В 2011 году была предпринята попытка русификации богослужебных текстов через соответствующие проекты, поданные в Межсоборное присутствие. Как справедливо отмечал тогда в своей статье известный современный пастырь протоиерей Сергий Правдолюбов, настоятель московского храма Живоначальной Троицы в Троице-Голенищево,

«проект, предложенный ныне на обсуждение, затрагивает не частные вопросы исправления церковнославянского языка и прояснения якобы “непонятных” мест церковнославянского богослужения. Это – начало процесса разрушения православной традиции во всех сферах церковной жизни, – в богослужебном языке, в литургическом уставе, в церковном Предании. Остановить этот разрушительный поток обновлений и “реформ” будет крайне трудно и даже, пожалуй, невозможно. Сегодня решается один из ключевых вопросов нашей церковной жизни – вопрос о том, дерзнем ли мы сделать первый шаг по пути пренебрежения многовековыми устоями нашей Матери-Церкви, дерзнем ли встать на путь погибельный – на путь обновленчества» (Прот. Сергий Правдолюбов. «Ради мира церковного проект о церковнославянском языке следует снять с рассмотрения»).

Инициаторами этих скороспелых «Проектов» была узкая группа лиц церковно-либеральной ориентации, покушающаяся в отрыве от широких кругов церковного народа – духовенства и мирян – внести разлад или даже раскол в мирную жизнь нашей Церкви. К обсуждению этих «Проектов» не были привлечены не то что прихожане, но даже и те, кто много лет работал в храмах, и таким образом подавляющее большинство православных просто ничего не знало о той кулуарно готовящейся русификации богослужения.

Такое директивное введение новых русифицированных богослужебных текстов, которое в 2011 году было задумано вопреки воле церковного народа, было воспринято им как насилие над душой каждого православного человека, ибо с церковнославянскими богослужебными текстами неразрывно связана и традиция молитвы, т.е. человеку пришлось бы молиться иначе. А это значит, что была бы прервана благодатная духовно-мистическая молитвенная связь со многими поколениями наших благочестивых предков, молившихся на протяжении многих столетий в православных храмах на церковнославянском языке.

Отказ от церковнославянского языка, – языка православного богослужения и книжности, сформировавшего наш народ как нацию, неизбежно привело бы к тому, что мы потеряли бы самих себя и утратили объединяющую нас духовную силу. Но пока незыблем язык церковнославянский, – ничего с народом не будет. Тронут – быстрый крах. Ибо церковнославянский язык – это фундамент, на котором зиждется здание нашей духовности, культуры, традиций, нашей национальной сущности.

И, слава Богу, тогда эта хитрая затея реформаторов церковнославянского богослужения провалилась: она не нашла поддержки в церковном народе, как среди духовенства, так и среди мирян. Уже полтора года спустя президиум Межсоборного присутствия, проходивший 21 ноября 2012 года, учитывая значительное число поступивших отрицательных отзывов на этот проект, решил не передавать на рассмотрение пленума Межсоборного присутствия и тем самым не выносить на рассмотрение Архиерейского Собора одиозный реформаторский проект документа «Церковнославянский язык в жизни Русской Православной Церкви XXI века». И в этом была немалая заслуга протоиерея Сергия Правдолюбова.

Протоиерей Сергий в своем отзыве на Проект Межсоборного присутствия, предусматривающий русификацию традиционного в Русской Православной Церкви церковнославянского языка богослужения, писал: 

Проект, предложенный ныне на обсуждение, затрагивает не частные вопросы исправления церковнославянского языка и прояснения якобы «непонятных» мест церковнославянского богослужения. Это – начало процесса разрушения православной традиции во всех сферах церковной жизни – в богослужебном языке, в литургическом уставе, в церковном Предании. Остановить этот разрушительный поток обновлений и «реформ» будет крайне трудно и даже, пожалуй, невозможно.

Сегодня решается один из ключевых вопросов нашей церковной жизни – вопрос о том, дерзнем ли мы сделать первый шаг по пути пренебрежения многовековыми устоями нашей Матери-Церкви, дерзнем ли встать на путь погибельный – на путь обновленчества.

Этот путь уже был пройден западными церквями, на него вставали и Церкви славянских православных народов – болгарская и сербская, – он много раз был соблазном для Церкви греческой. Что касается последней, то греческий народ успешно противостоял этим гибельным тенденциям, сохраняя свои многовековые устои и, в частности, свой богослужебный язык, гораздо более отличающийся от разговорного греческого, чем церковнославянский – от современного русского. Церкви же тех стран, где движение по пути обновленчества все же совершилось, в полной мере познали горечь его плодов, так и не добившись желаемых результатов привлечения к себе бóльшего числа верующих.

Церковнославянский язык поистине – душа русского народа, хранитель его национальных корней, живой свидетель его истории, основа его литературного языка, источник его многовековой культуры, залог его будущего духовного благополучия. Ибо церковнославянский язык – тот камень, на котором построено здание нашей ментальности, культуры, духовности, традиций. Можно сказать, что церковнославянский язык – основа менталитета русского народа, ведь жизнь человека Древней Руси целиком проходила в ограде Православной Церкви, и язык Церкви был не только его языком, но и образом его мышления. Покушение на церковнославянский язык – это покушение на нашу национальную идентичность; отказаться от церковнославянского языка значит отказаться от нас самих. Поистине, упорное желание обновленцев уничтожить или «упростить» (а по сути – исказить!) церковнославянский язык равносильно желанию стереть и исказить нашу историческую память.

Не удивительно, что эта национальная твердыня, удерживающая духовные и культурные основания русского народа, сейчас терпит нападения и подвергается великой опасности. Можно с уверенностью сказать, что «незаметное» подтачивание церковнославянского языка изнутри гораздо более опасно, чем полный перевод богослужения на русский язык, ибо последнее, несомненно, сразу оттолкнет большинство верующих, а первое (т. е. русифицированный «новославянский») может быть замечено ими не сразу. Известна реакция церковного народа на появление Постной и Цветной Триодей под редакцией архиеп. Сергия (Страгородского) в начале XX века. Увидим ли мы прежнюю ревность по Бозе и прежнее благочестие в наши дни? Сейчас, когда мы вступили в эпоху глобализации и апостасии, когда Православие вновь становится верой самой ненавидимой и гонимой со стороны западного «постхристианского» сообщества, – разумно ли ломать многовековые традиции Русской Православной Церкви и сеять смущение и разлад в умах и сердцах верующих? Не об этом ли предостерегали нас великие первоиерархи нашей Церкви – Патриархи Московские и всея Руси – святитель Тихон, Пимен и Алексий II, когда писали о недопустимости реформ, в частности – в языке богослужения? О том же напоминали и наши великие святители, старцы и подвижники благочестия – свт. Филарет (Амфитеатров), прп. Макарий Оптинский, архимандрит Софроний (Сахаров), старец Иоанн Крестьянкин и многие другие. Ученые-слависты, начиная с М.В. Ломоносова и А.С. Шишкова, вот уже более двух столетий защищают церковнославянский язык от одних и тех же обвинений – в его «непонятности». Да, он действительно непонятен, ибо плотскому непонятно духовное. И не будет понятен, пока плотской человек не отринет своего плотского мудрования, не встанет на тесный путь покаяния и смирения, поста и молитвы, пока он не очистит свою душу и не обратится к Единому в Троице Богу в чистоте и простоте смиренного и верующего сердца. ...

Так называемая «непонятность» церковнославянского богослужения заключается не только в языке. Богослужение Православной Церкви содержит в себе всю догматику православного вероучения. Посему богослужение действительно непонятно для тех, кто не знает основ православного учения и Церковной, в частности Библейской истории.

Требующие упрощения церковнославянского языка или даже перевода богослужения на язык русский не только не понимают сложности задачи, но и службу понимают отнюдь не традиционно. Они думают, что это некое сообщение, которое необходимо понять тотчас и на слух, иначе не поймёшь, что будет дальше, и безнадёжно отстанешь (ведь возможности вернуться уже не будет). Этот «метод усвоения материала» им понятен с институтской скамьи, а метод церковный, известный и простой бабушке, им не преподан. Они никак не постигнут, что служба – это не лекция, обращённая к нам, а наше молитвенное обращение к Богу, которому мы учимся годами. Вопрос понимания службы – это не филологический и не лингвистический вопрос, это вопрос духовный.

Кроме того, есть немалые основания опасаться, что «поновление» церковнославянских малопонятных слов не остановит этот, так сказать, научно-лингвистический и духовный «прогресс»: это стремление к «пониманию смысла богослужения» не имеет предела и поновляться будет уже обновленное, будут устраняться любые «преграды» до тех пор, пока реформаторы не добьются своей заветной цели – службы на русском языке и полномасштабной реформы православного богослужения.

«Неуместны доводы якобы непонятности для многих современных людей старого церковного языка, – писал архимандрит Софроний (Сахаров), – людей поголовно грамотных и даже образованных. Для таковых овладеть совсем небольшим количеством неупотребительных в обыденной жизни слов – дело нескольких часов. Все без исключения затрачивают огромные усилия для усвоения сложных терминологий различных областей научного или технического знания; политических, юридических и социальных наук; языка философского или поэтического, и подобное. Зачем понуждать Церковь к утере языка, необходимого для выражения свойственных Ей высших форм богословия или духовных опытов?» (Архим. Софроний (Сахаров). Видеть Бога как Он есть. Св.-Троицкая Сергиева Лавра, 2006. С. 285).

В наше время стало престижным владеть западноевропейскими языками, в особенности английским, и к этому прилагается множество усилий. А ведь усилия для изучения какого-нибудь иностранного языка неизмеримо больше тех, которые русский человек должен затратить на изучение языка церковнославянского, являющегося для него родным, ибо именно церковнославянский был положен в основание русского литературного языка и составил таким образом его высокий стиль! Необходимо всегда помнить, что перевод с церковнославянского языка на русский – это не перевод с одного языка на другой, – это снижение высокого стиля русского литературного языка и приближение его к стилю обыденному.

Итак, из предложенного Межсоборным присутствием Проекта «Церковнославянский язык в жизни Русской Православной Церкви XXI века» полностью приемлемы только пункты 1, 5 и 6. Все остальное принимать нельзя и никаких изменений в богослужебных книгах «малопонятных» слов производить ни в коем случае не следует. Церковнославянский синоним непонятного слова следует приводить в соответствующем подстрочнике внизу страницы. 

Я внимательно ознакомился с дискуссией в Интернете, развернувшейся вокруг проектов Межсоборного присутствия о церковнославянском языке, и хочу в заключение привести следующие важные слова, прозвучавшие в одном из комментариев:

Ради мира церковного принять Соборное постановление о том, что намоленный веками и спасительный  для многих поколений православных людей церковнославянский язык является:

а) основным языком богослужения Русской Православной Церкви;

б) словесной иконой русского православного богослужения;

в силу чего

в) церковнославянский язык должен быть признан святыней Русской Православной Церкви, как многие храмы и иконы. В связи с этим бережное хранение церковнославянского языка должно быть правилом Русской Православной Церкви;

г) служение на русском языке в храмах Русской Православной Церкви – недопустимо (нарушающие этот пункт подлежат строгому прещению);

д) для понимания церковнославянских богослужебных текстов вполне достаточно комментариев в сносках (следовательно, нужно печатать отдельными брошюрами хотя бы службы двунадесятых праздников, как это происходило, например, в 1950 году, когда Московская Патриархия выпустила брошюру «Церковная служба на Успение Божией Матери», где в сносках внизу каждой страницы последования службы приводятся на русском языке пояснения некоторых трудных церковнославянских текстов). К тому же существуют церковнославянские словари, где можно при желании найти объяснения непонятных слов.

е) Необходимо признать тот факт, что церковнославянский язык – язык общения с Богом, язык соборной молитвы, – является неотъемлемой частью современного русского литературного языка, его высоким стилем, а также залогом и условием самого его существования. Об этом писал еще М. В. Ломоносов: «Российский язык в полной силе, красоте и богатстве переменам и упадку не подвержен утвердится, коль долго Церковь Российская славословием Божиим на славенском языке украшаться будет».

Если же эти пункты не будут приняты в окончательную редакцию проекта, то в нынешней ситуации лучше, если этот документ о церковнославянском языке будет вовсе снят с рассмотрения.

Таким постановлением Освященный Собор архипастырей Русской Православной Церкви на многие годы внес бы желаемый всеми верными чадами мир в души верующих.

Приведем еще одно высказывание протоиерея Сергия Правдолюбова в защиту церковнославянского языка от т.н. «мягкой русификации»:

«До революции был перевод Постной Триоди на модернизированный славянский язык. Этот перевод подготовила специальная комиссия, которую возглавлял архиепископ Сергий (Страгородский), будущий патриарх. В 1912 году эта книга была издана. И вот в чём вопрос: почему этот перевод не прижился ни на клиросах, ни среди духовенства? Это вопрос – жгучий. Понимаете, в чём дело: ведь это колоссальный труд – подготовить такой перевод. Почти пять лет трудились люди, и не самые плохие люди делали эту работу! Но почему-то не прижилось, почему-то не понравилось. Это было страшное разочарование, такая горечь для архиепископа Сергия, когда народ не принял перевод его комиссии. Больше того, профессор Литургики МДА А.И.Георгиевский как-то рассказывал нам о том – как народ не принял новую редакцию Триоди в 1912 году.

После многолетнего труда, потраченного на перевод, архиепископ Сергий вышел читать Великий Канон в понедельник первой седмицы Великого поста: “С чего начну оплакивать окаянного моего жития деяний…”. А после службы народ не стал расходиться и молча стоял. И когда будущий патриарх стал выходить из храма, кто-то из народа сказал: “Ваше Высокопреосвященство, а когда будут Канон Андрея Критского читать?” Архиепископ Сергий крякнул, расстроился и на второй день, во вторник, читал уже по старому тексту – а он ведь сам пять лет переводил!

Народ не захотел слушать, и это не из-за баловства, не из протеста какого-то. Это гораздо более серьёзная загадка, которой следовало бы заняться и понять: почему? С точки зрения филологической, лингвистической, ритмической, церковно-литературной, то есть гимнографической, духовно-аскетической, – почему это не было принято? Как литургист, я занимался этим: сравнивал перевод Великого канона, который был сделан в 1912 году, с традиционным славянским текстом, с двумя другими славянскими переводами и с греческим оригиналом. Как ни парадоксально, оказалось, что традиционный славянский перевод намного ближе к греческому тексту, его ритму, его духовной и аскетической насыщенности, чем все новейшие переводы. Вот в чём беда! Видно было какое-то нечувствие, непонимание у переводчиков, не было органической близости к оригинальному греческому тексту – и народ этот перевод не принял!» (http://www.pravmir.ru/article_4229.html).

Царствие Небесное и вечный покой замечательному московскому пастырю протоиерею Сергию Правдолюбову!