Воспоминания статского советника В.В. Буймистрова
о поездке принца А.П. Ольденбургского
в дни Февральской революции в Ставку
к императору Николаю II
Принц А.П. Ольденбургский. 1915 г.
Революция 1917 года - одно из важнейших событий XX столетия, отраженное в огромном количестве документов, в том числе дневниках и эпистоляриях самого императора Николая II, его родных и представителей правящей элиты и верхушки армии. Тем не менее, находятся все новые источники, освещающие те или иные стороны этого величайшего события отечественной и мировой истории.
В коллекции отдельных документов Государственного архива Российской Федерации (ГА РФ) среди автобиографий и воспоминаний известных политических, общественных, военных деятелей, представителей науки и культуры сохранились мемуары статского советника В.В. Буймистрова, состоявшего при принце А.П. Ольденбургском[I] (написаны, скорее всего, в 1930-е годы). Они показывают отношение к революционным событиям 1917 года приближенным к царскому двору лиц и высших сановников. Отрывки из них представлены в настоящей публикации.
Вводимый в научный оборот текст назван: «Из воспоминаний о Февральской революции». Однако его полный вариант не обнаружен. Информация о В.В. Буймистрове содержится в автобиографии, которая приложена к его воспоминаниям. Имеются также краткие данные в справочниках[II] и в Интернете. Наличие в тексте биографических сведений о Буймистрове, изложенных от третьего лица, указывает на то, что они готовились к изданию, но по неизвестным причинам так и не вышли в свет.
Буймистров Владимир Владимирович (1882-1948) - статский советник и камер-юнкер. Учился в Александровском лицее, а также в Англии. По окончании лицея недолго служил в МИД, в 1904 году назначен секретарем принца А.П. Ольденбургского, выступившего в начале ХХ века с проектом создания на Черноморском побережье в Гагре климатической станции с тем, чтобы со временем превратить ее в кавказскую Ривьеру. Эта деятельность принца нашла отражение в романе Ф. Искандера «Сандро из Чегема»[III]. В 1906 году В.В. Буймистров назначен секретарем принцессы Евгении Максимилиановны[IV], но продолжал работать и с принцем (в годы Первой мировой войны тот являлся верховным начальником санитарной и эвакуационной части). В 1916 году В.В. Буймистров исполнял должность управляющего дворцом принца.
После революции В.В. Буймистров - представитель адмирала А.В. Колчака в Вашингтоне и особо уполномоченный Российского общества Красного Креста в Северной и Южной Америке. В 1920-е годы - председатель Общества помощи Русской церкви в Америке; в те же годы некоторое время исполнял обязанности председателя попечительского совета Северо-Американской архиепископии Русской православной церкви, был председателем Американского общества помощи русским беженцам. Скончался 28 марта 1948 года в Гаване (Куба).
Таким образом, автор воспоминаний - служащий с большим жизненным опытом, человек, которому доверяли представители правящей династии, к тому же не испугавшийся революционных потрясений. Последнее обстоятельство заслуживает особого внимания.
Сейчас хорошо известна запись в дневнике Николая II, сделанная в дни Февральской революции: «Кругом измена и трусость и обман»[V]. Несколько позднее военный и морской министр А.И. Гучков вспоминал, как генералы стремились «купить доверие Совета рабочих и солдатских депутатов»[VI]. Однако, как следует из публикуемого документа, и Буймистров, и его непосредственный начальник принц Ольденбургский сохранили преданность императору. События конца февраля застали их в Гагре, и принц принял решение ехать в Ставку, на помощь царю. Они проследовали через ряд городов (Сочи, Туапсе, Ростов, Харьков, Курск, Орел, Брянск, Смоленск, Оршу) в атмосфере полной неопределенности и слухов.
Публикуемый документ интересен еще и тем, что в нем ярко и образно отражена реакция различных слоев населения на Февральскую революцию.
Вступительная статья, подготовка текста к публикации, комментарии и иллюстрации специалистов ГА РФ кандидатов исторических наук Б.Ф. Додонова и В.Д. Лебедева.
[I] Ольденбургский Александр Петрович, принц (1844-1932) - государственный деятель. Генерал от инфантерии (1895), сенатор, член Государственного совета (1896). Создатель абхазского курорта в Гаграх, основатель и попечитель Императорского института экспериментальной медицины (1890). Верховный начальник санитарной и эвакуационной части (1914). См.: БРЭ. М., 2014. Т. 24. С. 147-148.
[II] Александров Е. А. Русские в Северной Америке: Биографический словарь. Хемден; Сан-Франциско; СПб., 2005. С. 79.
[III] Искандер Ф. Сандро из Чегема. - М., 1989. - С. 49-74.
[IV] Евгения Максимилиановна, герцогиня Ольденбургская (1845-1925) - общественная деятельница. Покровительница благотворительных обществ: Петербургского попечительского комитета о сестрах милосердия общества Красного Креста (1868), Рождественской гимназии (1869) и др.
[V] Дневники императора Николая II (1894-1918). М., 2013. Т. II. Ч. 2. С. 297.
[VI] Мировые войны ХХ века. 2-е изд. М., 2005. Кн. 2. С. 293-294.
Из воспоминаний Владимира Владимировича Буймистрова
В.В. Буймистров по окончании Императорского Александровского лицея служил короткое время в Министерстве иностранных дел и в 1904 году был назначен секретарем принца Александра Петровича Ольденбургского. В 1906 году, после пережитой опасной болезни, не будучи в силах выполнять тяжелую работу, сопряженную с должностью секретаря Его Высочества, был назначен Высочайшим приказом по Министерству Двора на должность секретаря при Е.И.В. принцессе Евгении Максимилиановне, однако продолжал работать также и с принцем. Затем он был назначен состоять при принце Александре Петровиче лично, а во время войны также и по званию Верховного начальника санитарной и эвакуационной части. С 1916 года В.В. Буймистров исполнял должность управляющего Двором принца. Таким образом, В.В. Бурмистров в течение 12-ти лет, предшествовавших государственному перевороту 1917-го года, почти неразлучно находился при принце, как во время пребывания Е.И.В. в Петрограде, так и во время путешествий принца по России и заграницей[1].
В течение всей своей жизни принц Александр Петрович Ольденбургский неизменно показывал пример непоколебимого исполнения своего долга, полного самой сердечной заботы о народном благе и закончил свою многолетнюю службу Престолу и Родине верный тем же принципам, которыми во всю свою жизнь руководился.
Государь Император, в Высочайшем рескрипте, жаловавшем ему в 1916 году украшенные бриллиантами портреты императоров, которым он служил, сказал ему приблизительно следующее: «Благодарная Россия и доблестная ее Армия не забудут трудов Вашего Императорского Высочества».
Да будут слова эти пророческими, а наименование, данное ему английской газетой «Таймс»: «Великий русский старец» (The grand old man of Russia) да останется навек связанным с памятью о нем!
В середине февраля 1917-го года принц Александр Петрович Ольденбургский прибыл в Тифлис, где имел пребывание великий князь Николай Николаевич[2]. Приехав в Тифлис, принц телеграммой вызвал меня из Петрограда, где он меня при своем последнем проезде с Западного фронта, оставил по делам.
В эти дни положение становилось в Петрограде по всем признакам критическим. Недостаток продовольствия и недочеты в его распределении были использованы недовольными элементами ради политической интриги. Из неуловимого источника текли, между прочим, слухи о готовящейся на 15-ое февраля революционной манифестации. У меня явилось сомнение, могу ли я, при таком положении вещей, оставить дела, порученные мне принцем, а также покинуть принцессу в парализованном ее состоянии и при наличии надвигающейся, как казалось опасности. Я телеграфировал об этом принцу, но ни 14-го, ни 15-го не произошло никаких особых событий, лишь дворцы и правительственные здания охранялись усиленными нарядами.
15-го вечером я выехал прямо в Гагры, куда также направлялся и принц, подчинившись настоятельным увещаниям врачей, находивших, что после недавней серьезной болезни, им перенесенной, пребывание в Гаграх, хотя бы в течение некоторого времени, для него совершенно необходимо. Я выехал, взяв с собой, согласно полученному распоряжению, нескольких лиц, служивших в Управлении верховного начальника санитарной и эвакуационной части. Через 48 часов мы прибыли в Туапсе и на автомобилях выехали в Гагры.
Гагры отличаются прекрасным климатом. В 1899 году вся местность, их окружающая, представляла сплошную дикую заросль. Теперь же, благодаря трудам принца, повсюду были рассеяны красивые виллы, прекрасные сады, гостиницы, санатории и т.д. Красота пути вдоль побережья совершенно сказочная. Нигде в Европе мне не случалось видеть подобной. Справа от нас расстилалась во всю свою безграничную ширь темно-синяя пелена Черного моря, слева чередовались самые разнообразные панорамы гор, покрытых цветами, кустами рододендронов и могучими деревьями. Местами водопады оживляли мелькавшие перед ним виды.
Более тысячи лет тому назад, во времена римского владычества, эти места служили римской аристократии местом зимнего пребывания. Некоторые историки упоминают о том, что тут были воздвигнуты великолепные дома, окруженные садами и парками. Следы таковых и по сей час существуют на побережье. События последующих столетий уничтожили и смели с лица земли все плоды римской цивилизации, царила здесь одна природа до той поры, когда вновь пришли люди и снова стали трудиться и водворять жизнь в опустевшем крае.
Но вот снова разразилась война. На Черном море всякое движение было приостановлено действиями неприятельского флота. Черноморская жел[езная] дорога, которая строилась правительством по усиленному настоянию принца, не была еще закончена[3]. Над ее постройкой работало много военнопленных немцев, австрийцев, венгров и турок. В одном месте наш автомобиль был на некоторое время задержан из-за починки дороги, и я заметил двух турок, которые кланялись мне с сияющими лицами, как старому знакомому. Я узнал в них двух турецких каменщиков, работавших перед войной над постройкой моей дачи в Гаграх. Они, как оказалось, были взяты в плен под Эрзерумом.
При одном из поворотов дороги, когда перед нами открылась прелестная Гагринская бухта, мы увидели очертания, как нам показалось военных кораблей. Т[ак] к[ак] в то время неприятельские рейды и нападения были возможны, мы подумали, что перед нами единицы турецкого флота. Это предположение было тем более обосновано, что перед нами из воды торчали мачты и труба корабля, потопленного действиями неприятеля. Мысль, что принц и его окружение, быть может, подвержены опасности, заставила нас немедленно произвести разведку при посредстве ближайшей телеграфной конторы. Если бы нам не удалось получить нужных сведений на месте, мы предполагали снестись по телеграфу с адмиралом Колчаком, незадолго перед тем назначенным командующим Черноморским флотом[4] и уже отличившимся своими энергичными действиями по обороне побережья и по уничтожению базы германской подводной лодки. Впрочем, наши беспокойства были скоро рассеяны, т[ак] к[ак] корабли, принятые нами за неприятельские, оказались нашими транспортными, стоящими в Гаграх на якоре.
Дворец принца в Гаграх был построен на скале, висящей над берегом, над каменной стеной крепости, построенной римлянами в шестом столетии[5]. Теперь тут помещалась гостиница, правительственные учреждения, школа и церковь.
Несмотря на то что принцу было предписан полный покой, он продолжал и здесь получать отовсюду телеграммы и радио. Дни проходили очень быстро, но, вот, наступил злополучный вечер 28-го февраля.
Большинство членов Походной канцелярии принца, окончив работу, разбрелись по гостиницам и ресторанам. За этот день почти не поступало телеграмм, которые в обычное время приходили сотнями. Было около полуночи, и я только что собирался ложиться, когда внезапно в мою комнату вошел капитан Андрей Андреевич Фрейганг[6] и сказал мне, что получена из Петрограда длинная шифрованная телеграмма. Так как мы предполагали возможность беспорядков в столице, мы тотчас принялись за расшифровку телеграммы, в которой генерал Хабалов, командующий войсками Петроградского военного округа[7], сообщал, что в Петрограде произошло народное восстание, что толпы двигаются по городу с красными флагами и революционными знаменами, что большинство войск, вызванных для рассеяния толп, отказались действовать и переходят на их сторону, что арсенал захвачен и здание окружного суда горит. В расшифровывании последних слов принял участие сам принц, вошедший внезапно в комнату.
Принц приказал сейчас же созвать «военный совет» и через полчаса мы все сидели вокруг него. Принц потребовал, чтобы каждый, начиная с младшего, высказал свое мнение о том, что в данных обстоятельствах надлежит делать.
И.Репин. А.П. Ольденбургский. Этюд к картине "Торжественное заседание Государственного Совета".
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург.
Мнения были высказаны разные: одни предлагали ехать в Петроград или в Главную Ставку, другие - ехать к Государю, некоторые - к Николаю Николаевичу. Были высказаны мнения и за то, чтобы ехать в Москву и, наконец, чтобы оставаться на месте, ожидая дальнейших известий. Выслушав все мнения, принц сказал: «Господа, искренно Вас благодарю за данные Вами советы. Что касается меня лично, я завтра в 6 утра выезжаю к Государю». С этими словами он вышел из комнаты. Я шел за ним по коридору, ведшему к его кабинету. Он повернулся ко мне и, грустно взглянув на меня, произнес: «Cher ami, toujours au devant du danger». Помолчав немного и войдя в кабинет, сказал: «Куда же мне ехать? Вы знаете мое мнение обо всем положении». Его камердинер в это время снял с него китель, он сел в кресло. «Я самый старый член семьи... Когда император Александр II, которого я искренно любил, с гордостью показал нам новорожденного младенца, когда он же показал мне его таким маленьким (принц раздвинул руки на фут), то он просил меня быть ему таким же верным другом, каким я был для него самого, и не покидать его, если когда-либо он будет в опасности. Час этот наступил!». Он встал и прибавил: «Если кто-либо не одобряет моего решения ехать к Государю, пусть остается здесь или едет куда хочет. Я ничего не буду иметь против. Покойной ночи! Я выеду в шесть часов утра».
Так как у нас не было при себе достаточно денег, я просил одного из офицеров пойти разбудить управляющего отделением Соединенного банка[8] Шатова и просить его учесть чек на сумму, достаточную для нашего путешествия, т[ак] к[ак] я полагал, что нам едва ли удастся где-нибудь получить денег. Спустя час времени управляющий появился с весьма заспанным лицом и вручил нам связку кредитных билетов.
Весь город спал и никто не подозревал ничего о случившемся, т[ак] к[ак] полученная нами телеграмма была зашифрована, другие же известия не пропускались военной цензурой. Во дворце всю ночь было большое оживление. Яркий свет луны, освободившийся от туч, заливал город, море и широкий фасад дворца с его многочисленными балконами, башней, садом и мостами, перекинутыми на горную дорогу. Одинокие часовые стояли на постах у входа во дворец и на мостах.
Наступило утро и час отъезда. К чести подчиненных принца надо сказать, что все оказались налицо. Никто не отсутствовал. Принц телеграфировал вел[икому] кн[язю] Николаю Николаевичу, что положение в Петрограде крайне серьезно и что он едет к Государю. Когда мы выходили из дворца, солнце уже поднималось над горизонтом. Наши автомобили медленно спускались с горы по извилистой дороге. Я обернулся назад и увидел, как, величественно до того развевавшийся над главной башней огромный штандарт принца, изображавший на белом поле черного двуглавого орла, увенчанного императорской серебряной короной и имевший на груди ольденбургский герб, медленно спускался по древку.
Пока мы в наших восьми автомобилях начинали продвигаться на север, тихая краса окружавшей нас природы и спокойствие моря не давали никакого указания на грозу, нависшую и готовую разразиться над Россией. Однако необычность переживаемого времени сразу дала о себе знать, когда мы увидели кавказскую арбу, запряженную двумя буйволами. Правил арбой горец в черкеске и странного вида шапке, а в арбе сидел прусский улан в синем мундире и тирольский стрелок в австрийской форме. За ними ехала другая повозка, запряженная верблюдом, в которой венгерский солдат с большой энергией хлестал турецкого верблюда, стараясь согнать с него его природную апатию, в то время как шагавший рядом с повозкой турецкий солдат тщетно старался что-то по-турецки объяснить венгру. Все это странное сборище шло под командой мирного бородатого русского ратника, только что призванного в войска. Сей последний, заметив, что его пленные двигаются слишком для него быстро, стал кричать по-русски что-то такое, чего не понял ни турка, ни венгр, ни сам верблюд, ныне жалкий осколок армии Энвер-паши[9], когда-то обитатель неприступной крепости Эрзерум. Принц, которого всегда забавляли подобные зрелища, сказал: «Посмотрите, какое тут вавилонское смешение языков, а когда я впервые сюда приехал, здесь был всего на всего один человек в разоренной римской крепости».
Мы продвигались на север в полном неведении того, где мы найдем Государя. Решено было держать направление на Петроград, надеясь в пути узнать что-нибудь более определенное.
В Сочи, где стало известно о проезде принца, город в его честь украшался флагами. Народ на улицах горячо его приветствовал. Большой национальный флаг, протянутый через улицу, висел так низко, что задел меня по лицу. Это был последний национальный флаг, который я видел в России, после того все флаги были уже красные. В Туапсе поезд принца был готов к отправлению, и мы заняли в нем наши места.
На следующий день мы прибыли в Ростов. Когда мы подходили к вокзалу, мы увидели, что вдоль путей и на платформе собралась большая толпа народа, большей частью рабочего. На платформе принца ожидали местные власти, градоначальник и начальник гарнизона, а также представители Земского Союза и Союза городов и много других официальных лиц. Когда поезд остановился, начальник гарнизона и градоначальник просили принца их принять, вошли к нему в салон-вагон и закрыли за собой двери. Я присутствовал при этой аудиенции, во время которой принцу была доложена телеграмма, только что полученная из Петрограда, в которой сообщалось, что гарнизон перешел на сторону Думы, члены которой избрали из своей среды Временный комитет, взявший в свои руки власть. Многих из членов этого Комитета мы хорошо знали, т[ак] к[ак] некоторые из них во время войны работали под начальством принца. Начальник гарнизона и градоначальник сказали, что телеграмма еще не опубликована газетами и населению неизвестна, что пока еще только бродят слухи, но что полная осведомленность о петроградских событиях является вопросом нескольких часов, после чего, несомненно, последуют демонстрации и нападения на правительственные здания и на представителей власти. Е.И.В. принял также представителей организаций, которые все хотели узнать, чего можно было ожидать. Все они были приглашены в столовую, которая была более вместительна, где принц спокойно говорил с ними на разные темы, но они были очень разочарованы в своем желании что-либо выяснить, т[ак] к[ак] принц сам не имел никаких сведений.
Во время этого приема в вагон вошел д[ействительный] с[татский] с[оветник] Катерфельд, представитель Министерства путей сообщения при принце[10], которому были поручены вопросы передвижения, и показал мне телеграмму, только что полученную от Бубликова, назначенного Думой комиссаром путей сообщений[11]. В этой телеграмме новый комиссар призывал всех рабочих самым энергичным образом выполнять свой долг помощи армии, указывая на то, что движение ни на минуту не должно быть остановлено по политическим соображениям. Тон этой телеграммы дал нам надежду на благоразумие стоящих во главе движения лиц.
Мы продолжали наш путь и по мере приближения к центру страны, стали все сильнее ощущать биение революционного пульса.
В Харькове вокзал казался пустым; было лишь несколько официальных лиц во главе с начальником гарнизона, управляющим губернией и жандармским полковником. Управляющий губернией сделал принцу доклад. По его словам, положение в городе было отчаянное: двигаются толпы демонстрантов с красными флагами; сам он несомненно будет арестован, если не получит возможности употребить военную силу. Одна полиция бессильна. Начальник гарнизона откровенно заявил, что не рассчитывает на верность войск, если их поведут против революционеров. В эту минуту вошел жандармский полковник и вручил принцу телеграмму, заключавшую известие о том, что Государь задержан и окружен революционерами в Бологом и что революция восторжествовала в Петрограде, Москве и во всех больших городах. Когда Катерфельд спросил принца, куда он прикажет направить поезд теперь, что Государь захвачен в Бологом, принц посмотрел на него и, вертя в руке карандаш, сказал: «Разумеется, мы едем в Бологое». Катерфельд пошел отдавать соответствующее приказание.
Всем нам приходили на ум сцены из времен французской революции. Никто ясно не понимал, что мы сможем сделать в Бологом, мы, маленькая кучка людей, но казалось правильным спешить туда, чтобы помочь Государю. Пока мы об этом думали, Катерфельд вбежал опять, потрясая телеграммой. «Государь не в Бологом!», - заявил он: «Вот телеграмма от генерала Алексеева, который сообщает, что поезд Государя направляется в Псков». На это принц приказал и наш поезд направить в Псков, и мы почувствовали облегчение, узнав, что Государь вне опасности.
На следующее утро мы были в Курске. Здесь нас встретил управляющей губернией Штюрмер[12], сын б[ывшего] председателя Совета Министров. Получалось впечатление, что в эти дни революции все губернаторы были в отпуске, а губернии управлялись вице-губернаторами, на которых обрушилась вся тяжесть ответственности. Штюрмер с большим волнением описал нам взрыв революционного движения в Курске.
В Орле мы были встречены и.д. губернатора графом Гендриковым[13], бывшим кавалергардом. В противоположность другим он был совершенно спокоен, извинился за небольшое опоздание, вызванное тем, что ему пришлось ехать по окрестностям города, чтобы избежать толпы, двигающейся в центр с красными флагами и пением революционных песен. В тайне он ожидал, что будет арестован на возвратном пути и советовал нам скорее уезжать, т[ак] к[ак] толпы могли явиться вблизи вокзала ежеминутно. Пока мы разговаривали, на вокзал прибыл поезд из Москвы, переполненный до крыш вагонов солдатами и штатскими. У многих были красные кокарды на фуражках и банты на шинелях и пальто. Большинство окон в вагонах было разбито. Их поезд остановился, все они стали выскакивать на платформу. Как раз в этот момент наш поезд стал отходить от станции. Мы услышали звуки: «Вставай, подымайся рабочий народ!».
В Орле мы узнали, что царский поезд вышел из Пскова, направляясь в Могилев в Главную Ставку. В связи с этим известием и мы свернули с московского направления на Брянск и Смоленск. После выезда нашего из Орла, один из наших служащих сообщил, что во время нашей там стоянки ж[елезно]д[орожные] рабочие заинтересовались нашим решением изменить направление пути и спрашивали о цели нашей поездки. Он сказал, что, по всей вероятности, они снесутся по нашему проводу с революционерами соседних станций, и я понял, что есть много вероятия, что в ночь и мы будем задержаны.
Наш поезд был составлен из шести вагонов: последним был вагон принца, состоявший из салона, кабинета и спальни; к отделению принца прилегало мое отделение, далее отделение камердинеров принца и моего, следующим был вагон-столовая, часть которого была занята канцелярией, далее шли вагоны, занятые штабом и багажный вагон.
Если бы поезд подвергся нападению, то единственными лицами, которые могли бы защитить принца, был я и два камердинера. Я не мог быть вполне уверенным в проводнике. Офицеры и нижние чины были отделены от нас вагоном-столовой, следовательно, прошло бы некоторое время, пока они могли бы прийти на помощь. Я постучался в отделение принца и нашел его еще не спящим и читающим. Я высказал предположение о возможном на нас нападении и спросил, куда мы направляемся. Принц ответил: «Если меня спросят, куда я еду, я им отвечу, что еду к Государю. Если их это удивит, я их спрошу, куда, по их мнению, я должен ехать». Потом сказал мне идти ложиться спать и не беспокоиться о нем. Я не раздевался, но ночь прошла спокойно.
На следующее утро я встретился в коридоре с Катерфельдом, который мне сказал, что в Брянске ему нужно менять паровоз, а т[ак] к[ак] там находятся большие заводы, которые по всей вероятности бастуют, то тут можно ожидать всяких событий. Я сказал ему, что можно было бы снестись по телеграфу о высылке паровоза на ближайшую станцию до или за Брянском, через Брянск же пройти не останавливаясь. Он отдал соответствующее распоряжение начальнику службы движения, который, как всегда, сопровождал наш поезд по подведомственному ему участку. Последний выразил сомнение в преданности нашего машиниста, который, по его мнению, был способен остановить поезд по требованию толпы и предложил, что он силою заставит машиниста выполнить в случае надобности наше распоряжение, но т[ак] к[ак] на машине их было двое, Катерфельд сказал, что присоединится к нему и вооружится револьвером. Тут подошел к нам генерал Кочергин[14] и предложил свои услуги. Я также выразил желание идти с ними, и еще один молодой капитан, объяснивший, что он умеет управлять паровозом и был бы рад за это взяться. Т[ак] к[ак] набиралось слишком много кандидатов, мы поручили это Катерфельду и начальнику участка.
Мы должны были прибыть в Брянск в четыре часа. За несколько минут до этого времени, я подошел к окну, чтобы убедиться, что наш план выполняется правильно. Вдруг я ощутил толчок и почувствовал, что поезд тормозит и останавливается. Что-то было неладно. Высунувшись в окно, я увидел, что станция пуста, а что трубы заводов дымят, и клубы дыма стоят над городом. Начальник станции заявил, что революция протекает мирно, что лавки открыты и продукты понизились в цене. Когда я спросил, как это могло случиться, он сказал, что рабочие конфисковали военные склады и продают мясо, масло и другие продукты по сильно пониженным ценам, что очень приветствуется населением. «Но это, - прибавил он, - не может продолжаться долго».
Мы не задержались в Брянске. О царском поезде мы не имели дальнейших известий, но, видимо, он следовал к тому же пункту, что и мы, т.е. в Могилев, только Государь с сев[еро]-востока, а мы с юго-востока. Наши пути должны были сойтись в Орше, в двух часах от Могилева.
Прибыв в Смоленск, мы были встречены на вокзале лишь начальником станции и комендантом. Когда мы спросили последнего, находятся ли в городе командующий войсками и губернатор, он ответил, что не знает. Мы подумали было, что дисциплина и вежливость окончательно рухнули, однако комендант, увидев, что начальник станции отошел в сторону, и не может нас слышать, шепотом сказал нам, что командующий и губернатор оба арестованы и что лучше бы нам скорее уезжать. Мы продолжали путь. Через час начало темнеть и нами овладело сомнение в том, удалось ли поезду Государя достичь Орши, куда он должен был прибыть за два часа до нас. Мы приехали в Оршу поздно вечером. Я вышел из вагона и встретил начальника станции, старика с длинной седой бородой. Он мне сообщил, что поезд Государя проследовал час тому назад и что он говорил с одним из генералов свиты, который ему сказал, что Государь отказался от престола в пользу великого князя Михаила Александровича[15]. Так случайно мы узнали о знаменательном событии. Через некоторое время мы приехали в Могилев. Было уже поздно, и принц не счел возможным беспокоить Государя ночью. Комендант станции рассказал, что, когда прибыл царский поезд, все были поражены увидав, что вагон Государя каким-то непонятным образом изменил цвет, став из синего серым. Краска полопалась и свернулась. Никто не знал, как это случилось, и об этом ходили всякие слухи.
После того что мы легли спать, из Петрограда пришел еще поезд, переполненный солдатами и рабочими, посланными на фронт Советом солдатских и рабочих депутатов для приведения в исполнение приказа № 1, который должен был уничтожить военную дисциплину[17]. Вмиг платформа была запружена толпой, разукрашенной красными бантами. Увидав наш поезд, эти люди с криками бросились к вагонам, требуя, чтобы офицеры сдали оружие. Однако, узнав, что это поезд принца, толпа остановилась, а один из рабочих выступил вперед и, обратившись к толпе, призвал ее не беспокоить старого принца, который сделал столько добра им и их семьям до- и во время войны. Он закончил, сказав: «Не надо шуметь около его вагона». Толпа стихла и все ушли, иные даже на цыпочках.
На следующее утро принц отправился к Государю, который жил в маленьком доме близ другого большого, занятого штабом[18]. Несколько комнат, занятых Его Величеством, находились во втором этаже; в первом этаже жил лейб-хирург Федоров[19]. Принц тотчас поднялся во второй этаж, я же вошел в комнаты д-ра Федорова, где застал его и нескольких лиц государевой свиты, генерала Воейкова[20], графа Граббе[21] и полковника Мордвинова[22]. Я был охвачен нетерпением узнать, как произошло их возвращение в ставку. Федоров просто ответил: «Куда же нам было ехать? Путь на Царское был закрыт». Государь желал отправиться в Ливадию, любимое его местопребывания. Я высказал сомнение в безопасности для Государя пребывать в Ливадии и указал на Финляндию, Англию или Норвегию. Услышав звуки голосов на лестнице, мы вышли навстречу Государю и принцу. Государь выглядел бледным, но спокойным. Он произнес несколько слов, пожал нам руки, потом нерешительно повернулся к двери, как бы не зная, куда идти, и пошел к штабу.
В это же утро к 11 часам ожидался приезд вдовствующей императрицы Марии Федоровны[23]. Поезд Ее Величества должен был подойти к платформе в версте от вокзала. Мы прибыли туда за несколько минут до Государя.
Неописуемо грустное зрелище представляла длинная деревянная платформа и деревянный барак, поставленные среди голого поля. Вдали виднелось несколько отдельно стоящих сосен. Леденящий ветер пронизывал насквозь. Все собравшиеся, человек 15, стояли в молчании. Среди них высшие чины Ставки, несколько командующих армиями фронтов. Четыре конвойца, выстроенные около барака, несколько оживляли эту печальную картину. Мне казалось, что я присутствую на похоронах. Государь ходил один взад и вперед в конце платформы. Он был в черкеске, бледен, но спокоен. Государь остановился около нашей группы и сказал: «Господа, очень холодно, войдемте в барак». Мы последовали за ним. Некоторое время никто не произнес ни слова. Вскоре показался поезд. Из среднего вагона вышел огромного роста казак[24], всегда сопровождавший Государыню; за ним появилось два других; они заняли свои места по обе стороны красного ковра, разостланного перед дверью вагона. Через несколько мгновений вышла Императрица. Лицо ее не выражало волнения. Она спокойно и милостиво, как будто ничего не случилось, поздоровалась со всеми, подав каждому руку и сказав некоторым из присутствовавших несколько слов.
Их Величества вошли в барак и имели там короткое свидание. Великий князь Александр Михайлович, прибывший с Императрицей, принц и остальные присутствовавшие вошли в соседнее помещение, где было теплее, чем на воздухе. Несколько минут спустя Их Величества отбыли, мы все двинулись за ними.
Когда мы вернулись в поезд, принц пригласил нас в свой салон и спросил, какое местопребывания было бы, по нашему мнению, лучше всего избрать для царской семьи. Он сказал, что был об этом спрошен и ранее, чем дать ответ, решил с нами посоветоваться. Конечно, наши советы большого влияния на события оказать не могли, и они были различны. Мое мнение склонялось к тому, что следует избрать такое место, откуда царская семья могла бы беспрепятственно выехать заграницу, в Англию или Норвегию. Таковым местом могла быть Финляндия. Пребывание в Ливадии мне казалось небезопасным, как подверженное действию неприятельского флота. Кроме того, мне представлялось, что при возможном хаосе и анархии, их жизнь могла быть подвержена там постоянной опасности. Я чувствовал, что принц разделяет мое мнение. Уехав в тот же день в Петроград, я только позднее узнал, что Государь не соглашался даже в будущем покинуть Россию, будучи уверен, что русский народ, столь им любимый, никогда не посягнет на него и его семью. Он не сознавал, что умелая пропаганда его врагов уже отвратила от него сердца многих и что власть перейдет в руки людей ему определенно враждебных.
ГА РФ. Ф. Р-5881. Оп. 1. Д. 245. Л. 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21. Копия. Машинопись с рукописной правкой.
[1] Великий князь Александр Михайлович (1866-1933) - государственный и военно-морской деятель, один из основателей российской авиации. Вице-адмирал (1909), адмирал (1915), заведующей организацией авиационного дела действующей армии (1915), полевой генерал-инспектор императорского военно-воздушного флота (1916). Уволен со службы 22 марта 1917 г. Эмигрировал. Об этой встрече он также оставил мемуары:Великий князь Александр Михайлович. Воспоминания. М., 2004. С. 272-276.
[2] Николай Николаевич младший (1856-1929) - великий князь, генерал от кавалерии (1900), генерал-адъютант (1904), наместник Его Императорского Величества на Кавказе, главнокомандующий Кавказской армией и войсковой наказной атаман Кавказских казачьих войск (1915-1917).
[3] Инициатором идеи строительства Черноморской железной дороги был председатель Особой комиссии для разработки законопроектов по колонизации и оживлению Черноморского побережья член Государственного совета Н.С. Абаза. После его смерти в 1901 г. свои предложения по строительству внесли министр земледелия и государственных имуществ А.С. Ермолов и министр финансов С.Ю. Витте. 31 января 1902 г. в заседании Высочайше утвержденной комиссии для определения условий сооружения Черноморской железной дороги в составе министров: финансов С.Ю. Витте, путей сообщения М.Н. Хилкова, Государственного контролера П.Л. Лобко и председателя Д.М. Сольского было решено: «1. Черноморская железная дорога начинается у станции Екатеринодар или от одной из лежащих на восток от г. Екатеринодара станций Новороссийской ветви названного общества, затем направляются прорезывая наиболее хлебородные местности Кубанской области, к берегу моря и далее, вдоль Черноморского побережья, через Туапсе, Сочи, Сухум и Очамчиры до соединения с одной из станций Закавказской железной дороги. От одной из станций начального участка новой линии устраивается ветвь на г. Майкоп». В 1903 г. было принято решение войти в соглашение с Обществом Владикавказской железной дороги о сооружении линии от Армавира до Туапсе. Ее возведение началось в 1909 г. от станции Армавир Владикавказской железной дороги до станции Белореченская с ветвью к Майкопу, через три года было открыто движение на 140 верстах пути. Хотя движение полностью планировали открыть в 1917 г., ряд обстоятельств военного времени - мобилизация рабочих, пожары на складах Туапсе вследствие бомбардировок, запоздалое прибытие военнопленных (в конце 1916 г.) - не позволили ее достроить в намеченные сроки. См.: Литвин А.А. Комментарии // Витте С.Ю. Собрание сочинений и документальных материалов. М., 2004. Т. 1. Кн. 2, ч. 1. С. 641-643.
[4] 28 июня 1916 г. указом императора Николая II, в нарушение прав старшинства, А.В. Колчак был произведен в вице-адмиралы и назначен командующим Черноморским флотом.
[5] Имеется в виду крепость Абаата, построенная для защиты подступов со стороны Жоэкварского ущелья.
[6] Фрейганг Андрей Андреевич (1884-?) - капитан. Участник Русско-японской войны. С 1910 г. - в отставке. В 1915 г. вернулся в строй, но после ранения зачислен на службу в Управление санитарной и эвакуационной части.
[7] Хабалов Семен Семенович (1858-1924) - российский военный деятель. Участник Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Начальник Московского (1903) и Павловского (1905) военных училищ. Военный губернатор Уральской области и атаман Уральского казачьего войска (1914), начальник Петроградского военного округа (1916), командующий войсками Петроградского военного округа (1917).
[8] Соединенный банк - акционерный коммерческий банк. Учрежден в 1909 г. при слиянии Московского международного торгового банка, Орловского коммерческого банка и Южнорусского промышленного банка. Правление находилось в Москве. Основной капитал: в 1909 - 7,5 млн руб., к 1917 - 40 млн. Находился под контролем Министерства финансов и Государственного банка. Председателем правления был назначен В.С. Татищев. См.: Экономическая история России с древнейших времен до 1917 г. Энциклопедия. М., 2009. Т. 2. 742-743.
[9] Энвер-паша Исмаил (1881-1922) - османский военный и политический деятель, идеолог пантюркизма, военный преступник, один из организаторов геноцида армян в 1915 г. Участник младотурецкой революции 1908 г. и государственного переворота 1913 г., после которого он вместе Талаат пашой и Джемаль пашой образовал неофициальный триумвират, фактически захвативший всю власть в Турции. Военный атташе в Берлине (1909), военный министр (1913).
[10] Катерфельд Генрих Богданович (1871-1943) - российский инженер. Статский советник, служащий Управления железных дорог Министерства путей сообщения (состоял при министре).
[11] Бубликов Александр Александрович (1875-1941) - российский политический деятель, инженер. Депутат IV Государственной думы, прогрессист. Во Временном правительстве - комиссар в Министерстве путей сообщения. Эмигрировал.
[12] Штюрмер Георгий Борисович (1880-?) - вице-губернатор Сувалкской (1916) и Курской (1916-1917) губерний.
[13] Гендриков Петр Васильевич (1883-1942) - уездный предводитель дворянства Волчанского уезда Харьковской губернии (1913), исправляющий должность Курского вице-губернатора (1914), губернатор Курляндской губернии (1915), но фактически губернией не управлял вследствие германской оккупации, губернатор Орловской губернии (1916). Эмигрировал.
[14] Возможно, Кочергин Петр Семенович - командир 2-го Казачьего конно-артиллерийского дивизиона.
[15] Михаил Александрович (1878-1918) - великий князь, брат императора Николая II. Служил в 5-й гвардейской конно-артиллерийской бригаде (1900), принял роту лейб-гвардии Преображенского полка (1904), старший офицер эскадрона лейб-гвардии Кирасирского Е.И.В. полка. Член Государственного совета (1901). Генерал-адъютант Свиты императора и генерал-лейтенант (1916), генерал-инспектор кавалерии (1916). 3 марта 1917 г. отказался принять российский престол до решения Учредительного собрания.
[17] Приказ № 1 ставил воинские части в подчинение Совета рабочих и солдатских депутатов и выборным от нижних чинов комитетам, устанавливал воинскую дисциплину лишь в строю и при исполнении воинских обязанностей, отменяя вставание во фронт и пр. См.: Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов в 1917 году. Протоколы, стенограммы и отчеты, резолюции, постановления общих собраний секций, заседаний исполнительных комитетов и фракций 27 февраля - 25 октября 1917 года. Л., 1991. Т. 1. С. 56-57.
[18] Об этой встрече имеется запись в дневнике лишенного власти императора Николая II от 4 марта 1917 г.: «В 10 ч. пришел добрый Алек. Затем пошел к докладу. К 12 час. поехал на платформу встретить дорогую Мама, прибывшую из Киева». См.: Дневники императора Николая II (1894-1918). М., 2013. Т. II, ч. 2. С. 296.
[19] Федоров Сергей Петрович (1869-1936) - русский и советский хирург, профессор. Заведующий кафедрой госпитальной хирургии Военно-медицинской академии (1903), председатель Российского урологического общества (1907), лейб-хирург императорской семьи (1912).
[20] Воейков Владимир Николаевич (1868-1947) - русский военный деятель. Генерал-майор Свиты (1909), дворцовый комендант (1913), почетный председатель Российского олимпийского комитета (1912). Эмигрировал.
[21] Граббе Александр Николаевич (1864-1947) - русский военный деятель. Адъютант великого князя Михаила Николаевича, генерал-майор Свиты и командующий Собственным конвоем Его Императорского Величества (1914). Эмигрировал.
[22] Мордвинов Анатолий Александрович (1870-1938) - полковник лейб-гвардии Кирасирского императрицы Марии Федоровны полка, флигель-адъютант Николая II. Эмигрировал.
[23] Мария Федоровна (1847-1928) - вдовствующая императрица, дочь датского короля Христиана IX, принцесса Мария-София-Фредерика-Дагмара, с 1866 г. - супруга императора Александра III. Покровительствовала Ведомству императрицы Марии, Комитету общества Красного Креста. Эмигрировала.
[24] Ящик Тимофей Ксенофонтович (1878-1946) - камер-казак Собственного конвоя Его Императорского Величества (1914), личный телохранитель вдовствующей императрицы Марии Федоровны, которую охранял вплоть до ее смерти в 1928 г. О ее встрече со своим сыном, отрекшимся императором Николаем II он вспоминал: «Как только императрица получила письмо царя, она отдала приказ сопровождать ее, и через очень короткое время поезд повез императрицу и маленькую группу ее сопровождающих в Могилев. Царь уже приехал туда, и сразу же передал командование своему дяде - Николаю Николаевичу, который был переведен на Кавказский фронт, когда царь сам взял на себя обязанности Верховного главнокомандующего. Во время пребывания в Могилеве императрица жила в своем вагоне. Царь, сопровождаемый несколькими офицерами, несколько раз приходил, чтобы с ней поговорить». (Ящик Т.К. Рядом с императрицей. Воспоминания лейб-казака. СПб., 2004. С. 70.) К воспоминаниям составители в приложении опубликовали выписки из камер-фурьерского журнала («киевского») императрицы за 3-10 марта 1917 г.: там же. С. 134-140.
Источник: https://statearchive.ru/853 (ГАРФ)
