Русская Православная Церковь

ПРАВОСЛАВНЫЙ АПОЛОГЕТ
Богословский комментарий на некоторые современные
непростые вопросы вероучения.

«Никогда, о человек, то, что относится к Церкви,
не исправляется через компромиссы:
нет ничего среднего между истиной и ложью.»

Свт. Марк Эфесский


Интернет-содружество преподавателей и студентов православных духовных учебных заведений, монашествующих и мирян, ищущих чистоты православной веры.


Карта сайта

Разделы сайта

Православный журнал «Благодатный Огонь»
Церковная-жизнь.рф

Богослужебный язык

Библиотека » Наталия АФАНАСЬЕВА
Учебник церковнославянского языка

VI. Принципы учебного перевода гимнографических текстов

http://www.blagogon.ru/biblio/561/

 

Учебный перевод гимнографических текстов с церковнославянского языка на русский необходим в целях уяснения логического смысла отдельной фразы или целого предложения. Однако не следует забывать, что гимнографические тексты являются текстами поэтическими, написанными по строго установленным, традиционным канонам византийско-славянской риторики и поэтики. Поняв логический смысл гимнографического текста, затем следует уяснить себе и те риторические приемы, которые употребил гимнотворец в своем поэтическом творении. Это касается как образной системы гимнографических текстов, так и их особого поэтического синтаксиса.

 

Уяснение логического смысла фразы

 

1. Прежде всего следует найти в тексте главный член предложения – подлежащее.

Подлежащим может быть любая часть речи, но как правило им является имя существительное илиместоимение. Подлежащим может быть и другое имя (прилагательное, числительное, причастие), в том случае, если оно субстантивировано, т. е. употребляется в функции существительного.

Подлежащее может быть в любом роде и числе, но непременно в именительном падеже. Слово в именительном падеже отвечает на вопрос: «Кто?» или «Что?».

Подлежащее в предложении может быть логическим, т.е. фактически отсутствовать. В таком случае оно восстанавливается как личное местоимение в соответствии с окончанием глагола-сказуемого.

Можно утверждать, что как правило, подлежащее и сказуемое поэтического текста славяно-византийской гимнографии находятся не в начале предложения (как это бывает в научной, деловой и просто разговорной речи), но ближе к середине, а часто и в конце фразы, что обусловлено особыми риторическими законами гимнографической поэтики (см. далее).

Нередко гимнографический текст выражает наше молитвенное обращение ко Христу, Пресвятой Богородице или святым. В таком случае в нем имеется имя (существительное или субстантивированное прилагательное) в звательном падеже. Этот звательный падеж необходимо точно определять, отличая его от именительного. Необходимо также учитывать, что во множественном числе звательный и именительный падежи существительных совпадают. Итак, если в тексте имеется обращение, то можно, а иногда и дóлжно, начинать его перевод именно с этого обращения, а потом уже приступать к главным членам предложения – подлежащему, сказуемому и т.п. При этом надо не забывать, что обращение само по себе членом предложения не является.

1.1. Группа подлежащего.

Подлежащее как имя (существительное, местоимение) согласуется в роде, числе и падеже с определением – прилагательным, причастием (в аттрибутивной форме), местоимением и т. п.

Подлежащее может поясняться дополнением-существительным в родительном падеже, часто являющимся несогласованным определением.

2. Сказуемое.

Сказуемым может быть любая часть речи, но как правило им является глагол в изъявительном наклонении (настоящем, прошедшем и будущем времени). Сказуемым также может быть глагол в других наклонениях:  повелительном, сослагательном и желательном.

2.1. Группа сказуемого.

Глагол-сказуемое управляет объектом-именем в винительном падеже без предлога (прямое управление, глагол переходный) или винительном падеже с предлогом и других косвенных падежах (непрямое управление, глагол непереходный). Вариантом прямого управления в церковнославянском языке является синтаксический оборот «Двойной винительный».

Глагол-сказуемое поясняется различными обстоятельствами (места, времени, образа действия и т.п.).

Одним из обстоятельств – обстоятельством образа действия – является наречие. Наречие поясняет, при каких обстоятельствах совершается действие глагола-сказуемого, и отвечает на вопросы: «Как?» «Каким образом?».

Разновидностью обстоятельства является причастие и причастный оборот в том случае, если причастие стоит в именительном падеже. Церковнославянское причастие именительного падежа согласуется в роде, числе и именительном падеже с подлежащим, но обстоятельственно поясняет действие, обозначаемое сказуемым. Причастие в именительном падеже переводится на русский язык как причастие, но может быть переведено как деепричастие, а также и как придаточное предложение с обстоятельственным значением. Причастие в именительном падеже (причастный оборот) выражает действие второстепенное и поясняет, при каких обстоятельствах совершается главное действие глагола-сказуемого. Таким образом, причастие в именительном падеже условно можно назвать «второстепенным сказуемым».

Причастие как в именительном, так и в прочих падежах, имеет управление, аналогичное управлению глагола-сказуемого (прямое и непрямое), и так же, как глагол-сказуемое, поясняется различными обстоятельствами. Нередко при учебном переводе и уяснении логического смысла сложного поэтического текста, каковым является текст гимнографический, после подлежащего и его группы следует переходить именно к «второстепенному сказуемому» в виде причастия в именительном падеже и его группе, а уже после этого – к собственно глаголу-сказуемому.

 

Некоторые риторические приемы византийско-славянской гимнографии

 

1. В большинстве случаев предложение начинается не с подлежащего, а со второстепенных членов предложения, и чаще всего – с прямого дополнения.

Слово, с которого начинается и которым заканчивается предложение, несет на себе главный смысловой акцент фразы.

2. Предложение состоит как правило из двух пар поэтических строф, объединенных одинаковым ритмическим рисунком с равным количеством слогов (последнее касается, главным образом, греческого оригинала). Эти парные строфы называются кόлонами. Кόлоны либо сопоставлены, либо противопоставлены друг другу по содержанию и часто являются параллельными друг другу по своей синтаксической структуре.  

3. Поэтические фразы-колоны часто являются как бы «зеркальным отражением» друг друга, что достигается как изоморфизмом их синтаксиса так и наличием лексем-антитез, противопоставленных друг другу по смыслу.

4. Логический центр фразы, т. е. ее подлежащее и сказуемое, часто находится в центре всего предложения, притом что смысловые акценты предложения распространяются по его периферии.

5. Предложение объединено единым поэтическим ритмом и является как бы «закругленным», уравновешенным и законченным.

 

 

Общие принципы понимания славяно-византийской гимнографии

 

 Читая какой-либо канон, стихиру, седален и т. п., мы прежде всего должны постараться понять, какую общую идею имеет каждый из них. Можно с уверенностью сказать, что общая идея, заключенная в отдельном богослужебном тексте, интуитивно узнается даже в том случае, когда логическая связь между частями того или иного текста еще не установлена. В этом нам помогает вся сумма наших богословских знаний: Священного Писания, Священной Истории, догматики и т.п.

Прежде чем приступить к переводу тропаря, кондака, ирмоса или стихиры какого-либо праздника, следует осмыслить догматическое и историческое содержание всего этого праздника в целом. Это очень важная задача, ибо она представляет собою уяснение общего содержания той или иной службы как некоего, условно говоря, «метатекста», под которым подразумевается весь объем смыслов и реалий, выраженных в данном богослужебном тексте.

Кроме того, важно знать святоотеческое толкование праздника, выраженное в проповедях-гомилиях и других творениях Святых Отцов Православной Церкви. Общеизвестен тот факт, кто иногда святоотеческие слова почти дословно повторяются в богослужебном последовании, особенно если и то и другое принадлежит перу одного автора.

Богослужебный текст часто бывает весь соткан из аллюзий на Священное Писание. Общеизвестно, что большинство поэтических образов-символов, которые мы встречаем в славяно-византийской гимнографии, суть пересказанные или процитированные дословно места из Священного Писания Ветхого и Нового Завета. Чтобы понять прообразовательное значение праздника, необходимо знать читаемые на нем паремии. Поэтому следует внимательно ознакомиться с основным корпусом паремий на двунадесятые Господские и Богородичные и некоторые другие особо чтимые праздники, а главное – со святоотеческим толкованием на эти паремии.

Следующим этапом постижения смысла того или иного конкретного текста будет внимание к традиционными, что очень важно, – постоянно повторяющимся, – образам и символам, которыми выражено то или иное его содержание. Мы знаем, что Пресвятая Богородица величается особыми образами и символами, бóльшая часть из которых была прообразована в пророческих видениях и проречениях. Круг этих образов достаточно постоянен, как постоянно и их соотношение между собой. Так, если Крест Христов величается Древом Жизни, то ему традиционно противопоставляется в гимнографических текстах иное древо – древо смерти, т.е. то древо райское, что послужило соблазном для прародителей, а затем и виной того, что смерть и тление вошло в мiр. Это обращение к символам, это символическое мышление, позволяет нам рассматривать гимнографический текст не столько как протекающий во времени и требующий логического и рационального осмысления, но как некую последовательность, а точнее – пространственное расположение – некий «орнамент», – символических смыслов, подобно тому, как на иконе важно самопространство священного изображения, где каждое событие имеет уже не логически временную, а непреходяще-вечную сущность.

Итак, важнейшей задачей изучающего славяно-византийскую гимнографию является проникновение в ее образно-символическую ткань, выяснение и систематизация образов и символов, с помощью которых описывается то, что подчас не может выразить человеческий язык и постичь не может бренный человеческий ум.

Для того, чтобы верно понять богослужебный текст, нужны и определенные познания в области церковнославянской лексики. И тут следует твердо помнить, что церковнославянский язык для русского человека – язык не иностранный, но родной, и большинство корней его – общие с современным русским языком. Эти два языка представляют собою единое и нерасторжимое целое, имеют как генетическую (общеславянское происхождение), так и преемственную связь, ибо современный русский литературный язык – прямой наследник языка церковнославянского. Всё это является причиной и движущим фактором той языковой интуиции, когда знакомый корень непривычного поначалу славянского слова интуитивно узнаётся, и тем самым расширяется и углубляется наша сегодняшняя культура языка русского.

Однако, здесь имеются и некие «подводные рифы». В церковнославянском языке есть довольно большая группа слов, которые при сходном звучании с современным русским языком, имеют значение в бóльшей или меньшей степени от него отличающееся. Эти лексемы называются паронимами, и на них следует обратить особое внимание. Поэтому рекомендуется в каждом отдельном случае всё же внимательно проверять значение каждого церковнославянского слова по словарю. Рекомендуется также по возможности соотносить лексическое значение слова с его греческим оригиналом и опираться на последний при определении конечного смысла лексемы.

Завершая тему лексики гимнографического текста, особо следует остановиться на лексике догматической. Именно этот пласт лексики представляет собою важнейшую часть богословской терминологии, вошедшей так или иначе в словарный запас современной богословской науки. Эта тема, совершенно пока не изученная, требует особенного внимания.

Но главное, что хотелось бы пожелать изучающим наше великое гимнографическое наследие, это то, чтобы в наших сердцах никогда не угасала любовь и благоговейная бережность к высокому и благолепному слову, – слову дарованному нам Богом через святых равноапостольных Кирилла и Мефодия и освященному в веках молитвами русских святых, – к церковнославянскому языку. 

 

 

 

Современные обновленцы снова поднимают голову, требуя от Патриарха благословить богослужение на русском языке.
Комментарий сайта «Благодатный Огонь»

http://www.blagogon.ru/news/662/
 
Несколько дней назад т.н. «Клуб ревнителей литургического возрождения», состоящий из последователей неообновленческого движения священника Георгия Кочеткова и иных реформаторов традиционного православного богослужения, создал петицию на имя Святейшего Патриарха Кирилла под названием «Благословите богослужение на русском языке в Русской Православной Церкви». В петиции говорится:

ВАШЕ СВЯТЕЙШЕСТВО, СВЯТЕЙШИЙ ВЛАДЫКА!

К Вам, своему отцу и пастырю, обращаются верные чада Русской Православной Церкви: священно- и церковнослужители, миряне.

 

С большой радостью и утешением мы восприняли известия о совершении богослужений на русском языке митрополитом Тверским и Кашинским Саввой и главой Патриаршей пресс-службы священником Александром Волковым. Многим это дало надежду на то, что родной русский язык теперь все чаще будет звучать в наших храмах.

 

Вы многое делаете для того, чтобы голос Церкви зазвучал в современном обществе, прилагаете множество усилий к тому, чтобы Свет Христов и сегодня проникал во все сферы жизни человека. Однако многие потерявшиеся овцы остаются вне стен Церкви, не будучи в силах преодолеть барьер непонятного языка, ставшего для них бременем неудобоносимым. Наше богослужение оказывается практически исключенным из задач церковной миссии и катехизации из-за своей недоступности, хотя само по себе могло бы иметь для этого первостепенное значение. 

 

Богослужебный язык сегодня для многих, к сожалению, становится препятствием и к тому, чтобы церковная традиция открывалась и воспринималась как своя и живая. Было неоднократно опытно проверено, что современные прихожане в среднем адекватно понимают только совсем небольшую часть богослужебного материала. В связи с обманчивым лексическим сходством русского и церковнославянского языков, многие лишь приблизительно или вовсе превратно понимают то, что читается и поется в Церкви. 

 

Пусть же у всех будет возможность приходить в храмы Божии и сознательно молиться, слышать и понимать Слово Божие: и для тех, кто по каким-то причинам не может освоить церковнославянский язык, и для тех, кто хочет молиться на родном языке, на котором мы говорим и думаем, чтобы тем самым преодолевать раздвоенность жизни и молитвы. Ведь это так естественно, чтобы язык молитвы, проповеди, христианского научения и общения был одним языком!

 

Церковнославянский язык, безусловно, остаётся «великим священным достоянием нашей родной церковной старины» (как сказано в докладе «О церковно-богослужебном языке», принятом отделом «О богослужении, проповедничестве и храме» на Поместном Соборе 1917-1918 гг.). Но пусть появляется больше храмов, где можно было бы услышать русское богослужение. Предстоятели могли бы, например, чередовать разные языки по своему усмотрению, подобному тому, как они самостоятельно формируют чин конкретного богослужения, и подобно тому, как это происходит во многих православных храмах за границей.

 

Священник Константин Стефанович писал в 1905 году: «Только насилие создает сектантство и раскол, а любовь, проявленная в желании сделать для нашего народа богослужебные книги более понятными, может лишь вызвать чувство благодарности в сердцах тех, кто желает молиться сознательно на понятном языке».

 

Пусть же оба языка, и церковнославянский, и церковно-русский будут равными и равноценными, чтобы мы исполнили завет Апостола: дабы «всякий язык (γλω̃σσα) исповедовал, что Иисус Христос – Господь, во славу Бога Отца» (Флп 2:10-11).

 

Пусть наша Церковь до конца последует по этому пути, благословленному святыми просветителями славян Кириллом и Мефодием, по которому уже последовали наши братские славянские православные Церкви, вводящие в богослужение свои национальные языки. Мы верим, что возможность совершения богослужения на русском языке станет исцеляющей и для нашего народа, и для нашего великого русского языка, безусловно нуждающегося в освящении молитвой.

 

Мы смиренно просим Вашего первосвятительского благословения на использование русского языка в богослужениях нашей Церкви.

 

Мы просим, чтобы Вы оказали поддержку и содействие в продвижении и реализации решений, намеченных на Поместном Соборе 1917-1918 гг. Просим Вас поспособствовать утверждению перечня переводов, рекомендованных к богослужебному употреблению (при необходимости, с созданием соответствующей комиссии), и принятию общецерковного документа, объясняющего, дозволяющего и поощряющего использование национальных языков в богослужении, в первую очередь русского языка. 

 

С любовью и преданностью, нижеподписавшиеся.

https://www.change.org/

От редакции сайта «Благодатный Огонь»:

Церковнославянский язык есть наша словесная икона; он должен быть признан такой жеместночтимой святыней Русской Православной Церкви, как многие храмы и иконы. А посему хранение церковнославянского языка должно быть правилом Русской Православной Церкви. Догматические основания для этого, в сущности, те же, что и для иконопочитания. Наш долг – бережно хранить драгоценную жемчужину нашей Православной Церкви – церковнославянское богослужение, которое уже более тысячи лет просвещает русский православный мiр и души верующих и является неотъемлемой частью церковного Предания Русской Церкви.

Отказ от церковнославянского языка, – языка православного богослужения и книжности, сформировавшего наш народ как нацию, неизбежно приведет к тому, что мы потеряем самих себя и ослабим объединяющую нас духовную силу. Ибо церковнославянский язык – это фундамент, на котором зиждется здание нашей духовности, культуры, традиций, нашей национальной сущности.Перевод церковнославянского богослужения на русский язык с духовной и культурной точек зрения есть чудовищный вандализм, подобно тому, как переводить на современный русский язык поэзию А.С. Пушкина.

Богослужебный церковнославянский язык – язык Церкви и молитвы, непосредственно связанный с совершением церковных чинопоследований и служащий словесным облачением богослужебных действий, не может не быть языком сакральным, священным, т.е. отделённым от от всего повседневного. Поэтому в силу своего священного характера богослужебный язык не должен совпадать с языком, употребляемым вне храма.

Церковнославянский язык является священным (от греч. «иерос», т.е. отделённым от обыкновенного) богослужебным языком потому, что создан был Кириллом и Мефодием для высшей цели – для богослужебного употребления, для церковного прославления Бога и общения с Ним, а также для переводов греческой церковной книжности, в частности, богослужебных книг. Кирилл и Мефодий на основе южнославянского диалекта создали новый язык, который никогда не был разговорным и грамматика и лексика которого адекватно передавали значение и строй греческого языка. Поэтому вряд ли можно говорить о том, что в Х веке церковнославянское богослужение было более понятным, чем сейчас.

Русская Православная Церковь имеет своё местное церковное предание, частью которого и является церковнославянский язык, освящённый тысячелетним употреблением в богослужении, а посему он не подлежит изменению: церковнославянский язык идеально передает содержание догматических, святоотеческих и богослужебных текстов языка греческого. Русский язык как таковой, к сожалению, не способен к аутентичной передаче вышеуказанных истин. Не случайно и Святейший Синод указом от 28 марта 1862 года запретил даже произносить церковнославянские слова русским наречием. Поэтому наш долг – бережно хранить эту драгоценную жемчужину Православной Церкви – церковнославянское богослужение, которое уже более тысячи лет просвещает русский православный мiр и души верующих.

Полемика вокруг вопроса о языке богослужения как нельзя лучше иллюстрирует тот факт, что сторонники русификации церковнославянского языка по сути проявляют протестантский подход – претензию на право критически переосмысливать Священное Предание и отвергать любые церковные традиции и святость того, что им представляется всего лишь ветхой изношенной оболочкой.

 

Те, кто пытается сейчас заниматься переводами церковнославянского богослужения на русский язык (прежде всего «переводческая группа» Свято-Филаретовского института, возглавляемого священником Георгием Кочетковым, а также члены т.н «Клуба ревнителей литургического возрождения»), свидетельствуют либо о своей церковной невежественности и полнейшей утрате духа церковности, либо о совершенно определённых политических целях и заданиях, о которых сии неутомимые «труженики» до времени просто не желают сообщать непосвящённому окружению. 

Необходимо понимать, что богослужение – это не лекция, обращённая к нам, а наше молитвенное обращение к Богу, которому мы учимся годами. Для молитвы требуется в первую очередь не исправление труднопонимаемых церковнославянских слов и выражений, а совсем иное. Человек не одним умом молится Богу. Прежде всего он должен молиться духом – наше «поклонение в духе и истине». А это может дать только благодать Божия, а не исправление слов. Постижение богослужения не должно ограничиваться рациональным аспектом (передача и поиск смыслов, понимание текстов), хотя и это важно. Но прежде всего богослужение постигается на мистическом уровне, от сердца, молитвенно. Само звучание церковнославянского языка – это музыка богослужения. Намоленные церковнославянские молитвы сопоставимы с намоленными древними иконами.

Протоиерей Валентин Свенцицкий († 1931) в одной из своих проповедей сказал замечательные слова о церковнославянском языке: «Вопрос, кажущийся столь простым и ясным для многих, думающих, что славянский язык это есть какая-то старина и пережиток и что просто не хватает смелости признать очевидную истину, что лучше молиться на всем понятном языке. Этот вопрос не так прост. И такое его решение совсем не истина, а глубочайшее заблуждение. Богослужение должно совершаться именно на славянском языке. Причина такого утверждения ясна для тех, кто решает вопрос не на основании мiрских размышлений, а на основании духовного опыта. Этот духовный опыт показал людям, что язык разговорный, на котором ведутся наши мiрские разговоры, перенесённый в богослужение, влечёт за собой мiрские воспоминания и наша мысль, и без того блуждающая невесть где во время молитвы и занимающаяся своими мiрскими делами, от этого мiрского языка при богослужении ещё более уносится в сферу мiрских забот. Этот духовный опыт показал далее, что славянский язык является совершеннейшей формой для выражения молитвенных состояний. В вопросах веры не так важен рассудок, как вся совокупность душевных сил, уразумевающих эти истины, так и в молитве важен вовсе не дословный перевод и знание каждого слова, а полнота и совершенство формы языковой, вмещающей целокупное содержание».

И в заключение приведем слова святителя начала ХХ века архиепископа Никона (Рождественского): «В стремлении устранить славянский [язык] мы не можем не видеть одно из средств, какие пускают в ход враги Церкви, чтобы вытравить из души народной ту церковность, которая составляет основу народного миросозерцания, народной нравственности. А потому все, кому дорога православная русская душа, должны отстаивать славянский язык как в народной, да и во всякой школе, так и в церковном богослужении. Только при этом условии мы можем сберечь то сокровище народного духа, коим теперь любуются в его проявлении в жизни все образованные народы земли... Наше родное Православие в народном сознании воплотилось в нашем церковнославянском богослужебном языке и стало душею души народной...».

Напомним горе-ревнителям из Клуба литургического возрождения, что о недопустимости богослужения на русском языке предупреждали почти все первосвятители Русской Церкви ХХ–XXI вв., в частности, святитель Тихон, патриарх Московский, священномученик патриарший местоблюститель митрополит Петр (Полянский) и др. (см. Первосвятители Русской Церкви о богослужебном реформаторстве.http://www.blagogon.ru/digest/211/). И уж тем более нельзя разрушать сложившиеся православные устои в отдельных храмах, отдавая их на откуп новым обновленческим экспериментам.

Обращение Святейшего Патриарха Тихона от 4/17 ноября 1921 года к архипастырям и пастырям Православной Российской Церкви о недопустимости богослужебных реформ

 
Ведомо нам по городу Москве и из других мест епархиальные преосвященные сообщают, что в некоторых храмах допускается искажение богослужебных чинопоследований отступлениями от церковного устава и разными нововведениями, не предусмотренными этим уставом. Допускаются самовольные сокращения в чинопоследованиях и даже в чине Божественной литургии. В службах праздникам выпускается почти все, что составляет назидательные особенности праздничного богослужения, с обращением, вместо того, внимания на концертное исполнение обычных песнопений, не положенных по уставу, открываются царские врата во время, когда не следует, молитвы, которые положено читать тайно, читаются вслух, произносятся возгласы, не указанные в Служебнике; шестопсалмие и другие богослужебные части из слова Божия читаются не на церковнославянском языке, а по-русски; в молитве отдельные слова заменяются русскими и произносятся вперемежку с первыми; вводятся новые во время богослужения действия, не находящиеся в числе узаконенных уставом священнодействий, допускаются неблагоговейные или лицемерные жесты, не соответствующие требуемой существом церковной службы глубине чувства смиренной, трепещущей Божия присутствия, души священнослужителя.
Все это делается под предлогом приспособить богослужебный строй к новым требованиям времени, внести в богослужение требуемое временем оживление и таким путем более привлекать верующих в храм.
На такие нарушения церковного устава и своеволие отдельных лиц в отправлении богослужения нет и не может быть нашего благословения.

Божественная красота нашего истинно назидательного в своем содержании и благодатно действенного церковного богослужения, как оно создано веками апостольской ревности, молитвенного горения, подвижнического труда святоотеческой мудрости и запечатлено Церковью в чинопоследованиях, правилах устава, должна сохраняться в Святой Православной Русской Церкви неприкосновенною как величайшее и священнейшее ее достояние. Совершая богослужение по чину, который ведет начало от лет древних и соблюдается по всей Православной Церкви, мы имеем единение с Церковью всех времен и живем жизнью всей Церкви... 

 Тихон, Патриарх Московский и всея России 
 
Град Москва 4/17 ноября 1921 г. 
 
№ 1575. 
 
Публикуется по: 
ГАРФ, ф. 550, оп. 1, номер 152, л. 3–4.

Современная тенденция некоторых священнослужителей к переходу на русский язык в богослужении – это не только ошибка, но серьёзный удар по церковной культуре, своего рода акт антицерковного вандализма и варварства. И эта тенденция вполне однозначно должна квалифицироваться какобновленчество. И посему петиция на имя Патриарха Кирилла о благословении богослужения на русском языке, составленная членами «Клуба ревнителей литургического возрождения», представляет собой провокацию и духовное преступление перед Русской Православной Церковью. 

 

Печально, что постоянный член Священного Синода митрополит Савва и руководитель пресс-службы Патриарха Кирилла священник Александр Волков поддались на ухищрения современных обновленцев и пошли на попрание многовековой русской богослужебной традиции, что порочит высокий сан архиерея Русской Церкви митрополита Саввы и священнический сан приближенного к Святейшему Патриарху иерея Александра Волкова и бросает тень на самого Патриарха.

 

Редакция сайта «Благодатный Огонь»

 

 

http://www.blagogon.ru/news/639/

Управляющий делами Московской патриархии митрополит Тверской и Кашинский Савва совершил обновленческую литургию на русском языке

07.04.2019
 

23 марта 2019 г. в субботу второй седмицы Великого поста постоянный член Священного Синода, управляющий делами Московской патриархиимитрополит Тверской и Кашинский Савва (Михеев)возглавил обновленческую литургию в церкви иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость (с грошиками)» г. Твери, совершив тем самым акт антицерковного вандализма.

«Это была настоящая миссионерская литургия на церковно-русском языке» – радостно сообщаетпресс-служба Тверской епархии. Его Высокопреосвященству сослужили благочинный Социального округа иеромонах Амвросий (Желябовский), настоятель храма протоиерей Вячеслав Баскаков, руководитель службы протокола Тверской епархии протоиерей Александр Любавин.

Как сообщает телеграм-канал «Батюшка Лютер», инициатива исходила от тверских кочетковских братчиков, членов т.н. «Преображенского содружества малых братств». Они обратились к протоиерею Вячеславу Баскакову, настоятелю храма, который и написал митрополиту соответствующее ходатайство об обновленческой службе на русском языке.

Весьма удивительно и прискорбно, что в наше время вообще появляются архипастыри, которым совершенно не дóроги богослужебные традиции Русского Православия. Ведь на протяжении более тысячи лет церковнославянское богослужение, являющееся драгоценной жемчужиной Русской Православной Церкви, просвещает души верующих в России и за ее пределами. И долг каждого архипастыря Церкви Русской бережно хранить это святое достояние и в неискаженном виде передавать его в наследие нашим потомкам, не приспосабливая святые богослужебные тексты к мирским звукам повседневной речи современного секуляризованного общества, лукавомудрствуя о якобы их «непонятности» и оправдывая русификацию богослужения какими-то темными «миссионерскими» целями.

Напомним Его Высокопреосвященству владыке Савве, что о недопустимости богослужения на русском языке предупреждали почти все первосвятители Русской Церкви ХХ–XXI вв., в частности, святитель Тихон, патриарх Московский, священномученик патриарший местоблюститель митрополит Петр (Полянский) и др. (см. Первосвятители Русской Церкви о богослужебном реформаторстве. http://www.blagogon.ru/digest/211/). И уж тем более нельзя разрушать сложившиеся православные устои в отдельных храмах, отдавая их на откуп новым обновленческим экспериментам.

Церковнославянский язык есть наша словесная икона; он должен быть признан такой же местночтимой святыней Русской Православной Церкви, как многие храмы и иконы. А посему хранение церковнославянского языка должно быть правилом Русской Православной Церкви. Догматические основания для этого, в сущности, те же, что и для иконопочитания. Наш долг – бережно хранить драгоценную жемчужину нашей Православной Церкви – церковнославянское богослужение, которое уже более тысячи лет просвещает русский православный мiр и души верующих и является неотъемлемой частью церковного Предания Русской Церкви.

Отказ от церковнославянского языка, – языка православного богослужения и книжности, сформировавшего наш народ как нацию, неизбежно приведет к тому, что мы потеряем самих себя и ослабим объединяющую нас духовную силу. Ибо церковнославянский язык – это фундамент, на котором зиждется здание нашей духовности, культуры, традиций, нашей национальной сущности.

Тенденция к переходу на русский язык в богослужении – это не только ошибка, но серьёзный удар по церковной культуре, своего рода акт антицерковного вандализма и варварства. И эта тенденция вполне однозначно должна квалифицироваться как обновленчество

Печально, что митрополит Савва поддался на ухищрения современных обновленцев и пошел на попрание многовековой русской богослужебной традиции, что порочит высокий сан архиерея Русской Церкви.

 
Редакция сайта «Благодатный Огонь»

Служение Божественной литургии на русском языке иерархом Русской Православной Церкви – это хулиганство

Комментарий Православного Апологета по поводу служения 23 марта 2019года Высокопреосвященным Саввой, митрополитом Тверским и Кашинским Божественной литургии на русском языке

богослужение, реформы, митрополит савва, георгий кочетков, язык богослужения, церковнославянский язык

Митрополит Савва (слева) воспользовался опытом общины храма в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость». Фото со страницы протоиерея Вячеслава Баскакова в Facebook

Служение 23 марта Митрополитом Тверским и Кашинским Саввой Божественной литургии на русском языке, вскоре после назначения его Священным Синодом Русской Православной Церкви управляющим делами Московской Патриархии, резонансом отозвалось во многих православных и светских СМИ. Эта Божественная литургия была совершена Митрополитом Саввой по просьбе Преображенского братства известного обновленца и реформатора Г. Кочеткова в небольшой больничной церкви «иконы Богородицы Всех скорбящих радость с грошиками» при Центре специализированных видов мед.помощи им. В. П. Аваева.[1] Этот факт после столь высокого назначения митрополита был воспринят многими не иначе как «Русская Православная Церковь переходит на современный русский язык».[2] Обосновано такое нововведение исключительно миссионерскими целями и как «разворачивание богослужения лицом к русскому народу».[3] На самом деле, в основе все этих «восторгов» лежит богословская и литургическая безграмотность, легкомыслие и непонимание самого смысла и сути православного богослужения и молитвы. Молитва частная и молитва общественная, то есть богослужение – это не обращение к народу, а обращение народа к Богу. Но, к сожалению, инициаторы введения русского языка в богослужение этого не понимают. Отсутствие правильной духовной жизни, основанной на духе покаяния, иначе трезвения, ввергает эти общины в чуждый Православной Церкви активизм и восторженность. Иначе это называется – состояние прелести, обольщенности.[4]

Интересны объяснения самого митрополита Саввы: «Это очень интересный и полезный опыт. Я считаю, что этот храм должен стать открытой миссионерской площадкой».[5]

Этих слов митрополита Саввы, невзирая на его приверженность и расположенность к церковно-славянскому языку, вполне достаточно, чтобы говорить о «наступающих переменах в Русской Православной Церкви[6]»

Следующие высказывания митрополита Саввы также настораживают: «Никто никого принуждать к обязательному служению на том или ином языке не будет. Пусть каждая община выбирает то, что ближе к сердцу». Этими словами был дан зеленый свет для реформ внутри Русской Православной Церкви. Этими словами заявлено о том, что высшая иерархия Русской Православной Церкви отошла от строго-церковного сознания. Сам митрополит Савва никогда бы не пошел на такие высказывания, если бы не знал, что они буду поддержаны выше.

Часто у современного епископата Русской Православной Церкви, который в основном относится к новому поколению, можно увидеть такие действия и такие поступки, которые вносят в Церковь раздор, нестроения, смущение и соблазн. Происходит это по причине отсутствия, как правила, у епископата элементарного чувства ответственности пред Богом за свои поступки.

Свт. Григорий Богослов о епископе и главных основах его служения

Мнение, что епископу можно все, уверенность во вседозволенности, проистекает из отсутствия духовной культуры и воспитанности. Весьма кстати оказываются и слова свт. Григория Богослов, в которых вскрывается все безобразие поведения епископа, который о себе мнит многое, забывая о том, что епископ - это преемник апостолов в благочестии, а не по форме. Свт. Григорий в своем похвальном слова свт. Афанасию Великому пишет:« Не следует (свт. Афанасий) обычаю вступать на престол и тотчас предаться своеволию от пресыщения, подобно тем, которые сверх чаяния захватывают какую-либо власть или наследство. Это свойственно священникам чуждым, незаконным и недостойным сана, которые, приступая к священству, ничего не привносят с собою, ни мало не потрудившись над добродетелью, оказываются вместе и учениками и учителями благочестия, и когда сами еще не очистились, начинают очищать других…они весь путь свой ознаменовали насилием, и, наконец, гнетут и самое благочестие; не нравы дают им степень, а степень – нравы; им надобно приносить жертвы скорее за себя, нежели о людских невежествиях…». То есть еще во времена свт. Григория были случаи возведения на епископский престол людей недостойных, которые воспринимали епископское служение как исключительно право на власть и в чисто мирском секулярном его понимании.

Однако священные каноны Православной Церкви, великие учители Церкви Христовой постоянно говорят о том, что и священство, и епископское служение – это, прежде всего невероятная степень ответственности пред Богом. Епископ – не администратор и не распорядитель жизнями людей, а пастырь Церкви Христовой. Пастырство и надменное властительство не совместимы. Епископское служение, по словам свт. Григория Богослова, требует от архипастыря быть «строителем душ и раздаятелем слова».[7] В качестве правила для богоугодного служения свт. Григорий ствит следующее: «ни сторогостью не ожесточать, ни потворством не надмевать, но соблюдать благоразумие в слове, и ни в том ни в другом не преступать меры».[8]

«Соблюдать меру», о которой говорит свт. Григорий Богослов, епископ и священник может только в том случае, если он обладает благоразумием, просвещенным от Бога умом. Такого состояния просвещения свт. Григорий Богослов достиг строгой монашеской аскетической жизнью. Являясь «любителем безмолвия» (См. Митрополит Навпакский Иерофей. Василий Великий: исихаст, епископ и богослов. Μέγας Βασίλειος: ἡσυχαστής, ἐπίσκοπος καί θεολόγος.), свт. Григорий, приобретя силу от Духа Святого, смог с Божией помощью возродить Константинопольскую Церковь. Образ епископского служения свт. Григория – это пример для подражания каждому епископу и священнику. Это служение свт. Григорий также уподоблял «постоянному изнеможению», умиранию или распятию ради своей паствы.[9]

Безусловно, таких примеров как свт. Григорий Богослов в нашем епископате найти невозможно. И на то есть свои может и объективные и вполне объяснимые причины. Однако, в его служении пастве и Церкви необходимо видеть пример себе. И это, прежде всего, касается образа священнического и епископского служения – «соблюдать благоразумие в слове» и «не преступать меры».

Церковное мышление-воспитание - церковно-славянский язык

В отношении же использования русского языка в богослужении Русской Православной Церкви было сказано много авторитетных мнений и высказываний против такого нововведения. Оно разрушает церковную жизнь, вносит «чуждый огонь» во Святая Святых. О богословской бедности русского языка и его неэстетичности по отношению к церковно-славянскому языку было сказано также много и не раз. Правильное церковное воспитание, которое, как предполагается, должны давать Духовные школы Русской Православной Церкви, в качестве своего доброго плода должно иметь «церковное сознание и мышление» у будущего духовенства. Это сознание вырабатывает у воспитанников и студентов внутреннее чувство красоты. И получивший правильное воспитание, обладающий церковным мышлением человек, а тем более священник прекрасно осознает и понимает ущербность русского языка и совершенную недопустимость его в богослужебной жизни Русской Православной Церкви.

Епископ, обладающий хотя бы «благоразумием», никогда не станет заниматься языковой эквилибристикой на священном амвоне. Он понимает, что введение русского разговорного языка в богослужение неминуемо приведет к церковному расколу, к углублению отчуждения между русским, украинским и белорусскими народами. Церковно-славянский язык является не только словесной иконой русского православия, этот язык близок для всех славянских Православных Церквей. Именно поэтому этот язык, который никогда не был разговорным языком, а был высоким литературным языком и богослужебным, был связующим между славянскими народами. Отход от этого языка в богослужении приходском ряда славянских Православных Церквей во второй половине 20 столетия не может служить в качестве убедительного аргумента для введения русского разговорного языка в богослужение. Рискованным шагов явился переход на разговорный национальный язык некоторых Православных славянских Церквей. Это произошло по вполне очевидному недоразумению, а также в силу секуляризации церковной жизни в этих поместных церквах. Мы рискнем даже утверждать, что утрата церковно-славянского языка в некоторых славянских Православных Церквах является следствием преобладания и влияния на их жизнь обновленческих тенденций, которые своих источником также имеют экуменическое движение.

Сакральность церковно-славянского языка

Использование русского языка в богослужении – это свидетельство о богословской и духовной мертвости тех православных христиан и духовенства, которые активно внедряют в церковную богослужебную жизнь этот язык. Это свидетельство об их духовном невежестве. В этом языке, иначе еще называемом как древлеславянским письменным или литературным языком, выдающиеся представители русской культуры и науки как М. В. Ломоносов и А. С. Пушкин видели мощный источник для обогащения русского народного языка и средство «усыновления» русского языка греческим. Этот язык, являясь сакраментальным, был полифункционален и явился мощным источником для формирования национальных славянских языков. (См. Н. А. Мещерский. Древнеславянский – общий литературно-письменный язык на раннем этапе культурно-исторического развития всех славянских народов.. СПб., 1995).

Этот язык, не являясь разговорным, всегда изучался отдельно даже на Руси, на что указывают берестяные грамоты Великого Новгорода. И что мешает современному человеку, входящему в лоно Русской Православной Церкви, изучать этот сакральный, литургический язык как величайшее достояние православной славянской культуры? Чем он хуже английского, французского, испанского и др. иностранных языков? Очевидно, ничем. Более того, этот язык, как утверждают авторитетные ученые слависты, и на что следует обращать внимание священнослужителям, «представляет собой обширное поле для разносторонней поэтической изобразительности, для звукового и мелодически интонационного полифонизмов» (См. Н. А. Мещерский. Указ. Сочин). Этот язык формировался на культурном срезе Византии и славянского мира, став посредником между этими двумя цивилизациями. Он вобрал в себя лексическое, синтаксическое и терминологическое богатство греческого, латинского, сирийского языков. Чего не имеет, и чем не обладает ни русский, ни украинский, ни белорусский языки, которые свое формирование начали после нескольких неудачных реформ русского языка в 18-19 веков.

 

Характер церковного богослужения

Миссионерские цели также не могут служить оправданием для служения Божественной литургии на русском языке. Во-первых потому, что Божественная литургия в жизни Церкви, с ее первых времен существования, не служила орудием и средством проповеди. Божественная литургия всегда совершалась в Древней Церкви только для верных, то есть тех, кто не находился под епитимией отлучения от причащения Тайн Христовых, кто был по своему духовно-нравственному состоянию, по целомудрию души и тела достоин участвовать в Трапезе Господней. Готовящийся ко святому Крещению или далекий от Церкви человек должен быть еще подготовлен к участию в Евхаристии не только катехизацией, но, прежде всего, глубоким покаянием и исповедью. Каждый, приходящий в храм на Божественную литургию, должен осознавать, что это «священнослужение совершается на земле, но по чиноположению небесному», что «сам Утешитель учредил это чинопоследование, и людей, еще облеченных плотию соделал представителями ангельского служения»[10], – подчеркивает свт. Иоанн Златоуст. И если к самому священнодействующему священнику предъявляются весьма высокие требования – «быть столь чистым, как если бы он стоял на самых небесах посреди тамошних сил»[11], - то разве не меньшие требования должны предъявляться к участвующих в Божественной литургии верным?

Используемый за Божественной литургией церковно-славянский язык так же, важен как и древне-греческий язык, который строго сохраняют все греко-говорящие Православные Церкви, даже при служении ее в Африке у аборигенов Блаженнейшим Патриархом Александрийским Феодором.

 

Право епископа и источник учительства 

В служение епископа входит бережное сохранение церковного предания, традиций Поместной Церкви. Епископ в жизни Церкви никогда не мыслился как тиран и насильственно навязывающий свои мнения и представления. Характерны в связи с этим важные замечания выдающегося русского богослова 20 столетия о. Георгия Флоровского об учительной власти епископа: «…учительная власть, данная иерархии, составляет одну из функций кафолической полноты Церкви; это власть свидетельствования, выражения и передачи веры и опыта Церкви, сохраняемых во всем теле».[12]

В отличии от Римо-Католической церкви, где епископ служит и учит ex esse (от себя), в Православной Церкви епископское служение было всегда иным. Епископ в Православной Церкви «должен содержать в себе свою Церковь…он должен говорить не от себя, но от имени Церкви, ex cоnsensu ecclesiae».[13] Но чтобы епископ выражал веру Церкви и говорить от Церкви, он должен быть пропитан святоотеческим учением, жить в согласии с тем образом подвижнической жизни, который соблюдался у всех святых святителей Вселенской Православной Церкви. То есть, чтобы епископ был не только преемником апостолов по кафедре или рукоположению, но и по образу мысли, вероучению, и по образу жизни.

Фактически, своими действиями и своими высказываниями о введении русского языка в богослужении, митрополит Савва совершил серьезную ошибку, проявил «неблагоразумие в слове».

Заключение

Вопреки мнению некоторых авторов статей в защиту введения русского языка в богослужение, на том основании, что якобы Поместный собор 1917-18 гг. одобрил введение русского языка, обращаясь к авторитетным исследованиям этого Собора и материалам Собора 1917-18 гг., мы не находим таких решений. Более того, в Докладе Поместному собору 1917 г. Отдела о богослужении, проповедничестве и храме в 1 пункте говорится: «Славянский язык в богослужении есть великое священное достояние нашей родной церковной старины и потому он должен сохраняться и поддерживаться как основной язык нашего богослужения». Безусловно, в этом же документе шла речь и о «желательном сближении церковно-славянского языка с общероссийским и малороссийским» как о некоей вероятной рекомендации, но не давалось никаких советов о переходе богослужения на русский язык. И это делалось по разным причинам, одной из которых было стремление сохранить церковное единство.[14]

Но в контексте истории истории и богословия Русской Православной Церкви служение Божественной литургии на русском языке видным иерархом, по нашему глубокому убеждению, является ничем иным, как вызовом и хулиганством.

Нам недавно стало известно о том, что Митрополит Савва решил самым плотным образом сотрудничать с кочетковским Преображенским братством. Но не в даваясь в детали мы хотели бы привесьти решение  специальной Комиссии, созданной Русской Православной Церковью по поводу богословских изысканий священника Георгия Кочеткова (http://www.ng.ru/ng_religii/2001-03-28/4_kochetkov.html)

"1. В своем учении священник Георгий Кочетков отступает от Православия, так как его вероучительная система не соответствует догматическому учению Православной Церкви, утвержденному Вселенскими Соборами и заключенному в форму, смысл и содержание Никео-Цареградского Символа веры. Свящ. Георгий Кочетков отступает не только от Святого Православия, но и от учения большинства других христианских конфессий, в которых Христос признается Сыном Божиим, воплотившимся от Пречистой Девы Марии и ставшим Человеком, тогда как у свящ. Георгия Кочеткова человек Иисус из Назарета становится Сыном Божиим по усыновлению. Непризнание Господа нашего Иисуса Христа Сыном Божиим, "Единосущным Отцу", а Святого Духа Господом, Лицом Святой Троицы, Единосущной и Нераздельной, также делает вероучение свящ. Георгия Кочеткова неправославным.

2. Святоотеческое наследие в книгах свящ. Георгия Кочеткова либо остается невостребованным, либо подвергается критике.

Вековые традиции Русской Православной Церкви, дух ее пастырского служения, сокровища литургической жизни, школа духовного возрастания, несомненно, чужды свящ. Георгию Кочеткову и его последователям. В его богословской системе, организации пастырского служения, литургической жизни его общин неизменно прослеживается влияние, с одной стороны, рационализма, с другой - ложного харизматизма, свойственных различным направлениям протестантизма.

"

Мы надеемся на благоразумие нового управляющего делами Русской Православной Церкви митрополита Саввы, что оно поможет ему не следовать советам и рекомендациям современных обновленцев и рассматривать их «храмы» в качестве «миссионерской площадки». Ибо такие "храмы" для Русской Православной Церкви являются не миссионерской площадкой, а центрами по разрушению РПЦ изнутри.

От редакции «Православного Апологета» 2019 г.

 

[1] Почему Тверской митрополит решился на «реформы»  http://www.ng.ru/events/2019-04-02/11_462_reform.html

[2] Уральский меридиан «Русская православная церковь переходит на современный русский язык».

[3] Там же

[4] См.Свт. Игнатий (Брянчанинов). О прелести.

[5] Почему Тверской митрополит решился на «реформы» ng.ru от 02.04.2019

[6]

[7] Свт. Григорий. Слво42. Прощальное, во время прибытия в Константинополь.., с. 593

[8] Там же, с. 593

[9] См. Слово 26. Произнесенное Григорием о самом себе., с. 374.»я более принадлежу к числу пастрыей, которые  могут сказать о себе с Павлом: Кто изнемогает, и не изнемогаю?….»

[10] Слово о священстве 3-е, с. 424

[11] Там же, с. 425

[12] Г. В. Флоровский. Кафоличность Церкви., с. 155//Избранные богословские труды. М.Пробел. 2000

[13] Там же., с. 156

[14] См. В Шайцан. Дискуссия о богослужебном языке Русской Церкви на Поместном Соборе 1917-18гг. https//www.portal-slovo.ru

Зияющая рана Гаваны. К годовщине встречи Патриарха Кирилла с папой римским Франциском

Автор: Алексей Владимирович Скиженок,

Аналитик и редактор сайта

Аналитического центра святителя Василия Великого

Самое сложное искусство из числа всех – искусство понимания. Оно недостижимо в тех случаях, когда мы стремимся ухватить суть предмета, исходя из совокупности его внешних проявлений. Понимание – не в том, чтобы сложить все данные о мире или о человеке, и сделать заключение на их основе. Понимание – это откровение другого в самом себе, это провидческий дар. Понимание – это плод Духа Святаго в сердце человека, свойство благодати, когда видишь другого и весь мир в луче правды Божией. Понимание другого есть обретение и себя самого, образа Божия в себе, стремящегося к обожению.

В понимании окружающего мира и другого человека заключена любовь и сострадание, в нём лежит источник славы и смирения, в нём находится свидетельство о том, что мы не сами по себе живём в пространстве мировой истории, а совершаем свой земной путь вместе с Богом, отверзающим ум для всякого разумения.

Противоположность пониманию – сухой рассудочный анализ, выводящий заключения об окружающем мире на основании себя самого. Такой анализ лежит в основе почти всех знаний западной культуры. Он – основа научного знания с точки зрения западного человека. Будучи самонадеянным, но не самодостаточным, глубоко ущербным в самом себе, рациональный тип мышления – основа западной схоластики – является самым тоталитарным из всех типов мышления и не терпит ничего, кроме самого себя. Альтернативное познание для него заведомо ложно и категорически недопустимо, потому лежит вне него.

Когда сегодня во всех сферах жизни, и, увы, внутри церковной ограды, разделяют Истину на точки зрения, мнения, аспекты и факторы, думая, что можно вывести умозаключение об Истине логическим путём, это есть свидетельство того, что частью народа Божьего утрачено богообщение и извращено понятие духовной жизни. Когда сегодня нас призывают вести переговоры и вступать в диалог для достижения единства, не гнушаясь лукавством и лицемерием, самомнением и гордым пресыщением ума и сердца ради мнимого эффекта и внешних впечатлений, то свидетельствуют лишь о том, что какое-либо понимание ими утрачено – даже понимание смысла собственных слов. Утрачено понимание – и нет ни одного правдивого слова во всех речах, утрачено понимание – и каждое слово – ложь, потому что нет в нём Истины.

Истина не есть предмет дискуссии, Истина даётся в Откровении и непосредственном созерцании. Когда нам предлагают диалог и диспут в качестве средства достижения каких-то целей, а в качестве инструмента катехизации – лукавство и лицемерие, нам являют глубочайшее презрение к Церкви и святыне, которую наши отцы хранили в непорочной чистоте и правде, соединённой с милостью во Христе Иисусе, Господе нашем. За такими общими фразами про «мир во всём мире» на самом деле нет ничего: ни доброго, ни даже злого умысла. Они – ничто.

Встреча Патриарха Кирилла с папой римским, состоявшаяся 12 февраля 2016 года, запечатлелась зияющей раной и неутихающей болью в сердцах каждого православного человека. Рана, нанесённая Церкви год назад, кровоточит до сих пор. Но в неутихающей боли позора, которым покрыли нашу Церковь, надо не забывать, что проходившая под знаменем диалога встреча, сама по себе – ничто. Она даже не угроза Церкви, она вообще не есть что-либо. Она

«…на памятном листке

Оставит мёртвый след, подобный,

Узору надписи надгробной

На непонятном языке».

Единственная угроза, которую несла в себе эта встреча – это провокация раскола, который оказался бы не каноничным и беззаконным в тех условиях, когда Предстоятель Церкви, хоть и нарушив принцип соборности и отправившись говорить от лица Церкви при полном Её неодобрении - всё же не преступил основных апостольских постановлений. В такой ситуации любой раскол означал бы произвол и ревность не по разуму, и в этой ревности не по разуму была угроза Церкви. Но милостью Божией раскол не состоялся, и Русская Православная Церковь избежала великого соблазна принять участие в лицемерном и лживом «восьмом» соборе на Крите.

В те печальные и тяжёлые дни, которые мы все хорошо помним, нам оставалась только одна свобода, «свобода, - согласно отцу Роману (Матюшину), - восходить на эшафоты». Восходить на эшафоты мысленно, взирая умом в сердце со жгучим чувством боли, стыда и неспособности на что-либо повлиять. Свобода восходить на эшафоты собственной душевной муки, с осознанием того, что это наши личные грехи привели Патриарха Московского и всея Руси к тому, чего не бывало и не могло быть никогда. Свобода восходить на эшафоты с чувством стыда и вины перед своими предками, которые в отличие от нас не допускали такого никогда. Свобода восходить на эшафоты в чувстве вины перед своими детьми, в памяти которых мы навсегда останемся те, кто не сохранил Церковь от поругания.

В связи с этим чувством – чувством бессильного, беспомощного созерцания происходящего и дерзновенной мольбы к Богу остановить беззаконие «имиже веси судьбами», хочется вспомнить один эпизод из нашей новейшей истории.

Через год после победоносного возвращения Севастополя и Крыма в состав Российской Федерации один из непосредственных участников событий описал в своей книге воспоминаний тот момент, когда, в наиболее тяжёлую минуту, в которую решалась судьба всего предприятия и жизнь миллионов людей – во второй день народного восстания и задолго до появления российских войск – он, до той поры светский не церковный человек, отошёл в сторонку от общего собрания людей и всем телом, всей утробой взмолился Богу. Взмолился Богу так, как только может неожиданно взмолиться человек, находящийся в крайних жизненных обстоятельствах, у последней черты, на грани жизни и смерти. «Теперь я истинно знаю, - говорит он в книге, - что Господь любит и охраняет нас»[1]. Нам представляется, что судьба Крыма и Севастополя решалась в тот момент, в ту самую минуту, и уже была решена. Ввод войск был неизбежен, и признание было неизбежно, и срыв провокаций со стороны незаконной власти в Киеве был неизбежен.

Подобно этому сегодня и у нас есть оружие веры против лжи и нечестия. Это оружие – утробная молитва людей, из пещи огненной взывающих ко Господу и молящихся о срыве планов по развитию экуменического движения и церковного модернизма. Оружие всесильное, сокрушающее зубы грешником и изменяющее ход истории.

Испытание экуменизмом и модернизмом попустил Господь ради нас, ради нашего спасения и за наши грехи. Ради очищения от страстей, ради нашей пользы и вящей славы Божией. Если сегодня мы сохраним верность Богу, не уклонившись от Него ни вправо, ни влево, то и мы услышим подобно трём халдейским отрокам в пещи, не соблазнившимся пытками Навуходоносора, глас, прославляющий Бога перед лицом неминуемого и славного Воскресения Христова и Второго Его Пришествия во славе!

 

[1] Горелов В.Н., Донец Г.Г., Кажанов С.П., Посметный В.А., Репенков Е.Е. «Чегевара прилетает утром. Воспоминания сепаратистов», Севастополь, «Телескоп», 2015.



Подписка на новости

Последние обновления

События