Георгий И. Мантзаридис, почетный профессор Богословского факультета Фессалоникского университета

Γεώργιος Ι. Μαντζαρίδης, Ομότιμος Καθηγητής Θεολογικής Σχολής Α.Π.Θ.

Православное богословие и наука

Ορθόδοξη Θεολογία και Επιστήμη

(полный вариант)

Бог сотворил человека без содействия человека. Однако же с тех пор Он ничего не делал для человека без его содействия. Более того, творчество cсоставляет существенное свойство «образа и подобия» Божия. Научное творчество, хотя и не является созданием из ничего, но оно связано с Божественным творчеством. Даже в новейших научных теориях (термодинамике, квантовой физике, теории хаоса) «есть»[1] не предшествует «становлению, рождению, происходящему»[2], но представляет собой длительное и необратимое «рождение, событие», которое напрямую связано с присутствием человека, но также всегда открыто для будущего. Таким образом, человека приглашают творчески участвовать в творении, призывая его к действенному вмешательству в новых ситуациях в «происходящем, свершающемся».

Все, что знает или знает наука во вселенной, является работой Бога. Все творение проецируется как концентрированная энергия, действование и информация. Это означает, что она включает в себя божественные извещения. Когда человек исследует с помощью науки творение, то он обращается к этим сообщениям, своим «причинам» сущих[3], приглашает Творца к диалогу. То есть человек движим тем, чтобы отличить Его мудрость и принять его причины-логосы, которые объясняются его заповедями.

Небольшое некоторое количество «причин сущих» восходят и суммируется в воипостасном Боге Слове, Который является началом и концом всех творений: «ибо Им создано все... - все Им и для Него» [1]. И небольшое количество божественных заповедей, которые содержатся в Библии и Церкви, выражающих волю Бога Слова, сводятся к заповеди любви в ее двояком направлении, горизонтальном и вертикальном: любви к Богу и любви к ближнему. Таким образом, люди подготавливаются  тому, чтобы выстраивать братские отношения в богочеловеческом обществе.

При таком взгляде каждый ученый призывается соблюдать заповеди Божьи и добросовестно выполнять свою научную работу, не противореча «логосам» Творца. Когда этого не происходит, то возникают этические аберрации и в творении происходят побочные эффекты. Этические аберрации, отклонения - это не только нарушение заповедей, касающихся личной и социальной жизни людей, но и нарушение "логосов" материального творения. Последние нарушения можно охарактеризовать как наиболее тяжелые, потому что они обычно более постоянны и необратимы. Эту истину драматически ощутил экологический кризис.

С помощью науки и религии человек приближается к естественным и метафизическим истинам, которые полезны для его жизни и его преуспеяния согласно модели его Создателя. Бог, Ветхий Завет пишет: «Для того Он и дал людям знание (в греческом тексте стоит слово επιστήμην, которое имеет несколько значений – знание, наука, умение), чтобы прославляли Его в чудных делах Его» [2]. А апостол Павел говорит о «внешних мудрецах», что «они познавши Бога, не прославили Его», они пришли к пониманию познанию Бога, но не в его истинном понимании, как несотворенного, несозданного.

Истины человеческой мудрости и науки всегда ограничены и, соответственно они находятся на уровне сотворенного и неспособны предложить человеку подлинную и абсолютную истину, которая избавляет человека от относительности и освобождает его от истления и смерти. Это относится не только к научной, но и к религиозным истинам, которые охватываются и постигаются ограниченным и созданным человеческим разумом.

Христианские истины существенно отличаются от научных и религиозных истин. Это истины, которые имеют нетварное происхождение, истины, которые исходят от Бога и имеют устойчивый, ипостасны характер. Это истины жизни. Они находятся в личности, раскрываются и к ним бывают причастны с помощью личной связи, отношения и общения. Они предлагаются как несозданнный дар, который не конфликтует и не входит в конфликт с наукой, потому что он отличается по своей природе и движется на уровне свободы человека. Эти истины ипостазируются в личности Христа и открываются по благодати Святого Духа, Духа свободы, Который "дышит идеже хощет".[4]

В то же время христианские истины также имеют свои собственные тварные одежды, которые всегда несовершенны и соотносятся с человеком и его эпохой. Этот одеяние по своей природе не может заключить в себе нетварное содержимое. Вот почему православное богословие имеет апофатический характер. Оно не исчерпывает истину познания Бога своими формулировками и определениями, но описывает и направляет к нему символически. Вот почему считается необходимым явление, существование «живых свидетелей», святых, для того чтобы сохранять «подлинность богопознания» во все исторические моменты.[5]Христианская истина не может восприниматься как религиозная идеология или этическая необходимость, как это часто бывает, но как причастность живому явлению, присутствию Бога в мире.

Кроме того, тварное одеяние христианских истин каждый раз оказывается связано с народным образом, языком, окружающей средой и культурным уровнем верующих. Это означает, что совершенно неверно пытаться  церковные факторы навязывать науке, а в научных исследованиях ставить ограничения на тварном уровне, когда они не противятся, не входят в противоречие со «словами» Творческого Слова. Точно также неверным является то, когда научное сообщество старается навязать Церкви в качестве несомненных свои метафизические теории. Впрочем, и сама наука подтверждает относительность и изменчивость своих истин.[6] Уклонения каждой из сторон лишь создают между религией и наукой споры.

Православное христианское богословие при абсолютном уважении к свободе человека в области знания и применения господствующей власти в мире не опекает ни навязывает свою волю науке, к чему стремилась в средневековье Римо-Католическая церковь. Феномен, о котором ходят слухи, связанный с основоположником развития новейшей науки Галилео Галилеем, не известен в православии и в святоотеческой традиции.

Многие Отцы Церкви были и академическими учеными. Они искали познания о сущих и использовали науку в качестве отправной точки для понимания чуда промысла Божия и повода для славословия Создателя. «Ибо всякое творение Божие хорошо и ничто не предосудительно, если принимается с благодарением».[7]В этом случае характерным примером являются Гомилии свт. Василия Великого на Шестоднев (Ὁμιλίες εἰς τὴν Ἐξαημέρων), где творение мира представлено на основе достижений науки той эпохи. Как свидетельствует сам  свт. Великий, научный подход и объяснение природных явлений совершенно не уменьшает вызываемого ими удивления: «Ибо изумление пред великими предметами не уменьшается, когда открыт способ, каким произошло что–нибудь необычайное».. Напротив, научное познание и понимание мира, а также обнаружение существующего в нем множественного незнания являются поводом для восхищения и восхваления Творца, что, однако, не относится к нынешним корифеям науки.

То, что приходит в сознание всех нас, настолько чудесно, что даже самый опытный ум неспособен постичь их и воздать достойную хвалу Творцу [8]. А известный святой нашего времени Порфирий Кавсокаливитис, будучи малограмотным, глубоко жил величие природы, прославляя Бога, и в то же время, изучая научные книги и формулируя предложения с помощью своих духовных дарований, которые удивляли даже опытных ученых. Если Эйнштейн своей логикой преодолел свои чувства и представил новые физические горизонты Вселенной, удивительно расширив человеческие знания, то Святые Церкви своим чистым умом обратились к разуму Создателя, открыли новые духовные горизонты, удивительно расширив человеческий опыт. Если Эйнштейн своей логикой преодолел свои чувства и представил новые физические горизонты Вселенной, удивительно расширив человеческие знания, то Святые Церкви своим чистым умом обратились к уму Создателя, открыли новые духовные горизонты, удивительно расширив человеческий опыт.

Но сами научные исследования берут свое начало в монастырях Запада, где монахи исследовали тайны и законы природы, чтобы лучше познать Бога. Но объединение и тем более отождествление двух уровней знания, научного и богословского, что культивировалось в лоне того же западного монашества, имело трагические последствия. Всякое расшатывание тварного религиозного образа трактовался как ересь и осуждался Святой Инквизицией с наложением разных ограничений, различных пыток или даже смертью от огня. Таким образом, без всякой существенной причины был создан очень острый конфликт между богословием и наукой, который, к счастью, был смягчен в наше время.

Этот конфликт уходит своими корнями в религиозность христианства и применение общей методологии к науке и теологии. Эта общая методология фальсифицирует как науку, так и богословие. Таким образом, в то время как наука исключает любую возможность освобождения от любого тварной мирской приукрасы, богословию не хватает ценного вклада науки как вводного пути и символического средства для восхождения к трансцендентальной реальности.

Когда наука попадает в ловушку объективации и объективного знания, претендуя на всечеловеческое знание и исключая возможность его расширения за пределы мирского, она причиняет вред человеку.

Как было весьма точно замечено « одно дело отвергать что-то с помощью нашего рационального мышления, и совсем другое дело это реальность бытия.  Живой Бог является личным. И Он это не какая-то абстрактная идея или какой-то трансцендентный объект. Это личный Бог, явившийся во Христе, который сказал человеку, что «Я есмь... истина».[8] Отец, Сын и Святой Дух. Эти три Личности - одна истина»[9], безначальная и бесконечная.

Этот личностный и вечный характер истины имеет первостепенное значение для человека. Живая правда экзистенциальна и нерушима. Она не объективирована, потому что ее объективация равносильна распаду и умиранию. Осознание этой истины - это опыт жизни Бога и человека. «Это плод единения в само Бытие двух объектов: Бога и человека. Ни один из них не становится «объектом,» и Бог и человек проживают это событие как одну жизнь»[10].

СНОСКИ

1. Κοл. 1,16. См. Μαξίμου Ομολογητού, Περί αποριών,PG 91,1077C.
2. Премудрость сына Сирахова 38,6.
3. Рим. 1,21. «Αλλ’ήλθον μεν, φησίν (ο Παύλος), εις έννοιαν θεού, αλλ’ουχί την πρέπουσαν θεώ· ουδέ γαρ παντουργόν, ου παντοδύναμον, ου παντεπίσκοπον, ου μόνον άναρχόν τε και άκτιστον εδόξασαν αυτόν». Γρηγορίου Παλαμά, Υπέρ των ιερώς ησυχαζόντων 1,1,14, εκδ. Π. Χρήστου, τομ. 1, σ. 377.
4. См. Ин. 3,8.
5. Βλ. Αρχιμ. Σωφρονίου (Σαχάρωφ), Οψόμεθα τον Θεόν καθώς εστι, Έσσεξ Αγγλίας 52010, σ. 143.
 

[1] το «είναι» 

[2] «γίγνεσθαι»

[3] «λόγους» των όντων

[4] См. Иоан. 3, 8

[5] См. Архимандрит Софроний Сахаров. Видеть Бога как Он есть. Эссекс Англия. 2010, с. 143

[6] Типичны «теоремы о неполноте» Курта Гёделя. Подробнее см. А. Николаидис, «Наука ХХ века как знак», в, Мир в науке и религии, Кириакидис, Салоники, 2008 г., стр. 251 и сл.A. Νικολαίδη Η επίστιμη του 20 αιώνα ώς Σημείων

[7] 1 Тим. 4, 4

[8] Ин. 14, 6

[9] См. Архим. Софроний (Сахаров). Таинство христианской жизни.

[10] Там же.

Часть 2

То знание, которое базируется на жизни во Христе, не навязывается человеку силой, но оно входит диаконически и путем врачевания, придает смыл жизни и становится заметной, выделяется в  святых людях. В нашу историческую эпоху это становится весьма ощутимым и полным благодаря целой плеяде святых, которые жили среди нас. Но это знание в то же время становится более доступным и благодаря тем горизонтам, которые были созданы современной наукой. Преодоление классической физики с помощью квантовой механики, которая обслуживает нашу повседневную жизнь в самом широком спектре, создает благоприятные условия для демонстрации христианской истины и приближения к ней.

Новые научные теории пошатнули устоявшийся принцип объективности и тесно связали науку с человеком. Это также помогло так называемым гуманитарным наукам, которые использовали в качестве модели объективность естественных знаков, хотя они имеют дело с человеком и его социальной жизнью, улучшить человеческое лицо и более ясно увидеть ответственность за его свободу. «Таким образом, различные научные дисциплины и школы психологии осуществили впечатляющие подходы к человеческому лицу и привели к выводам, близким к христианской антропологии.

Даже новейшие гносеологические теории выделяют в природе некую свободу. Таким образом, природа воспринимается не как данный объект с заранее определенной перспективой, а как динамическая реальность, сосуществующая с исторической деятельностью и ходом развития человечества. Как говорит нам квантовая механика, «мы не можем сказать, что делают вещи, когда мы их не наблюдаем, и ничто не является реальным, если это не наблюдается»[1]. Человек также активно участвует в создании мироздания. Однако автономия человека, отсутствующая у другого творения, делает его ответственным за свой деструктивный курс.

Здесь следует отметить большую опасность, создаваемую быстрым эгоцентрическим и утилитарным развитием науки и техники. Как было метко отмечено, мы постоянно продвигаем создание машин с все более и более антропоморфным поведением в обществе, которое имеет тенденцию создавать все больше и больше автоматизированных людей.[2] Но точно так же, как насколько человек механизирован, настолько же в нем разрушается его духовная сущность и по существу теряется его человечность.

Научный прогресс создает импульсы, которые приводят человека к открытиям. Но опять же эти открытия принимают созидательный или разрушительный характер в зависимости от свободы произволения человека. Но все открытия науки были на уровне тварного, ограниченного тлением  и смертью. Единственное настоящее открытие для человека - это то, что он выходит за пределы границ тления и смерти. И это открытие не исходит и не может исходить от науки или техники. Оно не может исходить ни от человеческой религии, ни от идеологии. Никакое открытие на уровне творения не может привести к несозданному. Здесь решение может быть дано только при вмешательстве несотворенного в сотворенное, тварное.

Христианство просвещает область тварного откровением нетварного. Но чтобы просветить созданное, оно должно принять это с сочувствием и любовью. Но это восприятие не совершается необдуманно, безрассудно и без разбора. Слово Божье восприяло в себе всю природу человека, за исключением греха, который был и есть искажением природы человека. И Отцы Церкви приняли греческий и нехристианский мир без рассуждения и без разбора, но с осторожностью и вдумчиво.

Задача богословия в каждую эпоху - не возвращаться ни к богословию отцов Церкви и не решать проблемы своего времени с помощью решений, которые давали Отцы проблемам своего времени. Задача богословия - подходить, воспринимать и решать проблемы каждой эпохи в ее общей перспективе, предлагая собственное решение, возводя их к несотворенному откровению. Без этого восхождения любой человеческий успех окажется эфемерным и условным. Как подчеркивает святитель Григорий Богослов, «неочищенное, неуврачеванное не соединяется с Богом и не спасается»[3] Любая из сторон жизни человека и людей не принимается и не усваивается Церковью ее богословием, таинствами, любовью и молитвой, остается в стороне от исцеляющей и преобразующей силы Святого Духа.

Единственный, кто предлагает миру нетварное откровение, - это Христос. В лице Христа ипостасно соединились тварное и нетварное и они получили отнологическое общение. Таким образом, преодоление тления и смерти, что произошло во время воскресения Христа, даруется человеку через его участие в теле Христовом, в Церкви. Этот дар - не возрождение в созданной реальности, а вхождение в нетварную и нерушимую божественную жизнь. Это откровение. Оно переживается «от части» во время земной жизни и обновляется во всей полноте в будущем. Но даже и  научный подход человека к сотворенному созданию является прелюдией к его общению как творению «по образу Божию» в несотворенной и неразрушимой божественной реальности.

Пораженный или «демонический» ум человека, как его характеризует святой Григорий Палама, как творение Бога, «от природы обладает мудростью». И хотя у него есть способность «думать» от Бога, он может своим самовластным волением отклониться от своей естественной воли и лишиться рассудка, сойти с ума[4]. Он может презирать логосы творения и следовать помыслам своего страстного и помраченного ума. Таким образом, в то время как существование творения восходит к его Создателю, а научный подход восходит к его прославлению, человек «глупеет»[5], уступая быстрому научному и технологическому развитию, например контролю над ядерной энергией и экологическим кризисом.

Одна конечная точка, в которой, как оказывается, богословие плохо совпадает с научной методологией, - это использование гипотез и проверки или опровержения вещей и концепций. Величайшие научные открытия явились результатом формулирования гипотезы, созданной интуицией ученых, которая выходила за рамки или противоречила эмпирической непосредственности, но была проверена на практике. Нечто подобное существует и в богословской гносеологии. Основополагающие христианские истины, которые логически неуловимы, непостижимы, и которые противоположны повседневному опыту, становятся эмпирически доступны и понятны. Согласно Иоанну Богослову Сам Христос является и говорит своим слушателям: «Мое учение – не Мое, но пославшего Меня; если кто хочет творить волю Его, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю».[6] Нечто подобное Он утверждает  и в заповедях Блаженств, которые имеются в синоптических Евангелиях.

Характерно, что «жесткие слова» Христа и «чрезмерные требования», предъявляемые к верующим, с абсолютной точностью подтверждаются жизнью и поведением Святых и мучеников Церкви. Сверхчеловеческие добродетели и неслыханные аскетические подвиги в истории Православной Церкви до сих пор непрерывно совершаются в жизни простыми верующими, серьезно относящимися к сохранению своей веры. Как технология предоставляет прекрасные средства для проверки и применения научных взглядов, так аскетическая жизнь по отношению к вере во Христа проверяет и реализует взгляды и положения, которые кажутся человеку повседневной жизни чрезмерными и нереализованными.

По словам Аристотеля, всем людям «свойственно стремиться к знаниям».[7] Каждый человеческий поиск имеет онтологической отправной точкой какое-то стремление. С гносеологической отправной точкой, ведущей к научному исследованию, связанной является отправная точка, ведущая к богословскому поиску. Человек не хочет того, чего не существует или не отвечает его реальным потребностям. "Каждая реальная потребность в мире - это возможность расширения прав и возможностей, нужно только найти путь к ней. В истории научного прогресса многие идеи, которые казались слишком смелыми, уже реализовались на наших глазах. Поэтому, почему я должен сомневаться в том, что моя собственная жажда блаженного бессмертия и вечного союза с Творцом также может быть реализована?[8]»

Подобно тому, как современная наука исследует и проверяет природные явления с помощью научной методологии и по отношению к человеку, так и богословие приступает к приближению и проверке существования истин с помощью аскетической методологии и по отношению к Богу и человеку. Однако в науке не всегда следует поддерживать конфронтацию между субъектом и объектом, «даже если она рассматривается как взаимное взаимодействие, в области теологии истины веры проверяются в первую очередь прямым существованием с Богом, без посредничества внешних факторов.

Источник: https://www.pemptousia.gr/vivliothiki/mantzaridis-theologia_book/mobile/index.html#p=1-19

©перевод выполнен интернет-содружеством «Православный Апологет»2021год