Зачем пренебрегать голосом Церкви?

Критические замечания на «Официальные разъяснения»

ОВЦС Московской Патриархии от 15.04

15 марта к канун начала работы Священного Синода Русской Православной Церкви в историческом здании Святейшего Правительствующего Синода ОВЦС Московской Патриархии внезапно опубликовал на официальном портале отдела и Московского Патриархата свои «Разъяснения» относящиеся к предстоящему Всеправославному Собору, который продет в день святой Пятидесятницы на о. Крит, а также по поводу «состоявшейся 2 февраля 2016 года в Гаване встречи Патриарха Московского и всея Руси Кирилла с папой Римским Франциском».

Поражает сам тон всех этих заявлений, которые похожи не на «Разъяснения», обращенные к обеспокоенной пастве из-за произошедших событий, а на порицания народа, увещания, которые наполнены негодования и крайней степени возмущения. Тон, который совершенно недопустим для официального церковного языка. Мол по какому праву народ Божий беспокоится, да еще и критикует действия Предстоятеля Русской Православной Церкви. Видимо ОВЦС считает, что в Русской Православной Церкви de facto существует некое признание «непогрешимости Первосвятителя и всех его действий». Однако такой взгляд на служение патриарха в Православной Церкви крайне опасен, он в корне противен православной экклезиологии. Патриарх, согласно священным канонам Православной Церкви и  Уставу Русской Православной Церкви не является некой элитарной фигурой[1], как не является ей никакой епископ. Епископ и патриарх, как первый по чести, призван являть в себе живого Христа[2], и это мистически происходит, согласно толкованию Божественной литургии прп. Максима Исповедника и свт. Симеона Солунского, во время Божественной Литургии, начиная со встречи архиерея духовенством. Для любого епископа, а тем более патриарха, как первенствующего по чести, паства, народ Божий является не инструментом религиозных спекуляций, который на себе должен только безгласно терпеть всякого рода «выходки» священноначалия, а требующим к себе пастырской заботы о спасении их душ, водительства в царство небесное, обретения в себе «нрава Христова, … и таких же чувств как у Христа», - по словам апостола Павла. Любой пастырь должен верующего наставлять в Законе Божиим и научать великому искусству спасения, духовного совершенствования и восхождения в состояние богоподобия, обожения.[3] Поэтому Церковь  голосом первоверховного апостола Петра категорически воспрещает пастырям «превозноситься»: «Пастырей ваших умоляю я, сопастырь и свидетель страдании Христовых…пасите Божие стадо, какое у вас, надзирая за ним не принужденно, но охотно и богоугодно, не для гнусной корысти, но из усердия, и не господствуя над наследием Божиим, но подавая пример стаду».(1 Петр.5, 1-3)

Относительно события встречи патриарха Кирилла в Гаване мы нисколько не сомневаемся в правоте слов «Официальных разъяснений», что «Главной причиной встречи послужила необходимость безотлагательно обсудить трагическую ситуацию, связанную с преследованием христиан в ряде регионов мира, в первую очередь на Ближнем Востоке, где они сегодня подвергаются настоящему геноциду.». Но вопрос стоит в другом: Решая «проблему на Ближнем Востоке» в рамках секулярного понимания «блага» для жителей Ближнего Востока, понимал ли и осознавал ли Святейший Патриарх, что такая встреча имеет «мистический характер»? Думаем, что нет. И это связано с тем, что оценка смысла данной встречи в устах Его Святейшества  находится исключительно в плоскости не сотериологической, а  социально-гуманитарной и политической. Понимал ли Святейший Патриарх, что идя на эту встречу, как говорится, «напролом», не считаясь с голосом собратьев епископов, решая проблему кулуарно и самостоятельно, он совершал грех «против единства Поместной Православной Церкви»[4]? Понимает ли ОВЦС, что «раздувая»  в СМИ эту встречу до события «мирового и исторического масштаба», провозгласив это событие в качестве «прорыва» в отношениях между Церквами, он работал далеко не на благо Православной Церкви, ее единства, а на разрушение традиционного святоотеческого отношения к Римскому папе и Римо-Католической Церкви, внедряя новое мышления размывания церковных границ и подрывая православное самосознание и мышление российской паствы? Тем более, что для этого давно готовилась почва на уровне внутренних документов Русской Православной Церкви, венцом которых является «Основные принципы отношения Русской православной Церкви к инославию». Именно в этом документе, испещренном вкраплениями «экуменических экклезиологических моделей и теорий», мы воочию становимся свидетелями узаконивания «»решения Баламандского соглашения 1993г.». Для наглядности мы приведем  это место: «Диалог с Римо-католическо Церковью строился и должен строиться в будущем с учетом того основополагающего факт, что она является Церковью, в которой сохраняется апостольское преемство рукоположений» (История и характеристика богословских диалогов с инославием, Отношения с Римо-Католической Церковью). Такой «основополагающий факт», который в корне противоречит историческому отношению к Римо-Католической церкви после Великой Схизмы 1009-1054 как ереси, и когда в документе даже нет никаких упоминаний о существенных догматических различиях с Православной Церковью, является доказательством того, что ничто не мешает православным христианам входить в Евхаристическое общение с этой «Церковью».

Тем не менее, мы, как православные христиане и верные всей полноте православной традиции Православной Церкви относимся к этой встрече иначе, чем ОВЦС и Его Святейшество. Эта встреча является действительно эпохальной, но встречей мрачной, поскольку личность папы в святоотеческой традиции рассматривается не как просто религиозный лидер, епископ города Ветхого Рима  и первый епископ Вселенской Церкви, что пытается навязать Римо-Католическая сторона на нынешнем этапе двустороннего диалога[5], а как «образ апостасии, антихриста». Если эти оценки высшему священноначалию не нравятся, то это проблемы их секуляризованного сознания. Это сознание, которое, увы, как это ни прискорбно, уже неспособно различать «знамения времен».

Приводить же в качестве аргумента для необходимости вести диалог с Римо-Католической Церковью и встречаться с Римским папой речь свт. Марка Эфесского, произнесенную им Римскому папе Евгению во время открытия в Ферраре собора, является свидетельством богословской безграмотности, поверхностности. Тогда диалог начинался в «надежде» на благополучный исход, на то, что рассеченные члены Церкви соединятся. Но это был риторический прием свт. Марка, в котором, безусловно, была заложена, хоть и слабая, но «надежда» на лучшее. Однако же уже после первых прений с римо-католической стороной все эти надежды исчезли, все иллюзии, связанные с восстановлением «утраченного единства» ушли.  Свт. Марк вскоре напишет: «…одни слова сменялись другими, и речь рождала речь, как это в их обыкновении; и ничем сколь-нибудь большим их истина не доказала свою силу, хотя они много излили чернил ради себя и многословиями прикрывали её… я же, с тех пор отмежевавшись от них, ушёл в самого себя, для того, чтобы непрестанно согласуясь со святыми моими Отцами и Учителями, всем сделать известным мое воззрение чрез это мое писание, дабы (всякому) желающему было бы возможно взвесить: …я не принял заключенную Унию». Здесь можно было бы, следуя логике патриаршей проповеди, обвинить свт. Марка в удалении от общения и нежелании исполнять обязательную для всех заповедь о проповеди Евангелия – «идите научите все народы». Более того, в нем надо видеть противника «искомого восстановления единства христиан»и не желающего «несьти свидетельство о Православии миру».

И своем итоговом каноническом послании (Epistola encyclica) свт. Марк так оценивает римо-католиков :«Пленившие нас злым пленением и пожелавшие отвести в Вавилон латинских обрядов и догматов». А далее свт. Марк дает итоговую и общеправославную оценку римо-толикам не как схизматикам, а как еретикам: «Итак, мы отвратились от них, как от еретиков, и поэтому отмежевались от них. Что же еще нужно? — Ведь блогочестивые законы говорят так: «Является еретиком и подлежит законам против еретиков, тот, кто хотя бы и немногим отклоняется от Православной Веры» 26). Если же латиняне ничем не отклоняются от правой Веры, то, повидимому, мы напрасно их отсекаем; но если они совершенно отклонились, и то в отношении богословия о Святом Духе, хула в отношении Которого — величайшая из всех опасностей, то ясно — что они еретики, и мы отсекаем их как еретиков. Почему же и миром мы помазываем их, которые от них приходят к нам? — Не ясно ли — как еретиков?»[6]

И если быть последовательным в оценке Римо-Католицизма, то ОВЦС в своем официальном Заявлении следовало бы держаться позиции всей Православной Церкви, которая выражена не в произведении свт. Филарета (Дроздова), когда он был еще не святителем, и является личным мнением. Болееь того, это мнение свт. Филарета им было высказано тогда, когда он начинал свое поприще в церковной жизни как проповедник, преподаватель и ректор СПбДА. ОВЦС сдледовало бы ссылаться на документы, имеющие общецерковную силу и догматических характер. В более позднее время, в преклонные годы, свт. Филарет вполне конкретно высказывался не о разделении Церквей, а отпадении Римской Церкви от Вселенской Православной Церкви, и именовал ее еретической.[7] К категории общецерковных документов, или символических книг, имеющих для православной Церкви догматический характер является и Окружное послание свт. Марка Эфесского сущим на островах[8], а тем более Патриаршее и Синодальное Послание Константинопольской Церкви 1895г. к Римскому папе Льву XIII по поводу соединения Церквей. В нем Римо-Католическая Церковь называется церковью нововведений и еретических учений: «а нынешняя Римская церковь есть церковь нововведении, подделывания писаний отцев Церкви и извращенного токования св. Писания и определений св. соборов. Поэтому она благомысленно и справедливо отвергнута и отвергается, пока упорствует в своем заблуждении».[9] А в Послании Восточных Патриархов 1848г., еще более авторитетно символической книге нашей Церкви мы читаем: «Из ересей, распространившихся, какими Бог весть судьбами, в большей части вселенной, был некогда арианизм, а теперь - папизм».[10]

Современное состояние двустороннего диалога с Римо-Католической церковью является более чем опасным после принятия двусторонних соглашений в Баламанде, Равенне. Православная Церковь в лице ее представителей на диалоге встала на путь опасного богословского компромисса. И закрывать на это глаза – более чем преступно.

Относительно Второго «Разъяснения» ОВЦС мы не можем не заметить здесь также подобострасного отношения и тона, еле сдерживающейся раздражительности и негодования  к содержанию писем верующих чад Русской Православной Церкви. Народ волнуется и переживает, значит у него живая вера, у него сохранилось живое догматическое чутье и религиозная совесть. Не понимать этого и игнорировать это как факт живой веры является недопустимым для православных иерархов.  Если же ОВЦС хочет превратить народ Божий в молчащее стадо, которое ведут на убой, то в этом необходимо видеть откровенное преступление. Церковь это не человеческий институт, где все выстраивается по административно-правовому началу, да и то в лучшем случае, а живой Богочеловеческий организм. Святейший Патриарх Кирилл еще в самом начале своего первосвятительского служения по одному из поводов говорил, что «если народ беспокоится, если он переживает и выражает протесты, то значит Церковь жива». Как видимо все быстро забывается, когда касается более острых и животрепещущих вопросов веры.

С  самого начала в «Официальном разъяснении» ОВЦС говорится том, что Всеправославном собор «не будет обсуждать догматических вопросов, которые уже обсуждены Вселенскими Соборами».

Да, действительно, среди каталога вопросов Всеправославного соборе таких вопросов нет. Однако, как таковые, они тщательно вплетены в документ «догматического содержания» «Отношения Православной Церкви к остальному христианскому миру». Почему? Да потому что этот документ касается вопроса об отношении к ересям и расколам, которые сформировались с течением истории, начиная с III Вселенского собора (431г.), а в особенности после Великой Схизмы 1054г., когда т.н. Западное христианство отделилось из-за вероучительных вопросов от Православной Вселенской Церкви.

Критические высказывания видных иерархов и богословов Элладской Церкви указывали на двойной смысл, заложенный в данный документ. И этот двойной смысл и двойное прочтение вызвано, прежде всего, отходом именно от святоотеческой терминологии и понятый, выработанных на Вселенских соборах в отношении к инославному миру. Поскольку данный документ является, прежде всего, втурицерковным, то в нем не должны присутствовать формулировки и термины, которые были выработаны в ходе двустороннего богословского диалога, где допустима некая понятийная дипломатия. Но именно этому языку и теминологии последовал упоминаемый нами документ.[11]

 В «Разъяснениях»  ОВЦС совершенно ложно говорится о том, что «. Опасения относительно того, что цель документа состоит якобы в утверждении экуменизма как некоего учения, обязательного для всех православных, не имеют под собой никаких оснований. Само выражение «экуменическое движение» в документе употребляется исключительно в историческом контексте для описания реалий прошлого».

 Чтобы убедиться в том, что это далеко и вовсе  не так, достаточно взглянуть на содержание: пп. С 3 по 15 (об обязательности участия в двустороннем богословском диалоге), а с пп. 16 и по 21 – об участии Поместных Православных Церквей в ВСЦ.

В п. 17 достаточно конкретно указывается не на прошлое, а на настоящее: «Поместные Православные Церкви — члены ВСЦ принимают полное и равноправное участие в структуре ВСЦ и всеми имеющимися в их распоряжении средствами вносят свой вклад в свидетельство истины и продвижение единства христиан».

 Все они посвящены именно реальному, ненешнему, а не в историческом прошлом, участию Православных Церквей в Экуменическом движении и двусторонних диалогах. И указывается цель этих диалогов: «Очевидно, что общей для всех целью богословских диалогов является окончательное восстановление единства в правой вере и любви». Тем не менее, понятию «правая вера» нужно дать соответствующее православное истолкование.  Этот термин использовался Святым Отцами Вселенских соборов как идентичный термину православный. При этом, как справедливо замечает Преосвященнейший митрополит Пирейский Серафим, в документе не делается никакого реального анализа участия в Экуменическом диалоге, не показывается его бесперспективность в силу реального морально-нравственного упадка протестантских деноминаций членов ВСЦ, и отсутствие реального свидетельства Православия в ВСЦ. Утверждения об этом свидетельстве носят откровенно надуманный характер.[12]

Мы не можем согласиться с тем, что высказанные Его Святейшеством слова в день Торжества Православия о недопустимости называть инославных христиан еретиками применимо к данному документу. Ибо данный Документ имеет, прежде всего внутриправославный, всеравославный характер. То есть этот Документ, прежде всего, является документом внутреннего пользования Самой Православной Церкви. И именно по этой то причине термины ересь и раскол, как библейские и святоотеческие, неизменно присутствющии в вероопределениях Вселенских Соборов, должны присутствовать и здесь. Их отсутствие, как уже говорилось видными иерархами Элладской Церкви и в нашем Открытом письме на имя Святейшего патриарха, вносят двусмысленность и путаницу в содержание документа.

Кроме того, наш личный опыт и опыт многих святогорцев доказывает обратное тому, что сказано Его Святейшеством в проповеди на Торжество Православия. Ставя инославного христианина перед фактом его пребывания в ереси, то есть вне спасительной ограды Церкви, и, указывая на то, что только Православная Церковь является «частью спасаемых» (7 правило II Вселенского собора и 95 правило VI Вселенского собора), инославный христианин задумывается. А при правильном к нему теплом христианском отношении, но в рамках священных канонов, он рано или поздно приходит к спасительной купели крещения в Православной Церкви и в ходит в «число спасаемых». Слово ересь и еретик не оскорбительное, но педагогически-врачевательное, каковым является и провозглашение церковных анафем.[13] Неслучайно на Святой Горе имеются многочисленные случаи прихода к матери Святой Православной Церкви многих римо-католиков и протестантов. Ибо инославные живо чувствуют божественную благодать в Православной Церкви. И именно в этом смысле святые обители, как хранители полноты православной традиции, столь часто раскрывают глаза инославным на «апостольское Православие», и никогда монастырь не является закрытым гетто, но служит живым и действенным орудием спасающего Божественного Промысла.

Все видные иерархи и богословы дали критическую оценку п. 22, в котором дается неприемлемое для Православной Церкви, ее экклезиологии утверждение о «соборной системе»( τό συνοδικόν σύστημα) как конечной инстанции для определения православной веры.[14] Это утверждение роднит документ с экклезиологией Римо-Католической Церкви, изложенной в соответствующей институции деяний Второго Ватиканского Собора.[15] И она является абсолютно неприемлемой. Митрополит Новой Смирны подчеркивает: «История Церкви свидетельствует, что были Соборы, которые не только не сохранили истинную православную веру, но и провозглашали нечестивые догматы (κακοδοξίας), а результате чего истина веры была сохранена и указана бодрствующим сознанием церковного тела (ἡ ἐπαγρυπνοῦσα συνείδησις τοῦ ἐκκλησιαστικοῦ σώματος). По этой то причине, - далее говорит Преосвященный Симеон, - для того чтобы исключить подозрения и страхи, лучше было бы характеристику соборной системы как «последней» изъять».[16]

В разъяснениях совершенно справедливо говориться о том, что «Принятие данных принципов Всемирным советом церквей предоставило Православной Церкви возможность, ни в чем не погрешая против своего вероучения, беспрепятственно свидетельствовать инославным христианам об истине Христовой, о том, что восстановление богозаповеданного единства христиан возможно лишь в лоне Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, каковой и является Православная Церковь (что также ясно указано в подготовленном проекте). Однако, если бы это было столь ясно и конкретно прописано в Документе, то на отсутствие этого конкретного указания в самом Документе не указывалось бы богословски компетентными иерархами и богословами. То есть утверждение ОВЦС из текста самого Документа не является очевидной.

Идея Разъяснений ОВЦС понятна – отвергнуть любые предложения по корректировке текста указанного Документа, не зависимо от степени их богословской и логической обоснованности. Однако такая позиция является откровенно воинствующей по отношению и к здравому смыслу и к мнению компетентных иерархов и богословов, и духовенства и мирян. Спрашивается: ради чего? Ведь в ОВЦС и высшем Священноначалии должны понять, что документы для Всеправославного собора являются проектами. Кроме того, члены делегации нашей Поместной Церкви должны выразить позицию нашей Церкви. И мы полагаем позицию не безграмотную, а богословски грамотную, которая предполагает критический взгляд на предлагаемые проекты документов для Святого и Великого Собора. Если же глава ОВЦС митрополит Волоколамский Иларион, высшее священноначалие нашей Поместной Церкви отвергает критические замечания, то оно не будет на Всеправославном соборе выражать голос нашей Поместной Церкви. Она будет выражать голос не здравого церковного сознания, а представителей поверхностного богословия и легкомысленных суждений и взглядов, дилетантизма. Но это не есть выражение «бодрствующего сознания Церкви», которое является подлинным критерием Православия. И к нему обязаны прислушаться и святейший Патриарх, и Священный Синод и тем более ОВЦС, благодаря Бога за то, что через эту критику охраняется чистота Православия и оберегается и корректируется позиция священноначалия.

©Редакция «Православного Апологета» 2016г.