Преподобный отецъ нашъ Максимъ, инокъ Святогорскій, въ исторіи именуемый Максимомъ Грекомъ, былъ великимъ свѣтильникомъ Православной Церкви. Будучи эллиномъ по происхожденію, онъ отдалъ почти всю свою дѣйственную жизнь служенію Слову въ нашемъ отечествѣ и справедливо причисляется къ сонму святыхъ, въ землѣ Россійской просіявшихъ. Его труды книжные, учительные и исповѣдническіе были безмѣрны и спасительны для народа русскаго, и память его какъ подвижника благочестія и просвѣщенія пребудетъ священной во всѣ времена.

Сей воинъ Христовъ родился около 1475 г. и въ міру назывался Михаиломъ Триволисъ. Родители его Иммануилъ и Ирина были богобоязненными знатными жителями города Арты въ странѣ Эпиръ, нынѣ Албанія. То было тяжелое, исполненное бѣдствій время для народа греческаго: только за двадцать лѣтъ до рожденія Михаила столица Ромейской имперіи Константинополь была завоевана жестокимъ Мухаммедомъ Вторымъ, султаномъ турковъ османскихъ, а отдѣльныя области имперіи были покорены турками еще ранѣе паденія Царьграда. Не терпя преслѣдованій со стороны мухаммеданъ, тысячи образованныхъ грековъ покидали родину и переселялись въ Италію, гдѣ ихъ принимали латиняне, надѣясь обратить православныхъ бѣженцевъ въ папизмъ на условіяхъ Флорентійской уніи, каковая въ 1439 году была принята ожидавшими отъ Запада помощи противъ турковъ императоромъ и патріархомъ Вселенскимъ, но отвергнута вѣрующимъ народомъ на всемъ Востокѣ и въ Россіи.

Вмѣстѣ со своими старшими родственниками и другими бѣглецами юный Михаилъ Триволисъ прибылъ въ Италію и провелъ тамъ болѣе десяти лѣтъ, обучаясь въ славныхъ городахъ Венеціи, Флоренціи, Феррарѣ и другихъ. Михаилъ вполнѣ предался ученію книжному, стараясь пріобрѣсти какъ можно болѣе знаній во всѣхъ тогда извѣстныхъ наукахъ, особенно словесныхъ, чтобы впослѣдствіи, подобно многимъ другимъ ученымъ грекамъ, бѣжавшимъ въ Италію, стать учителемъ латинской молодежи и участвовать въ научныхъ обществахъ, изучавшихъ древніе языки, греко-римскую письменность и искусство. Западныя страны, начиная съ Италіи, весьма цѣнили тогда эти занятія и ожидали для себя нѣкоего счастья и процвѣтанія отъ усвоенія древней образованности.

Этого земного счастья латиняне искали не только въ древнемъ просвѣщеніи, но и въ такъ называемой свободѣ личности, въ освобожденіи отъ завѣтовъ Церкви и обязанностей христіанина, выставляя человѣка высшимъ, самодовлѣющимъ началомъ въ жизни, господиномъ міра. Человѣческія стремленія и страсти новые учители оправдывали какъ нѣчто естественное, необходимое, не подлежащее суду совѣсти и Церкви и хвалились успѣхами этого «освобожденія личности», каковое въ дѣйствительности было порабощеніемъ низшимъ сторонамъ поврежденной грѣхомъ человѣческой природы. Поклонники греческой и римской старины доходили до преклоненія передъ древними писателями и возстанавливали почитаніе ложныхъ боговъ древняго міра. Нравственное состояніе Италіи становилось все болѣе безотраднымъ. Войны между отдѣльными городами и столкновенія между гражданами внутри италійскихъ общинъ, распущенность общества, безнравственность духовенства, недостойное поведеніе даже носителей папской тіары, грубый матеріализмъ и себялюбіе въ средѣ образованныхъ людей вызывали негодованіе въ народѣ и среди лучшей части монашествующихъ и духовенства. Также и въ другихъ странахъ Европы поднимались голоса, требовавшіе исправленія нравовъ во всѣхъ областяхъ церковной и общественной жизни.

Молодой поклонникъ науки Михаилъ Триволисъ въ скоромъ времени разсмотрѣлъ положеніе дѣлъ въ Италіи. Онъ многому научился у знатоковъ древней образованности, изучая литературу и философію, сблизился со славнымъ издателемъ древнихъ писателей венеціанскимъ типографомъ Альдомъ Мануціемъ, слушалъ уроки Іоанна Ласкариса, но въ особенности занимался изученіемъ древней и болѣе новой церковной письменности, изслѣдуя творенія отцовъ и учителей Православной Церкви и подъ симъ спасительнымъ руководствомъ изучая Священное Писаніе и Преданіе Восточной Церкви. Проповѣдь мнимой свободы человѣка вызывала у Михаила справедливое и пламенное осужденіе. Не вынося окружавшей его жизни распущеннаго латинскаго общества, Михаилъ всѣмъ сердцемъ стремился къ жизни подвижнической, евангельской, исполненной воздержанія, милосердія и трудолюбія. Онъ посѣщалъ знаменитый своими художниками и учеными городъ Флоренцію, но не ради изученія свѣтскихъ наукъ или поклоненія произведеніямъ искусства, а ради учившаго тамъ славнаго проповѣдника Іеронима Савонаролы. Іеронимъ принадлежалъ къ доминиканскому монастырю св. Марка, въ стѣнахъ котораго обличалъ пороки своего вѣка и призывалъ къ праведной жизни, Христовой любви и состраданію къ униженнымъ и обидимымъ. Михаилъ узналъ Іеронима лично, слушалъ его проповѣди и сравнивалъ его съ древними защитниками благочестія за исключеніемъ его латинскихъ заблужденій. Іеронимъ своими обличеніями нравовъ римскаго духовенства вызвалъ противъ себя гнѣвъ церковныхъ и свѣтскихъ правителей, былъ обвиненъ въ ереси и въ 1498 г. сожженъ по повелѣнію Папы Александра VI. Послѣ того монастырь св. Марка, куда прибылъ на жительство Михаилъ, уже не давалъ ему утѣшенія, такъ какъ и здѣсь возстановилась власть недостойнаго духовенства. Православному сознанію Михаила латинская Италія болѣе ничего не говорила, и юному подвижнику стало ясно, что Божественный Промыселъ указуетъ ему путь возвращенія на православную родину.

Въ 1505 году Михаилъ, принявъ въ Италіи православный монашескій постригъ съ именемъ Максима, оставилъ Флоренцію и прибылъ на Аѳонъ, вступивъ въ ряды братіи Ватопедскаго монастыря. Здѣсь онъ, уже ничѣмъ не отвлекаемый отъ своего высшаго призванія, предавался подвигамъ молитвы, труда и послушанія. Онъ сблизился съ проживавшимъ тогда въ Ватопедѣ Патріархомъ Нифонтомъ, коего весьма почиталъ за его величіе духа въ годину изгнанія. Вмѣстѣ съ тѣмъ подъялъ на себя преподобный на Святой Горѣ многіе новые подвиги просвѣщенія церковнаго, работая въ обширномъ книгохранилищѣ Ватопедской обители. Въ такихъ трудахъ провелъ преподобный въ Ватопедѣ десять лѣтъ и сталъ извѣстенъ всему Аѳону своимъ благочестіемъ и ученостью. Это время составило вторую часть дѣятельной жизни Максима и навсегда осталось для него наиболѣе радостнымъ и великимъ. Это были годы высокихъ и святыхъ подвиговъ, коими онъ, казалось, уже стяжалъ себѣ вѣнецъ святости. Но Богу было угодно, чтобы славный Святогорецъ, исполненный духа и разума, не остался до конца дней аѳонскимъ жителемъ, но сталъ просвѣтителемъ народа Русскаго и въ великой сѣверной странѣ, призванной къ служенію Православной истинѣ, пріялъ на себя новые безсмертные труды и вмѣстѣ съ ними вѣнецъ исповѣдничества и тяжелыхъ страданій, ставшихъ ему легкими во имя Христа.

Въ 1515 году Великій князь Василій Іоанновичъ прислалъ на Аѳонъ посольство съ просьбой отпустить въ Москву изъ Ватопедскаго монастыря искуснаго книжника Савву для переводовъ церковныхъ книгъ и прежде всего Толковой Псалтыри, содержавшей въ себѣ объ ясненія къ псалмамъ Давидовымъ. Толковая Псалтырь на протяженіи столѣтій была любимымъ чтеніемъ русскихъ грамотныхъ людей, но многія мѣста въ этой священной книгѣ для русскихъ читателей были непонятны и требовали разясненій. Отцы Церкви и церковные писатели оставили много такихъ примѣчаній къ Псалтыри, изъ которыхъ образовалась Толковая псалтырь на греческомъ языкѣ. Переводъ этого сборника на славянскій языкъ былъ неотложнымъ дѣломъ для Церкви и правительства, но кромѣ того Великій князь не имѣлъ у себя сотрудника, каковой могъ бы работать по разбору и пополненію его обширнаго книгохранилища. Великокняжеская библіотека, собранная изъ рукописныхъ книгъ различной древности въ XIV столѣтіи, была уничтожена пожаромъ въ нашествіе Тохтамыша, но затѣмъ возстановлена и къ началу XVI вѣка вновь достигла большихъ размѣровъ. Для опредѣленія древности и подлинности рукописей требовался ученый инокъ съ весьма обширными знаніями и опытомъ.

Обуреваемый старостью и болѣзнями, святогорецъ Савва не рѣшился предпринять путь въ далекую Москву, и Ватопедскій игуменъ, съ одобренія Аѳонскаго протата, предложилъ русскому государю, вмѣсто Саввы, принять къ себѣ, какъ переводчика и библіотекаря, благочестиваго и многоученаго Максима, достигшаго тогда 40-лѣтняго возраста. Максимъ не зналъ русскаго языка, но можно было думать, какъ сообщали русскому посольству аѳонскія власти, что, при своихъ богодарованныхъ способностяхъ къ изученію языковъ, онъ скоро овладѣетъ и русской рѣчью, устной и письменной. Въ своемъ смиреніи преподобный принялъ на себя безропотно великое послушаніе покинуть на нѣсколько, какъ думали, лѣтъ ставшую ему родной святую Ватопедскую обитель и отправиться въ далекую незнаемую страну, требовавшую его трудовъ и помощи. Съ нимъ вмѣстѣ отправилисъ еще два инока, Неофитъ и Лаврентій болгаринъ, изъ коихъ послѣдній, владѣвшій церковно-славянскимъ языкомъ, могъ быть учителемъ Максима какъ въ этомъ, такъ и въ русскомъ языкѣ. Путники, примкнувъ къ нѣкоторымъ духовнымъ лицамъ, которые ѣхали въ Москву за милостыней, задержались въ Константинополѣ, затѣмъ въ Крыму и прибыли въ Москву въ мартѣ 1518 года.

Великій князь Василій Іоанновичъ и Митрополитъ Варлаамъ приняли ученыхъ съ большой честью и помѣстили ихъ въ Чудовомъ монастырѣ. Для переводныхъ работъ къ святогорцамъ были приставлены въ помощь посольскіе толмачи, а для переписки искусные писцы, изъ коихъ инокъ Силуанъ сталъ преданнымъ ученикомъ преп. Максима и впослѣдствіи раздѣлилъ его тяжелыя испытанія. Увидѣвъ великокняжескую библіотеку, Максимъ удивился обилію хранившихся въ ней рукописей и замѣтилъ, что такихъ книжныхъ богатствъ онъ не находилъ ни въ Греціи, ни въ Италіи. Съ радостью приступилъ преподобный со своими помощниками къ переводу Толковой Псалтыри, одновременно овладѣвая церковно-славянскимъ языкомъ. Онъ выучился новой для него рѣчи въ теченіе короткаго времени и къ концу 1519 года закончилъ свою первую работу для Русской Церкви, давъ ей сильное оружіе противъ еретиковъ іудействующихъ, извращавшихъ въ особенности тѣ мѣста изъ псалмовъ Давидовыхъ, которыя свидѣтельствовали о Христѣ. Въ то же время перевелъ Максимъ для Митрополита толкованія на первыя главы книги Дѣяній Апостольскихъ.

Исполнивъ эти порученія, святогорцы просили отпустить ихъ въ святую Аѳонскую обитель. Два помощника Максима получили такое разрѣшеніе, но самъ преподобный былъ задержанъ въ Москвѣ. Убѣдившись въ учености, высокомъ разумѣ и благочестіи аѳонскаго инока, московскія власти возложили на него великія надежды. Въ это время, когда только что окончились бѣдствія татарскаго ига на Руси и наша земля покрывалась множествомъ новосозданныхъ храмовъ и обителей, въ особенности было необходимо провѣрить всѣ богослужебныя книги, текстъ которыхъ въ разныхъ мѣстахъ и даже въ одномъ и томъ же мѣстѣ оказывался неодинаковымъ изъ-за ошибокъ и описокъ древнихъ и новыхъ переписчиковъ и даже иногда вслѣдствіе проникшихъ въ предыдущемъ столѣтіи въ церковныя книги еретическихъ искаженій. Требовалось провѣрить и исправить весь текстъ богослужебныхъ книгъ по греческимъ рукописямъ. Для этого было необходимо въ совершенствѣ знать какъ языкъ греческій, такъ и церковно-славянскій. Преп. Максимъ, усваивая сей послѣдній, просмотрѣлъ и исправилъ Постную и Цвѣтную Тріоди, Часословъ, Евангеліе и Апостолъ въ церковно-славянскомъ переводѣ и подтвердилъ, что русскія рукописныя книги содержатъ въ себѣ описки и погрѣшности и что правка богослужебныхъ книгъ въ Россіи есть дѣло, требующее обширныхъ трудовъ и постоянной заботы.

Продолжая трудиться надъ симъ богоугоднымъ дѣломъ, преподобный не могъ не замѣтить, наряду съ недостаткомъ въ Москвѣ и другихъ русскихъ городахъ и обителяхъ ученыхъ людей и искусныхъ переводчиковъ, также и другихъ недостатковъ въ жизни общества и народа. Онъ не могъ не опасаться, что, пользуясь низкимъ уровнемъ тогдашняго просвѣщенія на Руси, сюда проникнутъ враждебные православію западные книжники и лжеучители. Такъ, должно было опасаться распространенія въ нашей странѣ неправедныхъ латинскихъ воззрѣній въ связи съ усиленіемъ сношеній съ западными странами. Преп. Максимъ обличилъ Николая Нѣмчина, врача великокняжескаго, распространявшаго папистскія мнѣнія среди московскаго общества. Преподобный въ своихъ письмахъ разъяснялъ несправедливость латинскаго ученія объ исхожденіи Святаго Духа и о чистилищѣ, а также неправильность постановленій о безбрачіи священниковъ и службы на опрѣснокахъ; соединеніе церквей весьма желательно, но возможо только послѣ отказа латинянъ отъ ихъ нововведеній въ вѣрѣ, церковномъ устройствѣ и богослуженіи. Противъ только что возникшаго на Западѣ ученія Мартина Лютера и другихъ, именовавшихъ себя протестантами, а также противъ бывшихъ въ Россіи лжеучителей іудействующаго толка, утверждалъ Святогорецъ ученіе Церкви о почитаніи Божіей Матери и святыхъ, о таинствахъ и иконопоклоненіи.

Назиданія Святогорца были тѣмъ полезнѣе для провославныхъ, что онъ былъ хорошо знакомъ съ западными лжеученіями изъ опыта своей жизни въ Италіи. Но тамъ же онъ ознакомился и со многоразличными нехристіанскими, часто вполнѣ языческими и развращающими мнѣніями и ученіями о жизни безъ Церкви, о почитаніи ложныхъ боговъ и свѣтилъ. Въ Москвѣ въ то время изъ этихъ ученій особенно широко распространилось суевѣріе звѣздочетовъ, предсказывавшихъ судьбу человѣка, счастливую или несчастную, жизнь его добродѣтельную или порочную въ зависимости отъ того, подъ какой звѣздой, или зодіакомъ, онъ родился. Также и это злоученіе усиливался распространять среди русскихъ Николай Нѣмчинъ и не безъ успѣха. Многіе изъ увлеченныхъ имъ были лица высокаго положенія, князья и бояре. Преп. Максимъ написалъ противъ звѣздочетовъ и волхвовъ два сочиненія и много писемъ, въ которыхъ сокрушилъ астрологію какъ ученіе ложное и нечестивое: нашъ разумъ и воля не находятся подъ властью зодіаковъ, человѣкъ самъ избираетъ свой жизненный путь, за каковой отвѣчаетъ передъ Праведнымъ Судіей, и не звѣзды правятъ міромъ, а Промыселъ Божій.

Не менѣе того трудился преподобный по осужденію отреченныхъ книгъ, съ давнихъ поръ проникавшихъ съ Востока въ Россію. Въ дни Максима къ нимъ присоединились и пришедшія съ Запада подобныя же повѣсти и сказанія, извращавшія Священное Писаніе Ветхаго и Новаго Завѣтовъ и часто содержавшія въ себѣ еретическія умствованія. Въ повседневной жизни нашихъ предковъ усматривалъ преподобный немало грубыхъ суевѣрій, часто происходившихъ еще отъ временъ старославянскаго язычества. Многіе вѣрили въ сновидѣнія, въ существованіе счастливыхъ и несчастныхъ дней, въ возможность предсказаній по полету птицъ. Нѣкоторые приписывали неурожай погребенію утопленныхъ, производили различныя гаданія, вѣрили колдунамъ. Часто устраивались судебные поединки, исходъ которыхъ долженъ былъ якобы свидѣтельствовать о правотѣ побѣдившаго въ такомъ поединкѣ. Со всѣми такими заблужденіями и многими иными боролся преп. Максимъ, какъ безтрепетный воинъ христіанской правды, евангельской любви и церковнаго просвѣщенія. Онъ спасъ многія души и уврачевалъ сердца, всюду насаждая чистое ученіе, призывая къ покаянію и всепрощенію. Сими трудами учительными поднялся онъ на новую степень совершенства и еще ближе сталъ къ всесовершеннѣйшему Отцу Небесному.

Во всей этой ученой, просвѣтительной и назидательной дѣятельности поддерживалъ преп. Максима преосвященный Варлаамъ, Митрополитъ всея Руси, и самъ великій князь Василій Іоанновичъ одобрялъ труды Святогорца. Сей государь, правившій съ 1505 по 1533 годъ, былъ сыномъ и преемникомъ Іоанна Васильевича, великаго своими дѣлами, освободившаго Россію отъ татарской зависимости, отставившаго удѣлы и мѣстныя правительства почти во всей странѣ и образовавшаго великое Русское государство съ неограниченнымъ правленіемъ, уже тогда носившимъ всѣ черты царской власти въ продолженіе власти цареградскихъ кесарей. При Іоаннѣ Третьемъ уже стало яснымъ, что Россійское царство, есть единственная на землѣ православная держава или Третій Римъ послѣ бывшихъ Ветхаго и Новаго Рима. Великіе князья и затѣмъ цари московскіе не стремились нъ всемірному владычеству, къ завоеванію иныхъ странъ и къ господству надъ ними, но они утверждали и защищали православную вѣру и Церковь Христову въ своихъ предѣлахъ и поддерживали православіе за этими предѣлами. Москва была Третьимъ Римомъ не только во внѣшнегосударственномъ смыслѣ, но прежде всего какъ охраняемое поставленной отъ Бога царской властью средоточіе истинной, неповрежденной вѣры, чуждой всякой примѣси человѣческихъ умствованій и заблужденій. Именно по этой причинѣ завоеванныя невѣрными страны Востока уже тогда смотрѣли на Россійское царство какъ на оплотъ правовѣрія и связывали съ нимъ надежды на свое будущее освобожденіе отъ угнетенія мухаммеданскаго.

Такъ конечно мыслилъ и преп. Максимъ, съ такими надеждами прибылъ онъ въ Москву и до конца своихъ земныхъ дней оставался вѣренъ этому великому убѣжденію. Свою высшую задачу онъ видѣлъ въ томъ, чтобы въ мѣру даннаго ему свыше таланта содѣйствовать церковному просвѣщенію народа русскаго, его нравственному христіанскому возвышенію, очищенію души народной и разума московскихъ правителей.

Войдя въ составъ россійскаго иночества, преподобный сталъ сильнымъ подвижникомъ правды въ средѣ, окружавшей Митрополита всея Руси. Отъ него ожидали отвѣта на обуревавшіе тогда всѣхъ на Москвѣ и повсюду въ Россіи вопросы строенія церковнаго и церковно-гражданскаго. Прежде всего преподобный былъ вопрошаемъ о должномъ образе житія иноческаго. Въ то время еще продолжались начавшіеся въ дни преподобныхъ Нила Сорскаго (преставился въ 1508 году) и Іосифа Волоцкаго (преставился въ 1515 году) споры о томъ, могутъ ли православныя обители владѣть недвижимыми имѣніями и въ томъ числѣ населенными землями, какъ это было съ давнихъ временъ обычно въ Россіи и на правлославномъ Востокѣ, или же они должны поддерживать свое существованіе исключительно личнымъ трудомъ иночествующихъ, не располагая ни землями, ни иными богатствами кромѣ сокровищъ духовныхъ, подвиговъ молитвы и благочестія.

Древнѣйшее христіанское монашество на обоихъ путяхъ своего возникновенія — одинокаго подвижничества и монастырскаго общежитія — знало только сей послѣдній нестяжательный образъ спасенія, и къ нему возвратиться призывалъ на Руси преп. Нилъ, за которымъ стояли главнымъ образомъ заволжскіе, особенно бѣлозерскіе иноки.

Но, еще до преп. Іосифа, основатели почти всѣхъ русскихъ монастырей, многіе изъ коихъ были прославлены Церковью, разрѣшали пріобрѣтеніе земель монастырями и содержаніе населенныхъ имѣній, какъ это было обычно въ древней Церкви съ четвертаго столѣтія и всегда происходило въ Россіи со времени крещенія народа русскаго. Эгого послѣдняго воззрѣнія держались и митрополиты всероссійскіе за исключеніемъ немногихъ, и великіе князья и впослѣдствіи цари московскіе, хотя послѣдніе и не желали слишкомъ большого роста монастырскаго и церковнаго землевладѣнія.

Церковь разрѣшала держаніе земель монастырями по той причинѣ, что иночество съ древнѣйшихъ временъ было сильнѣйшимъ дѣятелемъ христіанскаго просвѣщенія, душепопеченія, призрѣнія страждущихъ, нищенствующихъ и болящихъ. Если каждый отдѣльный инокъ отказывался отъ всякой или почти всякой матеріальной собственности и въ силу своихъ обѣтовъ призывался къ житію ангелоподобному, то обитель въ цѣломъ принимала на себя какъ бы новые обѣты служенія Церкви по устроенію жизни христіанскаго общества и всемѣрной помощи православному государству. Разрѣшеніе этой задачи требовало большихъ средствъ матеріальныхъ, которыя по обстоятельствамъ того времени могли состоять только въ недвижимыхъ имѣніяхъ и главнымъ образомъ населенныхъ крестьянами. Попеченіе о населеніи возлагалось на монастыри къ благу самихъ земледѣльцевъ.

Однако каждому было ясно, съ какими трудностями и соблазнами для духовной жизни монашествующихъ было сопряжено монастырское землевладѣніе. Среди иноковъ многіе падали подъ тяжестью своей отвѣтственности передъ Богомъ и людьми и вступали на нечистый путь своекорыстнаго пользованія сосредоточенными въ монастырѣ благами, и именно по этой причинѣ нестяжатели подняли свой голосъ противъ монастырскихъ имѣній. Къ нимъ примкнулъ и преп. Максимъ, призывавшій иночествующихъ къ строгому пустыножительству, заповѣданному преп. Антоніемъ Великимъ, а въ Россіи еще такъ недавно преп. Ниломъ Сорскимъ. Онъ сблизился при этомъ съ весьма извѣстнымъ тогда старцемъ Вассіаномъ, въ міру княземъ Василіемъ Патрикѣевымъ. Вассіанъ въ Москвѣ стоялъ во главѣ нестяжателей и горячо обличалъ недостатки общежительнаго монашества, обвиняя его въ стремленіи накоплять въ монастыряхъ богатства и въ почти свѣтскомъ образѣ жизни. Однако самъ обличитель, далеко не всегда справедливый въ своихъ обвиненіяхъ, жилъ широко и преслѣдовалъ цѣли не духовнаго исправленія монашества, а собственнаго политическаго возвышенія и содѣйствія боярской партіи, недовольной великокняжескимъ самодержавіемъ.

Преп. Максимъ скоро разсмотрѣлъ Вассіана и, отдаляясь отъ него, училъ объ ангелоподобномъ житіи въ духѣ подлинной правды и истины. Въ нѣсколькихъ сочиненіяхъ своихъ о монашествѣ онъ требуетъ отъ иноковъ суроваго подвига и дѣйствительнаго отреченія отъ міра: «Возлюби, душа моя, худыя одежды, худую пищу, благочестивое бдѣніе, обуздай наглость своего языка, возлюби молчаніе, проводи безсонныя ночи надъ боговдохновенными книгами. Огорчай плоть свою суровымъ житіемъ, убѣгай всего, что ее услаждаетъ».

По вопросу о монастырскихъ имуществахъ преп. Максимъ написалъ особое сочиненіе подъ заглавіемъ «Стязаніе объ извѣстномъ (подлинномъ) иноческомъ жительствѣ». Здѣсь онъ представилъ бесѣду между Филоктимономъ и Актимономъ, то-есть между любостяжательнымъ и нестяжательнымъ. Послѣдній изъ сихъ стязующихся высказываетъ взгляды преподобнаго писателя, а въ лице перваго обличена неправда иноковъ, измѣнившихъ своему обѣту и погрузившихся въ пучину земнаго обогащенія и широкой жизни. Эти наставленія преп. Максима были новымъ подвигомъ его стоянія за евангельскую правду и чистоту жизни церковной. Но, исполненный священнаго огня ревности по Божіей истинѣ, преподобный отецъ нашъ, стоявшій тогда въ средоточіи жизни столичнаго города и окруженный множествомъ почитателей, вопрошателей, ищущихъ у него совѣта и наставленія, подвергся, подобно Божественному Пастыреначальнику, изгнавшему изъ храма нечистыхъ собирателей денегъ, клеветѣ человѣческой и тяжелымъ нареканіямъ.

Люди съ сожженной совѣстью употребили всѣ усилія къ тому, чтобы обвинить преподобнаго въ выступленіяхъ противъ Церкви, а вмѣстѣ съ тѣмъ и противъ великокняжескаго правительства. Въ семъ послѣднемъ случаѣ они приписывали преподобному общность съ боярской партіей, состоявшей изъ противниковъ единодержавія и сторонниковъ стараго московскаго обычая, когда Великій князь правилъ своимъ государствомъ по совѣту своихъ высшихъ сановниковъ, а очень часто и бывшихъ удѣльныхъ князей, особенно переселившихся изъ своихъ присоединенныхъ къ Москвѣ владѣній въ сей столичный городъ. Но уже Іоаннъ Третій правилъ самодержавно, а Василій Іоанновичъ, называвшій себя въ сношеніяхъ съ иностранными правителями царемъ всея Руси, тѣмъ болѣе не могъ терпѣть ограниченія своей власти настояніями и требованіями бывшихъ удѣльныхъ князей, представителей старинныхъ московскихъ боярскихъ фамилій или великокняжескихъ діаковъ. Противные великому князю бояре въ поискахъ себѣ сторонниковъ приходили и къ преподобному Максиму въ надеждѣ привлечь столь извѣстнаго въ столицѣ писателя и учителя къ участію въ своемъ сопротивленіи самовластнымъ поступкамъ Василія Іоанновича.

Однимъ изъ такихъ посѣтителей преп. Максима былъ извѣстный бояринъ Іоаннъ Берсень-Беклемишевъ, открыто осуждавшій новый порядокъ управленія. Преподобный принималъ этого боярина наединѣ, такъ какъ опасался его неосторожныхъ сужденій, которыя могли бы повредить и самому Берсень-Беклемишеву, и его невольнымъ слушателямъ во время общаго пріема посѣтителей. Доносчикамъ не трудно было представить назидательныя бесѣды преподобнаго съ этимъ и другими боярами какъ признакъ соучастія Максима въ противоправительственныхъ замыслахъ. Этого имъ было тѣмъ легче достичь, что Василій Іоанновичъ, государь благочестивый и мудрый, страдалъ излишней подозрительностью. Такой недостатокъ укоренился въ немъ подъ вліяніемъ тяжелыхъ воспоминаній о несчастьяхъ, постигшихъ его дѣда Василія Васильевича, и поддерживался частыми выступленіями боярской партіи въ его собственные дни. Поэтому съ 1521 года, когда Митрополитъ Варлаамъ, бывшій на сторонѣ нестяжателей, разошелся съ Великимъ княземъ и лишился своей каѳедры, положеніе Максима въ Москвѣ стало измѣняться въ неблагопріятную сторону и онъ постепенно сталъ терять расположеніе къ нему Василія Іоанновича и его правительства.

Въ слѣдующемъ 1522 году на митрополичій престолъ былъ поставленъ игуменъ Волоколамскаго монастыря Даніилъ, бывшій по игуменству преемникомъ преп. Іосифа. Новый предстоятель Россійской Церкви былъ сторонникомъ монастырскаго землевладѣнія и самымъ ревностнымъ поборникомъ великокняжескаго самодержавія. Въ этомъ своемъ рвеніи, которое было по своему существу благотворнымъ и преслѣдовало высокую цѣль благосостоянія державы Россійской, Митрополитъ Даніилъ не всегда оставался на высотѣ своего положенія главы Церкви и духовнаго руководителя Великаго князя.

Онъ въ нѣкоторыхъ случаяхъ оправдывалъ и такіе поступки Василія Іоанновича, которые противорѣчили христіанской правдѣ, были слѣдствіемъ подозрительности и неосновательныхъ опасеній и въ концѣ концовъ причиняли ущербъ самому великокняжескому правительству. Наоборотъ, преп. Максимъ всегда повторялъ святыя слова Спасителя міра: «Ищите прежде Царства Божія и правды его, и это все приложится вамъ» (Матѳ. 6, 33). Онъ укрѣплялъ богобоязненнаго, но въ нѣкоторыхъ случаяхъ не видѣвшаго дѣйствій знатныхъ и сильныхъ людей Великаго князя въ той мысли, что правительству надлежитъ безпрестанно слѣдить за начальниками и судьями, которые не всегда поступали по христіанской совѣсти, производили неправедный судъ, позволяли себѣ лихоимство, расхищали имѣнія вдовицъ и сиротъ. Такихъ случаевъ было немало въ Русской землѣ при наличіи существовавшихъ тогда великихъ преимуществъ князей, бояръ и иныхъ сильныхъ людей, владѣвшихъ обширными землями и правами надъ крестьянами. Страна же была окружена враждебными ей иновѣрными державами и весьма страдала отъ татарскихъ набѣговъ и нападеній нѣмецкихъ, литовскихъ и шведскихъ. При постоянномъ военномъ напряженіи умножались лишенія и скорби народныя, и преп. Максимъ всегда совѣтовалъ Великому князю избѣгать военныхъ столкновеній съ сосѣдями и, защищая границы государства, уменьшать для его подданныхъ тягости военнаго времени. Василій Іоанновичъ обычно слушалъ Святогорца и поднималъ оружіе только обороняясь отъ наступавшихъ непріятелей.

Но Великій князь разгнѣвался на преподобнаго, когда не получилъ отъ него одобренія своему намѣренію развестись со своей неплодной супругой Соломоніей Юрьевной, рожденной Сабуровой, съ которой онъ прожилъ 20 лѣтъ и не имѣлъ наслѣдника престола. Василій Іоанновичъ опасался, что по его кончинѣ возникнутъ въ его царствѣ междоусобныя смуты изъ-за престолонаслѣдія, притомъ онъ не считалъ своихъ братьевъ способными къ дѣламъ государственнаго управленія. Онъ принялъ рѣшеніе вступить во второй бракъ съ Еленой Васильевной Глинской и просилъ благословенія на расторженіе брака съ Соломоніей отъ Митрополита Даніила. Митрополитъ, руководясь тѣми же соображеніями, какъ и самъ Великій князь, далъ свое согласіе на просьбу Василія Іоанновича и написалъ три слова въ оправданіе своего рѣшенія. Но многіе архипастыри и пастыри осуждали намѣреніе Великаго князя, съ ними и преп. Максимъ, утверждавшій заповѣдь Спасителя о нерушимости брака кромѣ вины прелюбодѣянія (Матѳ. 5, 32).

Расторженіе брака Великаго князя рѣшеніемъ Митрополита и Собора было произведено въ концѣ 1525 года, и въ томъ же году состоялся судъ надъ преп. Максимомъ, первоначально гражданскій, а затѣмъ и церковный. Въ первомъ случаѣ Святогорецъ былъ привлеченъ къ слѣдственному дѣлу находившихся подъ опалой боярина Берсень-Беклемишева и діака Ѳеодора Жаренаго, обвиненныхъ въ разговорахъ и сношеніяхъ, враждебныхъ великокняжескому единодержавію. Такія же сужденія и связи были несправедливо приписаны и Святогорцу, хотя преподобный свидѣтельствовалъ, что о дѣлахъ государственныхъ разсуждать онъ ни съ кѣмъ не имѣлъ обыкновенія и никогда не слушалъ такихъ разговоровъ. Клеветники въ особенности усиливались обвинить преподобнаго въ томъ, что онъ, будучи турецкимъ подданнымъ, сносился съ турецкимъ посломъ въ Москвѣ Скиндеромъ и писалъ въ Турцію грамоты, чтобы поднять турковъ противъ Россіи. На второмъ судѣ, духовномъ, предсѣдательствовалъ самъ Митрополитъ, вслѣдъ за которымъ противъ Святогорца выступали многіе обвинители, приписывавшіе преподобному обнаруженные въ его переводахъ церковныхъ книгъ якобы еретическія мнѣнія.

Въ особенности Максиму ставилось въ вину то, что при исправленіи текста Цвѣтной Тріоди онъ или одинъ изъ его помощниковъ въ службѣ на Вознесеніе Господне написалъ или одобрилъ слова, изъ которыхъ можно было, по мнѣнію судившаго Максима Собора, вывести, что «Христово седѣніе одесную Отца мимошедшее есть». А именно въ сей службѣ читалось: «Взыде на небеса и седѣ одесную Отца», а въ переводѣ Максима вмѣсто слова «седѣ» стояло «седѣлъ есть». Такой переводъ относился еще къ тому времени, когда преподобный, побуждаемый къ скорѣйшему окончанію порученныхъ ему переводныхъ работъ, не владѣлъ въ совершенствѣ церковно-славянскимъ языкомъ и не имѣлъ времени для провѣрки перевода: соотношеніе славянскихъ и греческихъ глагольныхъ видовъ было для него въ то время недостаточно яснымъ. Такъ былъ онъ признанъ виновнымъ въ порчѣ перевода Цвѣтной Тріоди и рѣшеніемъ Собора сосланъ въ Іосифовъ Волоколамскій монастырь, подъ надзоръ старца Тихона Лелкова; дали ему въ духовные отцы старца Іону. Соборъ обязалъ преподобнаго въ монастырѣ никого не учить, никому не писать, ни отъ кого не принимать писемъ и сдать всѣ привезенныя имъ съ собой греческія книги.

Жизнь Святогорца въ монастырѣ Волоколамскомъ была тяжелой и скорбной, онъ страдалъ отъ холода, голода и дыма. Однако преподобный отказался признать себя виновнымъ въ преступленіяхъ противъ Церкви и государства, со смиреніемъ утверждая, что онъ наказанъ за свои многіе грѣхи, но не за ересь. Всѣ же святители, пастыри, иноки и благочестивые люди въ Москвѣ и за ее предѣлами, знавшіе труды и добродѣтели Максимовы, видѣли въ скорбяхъ преподобнаго новое свидѣтельство Божіей къ нему милости: для увѣнчанія его подвиговъ ниспосланъ ему теперь удѣлъ страданій, дабы въ огнѣ испытаній расцвѣла его святость въ Церкви воинствующей за Христа, въ Церкви мучениковъ и исповѣдниковъ.

Этотъ голосъ церковнаго народа и духовенства былъ слышенъ повсюду, и учительное слово Святогорца не замолкло также и въ мѣстѣ его заключенія: и иноки Волоколамскіе, и приходившіе въ славную обитель многочисленные богомольцы находили способы свиданія съ заключеннымъ.

По сей причинѣ сочли необходимымъ вновь вызвать Святогорца на судъ церковный, каковой и состоялся черезъ 6 лѣтъ послѣ перваго. На Соборѣ 1531 года преп. Максиму были предъявлены, кромѣ прежнихъ, и новыя обвиненія. Главное изъ нихъ состояло въ томъ, что Максимъ въ заточеніи «не показалъ покаянія». Вмѣстѣ съ тѣмъ ему ставили въ вину исключеніе имъ нѣкоторыхъ мѣстъ изъ текста Новаго Завѣта, которыхъ не было въ греческомъ текстѣ, а также нѣкоторыя описки, вкравшіяся въ его переводы. Наконецъ на семъ Соборѣ, судившемъ также вышеназваннаго старца Вассіана, были осуждены мнѣнія преп. Максима о невмѣстности для церквей и монастырей владѣть землями и населенными имѣніями. На судѣ преп. Максимъ уже ничего не сказалъ въ свое оправданіе и въ своемъ уничиженіи кланялся Собору. Судъ повторилъ прежнее осужденіе, но перевелъ преподобнаго изъ Волоколамскаго въ Тверской Отрочь монастырь подъ начальство Преосвященнаго Архіепископа Акакія.

Такъ начался новый отдѣлъ въ жизни Святогорца: въ Твери онъ пробылъ, какъ можно думать, до 1551 года, то-есть двадцать лѣтъ. Однако это время было для преподобнаго въ различныхъ отношеніяхъ болѣе благопріятнымъ, чѣмъ его первое заточеніе. Архіепископъ Акакій, постриженецъ Волоколамской обители, подобно многимъ другимъ русскимъ святителямъ, не былъ сторонникомъ Митрополита Даніила въ преслѣдованіи Максима. Онъ отнесся къ преподобному благожелательно и съ любовью и разрѣшилъ ему книги и писаніе. Для подвижника науки и просвѣщенія это было великой радостью, и, хотя условія тверскаго заключенія неоднократно колебались въ сторону большей строгости, преподобный много потрудился за это время и многіе спасительные творенія были имъ составлены въ Отрочь монастырѣ. Такъ, въ самомъ началѣ тверской жизни Святогорца было написано его сильное слово по случаю происшедшаго въ іюлѣ 1532 года страшнаго пожара въ семъ богатомъ торговомъ городѣ, когда сгорѣлъ тверской кремль и съ нимъ каѳедральный соборъ съ богатой ризницей и утварью. Архіепископъ Акакій въ этомъ словѣ Максимовомъ представленъ бесѣдующимъ съ Господомъ и недоумѣвающимъ, почему жители его города и соборное духовенство испытали на себѣ судъ Божій: «Мы всегда радѣли о боголѣпной службѣ, совершали праздники съ прекраснымъ пѣніемъ и шумомъ доброгласныхъ колоколовъ, украшали иконы золотомъ, серебромъ и драгоцѣнными камнями: въ чемъ же мы согрѣшили?». Господь отвѣчаетъ епископу: «Вы наипаче прогнѣвали Меня, предлагая Мнѣ доброгласное пѣніе и шумъ колоколовъ, украшеніе иконъ и благоуханіе ладана. Вы приносите Мнѣ все это отъ неправедной прибыли, отъ хищенія чужого имущества. Ваши дары смѣшаны со слезами сиротъ, кровью убогихъ». И далѣе требуетъ Господь отъ жителей Твери не богатыхъ жертвъ, а милости къ труждающимся и обремененнымъ, очищенія отъ стяжательства и широкой жизни, отъ вражды другъ противъ друга, отъ невоздержанія и безчинства. Дошло до насъ отъ этого времени и еще нѣсколько поученій Святогорца.

Между тѣмъ въ 1539 г. Митрополитъ Даніилъ, неугодившій правительству князей Шуйскихъ, пришедшихъ къ власти по смерти въ 1538 году Великой княгини Елены Васильевны, былъ изгнанъ со своей высокой каѳедры, на которую былъ возведенъ Троицкій игуменъ Іоасафъ, ставшій святителемъ благочестивымъ и прямодушнымъ, чуждымъ угодничества. Новый Митрополитъ стремился исправить прежніе нестроенія и усиливался возстановить миръ и любовь между Русской Церковью и Вселенской Патріархіей, огорченной прекращеніемъ, почти сто лѣтъ тому назадъ, церковной зависимости Москвы отъ Константинополя. Никто не желалъ тогда въ Россіи сердечнаго примиренія съ Патріархомъ Вселенскимъ такъ горячо, какъ заключенный въ Отрочь монастырѣ, но всюду почитаемый Святогорецъ. Митрополитъ Іоасафъ при своемъ поставленіи исповѣдалъ, что онъ во всемъ слѣдуетъ за всесвятѣйшимъ Вселенскимъ Патріархомъ, чѣмъ исполнилъ радостью сердце тверскаго заточника. Онъ прекратилъ также строгія мѣры противъ нестяжателей, къ числу каковыхъ относился и преподобный Максимъ. Но положеніе государства въ это время оставалось весьма неспокойнымъ.

Пользуясь малолѣтствомъ царственнаго отрока Іоанна Васильевича, князья Шуйскіе и другіе князья и верховные бояре вели безпрестанную борьбу другъ съ другомъ не только при дворѣ, но и во всей странѣ, прозводя иногда тяжелыя междоусобія, разоряя народъ и угнетая подвластныхъ имъ людей. Юный Іоаннъ нерѣдко былъ свидѣтелемъ боярскихъ столкновеній и безчинствъ и не пользовался со стороны правителей должнымъ вниманіемъ и уваженіемъ.

Скорбя о такомъ паденіи нравовъ въ средѣ правительства, преподобный Максимъ изъ заточенія возвысилъ свой праведный голосъ и въ обличеніе недостойныхъ правителей написалъ нѣсколько поученій, обращенныхъ къ тѣмъ благочестивымъ боярамъ и святителямъ, которые ожидали его наставленія. Изъ этихъ поученій особенно много читалось въ Москвѣ «Слово, пространно излагающее съ жалостью нестроенія и безчинія царей и властителей послѣднего вѣка сего». Преподобный нашелъ въ лицѣ Преосвященнаго Іоасафа прочную себѣ поддержку, но только на короткое время: въ 1542 году князья Шуйскіе изгнали своего архипастыря вмѣстѣ съ близкими къ нему князьями Бѣльскими и сослали его въ Кирилловъ Бѣлозерскій монастырь.

Новый Митрополитъ всея Руси Макарій, призванный изъ Новгорода, былъ однимъ изъ величайшихъ предстоятелей Церкви Россійской. Онъ прославился своимъ благочестіемъ, любовью къ просвѣщенію и заботами о державѣ Московской. Онъ много потрудился надъ воспитаніемъ Іоанна Васильевича, всегда искавшаго у Святителя совѣта и наставленія. Онъ всѣмъ сердцемъ былъ на сторонѣ все еще заточеннаго Святогорца и надѣялся освободить его изъ заключенія. Но въ первые годы своего правленія Митрополитъ Макарій не имѣлъ къ тому возможности, такъ какъ у власти продолжали стоять князья Шуйскіе и ихъ сторонники, которые не хотѣли забыть преподобному Максиму его еще недавнія обличенія и знали, что, выйдя изъ заключенія, Святогорецъ будетъ продолжать стоять за правду и вокругъ него стекутся многіе недовольные боярскимъ своеволіемъ. Шуйскіе не соглашались и на прошеніе Максима отпустить его на Святую гору.

Но въ особенности мучительно и невыносимо для преподобнаго было все еще тяготѣвшее надъ нимъ запрещеніе чаши Св. Причастія. Въ пріобщеніи Святыхъ Тайнъ онъ надѣялся обрѣсти небесное утѣшеніе и успокоеніе и неоднократно просилъ Преосвященнаго Макарія снять съ него запрещеніе. На это прошеніе Митрополитъ отвѣтствовалъ: «Узы твои цѣлуемъ какъ одного изъ святыхъ, но помочь не можемъ, такъ какъ живъ связавшій тебя». Дѣйствительно, осудившій Максима Митрополитъ Даніилъ, находившійся тогда въ ссылкѣ въ Волоколамскомъ монастырѣ, не соглашался снять запрещеніе со Святогорца, опасаясь быть можетъ пересмотра дѣяній Собора 1525 года. Онъ разрѣшалъ Максиму принятіе Святыхъ Тайнъ только въ случае смертельной болѣзни.

Однако мѣра испытаній преподобнаго была полна. Общій голосъ Россійской Церкви требовалъ уважить прошеніе преподобнаго и прекратить воздвигнутое на него несправедливое гоненіе. Запрещеніе Св. Причастія было наконецъ снято, и общее положеніе Максима въ Твери стало болѣе благопріятнымъ, чѣмъ когда-либо прежде.

Въ 1547 году руководимый Митрополитомъ Макаріемъ Іоаннъ Васильевичъ вѣнчался на царство и въ первые годы своего самостоятельнаго правленія находился подъ благотворнымъ воздѣйствіемъ лучшихъ русскихъ людей того времени, во главѣ которыхъ стояли протоіерей Сильвестръ и окольничій Алексій Адашевъ. Преподобный Максимъ участвовалъ въ этомъ живомъ союзѣ между молодымъ царемъ и русскимъ обществомъ. Онъ обратился къ Іоанну съ особымъ посланіемъ «Главы поучительные къ начальствующимъ правовѣрно». Также и царь весьма почиталъ преподобнаго и въ 1551 году въ торжественные дни Стоглаваго Собора согласился на просьбу почитавшагося имъ и столичнымъ обществомъ игумена Троицкаго монастыря Артемія перевести преподобнаго Максима къ нему въ Сергіеву обитель. Въ стѣнахъ знаменитѣйшаго русскаго монастыря, окруженный глубокимъ уваженіемъ Троицкой братіи, богомольцевъ и почитателей своихъ и обители, провелъ преп. Максимъ послѣднія пять лѣтъ своей подвижнической и исповѣднической жизни.

Царь Іоаннъ всегда сохранялъ въ своемъ сердцѣ память о трудахъ преподобнаго и многократно обращался къ нему въ Сергіевъ монастырь за совѣтомъ и наставленіемъ. Такъ послѣ взятія россійскими войсками сильнаго оплота татарскаго могущества Казани Іоаннъ Васильевичъ съ царицей Анастасіей Романовной предпринялъ благочестивое путешествіе по славнѣйшимъ русскимъ монастырямъ для возношенія передъ раками святыхъ благодарственныхъ молитвъ Всевышнему и Божіей Матери за ниспосланную ему помощь въ войнѣ съ невѣрными. Передъ поѣздкой онъ испрашивалъ у преп. Максима его на то согласія и совѣта. Преподобный отвѣтствовалъ, что, благодаря Бога и вознося моленія въ святыхъ обителяхъ, царь не долженъ забывать вдовъ и дѣтей россійскихъ воиновъ, положившихъ свою жизнь подъ стѣнами Казани: утѣшивъ ихъ, утеревъ ихъ слезы своимъ царскимъ вниманіемъ, Іоаннъ принесетъ святую и всего болѣе богоугодную жертву на алтарь правды и милости. Немного позднѣе, когда предстояло созвать Соборъ церковный противъ заблужденій Матвѣя Башкина и другихъ, царь Іоаннъ весьма желалъ участія преп. Максима въ засѣданіяхъ того Собора, устроившагося въ 1554 году. Онъ писалъ преподобному: «Да будешь и ты поборникомъ православія; подобно первымъ богоноснымъ отцамъ также и ты покажешь себя ревнителемъ благочестія, и тѣ же небесныя обители пріимутъ тебя, какъ и тѣхъ, подвизавшихся за блгочестіе. Явись тѣмъ древнимъ святымъ отцамъ споспѣшникомъ и данный тебѣ отъ Бога талантъ умножь и ко мнѣ пришли писаніе противъ нынѣшнихъ злоученій».

Недуги и слабость тѣлесная воспрепятствовали Максиму исполнить просьбу царскую, притомъ, по своему смиренію, онъ не полагалъ себя, простого инока, въ правѣ состоять въ числѣ отцовъ Собора. Вскорѣ послѣ того, въ 1556 году, великій Святогорецъ, просвѣтитель и наставникъ, подвижникъ православія и страдалецъ за правду, тихо скончался въ своей келліи вблизи гроба преп. Сергія, въ обители Троицкой.

Святость преп. Максима была явственна и при его жизни. Глава Церкви Россійской преосвященный Митрополитъ Макарій цѣловалъ узы Святогорца какъ одного изъ святыхъ. Царь всея Россіи Іоаннъ Четвертый сравнивалъ его съ богоносными отцами древнихъ временъ. Въ Троицкой Сергіевой Лаврѣ, въ Трапезной церкви коей погребенъ преподобный, онъ былъ впервые почитаемъ въ числѣ мѣстныхъ святыхъ. Затѣмъ сіе почитаніе распространилось на всю Землю Русскую, для блага коей подъялъ на себя Святогорскій инокъ великое послушаніе и страданіе за чистую вѣру и подлинно православную жизнь.

Осужденіе преп. Максима въ 1525 и 1531 годахъ было тяжелой ошибкой правившаго тогда Митрополита и великокняжескаго правительства. Эта ошибка свидѣтельствовала о томъ, что воспитаніе христіанскаго сердца и православнаго образа жизни и упованія дается человѣкамъ не иначе, какъ въ силу великихъ трудовъ, подвиговъ и самоотреченія. Ставъ единымъ на землѣ православнымъ царствомъ, Россійская держава была призвана къ великой борьбѣ съ собственными недостоинствами и согрѣшеніями, и ея благодѣтельная воспитательница Православная Церковь неустанно трудилась надъ возвышеніемъ духа народнаго. Въ этомъ богоугодномъ дѣлѣ прославился великій сонмъ святыхъ Россійскихъ, среди которыхъ просіялъ небеснымъ свѣтомъ Ватопедскій инокъ, свыше посланный въ Землю Русскую. 
 

Источникъ: Житія святыхъ. № 10. Январь (отъ 16 до 31). — Мюнхенъ: Изданіе обители преп. Іова Почаевскаго, 1966. — С. 112-129.