«ПРАВА» ЦЕРКВЕЙ

И

 

ЕДИНСТВО ЦЕРКВИ

 

Каноническо-историческое исследование

в связи с украинским церковным вопросом

 

 

ΤΑ «ΔΙΚΑΙΑ» ΤΩΝ ΕΚΚΛΗΣΙΩΝ

ΚΑΙ

ΕΝΟΤΗΣ ΤΗΣ ΕΚΚΛΗΣΙΑΣ

Μελέτη κανονική καί ἰστορική

 μέ ἀφορμή οὐκρανικό ἐκκλισιαστικό ζήτημα

Часть I

«ПЕРВЕНСТВО» И «ПРАВО НА АПЕЛЛЯЦИЮ»

СОГЛАСНО СВЯЩЕННЫМ КАНОНАМ

Μέρος Α

«ΠΡΩΤΕΙΟΝ» ΚΑΙ ΕΚΚΛΗΤΟΝ

ΚΑΤΑ ΤΟΥΣ ΙΕΡΟΥΣ ΚΑΝΟΝΑΣ

 

 

СВ. МОНАСТЫРЬ ПРЕПОДОБНОГО ГРИГОРИЯ

СВЯТАЯ ГОРА АФОН

Октябрь 2019 г.

 

ΙΕΡΑ ΜΟΝΗ ΟΣΙΟΥ ΓΡΙΓΟΡΙΟΥ

Ὀκτώβριος 2019

 

 

© Перевод выполнен трудами братии Келлии Святого Модеста на Святой Горе Афон

 

 

СОДЕРЖАНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ

ВВЕДЕНИЕ — РЕЗЮМЕ

Каковы настоящие привилегии

Глава 1

КАНОНИЧЕСКОЕ ПРЕДАНИЕ

1.1. Равночестность апостольских Церквей.

1.1.1. «Преимущества чести».

1.1.2. Хиротонии за пределами юрисдикции.

1.2. Равенство «преимуществ чести».

1.3. Порядок (последовательность) преимуществ чести.

       1.3.1. «Всемирный первый» (неверное толкование 34-го Апостольского правила).

1.4. Права за пределами митрополичьей области (надмитрополичьи права)    

1.5. Правила 3, 4 и 5 Сардикийского собора о праве на апелляцию.

1.6. Правила 36 и 134 Карфагенского собора о праве на апелляцию.

1.7. Режим Пентархии, равночестность престолов.

1.7.1. Третье правило II Вселенского собора.

1.7.2. Пределы чести и власти Рима.

1.7.3. Режим управления иноплеменными народами.

1.7.4. 28-е правило IV Вселенского собора.

1.7.5. Обвинения латинян против 28-го правила.

1.7.6. Восточный Иллирик.

1.7.7. Каноническое значение 28-го правила.

1.7.8. Обвинения антихалкидонцев против 3-го правила II Вселенского собора и 28-го правила IV Вселенского собора.

1.7.9. Ответы на обвинения антихалкидонцев и латинян.

1.8. В каком смысле говорится об обращении к Константинопольскому престолу с целью обжалования судебного решения (9 и 17 правила IV Вселенского собора).

1.8.1. 9-е правило IV Вселенского собора.

1.8.2. Смысл выражения «экзарх диоцеза» (экзарх великой области)

1.8.3. 17-е правило IV Вселенского собора и апелляция в пределах своей церковной области.

1.8.4. Правила 25, 36 и 38 Пято-Шестого собора: окончательное оформление режима Пентархии.

 

Глава 2.

«ПЕРВЕНСТВО» И «ПРАВО НА АПЕЛЛЯЦИЮ» НА ПРАКТИКЕ.

ИСТОРИЧЕСКИЕ НАРУШЕНИЯ ПРАВ ЦЕРКВЕЙ И ИХ УВРАЧЕВАНИЕ.

 

2.1. От послеапостольского периода до периода Пентархии.

        2.1.1. Уважение к решениям Церкви Синопа (ересиарх Маркион)

2.1.2. Церковь Галлии осуждает Папу Римского (святой Ириней Лионский)

2.1.3. Александрия нарушает права Константинополя на Соборе при Дубе

(святой Иоанн Златоуст)

2.1.4. Элементы церковного высокомерия. Решение — Вселенский собор.

2.1.5. Соборы может созывать только Рим?

2.1.6. Руководящий центр в Церкви.

2.1.7. Римский Престол объединяет Церкви?

2.1.8. Право на апелляцию за пределами юрисдикции противоречит 5-му правилу I-го Вселенского собора.

2.2. Нарушения равночестности Престолов Пентархии.

2.2.1. Права Константинополя нарушаются на Разбойничьем соборе (при

Диоскоре Александрийском).

2.2.2. Второе нарушение со стороны Тимофея Элура.

2.2.3. Третье нарушение (Акакианский раскол). Решение проблемы на вселенском уровне.

2.2.4. Вожди монофизитов позднего периода.

2.2.5. Тиран Фока нарушает права Константинополя.

2.2.6. Папа Николай I. Папа Адриан II. Собор при св. Фотии.

2.2.7. Является ли Римская кафедра источником церковности?

 

ВМЕСТО ЭПИЛОГА (к части I)

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

Наша Святая Православная Церковь, которая является Единой, Святой, Соборной и Апостольской, имеет всю полноту освящающей божественной благодати и божественного опыта. Её единственным Главой был, есть и будет во веки Господь и Бог наш, Иисус Христос. Наша Церковь совершает свой путь сквозь века среди мирских треволнений и ловушек добротоненавистника диавола, подобно кораблю или ковчегу спасения, но поскольку его Кормчий — это Сам Господь Иисус Христос, то корабль «колеблется силою волн, но не погружается в пучину морскую». Есть у нашего корабля и надежный «компас» — Священные Каноны, которые выравнивают его курс, если иногда ему случается сбиться с пути. Величайшим сокровищем Церкви является Её светоносное единство, которое часто нарушается из-за человеческой греховности.

В наши дни Церковь переживает потрясения, а Её единство подвергается испытанию из-за так называемого «украинского церковного вопроса». Величайшую тревогу и беспокойство у многих верующих вызывает, во-первых, одностороннее дарование автокефалии раскольническим группировкам (которые состоят из изверженных из сана и саморукоположенных), а во-вторых — прекращение евхаристического общения с целью противодействия этой автокефалии, предоставленной без предварительного согласия всех Поместных Церквей. Главная же проблема — это глубокое разделение православных и угроза всеправославного раскола. Серьезные пастырские проблемы возникают повсюду: в приходах православной диаспоры и даже в отдельных семьях (из-за разного происхождения и взглядов супругов), на Святой Горе Афон и среди верующих всех Православных Поместных Церквей.

Мы страдаем от разногласий и молимся «о благостоянии святых Божиих Церквей». Мы любим и чтим все Православные Поместные Церкви, потому что все они орошены кровию мучеников и породили сонмы святых. А тем более — Великую Константинопольскую Церковь Христову, которая взращивает нас во Христе.

Однако в виду опасности раскола интересы всей Церкви, а именно единство, предпочтительнее любых других интересов отдельных Церквей.

Текст, который вы сейчас читаете, был написан с любовью и болью за Церковь. Мы, монахи, не являемся в Церкви учителями: наша стезя — покаяние, и только когда Церковь нуждается в помощи, мы можем помочь Ей в меру своих сил, чтобы Она продолжала Свой путь, с единством во Христе и в Истине. Наша речь бедна и невыразительна, но она преисполнена любовью и глубоким уважением к единству Церкви. Это «глас вопиющего о единстве», которое теперь, из-за так называемого украинского вопроса, находится в опасности.

 

ВВЕДЕНИЕ — РЕЗЮМЕ

 

I. Единство Церкви несравненно глубже и намного более священно, чем любая другая форма единства в нашем земном и тварном мире, даже если такое единство возвышенно и заслуживает всяческих похвал. Церковь живет в реальном мире, но Её бытие не от мира сего. Её единство является нераздельной частью Её бытия, которое выходит за рамки видимого мира; это причастие Святого Духа: «Едино тело, един дух, якоже и звани бысте во единем уповании звания вашего» (см. Еф. 4, 4).

То, что объединяет и связывает нас в Церкви — это не какие-то факторы психологического или социологического характера; это Христос, это Дух Святой, которые делают нас единым телом во Христе и едиными друг с другом[1].

Святые отцы сокрушаются из-за потери мира и любви между нами, как из-за потери Святого Духа. «Ибо если бы мы не были связаны любовью и не хранили мир друг с другом, то, конечно, мы не дорожили бы единством, дарованным нам Духом Святым», — отмечает св. Феофилакт Болгарский[2].

Поэтому мы и сегодня не можем оставаться равнодушными, когда видим, что снова раздирается нешвенный хитон Христов и разрушается единство между нашими Православными Поместными Церквами. В Теле Христовом возникло разделение, евхаристическое общение разорвано, члены Церкви утратили единство Духа и приобщение Единого Тела и Единой Чаши и, что еще более болезненно, целые Церкви утратили союз мира и единства во Христе.

II. Исторически доказано и подтверждено в священных канонах, что Поместные Церкви теряют свое единство, мир и согласие, когда случаются нарушения «прав Церквей». Так называются церковные привилегии, которые каждая Поместная Церковь получила по священным канонам и усердно сохраняет в своих отношениях с другими Поместными Церквами, чтобы жить и общаться с ними в мире и любви Христовой. Когда эти «права» нарушаются, возникают трения и беспорядки, исчезает согласие и разрушается единство, о котором молился Господь («да будут все едино») и ежедневно молится Святая Церковь («о благостоянии святых Божиих Церквей и соединении всех»). Среди «прав Церквей» самым важным является то, чтобы одна Поместная Церковь не вмешивалась во внутренние дела другой Поместной Церкви («вторжение в чужую юрисдикцию»).

Когда мы рассматриваем «права Церквей» по духу закона, а не по букве закона, то не соотносим их с равновесием церковных и политических сил, но видим их суть, их богословское и духовное содержание. «Права Церквей» не являются эгоистичными требованиями отдельных Поместных Церквей, которым противостоят столь же эгоистичные требования других Поместных Церквей; напротив, это те свойства, характеристики, особенности, которыми Поместные Церкви были наделены по священным канонам, чтобы служить единству веры и приобщению Святого Духа в Церкви.

Церковь рассматривает «права Церквей» не так, как сегодня принято понимать права человека, международное право и т. п. — величины антропоцентричные, которые ориентированы на человека, но наделяет права Церквей христоцентичным содержанием. Христос — праведность наша (1 Кор. 1, 30); это единственный Глава нашей Церкви, невидимый и в то же самое время видимый. Они были названы «правами», поскольку они служат той же цели, которой служит «Божественное правосудие», а именно обновлению во Христе падшей природы человека и спасению народа Божия.

Поэтому-то «права Церквей» в нашем Православном Предании имеют святость. В этом разрезе становится понятен тот факт, что права не «захватываются» Поместными Церквами, а предлагаются им как канонические привилегии Вселенской Церковью.

Например, автокефалия, то есть независимость в рукоположении и суде епископов, а также во внутреннем управлении, не является своего рода «церковной независимостью» мирского типа, которая приобретается путем переворота или революции в Церкви, но предоставляется Вселенской Церковью, как документально подтвержденное свидетельство о том, что конкретная Поместная Церковь обладает полнотой освящающей благодати и полнотой общения с остальными Поместными Церквами. Когда Вселенская Церковь не может засвидетельствовать об этой двойной полноте (διπλή πληρότητα) Поместной Церкви, стремящейся к автокефалии (из-за ереси, канонических препятствий или по политическим мотивам), предоставление автокефалии немыслимо и нецелесообразно. «Несть бо нестроения Бог, но мира» (1 Кор. 14, 33). Этого не понимают мирские организации, государственные власти и другие силы, которые неизбежно участвуют в церковных делах. Они видят в Церкви некий мирской институт, воспринимают Её как место мирских устремлений, заботятся о своих собственных интересах, а не о мире в Церкви. Церковь же видит Свое устроение, организацию и управление как плод заботы и попечения о Ней Святого Духа.

III. Священные каноны выражают волю Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви (то есть волю Божию) не только о каждом члене Церкви отдельно, но и о каждой Поместной Церкви, в их совокупности. Вот почему они определяют, «чтобы всякая епархия сохраняла в чистоте, и без стеснения, сначала принадлежащие ей права» (8-е правило III Вселенского собора).

Священные каноны представляют собой гарантию, защищающую «права» одних Церквей от посягательств других, чтобы в Церкви не возникало беспорядков и разногласий, и они, конечно же, служат восстановлению попранных прав, если случается так, что таковые нарушаются. Неправильное истолкование священных канонов является настоящим катализатором нарушения «прав» Церквей и последующих за этим расколов и нестабильности.

Ссылаясь на соблюдение священных канонов как на условие порядка в Церкви, приснопамятный игумен священного монастыря Григориат, архимандрит Георгий Капсанис отмечает, что иногда, к сожалению, священные каноны нарушают или обходят:

«Несмотря на непрестанное желание Православной Церкви соблюдать каноническое предание, встречается немало случаев, когда злая воля некоторых Её представителей, не возрожденных в Духе Святом, игнорирует и презирает богочеловеческую волю Церкви, выраженную в священных канонах, и стремится управлять церковными делам вразрез с канонами или же искажает каноны в угоду своим собственным устремлениям».

И, приводя один характерный отрывок из «Пидалиона» св. Никодима Святогорца, о. Георгий подчеркивает тот факт, что соблюдение священных канонов обеспечивает целостность и дисциплину в Церкви, и устрояет Её по подобию небесной иерархии, описанной св. Дионисием Ареопагитом: «(Святая Троица) и этот второй, видимый и постигаемый умом мир Кафолической Церкви обустроившая (κατασκευάσασα), при помощи сих священных и божественных Правил его создала и сочетала воедино: отсюда рождается и патриархов благочиние, и архиереев согласие, и иереев благообразие, и диаконов скромный и благородный нрав, и клириков благоговение, и монахов духовное устроение… и сказано было на соборах, что эти священные правила или церковная иерархия отображают и несут на себе отпечаток иерархии небесной. И обе эти иерархии, небесная и земная, составляют вместе одну, в одно Тело соединенную, гармонично и созвучно друг другу... По богословскому суждению св. Никодима Святогорца, [...] главная цель церковного порядка и небесной иерархии — это прославление Триединого Бога»[3].

IV. В ходе истории уже было подтверждено, что односторонние действия без учета других Поместных Церквей совершенно не оправданы ни для какой Церкви. Вмешательство папы Римского Николая I во внутреннюю жизнь Константинопольской Церкви в IX веке было осуждено Вселенским собором при св. Фотии Великом в 879 году, а за прекращение общения, в одностороннем порядке примененное Диоскором Александрийским к папе Римскому Льву, ему пришлось дать ответ перед Халкидонским собором. Ни одна Поместная Церковь не имеет права брать на себя решение таких серьезных «межправославных» проблем.

Единство Поместных Церквей подвергается опасности (иногда не явно, а в скрытой форме), когда продвигается «первенство власти», как это было в случае с папами Римскими Николаем I и Евгением IV. Как показала история, наиболее яркими характеристиками «первенства власти» какого-либо патриаршего престола является: незаконное расширение юрисдикции; требование права на апелляцию сверх того, что определяют священные каноны; требование быть судией для всех, а самому не быть судимым никем, и занимать более высокое положение, чем другие патриаршие престолы; и объяснение своего превосходства над другими «необходимым служением Церкви». Патриарх Александрийский свт. Мелетий Пигас назвал это притворное «служение» папы Римского «христианским прикрытием» (ὐποχριστιανίζον κώδιον). «Первенство власти» нарушает равночестность Поместных Церквей, приводит к нарушению евхаристического общения и к формированию расколов между Поместными Церквами, вызывает политические разногласия и национальные бедствия и, что хуже всего, порождает богословские отклонения с целью легализации раскола. Великие расколы между Востоком и Западом (монофизитский и латинский), ереси, которые параллельно сформировались в этих географических регионах, и последовавшие за этим бедствия являются ярким подтверждением вышесказанного.

Разделение в Церкви, вызванное украинским кризисом, может быть исправлено только всей Церковью вместе. В свете правильного и неоспоримого толкования священных канонов, касающихся «первенства», «права на апелляцию» и «соборности в принятии всеправославных решений», можно рассматривать эту проблему в правильном измерении, направляя свой взор к единству Тела Христова в Духе Святом, а не к временным, преходящим потребностям. То есть только вся Церковь имеет исключительную компетенцию и вселенскую власть, чтобы:

а) предоставить, если сочтет это правильным, автокефалию канонической Церкви Украины;

б) помочь раскольническим группировкам вернуться к церковному общению тем способом, который строго предусмотрен священными канонами;

в) уврачевать многолетние этнофилетические предрассудки обеих сторон, опираясь на богодухновенный опыт великих богопросвещенных святых нашего общего православного предания (св. Нектария Эгинского, св. Серафима Саровского и т. д.);

г) восстановить евхаристическое общение между Церквами, устранив возможные догматические препятствия (связи с украинскими униатами и т. д.). И, наконец:

д) внести таким образом свой вклад в возвращение столь желанного мира для полноты Церкви.

 

В исследовании, которое мы с уважением и любовью предлагаем вашему вниманию, мы изложим толкование священных канонов и соответствующие исторические свидетельства, подтверждающие три следующих утверждения:

а) Поместные Церкви являются равными по чести или равночестными (любое антиканоническое первенство неприемлемо для Церкви). Следует пояснить для многих, что «преимущества чести» — это привилегия «первого» (предстоятеля) Поместной Церкви (как определяет 34-е Апостольское правило) по отношению к своим соепископам в той же Поместной Церкви, а не какие-либо исключительные привилегии одного «первого» по отношению к «первым» из других Поместных Церквей. Преимущества чести предстоятелей — одинаковы и отличаются «только порядком нумерации и перечисления»; не существует ценностной градации преимуществ чести у «первых». Разница заключается только в том, что они председательствуют на соборах, и отсюда проистекают их полномочия координаторов. Неверное толкование преимуществ чести как градации или разной степени ценности престолов привело к признанию папского первенства, хотя изначально это не проявлялось в столь крайней форме.

б) Церковные престолы пользуются правом на апелляцию, предоставляемым им по священным канонам, в определенном объеме, с ограничениями (т. е. только в пределах их юрисдикционных границ). Право на апелляцию и его значение лежат в основе нашего исследования, потому что неверное толкование права на апелляцию в прошлом стало средством выражения и применения антиканонического первенства одного (любого) лица. Первый пример — Римская Церковь, которая стала претендовать на право принимать апелляции от всей Церкви, неправильно истолковав правила Сардикийского собора. Как известно, правила Сардикийского собора предоставляют Риму право принимать апелляции у священнослужителей только из его собственной юрисдикции. В этом контексте следует подчеркнуть, что в правилах Карфагенского собора указывается объем права на апелляцию только в границах самой Поместной Церкви, а Риму запрещается принимать апелляции за пределами своей Поместной Церкви. Также уточняется, что в 9-м правиле IV Вселенского Собора говорится о рассмотрении Константинопольским престолом судебных дел первой инстанции (не по апелляции), и то, только лишь для епископов и духовенства патриаршего престола. Это правило не предоставляет Константинопольскому престолу право принимать и надграничные апелляции (δικαίωμα άποδοχῆς καί ύπερορίου έκκλήτου), что, по словам святого Никодима Святогорца (Пидалион), «было принято только латинянами и латиномудрствующими». Также уточняется, что 17-е правило IV Вселенского собора, конечно, наделяет правом на апелляцию Константинопольский престол, но в любом случае «внутренне» (в пределах патриаршей юрисдикции). А также:

в) Единственным безопасным и богоугодным способом для решения больших церковных проблем без ущерба для прав Поместных Церквей является Вселенский (Всеправославный) собор. Далее речь пойдет о том, как было уязвлено самолюбие Александрийского престола из-за продвижения Константинопольского престола, занявшего более высокое место в диптихах (Феофил, Диоскор, Тимофей Аилурос), а также о том, к чему привела гордость Римского престола, ранее бывшего православным (Феликс III, Геласий I, Николай I, Евгений II), но незаконно возвысившего себя над четырьмя восточными престолами. Все эти явления породили болезненные расколы (монофизитский и латинский) и ереси, которые окончательно закрепили эти расколы.

Предлагая вашему вниманию это скромное исследование, мы веруем, что таким образом выполняем свой долг перед Той, которая возродила нас во Христе и с терпением готовит нас к Царствию Божию во Христе Иисусе — перед нашей Святой Церковью, и тем самым вносим свой вклад в сохранение Её единства.

 

Каковы настоящие привилегии

«И многие другие, и патриархи, и архиепископы, и некоторые обычные епископы, говорили о себе преувеличенно, как покажет это сочинение [прим.: Двенадцатикнижие]. Итак, некоторые патриархи Рима высказывались о себе с величайшей напыщенностью и высокомерием, преувеличивая объем своих полномочий, и в своих письмах, и в иных сочинениях. Однако Кафолическая Церковь о них, то есть о патриархах, папах и других епископах, считает, что они имеют только те привилегии, которыми Она наделила их Сама, посредством Вселенских соборов, а также те, что принадлежат им «по обычаю», и ничего более. То, что любые епископы присвоили себе вопреки священным канонам, Церковь считает незаконным и противным Её установлениям. Под «обычаем» мы, конечно же, понимаем такую практику, которая была зафиксирована в деяниях Вселенских соборов, или принята, или подтверждена ими. Но мы не считаем традицией или обычаем Церкви:

-  то, что говорили и делали люди – даже если они являются патриархами или папами – с целью угождения другим, или из-за страха, или чтобы кому-то услужить, или по причине необразованности, или невежества, или неведения, или из-за предвзятого мнения и неосведомленности, или вследствие заблуждения, или невнимательности и неправильного впечатления, что именно так обстоят дела, а также:

- то, что некоторые сами сказали о себе – или потому, что считали это правильным, или потому, что обладали силой, или из чувства гордости за свое высокое положение на патриаршем престоле, или потому, что они присвоили себе то [прим.: привилегии], что по икономии, или во время борьбы, или во время бедствия, говорили или делали Отцы;

- то, что некоторые писали или говорили, обращаясь к каким-то людям или даже ко Вселенским соборам (конечно же, в частном порядке), или

- то, о чем умолчали Святые Отцы и Вселенские соборы, не приняв и не отвергнув этого, поскольку они имели в виду замышляемый раскол, или подозревали, что это станет соблазном, который даст повод еретикам хвастаться, будет содействовать или продвигать ереси, если такие привилегии и другие, подобные им, некоторые получат в качестве своих собственных, принадлежащих им по праву».

Досифей, патриарх Иерусалимский (1641-1707)

(Двенадцатикнижие, кн. I, гл. 11, п. 6)

 

 

Глава 1.

КАНОНИЧЕСКОЕ ПРЕДАНИЕ

 

1.1. Равночестность апостольских Церквей.

В день Пятидесятницы в Сионской горнице Церковь явила себя как Тело Христово. Собрание Двенадцати Апостолов с Матерью Божией и верующими составило Церковь, единственным Главой которой был, есть и будет Господь Иисус Христос, как свидетельствует апостол Павел: «И поставил Его выше всего, главою Церкви, которая есть Тело Его» (Еф. 1, 22-23). Благодаря проповеди святых апостолов Церковь распространилась по всей вселенной.

Епископы первых Поместных Церквей (Климент Римский, Игнатий Антиохийский, Поликарп Смирнский, Ириней Лионский) обычно были прямыми преемниками апостолов, имели авторитет апостольских мужей, сохранивших неповреждённое апостольское предание и совершали Евхаристию во имя Господне[4]. Все вместе Поместные Церкви были единым Телом Христовым, и каждая из них также являла собою Тело Христово. Все они имели равную освящающую благодать, все были исполнены божественных дарований, все они стали многочадными во Христе через Святое Крещение. Все вместе они имеют причастие Святого Духа и являются единым стадом Христовым и единым «насаждением Отца». По словам священномученика Игнатия Богоносца,[5] только еретические и раскольнические группировки[6] представляли собой общины, которые «не Отец насадил». Каждая из Поместных Церквей, как Невеста Христова, рождает чад во Христе; еретические же «церкви», подобные наложницам, согласно св. Епифанию Кипрскому,[7] не способны приносить плод и рождать чад Христовых.

Понятие о том, что все апостолы обладают одинаковым авторитетом и равны друг другу по апостольскому достоинству (ισότιμη αύθεντία τοῦ άποστολικοῦ άξιώματος),[8] возникло совершенно естественно, и его совершенно естественным следствием было понятие о равночестности (ισοτιμία) апостольских Поместных Церквей. Эта равночестность послужила основанием для того, чтобы впоследствии были закреплены в священных канонах (когда равенство нарушилось) так называемые «права Церквей». Попытка латинского Запада установить примат папской власти на основании мнимого превосходства апостольского достоинства Петра по сравнению с достоинством других апостолов (так называемое «служение Святого Петра»), встретило сильное сопротивление со стороны остальных Церквей, которые подчеркивали равенство апостольского достоинства друг друга.

 

1.1.1. «Преимущества чести».

Поместные Церкви столичных городов (митрополий) в провинциях бывшей Римской империи по «древнему обычаю», который складывался с послеапостольского периода и впоследствии получил силу закона, приобрели звание первопрестольных и обладали бóльшим авторитетом и привилегиями («преимуществами чести»), чем соседние меньшие епископии. Это произошло по той причине, что первые из них сделали бóльший вклад в распространение Евангелия. Авторитет митрополичьей кафедры, прежде всего, зависел от того, насколько епископы этой церковной области были уверены в чистом и неповрежденном исповедании апостольской веры в данной митрополии, а именно — в верном исповедании Иисуса Христа. Во-вторых, привилегии относились к предстоятельству и к проистекающей отсюда ответственности и обязанностям епископа, занимавшего кафедру митрополита, во время проведения собраний епископов митрополичьей области (для рукоположения, или для проведения суда, или для решения проблем и осуждения ересей).

«Преимущества чести», в том виде, в котором они определены и закреплены 34-м и 35-м Апостольскими правилами и 9-м правилом Антиохийского собора, предполагают и предусматривают так называемую митрополичью систему организации Поместных Церквей. Эти священные правила определяют отношения митрополита, возглавляющего собор епархиальных епископов (επαρχιακή σύνοδος), с его соепископами в определенной церковной области. Согласно 34-му Апостольскому правилу,[9] митрополит (или «первый» среди других епархиальных епископов) имеет «преимущество чести», считается главою собора, председательствует на нем и обладает административной властью. Св. Никодим Святогорец в толковании к этому правилу пишет: «И должны считать его [другие епископы] своим главой»[10]. Понятие «глава» следует понимать, как означающее, что епископы признают одного из них «первым» в их соборных взаимоотношениях, поскольку все епископы обладают равным епископским и архиерейским достоинством по отношению к «первому» и друг ко другу. Каждый из епископов, согласно 34-му Апостольскому правилу, имеет власть для выполнения своих епископских обязанностей в пределах своей области (рукоположение духовенства и управление делами Поместной Церкви). «Но любой вопрос, выходящий за пределы епископии (в правиле это обозначается «превышающее их власть», как, например, рукоположение или осуждение епископов, общие административные вопросы), должен решаться с согласия «первого» и после единогласного одобрения суждения «первого» собором епархиальных епископов (34-е Апостольское правило предписывает проводить собрания епископов митрополичьей области два раза в год). Но даже «первый», согласно 34-му Апостольскому правилу, не должен делать «ничего, превышающего его власть» без общего согласия всех епископов его области. 2-е правило Константинопольского Поместного собора (394 года) усиливает и подкрепляет каноническое повеление 34-го Апостольского правила. Вагадий был извержен из сана лишь двумя епископами его области, что вызвало возмущение, «поскольку оба епископа одновременно добивались епископства в Вострской епископии».[11] Согласно предписанию этого правила, которое приобрело вселенский авторитет путем утверждения его 2-м правилом VI Вселенского собора, для извержения епископа должен собираться, по возможности, собор епископов митрополичьей области в полном составе или хотя бы большая часть епископата.[12]

О «преимуществах чести» часто говорят в неправильном смысле, как будто они связаны с взаимоотношениями предстоятелей Православных Церквей, как если бы существовала иерархия с большими и меньшими «преимуществами чести». Например, ошибочно используется следующая фраза: «Такой-то предстоятель обладает большими преимуществами чести».

Подлинное значение «преимуществ чести», как было упомянуто выше, относится к выдающемуся положению «первого» в Поместной Церкви по отношению к остальным епископам в его митрополичьей или патриаршей области — настолько, насколько они признают его «преимущество чести», т. е. право быть их главой. Точному пониманию понятия «преимущества чести» (и, таким образом, устранению его неверного толкования как градации и иерархии «преимуществ чести» предстоятелей Поместных Церквей) помогает и толкование 39-го правила Пято-Шестого собора,[13] которое говорит о «преимуществе чести» архиепископа нового Юстинианополя.

Это правило предписывает, чтобы оставались неприкосновенными «права» (т. е. привилегии) Кипрской Церкви, которыми наделило её 8-е правило III Вселенского собора как раз в то время, когда архиепископ Кипрский Иоанн из-за нашествий иноплеменников удалился с Кипра вместе с епископами и народом (при правлении Юстиниана II Ринотмита) и переселился в митрополичью область Геллеспонта. Правило предоставляет новому Юстинианополю (в Геллеспонте, где временно находилась кафедра архиепископа Кипрского) привилегию «иметь права Константинополя». Возникает вопрос: как это возможно, чтобы временное место пребывания архиепископа имело «права Константинополя»? Каким правом обладал Константинополь, чтобы к нему приравнивали привилегию нового Юстинианополя? Этому можно дать такое объяснение: точно так же, как у престола Константинополя было «преимущество чести» перед Гераклеей и другим митрополитом этой юрисдикции (таков истинный смысл этого термина), также и Новый Юстинианополь должен был иметь «преимущество чести» перед митрополитом Кизика, чтобы не только начальствовать над своими кипрскими епископами и принимать от них рукоположение, но и в случае опасности рукополагать митрополита города Кизика.[14]

Св. Никодим Святогорец в своем толковании отмечает, что 34-е Апостольское правило согласно по духу и по букве с 9-м правилом Антиохийского собора:[15] «Это правило почти полностью совпадает с 34-м Апостольским правилом: и по словам, и по смыслу».[16] Целью этих правил является упорядочивание отношений между епископами и Поместными Церквами, единомыслие и единство во Христе.

 

1.1.2. Хиротонии за пределами юрисдикции.

В качестве продолжения 34-го Апостольского правила выступает 35-е Апостольское правило,[17] которое предписывает канонические наказания для тех, кто рукополагает за пределами своей юрисдикции и, таким образом, нарушает права Поместных Церквей, которыми они наделены согласно канонам. Согласно 35-му Апостольскому правилу, извержению из сана подлежит и сам епископ, который совершает рукоположения «за границами своего округа» (за пределами юрисдикции), и те, кого он рукоположил. За этим правилом, согласно толкованию святого Никодима, стоит экклесиологический принцип, что в одном и том же месте должен быть только один епископ: «Иначе таким образом [прим.: в случае надграничного рукоположения (ύπερορίου χειροτονίας)] в одном и том же месте оказывается два епископа или два митрополита, что противозаконно и запрещено 8-м правилом I-го Вселенского собора и 12-м правилом IV Вселенского собора.[18]

Этот основополагающий канонический принцип, который запрещает епископам действовать за пределами своей юрисдикции, нарушался в период гонений и арианских ересей такими великими отцами Церкви, как св. Афанасий Великий и св. Василий Великий. Они признали, что нарушили церковный канон и действовали по икономии, чтобы Церковь не была поглощена ересью. Но как только Церковь получила свободу, то сразу восстановила права Поместных Церквей и запретила епископам вмешиваться в дела Церкви за границами управляемой ими области, согласно 2-му правилу II Вселенского собора: «Областные епископы да не простирают своей власти на Церкви, за пределами своей области, и да не смешивают Церквей».

 

1.2.     Равенство «преимуществ чести»

В послеапостольский период равенство статуса первых апостольских Поместных Церквей было в сознании Церкви совершенно очевидным и воспринималось как данность. Весьма характерно отражает равенство статуса епископов этого периода (в течение II-го века) точка зрения св. Поликарпа Смирнского, отличающаяся по содержанию, но имеющая одинаковый авторитет с суждением Римского епископа Аникиты по поводу даты празднования Пасхи. Азия отмечала Пасху 14-го дня месяца Нисан, независимо от дня недели, в то время как Рим праздновал Пасху только в воскресенье после весеннего равноденствия (однако эта разница не мешала общению в таинствах).

Поскольку в то время вокруг церквей больших городов бывшей Римской империи возникли церковные области со многими епархиями, то по «древнему обычаю» (или давней традиции) в естественном порядке и де-факто установилось равенство между епископами и соборами епископов каждой митрополичьей области. Типичным примером равного статуса соборов епископов является спор свт. Фирмилиана Кесарийского и его собора с епископом Римским Стефаном о крещении еретиков (III век), которого также поддерживал собор. Их взгляды расходились друг с другом, но точка зрения каждого обладала равным авторитетом. В Азии еретиков, которые возвращались в Церковь, перекрещивали, в то время как в Риме их только помазывали святым миром. В связи с тем, что мнения этих двух сторон находили одинаковую поддержку, в течение примерно двухсот лет они не могли договориться друг с другом по вопросу перекрещивания. Этот вопрос был улажен только авторитетом Вселенского собора (7-е правило II Вселенского собора).

После закрепления равного статуса за соборами митрополичьих областей последовало в хронологическом порядке установление равного статуса у соборов более крупных административных единиц, диоцезов, а после Халкидонского собора — равенство статуса патриарших кафедр Пентархии.

Равночестность (ισοτιμία) соборов митрополичьих областей означает равный статус «первых» епископов (митрополитов, архиепископов, патриархов) между собой, т. е. равенство «преимуществ чести», которыми они обладают в своей церковной области. Установление равенства «преимуществ чести» было вопросом крайней необходимости и впоследствии стало каноническим требованием. Патриарх Иерусалимский Досифей, подробно анализируя вопрос празднования Пасхи и разногласие Церквей Рима и Азии, убедительно приводит причину, по которой следует почитать «первых» в равной степени. Равночестность каждой Поместной Церкви по отношению к другим имеет неоспоримое обоснование в апостольском предании.[19]

Совершенно очевидно, в каком духе написаны исторические документы (Иринея Лионского, Евсевия Кесарийского), на которые ссылается патриарх Досифей Иерусалимский: соборы митрополичьих областей равны между собою, а также с собором в Риме, а их предстоятели равны между собою и с Римским епископом. «Однако при этом сначала заметь, что Поликарп был во всем равен Виктору, ибо ни в чьем христианском уме не было тогда и мысли об антихристовом первенстве Папы, недостойном носящих имя христиан», — четко и ясно отмечает патриарх Досифей.

То, что в дальнейшем в Никее на Вселенском соборе было разрешено разногласие Церквей по поводу даты празднования Пасхи (I-й Вселенский собор) не означает упразднения равночестности Поместных Церквей, но, напротив, её подтверждает. Церкви, созвав собор, приняли совместное решение по вопросу празднования Пасхи и определили совершать Пасху в воскресенье. Только раскольники тессарескедекатиты отвергают вселенское решение Церкви, продолжают праздновать Пасху 14-го Нисана и тем самым отсекаются от Тела Церкви.

Слова святейшего Досифея Иерусалимского в «Двенадцатикнижии» полностью опровергают попытки истолковать события, связанные с празднованием Пасхи, с позиций папоцентризма — в качестве мнимого подтверждения превосходства епископа Рима над епископами других Церквей. Ни одна Церковь, даже «первенствующая в любви» Римская Церковь, не имеет права навязывать мнения и решения, с которыми не согласны другие Церкви. Любые разногласия между автокефальными Церквами разрешаются Вселенским собором или принятием аналогичного решения на вселенском уровне. Поместные Церкви на законных основаниях (в соответствии со священными канонами) могут подчеркивать и требовать соблюдения своих прав до тех пор, пока вся Церковь не даст своего окончательного решения этому вопросу. При этом, конечно же, подразумевается, что в случае возможного нарушения единства и мира мы должны стремиться к тому, чтобы Церковь приняла решение на вселенском уровне — чтобы получили каноническое подтверждение наши законные, но оспариваемые кем-то права.

 

1.3. Порядок (последовательность) «преимуществ чести»

Несмотря на то, что 34-е Апостольское правило связано с отношениями митрополита и окружающих его епископов в эпоху, когда действовала митрополичья система, т. е. до V века (правила I-го Вселенского собора предполагают эту систему организации церковных областей), оно применяется во все исторические эпохи вплоть до настоящего времени — для описания отношений митрополитов к архиепископу автокефальной церкви или отношений митрополитов к патриарху, как древних, так и новообразованных патриархатов.[20] Архиепископ или патриарх является «первым» или «главой» архиерейского собора, его председателем, и он обладает всей властью и всеми полномочиями, которые предусмотрены для председателя такого собора.

 

1.3.1. «Всемирный первый» (неверное толкование 34-го Апостольского правила).

В последнее время снова стали неверно истолковывать 34-е Апостольское правило, и это связано с отношениями предстоятелей (патриархов и архиепископов) сегодняшних автокефальных церквей друг с другом. Согласно этому неверному истолкованию, в силу этого правила якобы следует считать кого-то из предстоятелей «первым» и «главой» для остальных. Это ложное толкование смешивает понятие председательства «первого по порядку перечисления в диптихах» среди равных предстоятелей с понятием председательства «первого-главы» на соборе епископов митрополичьей области, и применяется в таком виде в Равеннской декларации (2007). В этом документе понятие «глава», которое правильно применяется к «первому» на соборе митрополичьей области («региональный уровень»), ошибочно переносится на так называемый «мировой уровень», чтобы обосновать наличие «всемирного первого». Но «всемирный первый» или глава предстоятелей всех Поместных Церквей существовать в Православии не может.[21] Полномочия «первого» на соборе одной митрополичьей области не могут переноситься на «председателя» Всеправославного собора, состоящего из равных друг другу предстоятелей, каждый из которых является «первым» на соборе своей митрополичьей области. Св. Никодим Святогорец с большой ясностью объясняет, что «первенства» на всемирном уровне не существует, за исключением председательства на соборах (в порядке очередности перечисления в диптихах). Предстоятели Поместных Православных Церквей равны по «преимуществам чести» и отличаются только по «порядку (последовательности) чествования»: «Вышеназванное же правило [3-е правило II Всел. Собора] … выносит определение и говорит, что Константинопольский патриарх должен имеет первенство чести (προνόμια τιμής) после Римского папы и патриарха, поскольку этот город, а именно Константинополь, именуется Новым Римом и является таковым. Причем предлог «после» здесь означает не последовательность по времени, как говорят некоторые вместе с Аристином, и не понижение и умаление, как неправильно толкует Зонара (ибо если после Константинопольского патриарха — патриарх Александрийский, после Александрийского — Антиохийский, а после Антиохийского — Иерусалимский, согласно 36-му правилу VI Вселенского собора, то будет четыре степени понижения чести и, следовательно, пять различных достоинств (πέντε διάφοροι τιμαί), одно выше другого, что противно всей Кафолической Церкви и приемлемо только для латинян и латиномудрствующих), но означает равенство чести и порядок перечисления.

Во-первых, речь идет о равенстве чести, поскольку и отцы Халкидонского собора в 28-м правиле говорят, что те 150 епископов предоставили престолу Нового Рима равные преимущества (ίσα πρεσβεία) с престолом Ветхого Рима, и отцы собора Трулльского в 36-м правиле предписывают престолу Константинополя пользоваться равными преимуществами с престолом Рима.[22] Во-вторых, речь идет о порядке, так как и те и другие отцы в тех же правилах называют Константинопольский престол вторым после Римского — не вторым по чести, но вторым по порядку чествования.[23] Об этом также совершенно ясно пишет Досифей Иерусалимский: «Много больших городов, много Церквей; много в Церквах начальников, предстоятелей и владык, но нет между ними Начальника начальников, или Предстоятеля предстоятелей, или Владыки владык, и один из сих начальников, предстоятелей и владык находится в Риме; он наделен такой же честью и силой, как и другие, и нисколько не большей».[24] Среди предстоятелей автокефальных Церквей нет

такого, который был бы больше других, но один из них председательствует на соборах, согласно священным канонам, а именно Константинопольский, как это происходит и в наше время (после раскола 1054 года и догматического падения Константинополя).

 

1.4.  Права за пределами митрополичьей области (надмитрополичьи права).

Посредством 6-го и 7-го правил I-го Вселенского собора восстанавливается «древний обычай», согласно которому большие кафедры – Александрийская, Антиохийская и Иерусалимская (Элийская) – обладали полномочиями за пределами своих митрополичьих областей (υπερμητροπολιτικῆ δικαιοδοσία), как это было в обычае и у епископа Рима,[25] т. е. более широкими полномочиями чем остальные митрополичьи кафедры (Кесарии, Ефеса, Гераклеи и др.). Одновременно с восстановлением права этих трех престолов действовать за пределами своей области, то же самое правило утверждает преимущества чести «первого» и для остальных митрополичьих кафедр (не подчинявшихся патриархам). Намерение I-го Вселенского собора состояло в том, чтобы утвердить права («преимущества чести») всех митрополичьих кафедр (не только тех, которые обладают некоторой властью за пределами своих юрисдикций). 6-е правило I-го Вселенского собора гласит: «Подобным образом... и в других областях да сохраняются привилегии Церквей». Св. Никодим Святогорец дает ему следующее толкование: «Впрочем, настоящее правило предписывает сохранять не только привилегии этих патриархов, но и привилегии иных областей и церквей, подчиненных митрополитам: как тем, которые ныне являются патриархами, так и автокефальным митрополитам, которые не подчинялись патриархам тогда и не подчиняются им теперь.[26] Автокефальными являются митрополиты Асии, Понта Фракии, Кипра, Африки и др. (хотя и говорят иные, будто «другими областями» правило косвенно называет здесь диоцезы, подчиненные двум другим патриархам, Константинопольскому и Иерусалимскому, и лишь именует патриархов митрополитами, однако первое толкование вернее; см. также: Досифей, Двенадцатикнижие, с. 117, 123)».[27] Это особое «регулирование» за пределами митрополичьей области утверждается Вселенским собором, поскольку предстоятели этих кафедр, имеющих власть за пределами своей юрисдикции, играли важную роль в разрешении долгосрочных проблем, которые создала арианская ересь.

Как уже говорилось выше, «первый» в какой-либо митрополичьей области (например, Коринф, Кесария, Ефес и т. д.) имеет «преимущества чести» среди своих соепископов в этом конкретном регионе и является главой на соборе епископов митрополичьей области. Но епископ Рима, столицы государства, имел власть и за пределами своей области (υπερμητροπολιτική εξουσία). Его власть распространялась на некоторые провинции Италии под управлением митрополитов, находившиеся в окрестностях Рима, впрочем, не простираясь далее этих границ. Так, например, она не простиралась на Церковь Милана или на Церковь Карфагена.[28] Точно таким же образом, 6-м и 7-м правилами I-го Вселенского собора устанавливаются надмитрополичьи права (υπερμητροπολιτικά δίκαια) для больших кафедр Александрии, Антиохии и Иерусалима и аналогичная власть в точно определенном объеме[29].

Из священных канонов и из деяний Соборов совершенно ясно, что надмитрополичья юрисдикция защищала административные привилегии архиепископа по управлению митрополитами и епископами его юрисдикции (например, право Александрийского епископа, закрепленное на IV Вселенском соборе), но не давала ему никакого исключительного права управлять митрополитами, которые не находились в границах его надмитрополичьей юрисдикции (т. е. над теми, которые не были «подвластны патриархам», как отмечает св. Никодим). «Преимущество чести» касалось отношений епископов митрополичьей области с их митрополитом, или отношений митрополитов надмитрополичьей (патриаршей) области с их архиепископом (патриархом), а не отношений митрополичьих и надмитрополичьих автокефальных кафедр друг с другом. Например, Антиохийский епископ на IV Вселенском соборе имел «преимущество чести», т. е. он обладал большей административной властью чем митрополиты его области — Верийский или Тирский, но в целом был равен не только епископам Рима, Константинополя, Александрии и Иерусалима, которые именовались патриархами, но и епископам Ефеса, Кесарии или Фессалоник, которые, будучи митрополитами, запросто сидели на соборах рядом с патриархами.

 

1.5. 3-е, 4-е и 5-е правила Сардикийского собора о праве на апелляцию.

«Право на апелляцию» — это то, что сегодня называется обжалованием, то есть обращение в более значимый суд второй инстанции, поскольку одна из сторон считает, что с ней несправедливо обошлись в суде первой инстанции. Правила 3-е, 4-е и 5-е Сардикийского[30] собора ссылаются как раз на право обращения епископов к епископу Римскому, поэтому очень важны комментарии канонистов по этому поводу.

Сардикийский собор, во всем, что касается его догматической деятельности, не принес единства в Церковь. «Между отцами Востока и Запада на Соборе произошли раскол и разделение, и к взаимному согласию они не пришли», — отмечает св. Никодим в «Предисловии о Сардикийском Поместном соборе».[31] Обе стороны собрались отдельно (западные епископы в Сардике (Софии), а восточные — в Филиппополе) и анафематствовали предводителей другой стороны.[32] Западные архиереи поддержали и подтвердили никейское вероучение, оправдали изгнанников — Павла Константинопольского и Афанасия Александрийского — и содействовали посредством царей восстановлению святых на их престолах; восточные же епископы, напротив, как арианствующие (хотя и не все) проигнорировали единосущие и Никейский Символ, и анафематствовали крайних ариан.

Каноническая деятельность Сардикийского собора была принята Церковью. Двадцать (20) правил западного собора имеют силу, так как были утверждены «косвенно 1-м правилом IV и 1-м правилом VII Вселенского соборов, а прямо — 2-м правилом VI Вселенского собора. Благодаря этому подтверждению они некоторым образом получают силу правил Вселенских соборов».[33] Правила 3-е, 4-е и 5-е Сардикийского собора обращаются к праву епископа, осужденного в суде первой инстанции епископами своей епархии или в суде второй инстанции более значимым собором соседних епископов, добиваться пересмотра своего дела папой Римским после второй апелляции. По акривии, по 3-му правилу, судьи суда первой инстанции призываются обратиться к Римскому епископу (из уважения и почтения к апостолу Петру), чтобы он назначил суд второй инстанции из соседних епископов; 4-м правилом определяется в целом, что епископ Римский должен ознакомиться с решением суда второй инстанции и вынести приговор до того, как кафедра обвиняемого епископа будет занята другим епископом; а 5-м правилом определяется право на вторую апелляцию к Римскому епископу и через его судей — на третье рассмотрение дела, после чего суд считается окончательным (либо дело подлежит второму пересмотру, то есть третьему суду от судей Папы и епископов близлежащих епархий, либо Папа утверждает решение суда второй инстанции).

Дух этих трех правил с течением времени был искажен. Латиняне, которые отстаивали первенство папы Римского и его власть во всей Церкви, утверждали, что эти три правила защищают «апелляционное» обращение епископов из всех церковных юрисдикций к епископу Римскому. Это толкование было отклонено Церквами на Западе и Востоке. Карфагенский собор поставил под сомнение и прямо отверг требование папы Римского Зосимы принимать «всякую апелляцию от всей Церкви» якобы на основании 5-го и 14-го правил Сардикийского собора, которые он, по мнению св. Никодима Святогорца, лживо выдал Карфагенскому собору за правила Первого Вселенского Никейского собора. Но с помощью Аттика Константинопольского и Кирилла Александрийского, которые с Востока прислали Карфагенскому собору достоверные списки определений Никейского собора («аутентичные оригиналу»), Карфагенский собор доказал, что Римский папа ошибочно использует правила Сардикийского Поместного собора, чтобы обосновать свое право принимать апелляции от всей Церкви, т. к. Сардикийский собор, напротив, ограничивает право на апелляцию рамками конкретной юрисдикции Римского епископа. Опираясь на эту позицию Западных и Восточных Церквей, св. Никодим отмечает: «Вот так поступили паписты в древности на Карфагенском соборе, да и до сего дня они не прекращают заявлять, что 3, 4 и в особенности 5-е правило настоящего собора устанавливают право Папы принимать апелляции от всех. Но то, что упомянутые правила выносят определения о принятии Римским папой апелляций только от тех, кто подчинен ему, ясно из следующих доводов...».[34] И убедительно добавляет: «Следовательно тот, кто желает, чтобы эти правила соблюдались и были уважаемы, не будет навязывать их как общие и вселенские [прим.: чтобы они давали право одному патриарху принимать апелляции от всей Церкви], ибо даже сами обстоятельства не допускают этого. Впрочем, данные правила выносят определения как о папе Римском, так и о других четырех патриархах, и каждый из них может применить это к находящимся в его ведении делам и к апелляциям тех лиц, которые относятся к его патриаршей области. Ведь данные правила не возводят все апелляции и все управление Церквами к Римскому престолу, поскольку это дело и невозможное, и чуждое для Церкви».[35] В этом смысле эти три правила предоставляют епископу Римскому право принимать апелляцию от епископов Иллирика и Италии (в то время — не от всего Запада, как видно из нижеследующего).[36]

 

1.6. 36-е и 134-е правила Карфагенского собора о праве на апелляцию.

Из этих правил[37] становится совершенно ясной та роль, которую имеют «права Церквей» для всей Церкви, в частности, право Африканской Церкви, окончательно решать дела, касающиеся наказанных клириков, в границах своей юрисдикции, не прибегая к суду за пределами своей церковной области. Это правило касается и клириков, и епископов. В суде первой инстанции дело клирика рассматривает епископ, в суде второй инстанции — собор из епископов ближайших областей вместе с правящим архиереем. Если необходимо обращение в высший суд — это будет собор всех епископов церковной области во главе с её предстоятелем, чтобы окончательное решение по делу выносилось в рамках юрисдикции Поместной Церкви. Правило строго запрещает клирикам обращаться с апелляцией за пределами Карфагенской Церкви (к епископу Римскому или к церковным судам Италии, как отмечает св. Никодим). Строжайшим образом оно предупреждает клириков, которые прибегли к такой апелляции, что они не будут приняты в церковное общение в Африке. Заканчивается 36-е правило словами: «Переносящие дело к судам по ту сторону моря [имеется в виду в Рим и вообще в Италию] никем в Африке да не приемлются в общение». Подобным же образом заканчивается и 134-е правило Карфагенского собора.

Требование пап Римских Зосимы, Бонифация и Целестина, чтобы имело преимущественную силу их оправдательное решение на апелляцию некого Апиария, пресвитера Сикского епископата Карфагенской Церкви, который был осужден своим епископом (в суде первой инстанции) и собором епископов Карфагенской Церкви (в суде второй инстанции) за канонические преступления, наказуемые извержением из сана, не было принято епископами Карфагенской Церкви.

Данные правила подкреплены еще и письмами Карфагенского собора папе Бонифацию (преемнику умершего Зосимы) и папе Целестину[38], комментируя которые св. Никодим Святогорец пишет: «Тем самым собор показал, что Зосима лжет и, следовательно, отстаиваемое им право принимать апелляции от неподвластных ему епископов, пресвитеров и диаконов вымышлено и ложно. Поэтому, чтобы впредь решительно положить конец апелляциям к Римскому епископу, Собор не только намеренно посвятил этому вопросу два правила: 36-е и 134-е, но и с настоянием написал Целестину: «Благоволите не посылать своих клириков следователями [то есть экзархов с вашими повелениями] и не соглашайтесь на это, даже если просят, чтобы не оказаться нам вносящими чадную мирскую надменность в Церковь Христову, которая, желающим узреть Бога несёт свет простоты и день смиренномудрия».[39]

И в своем комментарии на 36-е правило Карфагенского собора святой Никодим говорит: «Настоящее правило, во-первых, подрывает самые основания, на которых зиждется надменное и гордое единовластие пап, самонадеянно воображающих, что им принадлежит право принимать апелляции от Церквей всей вселенной. Действительно, если настоящее правило запрещает епископам Африки подавать апелляции в суды Италии и Римского папы, расположенные на другом берегу моря, т. е. почти по соседству с африканскими епископами, то не гораздо ли более запрещает оно апеллировать к Римскому папе тем, кто живет в странах, еще более удаленных от Италии?...».[40]

Правила 36-е и 134-е Карфагенского собора были утверждены Пято-Шестым Вселенским собором и, следовательно, имеют вселенскую силу. Этими правилами закладываются основы правильного функционирования права на апелляцию, а именно, если окончательный приговор не может быть вынесен в рамках одной автокефальной Церкви, дело должно рассматриваться окончательно и бесповоротно Вселенским собором. Свт. Досифей Иерусалимский из деяний Карфагенского собора, среди прочего, заключает: «Заметь [правило] тринадцатое, в котором Собор в особенности отвергает власть папы Римского и пишет Целестину, что Первый собор определил признавать суд митрополита и считать митрополита окончательным судией дел епископов [прим.: с собором митрополичьей области], а Четвертый определил признавать суд патриархов. Если же возникнет нужда в апелляции, должен состояться Вселенский собор, и ни папа Римский, ни другой патриарх не имеют такой силы».[41]

 

1.7. Режим Пентархии, равночестность престолов

Когда в 330 г. Константинополь был торжественно освящён как новая столица римского государства, надмитрополичья юрисдикция Римской, Александрийской, Антиохийской и Иерусалимской кафедры уже была определена и канонически закреплена 6-м и 7-м правилами Первого Вселенского собора. Епископ города Византия, пребывавший до того времени под властью Ираклеи, нуждался в большей власти и привилегиях по отношению к Ираклее и прочим епископам диоцеза Фракии. Триумфальная победа Православия над арианством на II Вселенском соборе наделила Константинопольскую кафедру невиданным превосходством и силой. Престол столичного епископа становился все более завидным и желанным. Православному императору нужен был помощник и союзник в лице православного столичного епископа, к которому обращались епископы со всей империи по различным вопросам.

Этот абсолютно естественный рост авторитета епископской столичной кафедры неизбежно должен был быть отражен и закреплен в священных канонах, что и произошло с помощью 3-го правила II Вселенского собора и 9-го, 17-го и 28-го правил IV Вселенского собора.

 

1.7.1. Третье правило II Вселенского собора

Третьим правилом II Вселенского собора определяются канонические преимущества чести Константинопольского престола и их порядок: «Константинопольский епископ да имеет преимущество чести после римского епископа, потому город этот есть Новый Рим». Епископ Константинопольский получает, в принципе, бóльшие «преимущества чести», чем митрополит Гераклийский, который сохраняет высокое митрополичье достоинство. «Преимущества чести» Константинопольского епископа представляли собой логичную, правильную и необходимую реорганизацию административной структуры во внутреннем устройстве митрополичьей области Гераклеи. Но они остаются не простой честью, а сопровождаются соответствующей административной властью. Досифей Иерусалимский называет их «патриаршим достоинством». Он пишет: «Вследствие сего он начал усвоять себе и преимущества чести, и преимущества власти — власти такой же, какую имели прочие патриархи. От того святой Амвросий писал к Нектарию, предстоятелю Константинопольской Церкви, как говорит Созомен, чтобы он лишил Геронтия священного сана и не оставил бы без внимания и его обиды и церковнаго порядка.[42]

Св. Никодим Святогорец отмечает следующие характерные черты чести и власти, которыми наделило епископа Константинопольского 3-е правило II Вселенского собора: «Некоторые говорят, что настоящее правило предоставило епископу Константинопольскому только честь, но впоследствии настоятельная необходимость предоставила ему и власть рукополагать митрополитов в Асии, Понте и Фракии. С другой стороны, Халкидонский собор в послании к папе Льву говорит, что такая власть совершать рукоположения была у епископа Константинопольского по древнему обычаю, а 28-е правило того же IV Вселенского собора только утвердило её».[43] «Древний обычай», плод «настоятельной необходимости» возник  после вынужденных обращений епископов трех диоцезов к епископу Константинопольскому. Очень правильно святой Никодим сочетает два толкования («Некоторые говорят… С другой стороны, Халкидонский собор»). Если судить «по букве», то 3-е правило II Вселенского собора определяет только «преимущества чести» и «порядок чести». Однако «по духу» это правило подразумевает и соответствующую власть,[44] которая проистекает из преимущества чести и распространяется в рамках диоцеза Фракии (бывшего ранее под юрисдикцией Ираклеи). Власть совершать хиротонии митрополитов в диоцезах Асии и Понта (то есть за пределами диоцеза Фракии) — это [власть] «по древнему обычаю» (как говорят отцы Халкидонского собора Римскому епископу), приобретенная обычным правом за семьдесят лет до IV Вселенского собора (381-451) и утвержденная 28-м правилом IV Вселенского собора.[45]

 

1.7.2. Пределы чести и власти Рима

Образцом той чести и власти, которые были даны Константинопольскому епископу 3-м правилом II Вселенского собора, была честь и власть Римского епископа, по той причине, что Константинополь уже стал столицей государства и был почтён царской властью и синклитом. Римский епископ в ту пору имел надмитрополичью власть только в соседних с Римом митрополичьих областях (loca suburbicaria), но не в находившихся за пределами римских окрестностей диоцезах Карфагена, Медиолана и Галлии.[46] Третье правило II Вселенского собора, следуя этой модели, позаботилось не о том, чтобы дать Константинопольскому епископу надмитрополичью власть в диоцезах более обширного района, а о том, чтобы наделить Константинополь административной властью над епархиями диоцеза Фракии (прежде бывшими в юрисдикции Гераклеи).

Впрочем, 2-е правило того же собора существенно помогает в толковании 3-го правила II Вселенского собора, поскольку оно ограничивает власть архиепископов Александрии и Антиохии в рамках конкретных географических областей, как это было определено правилами I-го Вселенского собора, а также закрепляет и защищает права митрополитов диоцезов Асии и Понта посредством догмата «областные епископы да не простирают своея власти на Церкви за пределами своея области, и да не смешивают Церквей».[47] О характерном примере запрета на вмешательство в дела за пределами своего диоцеза упоминает 4-е правило II Вселенского собора, которое осуждает рукоположение Максима Киника на Константинопольский престол группой александрийских епископов во главе с Тимофеем Александрийским. А 6-е правило II Вселенского собора подобным же образом укрепило понятие «самоуправления» (αυτοδιοίκηση) или свободы от постороннего вмешательства для соборов церковных диоцезов, не подлежащих надмитрополичьей юрисдикции, поскольку «святой Собор постановляет, чтобы они [прим.: обвинители епископов в церковных преступлениях], сначала представляли донесения на обвиняемого ими епископа перед собором всех епископов той митрополичьей области. Если же собор митрополичьей области не может устранить причину обвинений, тогда обвинители должны перенести суд на бóльший собор, а именно собор епископов диоцеза, и дело пусть будет завершено» (толкование святого Никодима).[48]

 

1.7.3. Режим управления иноплеменными народами.

То же самое 2-е правило II Вселенского собора определило на первой стадии и режим управления иноплеменными народами (το καθεστώς της βαρβαρικῆς), то есть оно определило самостоятельную церковную власть (αυθεντία), которая должна была заниматься вопросами, относящимися к Церквам за пределами Римской империи. И это положение помогает понять степень привилегий, предоставляемых 3-м правилом II Вселенского собора. Вопросы, касающиеся церквей «на территории иноплеменных народов» должны, согласно правилу, решаться в соответствии с традицией, существовавшей до того времени, то есть при содействии епископов близлежащих областей. Так, например, в древние времена проблемы в Армении решались епископом Кесарийским или патриархом Антиохийским. Св. Никодим Святогорец пишет по этому поводу: «Находящиеся же в среде иноплеменных народов Церкви Божии, которые или не имеют достаточного количества епископов для того, чтобы состоялся Собор, или нуждаются в том, чтобы для утверждения христиан в вере туда отправился образованный епископ, должны быть управляемы по сохранявшемуся доныне обыкновению отцов. Это означает, что находящиеся по соседству, и притом достойнейшие, епископы должны посещать эти Церкви с целью восполнить недостающее число епископов для созыва местного Собора (κατά τόπον συνόδου), что, хотя и не соответствовало правилам, однако по необходимости позволено этим Собором».[49]

Понятие «управления иноплеменными народами» сегодня изменило содержание и относится к тому, что называется сегодня и представляет собой сложную проблему православной диаспоры.

 

1.7.4. 28-е правило IV Вселенского собора.

Принимая во внимание эти канонические установления («правила, сохраняющего прежние предписания об управлении») в соответствии со 2-м правилом II Вселенского собора, в «автокефальных» Церквах (не входящих в надмитрополичьи юрисдикции) управление и, прежде всего, право рукополагать имел собор митрополичьей области (митрополии или диоцеза) и его митрополит. «Без приглашения епископы да не вторгаются в диоцез для рукоположения или какого-либо другого дела церковного управления», указывает 2-е правило II Вселенского собора. Это означает, что любые действия Константинопольского епископа за пределами юрисдикции (за границами диоцеза Фракии) считались законными только в том случае, если его приглашали местные епископы, правящие в тех диоцезах. Непосредственную надмитрополичью юрисдикцию (власть), канонически утверждённую, над диоцезами Азии и Понта Константинопольский епископ приобретает посредством 17-го правила IV Вселенского собора.

Семнадцатое правило II Вселенского собора подтвердило равные «преимущества чести» у Константинополя и у Рима (имеется в виду патриаршая честь), поскольку и Константинополь был удостоен царской власти и синклита, а также распространило власть патриарха на диоцезы Понта, Асии и Фракии, которая заключалась в том, что он имел право рукополагать митрополитов этих диоцезов[50], а тем более — епископов «иноплеменных народов». Показательна фраза Собора: «Епископы Асийского диоцеза да начальствуют только в Асийском диоцезе; Понтийские — только в Понтийском, Фракийские — только во Фракийском». Эта фраза определяет объем власти Константинопольского престола в ту историческую эпоху, когда Восточный Иллирик ещё не стал провинцией Константинополя, а был лишь частью восточного государства.

Св. Никодим Святогорец подробно комментирует настоящее правило, поскольку оно имеет ключевое значение. Во-первых, он называет пять причин, по которым епископ Константинопольский должен быть наделён патриаршей властью, и приходит к такому выводу: «По всем этим причинам Собор настоящим правилом, возобновляя 3-е правило II Вселенского собора предоставил епископу Константинополя и привилегии чести, равные привилегиям чести Римского епископа, т. е. право поставлять митрополитов трёх вышеупомянутых диоцезов (поскольку они находятся в юрисдикции Константинополя)».[51] Затем св. Никодим характеризует папский (и любой другой, подобный ему) примат власти следующим образом: «Поэтому явно, что паписты лгут, говоря, что первенство епископа Рима и его преимущества чести, а также его великое значение в церковных делах свидетельствуют о его особом праве на власть во всей Церкви, т. е. о единодержавном и непогрешимом достоинстве [прим: примат власти и непогрешимость папы]. Ведь если бы эти привилегии имели такой смысл, то и епископ Константинопольский должен бы был обладать таким же достоинством, поскольку он, согласно правилам, имеет равную и неизменную честь, власть и величие с Римским епископом. Однако епископ Константинопольский по правилам никогда не получал такого достоинства, следовательно, не получал его и Римский епископ».[52]

 

1.7.5. Обвинения латинян против 28-го правила.

В связи с обвинениями латинян против 28-го правила IV Вселенского собора Досифей Иерусалимский делает меткие и достойные упоминания замечания относительно права на апелляцию и его масштабов.

Во-первых, Рим утверждал, что 28-е правило IV Вселенского собора противоречит 5-му правилу I-го Вселенского собора, потому что оно якобы даёт Константинополю право пересматривать дела митрополитов, которые были осуждены другими патриархами, и оправдывать их.

Святейший Досифей отвечает: «Настоящее правило не входит в противоречие с 5-м правилом I-го Вселенского собора, поскольку митрополитов, не подчиненных какому-либо патриарху, дозволено было рукополагать Константинопольскому патриарху. Таким образом, рукополагать митрополитов тех областей дозволено было по обычаю или другим четырем патриархам Пентархии, или таким правом был наделен патриарх Константинопольский, который мог рукополагать митрополитов областей, перечисленных в каноне. А поскольку в 6-м и 7-м правиле предоставляются I-м Вселенским собором привилегии епископу Римскому, Александрийскому, Антиохийскому и Иерусалимскому, то 28-е правило не противоречит 5-му правилу I-го Вселенского собора. Также не противоречит этому правилу и 4-е правило, наделяющее Константинопольского патриарха равными преимуществами».[53]

Из ответа Досифея становится ясно, что преимущества чести всех патриархов Пентархии равны, и епископы Рима и Константинополя не обладают исключительными преимуществами, как утверждают некоторые историки, в ущерб преимуществам чести патриарха Иерусалимского.[54]

Во-вторых, латиняне утверждали, что 28-е правило IV Вселенского собора не согласуется с 3-м правилом II Вселенского собора, поскольку последнее рассматривает Константинопольского епископа как второго, следующего за Римским епископом, в то время как 28-е правило наделяет их равными преимуществами.

Совершенно очевидно, что латиняне путают понятия «преимущества чести» и «порядок чести». Патриарх Досифей правильно отвечает на утверждение латинян следующим образом:

«Это правило согласуется с 3-м правилом II Вселенского собора, и во всем следует ему, поскольку и одно, и другое первым называет Римского епископа, а Константинопольского — вторым, но это касается только порядка их чествования. Обоих этих епископов ΙV Вселенский собор наделил равным достоинством (вернее, не наделил, а подтвердил решение II Вселенского собора, как написано и в послании сего собора к папе Льву). Относительно епископа Константинопольского и Римского, 28-е правило разъясняет, кому из них какое принадлежит преимущество. Оба эти престола обладают не епископским, а патриаршим достоинством, и нет иного достоинства в Церкви, которое превосходило бы его по статусу. Епископ Константинопольский получил от II Вселенского собора статус патриарха, который в равной степени вменяется всем пяти патриаршим престолам».[55]

Досифей имеет в виду, что преимущества чести патриархов не должны сравниваться друг с другом, чтобы определить, какой патриарх «выше», а какой «ниже», но преимущество чести каждого патриарха, как высшего звания в Церкви, сравнивается с находящимися ниже в церковной иерархии «подчинёнными патриарху» митрополитами. В этом же ключе он отмечает, что «все отцы исповедали [прим.: на IV Вселенском Соборе], что не под воздействием силы, но по своей воле они предоставили преимущества Константинопольскому патриарху».[56] «Преимущество чести» патриархов в режиме Пентархии означает право какого-либо патриарха рукополагать и судить подчиненных ему митрополитов, находящихся в его юрисдикции. Все пять патриархов Пентархии обладают таким правом в равной степени.

В-третьих, латиняне утверждали, что епископ Римский выше по статусу, чем Константинопольский; тот — выше Александрийского и т. д. Патриарх Досифей отвечает: «Константинопольского патриарха мы называем «бóльшим», чем Александрийский только по порядку чествования, так же, как и Александрийского «бóльшим», чем Антиохийский, Антиохийского «бóльшим», чем Иерусалимский, а Иерусалимского «бóльшим», чем Московский… Однако же все патриархи имеют одно и то же достоинство и власть; разница заключается только в порядке чествования, да и это установлено только ради благочиния церковного». И он ссылается на Вальсамона, который прибегал к следующим, весьма остроумным объяснениям: «Как у одного человека, имеющего одну главу, насчитывается пять чувств, и не различается, которое из них важнее, так и у христоименитого народа имеется пять Глав, равенство во всем имущих, и эти Главы расположенных по всей вселенной Святых Божиих Церквей, справедливо называются таковыми, не страдая от измышляемых человеками различений».[57]

И в-четвертых, латиняне утверждали, что 28-е правило подписало только двести из шестисот тридцати епископов Собора, в угоду епископу Константинопольскому Анатолию. Досифей отвечает, что «ни один из достойных доверия или древних историков об этом не вспоминал, и сие не было указано в протоколах Собора». Также он пишет, что «Собор не имел нужды угождать Анатолию, поскольку он был Вселенским и проходил под председательством Анатолия. Первое видно из того, что что Собор не принял его [Анатолия] предложение, ради которого собирался: чтобы Собор проходил в Константинополе и совершал суд для любого желающего, даже если таковой — из другой епархии. Однако Собор справедливо постановил, чтобы Константинопольский патриарх хиротонисал тех, кто не подчиняется никакому патриарху».[58] Из этого ответа можно сделать вывод, что, хотя святой Анатолий и предлагал рассматривать на местном Константинопольском соборе (ενδημούσα σύνοδος) дела из епархий, находящихся в других юрисдикциях, отцы Халкидонского собора отклонили это предложение и посредством 28-го правила дали ему право рукополагать митрополитов только для трёх диоцезов: Фракии, Асии и Понта, и пересматривать дела епископов только его юрисдикции.

Таким образом, из вышеизложенного становится ясно, что Константинопольский престол посредством 3-го правила II Вселенского собора получает патриаршее достоинство («преимущества чести») и занимает второе место по «порядку чествования» (по очереди) после епископа Рима среди великих церковных кафедр, обладающих преимуществами чести. Но вместе с тем, посредством 28-го правила Константинопольский престол получил канонически закреплённую патриаршую власть над тремя конкретными диоцезами: Фракии, Асии и Понта, и над территориями, заселенными «иноплеменными народами», которые были расположены по соседству с этими диоцезами (και επί τῆς «βαρβαρικῆς» των προεκτάσεως).

 

1.7.6.  Восточный Иллирик.

В период с 381 по 451 год епископ Константинопольский получает в силу «правового обычая» (εθιμικῷ δικαίῷ) привилегии административной власти в соседних диоцезах Асии и Понта и во всего Восточного Иллирика. Таким образом, архиепископы Константинопольские Геннадий, Аттик, Сиссиний, священный Златоуст и Прокл, которые пользовались более широкой, надмитрополичьей властью и таким образом создавали правовой прецедент или использовали уже существовавший правовой обычай, осуществляли вмешательство и исправляли правонарушения в этих областях, от Иллирика до Понта.

Тем не менее, реакция Рима, Александрии и некоторых митрополитов на расширенную, «надмитрополичью» деятельность Константинопольского предстоятеля, выходящую за пределы его непосредственной юрисдикции (υπερμητροπολιτική δραστηριότητα), показывает их вполне объяснимую чувствительность к действовавшим правилам I-го Вселенского собора и/или их ревностное стремление ограничить возросшее влияние епископа новой столицы, как это произошло на Соборе при Дубе с известными антиканоническими нарушениями. Речь идёт о переходном периоде, события которого при внимательном рассмотрении являют нашему вниманию «права церквей». В данном случае ограничивались права Рима, но не права Александрии.

Политические перемены 379 года в Восточном Иллирике были в любом случае неизбежны по причине готских набегов; точно так же были неизбежны и последовавшие за ними перемены в Церкви, хотя таковые не были окончательными вплоть до времени правления Исаврийской династии.

Можно сказать, что на основании Никейских правил действия Константинополя, выходящие за пределы его юрисдикции (ὐπερόριες ἐνέργειες), были явным вызовом для прав Римской Церкви. Поэтому, как замечает Досифей,[59] «при жизни Златоуста, с Арсакием и Аттиком, которые были рукоположены во архиепископов Константинопольских, а также с папой Иннокентием Антиохийским, ни митрополиты палестинские, ни митрополиты иллирийские не имели общения».

Однако вмешательство Константинополя в Восточный Иллирик (например, дело Перигена Коринфского) не происходило вопреки правилам. Правила Никейского собора, обновлённые путем принятия 2-го правила II Вселенского собора, определяют пределы диоцезов и епархий, входящих в надмитрополичью и митрополичью юрисдикцию. 3-е правило II Вселенского собора создает новые и необходимые права для Константинополя над митрополиями, не подчинёнными диоцезам, входящим в надмитрополичью юрисдикцию. Этот факт является полезным с точки зрения канонического права для интерпретации многих последующих церковных изменений, последовавших за политическими реформами. Трения в переходный период (379-451) были подобны схваткам при родах: их итогом стало восхождение Константинопольского престола на новое каноническое место, что произошло в результате Халкидонского собора.

Это не было упразднение правил Никейского собора, но их дополнение: сначала — 3-м правилом II Вселенского собора, а в дальнейшем — 28-м правилом IV Вселенского собора, как это видно из Послания святых отцов Константинопольского собора 381 года епископу Римскому Дамасу: «Что же касается до частных правил церковной жизни, то вы знаете — у нас в силе древний обычай, утвержденный постановлением святых никейских Отцов, чтобы для всякой епархии совершаемы были рукоположения епархиальными архиереями — либо одними, либо, когда они захотят и признают полезнейшим — вместе с предстоятелями епархий сопредельных. Согласно с этим, знайте, управляются у нас и прочие Церкви, и для Церквей знаменитейших избраны иереи».[60]

 

1.7.7. Каноническое значение 28-го правила.

Церковь не только защищает «права Церквей», но и формулирует новые, всякий раз, когда это необходимо ради «благостояния святых Божиих Церквей и соединения всех», а, следовательно, ради спасения человеков. Типичными примерами являются 3-е правило II Вселенского собора и 28-е правило IV Вселенского собора, по поводу которых неподобающим образом выразили свое неудовольствие Римский и Александрийский престолы. Имеется одна существенная причина, по которой отцы IV Вселенского собора «вышли за пределы» того канонического порядка, который установил I-й Вселенский Собор и сохранил II Вселенский собор, т. е. который оставил диоцезы Фракии, Асии и Понта за пределами надмитрополичьих юрисдикций (Рима, Александрии, Антиохии и Иерусалима).

Причиной, по которой Церковь «вышла за пределы» ранее установленного канонического порядка и создала новые права для трёх диоцезов, является стремление «избежать путаницы» (ἀσύγχυτον) при рукоположении их митрополитов.

Случилось так, что престолы Рима и Александрии вмешались в рукоположение митрополита Ефесского, и это было одним из событий, которые обнаружили непреложную необходимость в том, чтобы как он сам, так и митрополиты других великих престолов трёх диоцезов рукополагались одним и тем же патриаршим престолом.

Досифей пишет: «Соборы определили архиепископу Константинопольскому быть после епископа Римского не потому, что епископ Римский якобы имеет некое достоинство, превосходящее патриаршее и поставляющее архиепископа Константинопольского после него. Архиепископ Константинопольский является вторым, а епископ Римский — первым только по порядку [чествования], но по патриаршему достоинству оба они равны друг другу...

Не для того определил это Собор, как говорят некоторые, чтобы приписать или епископу Римскому какое-либо иное достоинство, кроме патриаршего, или архиепископу Константинопольскому иное первенство, нежели патриаршеское, или власть принимать апелляции от всей Церкви, или другую силу, но во избежание «путаницы», о которой действительно стало известно Собору, а среди прочего — о враждующих в митрополии Ефесской митрополитах Вассиане и Стефане, и о поддерживающих их царях, и обо всех патриархах…

А посему заметь сии два: во-первых, что целью Собора было избавить вышеупомянутые диоцезы от волнений, для чего нужно было, чтобы Константинопольский архиепископ рукополагал митрополитов для митрополии Ефесской, а, во-вторых, чтобы Константинопольский архиепископ был наделен такими же привилегиями, как и Римский епископ, будучи по порядку вторым. А в-третьих, хотя правило и не определило, но об этом говорилось в 6-м правиле I-го Вселенского Собора, что должен епископ Александрийский иметь власть над всем Египтом (что не было новшеством), потому что по обычаю епископ Римский имел власть над всеми Западными Церквами, и таким образом — на тех территориях, поскольку и Римский епископ, и Восточные Патриархи постепенно, в силу обычая, получили власть рукополагать митрополитов в ныне подвластным им областях.

Но это не касается других митрополитов, которые не были подчинены никакому патриарху; их рукополагали другие патриархи. По этой причине или во избежание путаницы, поскольку эти епархии находились около Константинополя, их ставленников многажды и в разное время рукополагали во митрополитов Константинопольские патриархи, и их в этих областях рукополагал Константинопольский, а не другие патриархи».[61]

Это совершенно ясное наблюдение Досифея полностью и точно отражает дух Собора, который выражается в соборном послании к папе Римскому Льву в следующих выражениях: «Ибо с давнего времени утвердился обычай, чтобы Святая Константинопольская Церковь Божия рукополагала митрополитов в диоцезах Асийском, Понтийском и Фракийском. И теперь утвердили мы соборным определением — не столько ради дарования Константинопольскому престолу каких-либо преимуществ, сколько ради установления благочиния в митрополиях, где из-за многократных поставлений многих митрополитов возникли нестроения, и бывшие в них клирики и миряне остались без водительства, и расстроен был порядок церковный — да ни от кого, кроме нас, не принимают освящение, конечно же, из-за ефесян, многократно нам досаждавших».[62]

«Порядок» Первого Вселенского собора не был нарушен 3-м правилом II Вселенского собора и 28-м правилом IV Вселенского собора: «Халкидонский собор вышеуказанное [6-е] правило Первого Вселенского собора не утверждал и не признавал недействительным, но зачитал правило II Вселенского собора и подтвердил его решением своим»,[63] т. е. создал подлинное право, которым достиг благостояния и благочиния Божиих Церквей.

 

1.7.8.  Обвинения антихалкидонцев против 3-го правила II Вселенского собора и 28-го правила

IV-го Вселенского собора.

Было бы не важно упоминать о таковых, если бы из их толкования не возник тезис, что в случае вопросов, по которым возникают споры между Поместными Церквами, истинное суждение имеет вся Церковь, и оно должно быть принято Церквами. В противном случае, упорство какой-либо Церкви и её нежелание поступиться своими позициями, несмотря на соборное решение, порождает расколы.

Поэтому весьма впечатляет заявление митрополита-антихалкидонца Павла Григория (Paulos Gregorios), ведущего богослова Малабарской монофизитской церкви Индии, касательно вопроса канонических прав Константинопольской Церкви. Это заявление содержится в статье,[64] которая была написана в 1981 году по случаю празднования Православной Церковью 1600-летнего юбилея II Вселенского собора и была повторно опубликована в интернете 25 мая 2017 года. Данное заявление оспаривает действительность 3-го правила II Вселенского собора. Там говорится следующее: «Самое спорное решение [прим.: Константинопольского собора, II Вселенского] содержится в правиле, которое сформулировано кратко, но обладает величайшей важностью, а также представляет собой большую проблему на вселенском уровне[65]: «Константинопольский епископ да имеет первенство чести после Римского епископа, потому что город этот есть Новый Рим». В свете вселенских отношений это 3-е правило является спорным по многим причинам: 1. Совершенно ясно, что это правило имело своей целью установить некую вертикаль, где епископы Александрийский и Антиохийский пользовались бы меньшим влиянием — те, которые по протоколу занимали второе и третье место в Церкви [прим.: по нашим диптихам]. Возвышение Константинопольского епископа над Александрийским и Антиохийским представляло собой нарушение протокола [прим.: см. выше, диптихи] Никейского собора, и ещё не было принято [прим.: статья написана в 1981 г.] Восточными Православными Церквами (Oriental Orthodox Churches)».[66] К этому заявлению Павла Григория добавилось и ещё одно, также принадлежащее богослову-антихалкидонцу, митрополиту сиро-яковитов Мор Поликарпу Айдыну (Mor Polycarpus Aydin), который писал: «Для Сирийской Православной Церкви приемлемы 27 правил Халкидонского собора».[67]

Это заявление, очевидно, означает, что не только латиняне (современные римо-католики) не принимают 28-е правило IV Вселенского собора, что является общеизвестным, но оно так же неприемлемо и для сиро-яковитов.

 

1.7.9. Ответы на обвинения антихалкидонцев и латинян.

Досифей Иерусалимский выдвинул сильные контраргументы против обвинений монофизитов и латинян. Мы приведем некоторые из них, чтобы показать, что Вселенская Церковь (ἠ καθ’ὃλου Εκκλησία) имеет свои причины распоряжаться каноническими «правами Церквей», с чем, как весьма показательно отмечает Досифей, не согласились только еретики и латиняне. Он пишет:

«На сие возражают ученые римляне и говорят, между прочим, что Римская Церковь принимает то единственное правило сего собора [Второго Вселенского], которое касается веры, т. е. первое, а прочих не принимает. Во-вторых, будто бы настоящее правило изложено так, что при этом принижалась честь Тимофея Александрийского, и поскольку оно было произнесено в его отсутствие, это — то же самое, как если бы оно было подложным. Ясным доказательством этому служит то, что если бы это правило было издано в присутствии Тимофея, то он бы не промолчал и не принял бы его. В-третьих... в-четвертых... в-пятых, будто бы оно противоречит вышеуказанному правилу, а именно второму, поелику сие дает власть собору митрополичьей области, а то — преимущества Константинопольскому епископу. Вот их возражения.

Отвечаем на первое, что Вселенская Церковь ни прежде не смотрела, ни теперь не смотрит на Римскую, ни на какую-либо другую частную Церковь,[68] а на все вместе и на Собор Вселенский, оттого Римская Церковь всякий раз когда покушалась на какие-либо слова или поступки не позволительные (а это бывало часто), была и обличаема, и осуждаема…

На второе — когда епископы египетские рукоположили Циника Максима во епископа Константинопольского, тогда Собор, по многим правам, как о том говорено будет, сперва отвергнул слишком поспешный поступок александрийцев, а потом совершенно ясно изложил правило, ибо, как говорит Феодорит, хотя египетские епископы и спорили с прочими отцами касательно Великаго Григория, но и после сего спора Тимофей со всею скромностию согласился и присоединил свой голос к общему суду всех отцев, да и никогда ни один патриарх не противоречил ни одному Вселенскому собору (исключая еретиков, а также надменных и завистливых латинян). А затем Собор в присутствии египтян произнёс низложение и отлучение на Максима, и в их же присутствии изложил сие правило. […]

В ответ на пятое возражение отвечаем, что сие правило совсем не противоречит предшествующему, ибо отцы не дали Константинопольскому епископу власть над епархиями, а преимущества чести, и только; а после уже различные церковные нужды принудили предоставить ему и рукоположения тех или иных митрополитов».[69]

Насколько нам известно, вопрос оспаривания 3-го правила II Вселенского собора антихалкидонцами официально не обсуждался в ходе дискуссий во время богословского диалога между православными и антихалкидонцами (1964-1971 гг. и 1985-1993 гг.). Конечно же, эта проблема непременно должна быть решена, если антихалкидонцы отвергнут принцип, на котором основано монофизитство севирианской традиции и примут канонические решения Вселенских соборов против лидеров монофизитского раскола, а затем объединятся с Православной Церковью.

 

1.8. В каком смысле говорится об обращении к Константинопольскому престолу с целью обжалования судебного решения (9 и 17 правила IV Вселенского собора).

Обращение епископов и клириков в церковные суды и, конечно же, в обращение с целью обжалования судебного решения — это вопрос, о котором говорится во многих священных канонах, прямо или косвенно. В частности, о праве на обращение с апелляцией к Константинопольскому престолу говорят 9 и 17 правила IV Вселенского собора, которые устанавливают границы судебной юрисдикции Константинопольского престола.

Как свидетельствовал св. Никодим Святогорец, толкование этих правил вызвало много шума в середине и конце византийского периода из-за неверной интерпретации и ошибочных утверждений со стороны латинян и латиномудрствующих.[70]

Поскольку этот «шум» не прекратился и в более поздней богословской литературе,[71] имеется насущная необходимость в том, чтобы прояснить смысл обращения с целью обжалования судебного решения, о котором идет речь в вышеупомянутых двух правилах. Напряжение, которое возникло между двумя партиями академических богословов, поддерживающих или отрицающих право Константинопольского престола принимать апелляции за пределами его патриаршей области, может быть ослаблено во имя единомыслия и единства. В этой связи мы отметим следующие факты, из которых становится ясно, что вышеуказанные каноны не дают права подавать и принимать надграничные апелляции (δικαίωμα ἀσκήσεως καί ἀποδοχής ὑπερορίου ἐκκλήτου προσφυγῆς).

 

1.8.1. 9-е правило IV Вселенского собора.

Девятое правило IV Вселенского собора[72] под угрозой канонических прещений повелевает, чтобы клирики избегали обращения в светские суды, но сперва выносили свои дела на рассмотрение в суд церковный. Процедура рассмотрения дела может проходить следующим образом:

1) судебные дела между клириками должны рассматриваться сначала их епископом или избранными по общему согласию судьями из той же области;

2) споры между клириком и епископом должны рассматриваться на соборе митрополичьей области, и

3) судебные дела между клириком или епископом и их митрополитом должны рассматриваться экзархом диоцеза или престолом царствующего града Константинополя.

Это правило регулирует структуру проведения суда, в рамках которой должны действовать клирики, епископы и митрополиты тех областей, которые 28-м правилом IV Вселенского собора были включены в юрисдикцию Константинопольского престола. Фактически, 9-м правилом IV Вселенского собора Константинопольский престол окончательно наделяется каноническим правом, равным с другими, более древними престолами, принимать апелляции у клириков, епископов и митрополитов в его новой большой юрисдикции, судить их и пересматривать их дела без права дальнейшего обжалования его приговора.

Византийские канонисты Зонара и Вальсамон дают толкование в соответствии с буквой этого канона,[73] в то время как Аристин[74] и Матфей Властарь толкуют его иначе. Дословная формулировка правила не позволяет сделать вывод о даровании права на апелляцию, но поскольку эти толкователи[75] интерпретируют настоящее правило в диахроническом аспекте, им удается вывести из него концепцию апелляции. Эта свобода толкования является совершенно правильной, потому что в священных канонах (12-м и 32-м Апостольских правилах, 36-м и 134-м правилах Карфагенского собора и т. д.), а также в действующих государственных законах, которые согласуются с канонами, закрепляется апелляционное обращение клириков и епископов к митрополиту диоцеза (или в дальнейшем — к своему патриарху, если таковой стал в какой-то момент высшей церковной властью для них).[76] Невозможно, чтобы лишились права на апелляцию те, кто на основании настоящего 9-го правила предстанет перед судом Константинопольского престола как перед верховным судом своей церковной юрисдикции.

Между тем, из 9-го правила IV Вселенского собора и его дальнейшего неверного истолкования латиняне и некоторые наши православные, по различным мотивам, сделали вывод о том, что Римский или Константинопольский престол имеют право принимать надграничные апелляции, выходящие за пределы их юрисдикции.

Во-первых, это правило было ложно истолковано латинянами, которые считали, что оно относилось к обращению с апелляцией к Римскому престолу («экзарху диоцеза») или, по снисхождению, к Константинопольскому престолу. Святой Никодим знает о ложном понимании и злонамеренном использовании этого правила латинянами и поэтому отмечает, что «подчиняющиеся Константинопольскому престолу клирики и митрополиты пусть судятся или перед экзархом того диоцеза, в котором они находятся, или перед Константинопольским предстоятелем, как перед своим патриархом. Не сказано: «Клирик, у которого есть разногласия с митрополитом чужого диоцеза, или митрополит, у которого есть разногласия с митрополитом любого диоцеза и области, пусть судится перед Константинопольским патриархом. Но не сказано и так: «Пусть прежде всего обращается к экзарху диоцеза [прим.: епископу Рима], а не к Константинопольскому предстоятелю», как искаженно и неверно толкует это правило папа Николай, на что мы указали выше; но куда обратиться — это оставляется на усмотрение сторон, собирающихся судиться. Все равно: или к экзарху диоцеза, или к Константинопольскому предстоятелю, и нет разницы, перед кем судиться — перед одним ли или перед другим».[77]

При таком толковании св. Никодим Святогорец отрицает возможность обращения с апелляцией епископа из другой церковной юрисдикции к Константинопольскому престолу и, конечно же, требование латинян, чтобы высшей апелляционной инстанцией для всех был Римский престол. Латиняне хотели, чтобы это правило закрепило всемирное первенство Рима и его «право» принимать апелляции от всех Поместных Церквей.

Во-вторых, и сами православные неверно истолковали это правило и стремились с его помощью подчеркнуть позицию Константинополя в противодействии неверному толкованию роли Римского престола. Таким образом, обе стороны неверно истолковали концепцию обращения к «экзарху диоцеза» или к патриарху. Св. Никодим Святогорец подчеркивает: «Однако все вышеупомянутые заблуждаются и далеки от истины». Прежде всего, он исключает как ошибочное «преувеличение» точку зрения как наших, восточных христиан, так и папистов, о том, что это правило дает Риму или Константинополю право принимать апелляции от Вселенской Церкви. Он пишет: «Как пчелы вокруг мёда, так разнообразные мнения роятся вокруг этой части настоящего правила. К примеру, у нас, выступая против папской власти и желая почтить Константинопольского предстоятеля, дошли до чрезмерностей. Так, Макарий Анкирский под «экзархами диоцеза» понимает прочих патриархов, а окончательную апелляцию относит к Константинопольскому предстоятелю и утверждает, что тот — первый и верховный судья над всеми патриархами… Паписты же, в свою очередь, желая утвердить единовластие папы, следуют за нашими богословами и соглашаются признать Константинопольского предстоятеля первым судьёй над всеми. Их цель — показать, что если Константинопольский предстоятель есть судья над всеми, то, поскольку, по правилам, первый — Римский папа, а не Константинопольский предстоятель, следовательно, папа — последний судья вообще над всеми патриархами, и над самим Константинопольским, и к нему восходит апелляция четырех вселенских патриархов…

Однако все вышеупомянутые заблуждаются и далеки от истины. То, что Константинопольский предстоятель не имеет права действовать в диоцезах и областях других патриархов и что это правило не дало ему права принимать апелляции по всем делам во Вселенской Церкви, становится ясно из следующего (апелляцией же называется перенос судебного разбирательства из какого-либо суда в другой, больший суд, согласно 9-й книге, 1-му титулу в «Василиках»).

Во-первых, в 4-м деянии этого Халкидонского собора Анатолий Константинопольский получил порицание и от сановников, и от всего Собора за то, что действовал за пределами своей области и, забрав Тир у его епископа, Фотия, передал Евстафию Беритскому, низложив и отлучив Фотия. Несмотря на то, что Анатолий приводил много отговорок, всё, совершенное им там, было отменено Собором, Фотий был оправдан и получил обратно Тирские епископские области.[78] Потому и Исаак Ефесский говорил Михаилу, первому из Палеологов, что власть Константинопольского предстоятеля не распространяется на патриархии Востока. […]

Во-вторых, гражданские и императорские законы не определяют, что только осуждение и решение одного Константинопольского патриарха не подлежит апелляции, но говорят неопределённо — «каждого патриарха» или во множественном числе — «патриархов»... Итак, если по законам императоров, которые согласуются со священными правилами, решения всех патриархов не подлежат апелляции, т. е. не выносятся на суд другого патриарха, — то как их может пересматривать Константинопольский предстоятель? [...]

В-третьих, если мы согласимся с вышеупомянутыми папистами в том, что Константинопольский предстоятель судит патриархов и пересматривает их решения, то, поскольку правило не делает исключения для какого-либо патриарха, он же, следовательно, будет судить Римского папу и пересматривать его решения и, таким образом, Константинопольский Патриарх будет и первым, и последним, и общим судьей всех патриархов и самого Папы. Следовательно, той же самой хитростью, которой паписты стремятся обосновать единодержавное достоинство Римского папы они разрушают и низвергают это достоинство. [...]

В-четвертых, [...] и в-пятых, если Константинопольский патриарх получил такое преимущество, то почему патриархи Константинополя, когда им нередко случалось разойтись во мнениях с папами, говорили не о том, что они имеют такое преимущество, но только о равных привилегиях? Или почему никакой другой христианин при подобных разногласиях между ними никогда не сказал, что Константинопольский предстоятель больше Римского?».[79] Досифей Иерусалимский, комментируя дело епископов Тирского Фотия и Беритского Евстафия, пишет: «Итак, напрасно распространяется ими молва, что Константинопольский предстоятель получил от Халкидонского собора право принимать апелляции во Вселенской Церкви, поскольку эту молву совершенно понятно и ясно опроверг и отверг тот самый Собор, состоявшийся в Халкидоне».[80]

 

1.8.2. Смысл выражения «экзарх диоцеза» (экзарх великой области).

Если правильно толковать понятие «экзарх диоцеза», то тогда будет правильно истолковано и 9-е правило IV Вселенского собора. В эпоху митрополичьей системы «диоцез», согласно гражданскому разделению провинций Римского государства, включал в себя множество митрополичьих областей и представлял собой структурную единицу более высокого порядка. Такими «диоцезами», упомянутыми в священных канонах, были Фракийский, Асийский и Понтийский (2-е правило II Вселенского собора и 28-е правило IV Вселенского собора). Эти диоцезы упоминаются также и 9-м правиле IV Вселенского собора, когда оно предусматривает возможность обращения с апелляцией для клириков или их епископов к экзарху диоцеза или к Константинопольскому престолу. Св. Никодим Святогорец, поясняя 9-е правило IV Вселенского собора, рассматривает толкования византийских канонистов об «экзархе диоцеза» и отмечает, что «экзарх диоцеза» — это не Римский епископ, как хотелось бы латинянам, и не каждый митрополит, как объясняет Зонара,[81] и не каждый патриарх, как желает Аристин,[82] но это митрополит, имеющий в подчинении других митрополитов диоцеза.[83] Дословно он пишет следующее: «Итак, экзарх диоцеза — это митрополит диоцеза, имеющий некое преимущество перед другими митрополитами того же диоцеза».[84]

Из-за комментария Матфея Властаря («Престол Константинополя, украшенный царскою властию, провозглашен первым соборными определениями; им последуя, божественные законы повелевают возникающие в других престолах сомнения представлять на его расследование и суд») ставится под сомнение достоверность толкования, данного св. Никодимом Святогорцем по этому вопросу.[85] Однако же, следует отметить, что в «Пидалионе» св. Никодим Святогорец изложил результат своих исследований и сравнения интерпретаций византийских канонистов. Ему также было известно толкование Властаря. Но в качестве правильного толкования он выбирает то, которое следует из священных канонов, а не из гражданских законов, которые не были включены в «Василики». В юридических сборниках содержались и юридические постановления, которые не соответствовали духу священных канонов. Классическим примером был пресловутый «Константинов дар», не являющийся подлинным, который Матфей Властарь включил в «Алфавитную синтагму» (Σύνταγμα κατὰ στοιχεῖον)[86] и прокомментировал Вальсамон. Для установления достоверности толкований св. Никодима также важно сказать, что «Пидалион» был полностью проверен и одобрен на соборе при патриархе Неофите VII; он неоднократно переиздавался, поскольку играл ключевую роль во многих церковных перипетиях, и за все это время толкование этих важнейших правил, приведенное в «Пидалионе», не было оспорено, поэтому нет необходимости подвергать сомнению пояснения св. Никодима.

Тот подход, который использует для толкования рассматриваемого нами вопроса профессор Власий Фидас, имеет существенное значение и в данном случае подчеркивает правильное толкование термина «экзарх»: «В 9-м и 28-м правилах IV Вселенского собора под термином «экзарх» надлежит понимать не епископов первых престолов всех диоцезов Востока, но только епископов первых престолов неких конкретных диоцезов, если они «по обычаю» получили от престола Нового Рима исключительную власть в вопросе хиротоний: речь идет о престолах Ефеса, Кесарии и Гераклеи».[87]

К этому экзарху диоцеза или, в качестве альтернативы, престолу Константинополя обращается с апелляцией епископ или клирик, которые просят разрешить их спор с митрополитом области, и это дело получает окончательное решение в пределах патриаршей юрисдикции: «Поэтому-то и Зонара говорит, что Константинопольский патриарх поставляется судьёй не над всеми без исключения митрополитами, а только над подчинёнными ему (в толковании 17-го правила IV Вселенского собора). И в толковании на 5-е правило Сардикийского собора он говорит: «Константинопольский предстоятель рассматривает апелляции только подчинённых Константинопольскому предстоятелю, как и Римский папа рассматривает лишь апелляции подчиняющихся Римскому папе». Таким образом, после обширной и убедительной аргументации, святой Никодим делает вывод: «Константинопольский предстоятель есть первый, единственный и последний судья над подчиненными ему митрополитами — но не над теми, которые подчиняются остальным патриархам. Ибо, как мы и сказали, последний и всеобщий судья всех патриархов — это Вселенский собор, и никто другой».[88]

 

1.8.3. 17-е правило IV Вселенского собора и апелляция в пределах своей церковной области.

Дух 9-го правила IV Вселенского собора также пронизывает и 17-е правило этого же собора:[89] окончательная судебная инстанция для рассмотрения судебных дел клириков и епископов должна находиться в пределах юрисдикции той Поместной Церкви, к которой они принадлежат.

17-е правило непосредственно связано с правами Церквей. Согласно принципу «сохранения прав Церквей» канонист и толкователь Зонара начинает толкование этого правила со следующих весьма характерных слов: «Нарушать чужие права, обижать соседей [прим.: находящихся поблизости, имеющих общую границу] и похищать не принадлежащее себе — воспрещено всем вообще, а гораздо более епископам».[90]

Сельские и деревенские поселения (приходы), согласно 17-му правилу, должны неизменно принадлежать той епископии, в которую они вошли без применения насилия или неправды, и в особенности если прошло уже тридцать лет с момента их подчинения этой епископии. Если же у какого-то епископа есть возражения, и он считает, что приход подчиняется этой конкретной епископии несправедливо, то это дело должно быть вынесено на собор митрополичьей области. Если же епископ снова сочтет, что митрополит, председательствовавший на соборе, принял несправедливое решение, то правило позволяет просить, чтобы это дело пересмотрел экзарх диоцеза или Константинопольский престол.

Из настоящего 17-го правила IV Вселенского собора следует, что такое обращение к экзарху диоцеза или Константинопольскому престолу имеет характер «обращения с апелляцией», поскольку собор митрополичьей области не решил вопрос по поводу оспариваемого сельского или деревенского прихода. В этом 17-е правило отличается от 9-го правила IV Вселенского собора. Кроме того, также ясно, что по 17-му правилу Константинопольский предстоятель, рассматривая дело после апелляции, не действует за пределами юрисдикции, но выполняет свои внутренние обязанности (ἐνόριο καθήκον). Поэтому Зонара спешит отметить: «Но не над всеми без исключения митрополитами Константинопольский патриарх поставляется судьею, а только над подчиненными ему. Ибо он не может привлечь к своему суду митрополитов Сирии, или Палестины и Финикии, или Египта против их воли; но митрополиты Сирии подлежат суду Антиохийского патриарха, палестинские — суду патриарха Иерусалимского, а египетские должны судиться у патриарха Александрийского, от которых они принимают и рукоположение и которым именно и подчинены».[91]

Мнение о том, что толкование Зонары запрещает, чтобы Константинопольский предстоятель выносил решения по делам других юрисдикций против воли их митрополитов (посредством вторжения), но не исключает вынесение им решений за пределами своей юрисдикции там, где митрополиты с этим согласны, не является убедительным.[92] Ведь обращения с апелляцией митрополита чужой (патриаршей) юрисдикции к константинопольскому предстоятелю нарушили бы правила Карфагенского собора (признанного Пято-Шестым собором), и патриарх Поместной Церкви, к которой относится клирик, подающий апелляцию, имел бы каноническое право прибегнуть к этим правилам и лишить такого клирика возможности восстановления в сане, как поступил Аврелий Карфагенский по отношению к «отстоящим» от них судам Рима.

Резюмируя вышеизложенное о 9-м и 17-м правилах IV Вселенского собора, следует отметить, что, по 9-му правилу IV Вселенского собора, обращение к Константинопольскому престолу не может подаваться клириками из другой юрисдикции, а по 17-му правилу, обращение с ходатайством о пересмотре дела, безусловно, является апелляцией, но пересмотр дела представляет собой «внутреннюю» обязанность Константинопольского патриарха, а не действие за пределами его юрисдикции.

 

1.8.4. Правила 25, 36 и 38 Пято-Шестого собора: окончательное оформление режима Пентархии.

Правила 25 и 38 Пято-Шестого собора перекликаются с 17-м правилом IV Вселенского собора и показывают, насколько важно нерушимо хранить «права Церквей». И так же, как и вышеперечисленные правила, они препятствуют захвату приходов соседними епископами или митрополитами, поскольку сельские и деревенские поселения (приходы) должны принадлежать той епископии, к которой они были причисляемы в течение 30 лет без применения насилия или несправедливости.

Концепцию соблюдения прав Церквей подкрепляет и упоминание о церковном статусе городов, которые строятся или восстанавливаются царями, и которым царскими грамотами присваивается честь именоваться митрополиями (17-е правило IV Вселенского собора и 38-е правило Пято-Шестого собора). Зонара и Аристин безоговорочно объясняют, что настоящие церковные права (то есть честь и власть рукополагать и судить) должны быть предоставлены епископу города, который был почтен царскими грамотами.[93] Вальсамон смягчает толкование Зонары, поскольку упоминает соборное решение, принятое при императоре Алексии Комнине, где идет речь о том, что права епископу нового или восстановленного города будут предоставляться императором по рекомендации Константинопольского патриарха, который должен будет растолковать императору повеления священных канонов. Это соборное решение было принято после протеста епископов по поводу передачи митрополичьей власти епископу нового (основанного впервые или восстановленного императором) города в нарушение 12-го правила IV Вселенского собора.

Св. Никодим Святогорец в подкрепление позиции Вальсамона отмечает в толковании 17-го правила IV Вселенского собора следующее: «Этот Собор разрешил императору выносить постановления относительно приходов только тех городов, которые построены им самим, а не вообще всех, как заключает Вальсамон. Ибо, по 12-му правилу настоящего Собора [прим. IV Вселенского], города, почтенные царскими грамотами именем митрополий, — и сами, и их епископы — получают только честь, а права и привилегии сохраняются неизменно за митрополией, которая поистине [имеется в виду «согласно священным канонам»] существовала ранее».[94] Общий смысл всех толкований канонов состоит в том, что должны сохраняться «права Церквей» во имя порядка и мира в Церкви.

Очевидно, что посредством 28-го правила IV Вселенского собора были заложены основы системы Пентархии в структуре и управлении Поместных Церквей. Административные, церковные (осуществление хиротоний) и судебные привилегии, которые 3-е правило II Вселенского собора и 9, 17 и 28 правила IV Вселенского собора дают Константинопольскому престолу по отношению к «подчиненным ему» митрополитам, также являются привилегией патриарших престолов Рима, Александрии, Антиохии и Иерусалима, которые, как бы там ни было, имели патриаршее достоинство прежде Константинопольского. Преимущество Константинопольского престола перед остальными заключается в том, что на протяжении всей многолетней истории Римской империи, в первые века христианства и после Османской империи, это был престол царствующего града, и управление всеми великими делами происходило именно там, в столице империи. Показательно и то, что султан требовал, чтобы обо всех церковных делах восточных патриархатов докладывали во Вселенский Патриархат, и это было вполне понятное требование.

Рим в конце V века был захвачен готами и потерял статус царствующего града, который не вернулся к нему даже тогда, когда Италия была освобождена Юстинианом и стала неотъемлемой частью Римской империи. С середины VII века три престола Востока подпали под власть арабов (позже османов), и вплоть до XIX века они обладали меньшей «политической силой», чем Константинопольский престол. Однако значение Пентархии для Церкви осталось неизменным благодаря силе священных канонов, которые устанавливают Пентархию и гарантируют её соблюдение.

Патриарх Досифей Иерусалимский отмечает, что престолы не теряют своего положения, закрепленного канонами, даже в силу исторических обстоятельств, умаляющих их роль: «Патриархи равны друг другу... даже если подлежащее им [прим.: паства, территория, власть] в чем-то и уменьшается, и ни один из них ни в чем не больше другого, даже если тот не находится в первопрестольном граде, поскольку сие определено соборными правилами».[95]

Действительно, посредством 36-го правила Пято-Шестого собора[96] подтверждаются «преимущества чести» и порядок «равных преимуществ чести» патриарших кафедр Рима, Константинополя, Александрии, Антиохии и Иерусалима, как было определено 6-м и 7-м правилами I-го Вселенского собора, 3-м правилом II Вселенского собора и 28-м правилом IV Вселенского собора. То есть пять патриарших престолов равночестны (имеют «равные преимущества чести») и различаются «только по порядку нумерации и перечисления» (κατά μόνην τήν τάξην τῆς προαριθμήσεως καί ὐπαριθμήσεως), как отмечает святой Никодим в своем толковании к настоящему правилу.[97] Римский престол входил в этот список до тех пор, пока он по причине ереси не отпал от общения с Единой Святой Соборной и Апостольской Церковью и первенство среди Православных Поместных Церквей не перешло к Константинопольскому престолу. Западные поместные церкви постепенно, начиная с V века и далее, поглощаются Римской Церковью и утрачивают свою административную и духовную автономию. Вся Европа становится единой поместной Церковью, «Патриархатом Запада».

Исключением является Восточный Иллирик (и земли на севере Дуная, заселённые «иноплеменными народами»), который был причиной напряженных отношений между Православной Церковью и Римом в связи с притязаниями Рима — в различные исторические периоды, вплоть до наших дней. Первой причиной возникновения притязаний у Римского престола было, конечно же, насильственное присоединение Восточного Иллирика к восточной части империи при императоре Грациане в 379 году. Второй причиной стало закрепление за Константинопольским престолом «равных преимуществ чести» с таковыми Рима, а третья и самая важная причина возникла в связи с 3-м правилом II Вселенского собора.

Период между 4-м (451) и 5-м (553) Вселенским Собором был чрезвычайно неспокойным. Множество церковных конфронтаций показало, с одной стороны, старание Церкви сохранить «канонические права», которые Она даровала пяти теперь уже «поместным» Церквам Пентархии, а с другой стороны — стремление Римского и Александрийского престолов приобрести антиканонические привилегии.

Св. Никодим Святогорец рассказывает, как порой нарушались «права» Константинопольского престола и как был восстановлен канонический порядок Пентархии: «Привилегии Константинополя — повод для зависти, и в силу этого их многие то и дело упраздняли. Но они соответствуют правилам — и в силу этого их многие то и дело восстанавливали. Так, например, Диоскор поставил Константинопольского предстоятеля пятым и нарушил 2-е правило III Вселенского собора, но это правило восстановил II Вселенский собор. А когда узурпатор Василиск отменил эти привилегии своим хрисовулом (хотя сам же и восстановил их своими окружными посланиями), их возобновил Юстиниан. После этого, когда тиран Фока отдал первенство Римскому престолу (хотя Ираклий это отменил), настоящий Трулльский собор, имевший достоинство Вселенского, возобновил привилегии Константинопольского престола».[98]

Фактом является то, что институт Пентархии, который появился благодаря Халкидонскому собору, через некоторое время после него был окончательно закреплен, потому что этого требовали нужды Церкви. Его функцией было регулирование «прав Церквей» в эпоху сильных волнений, вызванных монофизитской ересью, а затем — гегемонией папы Римского.

 

Глава 2.

«ПЕРВЕНСТВО» И «ПРАВО НА АПЕЛЛЯЦИЮ» НА ПРАКТИКЕ.

ИСТОРИЧЕСКИЕ НАРУШЕНИЯ ПРАВ ЦЕРКВЕЙ И ИХ УВРАЧЕВАНИЕ.

 

2.1. От послеапостольского периода до периода Пентархии.

Борьба древних Церквей за сохранение административной самостоятельности, которая была закреплена за ними апостольским Преданием, была многосторонней. Классическим является упоминаемое выше решение Карфагенской Церкви не принимать экзархов («клириков-следователей») от Римской Церкви в Северной Африке, чтобы пересматривать дела клириков Карфагенской Церкви, таких как Апиарий из Сиккского епископата.

 

2.1.1. Уважение к решениям церкви Синопа (ересиарх Маркион).

Произошедший гораздо ранее случай с ересиархом Маркионом демонстрирует, насколько важно с точки зрения экклезиологии уважать «права Церквей». Среди этих «прав» есть и то, когда решения одной Церкви принимаются остальными, например, рукоположение или (о чем чаще всего идет речь) осуждение клирика. Это древнее церковное установление отражается в 12-м Апостольском правиле, налагающем отлучение на клирика, которому случится принять в литургическое общение какого-то мирянина или священнослужителя, отлученных архиереем своей Поместной Церкви (таковой является «неприемлемым» — по-гречески άδεκτος).[99] По словам св. Епифания Кипрского,[100] Маркион был сыном епископа Синопского, он дал Богу обеты и сохранял девство, но «растлил» одну посвященную Богу девицу, и поэтому был отлучен от Церкви своим отцом, епископом. «Неприемлемый» отправился в Рим с просьбой принять его в церковное общение, но римские клирики отказались принять его, уважая церковное решение отлучившего его епископа. Они сказали ему: «Мы не можем соделать того без позволения твоего честнаго отца, ибо едина вера, едино согласие, и мы не можем противиться доброму нашему сослужителю, твоему отцу». Этот случай произошел после упокоения епископа Римского Игина, примерно через девять лет после мученической смерти св. апостолов Петра и Павла. После этого Маркион, исполненный гневом и великою гордостию, создал гностическую ересь маркионизма.

Этот случай позднее был использован высокомерными поборниками папского первенства в качестве предлога, чтобы заявить, что Маркион прибыл в Рим, зная, что Римский предстоятель имеет «власть вообще над всею Церковью». Но свт. Досифей Иерусалимский, опираясь на приведенное выше свидетельство св. Епифания, заграждает их уста и, пользуясь случаем, комментирует высокомерное поведение пап Адриана и Иоанна (IX век) по отношению к Константинопольской Церкви, делая следующее заключение: «Значит согрешил Адриан, епископ Римский, говоря в своем послании к Василию Македонянину, что Римская кафедра может врачевать раны Константинопольской Церкви, ибо не может сего делать без общества, т. е. Вселенского собора. А когда один станет врачевать, то ничего не сделает, только единую веру разделит и согласие Церкви нарушит. Худо сказал и папа Иоанн в послании к императорам Льву и Александру, что престол Петров имеет власть, по справедливом суде, разрушать связанное архиереями, что бы там ни было. Это противоречит многим правилам, как сказано было и будет, и преданию церковному, и рассуждению, и решению апостольских старцев при настоящем случае. [...] Кроме того, он не может разрешать вопреки церковным правилам. Ибо святый папа Мартин так пишет Пандолеонтию: «Мы не можем нарушить церковнаго правила, будучи защитниками или строителями и стражами, а не нарушителями правил».[101]

 

2.1.2. Церковь Галлии осуждает папу Римского (святой Ириней Лионский).

Во II-м веке св. Ириней, епископ Лионский, сохранял административную независимость в отношении епископа Рима, что позволяло ему с братской откровенностью критиковать отлучение от Церкви Поликрата Смирнского, совершенное епископом Римским Виктором из-за разногласий в вопросе празднования Пасхи. Досифей Иерусалимский пишет: «Епископ Лионский Ириней со своею братиею увещевают преемника Петрова и непогрешительного папу, который величает себя «единовластителем», чтобы он не был так безстыден и дерзок, и чтобы он не грешил, считая неправославием различие в дне празднования Пасхи и отлучая Церкви от общения».[102]

Поступок Виктора был злоупотреблением, с которым другие епископы не согласились, как пишет Досифей: «Но не все епископы одобрили сие. Напротив, они убеждали его хранить мир с ближними, любовь и единение. Остаются еще и доселе некоторые из сих посланий, в которых они довольно строго обличают Виктора».[103]

 

2.1.3. Александрия нарушает права Константинополя на Соборе при Дубе (святой Иоанн Златоуст).

Низложение св. Иоанна Златоуста на Соборе при Дубе было типичным примером нарушения прав Константинопольской Церкви. Первым зачинщиком несправедливости и инициатором низложения, противного церковным канонам, был Феофил Александрийский. Собор при Дубе по своему составу был антиканоническим: суд вершили епископы другой Поместной Церкви (Александрийской), которые вместе с враждебными Златоусту епископами из Константинополя и других близлежащих митрополичьих областей[104] приняли решение низложить Златоуста. Остальные Поместные Церкви либо отсутствовали, либо не возражали. Один престол действовал в одностороннем порядке и несправедливо. Правила Никейского собора были нарушены, поскольку административная автономия, утвержденная в Поместных Церквах по 6-му и 7-му правилам, распространялась не только над митрополичьими областями Рима, Александрии, Антиохии и Иерусалима, предстоятели которых имели власть и за пределами своей области (надмитрополичьи права), но и над иными митрополичьими областями: «В равной степени ... и в других митрополичьих областях сохранять привилегии Церквей». Феофил должен был созвать всех предстоятелей Поместных Церквей. Кроме того, 2-е правило (381 год) определяло: «Епископы, управляющие диоцезами, да не простирают своей власти на Церкви за границами своего округа и да не смешивают Церквей» и «без приглашения епископы да не вторгаются в диоцез для рукоположения или какого-либо другого дела церковного управления».

Хотя этот Собор (381 года) еще не был признан вселенским, когда Феофил выступал на Соборе при Дубе, это все равно был собор, который выражал точку зрения всего Востока и который уже осудил действия александрийцев за пределами их области (ὑπερόριες ἐνέργειες) в рамках 4-го правила о кинике Максиме.

Одностороннее действие Феофила представляло собой «вмешательство» во внутренние дела Константинопольской Церкви. Политическая власть (царица Евдокия) поддерживала и еще более усугубляла предпринимаемое преступление против Церкви. Смиренный Иоанн Златоуст согласился присутствовать и защищаться на Соборе при Дубе, но он требовал канонического состава суда и соблюдения процессуальных норм. Он не был согласен с тем, что в качестве судей выступали его враги и что не было зачитано обвинение.[105]

Впоследствии, когда шестьдесят епископов Константинопольской патриаршей области аннулировали решения Собора при Дубе и дали Златоусту право на совершение священнодействий и рукоположений,[106] его враги не перестали строить козни. Они снова созвали собор и снова, ссылаясь на правила ариан, подобных тем, которые ранее низложили святого Афанасия,[107] подтвердили решение Собора при Дубе. Но, вслед за святым Никодимом Святогорцем,[108] мы должны отметить, что Златоуст был первоиерархом Поместной Церкви, которая на своем соборе аннулировала решение Собора при Дубе и оправдала его, а, следовательно, любое дальнейшее развитие этого дела должно было получить продолжение на Вселенском соборе, как очень правильно и в соответствии с канонами писал Иннокентий, папа Римский: «Но что мы можем поделать сейчас против них по этому делу? Необходимо решение Собора, о чем мы и раньше говорили на общем собрании, ибо один лишь Собор способен справиться с такими опасными волнениями [...], а посему и мы много думаем над тем, каким способом собрать Вселенский собор, чтобы, по воле Божией, прекратить эти опасные движения.[109]

 

2.1.4. Элементы церковного высокомерия. Решение — Вселенский собор.

Феофил Александрийский вел себя высокомерно и действовал в одностороннем порядке, как позднее папы Римские, которые вторгались в другие церковные области, ссылаясь на якобы апостольские установления и апостольские правила. Досифей Иерусалимский исследует образ мышления пап (в данном случае рассматривается поведение Феофила Александрийского) на основании 34 и 35 Апостольских правил и пишет, что Апостольские правила «уничтожают всякую единоначальственную власть. Ибо правило 34 прямо говорит, что между епископами всякого народа есть первый епископ, а сим показывает, что нет епископа, который был бы главою всех народов, но имеется много народов и много епископов–глав. И оно не говорит, что между сими главами есть какая-нибудь одна глава бóльшая. А тридцать пятое правило говорит, чтобы никакой епископ не совершал рукоположений в городах ему не подчиненных. Правило сие не исключает ни одного епископа, но равно всем епископам возбраняет».[110]

Также требование папы Римского, чтобы он был верховным судьей дел со всех Поместных Церквей, и чтобы его решение не оспаривалось — это элементы папского первенства, которые были определены Церквами как нарушение их канонических прав. В раннехристианскую эпоху вопрос о перекрещивании приходящих в Церковь из различных еретических сообществ серьезно занимал Поместные Церкви. При этом, Рим был категорически против перекрещивания, в то время как для Церквей Азии и Карфагена это было общим правилом. Дионисий Александрийский согласился с Римом в том, чтобы не перекрещивать возвращающихся еретиков, но он не согласился с тем, что папа Римский Стефан отлучил от общения епископов Асийских Фирмилиана и Гелена за перекрещивание, поскольку такое отлучение от общения вносило раскол в Церковь. Вот почему Дионисий писал по этому вопросу некоему Филимону, пресвитеру в Риме: «Я узнал еще и то, что не сейчас только ввели сие [прим.: перекрещивание] епископы африканские, но гораздо раньше, при епископах, бывших до нас, во многолюднейших Церквах и на соборах братий в Иконии. И соборам сие угодно было очень многим, коих мнения я не могу опровергать, чтобы не возбудить в них раздора и споров».[111]

Объясняя тот дух, которым были проникнуты слова Дионисия, Досифей Иерусалимский отмечает: «Киприан Карфагенский и бывшие с ним утверждают перекрещивание, и Стефан не судья им, но советник. А когда хочет быть судиею, то подвергается презрению, поелику Фирмилиан и Гелен получили сие от своих предшественников… И Стефана не слушаются, потому что не признают его высшим себя или судиею, или непогрешительным, или имеющим над ними какую-нибудь власть. Не надобно порицать сегодня эту практику [перекрещивания], потому что она применяется многими и пришла от Отцев. Порицание влечет за собой хулу на столь многия Церкви, а за хулою на сии отлучаемыя Церкви, которые презирают [папские] повеления, последует раскол ... Если же нужно исправить сие, то это — дело многих епископов и даже Вселенского собора. Если Папа захочет вершить суд сам, то можно ему возразить, ссылаясь на божественные слова святейшего Августина. Посему Дионисий и на словах, и в своих посланиях противоречил повелениям Папы, поелику не признавал его всеобщим властелином и судьею Вселенской Церкви».[112]

Приверженцы папского единовластного первенства использовали в качестве аргумента и послание св. Афанасия Великого, в котором он якобы утверждал, что Римский папа является гарантом Православной веры. Тем не менее, множество упоминаний св. Афанасия Великого о епископах в тот неспокойный период, на который пришлось его изгнание в Тревире (Франция), показывают, что соответствие взглядов св. Афанасия Православной вере было установлено не папой Римским, а епископами Кафолической Церкви, как пишет Досифей Иерусалимский, анализируя события того времени: «А то, что св. Афанасий Великий правильно исповедовал святую Православную веру, было доказано не свидетельством одной Римской Церкви, или другой какой Поместной Церкви, или Папы, но свидетельством вообще всех Церквей.[113] Почему же епископ Римский есть по преимуществу учитель Церкви? Как он может быть главою всех Церквей, имущим единоначальственную власть? Разве он один — непогрешительный истолкователь Писания? Разве он самовластитель в Церкви?».[114]

 

2.1.5. Соборы может созывать только Рим?

Еще одним аспектом папского первенства, на котором настаивают почитатели Папы, было якобы исключительное право Рима на созыв соборов. Случай с Антиохийским собором против Павла Самосатского (265-270 гг.) приводится Досифеем Иерусалимским как один из многих примеров, показывающих, что собор в Церкви созывается и без одобрения папы Римского. Патриарх Досифей пишет: «1) Собор созван был без спроса и приказания Папы; 2) сколь многие отцы подвизались, трудились столько лет, путешествовали, тратили свое имение, заботясь о благочестии, более чем Папа? 3) они низложили Антиохийского епископа и рукоположили другого без воли Папы; 4) вынесли определение и судили о вере православно без «боговдохновенного суда Папы»; 5) не просили у Папы утверждения своих деяний; 6) Фирмилиана, которого римляне называли «неправославным», который сам по себе и вместе с другими противоречил Церкви Римской и которого папа Стефан отлучал от общения церковнаго — сего Фирмилиана Собор весьма много хвалит и ублажает, и прославляет его как ревнителя веры и православного».[115]

В связи с созывом Поместных соборов в Анкире, Неокесарии и Лаодикии в первые годы правления Константина Великого, замечания Досифея Иерусалимского важны и в отношении мнимого утверждения о том, что якобы только епископ Римский имеет право созывать соборы Церкви. Он пишет: «Итак, ложь то, будто только папа Римский созывает или утверждает соборы; хула то, что соборы, созванные не по приказанию Папы или не утвержденные его судом, не суть соборы. Правило 40 Лаодикийского собора самым ясным образом опровергает такое ложное папское достоинство, ибо оно гласит: епископы, призываемые на собор, не должны быть нерадивы, но должны идти и учить, или учиться [истинной вере] ради благоустроения Церкви и т.д.; если же таковой будет нерадив, то сам себя обвинит. Заметь, правило сие не исключает ни одного епископа, но простирается на всех, между которыми находится и Римский папа».[116]

Таким же характерным примером из церковной истории Досифей иллюстрирует равночестность Поместных Церквей как единственную экклесиологически правильную связь между ними (в противоположность папоцентрической).

Пример относительно того, кто в Церкви созывает соборы: некоторые сторонники папского первенства говорили, что, поскольку Феофил, епископ Кесарии Палестинской (II век), созвал собор на тему празднования Пасхи по приказанию Виктора, папы Римского, это доказывает, что «папа Виктор, епископ города Рима, простирал свое властительское преимущество и на Феофила, епископа Кесарии Палестинския, дабы и ту страну, в которой имел пребывание Господь Спаситель во плоти, научить, каким образом правильно должна быть празднуема Пасха всеми Церквами».[117] То есть они утверждали, что епископ Римский имел право регулировать то, что будут делать Церкви Палестины!

Однако же не такой была историческая реальность. Это подтверждается многочисленными историческими фактами, а также логическими и экклесиологическими аргументами. Из них мы отмечаем следующее: согласно историку Евсевию Кесарийскому, на Востоке и на Западе проводилось много соборов: «Епископы по этому поводу созывали соборы и совещания. […] Послание палестинских епископов, собравшихся тогда под председательством Феофила, епископа Кесарийского, и Наркисса Иерусалимского, имеется доныне. Есть также об этом спорном вопросе и послание от собравшихся в Риме, из коего видно, что тамошним епископом был тогда Виктор; послание понтийских епископов, собравшихся под председательством Пальмы, как старейшего; послание галльских епископов (епископом в Галлии был тогда Ириней); а также епископа Осроены и тамошних городов. Особо следует назвать Послания Вакхила, епископа Коринфского, и многих других».[118]

Все эти Церкви имели на тот момент сознание, подобающее автокефальной церкви, то есть свободу выражать свои взгляды соборно и представлять их на большем соборе. Ни в одну из этих Церквей не направлялось письмо с приказом из Рима о созыве собора. И в заключение по этому поводу Досифей Иерусалимский делает вывод: «Таким же образом все остальные соборы всех епископов без повеления и письма Виктора собрались; так был собран собор и в Кесарии Феофилом. И все это совершенно очевидно разрушает мнимый принцип монархического достоинства [Папы]».[119] То есть, возможность собирать поместные соборы и принимать решения по важным церковным вопросам не зависела от одной церковной кафедры, якобы играющей руководящую или координирующую роль.

 

2.1.6. Руководящий центр в Церкви.

Концепция руководящего центра была решительно поддержана сторонниками папского первенства; при этом они опирались на комментарий историка Сократа, который гласил: «Церковный Канон указывает, что не следует управлять Церковью вопреки мнению Римского епископа».

Но в ответ на это утверждение, после многочисленных контраргументов, Досифей приводит в качестве опровержения VII Вселенский собор, согласно которому роль координатора, необходимую для созыва соборов, выполняет не какая-либо одна кафедра, а все предстоятели Церквей, пришедшие к соглашению: «Седьмой Вселенский собор, который гораздо достовернее, чем свидетельства последователей Сократа, говорит, что без патриархов не бывает собора, а слова «против мнения Римского епископа не должно предписывать правил (κανονίζειν) Церкви» значат то же, что и слова: «без патриархов не бывает собора». Итак, из сего письма Юлия яснейшим образом открывается не монархическое, а аристократическое достоинство, и не власть одного престола над всей вообще Церковью, но равночестность и равносильное пастырство, снисхождение и сочувствие, и братское расположение и согласие».[120]

 

2.1.7. Римский престол объединяет Церкви?

В сознании папистов руководящий церковный центр также имел свойство быть центром единства в Церкви, так что без него не могла существовать Единая Святая Соборная и Апостольская Церковь. Гуманист позднего палеологовского периода Георгий Трапезундский (1395–1472/3), который приветствовал переход на латинский язык и исполнял обязанности секретаря папской курии,[121] писал, что «все Церкви пребывают в лоне Римской [прим.: т. е. объединяются и приобретают единство посредством Римской Церкви[122]], а она пребывает в лоне Папы». Такой папоцентристский аргумент является явным нечестием, пишет многоучёный Досифей, основывая свое суждение на следующем отрывке из св. Епифания Кипрского: «Поэтому нет ни одной ереси, и нет такой Церкви, которая была бы провозглашена во имя апостолов. Мы никогда не слышали о Церквах Петра, Павла, или Варфоломея, или Фаддея, но всегда сначала была проповедь всех апостолов, где они проповедовали не самих себя, а Христа Иисуса Господа; посему и имя Церкви Христовой, взявшей начало в Антиохии, все они провозгласили, не назвав её в честь себя, а в честь Господа своего Иисуса Христа: сия есть одна и единственная Кафолическая Церковь».[123]

Далее он приходит к такому выводу: «Ибо вот Епифаний говорит, что апостолы не признавали другого имени для соединения Церквей, кроме имени Господня, потому что един Господь, едина вера, едино крещение и одна Вселенская Церковь, соединяемая Христом, Которого одного имеет Главою. А те, которые считают Петра и Павла соединением, называются петрианами и папистами, почему и находятся вне Вселенской Церкви».[124] И также отсылает к высказыванию святого Епифания: «Ибо Церковь родилась от одной веры, была создана Духом Святым»,[125] и комментирует дополнительно: «Не говорит «Едина», потому что соединена Петром или Папою, но потому, что соединена одною верою».[126]

 

2.1.8. Право на апелляцию за пределами юрисдикции противоречит 5-му правилу I-го Вселенского собора.

Как уже было сказано, папоцентрический способ мышления заключался и в стремлении римских епископов принимать апелляции из митрополичьих областей за пределами своей юрисдикции и пересматривать решения других Церквей, нарушая таким образом права этих Церквей. Между тем, 5-е правило I-го Вселенского собора (Никейского) относительно «удаленных от общения церковного» совершенно ясно говорило о том, «чтобы отлученные одними, не принимались в общение другими».[127] Св. Досифей Иерусалимский критикует этот аспект папского первенства на основании письма Александра Александрийского к Александру Константинопольскому об осужденных арианах, где встречается такая фраза: «Из таковых (сторонников ариан), преданных анафеме братией (прим.: Никейским собором) никто не будет принят нами».[128]

И далее пишет: «Папа Римский, принимая и прощая преданных анафеме другими Церквами, впадает в беззаконие и подлежит отлучению от общения». А затем он делает заключение по поводу крайнего высокомерия [папистов], о котором писал св. Василий Великий: «Следовательно, из всего сего явствует, что папа Римский… обличается митрополитом малой Каппадокийской области в общении с еретиками, в утверждении ереси, в желании властвовать над братиями против учения апостола Павла, и в старании получить более высокое «достоинство» в неподчиняющихся его власти Церквах. Это мнимое достоинство происходит от гордости, которая делает его врагом Богу».[129] А далее Досифей толкует письмо к западным епископам от Мелетия, Евсевия и Василия, отмечая следующее:

«В письме Василия к западным надобно заметить, что восточные пишут: «Боголюбезнейшим и святейшим братиям в Италии, Франции и прочим». Встречалось ли там обращение, подобное обращению Игнатия Константинопольскаго к Римскому папе: «Владыке нашему, святейшему и блаженнейшему предстоятелю и Патриарху всех престолов, преемнику Первоверховнаго Апостола и вселенскому папе Николаю»? Где такое обращение от Михаила Палеолога к Папе? Конечно, оно позднейшаго происхождения, и при Василии не приходило ни одному христианину в голову диавольская идея о единоначалии папы».[130]

 

2.2. Нарушения равночестности престолов Пентархии.

Будет полезным далее привести некоторые примеры нарушений канонических «прав Церквей» Пентархии, чтобы сделать необходимые выводы относительно способа их уврачевания.

 

2.2.1. Права Константинополя нарушаются на Разбойничьем соборе (при Диоскоре Александрийском).

Первым случаем, имевшим место в промежутке между периодом митрополичьего-надмитрополичьего правления и периодом патриаршества, является антиканоническое деяние Диоскора Александрийского (см. выше), состоявшее в том, чтобы поставить архиепископа Константинопольского Флавиана пятым среди епископов-предстоятелей Поместных Церквей на Разбойничьем соборе. Антиканоничность этого деяния заключалась в нарушении 3-го правила Константинопольского собора 381 года, который отдал предстоятелю Константинополя второе место в порядке преимуществ чести после Рима. На том же соборе Диоскор даровал «патриаршее» достоинство Ефесской митрополии.

 

2.2.2. Второе нарушение со стороны Тимофея Элура.

Еще одной серьезной попыткой совершить переворот в каноническом порядке Церкви, установленном 28-м правилом, стали действия Тимофея Элура в 475 году, когда он снова присвоил Ефесскому престолу «патриаршее» достоинство энцикликой императора Василиска, которую под давлением подписали 500 епископов.[131]

Помимо догматического аспекта проблемы, касающегося поддержки монофизитства и анафематствования Халкидонского Собора, канонической ошибкой этого собора стало присвоение патриаршего достоинства церковной кафедре Ефеса. Патриаршее достоинство в этом случае не означает патриаршие права в том виде, как они понимаются 28-м правилом вплоть до сегодняшнего дня, а скорее означает церковную независимость Ефесской митрополии, возможность «не подчиняться никакому патриарху», как это было раньше, до принятия 28-го правила IV Вселенского собора. На самом деле, Тимофей Элур не признал два вышеупомянутых правила, которые касались Константинопольского престола. Однако на соборе, состоявшемся при Элуре в Ефесе, не был представлен Римский престол. Следовательно, не было всеобщего согласия Поместных Церквей о признании патриаршего достоинства за митрополичьей кафедрой Константинопольского Патриархата теперь уже во время действия 28-го правила IV Вселенского собора. И самое главное — нарушение касалось правила Вселенского Собора (IV), выражавшего согласие всей Церкви.

 

2.2.3. Третье нарушение (Акакианский раскол). Решение проблемы на вселенском уровне.

В одностороннем порядке, без согласия Вселенской Церкви, действовал позже епископ Римский Феликс против епископа Константинопольского Акакия и епископа Александрийского Петра (Монга), когда на Востоке была введена политика, следовавшая указу об объединении, изданному императором Зеноном под названием «Генотикон» (Ἑνωτικόν). Принятие «Генотикона», несомненно, означало отход от Святого IV Вселенского Халкидонского собора и его христологического учения. Римская Церковь не согласилась с таким отходом и противостояла ему различными способами. А поскольку способ реакции Рима был антиканоническим, это вызвало раскол между Римом и Константинополем. «Но папа Римский Феликс не написал Акакию мирно и не послушал его в том, чтобы по древнему обычаю написать православнейшему Иерусалимскому патриарху [прим.: Анастасию] и некоторым другим знаменитейшим архиереям и преподобным, каковы были Петр Дамасский, Епифаний Тирский, епископы второй Сирии и многие епископы Эллады и Фракии, но, поступая против правил, он один восстал против Акакия, осуждая его самолично, как бы по собственной власти. Но Акакий, не уважая прещений Феликса, пренебрегает его определениями, преследует людей его без всякаго дела и, наконец, исключает его из диптихов».[132]

Раскол длился почти тридцать лет. Все наладилось, когда папой Римским был Гормизд, а патриархом Константинопольским — Епифаний. Вопреки тактике Римской кафедры, которая действовала «по своему произволу» (ἐξ ὶδίας αὐθεντίας), патриарх Константинопольский Иоанн Каппадокийский, а после его успения — Епифаний и другие Восточные епископы действовали по канонам, соборно, и единство Церквей восстановилось превосходным образом: «Он [Иоанн Константинопольский], видя, что управление Церковью не единовластное, а общее и братское, пишет Иоанну Иерусалимскому, чтобы тот подтвердил происходящее, и Епифанию Тирскому, дабы все определенное стало постоянным, как происходящее из общего мнения. Епископ Иерусалимский ответил ему со своим собором». Требование папы Римского Гормизда признать авторитет Римской кафедры, выраженное через его посланников,[133] не перевесило авторитет собора, потому что «когда послы папские прибыли в Константинополь и присутствовали на соборе, были сделаны определения против власти Апостольского престола. Так, например, что сделали папы против Акакия, — о том умолчано; что сделали они против Евфимия и Македония, то отринуто как недоказанное; низложенные были оправданы соборами, вписаны в диптихи; мощи их были возвращены и они были сопричтены к ликам избранных святых».[134]

 

2.2.4. Вожди монофизитов позднего периода.

Более чем очевидно, что ревнители папского первенства осуществляли грубое вмешательство в ход церковной истории. Искажая акты местного собора (σύνοδος ἐνδημοῦσα) при папе Римском Агапите и других местных соборов, имевших место позднее, при патриархе Константинопольском Мине, против еретиков Анфима, Севира, Петра Апамейского и Зооры, они продвигали концепцию самостоятельной судебной власти (αὐθεντία) Римского престола. Тем не менее, сохранившиеся документы свидетельствуют о том, что самостоятельной судебной властью были наделены только соборы. Поясняя слова патриарха Константинопольского Мины, Досифей приходит к выводу, что: «Папа в одиночку был неспособен окончательно осудить нечестивцев, но непременно требовалось для сего и общее согласие Церквей и, по крайней мере, первых, а именно патриархов, поелику прочия относятся к ним».[135]

Самостоятельная судебная власть не могла принадлежать и лично патриарху Мине, потому что: «Мина представил собору причины, по которым Анфим достоин был низложения, и требовал мнения собора, и собор через Ипатия Ефесского отвечал, что надобно низложить Анфима и не давать ему звания «Вселенского». Мина последовал мнению собора, потому что собор выше патриарха».[136]

К единству Церквей стремились святые отцы, которые соборно осудили ересь монофизитов в лице Анфима, Севира, Петра Апамейского и Зооры, а также — к примирению и объединению окружавшего и поддерживавшего их благочестивого народа. Патриарх Константинопольский Иоанн (Каппадокийский), осудив на местном соборе 518 года еретиков в присутствии наместников папы Гормизда, а также клириков и жителей Константинополя, направляет соборное послание патриарху Иоанну Иерусалимскому с просьбой подтвердить решения собора, то есть принять и признать их, «поскольку многие из православных обращали свои взоры к соединению Церквей, а особенно — Кафолических престолов. На Константинопольском соборе были послы папы Римского Гормизда, из чего видно было согласие епископа Римского и Константинопольского; патриарх Иоанн (Каппадокийский) хотел, чтобы и согласие Иерусалима с Римом и Константинополем было видно по той же причине».[137] И, конечно же, имеет непосредственную связь с объединением Церквей ответ Иоанну Константинопольскому в послании Епифания, епископа Тира, области, находящейся в юрисдикции Антиохийского патриарха, сохранившей верность Халкидонскому собору во времена ересиарха Севира. Весьма показательна просьба Епифания, епископа Тирского, возвратить в Антиохию святые мощи изгнанного Флавиана Антиохийского, как были возвращены святые мощи Евфимия и Македония в Константинополь, так как это показывает единство, которого желает православный народ во всех Поместных Церквах.

Концепция монархии (единоначалия) папы Римского совершенно явно низлагается и самим решением (ψῆφος) архиепископа Константинопольского Мины, где говорится об одинаковом презрении к еретикам со стороны всех патриарших престолов: «Сии (еретики) презираемы наследием Святейшей Церкви римских апостолов, принявшей против них решение (при папе Гормизде), с которою мыслят одинаково, без каких-либо отличий и патриархи на престоле царственного града Константинополя (очевидно, Иоанн и Епифаний), и весь их святой собор, и апостольское наследие Самого Господа и Спасителя всех на Святой Земле (т. е. патриарх Иерусалимский Иоанн); а помимо перечисленных выше — весь Восточный диоцез, принявший против них решение [прим.: на местном соборе при архиепископе Мине]».[138]

Более того, на основании эдикта Юстиниана далее делается вывод, что патриаршие престолы должны решать и рассматривать вопросы, представляющие общий интерес для Церкви, не сами по себе, но все вместе на соборах, и, конечно, с согласия своей церковной паствы. Император писал: «Мы видели и изгнание Анфима с престола сего царственного града Агапитом, блаженным и приснопамятным предстоятелем святейшей Церкви Старшего Рима, поскольку Анфим захватил этот нисколько не причитающийся ему престол вопреки всем честным канонам. Общий приговор был вынесен сначала сим святой памяти мужем (Агапитом), а затем уже — и на состоявшемся здесь священном соборе, где был осужден и низложен тот, кто отошел от правых догматов веры».[139]

Досифей Иерусалимский поясняет: «Во-первых, заметь, что не один епископ Римский, но решение патриарших и архиерейских престолов осуждали еретиков; во-вторых, заметь, что первыми он назвал архиерейские, а вторыми — патриаршие,[140] свидетельствуя, что все патриаршие престолы равночестно и равносильно должны на общих соборах, самостоятельно рассуждая, совершать все суды, от первого до верховного, внутри своих Церквей, а посему заблуждаются паписты, называя первым судиею Константинопольского предстоятеля, а верховным — Римского».[141] Они делают это под тем предлогом, что Петр Иерусалимский во время поместного Собора в Иерусалиме якобы «не принял решения Агапита и Мины сразу. Между тем, он сперва тщательно исследовал их деяния, и уже после этого рассудил, а затем сформулировал и изложил решение на Соборе. На самом же деле это способствует установлению равенства, согласия, единодушия и взаимного расположения в Церкви, а всякую излишнюю власть, или личное превосходство, или самовластие и особое величие, и единоначалие изгоняет прочь».[142]

 

2.2.5. Тиран Фока нарушает права Константинополя.

Как отмечает св. Никодим Святогорец, тиран Фока (преемник императора Маврикия) попрал канонический порядок Пентархии, который требует равных преимуществ чести для всех патриархов и простого председательства (по порядку чести) для епископа Римского, и наделил епископа Римского исключительными привилегиями, дарующими ему превосходство чести и власти. Но Ираклий устранил это нарушение и возвратил в Церковь канонический порядок преимуществ чести. «Итак Фока, обличаемый после коронования Константинопольским Кириаком в том, что он беззаконно поступил с Маврикием,[143] и защищаемый Римом,[144] унижал преимущества Константинопольского престола, и, напротив, в высшей степени беззаконно защищал превосходство папы Римскаго, ибо отвергал утвержденное правилами превосходство первопрестольной Церкви и признавал первенство новое и чуждое, т. е. тираническое. Посему латиняне с удовольствием говорят, что папство утверждено Фокою, который Римского папу называет «главою и начальником всех Церквей», за что и ублажаем от блаженнейших пап».[145]

 

2.2.6. Папа Николай I. Папа Адриан II. Собор при св. Фотии.

Но самым серьезным случаем продвижения папской гегемонии (предводительства над всей Церковью) был случай с папой Николаем I, современником св. Фотия Великого. Константинопольская Церковь сопротивлялась гегемонии папы, чтобы защитить свои канонические права. Некоторые моменты с наглядностью показывают её сопротивление, основанное на священных канонах. Политический произвол вызвал внутри Константинопольской Церкви раскол между двумя церковными партиями: фотианской и игнатианской.

Эта история кратко описана следующим образом: «По смерти святейшаго Мефодия, в 847 году, на Константинопольский престол был канонически возведен святой Игнатий. В сие время кесарь Варда, дядя по матери царствовавшему тогда Михаилу, бывший со своею женою в разводе, был подозреваем в прелюбодейной связи со своею невесткою и не внимал обличениям Игнатия. Однажды, когда Варда хотел в день Богоявления приобщиться Святых Таин, Игнатий привселюдно не допустил его к Чаше. Варда же, питая злобу на Игнатия за то, что он не хотел исполнить его прошения — не обличать его, оклеветал Игнатия перед царем в злоумышлении против царской его особы, так что царь в 855 году низринул Игнатия с престола, а вместо него, воспользовавшись своей властью и прибегнув к насилию, возвел на Константинопольский престол Фотия, который был секретарем императорской канцелярии (протасикритом) — ученейшего мужа того времени, как свидетельствует о нем Лев Грамматик. Игнатия же заключил в гробнице Копронима и морил голодом, а оттуда сослали его на остров Теревинф. Здесь требовали от него оправдания, но когда Игнатий не дал онаго, то сослан был в Митилену. Между тем, Фотий писал, как обыкновенно водилось, к патриархам и к папе о своем возведении на патриарший престол».[146]

Сама причина раскола заключается в несправедливом низвержении Игнатия, как далее рассказывает Досифей: «Поелику же в то время находились в Константинополе наместники папы Римскаго, кои посланы были против иконоборцев, приближенные Варды склонили и их на свою сторону, и в 861 году они собрали собор в Святой Софии, называемый Пятым (sic) и Вторым [прим.: имеется в виду Первый и Второй, т. е. Двукратный собор 861 года], на котором присутствовали 318 отцов, и, вызвавши из Митилены Игнатия, они принародно низложили его... Этот ложный приговор, вынесенный против Игнатия, стал причиной осуждения и самого Фотия за то, чего он не только не делал, но даже и не помышлял».[147]

Папа Николай, имевший и другие причины выступить против Фотия и вынашивавший амбициозные планы по экспансии Римской Церкви на Востоке (главным образом, для подчинения Болгарии), получил, таким образом, повод вмешаться во внутренние дела Константинопольской Церкви посредством соборного решения, которым он не только не признал низвержение Игнатия, но еще и низверг патриарха Фотия: «Он созывает свой собор в Риме, то есть западных епископов, и низлагает Фотия, среди прочего, за то, что: 1) Фотий якобы из мирянина соделался патриархом, и при том ещё при жизни Игнатия, которого «низложил несправедливо»; 2) он был рукоположен Григорием Сиракузским, который сам прежде сего был уже низложен Львом и Венедиктом, Римскими епископами, и Игнатием Константинопольским. Кроме сих причин, главным образом за то, что он не уступил Болгарию Римскому папе. И сие низложение папа посылает в Константинополь, присовокупив к нему низложение тех, которые были рукоположены Фотием.

Но константинопольцы почли несправедливым по отношению к ним низложение Константинопольского патриарха папою Римским без Вселенского собора, и потому присланное от него низложение отвергли, принесших же оное прогнали. Царь Михаил пишет к Николаю, и, обличая его, делает ему строгий выговор за его жестокость и любостяжание. […] Несмотря на все это, Николай нимало не устыдился и приложил к сему еще одну великую дерзость: он писал и требовал от царя прислать в Рим и Фотия, и Игнатия, чтобы он рассудил их […]. Оскорбленный сим Фотий пишет окружные послания к Восточным патриархам и требует, чтобы они прислали своих наместников против Римского папы. Св. Фотий пишет, что посланные от сего Папы вторично мазали миром болгар и учили их держать пост по субботам, а, напротив, в понедельник и вторник первой седмицы Великого поста разрешили им вкушать молоко и сыр; принуждали священников их к оставаться безбрачными и проповедовали об исхождении Святаго Духа и от Сына. Впрочем, не успели еще прибыть патриаршеские наместники для созыва Вселенского собора, как Фотий, вынужденный насилием Римского папы, созвал собор и, представив пред всеми вышеуказанные и другие преступления Римского папы Николая, низложил его, а решение о низложении отправил в Рим. Николай же созвал собор в Риме и во второй раз низложил Фотия».[148]

За этими взаимными низложениями последовали следующие события: был убит Варда, убит Михаил, на императорский трон взошел Василий Македонянин. Фотий обличает Василия за убийство императора Михаила и отказывается преподать ему Божественное Причастие. Василий приходит в ярость и созывает поместный собор, который низлагает Фотия. На патриарший престол вновь восходит Игнатий. Римский папа Николай умирает, и на его кафедру избирается Адриан II. Император приглашает наместников Римского папы Адриана и Восточных Патриархов, и созывается так называемый Собор против Фотия 869 года, на котором Фотий был предан анафеме. В то же самое время император Василий не вполне единодушен с Римом: он возмущается грубым поведением римлян и их притязаниями на Болгарию. Умирает папа Адриан II и на трон восходит Иоанн VIII. Умирает и патриарх Игнатий, и на престол снова восходит Фотий. И тогда в 879 году созывается собор, который проходит под председательством св. Фотия.

Собор против святого Фотия, который состоялся на десять лет раньше, чем Собор под председательством св. Фотия, хотя и был созван как Вселенский, и считается латинянами VIII Вселенским, Восточными Патриархатами считался разбойничьим из-за совершенного на нем произвола[149] и был вычеркнут из числа православных соборов. «Все совершенное на нем не получило признания, и даже вышло определение отвергнуть его, публично осудить и вообще не называть Собором и к Соборам не причислять», – пишет святой Никодим Святогорец.[150]

Что касается собора под председательством св. Фотия, он был созван как Вселенский и соответствовал всем критериям Православного собора. На этом соборе было в который раз признано неоднократно проявлявшееся высокомерие Римской кафедры и Римских пап, целью которых было получить первенство власти и оказывать влияние на Церкви Востока.

Папа Николай I, как уже было сказано, не согласился с низложением Игнатия на соборе 861 года. Его отказ признать решение собора был логичным и законным действием, но в дальнейшем его решение низложить Фотия в одностороннем порядке, то есть соборным решением только своей (западной) иерархии, было необоснованным и канонически незаконным.

Церковный обычай в этих случаях состоял в том, чтобы созывать Вселенский собор и рассматривать на нем решение собора, состоявшегося в одной из Поместных Церквей. В данном случае бесчинство, совершенное в Константинопольской Церкви, было её внутренним делом, и путь к разрешению проблемы был проложен Фотием, который направил письма Восточным и Западным Патриархам для созыва Вселенского собора. Этот путь был и законным, и каноническим. Амбициозный папа Николай низложил Фотия в одностороннем порядке, с нарушением канонов, и это действие Досифей Иерусалимский характеризует как святотатство, которое входит в противоречие полномочиям Вселенского Собора:[151]

«В письме Николая к Игнатию, заметь, во-первых, как он говорит, что все свои суждения основывает на доказательствах Писания и на соборных правилах; потом смотри ниже, где говорит, что он не принимает низложение Игнатия. Какое соборное правило поставляет он в доказательство сего? Ибо когда Диоскор принял в общение Евтихия, низложенного Константинопольским собором, учинив сие без предварительного рассмотрения о нем на Вселенском соборе, то был за сие осужден. И Николаю надлежало сказать, что без соборного суда [прим.: имеется в виду рассмотрение на Вселенском соборе] он не принимает низложения Игнатия, а не святотатствовать и не присваивать себе достоинство Вселенской Церкви».[152]

Здесь не могло быть и речи о том, что решение Римской Церкви было принято по необходимости (как произошло в том случае, когда один только Рим сохранил правую веру и во время правления папы Мартина занимался догматическим рассмотрением ереси восточных патриархов-монофелитов — тогда соборное низложение восточных патриархов было каноническим и законным). А посему Досифей обличает антиканоничность решения папы Николая и возглавляемого им собора, задавая следующий вопрос: «Подумать только: как мог частный собор без всякой нужды делать определения о посторонних [вмешиваться во внутренние дела другой Церкви]?».[153]

 

2.2.7. Является ли Римская кафедра источником церковности?

Послания папы Адриана II и Иоанна VIII преувеличенно выставляют Римскую кафедру как церковный центр, от которого распространяется по иным Поместным Церквам мир, порядок и каноничность. Самопродвижение Римской Церкви основано на ложной концепции «достоинства Петра» (πετρίνειο ἀξίωμα), то есть на идее, что апостол Петр получил от Христа уникальную привилегию руководить и вести за собой своих соратников-апостолов. Эту привилегию якобы унаследовали его преемники — Римские папы, служение которых состоит в попечении о других Церквах. В таком духе написана приведенная ниже выдержка из письма папы Иоанна VIII святому Фотию, которая являет собой наглядный пример этого действительно вызывающего «покровительства»:

«Мы чтим твое братство, восприемлющее христоподражательный образ и смирение Христа, которое Он подъял ради спасения рода нашего. Не сочти маловажным объявить на Соборе об оказанной тебе милости Божией, и о помощи, и защите святейшей Римской Церкви, и о том труде, который она взяла на себя ради любви к тебе, расположения и привязанности. Сообщи всем, в единодушии с нами и с нашего согласия, что как ты получил у нас просимое, так у нас есть обыкновение оказывать помощь всем, страдающим несправедливо. И ты сам не лишен был этой помощи, но при содействии Божием, и благодаря трудам и борьбе Римской Церкви, ты возвратился на престол твой».[154]

Равенство престолов Пентархии и преимуществ чести её предстоятелей требовало более скромного языка и умеренного стиля!

Установившееся с давних пор высокомерное отношение Рима к остальным Поместным Церквам раскрывают и следующие слова папы Иоанна VIII, который в остальном имел те же чувствования и православные взгляды, что и остальные предстоятели. Собор, проходивший под председательством св. Фотия, и сам св. Фотий, ради сохранения истины и прав Константинопольской Церкви, ответили на это высокомерие с благородством, деликатностью, достоинством и решительностью. После прочтения письма Иоанна VIII на Соборе, кардинал Петр спросил, согласен ли Фотий с ним, и тот с величайшим достоинством ответил:

Кардинал: «Ты соглашаешься со всем написанным в письме и принимаешь?».

Святейший патриарх Фотий: «То, что написано верно и сообразно с законами в этом послании, и касается нашей умеренности, мы считаем их заслугой, плодом любви и достойным принятия».[155]

Досифей Иерусалимский поясняет: «Он [Фотий] принимает все, написанное верно и не противоречащее законам, что содержится в послании, то есть его восстановление и прощение ушедших в раскол, если они покаются, но не то, что написано о Болгарии и о запрете на рукоположение мирян».[156]

Действительно, на жесткие требования римских легатов по болгарскому вопросу «омофор не отсылайте и рукоположений не совершайте» св. Фотием и участниками Собора из Восточных Церквей был дан разумный с точки зрения дипломатии и канонический с точки зрения экклезиологии ответ: «Уже третий год на первосвященном престоле завершая, ни омофор для рукоположения мы не отсылали, и ни рукоположений никаких мы не совершали […] и прежде блаженнейшему папе Николаю, требовавшему некоторые престолы и приходы [прим.: имеется в виду в Болгарии], я дал такой ответ в письме: «Престолы, которых требует твое святейшество, содержатся в царственной власти Востока [т.е. этот вопрос может решаться только царем]. Я готов был бы возвратить их, если бы широта моей любви в Господе не была стесняема царскими определениями, и если бы мне не воспрепятствовал какой-нибудь другой канонический приговор. И если бы я имел на то единодушное согласие всего епископата, то готов был бы уступить не только те [территории], о которых ты говоришь, что они находились под властью Римского Престола, но и те, которые никогда под ним не были, — насколько это нужно для поддержания дружеских отношений, поелику ты просишь уступить их».[157] Насколько смиренно и кротко отвечает св. Фотий! Это становится особенно заметно по сравнению с надменностью папы!

Участники Собора с таким же здравомыслием отреагировали на требование папы Римского передать Болгарию под юрисдикцию Рима:

Прокопий, боголюбивейший архиепископ Кесарии Каппадокийской: «Уповаем, что по милости Божией и по святым молитвам господина и архиерея нашего [Фотия], все народы должны будут подчиниться благочестивой державе богоизбранных и великих императоров наших. И когда сие совершится, то тогда, по повелению их державнейшей власти, он [император] в надлежащем порядке передаст каждому [патриархату] приходы без изменения их границ, о чем должен будет принять решение Собор, который соберется в то время, по водительству воли Божией».

Григорий, боголюбивейший архиепископ Ефесский: «Речь о приходах не имеет теперь места, когда не объединяются в одной империи единообразно все архиерейские престолы. Когда же сие по божественному соизволению совершится нашим великим и высочайшим императором, как мы уповаем, тогда настанет время принять решение и о приходах, и можно будет дарить и возвращать дары, если того пожелает ближний. Священный Собор сказал: «И мы говорим то же самое. Не для разделения приходов собрался сей священный Собор. Это утвердит другой [Собор], в надлежащее время».[158]

Тем самым участники Собора выразили мнение, что, когда все страны будут находиться под властью царя, тогда можно будет проводить распределение юрисдикций по усмотрению другого, собравшегося с этой целью Собора. Передача Болгарии под юрисдикцию Рима имела определенные политические и канонические параметры. Со времени правления Изавров Восточный Иллирик был подчинен Восточной империи как в политическом, так и в церковном плане. Ради единства Церквей не следовало продолжать разговор на эту тему. И легаты поняли это вполне.

Что касается вопроса о поспешном рукоположении Фотия во епископа из мирян, то, поскольку римские легаты не принимали такого обычая на основании полученных ими «Наставлений» (Commonitorium) папы Иоанна VIII и требовали его канонического осуждения, то римским легатам был дан надлежащий канонический ответ: пусть Рим соблюдает свой обычай, а Константинополь — свой собственный. «Святой Собор сказал: «В каждой Церкви есть свои обычаи, наследованные от древних времен, и не подобает из-за них ссориться и спорить друг с другом. Римская Церковь сохраняет свои обычаи подобающим образом; точно так же сохраняет свои обычаи, переданные издревле, Константинопольская Церковь и подобным же образом — Восточные Патриархаты. Если Римская Церковь никогда не допускала избрания епископа из мирян, то пусть она и остается при этом обыкновении, ибо не подобает преступать пределы, установленные отцами. И поскольку ни Восточные Патриархаты не имели такого обыкновения, ни наша святая Константинопольская Церковь, можно только пожелать, чтобы между клириками и мирянами встречалось как можно больше людей достойных сана епископского; но во всяком случае никого не следует отстранять от должности епископской, под предлогом непринадлежности его к числу клириков, но если между ними не встретится достойных патриаршей кафедры, то нужно отдавать предпочтение достойнейшим».[159]

Достойная реакция восточных патриархатов на требование папы было очевидной демонстрацией равенства патриарших престолов, равно как и много веков назад ответ Асийских соборов на притязания Рима по вопросам Пасхи и перекрещивания являл собою наглядное доказательство равенства апостольских Церквей и их соборов. Посему Досифей, комментируя письма Восточных Патриархов царям во время Собора под председательством св. Фотия, замечает: «Во-первых, заметь, что всякая единоначальная (монархическая) власть посредством сего удаляется от Церкви, и не в тех деяниях, которые совершаются ныне, и не в тех, что после, не упоминается папа. Но, как уже было сказано, как всегда римляне, превознося свое, говорят, что лишь благодаря им воцарился мир во всей Церкви, и что мир установился тогда, когда остальные епископы последовали за Римской Церковью. В точности то же самое говорят о себе и престолы Восточных Церквей».[160]

На Соборе 879 года под председательством св. Фотия восторжествовали «права Церквей» Пентархии, и были ограничены гегемонистские устремления папской кафедры! Принцип единства, даже когда он провозглашается под видом «священного долга служения» Вселенской Церкви, но на самом деле представляет собой навязывание взглядов одной Поместной Церкви всем Поместным Церквам, был осужден на Соборе при св. Фотии Великом уже самой процедурой проведения Собора. Принцип равночестности Церквей является фундаментальным элементом экклезиологии Восточной Православной Церкви. Это было подтверждено и в более поздние годы, как дискуссиями на Ферраро-Флорентийском Соборе, так и ответами святого Марка Ефесского на высказанные в пользу папизма и его самодержавной власти толкования и предложения «латиномудрствующих» — приверженцев пропапистской церковной политики эпохи Палеологов.

 

ВМЕСТО ЭПИЛОГА (к первой части)

 

Украинский церковный кризис будет преодолен силой Утешителя —Святого Духа. Во все времена любые церковные проблемы находили соборное решение, потому что Дух Святой Сам блюдет и охраняет Церковь Свою.

Автокефалия — это привилегия, предлагаемая некоторым церковным регионам, которая продиктована необходимостью помочь им в продолжении своей священной миссии в условиях, отличных от условий римского (византийского) мира и Османской империи.

Автокефалия предлагается Вселенской Церковью на всеправославном уровне, когда выполняются все необходимые для этого условия.

Предпосылки и основные принципы того, каким образом должна предоставляться автокефалия в наши дни, были сформулированы посредством общеправославных предсоборных процедур. Позиции Поместных Православных Церквей были выражены в их «предложениях», т. е. в проектах соборных документов, поданных на рассмотрение в 1993 году в секретариат по подготовке Великого собора. В дальнейшем формулировки этих документов уточнялись на протяжении ряда конференций и собраний предстоятелей, чтобы сформулировать единое «зрелое» всеправославное предложение.[161] Позиция Поместных Церквей может быть вкратце изложена следующим образом: Поместная Церковь, желающая получить статус автокефальной, направляет прошение Церкви-Матери, которая далее просит Вселенский Патриархат, действующий в качестве координирующего центра, чтобы тот рассмотрел возможность получить согласие всех Поместных Церквей. Когда такое согласие обеспечено, Вселенский Патриархат издает соответствующий Томос об автокефалии.[162] Разногласия по поводу способа подписания Томоса о предоставлении автокефалии, к сожалению, до сих пор не решены. Если бы была достигнута договоренность еще на стадии переговоров, украинской проблемы не возникло бы вовсе.

С учетом вышеизложенного, первая часть настоящего исследования в основном имела цель показать, что для сохранения единства Церкви необходимо, чтобы священные каноны, относящиеся к «первенству» и «праву апелляции», были истолкованы правильно и понимались одинаково всеми.

История автокефалий, предоставленных в недавнем прошлом, в высшей степени поучительна,[163] поскольку она предполагает, что единство может быть обеспечено только при согласии всех Поместных Церквей. Само собой разумеется, что автокефалия предоставляется только каноническим церковным образованиям. Те церковные группировки, которые находятся в состоянии раскола или являются неканоничными по какому-либо другому критерию,[164] сначала должны восстановить единство или исправить неканоничность, как это определено священными канонами (например, о мелитианах на I-м Вселенском соборе), а уже затем становится возможным, чтобы они просили необходимую для них автокефалию.

Однако, как уже подчеркивалось при рассмотрении данной темы, эти серьезные вопросы не имеют узкого юридического характера, но являются духовными, христологическими, экклесиологическими, т. е. они касаются самой природы Церкви, которая есть Тело Христово, и общения в Духе Святом. Перед лицом этого Таинства мы предстоим с глубочайшим благоговением и приближаемся к нему со страхом и трепетом, «иззув сапоги от ног» наших.

(За сим последует и 2-я часть, с помощью Божией)

Иеромонах Лука Григориатский