Наш Царь — святой символ России
Миниатюра «Портрет императора Николая II». Россия, конец XIX - начало XX в. © Музеи Московского Кремля
Прославление царя Николая Александровича, может быть, имеет большее значение, чем прославление любого другого русского святого двадцатого века. Почему его канонизации так сопротивлялись атеисты, демократы и неообновленцы?
Прославление царя обозначило как преступников очень многих — в том числе вчерашних и сегодняшних большевиков, под каким бы названием они ни скрывались. Их правление было по-настоящему преступным: свою власть они начали с убийства святого и на этой крови хотели утвердить себя. Как писал Троцкий по поводу расстрела царской семьи: «Ильич, как всегда, поступил мудро. Во-первых, мы показали всем, кто мы такие, и во-вторых — что к старому возврата больше нет». И новая власть в России, даже если она именуется демократической, как показали нам 90-е годы прошлого века, может быть продолжением той же самой власти духовно и физически.
Как писал несколько десятилетий назад выдающийся богослов нашего времени архимандрит Константин Зайцев, «сейчас, может быть, наиболее явные признаки расщепления русского общества на два духовно разноокрашенных лагеря — при всех их в иных отношениях возможностях сближения — это то, как они относятся к царской семье». А сегодня, добавим мы, это как никогда соединяется с отношением к судьбе России, ради которой царь принял мученическую кончину.
Однако мы были всегда готовы и к тому, что в то время великих подмен эту канонизацию разрешат и примут в ней торжественное участие вчерашние хулители царя и распинатели России, чтобы превратить все в красивый узор, как они сделали это с трехцветным знаменем и двуглавым орлом императорской России и как они намеревались сделать это с самой идеей православной монархии, желая превратить ее в украшение антихристианской власти маммоны.
Тем не менее прославление царя стало победой над темными антихристианскими силами, победившими Россию в 1917 году. Пусть в небольшой части народа, но победой. Канонизация отогнала какую-то часть бесов от России и от Церкви.
В народе, даже мало духовно просвещенном, но знающем на иррациональном уровне имена Сергия Радонежского и Серафима Саровского как символ русской святости, символ России, совершилось узнавание еще одного великого русского святого. И уже мало у кого язык повернется произнести на него хулу.
Известна мысль преподобного Серафима: «Стань святым — и тысячи вокруг тебя устремятся к святости». Осознание того, что произошло: «Убили царя с семьей, проклинали семьдесят лет и еще десять лет глумились, а он оказался святым!» — начало покаяния, обретения народом царя. Народ обрел новую возможность узаконить царскую власть и победить врагов Отечества. Канонизацией царя мы осознали себя как нация, поставили немаловажный предел гибели русских. Эта канонизация цементирует нацию, в ней — духовное объединяющее начало, возвращение русскому народу его достоинства.
У нас оказалось достаточно покаяния, правды и духовности, чтобы признать царя святым. Наша Церковь достаточно свободна, чтобы явить свою святость. Канонизация царя стала историческим чудом — еще недавно среди всеобщего предательства и забвения нельзя было представить даже возможность такого. На исходе двадцатого века, когда война со злом вступила в новый период, мы получили от Бога эту неодолимую духовную поддержку.
Наш царь — святой символ России. У каждого народа свое историческое призвание и свои особенности. Сейчас происходит все большее обезличивание народов, именно потому, что в каждом народе, как и в каждом человеке, истинно и единственно неповторимо только то, что принадлежит Христу. Русский царь отличается от европейских монархов, и русский народ соответствовал этому образу правления. Русский народ — простодушный, и царь ему нужен был мудрый и простодушный. В последнем царе все это соединилось.
Вот почему проросли, устремились к этой тайне души столь многих людей. И это был не поверхностный патриотизм, а проявление глубокого православного самосознания. Если бы царя не свергли, не убили, они бы и священников, и весь православный народ не могли бы убивать. Он явился первомучеником в Церкви новомучеников, пусть хронологически это и не совсем так.
Но враги подбирались к царю и к Церкви. Когда говорили, что им не нужен наш православный царь, они хотели отнять у народа даже инстинкт самосохранения. Они клеветали на царя, чтобы русские перестали быть русскими, и хотя бы на уровне инстинкта самосохранения мы должны сегодня это понять.
Для прославления святого всегда требовались два условия: первое — почитание верующего народа, второе — посмертные чудеса. Вышло пять сборников с описанием чудес по молитвам царя-страстотерпца, а потом двухтомник, собравший прежние и новые чудеса. Но самое великое чудо в том, что как бы ни старались оболгать царя, а факт его убийства замолчать (например, в школьных учебниках истории), тем не менее и камни сейчас вопиют об этом. Внезапно многие люди были как бы просвещены таинственным светом, сердцем почувствовали правду — не один, не два, а многие.
Что мы можем сказать о нашем царе? Он был испытан в огне и оказался золотом, в котором нет никакой ложной примеси, с печатью самой высокой пробы Креста Христова. Царственные страстотерпцы были возлюблены Богом. И они принесли Ему плод своей жизнью и смертью. По плодам их узнаете их (Мф. 7, 20). Каков же этот плод? Этот плод прежде всего — они сами, вся семья.
Семья царя — образец семьи, икона семьи. Брак Государя, сила его чувств по отношению к супруге и детям уже говорит о его необыкновенной глубине, о духовной незаурядности этой личности. Его единение с царицей было таким, что мы через этот союз начинаем постигать смысл слов Писания: «тайна сия велика» — то, что уподобляется союзу Христа и Церкви (Еф. 5, 32). В этом браке так раскрылась единственность и незаменимость человека, что двое действительно стали одной плотью. Вследствие нашей бездуховности мы плохо воспринимаем, насколько значителен этот дар Божий. На самом деле эта величайшая редкость — подлинная семейная жизнь, где двое соединяются во Христе, — также говорит о воссоединении с Богом человека. Они умерли всей семьей, и это было не просто стечение обстоятельств, но даже смерть не могла их разлучить. Что Бог сочетал, то человек да не разлучает (Мф. 19, 6) — исполнение этой заповеди до конца возможно только в любви до конца.
Они были настолько единомысленны, что всей семьей заботились о своем народе и при жизни были готовы пожертвовать собой для России. И это тоже было свидетельством их пребывания в Боге. Господь пророчески явил на такой высоте образ православной семьи накануне крушения семьи и государства.
Убийство царя имело много далеких целей, в том числе и разрушение семьи. Троцкий писал в тридцатые годы: «Опять Россия стала буржуазной, снова в ней культ семьи». Они хотели уничтожить семью. Семья — малая Церковь, и таким образом осуществлялось разрушение всей Церкви.
На семье держится все: и нравственность, и государство. За убийством Царской семьи в обществе последовало: «Долой брак!», «Долой стыд!» — как бы прорвалось и ясно обозначилось (пока на время) то, что было духовной сутью этого убийства. Мощь государства сохранится на десятилетия, но не может в конце концов не рухнуть.
Семья и Родина — от Бога, две составляющие удерживающего. И потому кто хранит их, тот исполняет волю Божию. Символично, что убили не одного царя и его семью, а всех верных слуг его. Царственные мученики и слуги их — символ России. Это было как уничтожение всей России, всех, кто был предан царю. А потом старались убить тех, кто их знал, чтобы не было памяти. Мы не должны удивляться, что после разрушения православной монархии последовало быстрое разрушение черт неповторимости русского народа, вначале — в обезличивающей коммунистической коллективизации, а потом, в более страшной степени, — обезличивающей народ оскотинизации через узаконивание самых растленных грехов как нормы.
То, что происходило в России после так называемой перестройки — распад семьи, нравственности и государства, — явилось непосредственным результатом неосознанного и нераскаянного преступления 1918 года. Сейчас, когда мы пытаемся восстановить утраченное, долг Церкви, особенно среди спровоцированного кровавого столкновения двух братских народов, вернее, внутри одного народа, молиться о том, чтобы канонизация царя способствовала собиранию русского народа в единую семью и возвращению блудного сына к своему отцу. Наша надежда — в наших святых. В глубоком осознании, что в России был царь, а теперь над Россией — царь в лике святых. Отступать дальше некуда. И беспечность — как «измена, трусость и обман». Потому что враг у ворот, а на демографическую катастрофу невозможно закрыть глаза. Надо, чтобы в нашей молитве мы слышали последнее исповедание царя-страстотерпца как призыв ко всем любящим свое Отечество: «Если требуется, я готов принести эту жертву за Россию».
Источник: https://rodnayaladoga.ru/rubriki/tsarskij-put/2792-nash-tsar-svyatoj-simvol-rossii
