне она находится в фонде Великого князя, хранящимся в Государственном архиве Российской Федерации: «О здравии Павла, Владимира, Димитрия, Константина, Елисаветы, Марии, Елисаветы. Саров, 19 го июля 1903 года» .

Первым упомянут родной брат Павел, далее старший брат Великий князь Владимир Александрович, любимый друг Великий князь Константин Константинович, племянники и воспитанники Дмитрий и Мария (они же – крестники Великого князя), супруга самого Великого князя и Великая княгиня Елизавета Маврикиевна.

Крестный ход с мощами преподобного Серафима Саровского 19 июля 1903 года вокруг Успенского собора

После Божественной литургии состоялся торжественный крестный ход. В крестном ходу приняли участие все члены Дома Романовых во главе с Его Величеством: «Носилки приняли спереди Государь Император и Великие князья, сзади – митрополит и архиереи, а по бокам поддерживали о.о. архимандриты, и начался крестный ход вокруг собора… За мощами следовали Государыни Императрицы Мария Феодоровна и Александра Феодоровна и Великие княгини, а за ними шли министры, лица Государевой Свиты, представители местной администрации и масса богомольцев со свечами. Картина была в высшей степени торжественная. Тысячи богомольцев, стоявших на пути, падали на колена и оглашали воздух молитвенными возгласами» .

Крестный ход с мощами преподобного Серафима Саровского 19 июля 1903 года. Хромолитография

Великий князь Сергей Александрович шел в крестном ходе с мощами старца Серафима вторым, сразу за Государем Императором, а Великая княгиня Елисавета Феодоровна шествовала рядом с Государынями Императрицами Александрой Феодоровной и Марией Феодоровной, следом за архиереями.

Государь Император Николай II в своем дневнике записал: «Встали в 7½ и через час пошли к Мама и затем к обедне, которая длилась вместе с молебном с 9 ч. до 12½ ч. Также умилителен, как вчера, был крестный ход с гробом, но с открытыми мощами. Подъем духа громадный и от торжественности события, и от поразительного настроения народа» .

После окончания Богослужения, Их Высочества Сергей Александрович и Елисавета Феодоровна еще раз подошли к мощам святого старца Серафима.

Протоиерей И.Добротворский в своих воспоминаниях так описал виденное им: «По отбытии Государя, прошел офицер и объявил, что теперь допущены будут приложиться к св. мощам угодника сначала хоругвеносцы и духовенство, а вслед за ними и прочие. Но не тут-то было: народ сразу двинулся к собору всей массой и если бы не подоспевшие казаки, живо задержавшие народную лавину, то не миновать бы беды. Мне с великим усилием удалось высвободиться из этих живых тисков, стихийную силу коих я ощутил сознательно. Затем направился было я к северным боковым дверям, рассчитывая через них проникнуть в собор, но безуспешно. Видел я потом, как Великий князь Сергий Александрович с супругой своею и Великой княгиней Елисаветой Феодоровной с тем же намерением, что и я, подошли к южной двери собора, но и они вынуждены были смиренно прождать минут 10, пока их впустили. После столь высокого урока, я отложил всякое попечение о попытках проникновения в собор и встал на северо-восточном углу трапезной в ожидании выхода в оную Высочайших гостей на званый обед» .

Отец протоиерей И.Добротворский в своем описании пребывания на торжествах пишет о Великой княгине Елисавете Феодоровне: «Но вот, наше внимание привлекло к себе новое видение: в последнем окне Царского дворца справа, в верхнем этаже стоит, смотря на народ, красавица Царица вся в белом, а в нижнем этаже в тоже время смотрит из окна сестра Ее Великая княгиня Елисавета Феодоровна. Проносят св. иконы, освященные при мощах угодника Божия и они обе совершенно истово крестятся. Сердце трепещет глядя на них. Не хотелось оторваться от этого обаятельного зрелища» .

После краткого отдыха Их Императорские Величества в сопровождении всех членов Дома Романовых присутствовали на праздничной монастырской трапезе: «Присутствовали на трапезе все лица Государевой Свиты. Всех приглашенных было триста человек. Очень симпатичным казалось то, что Саров и здесь себе верным оказался... К роскошному обеду не было подано никакого вина. Вместо вина в сосудах из белого железа были наставлены на столах монастырские квасы и меды. Тарелки под этими сосудами, вазы для фруктов, перечницы, солонки — все из дерева местного Саровского приготовления. Обед прошел прекрасно» .

Члены Дома Романовых у павильона Тамбовского дворянства

В половине пятого Их Императорские Величества и все Их Высочества с лицами свиты посетили павильон Тамбовского дворянства, расположенный вблизи реки Сатиса и красиво украшенный.

Сопровождали Государя Императора и Августейшие супруги Сергей Александрович и Елисавета Феодоровна. Тамбовское дворянство устроило шикарную встречу: «По прибытии в павильон, Их Величеств встретило Тамбовское дворянство во главе с Губернским предводителем. Их Величества изволили с благодарностию принять гостеприимное радушие Тамбовского дворянства. При следовании Их Величеств в павильон и обратно, блестящая вереница дворян и неисчислимое множество православного и верного народа восторженно приветствовали их несмолкаемым "ура!"» .

У павильона Тамбовского дворянства было сделано несколько шикарных снимков, на которых можно видеть всех членов Дома Романовых, включая Их Высочеств супругов Сергея Александровича и Елисавету Феодоровну. 

Члены Дома Романовых следуют на источник преподобного Серафима Саровского.
Крайний справа Великий князь Сергей Александрович 

Великая княгиня Елисавета Феодоровна и Государыня Александра Феодоровна на источнике преподобного Серафима Саровского

Купальня на источнике преподобного Серафима


Государь Император Николай II в сопровождении членов Дома Романовых выходит из часовни на источнике преподобного Серафима

Вечером Их Высочества Великий князь Сергей Александрович с супругой, а также Государь Император с сопровождающими лицами посетили источник преподобного.

Великий князь 19 июля отметил в своем дневнике: «Около ½10 ч. мы пошли купаться к источнику: Аликс, жена и Ольга, потом Ники и Петя, замыкания с Минни – не узнавали – ночь дивная. Я с Ники и Петей купались» . 

После посещения святого источника Августейшие супруги Сергей Александрович и Елисавета Феодоровна исповедовались у Саровского иеросхимонаха Симеона. Великий князь записал в дневнике: «В 11 ч. в келье пр. Серафима: жена, Ольга, Петя и я исповедовались у схимника» . 

Страница из дневника Великой княгини Ольги Александровны. ГАРФ

Но более подробно описала это родная сестра Государя Императора Великая княгиня Ольга Александровна: «Аликс, тетя Элла и я пошли на источник… Добравшись туда, мы прошли в часовню и зачерпнули немного воды. Затем подоспели Мама и дядя Сергий. Мы пошли купаться. Это было снова замечательно и ужасно холодно. По нашему возвращению дядя Сергий, тетя Элла, Петя и я пошли в новый неосвященный собор и ждали в келье отца Серафима схимника Симеона, чтобы он пришел и исповедовал нас! Наконец он пришел – и, как мне показалось, при виде нас был очень удивлен, так как не ожидал нас здесь увидеть. После чтения молитв для всех нас тетя Элла пошла первой. Мы долго сидели на алтарных ступеньках в темноте и много думали о том, что мы увидели, почувствовали за эти несколько дней. Белая пустая церковь – очень пыльная, пахнущая сыростью и штукатуркой, показалась мне очень уютной. От маленьких лампадок, висевших там и тут перед святыми образами в огромном здании, исходил спокойный мягких свет. Схимник был хорошим духовником и дал мне прекрасные ответы о гневе и о том, как себя останавливать, о которых я должна всегда помнить» .

Иеросхимонах Симеон (Стефан Лаврентьевич Толмачев) происходил из дворянской семьи Курской губернии. Он оставил службу в чине подполковника и с 1876 года подвизался в Сарове. В 1896 году он был пострижен в великую схиму, был библиотекарем, принимал участие в подготовке полного описания Саровской пустыни и пятого издания «Жития» старца Серафима.

На следующий день, 20 июля, Их Высочества Сергей Александрович, Елисавета Феодоровна, а также Великая княгиня Ольга Александровна с супругом Петром Александровичем Ольденбургским присутствовали на ранней литургии в храме святых Зосимы и Савватия Соловецких Чудотворцев.

Великий князь записал в своем дневнике: «Встали в ½6 ч. Я в кителе киевском. Пошли приложиться к мощам и в Зосимо-Савватиевскую церковь к обедне, где приобщились Св. Тайн – дивно! Масса народа. Ольга, Петя с нами» .

Государь Император Николай II со всеми остальными членами Дома Романовых присутствовал на молебне в Успенском соборе. Этот был последний день пребывания в Саровской пустыни.

Архимандрит Андрей (Ухтомский), присутствовавший на торжествах прославления старца Серафима, где ему был пожалован «наперсный с украшениями крест из кабинета Его Императорского Величества», писал: «20-го июля утром Царь батюшка уехал из Сарова, помолившись преподобному Серафиму в последний раз; тот же сонм священнослужителей служил Царю и напутственный молебен. Христолюбивый, православный Царь преклонил в последний раз колена пред своим новым молитвенником; долго Он, преклонив главу на св. раку, стоял на молитве. С ним помолились и Государыни Царицы и другие Великие князья, бывшие в Сарове. Помолился Царь, завещав народу своему стремление к святой и непорочной жизни, почтение и поклонение к праведникам Божиим; Царь завещал своему народу любовь к св. Церкви и к храмам Божиим… Когда Государь проезжал из Сарова, то приказал сказать своему народу, что он в восхищении от того времени, которое он провел в св. обители» .

Сразу после молебна в Успенском соборе все члены Дома Романовых покинули святую Саровскую обители и направились в Серафимо-Дивеевский женский монастырь.

По пути Царский кортеж посетил паломнический городок: «Из 148-ми бараков тут образовались целые длинные улицы. На средней живою стеною стояли массы народа. Медленно двигались между ними экипажи Царского поезда. Дружное одушевленное "ура" оглашало воздух. Их Величества милостиво кланялись всем. В городке выстроены были две часовни. В одной из них находился Преосвященный Тамбовский Иннокентий. Подъехав к этой часовне, Их Величества и Их Высочества вышли из экипажей и отслушали молебен. После молебна Преосвященный приветствовал Его Величество краткой речью, закончив словами: "Да будет благословенно исхождение Твое, как было радостно Твое пришествие в Святую обитель. Благословен грядый во Имя Господне!"» . 

Троицкий собор Серафимо-Дивеевского женского монастыря 

Серафимо-Дивеевский женский общежительный монастырь в то время представлял собой огромную и благоустроенную обитель: «В нем под попечительным управлением игумении Марии, 83-летней старицы, подвизается 950 сестер, из них 100 монахинь и 850 послушниц… В обители красуется семь благолепных храмов и величественная новая колокольня. Это огромное иноческое общежитие, целая "область", по выражению в Бозе почившего Киевского митрополита Иоанникия, раскинувшаяся почти на три версты, представляет собою дружную семью, одушевляемую благоговейной любовью к основателю обители, все заветы которого свято соблюдаются "сиротами Серафимовыми"» .

Заранее Дивеевская обитель стала тщательно готовиться к посещению Высоких паломников: «В монастырской ограде, по пути Царского следования, выстроились шпалерами до собора инокини обители, а впереди их ученицы церковно-приходских школ.

Около 10 часов утра Царский поезд (в экипажах), при несмолкаемом одушевленном "ура", при звоне колоколов, приблизился к Дивеевскому собору. Высочайшие Гости встречены были, при входе их в собор, Преосвященным Назарием, епископом Нижегородским, в сонме священнослужителей, со святым крестом и святою водою. 

Выход Царственных Особ из Троицкого собора Серафимо-Дивеевского женского монастыря.
За Государыней шествует Великий князь Сергей Александрович

Владыка приветствовал Государя Императора и Государынь Императриц речью. После обычной ектений и многолетия Высочайшие Гости молились пред иконою Божией Матери "Умиление", пред которою в молитве скончался в Сарове преподобный отец Серафим, и пред местночтимою иконою "Нерукотворенный Образ Спасителя" и прикладывались к ним. Всем Высочайшим Богомольцам поднесены были от обители иконы монастырской живописной: преподобного отца Серафима, Умиление, Явление Божией Матери преподобному о. Серафиму. Государь Император и Государыни Императрицы изволили осматривать придельный северный храм собора, приготовленный к освящению в честь преподобного отца Серафима, и в особенности живопись собора, обладающую высокими достоинства¬ми; вся она есть духовная жертва дивеевских подвижниц, несущих живописное послушание в обители. Из собора Высочайшие Гости проследовали в покои настоятельницы монастыря игумений Марии и изволили слушать литургию в домовой церкви при игуменских покоях» .

Паша Саровская. Литография 1908 года

Сильное впечатление на Царственных паломников произвела встреча с блаженной Прасковьей Ивановной. Это отметили в своих дневниках многие участники встречи. Так сначала ее посетили Вдовствующая Императрица Мария Феодоровна, Великий князь Сергей Александрович, его супруга Великая княгиня Елисавета Феодоровна и Великая княгиня Ольга Александровна со своим мужем Петром Александровичем Ольденбургским.

Его Высочество Сергей Александрович записал 20 июля в своем дневнике: «Игуменья Мария прелестное впечатление. С Минни мы, Олей, Петей к блаженной Прасковье Ивановне – курьезное впечатление!!» .

Государь Император Николай II также был потрясен встречей с блаженной: «В 10½ приехали в Дивеевский женский монастырь. В домовой церкви настоятельницы матери Марии отслушали обедню. Затем все сели завтракать, а Аликс и я отправились к Прасковье Ивановне (блаженной). Любопытное было свидание с нею. Затем мы оба поели, а Мама с другими посетили ее» .

Прощаясь с блаженной, Государь сказал: «Прасковья Ивановна единственная истинная раба Божия. Все и везде принимали его как Царя, а она одна приняла его как простого человека» .

После затравка и свидания с блаженной Прасковьей Ивановной, все члены Дома Романовых обозревали монастырские достопримечательности: посетили церковно-приходскую школу с приютом для девочек-сирот, Преображенскую кладбищенскую церковь, алтарь которой был сооружен из кельи отца Серафима. 

Вещи преподобного Серафима Саровского

«Отсюда Высочайшие Гости направились в так называемую "пустынку" Дивеевскую; - это прежняя келлия (маленькая избушка) о. Серафима, вырубленная им самим на его "ближней пустынке" в Сарове, у источника, близ реки Саровки. После кончины его эта келлия перенесена в Дивеев и сохраняется в том самом виде, какою она была у преподобного; и этот памятник для более надежного сохранения заключен, как в футляре, в наружную постройку. В келлии хранится часть того же камня - свидетеля продолжительного молитвенного бдения о. Серафима, - и обрубок дерева, заменявший ему стул. В келлии совершается "неусыпающее" чтение Псалтири… Высочайшие Посетители молились в келлии о. Серафима и осматривали памятники его подвигов.

После того Высочайшие Гости посетили монастырскую живописную. Дивеевская живописная заключает в себе отделы: собственной живописи, фотографии, литографии и метахромотипии. Живописную посетили все Особы Царствующего Дома, бывшие в Дивееве; Преосвященный Назарий встретил их и знакомил с работами сестер-художниц; старшая живописной монахиня Серафима, а также монахини Анастасия и Лидия давали объяснения» . Также состоялась еще и встреча Царственных паломников в Дивеевской обители с Еленой Ивановной Мотовиловой, супругой Николая Александровича Мотовилова. Так Великий князь Сергей Александрович записал: «Были и у Мотовиловой, хорошо помнящей преп. Серафима» .

Перед отъездом Высочайших паломников из Дивеевской обители: «… в покоях игумении удостоились представиться Их Императорским Величествам и Их Императорским Высочествам настоятельницы женских монастырей Нижегородской и других епархий и имели счастье поднести различные произведения собственной работы монахинь. В 3 часа 10 минут дня последовал Высочайший отъезд из обители. Инокини, ученицы и народ стояли по пути Царского следования. При звоне колоколов при неумолкаемых криках "ура" Высочайшие Гости отбыли из ограды монастыря, осеняя себя крестным знамением на монастырские храмы, сопровождаемые всеобщими верноподданническими благожеланиями» .

21 июля 1903 года Августейшие супруги Великий князь Сергей Александрович и Великая княгиня Елисавета Феодоровна были уже в своем подмосковном имении Ильинское. Его Высочество записал в дневнике в этот день: «Все только и говорили о Сарове – дивные были минуты – подъем духа громадный» .

Вернувшись домой, Великий князь принимает решение описать Саровское паломничество: «Хочу описать подробно наше паломничество» . Так в дневнике 25 июля Великий князь записал: «… начал писать в отдельные тетрадки описание нашего паломничества, занимался этим почти весь день» .

Запись в дневнике от 26 июля: «Продолжал описывать основательно и подробно Саровское паломничество» . К великому сожалению пока ничего не известно об этом труде Великого князя.

В течение многих дней после возвращения он с воодушевлением раздает всем своим друзьям образки преподобного Серафима, привезенные из паломничества. 

Телеграмма Царской Семьи Великому князю Сергею Александровичу и Великой княгине Елисавете Феодоровне. ГАРФ

22 июля Августейшие супруги направили из имения Ильинского телеграмму на имя Государя Императора и его супруги: «Благодарим за дивные незабвенные минуты душевного умиления, которые испытали вместе с Вами. Сердечно, крепко обнимаем тебя и Аликс. Сергей и Элла» . В ответ они получили телеграмму от Государя Императора: «Всецело находимся под обаянием всего пережитого с Вами. Крепко Вас обнимаем. Ники» .

Великая княгиня Елисавета Феодоровна, как и все, вернувшись с торжеств, еще долго продолжала пребывать под впечатлением всего увиденного. В письме к Вдовствующей Императрице Марии Феодоровне она написала: «Храни тебя Господь, моя милая. Я все еще нахожусь под теми чудными впечатлениями» .

Все участники этого паломничества были единодушны во мнении, что они оказались причастны к великой и могучей русской истории, выдвинувшей из своей среды исполина духа и веры – святого старца Серафима. Праздник открытия мощей преподобного Серафима Саровского духовно объединил всю Россию, стал поистине общерусским торжеством. Еще долгие годы, после сего события, многочисленные его участники будут писать книги, статьи, описывать свое паломничество в дневниках и рукописях.

Уже после гибели своего супруга Великого князя Сергея Александровича, Ее Высочество Елисавета Феодоровна совершит еще не одно паломничество на места подвигов святого старца Серафима. Перед надвигающимися грозными событиями 1917 года, она как бы предчувствуя годы испытаний, станет посещать Саров и Дивеево еще чаще.

Ее участие в жизни этих обителей не ограничится лишь только визитами. Ее Высочество станет активно помогать этим монастырям, жертвуя свои средства на благолепие и украшение обительских храмов. 

______________
Примечания

1.    Деяния Святейшего Синода от 29 января 1903 года. Кормчий. 1903 год. № 8. С. 86-88.  

3.    ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 246. Л. 41.

5.    Там же. Ф. 648. Оп. 1. Д. 39. Л. 98об.

7.    Саровские торжества 1903 года в фотографиях, документах, воспоминаниях. Дивеево. 2003 год. С. 101.

9.    Там же. Ф. 648. Оп. 1. Д. 39. Л. 101об.

11. Там же. С. 205-206.

13. ГАРФ. Ф. 648. Оп. 1. Д. 39. Л. 101об.

15. Саровские торжества 1903 года в фотографиях, документах, воспоминаниях. Дивеево. 2003 год. С. 117.

17. Буксгевден С., баронесса. Венценосная мученица. Жизнь и трагедия Александры Федоровны, Императрицы Всероссийской. М., 2007 год. С. 160-161.

19. Саровские торжества 1903 года в фотографиях, документах, воспоминаниях. Дивеево. 2003 год. С. 117.

21. Там же. С. 123.

23. ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 246. Л. 44.

25. ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 246. Л. 44-45.

27. Саровские торжества 1903 года в фотографиях, документах, воспоминаниях. Дивеево. 2003 год. С. 140.

29. Там же.

31. Там же.

33.ГАРФ. Ф. 648. Оп. 1. Д. 14. Л. 1.

35.ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 246. Л. 46.

37. Там же. С. 752.

39. Государь Император Николай II на Нижегородской земле в 1896, 1903, 1913 годах. Издательский отдел Нижегородской епархии. 2009 год. С. 223.

41. Там же.

43.ГАРФ. Ф. 648. Оп. 1. Д. 39. Л. 103.

45. Саровские торжества 1903 года в фотографиях, документах, воспоминаниях. Дивеево. 2003 год. С. 178-179.

47. Архангельский Ф., священник. Высочайшее посещение Дивеевского монастыря, Нижегородской епархии. Прибавление к Церковным Ведомостям. 1903 год. № 32. С. 1213. 

49. ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 246. Л. 48.

51. Архангельский Ф., священник. Высочайшее посещение Дивеевского монастыря, Нижегородской епархии. Прибавление к Церковным Ведомостям. 1903 год. № 32. С. 1215. 

53. Архангельский Ф., священник. Высочайшее посещение Дивеевского монастыря, Нижегородской епархии. Прибавление к Церковным Ведомостям. 1903 год. № 32. С. 1216.

55.Там же.

57. Там же. Л. 106.

59. Там же. Ф. 648. Оп. 1. Д. 98. Л. 50.

http://www.ippo.ru/historyippo/article/palomnichestvo-velikogo-knyazya-sergeya-aleksandro-202665

<p style="" margin-left:54.0pt;text-indent:-18.0pt;line-noheight::normal"="">60. Там же. Ф. 642. Оп. 1. Д. 1586. Л. 65.