Русская Православная Церковь

ПРАВОСЛАВНЫЙ АПОЛОГЕТ
Богословский комментарий на некоторые современные
непростые вопросы вероучения.

«Никогда, о человек, то, что относится к Церкви,
не исправляется через компромиссы:
нет ничего среднего между истиной и ложью.»

Свт. Марк Эфесский


Интернет-содружество преподавателей и студентов православных духовных учебных заведений, монашествующих и мирян, ищущих чистоты православной веры.


Карта сайта

Разделы сайта

Православный журнал «Благодатный Огонь»
Церковная-жизнь.рф

 Каноническое исследование деяний Митрополита Сергия (Страгородского). Не публиковавшийся ранее документ из сборника "Дело митрополита Сергия"

Сергий (патриарх Московский) — Википедия

 Публикация малоизвестных документов из машинописного сборника "Дело митрополита Сергия", который находится в Государственном архиве Российской Федерации, где хранятся документы высших органов законодательной, исполнительной и судебной власти Российской Федерации. Орфография и пунктуация подлинника сохранены.

Документ номер 112. Каноническое исследование деяний Митрополита Сергия

Руководящими началами для Русской Православной Церкви при данных конкретных условиях являются определения Московского Поместного Собора 17/18 гг., как высшей церковной инстанции, которой принадлежит вся полнота власти и которой подотчетен и Патриарх (Опред.4/IX-17 г.).

В связи с провозглашенным властью отделением Церкви от государства, принявшим у нас форму гонения на Православную Церковь, Поместным Собором были предопределены отношения предстоятелей церкви к гражданской власти, нашедшие свое выражение в определениях от 5/IV-18 г. «о мероприятиях, вызываемых происходящим гонением на Православную Церковь» (вып. III, стр. 55), от 6/IV-18 г.  «о мероприятиях к прекращению нестроений в церковной жизни» (там-же, стр. 58) и от 30/VIII-18 г. «об охране церковных святынь от кощунственного захвата и поругания» (вып.4, стр. 28) и, наконец, от 19/II, 7/IV и 20/VIII-18 г. «о браке».

Мысль Поместного Собора о Высшей Церковной власти в русской Церкви в связи с происходящим гонением заострена в нижеследующем определении Собора: «От имени Священного Собора оповестить особым постановлением, что Священный Собор Православной Российской Церкви, возглавляемой Святейшим Патриархом и преосвященными иерархами, состоящий из избранников всего православного народа, в том числе и крестьян, есть единственный законный, высший распорядитель церковных дел, охранитель храмов Божиих, святых обителей и всего церковного имущества. Никто кроме Собора и уполномоченной им власти, не имеет права распоряжаться церковными делами и церковным имуществом, а тем более такого права не имеют люди, не исповедающие даже христианской веры или же открыто заявляющие себя неверующими в Бога». (Вып. 3/стр.57).

Как это явствует из пастырских посланий и деятельности, Патриарх Тихон стоял на точке зрения строгого исполнения определений Поместного Собора, не исключая и послания по поводу насильственного из'ятия церковных сосудов по распоряжению гражданской власти. В данном случае Патр.Тихон, как мы дальше увидим, был прав не только с точки зрения вышеприведенного определения Поместного Собора, но и древних канонов Церкви.

Но какова в это время была церковная позиция Митр.Сергия?

Зная волю Поместного Собора и тяжелое положение Патриарха Тихона в связи с выступлением против него советской власти по поводу изданного им послания об из'ятии ценностей, Митрополит Сергий, совместно с Серафимом, Епископом Костромским, и Евдокимом, поныне пребывающим в обновленчестве, выступил решительно против Тихона и опубликовал воззвание от 16/VI-22 г. в газете «Живая Церковь».

Упомянутые иерархи, с Митр.Сергием во главе, здесь пишут: «рассмотрев платформу ВЦУ, заявляем, что целиком разделяем мероприятия ВЦУ, считаем его единственной, канонической, законной, верховной церковной властью и все распоряжения, исходящие от него, считаем вполне законными и обязательными. Мы призываем последовать нашему примеру всех истинных пастырей и верующих сынов Церкви, как вверенных нам, так и других епархий».

За такого рода деяние, учиненное сознательно и упорно, при полном отсутствии вины со стороны Патриарха Тихона, но, напротив, вследствие исполнения последним канонов и определений Поместного Собора, Митроп.Сергий, согласно 15 правила Двукратного Собора, должен быть «совершенно чужд всякого священства».

В виду принесенного митрополитом Сергием покаяния, Патриарх Тихон простил его, хотя, по букве канонов, вследствие тяжести преступления, должен был вопрос о митр.Сергии передать на рассмотрение Собора.

Однако события наших дней, когда м.Сергий оказался в роли Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, показали, что раскаяние м.Сергия было неискренне, и вся его деятельность в должности заместителя м.Петра является саботажем определениям Поместного Собора и канонам Церкви.

Права Местоблюстителя, судя по определению Поместного Собора от 28/VII-18 г., много уже прав Патриарха и должны ограничиваться совершением самых неотложных действий.

Еще более ограничены права заместителя Патр.Местоблюстителя, каковая должность даже не предусмотрена Поместным Собором, и о ней можно только вывести на основании примечания к ст.3 определения от 28/VII-18 г., в коем говорится, что, в случае отпуска или болезни Патриарха, временное председательствование в Священном Синоде и Высшем Церковном Совете Патриарх поручает одному из членов Святейшего Синода.

Однако, сделавшись заместителем м.Петра, Сергий превысил полномочия не только местоблюстителя, но даже и Патриарха, с явным уклонением в сторону обновленчества.

Чтобы не быть голословными, сделаем юридический анализ опубликованного в «Изв. ВЦИК» от 19/VIII-27 г. № 188 Пастырского Послания м.Сергия и временного Синода при нем.

Нужно различать Церковь и государство и не смешивать последнее с входящими в понятие государства элементами, именно народом и государственной властью, а тем более с господствующей в государстве политической партией, проводящей в жизнь свою программу.

Поскольку всякий человек живет на определенной территории, он находится в государстве и обязан подчиняться его законам, не переставая быть христианином.

Нужно сказать, что и в этом пункте может возникнуть почти неустранимый конфликт между велениями совести и всемогуществом государства.

Как утверждают специалисты-богословы и канонисты, самая религия христианская в ее внутреннейшем зерне, в центральном пункте ее учения, несогласна с постулатом всемогущества государства. Несколько указаний достаточно, чтобы выяснить это.

Каждый человек имеет бессмертную душу, призванную к усыновлению Божию, к вечному блаженству. Ради этой бессмертной души каждого отдельного человека совершил Христос дело искупления. Поэтому поставленная человеку задача действовать для своего спасения, соблюдать свою душу от вечной смерти есть его преимущественное дело, в отношении которого всякая другая поставленная для себя человеком цель является подчиненной.

И вот, между тем как всемогущее государство не знает высшего закона кроме своей воли, не знает права, которое бы не подчинялось ей, христианство провозглашает бесконечное право совести.

В отношении совести, состоящей с волей Божией в согласии, не существует прав какого либо земного авторитета. Где веление государственной власти противоречит Божественному закону, там христианин не должен ему подчиняться, а должен отказать миру в повиновении.

Христос заранее предсказывал апостолам, что ради Его имени они войдут в столкновение с властями этой земли.

«Они будут отдавать вас в судилища, и в синагогах своих будут бить вас. И поведут вас к правителям и царям за Меня для свидетельства перед ними и язычниками. Когда же будут предавать вас, не заботьтесь, как или что сказать, ибо в тот час дано будет вам что сказать».

И когда Апостолы, после смерти Иисуса, были приведены перед Иудейский Синедрион, так как они не уважили запрещения учить во имя Его, и первосвященник угрожал им за это, Апостолы, исполнившись Духа Святого, ответили: «Должно Богу повиноваться более, чем людям».

Тем самым на все времена означен предел, поставленный для земной власти.

Задачу разграничения Церкви от государства советская власть разрешила в декрете об отделении Церкви от государства, в котором провозгласила свободу вероисповедания, а все религиозные общества и Церкви приравняла к частным обществам и союзам, с прямым запрещением каким либо органам государства или его местных автономных и самоуправляющихся установлений оказывать какие либо преимущества или субсидии какой бы то ни было Церкви или религиозному обществу.

Провозглашенный совет.властью принцип отделения Церкви от Государства проводился более или менее последовательно в первые годы РСФСР, когда у власти стоял т.Ленин.

Однако, еще в 1919 году т.Лацисом была сделана попытка изменить этот принцип. «Допустить расхождение Церкви с государством, – это значит допустить государство в государстве, что, конечно, не может быть терпимо никакой властью, а меньше всего советской.

В соответствии с этим в своей статье, озаглавленной «Церковь и государство» (Изв. ВЦИК от 2/XII-19 года № 270), т. Лацис, указав на служебную роль Церкви при Романовых и на вредные для государства последствия, происшедшие вследствие расторжения связи между Церковью и советским государством, в качестве панацеи предложил следующее»: «Недавний опыт учит нас быть предусмотрительными и поддерживать в духовенстве течение, которое следует за духом времени и идет на поддержку советской власти. Это течение намечено довольно ясно, и было бы непростительно не обратить внимания на новые веяния в православной Церкви. Прогрессивное духовенство имеет право рассчитывать на поддержку советского государства».

В свое время статья т.Лациса вызвала резкий ответ т.Красикова, который в своей статье «Кому это выгодно?» (Изв. ВЦИК от 4/XII-19 г. № 272) заявил, что «если бы покойники могли двигаться, то Карл Маркс, наверное, перевернулся бы в своем гробу от преподнесенной т.Лацисом «истины». «Советская власть, по словам т.Красикова, потому именно и отделила Церковь от государства, что пути их расходятся, ибо коммунизм расходится не только с православной, а со всякой религией, и при таких обстоятельствах говорить об их соединении – значит – хотеть соединить несоединимое».

Но то, что представлялось абсурдом «для военного коммунизма», пришлось вполне ко двору во время НЭП'а.

В 1922 г., в связи с арестом п.Тихона и при деятельной поддержке некоторых органов советской власти, возникла обновленческая Церковь, играющая ныне роль государственной церкви в СССР.

В 1926 г., в связи с заточением Патр.Местоблюстителя м.Петра, явилась церковь Григория и Бориса Можайского.

Обновленческая церковь имеет свои центральные и епархиальные органы, выступающие во вне с правами юридического лица.

В обладании обновленцев находятся все соборы и значительное число храмов, обычно пустующих. За ними по Москве закреплены все чудотворные иконы с целью дать возможность поддерживать им свое существование. В области церковной политики обновленцы отправляют обязанности оффициальных сыщиков и охранников, и этим путем уничтожают своих конкурентов и врагов среди православного духовенства.

Когда появились обновленческие церкви Евдокима, Антонина и др., пользовавшиеся особыми правами и преимуществами в РСФСР, то цель патриарха Тихона заключалась в том, чтобы на точном основании декрета об отделении церкви от государства добиться для старо-православной церкви таких же прав, какими пользуются обновленцы, не изменяя при этом ни в чем настроению и духу древнего православия.

Но какою ценой было куплено обновленцами их привилегированное положение в советском государстве по сравнению с другими церквами?

В целях услужить совет.власти и добиться доверия последней, обновленцы всех чинов и рангов стремились к тому, чтобы, по образному выражению т. И.Степанова-Скворцова, в его статье «Среди церковников», предпосланной в качестве предисловия к посланию М.Сергия, «каким либо образом построить крест так, чтобы рабочему померещился в нем молот, а крестьянину серп».

Делалось это таким образом, что одни из обновленцев ставили своею задачею внедрить в сознание верующих мысль, будто бы христианство по существу своему не отличается от коммунизма, и что коммунистическая власть стремится к достижению тех же целей, что и Евангелие, но свойственным коммунизму способом, т.е. не убеждением, но принуждением. Другие предлагали пересмотреть христианскую догматику в том смысле, чтобы ее учение об отношении Бога к миру не напоминало отношение монарха к подданным, а более соответствовало бы республиканским образцам. Третьи требовали перерегистрации святых буржуазного происхождения».

Теперь обратимся к вышецитированному посланию м.Сергия.

Преступление м.Сергия перед староправославною церковью заключается в том, что он желает поставить церковь в служебное положение к сов.власти и этим путем снискать благорасположение к староправославной Церкви.

«Приступив с благословения Божия к нашей синодальной работе, мы, пишет м.Сергий, – ясно сознаем всю величину задачи, предстоящей нам и всем вообще предстоятелям Церкви.

Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами советского союза, лойяльными к сов.власти, могут быть не только равнодушные к православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы ему, для которых оно дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом. Мы хотим быть православными и в то же время сознавать советский союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи. Всякий удар, направленный в союз, будь то война, бойкот, какое нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное варшавскому, сознается нами как удар, направленный в нас. Оставаясь православными мы помним свой долг быть гражданами союза не только из страха, но и по совести (Рим. XIII, 5). И мы надеемся, что с помощью Божией, при вашем содействии и поддержке, эта задача будет нами разрешена».

Такого рода безоговорочное признание всего советского вместе с тем и христианским и староправославным, не допускающее даже возможности конфликта между совестью христианина и постулатом всемогущества государства, и при этом государства атеистического, признание, доходящее до отожествления не на словах, а на деле, не токмо за страх, но и за совесть во всем успехов и радостей сов.власти с успехами и радостями веры православной есть то же обновленчество, но только не в области церковного учения, а в области церковного устройства и права. Но такого рода служение также греховно, как и то, потому что здесь все равно идет речь о служении не Христу, а антихристу, понимая под последним не физическое лицо, а лицо моральное, каким является сов.власть.

Заглянем в Откровение Иоанна (XIII, 5–8).

«И были даны ему уста, говорящие гордо и богохульно. И отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя Его и жилище Его, и живущих на небе. И дано было ему вести войну со святыми и побеждать их, и была дана ему власть над всяким коленом, и языком, и племенем. И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира».

Как же при таких условиях можно признать задачей Православной Церкви дойти до отожествления радостей и успехов советской власти с радостями и успехами Церкви Православной?

Дадим несколько примеров.

Радостью для советской власти является ликвидация храмов, с превращением их в клубы или подобного рода заведения, и особенно разрушение храмов Божиих, из коих много разрушено, а еще больше предположено к разрушению, и при этом в плановом порядке. Неужели эта радость сов.власти есть также радость и верных чад Церкви? А осквернение мощей, а тайный увоз воровским манером мощей Серафима Саровского в епархии м.Сергия? Неужели и эта радость сов.власти есть радость верующих, и в том числе епархиального владыки Саровского монастыря? А посеяние в Церкви плевелов путем поощрения выступлений Евдокима, Антонина, Бориса, Александра Введенского и т.д., в чем сов.власть, несомненно, делает большие успехи? Что же, и эти печальные для Церкви успехи суть успехи Православной Церкви? И разгон монашествующих, и закрытие всех монастырей, в том числе в епархии м.Сергия, наприм. Дивеевского монастыря, приуроченное к десятилетию сов.власти, как известного рода достижение? Как надо это все расценивать? Что это – радость или неудача для Православной Церкви? А массовая дехристианизация детей? А запрещение духовного образования для пастырей? Что это успех или радость для Церкви? и т.д.

Подобных примеров мы можем набрать массу, но со своей стороны попросим м.Сергия указать хотя бы один пример обратного, т.е. когда бы успехи радости веры православной были бы, по признанию сов.власти, успехами и радостями последней.

При таких условиях публично заявлять, что подобного рода соглашательство между православной церковью и сов.властью, с полным забвением всех интересов и самосознания православия, было яко бы волею почившего Патр.Тихона, это значит возносить клевету на покойного святителя, которая, не будь клеветой, могла бы на него набросить такую тень, как утверждение м.Сергия уже по другой линии о том, что будто бы только с момента написания его «пастырского» послания, т.е. 16/29 июля 1927 г., «наша патриархия» решительно и бесповоротно встала на путь лойяльности, тогда, как всем известно, что Патр.Тихон, поскольку он был гражданином Василием Белавиным, всегда относился лойяльно к советскому государству, и если возвышал иногда свой голос, то это об'ясняется исключительно нарушением со стороны государства принципов религиозной свободы, как-то вопрос о мощах, чудотворных иконах, из'ятия священных сосудов, закрытие монастырей, запрещение преподавания Закона Божия и т.д. когда бы не смог молчать ни один уважающий свой сан и свою веру иерарх. По этим вопросам Патр.Тихон предпочитал в отношении власти держаться примера апостолов и синедриона, а не обновленцев и м.Сергия, из'ясняющихся в любви и лойяльности к власти, попирающей святой для религии принцип свободы совести и свободы Церкви.

Но, принося в жертву государственного абсолютизма свободу и достоинство церкви, опирающейся на миллионы староправославных, каких успехов добился м.Сергий?

Успех м.Сергия заключается в том, что с «разрешения властей» он организовал временный патриарший синод.

«Теперь наша Православная Церковь в союзе – радуется м.Сергий, - имеет не только каноническое, но и по гражданским законам вполне легальное центральное управление, а мы надеемся, что легализация постепенно распространится и на низшее церковное управление: епархиальное, уездное и т.д.»

Как мы сейчас увидим, этот успех настолько невелик, что возникает вопрос, стоило ли из за этого временного синода, как говорится, огород городить.

Из одного приказа М.Сергия видно, что образованный им «с дозволения начальства» синод черпает свои полномочия из полномочий м.Сергия и падает вместе с ним. Таким образом, канонически этот Сергиев Синод есть нечто совершенно отличное от Священного Синода, предусмотренного московским Поместным Собором, и с точки зрения канонического права весьма сомнительное. Что касается легализации этого синода в качестве вполне легального центрального управления, то этот вопрос более, чем спорный… Дело в том, что легализация центрального управления возможна в порядке предоставления прав юридического лица, чего на самом деле нет. Обновленцы регистрировали свои «священные» синоды в качестве исполнительных органов церковных с'ездов. Но у м.Сергия этих церковных с'ездов не было, и Сергиев Синод составлен им единолично, повидимому по соглашению с каким нибудь органом советской власти, играющим в РСФСР роль бывшего обер-прокурора. Как можно думать, весь процесс регистрации синода свелся к тому, что список членов синода был представлен м.Сергием в НКВД, а здесь он был присовокуплен к делу. Во всяком случае у м.Сергия нет никакой оффициальной бумаги НКВД об утверждении Сергиева Синода в качестве исполнительного органа староправославной Церкви. Таким образом, дефективный с точки зрения канонов Церкви Сергиев синод не имеет никакого юридического значения и по гражданским законам.

Послание м.Сергия представляет программу будущей его деятельности в занятой им позиции для Русской Православной Церкви, как «решительно и бесповоротно» преданного слуги сов.власти.

Все последовавшие после этого действия м.Сергия являются проведением в жизнь этой программы.

Приказом, разосланным по всем приходам г.Москвы и по епархиям, м.Сергий предписал возносить свое имя вместе с местоблюстителем м.Петром, а на эктениях возглашать моление не только о государстве советском, но и о властях.

Приказ этот вызывает серьезные возражения и с формальной стороны, и по существу.

Согласно определения Московского Поместного Собора, в период междупатриаршества возносится моление о местоблюстителе, но правила ничего не знают о возношении моления за заместителя, и такого рода требование является не вытекающим из определения собора новшеством.

Далее, предписывая молиться не только за государство, но и за власть, м.Сергий уничтожает последний различительный пункт староправославной церкви (Тихоновцев) от обновленцев.

По этому вопросу прежде всего нужно сказать, что советская власть, как власть атеистическая, может быть шокирована такого рода молениями и в таких молениях не нуждается, открыто считая всякую религию дурманом для народа. Если бы сов.власть нуждалась в молитвах м.Сергия, то она сама потребовала бы от граждан совершения молитв, как она делает во всех остальных случаях, когда нуждается в услугах граждан.

Однако, дав этот приказ, м.Сергий на этом не успокаивается.

Дальнейший образ действий м.Сергия есть тот, который московскими книжниками начала 17 в., когда нравы поисшатались, при испестрившемся времени, был назван «богонаученным коварством».

Непослушание групп верующих его приказу о поминовении себя и властей м.Сергий отожествляет с контр-революцией, со всеми вытекающими отсюда последствиями уже по линии ОГПУ,

В виду этого мы видим рассылку по всем московским храмам как клиру, так и группам верующих, м.Сергием нового конфиденциального приказа с предписанием немедленно письменно донести причину и мотивы непоминовения м.Сергия и властей, если таковые почему либо не поминаются в данной Церкви.

Но, взяв на себя добровольно функцию политического сыска за чадами Православной Церкви, м.Сергий затрагивает самым чувствительным образом совесть своей паствы. По поводу поминовения в храмах оффициально атеистической из принципа власти нужно сказать, что оно делается на эктении в форме внутренне противоречащего моления «о стране нашей и о властех ее, да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте».

В пользу этого ненужного для советской власти поминовения, наши услужатели обычно оперируют такого рода аргументом: «но ведь молились же древние христиане за Нерона, так почему же и нам не возносить молитв за советскую власть?»

Как ни сомнительна историческая ссылка на Нерона, но все же здесь на лицо серьезная натяжка.

Положим даже, что древние христиане молились за Нерона, как молились персонально за других императоров. Что из этого следует? Как гласит древняя мудрость, «сердце царево в руце Божией».

Отсюда – верующий язычник Нерон мог обратиться в пламенного христианина подобно тому, как Савл из ярого гонителя превратился в Апостола Павла. В соответствии с этим, относительно некоторых императоров II–III века, вроде императора Филиппа Араба, держится упорная молва, что они были тайными христианами.

Между тем м.Сергий предлагает молиться за государственное учреждение, имеющее свою цель и задачи, указанные в конституции, при чем цели и задачи прямо противоположны бытию Церкви.

Вследствие этого между молитвой за Нерона и молением за сов.власть существует большое различие, которое станет ясным из нижеследующего примера. Мы можем молиться и молимся о спасении и направлении на правый путь блудниц, но отсюда не следует, чтобы мы возносили моление о публичном доме.

Однако, отожествляя непоминовение себя и властей с контрреволюцией, м.Сергий делает ставку на свободу человеческой совести. В связи с новейшей тактикой м.Сергия у многих верующих возникает невольно вопрос о тайне исповеди. Так как советская власть принципиально не признает никаких профессиональных тайн, а власти нужно, по словам м.Сергия, повиноваться не только за страх, но и за совесть, то церковная исповедальня в руках приверженцев Сергиевой теории легко может быть использована, как средство сыска.

М.Сергий сам понимает, что его новая платформа подчинения церкви целям сов.политики затронет благочестивое чувство многих верующих и болезненно отзовется на их совести.

Вследствие этого м.Сергий предлагает единственный во всей церковной истории выход, заключающийся в том, чтобы «если переломить себя они сразу не смогут, по крайней мере не мешать нам, устранившись временно от дела». «Мы уверены, что они опять, и очень скоро, возвратятся работать с нами, убедившись, что изменилось лишь отношение к власти, а вера и православно-христианская жизнь остаются незыблемыми».

Но все это любимый лейт-мотив обновленцев и Бориса Можайского.

Предложение м.Сергия всем православным заставляет нас формулировать наше воззрение на проводимое м.Сергием учение и поставить вопрос о формальном отделении всех несогласных с его обновленческим учением от м.Сергия.

Прежде всего обратимся к Московскому Поместному Собору 1917/18 г. и поищем там разрешения нашему вопросу.

Московский Поместный Собор никогда не предполагал, чтобы из среды высших иерархов выделился митрополит, который мог бы посягнуть на определения названного Собора об отношении Церкви к сов.власти и который бы сделал попытку заставить Церковь служить антихристу. Но среди определений того же собора мы встречаем ряд нижеследующих определений, фиксирующих воззрение собора на аналогичные преступления мирян и клириков.

Определением от 5/IV-18 г. собор предписывает «лишать доверия и права представительства предателей из клира и мирян, сознательно действующих на пользу врагов Церкви».

В определении от 6/IV-18 г. собор вынес следующее правило: «Священнослужители, состоящие на службе в противоцерковных учреждениях, а равно содействующие проведению в жизнь враждебных церкви положений декрета о свободе совести и подобных актов, подлежат запрещению в священнослужении и, в случае нераскаяния, извергаются из сана». (Ап. 62, VII всел. 1 и 13, Петра Алекс. 10).

Сознавая расхождение своей платформы с Поместным Собором 17 г., чувствуя диссонанс между своим посланием и настроением массы верующих и открытое недоверие к себе, как бывшему обновленцу, и зная со слов клевретов своих растущую непопулярность свою в народе, м.Сергий, вместо того чтобы понять неверность своего шага и, по примеру Патриарха Тихона, итти с верным народом, «телом Христовым», попытался укрепить свою шаткую позицию канонически и догматически.

Эту цель преследует его второе послание от 18/31 декабря 27 г. Считая незыблемым для Церкви выраженное им в своем первом послании, он выступает в роли Российского папы, обладающего всей полнотой церковной власти в правовом смысле и непогрешимостью.

Отступив от смирения наших православных иерархов, м.Сергий говорит в своем послании голосом средневекового папы: «Будьте уверены, что мы действуем в ясном сознании всей ответственности нашей перед Богом и Церковью. Мы не забываем, что, при всем нашем недостоинстве (смирение паче гордости), мы служим тем каноническим бесспорным звеном, которым наша русская православная иерархия в данный момент соединяется со вселенскою, через нее с апостолами, а через них и с Самим Основоположителем Церкви, Господом Иисусом Христом. «Слушаяй вас, – сказал Он Св.Апостолам, – Мене слушает, а отметаяйся вас, Мене отметается, отметаяйся же Мене, отметается Пославшего Мя» (Лук. X, 16). Поэтому Апостолы убеждали христиан иметь общение с ними. «А наше общение с Отцем и Сыном Его Иисусом Христом» (I Иоанн. 1, 3). С радостным дерзновением, в продолжении веков, повторяла эти апостольские слова Святая Церковь Христова и все ее верные служители, не порывавшие золотой благодатной нити апостольского преемства».

Об'явив себя бесспорным обладателем золотой нити и отожествив с собою всю русскую Православную Церковь, на манер Людовика XIV: «Церковь – это я», м.Сергий, будучи убежден, что его учение не составляет ереси, находит опору свою в канонах 13-15 Двукратного Собора против всех, с ним инакомыслящих в отношении беспрекословного подчинения Русской Церкви сов.власти.

«Боязнь потерять Христа, пишет м.Сергий – побуждает христианина не бежать куда-то в сторону от законного священноначалия, а, наоборот, крепче за него держаться и от него неустанно искать раз'яснений по всем недоумениям, смущающим совесть. Вот почему каноны нашей Святой Церкви оправдывают разрыв со своим законным епископом или патриархом только в одном случае: когда он уже осужден собором или когда начнет всенародно проповедовать заведомую ересь, тоже уже осужденную собором. Во всех же остальных случаях скорее спасется тот, кто останется в союзе с законной церковной властью, ожидая разрешения своих недоумений на соборе, чем тот, кто, восхитив себе соборный суд, об'явит эту власть безблагодатной и порвет общение с нею». (Двукрат. пр. 13–15 и мн.др.).

Но, как говорит армянская пословица: «хитрая лиса попадает в капкан четырьмя ногами», так точно и м.Сергий, спрятавшись за каноны, думает, что он совершенно забронировал свою свободу и свою власть заместителя Патриаршего Местоблюстителя от всякого сопротивления по церковной линии.

Действительно, в посланиях м.Сергия едва ли можно найти какую либо ересь, осужденную Вселенскими соборами, но для всякого искреннего христианина инстинктивно понятна неправота м.Сергия перед Церковью и христианством, которые он желает сделать орудием в руках советского государства.

Правда, в своем первом послании м.Сергий всех несогласных с ним по этому вопросу причисляет к людям, не желающим понять «знамение времени», и подводит под понятие контрреволюции.

Эта мысль еще более заострена во втором послании, где он пишет: «в административном отделении от нас хотят быть лишь те, кто не может отрешиться от представления о христианстве, как о силе внешней, и торжество христианства в мире склонны видеть лишь в господстве христианских народов над нехристианскими».

Причиною всего этого, по словам м.Сергия, является «недостаточное сознание всей серьезности совершившегося в нашей стране. Утверждение соввласти многим представлялось каким-то недоразумением, случайным, а потому недолговечным. Забывали люди, что случайностей для христианина нет, и что в совершающемся у нас, как везде и всегда, действует также десница Божия, неуклонно ведущая каждый народ к предназначенной ему цели».

Если мы обратимся к «предназначенной, по словам м.Сергия, русскому народу цели», то, во-первых, увидим, что обвиняемые м.Сергием люди, признающие, что трудно согласовать новый режим с православием, к числу которых нужно отнести и Патриарха Тихона и его Местоблюстителя М.Петра, правильно оценили «знамение времени», а, во-вторых, поймем, что отделившиеся от м.Сергия верующие отходят от него вовсе не потому, что представляют христианство внешнею силою и торжество христианства видят в господстве христианских народов над нехристианскими.

Цели Православной Церкви и советского государства настолько противоположны и исключающие друг друга, что здесь невозможно перебросить какой бы то ни было мост.

Цель христианства – водворение на земле Царства Божия. Цель советского государства – осуществление здесь на земле коммунистического государства, одним из уставов которого является отречение от христианства, с заменою его целостным материалистическим миропониманием, основанным на научных данных. Нужно отдать справедливость сов.власти, что она в отношении церкви и религии не скрывает своих намерений и планов. Все эти принципы: «религия – частное дело», «Церковь есть частное общество», «отделение Церкви от государства» и т.д. – все это рассчитано на текущий переходный момент. Напротив, руководимая коммунистической партией сов.власть систематически и неуклонно стремится к осуществлению § 13 программы ВКП (б).

«По отношению к религии – читаем здесь – ВКП (б) не удовлетворяется декретированным уже отделением церкви от государства и школы от Церкви и т.п. мероприятиями, которые буржуазная демократия выставляет в своих программах. ВКП руководствуется убеждением, что лишь осуществление планомерности во всей общественно хозяйственной деятельности масс повлечет за собою полное разрушение связи между эксплоататорскими классами и организацией религиозной пропаганды, содействуя фактическому освобождению трудящихся масс от религиозных предрассудков и организуя самую широкую научно-просветительную и антирелигиозную пропаганду».

Церковь Христова есть царство не от мира сего – и затрагивает внутренний мир человека. Сфера государственного господства, это – внешний мир, внешнее поведение человека. Церковь и государство действуют, таким-образом, в разных плоскостях. Отсюда, как показывает опыт римско-католической Церкви, христианство может мириться и вступать в взаимообщение с любым государством, не претендующим на господство над внутренним миром человека, и при этом государством совершенно независимо от форм правления, как правильной (монархии) – так и беззаконной (тирания, олигархия, охлократия).

Не уживается и не мирится христианство только с другою религией или ее имитацией, как бы таковая ни называлась.

Однако коммунистическое государство, в отличие от буржуазного, претендует на господство и над внутренним миром человека.

В коммунистическом государстве нет места религии.

Поэтому смертным грехом и каноническим преступлением м.Сергия является проводимая им политика сделать Православную Церковь в переходный период орудием для достижения враждебных христианству целей советского государства.

Такого рода деятельность возможна только путем предательства интересов христианской Церкви и измены Христу, что составляет одну из разновидностей более тяжкого, чем ересь, канонического преступления – апостасии, или отпадения от веры.

Вследствие своего широкого распространения в период гонений на христианство, преступление апостасии в нашей церкви разработано с такою полностью, как никакое другое.

Лицами, виновными в апостасии, или так наз. павшими, признаются все христиане, которые либо прямо отпадают от веры, либо тем или иным, нравственно нечистоплотным, путем обойдут возложенную на христианина обязанность исповедания веры.

Со времени Св.Киприана Карфагенского Церковь различает три класса павших: 1) жертвоприносители, 2) воскурители фимиама и 3) так наз. либеллятики.

Под первыми двумя классами разумеются лица, виновные в грубом идолопоклонстве.

Напротив, либеллятики – это ловкачи, которые, хотя и не совершили жертвоприношения или воскурения фимиама перед гением императора, но выполнили приказ языческой власти о выявлении своей лойяльности в ущерб интересам христианства. Во времена Св.Киприана под либеллятиками разумелись лица, получившие за взятку от римского начальства письменную справку о принесении ими жертвы, хотя на самом деле этого не было.

Самооправдание таких ловкачей приводится у Св.Киприана в письме 43. (См. русский пер.Творений ч.1, стр 227): «Тот, кто воспользовался запискою, говорит: я прежде читал и из речей епископа узнал, что не должно приносить жертву идолам, и что раб Божий не должен поклоняться истуканам; потому, чтобы не сделать непозволенного, я, когда представился случай иметь записку, которую я и не брал бы без такого случая, пошел к начальству об'явить или об'явил через другого, шедшего туда, что я христианин, что мне не позволено приносить жертву, и нельзя приступить к жертвенникам диавольским, и что я даю за то плату, чтобы мне не делать непозволенного».

Дальнейшее развитие понятия апостасии, как преступления, мы видим в период Диоклетианского гонения.

Как известно, импер.Диоклетиан в начале 4 в. издал три закона против христианской церкви. Первый закон повелевал из'ять все храмы у христиан и часть из них разрушить, второй предписывал из'ять священные книги и сжечь их, а священные сосуды конфисковать, а третий повелевал арестовать всех предстоятелей Церкви и представить списки верующих для лишения граждан политических прав, а рабов надежды на свободу.

Следствием этих законов явилось массовое отпадение от веры.

Из правил Петра Алекс. (прав. 5,6,7) мы видим новые приемы ловкачества для того, чтобы обойти указ Диоклетиана о выражении лойяльности государству.

Некоторые проходили только мимо идолов, не кланяясь им и не принося жертв, другие представляли письменные удостоверения того, чего на самом деле не было; некоторые вместо себя ставили наемников из язычников и даже собственных рабов из христиан.

В это же время, как следствие указов Диоклетиана об из'ятии Св.книг и конфискации церковных сосудов, образовался новый вид павших, так наз. традиторов или предателей. Так назывались христиане, выдававшие по требованию властей книги Свящ.Писания, церковные сосуды или имена христиан. Так как священные книги и церковные сосуды находились в ведении духовенства, то в большинстве случаев традиторами бывали духовные лица – пресвитеры и даже епископы.

И здесь дело не обходилось без ловкачества. Некоторые из них в целях, как говорится, и капитал приобрести и невинность соблюсти, выдавали под видом книг свящ.Писания отверженные церковью сочинения еретиков, а вместо церковных сосудов – старую утварь, предназначенную на слом, или же сосуды, не бывшие в употреблении.

Не смотря на все эти хитрости все эти лица оказались в числе павших.

О них говорит правило 13 арелатского собора 314 г. по делу Карфагенского епископа Цецилиана, обвинявшегося новацианами в традиторстве.

«О тех, о которых говорят, что они выдали св.книги или богослужебные сосуды или имена своих собратий, угодно нам, говорят отцы Арелатского собора, чтобы они были извержены из клира, если только это будет доказано на основании оффициальных актов, а не пустым оговором» (Mansi т.1, стр. 463–5).

По канонам Григория Неокесарийского, к падшим относятся все христиане, которые, хотя и не отступили от веры, но, по тем или иным соображениям, споспешествовали язычникам против христиан, указывая им пути и дома христиан (Григ.Неокес. пр. 8 и 9).

На этой же точке зрения стоит и первый Вселенский собор 325 года.

Ко времени Собора Константин одержал верх над другим римским императором Лицинием, борьба которого с Константином носила характер борьбы язычества с христианством, потому что Лициний выступил как представитель язычества, и таким образом в войне Константина и Лициния дело шло о том, останется ли верх за язычеством или за христианством. Никейский собор признал павшими всех христианских подданных имп.Лициния, выступивших с оружием в руках против дела христианства, возглавляемого Константином, особенно тех, которые уже раз сложили с себя воинский пояс, т.е. оставили военную службу, а потом из эгоистических соображений вернулись обратно.

Проанализировав преступление апостасии, мы должны признать, что образ мыслей и действий м.Сергия и его политика в отношении сов.власти дают полный состав этого преступления с точки зрения древних канонов. В своем послании интересы, радости и успехи сов.власти он отожествляет с интересами Церкви Православной, хотя таковые диаметрально противоположны друг другу. За чечевичную похлебку – дефективный временный синод – Сергий продал свободу Церкви. Задача церковной политики м.Сергия, по его же посланиям, - это победа сов.власти с помощью Церкви и ее верных чад. Сюда же надо отнести и его тактический прием в борьбе с инакомыслящими об отношениях между советским государством и Церковью, охарактеризованный нашими книжниками, как «богонаученное коварство».

Таким образом, с точки зрения древних канонов, м.Сергий традитор, предатель, павший – со всеми вытекающими отсюда для него последствиями.

И напрасно м.Сергий для того, чтобы спасти свою власть, думает укрыться за канон 15 Двукратн.Собора, который ему понадобился для удержания у себя тех, коим он предложил в первом своем послании временно отойти от Церкви, дабы не мешать ему творить его черное дело для Русской Церкви. Но, как мы сейчас увидим, этот двукратный канон не за м.Сергия, но против него.

По канону, отделение от своего епископа, митрополита или патриарха – зло. Однако, бывают случаи, когда такое отделение не только благо, но и спасение. Случай этот – ересь епископа, митрополита или патриарха. Но отпадение от веры еще большее каноническое преступление, чем ересь, посему все сказанное в каноне о ереси, относится в еще большей степени к апостасии.

Что говорит канон 15-ый?

«Что определено о пресвитерах и епископах и митрополитах, то самое, и наипаче, приличествует патриархам. Посему, аще который пресвитер, или епископ, или митрополит дерзнет отступити от общения со своим патриархом, и не будет возносить имя его, по определенному и установленному чину, в Божественном тайнодействии, но, прежде соборного оглашения и совершенного осуждения его, учинит раскол: таковому святый собор определил быть совершенно чужду всякого священства, аще токмо обличен будет в своем беззаконии. Впрочем сие определено и утверждено о тех, кои, под предлогом некоторых обвинений, отступают от своих предстоятелей, и творят расколы и расторгают единство церкви. Ибо отделяющиеся от общения с предстоятелем ради некие ереси, осужденной св.Соборами или отцами, когда, т.е., он проповедует ересь всенародно и учит оной открыто в Церкви, таковые аще и оградят себя от общения с глаголемым епископом прежде соборного рассмотрения, не токмо не подлежат положенной правилами епитимии, но и достойны чести, подобающей православным. Ибо они осудили не епископов, а лжеепископов и лжеучителей, и не расколом пресекли единство Церкви, но потщились охранити Церковь от расколов и разделений».

Правило это прекрасно растолковано Зонарой в его толковании названного канона.

«Что определили отцы собора относительно митрополита и епископов, то, говорят они, еще более приличествует и по отношению к патриарху. Ибо, если какой либо митрополит, или епископ, или пресвитер дерзнет отступить от общения с своим патриархом и перестанет возносить его имя прежде, чем пред'явит против него что-либо собору и прежде судебного о том расследования, а может быть и осуждения патриарха, таковой, как учинивший раскол, должен быть совершенно чужд всякого священства. К сему отцы присовокупили, что это определение утверждено (в подлиннике – запечатлено – ЕСФРАГИСАЙ), т.е. твердо поставлено о тех именно, которые, под предлогом каких либо обвинений, отступают от своего предстоятеля и расторгают единство Церкви, когда, напр., обвиняют в блуде или святотатстве или рукоположении за деньги, или в чем подобном. Но если, напр., патриарх или митрополит, или епископ будет еретик (а тем более, значит, апостат-вероотступник), и такой, который всенародно проповедует ересь, открыто учит (ГИМНЭ ТЕ КЕФАЛЭ) еретическим догматам (тем более вероотступничеству), то отделившиеся от него, кто бы они ни были, не только не будут достойны наказания за то, но и должны быть удостоены чести, как православные, удаляющиеся от общения с еретиками, ибо таков смысл выражения «аще и оградят себя» - АПОТЕИХИЗОНТЕС (потому что ограда – ТЕИХОС служит к отделению тех, кто находится внутри ее, от находящихся вне), таковые отделяются не от епископа, а от лжеучителя, и не раскол произвели в Церкви, а скорее освободили Церковь от раскола, насколько это от них зависело.

В заключение мы считаем необходимым остановиться на вопросе, возможно ли такое отделение группы верующих на основании советских законов.

Вопрос этот раз'ясняется нижеследующим раз'яснением 5 отдела НКЮ от 25/VIII-1922г. № 512:

«Исходя из принципа, что религия есть частное дело отдельного верующего, декрет об отделении Церкви от государства не признает церкви и религиозного общества, как юридического института, а допускает существование лишь отдельных религиозных групп граждан, об'единяющихся для удовлетворения своих рел.потребностей. Группа эта правами юридического лица не пользуется и не может владеть собственностью. По духу советского законодательства, каждая такая группа – это вольная, самодовлеющая церковь, которая может устраивать собственную жизнь и иметь какие угодно верования, лишь бы при этом не нарушился законный общественный порядок и не затрагивались права граждан советской России. В виду этого, советское законодательство и государство не вмешивается в вопросы церковной иерархии образовавшихся на его территории религиозных групп, предоставляя им, в делах внутренней организации и устройства, полную самостоятельность вплоть до провозглашения себя автономной, ни от кого независимой церковной общиной. В соответствии с этим, 5-й отдел неоднократно раз'яснял, что подчинение отдельной группы граждан, а также священнослужителей, своему епископу является в РСФСР совершенно добровольным, так как налагаемые церковной властью канонические кары и наказания за непокорность и неподчинение духовной власти, вроде отлучения, интердикта, низложения, лишения должности, запрещения священнослужением, перемещения и т.д., не имеют никакой юридической силы в РСФСР, потому что не от епископа, а от самой группы верующих зависит сделать выбор между епископом или угодным группе священнослужителем». (Гидулянов. Отделение церкви от государства, изд.3, стр.141). –

ГАРФ. Фонд 5919, опись 1, дело 1, листы 362 – 380 

Публикуется с портала http://www.portal-credo.ru/site/?act=news&id=101678



Подписка на новости

Последние обновления

События