Кудрина Ю. В.
Не было низменнее и злее…
Великие княжны Мария, Татьяна, Анастасия, Ольга. 1914 год.
Расстрел царской семьи, кровавое и зверское преступление большевиков, было лишь малой частью «красного террора», развязанного новой властью и унесшего десятки тысяч ни в чем не повинных людей.
Восемьдесят лет назад, 29 января 1919 года, в Петропавловской крепости без суда и следствия были расстреляны четверо великих князей из Дома Романовых. Великие князья Георгий Михайлович и Дмитрий Константинович умерли с молитвами на устах, Павел Александрович, тяжелобольной, лежал на носилках, а великий князь Николай Михайлович шутил с палачами, держа на руках любимого котенка. Все они стали жертвами «красного террора», который в те месяцы наводил страх и ужас на весь цивилизованный мир.
Известный российский историк-скандинавист Юлия Кудрина 1), работая в датских архивах, обнаружила письма великого князя Николая Михайловича. Он писал их летом и осенью 1918 года из казематов Петропавловской крепости, писал датскому посланнику в Петрограде, и тайно они достигали адресата. Письма эти, впервые с тех времен прочитанные, побудили Ю.Кудрину попытаться разобраться в еще одной кровавой странице российской истории.
+ + +
Сразу после отречения Николая II Временное правительство приняло меры к изоляции Романовых. 26 марта 1917 года в петроградской «Красной газете» был опубликован Декрет от имени Петроградской трудовой коммуны, в нем говорилось: «Совет Комиссаров Петроградской Трудовой Коммуны постановляет: членов бывшей династии Романовых — Николая Михайловича Романова, Дмитрия Михайловича Романова, Дмитрия Константиновича Романова и Павла Александровича Романова выслать из Петрограда и его окрестностей впредь до особого распоряжения с правом свободного выбора места жительства в пределах Вологодской, Вятской и Пермской губерний.
Все вышеназванные лица обязаны в трехдневный срок со дня опубликования постановления явиться в Чрезвычайную Комиссию по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией (Гороховая, 2) за получением проходных свидетельств на выбранные ими пункты постоянного местожительства и выехать по назначению в срок, назначенный Чрезвычайной Комиссией по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией».
Жена князя Гавриила Константиновича Антонина Романова (Нина Нестеровская), описывая события мартовских дней 1918, свидетельствовала: «Некоторое время прошло совершенно спокойно, но скоро в газетах появился декрет: всем Романовым явиться в Комиссию по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. Мой муж отправился туда. Со всех Романовых была взята подписка о невыезде и их отпустили по домам. Нас всех это страшно встревожило и мы терялись в догадках. Но вскоре все разъяснилось, появился новый декрет: в течение трех дней 13, 14 и 15 все Романовы должны были явиться в Комиссию для получения инструкции по поводу высылки их из Петрограда. Порядок высылки был установлен следующий: великие князья Николай Михайлович, Дмитрий Константинович и Павел Александрович — должны были выехать в Вологду, Иоанн, Константин, Гавриил и Игорь Константинович, Сергей Михайлович и князь Палей — в Вятку или в Пермь. Из Москвы Вел. Княгиня Елизавета Федоровна и из Финляндии Велик. Кн. Георгий Михайлович, арестованные там же, должны были присоединиться ко всем высылаемым».
В июле 1918 появился «Декрет о конфискации имущества низложенного Российского Императора и членов императорского дома», на котором стояла подпись В.И.Ленина. В нем говорилось: «1. Всякое имущество, принадлежащее низложенному революцией Российскому Императору Николаю Александровичу Романову, бывшим императрицам: Александре и Марии Федоровне и всем членам бывшего российского императорского дома, в чем бы оно ни заключалось и где бы оно не находилось, не исключая и вкладов в кредитных учреждениях как в России, так и за границей, объявляется достоянием Российской Социалистической Советской Федеративной Республики.
2. Под членами бывшего Российского императорского дома подразумеваются все лица, внесенные в родословную книгу быв. российского дома: бывший наследник цесаревич, бывшие великие князья, великие княгини и великие княжны и бывшие князья, княгини и княжны императорской крови».
Великие князья были лишены содержания, выдававшегося им Министерством Императорского Двора и Уделов, они были полностью отстранены от службы в армии и от любого участия в государственном управлении.
В начале июля 1918 трое великих князей — Николай Михайлович, Георгий Михайлович и Дмитрий Константинович — были арестованы и посажены в Вологодскую тюрьму. Кто были эти люди? Кем служили, какой вклад внесли в дело благоденствия Российского государства?
Великий князь Николай Михайлович (1859-1919) был сыном великого князя Михаила Николаевича и великой княгини Ольги Федоровны, внуком Николая I, он был генерал-адъютант и являлся наиболее яркой фигурой среди всех представителей семьи Романовых. Хотя Николай Михайлович и получил в юности военное образование, серьезно он увлекался лишь энтомологией. Французское энтомологическое общество избрало его своим членом, когда ему было всего 18 лет. Под его редакцией вышло девятитомное издание «Мемуары о чешуекрылых».
Но славу и известность принесло великому князю не это увлечение, а его знаменитые труды по истории: «Император Александр I. Опыт исторического исследования», «Граф П.А.Строганов (1774-1817)», «Князья Долгорукие, сподвижники императора», «Император Александр I в первые годы его царствования» и наконец — «Русские портреты XVIII и XIX столетий», не имеющие аналогов в мировом искусствоведении, которые Л.Н.Толстой назвал «драгоценным материалом истории».
Человек блестяще образованный, необыкновенно одаренный и на редкость трудолюбивый, он сделал прекрасную научную карьеру. С 1892 Николай Михайлович — председатель Русского географического, а с 1910 — Русского исторического общества, с 1910 — доктор философии Берлинского университета, с 1915 — доктор русской истории Московского университета.
Великий князь Николай Михайлович (расстрелян). Человек блестяще образованный, необыкновенно одаренный и трудолюбивый, он сделал прекрасную научную карьеру. Председатель Русского Географического общества, доктор философии Берлинского университета, доктор русской истории Московского университета.
По политическим взглядам великий князь отличался наибольшим радикализмом. Он признавал необходимость для России реформистского пути развития и выступал за конституционную монархию. Николай Михайлович был лично знаком с Л.Н.Толстым и находился с ним в переписке. В одном из писем Толстому он писал: «Вы вполне правы, что есть что-то недоговоренное между нами, но смею Вас уверить, что, несмотря на родственные узы, я гораздо ближе к Вам, чем к ним. Именно чувство деликатности вследствие моего родства заставляет меня молчать по поводу существующего порядка и власти, и это молчание еще тяжелее, т[ак] [как] все язвы режима мне очевидны и исцеление оных я вижу только в коренном переломе всего существующего».
Вторым арестованным был великий князь Георгий Михайлович (1863-1919). Сын великого князя Михаила Николаевича, он был женат на великой княгине Марии Георгиевне (дочери греческого короля Георга I и великой княгини Ольги Константиновны). Генерал-адъютант, генерал-лейтенант, состоял при Ставке Главнокомандующего.
Увлечением всей его жизни была нумизматика. Он был автором известного издания «Русские монеты XVIII и XIX вв.», получившего высокую оценку специалистов того времени. Георгий Михайлович явился инициатором издания пятнадцатитомного свода документального нумизматического труда по истории денежного обращения России — «Корпуса русских монет XVIII-XIX вв.». Ученые России подготовили это издание целиком на личные деньги великого князя. С 1895 года он возглавлял Музей императора Александра III, позже известного под названием Русского музея.
Третьим арестованным был великий князь Дмитрий Константинович (1860-1919), сын великого князя Константина Николаевича (1827-1892) и великой княгини Александры Иосифовны (1830-1911), двоюродный брат Александра III. Он был главноуправляющим Государственного коннозаводства.
Великий князь Дмитрий Константинович (расстрелян). Человек высших гуманистических принципов, он не раз заявлял, что все великие князья должны отказаться от тех высоких постов, которые они занимали по традиции.
Дмитрий Константинович был человеком высших гуманистических принципов. Не раз заявлял о том, что все великие князья из рода Романовых должны сами отказаться от тех высоких постов, которые они занимали по традиции. Как и его брат, великий князь Константин Константинович (1858-1915, президент Академии наук, поэт и драматург), Дмитрий Константинович стоял в стороне от остальных членов царской семьи и выступал с критикой царя и царицы, особенно в связи с Распутиным.
«Мы находимся в тюрьме уже в течение четырнадцати дней, и самое страшное то, что нам до сих пор не предъявили никакого обвинения, — писал в те июльские дни 1918 года великий князь Георгий Михайлович из Петропавловской крепости своей жене, великой княгине Марии Георгиевне, находившейся тогда в Англии. — Многие из охранников помнят меня с фронта, и мы разговариваем друг с другом очень вежливо. Их идеи довольно путаны и являются следствием социалистической пропаганды — той пропаганды, которая превратила их в стадо обманутых детей.
Сегодня, в воскресный день, мы были в церкви, и нас поместили позади решетки, как зверей. По приказу Урицкого нас должны перевести в Петербург. Мы думаем, что нас отправляют отсюда (из Вологды) для того, чтобы мы не попали в руки союзников. С другой стороны учитывая те ужасные новости об убийстве Верховного Царя, я не могу быть уверен в том, что они посадили нас в тюрьму как раз для этого, и мы по всей вероятности будем осуждены.
Я, однако, не боюсь этого, потому что совесть моя чиста и с помощью Всевышнего я умру спокойно».
Действительно, уже в начале августа 1918 все трое великих князей были переведены в Петроград, в Дом предварительного заключения, находившийся в Петропавловской крепости, где они пребывали вплоть до своего расстрела в январе 1919 года.
Несколько позже туда при строгом режиме под стражей был доставлен и великий князь Павел Александрович, который до того был еще на свободе и со своей семьей жил в Царском Селе.
Павел Александрович (1860-1919), пятый сын императора Александра II, был женат на греческой принцессе Александре Георгиевне (1879-1891). Генерал от кавалерии, он командовал лейб-гвардии Конным полком (1890-1896) и Гвардейским корпусом (1898-1902). Покровительствовал всем поощрительным коннозаводским учреждениям в России и был почетным председателем Русского общества охраны народного здоровья.
Князь Российский Гавриил Константинович, эмигрировал в 1919 г. Он оставил свои воспоминания «В Мраморном дворце. Из хроники нашей семьи».
Незадолго до ареста, 9 августа 1918 года, ему датским посланником Харальдом Скавениусом был предложен план организованного побега из России. Он должен был скрыться в Австро-Венгерском посольстве, а затем переодетым в форму австро-венгерского военнопленного переправлен в Вену. Там можно было затеряться в рядах австрийских военнопленных и таким образом спастись. Великий князь наотрез отказался от этого плана, заявив, что он скорее умрет, нежели наденет на себя австро-венгерскую форму — форму враждебного России государства.
15 августа 1918 по распоряжению Чрезвычайной Комиссии в Петропавловскую крепость был доставлен пятый великий князь — Гавриил Константинович, больной туберкулезом.
Гавриил Константинович (1877-1955) был сыном великого князя Константина Константиновича и носил титул «князя императорской крови», так как, согласно реформе Александра III, звание «великих князей» носили только дети и внуки царствующего государя.
Он окончил Военную академию в 1915 году в звании полковника. Его подпись, среди шестнадцати подписей других Романовых, стояла под письмом, направленным Николаю II после убийства Распутина. Авторы письма просили царя о прощении великого князя Дмитрия Павловича, участвовавшего в убийстве.
Позже, в эмиграции, князь Гавриил Константинович вспоминал: «15-го августа н[ового] стиля 1918 года меня арестовали по приказанию Чека и, продержав там в полном неведении несколько часов, отвезли в Дом Предварительного Заключения… Тюрьма на меня произвела удручающее впечатление.
… Меня отвели на самый верхний этаж, в камеру с одним маленьким окном за решеткой. Камера была длиной в шесть шагов и шириной в два с половиной. Железная кровать, стол, табуретка — все было привинчено к стене. Начальник тюрьмы приказал мне положить на койку второй матрац.
В этой же тюрьме сидели: мой родной дядя Великий Князь Дмитрий Константинович и мои двоюродные дяди — Вел. князья Павел Александрович, Николай и Георгий Михайловичи.
Вскоре мне из дома прислали самые необходимые вещи, и я начал понемногу устраиваться на новой квартире.
В этот же день мне удалось пробраться к дяде Дмитрию Константиновичу. Стража смотрела на это сквозь пальцы, прекрасно сознавая, что мы не виноваты. Я подошел к камере дяди, и мы поговорили в отверстие в двери… Я нежно любил дядю Дмитрия; он был прекрасным и очень добрым человеком и являлся для нас как бы вторым отцом, разговаривать пришлось недолго, потому что разговоры были запрещены…
Тюремная стража относилась к нам очень хорошо. Я и мой дядя Дмитрий Константинович часто беседовали с ними, и они выпускали меня в коридор, позволяли разговаривать, а иногда даже разрешали бывать в камере дяди. Особенно приятны были эти беседы по вечерам, когда больше всего чувствовалось одиночество»2.
В то время супруга Гавриила Константиновича Антонина Романова предпринимала отчаянные попытки спасти из тюрьмы больного мужа. С этой целью она посетила М.Урицкого.
«Урицкий встретил меня на пороге, — вспоминала она. — Это был очень прилично одетый мужчина в крахмальном белье, небольшого роста с противным лицом и гнусавым, сдавленным голосом.
- Чем могу служить Вам, сударыня? — задал он мне вопрос.
Я вспомнила совет Н.И.Л-вой и, собрав все свое спокойствие, сказала:
- Мой муж Гавриил Константинович в данное время лежит больной инфлуэнцией. Он страдает туберкулезом, и я пришла заявить, что мой муж ни в коем случае никуда не может ехать, так как всякое передвижение грозит для него открытием туберкулезного процесса, что подтверждают документы и принесенные мною свидетельства.
Он слушал молча, стоя передо мной и пытливо смотря мне в глаза.
- Сколько лет вашему мужу?
- Тридцать — ответила я.
- В таком случае его туберкулез не опасен, — услышала я скрипучий голос Урицкого, — во всяком случае, я пришлю своих врачей и буду базироваться на их диагнозе. Больного я не вышлю; в этом он может быть спокойным, — сказал он, взял докторские свидетельства и записал наш адрес.
Я вышла от него окрыленная надеждой. В той же столовой меня ждали братья мужа. Рассказав им, как все произошло, я увидела на их лицах радость за брата. Оказывается, Урицкий приказал им через неделю выехать…»3.
Великий князь Георгий Михайлович (расстрелян). Увлечением всей его жизни была нумизматика. Он автор известного издания «Русские монеты XVIII и XIX вв.» Возглавлял музей Императора Александра III («Русский музей»).
Датской королеве Александрине, племяннице великих князей Николая и Георгия4, шли настойчивые просьбы оказать помощь членам царской семьи. Близко к сердцу принявшая сообщение о бедственном положении своих дядей в Петрограде, она старалась поддержать их морально. «Чудное письмо, которое я получил от Ее Величества, — писал великий князь Николай Михайлович Х.Скавениусу в октябре 1918 года, — наполнило меня радостью. Узнаю дочь моей сестры и внучку».
Король Дании Кристиан Х от своего имени и имени королевы просил министра иностранных дел Эрика Скавениуса, двоюродного брата датского посланника в Петрограде Харальда Скавениуса, сделать все возможное для освобождения осужденных. Энергичный Скавениус не единожды бывал в Петропавловской крепости. В августе 1918 он уже от своего имени обратился к советскому правительству с требованием предоставления гарантий осужденным Романовым.
Цинизм большевиков был беспределен. Моисей Урицкий во время «визита» к арестованным в Петропавловской крепости на вопрос великого князя Дмитрия Константиновича, почему они арестованы и содержатся в тюрьме, ответил, что советские власти заботятся прежде всего о безопасности великих князей, так как народ хочет с ними расправиться. При этом он, однако, добавил, что если немецкое правительство освободит социалиста Либкнехта, большевики готовы освободить и великих князей.
Между тем жена великого князя Георгия Михайловича Мария Георгиевна в Лондоне продолжала прилагать настойчивые усилия для освобождения своего мужа. С просьбой об оказании помощи великим князьям обращались и к находившемуся в то время в Лондоне американскому президенту — «миротворцу» Вудро Вильсону, автору знаменитых «14 пунктов» о мире. В ответ В.Вильсон не сделал ничего. Он даже не ответил на крики о помощи.
В июле 1918 года члены императорской семьи уже знали, что царь и его семья расстреляны и на свой счет у них не было никаких иллюзий.
В течение всей осени 1918 года Харальд Скавениус находился в постоянном контакте с арестованными. Он посещал их в тюрьме вместе со своей женой и тайно обменивался письмами. При участии Харальда Скавениуса и датского посольства в Петрограде в тюрьму для осужденных три раза в неделю доставлялись дополнительные продукты питания. На Скавениусов сильное впечатление производило достойное поведение великих князей.
В воспоминаниях Гавриила Константиновича, самого молодого из великих князей, единственного, кому удалось вырваться из большевистских застенков, есть следующие свидетельства: «Встречи с моими дядями продолжались. Мы обычно встречались на прогулках и обменивались несколькими фразами. Странно мне было на них смотреть в штатском платье. Всегда носившие военную форму они изменились до неузнаваемости. Я не могу сказать, что тюрьма сильно угнетала их дух…
Однажды на прогулке один из тюремных сторожей сообщил нам, что убили комиссара Урицкого… Скоро начали массовые расстрелы… а на одной из прогулок… до нас дошло известие, что мы все объявлены заложниками. Это было ужасно. Я сильно волновался. Дядя Дмитрий Константинович меня утешал: «не будь на то Господня воля!…» — говорил он, цитируя «Бородино», — «не отдали б Москвы», а что наша жизнь в сравнении с Россией — нашей Родиной?»
Он был религиозным и верующим человеком, и мне впоследствии рассказывали, что умер он с молитвой на устах. Тюремные сторожа говорили что, когда он шел на расстрел, то повторял слова Христа: «прости им Господи, не ведают, что творят…»
Другой великий князь, Георгий Михайлович, в письме жене так описывает свое душевное состояние в те страшные дни: «Я более чем спокоен и ничто меня больше не тревожит. Бог помогает мне не терять мужества и после того шока, который я пережил в январе в Хельсингфорсе, когда, включив свет, я увидел дуло револьвера у моей головы и штык, направленный прямо на меня, сердце мое спокойно.
Я твердо решил, что если мне суждено умереть, то смерть я хочу принять, глядя ей прямо в глаза, без всякой повязки на глазах, так как я хочу видеть оружие, которое будет направлено на меня. Я уверяю тебя, что если это должно случиться, и если на это есть воля Божья, то ничего в этом страшного нет».
В Дании, как и в Англии, правительственные круги, да и члены Королевского дома были напуганы развитием событий в России, а потому относились к проблеме спасения великих князей весьма настороженно.
Великий князь Павел Александрович (расстрелян). Ему был предложен план спасения, но он отказался, так как согласно плану должен был переодеться в военную форму враждебного России государства.
Когда в июле 1918 правительство Дании получило из Петрограда сообщение посланника об убийстве царской семьи, ни оно, ни Датский королевский дом не сделали по этому поводу никаких официальных заявлений. Министр иностранных дел Дании Эрик Скавениус придерживался мнения, что события в России являются «внутренним делом русских». В память членов царской семьи в Копенгагене в Русской церкви на Бредгаде была отслужена скорбная служба, на которой присутствовали члены королевской семьи и дипломаты, аккредитованные в датской столице. И это — все. Никаких активных действий для освобождения членов царской семьи ни со стороны шведского, ни со стороны норвежского5 королевских домов не предпринималось.
17 августа эсером А.Канигиссером был убит Моисей Урицкий. Тогда же было совершено покушение на В.Ленина. Народный комиссариат внутренних дел дал указание «немедленно арестовывать всех правых эсеров, а из буржуазии и офицерства взять значительное количество заложников».
Газета «Петроградская правда» в те дни писала: «Вожди и видные люди царского времени — должны быть расстреляны. Список заложников должен быть опубликован, дабы всякий прохвост и проходимец, а точнее, капиталисты знали, кто из великих князей, вельмож и сановников понесет кару в случае гибели хотя бы одного из советских вождей и работников».
По северной столице прокатилась новая волна арестов. По данным большевистской печати, в те дни было расстреляно 556 лиц, принадлежащих к буржуазным классам. Нападению подверглись посольства и консульства западных стран. Газеты ежедневно сообщали о новых и новых расстрелах арестованных, среди которых были министры, редакторы или политические противники большевистского режима.
Первым сигналом к развертыванию «беспощадного массового террора» была телеграмма В.Ленина руководству Пензенского губисполкома на имя Евгении Бош в августе 1918 года, в которой он давал указания, как справиться с крестьянскими восстаниями: «сомнительных — запереть в концентрационный лагерь вне города», а кроме того, «провести беспощадный массовый террор».
Через десять дней после этой телеграммы вышел декрет Совета народных комиссаров о «красном терроре». Под ним стояли подписи представителей ЧК Г.И.Петровского, Д.И.Курского и управляющего делами Совнаркома В.Бонч-Бруевича. Декрет призывал к массовым расстрелам. Центральные и местные советские газеты летом 1918 развернули широкую антимонархическую кампанию.
Тучи над узниками Петропавловской крепости сгущались.
Как явствует из письма великого князя Николая Михайловича датскому посланнику от 13.Х.1918, князь хорошо понимал всю тщетность попыток достичь освобождения с чьей бы то ни было помощью, а тем более с помощью Германии или при посредничестве украинского гетмана Скоропадского. По этому поводу он писал Скавениусу: «…Я думаю, что не ошибусь по поводу настоящих намерений немцев. Вы сами прекрасно знаете, что все наши теперешние правители находятся на содержании у Германии, и самые известные из них, такие как Ленин, Троцкий, Зиновьев, воспользовались очень круглыми суммами. Поэтому одного жеста из Берлина было бы достаточно, чтобы нас освободили. Но такого жеста не делают и не сделают, и вот по какой причине! В Германии полагают, что мы можем рассказать нашим находящимся там многочисленным родственникам о тех интригах, которые немцы в течение некоторого времени ведут здесь с большевиками6. Поэтому в Берлине предпочитают, чтобы мы оставались в заточении и никому ничего не смогли поведать. Они забывают, что все это вопрос времени и что рано или поздно правда будет установлена, несмотря на все их уловки и хитрости».
В другом письме (от 6.IX.1918), касаясь этой темы, великий князь Николай Михайлович восклицал: «Увы, я уже почти доживя до шестидесяти лет, никак не могу избавиться от германофобских чувств, главным образом после этого мрачного союза Кайзера с большевиками, который однажды плохо обернется для Германии».
Тем временем «красный террор» набирал силу. Число расстрелов, зарегистрированных во второй половине 1918 года, по неполным данным, составляло от 5004 до 6185 человек. 6 сентября 1918 года газета «Северная коммуна» опубликовала первый список заложников, которые подлежали расстрелу в случае, если будет убит кто-либо из советских работников. Список начинался бывшими великими князьями: Дмитрием Константиновичем, Николаем Михайловичем, Георгием Михайловичем, Павлом Александровичем, Гавриилом Константиновичем.
Понимая, что с помощью официальных шагов добиться освобождения великих князей не удастся, неутомимый Харальд Скавениус в октябре-ноябре 1919 предпринял новые шаги для достижения этой цели. Учитывая благожелательное отношение охраны к великим князьям, он стал вынашивать планы подкупа охранников. Скавениус запросил из Копенгагена для организации побега 500 тысяч рублей, и 11 декабря 1918 года датский посол в Лондоне сообщил ему, что датская королевская чета готова предоставить в его распоряжение эту сумму.
Освобождение казалось совсем близким. Подготовка к нему шла полным ходом. Об этом свидетельствует письмо великого князя Николая Михайловича Скавениусу от 5 октября 1918 года: «Новости по поводу моего освобождения, дошедшие до меня, хорошие, и теперь мне надо готовиться к тому, что может быть я окажусь на свободе. Не могли бы Вы мне сообщить, через г-на Брюммера или Бирюкова о днях отплытия шведских пароходов, чтобы я смог к ним приспособиться»7.
Но разрыв дипломатических отношений между Данией и Советской Россией спутал все карты. Это случилось, когда правительства Англии, Франции и США объявили об экономической блокаде России. В декабре 1918 года датский посланник в Петрограде Харальд Скавениус, по существу, единственный, кто не жалея сил старался добиться освобождения великих князей, вынужден был покинуть Советскую Россию. Для князей, едва поверивших в свое спасение, это было трагедией. Правда, освободить их пытались и влиятельные люди в самой России.
Лечащий врач великого князя И.И.Манухин (врач Политического Красного Креста), наблюдавший за арестованными Петропавловской крепости, 19 августа 1918 обратился с письмом к управляющему делами Совнаркома В.Д.Бонч-Бруевичу. «Тяжелый тюремный режим, в котором сейчас находится такой серьезный больной, — писал он, — является для него безусловно роковым; … я обращаюсь к Вам и Совету Народных Комиссаров с просьбой изменить условия его заключения, а именно, перевести арестованного в частную лечебницу под поручительство старшего ее врача (а если этого недостаточно, то и под мое личное поручительство) в то, что он никуда не уйдет и явится по первому Вашему требованию. Я прошу хотя бы об этом».
В российских архивах сохранилась телеграмма Петроградской ЧК на имя управделами Совнаркома В.Д.Бонч-Бруевича от 22 октября 1918 следующего содержания: «Гавриил Романов арестован как заложник, содержится квартира Горького, болен сильной степени туберкулезом». Однако против выпуска из тюрьмы больного князя был Ленин.
За Гавриила Константиновича просил и М.Горький. 18-19 ноября 1918 он направил из Петрограда Ленину письмо следующего содержания. «Дорогой Владимир Ильич! — писал Горький. — Сделайте маленькое и умное дело — распорядитесь, чтобы выпустили из тюрьмы бывшего великого князя Гавриила Константиновича Романова. Это — очень хороший человек, во-первых, и опасно больной, во-вторых.
Зачем фабриковать мучеников? Это вреднейший род занятий, вообще, а для людей, желающих построить свободное государство, — в особенности…».
Специальное обращение на имя Совнаркома было направлено и членами Академии наук, в нем содержалась настоятельная просьба освободить из тюрьмы шестидесятилетнего великого князя Николая Михайловича, являвшегося, как говорилось в обращении, на протяжении многих лет председателем Императорского Исторического общества.
Просил и за этого князя опять-таки М.Горький. Резолюция большевистских лидеров была: «Революции не нужны историки».
В сущности, вопрос был решен, и то, что происходило в действительности, лишало всех надежды. В 1919 по постановлению Чрезвычайной Комиссии было расстреляно 3456 человек. По другим данным, в одном Киеве, в 16 киевских «чрезвычайках» погибло не менее 12 тысяч человек. В Саратове было расстреляно 15 тысяч человек. При усмирении рабочей забастовки в Астрахани погибло не менее двух тысяч человек, в Туркестане за одну ночь было перебито свыше двух тысяч.
И настала очередь великих князей. В январе8 1919 они раздетыми были выведены на мороз, одного из них, больного, несли на носилках. Грянули выстрелы, и все четверо пали на землю. Тела их были свалены в общую могилу, где нашли свое последнее пристанище и другие русские люди, невинно расстрелянные за несколько часов до них.
Много лет спустя великий русский писатель И.А.Бунин так отзовется о большевизме: «Я лично совершенно убежден, что низменнее, лживее, злей и деспотичней этой деятельности еще не было в человеческой истории даже в самые подлые и кровавые времена».
Примечания:
1 «Дания в годы Второй мировой войны». М.: Наука, 1974; «История Дании — ХХ век». М.: Наука, 1998. Благодаря исследованиям Ю.В.Кудриной, российскому и западному читателям стало доступно архивное наследие Марии Федоровны Романовой, письма и дневники, хранящиеся в российских и датских архивах, — см. «Знание — сила», 1998, #1.
2 Князь Гавриил Константинович вступил в брак с Н.Нестеровской (танцовщицей) 9 апреля 1917 года.
3 Воспоминания княгини Антонины Рафаиловны, супруги князя Гавриила Константиновича. Цит. по воспоминаниям Вел-го князя Гавриила Константиновича «Вел. кн. Гавриил Константинович. В Мраморном дворце. Из хроники нашей семьи». Нью-Йорк, 1955. С. 329-361.
4 Королева Александрина была дочерью великой княгини Анастасии Михайловны (1860-1922), являвшейся дочерью великого князя Михаила Николаевича и Ольги Федоровны (принцессы Баденской — Цецилии-Августы), бывшей замужем за Фридрихом Францем, великим герцогом Мекленбург-Шверинским.
5 Принцесса Мауд (1869-1938), дочь Эдуарда VII и Александры -английской королевы, сестры Марии Федоровны, была замужем за принцем Карлом Датским, с 1905 года королем Норвегии под именем Хокона VII.
6 За три месяца до февральского переворота 1917 немецкий генерал Людендорф заявил: «На фронте наше положение катастрофическое, и, если нам не удастся подорвать Россию изнутри, мы погибли». А.И.Деникин в своих воспоминаниях в 1917 году писал: «Немцы изменили направление своей работы в отношении России: не нарушая связей с известными реакционными кругами двора, правительства и Думы, используя все средства воздействия на эти круги и все их побуждения — корысть, честолюбие, немецкий атавизм, иногда своеобразно понимаемый патриотизм, — немцы вступили одновременно в тесное сотрудничество с русскими революционерами в стране и в особенности за границей, среди многочисленной эмигрантской колонии».
7 Kongelige Biblioteks arkiv. Kobenhavn.
8 День расстрела великих князей неизвестен.
Оригинальная публикация находится по адресу http://www.znanie-sila.ru/online/www.znanie-sila.ru/online/issue_623.html
