Из «Послания Святейшего Всероссийского Синода по поводу новоявленного учения книги «На горах Кавказа»¹

от 12 мая 1913г.

Божией милостью, святейший Правительствующий Всероссийский Синод всечестным братьям, во иночестве подвизающимся.

Благодать вам и мир от Господа Иисуса Христа да умножится!

Появившееся в последнее время и смутившее многих православных монахов и мирян учение схимонаха Илариона о сладчайшем имени Господнем Иисус было предметом тщательного рассмотрения в Святейшем Синоде. Для достижения возможного беспристрастия Святейший Синод выслушав три доклада ( при сем прилагаемые), составленные отдельно один от другого, и, по достаточном обсуждении, единогласно присоединился к окончательным выводам этих докладов, тем более что эти выводы вполне совпадают и с суждениями греческих богословов с острова Халки, и с решением Святейшего Вселенского Патриарха и его Синода...

...

Главное же , допускать (вместе с Булатовичем), что «самим звукам и буквам имени Божия присуща благодать Божия» (с. 188) или (что в сущности то же самое), что Бог нераздельно присущ Своему имени, значит, в конце концов, ставить Бога в какую-то зависимость от человека, даже более: признавать прямо Его находящимся как бы в распоряжении человека. Стоит только человеку (хотя и без веры, хотя бы бессознательно) произнести имя Божие, и Бог как бы вынужден быть Своей благодатью с этим человеком и творить свойственное Ему. Но это уже богохульство! Это есть магическое суеверие, которое давно осуждено Святой Церковью. Конечно, и о. Иларион, и все его единомышленники с ужасом отвергнутся от такого хуления, но если они его не хотят, то должны усомниться в самом своем «догмате», который необходимо приводит к такому концу.

Не менее опасными выводами грозит новое учение и для самого подвижничества, для самого «умного делания». Если благодать Божия присуща уже самим звукам и буквам Божия имени, если самое имя, нами произносимое, или идея, нами держимая в уме, есть Бог: тогда не первое место в умном делании выдвигается уже не призывание Господа, не возношение к Нему нашего сердца и ума (зачем призывать Того, Кого я почти насильно держу уже в своём сердце или уме?), а скорее самое повторение слов молитвы, механическое вращение ее в уме или языке. Иной же неопытный подвижник и совсем позабудет, что эта молитва есть обращение к Кому-то, и будет довольствоваться одной механикой повторения и будет ждать от такого мертвого повторения тех плодов, которые дает только истинная молитва Иисусова; не получая же их, или впадает в уныние, или начнет их искусственно воспроизводить в себе и принимать это самодельное разгорячение за действие благодати, другими словами, впадет в прелесть. Едва ли о. Иларион пожелает кому-либо такой участи.

Последователи о. Илариона, писавшие Апологию и воззвания с Афона, счиают себя продолжателями свт. Григория Паламы, а противников своих – варлаамитами. Но это – явное недоразумение: сходство между учением свт. Григория Паламы и этим новым учением только внешнее и притом кажущееся. Именно свт. Григорий Палама учил прилагать название Божество не только к существу Божию,но к Его энергии, то есть Божественным свойствам: премудрости, благости, всеведению, всемогуществу и проч., которыми Бог открывает Себя вовне, и ,таким образом, учил употреблять слово «Божество» несколько в более широком смысле, чем обыкновенно. В этом многоразличном употреблении слова и состоит все сходство учения свт. Григория с новым учением , по существу же между ими полное. Прежде всего, святитель нигде не называет энергии «Богом» ², а учит называть их «Божеством»( не Θεός, а Θεότης). Различия между этими названиями легко видеть из такого примера. Говорится: «Христос на Фаворе явил свое Божество», но никто не скажет: «Христос на Фаворе явил Своего Бога»- это была бы бессмыслица или хула. Слово «Бог» указывает на Личность, а «Божество» же – на свойство, качество, на природу. таким образом, если и признать имя Божие Его энергией, то и тогда можно назвать его только Божеством, а не Богом, тем более не «Богом Самим», как делают новые учители. Потом Святитель нигде не учит смешивать энергий Божиих с тем, что эти энергии производят в тварном мире, - действия с плодами этого действия. например апостолы видели на Фаворе славу Божию и слышали глас Божий. О них можно сказать, что они слышали и созерцали Божество. Сошедши с горы, апостолы запомнили бывшее с ними и потом рассказывали другим, передавали все слова, слышанные ими. Можно ли сказать, что они передавали другим Богатство? был ли их рассказ энергией Божией? Конечно, нет: он был только плодом Божией энергии, плодом ее действия в тварном мире. Между тем новые учители явно смешивают энергию Божию с ее плодами, когда называют Божеством и даже Самим Богом и имена Божии, и всякое слово Божие, и даже церковные молитвословия, то есть не только слово, сказанное Богом, но и все наши слова о Боге, «слова, коими именуем Бога», как пишется в возражениях на «Акт об исповедании веры» Пантелеимоновского монастыря (в скобках, среди слов прп. Симеона Нового Богослова). Но ведь это уже обоготворение твари, пантеизм, считающий вс существующее за Бога. Справедливо на эту именно опасность указано в отзыве богословов Халкинской греческой школы. В этом смешении твари и Божества скорее можно усмотреть сходство не со свт. Григорием Паламой, а именно с Варлаамом и его последователями, которых святой отец обличал, между прочим, и за допущением как бы двух родов Божества: созданного и несозданного.

. . .

В основании всего изложенного Святейший Синод вполне присоединяется к мнению Святейшего Патриарха и Священного Синода Великой Константинопольского Церкви, осудившего новое учение, как богохульное и еретическое, и со своей стороны умоляет всех, увлекшихся этим учением, оставить ошибочное мудрование и смиренно покориться голосу Матери-Церкви, которая одна на земле есть «столп и утверждение истины» и вне которой нет спасения. Она, невеста Христова, больше всех знает, как любить и почитать своего Небесного Жениха: она больше всех лобзает сладчайшее имя Иисусово и прочие имена Божии: но она не позволяет своему почитанию простираться далее должного, не позволяет недальновидным человеческим нашим догадкам и ограниченому нашему чувству становиться выше и как бы поправлять истину, открытую ей Христом.

Православное же мудрование об именах Божиих таково:

1. Имя Божие свято, и достопоклоняемо, и вожделенно, потому что оно служит для нас словесным обозначением самого превожделенного и Святейшего Существа – Бога, источника всяких благ. Имя это Божественно, потому что открыто нам Богом, говорит нам о Боге, возносит наш ум к Богу. В молитве (особенно Иисусовой) имя Божие и Сам Бог сознаются нами нераздельно, как бы отождествляются даже не могут и не должны быть отделены и противопоставлены одно другому; но это только в молитве и только для нашего сердца, в богословствовании же, как и на деле, имя Божие есть только имя, а не Сам Бог и не Его Свойство, название предмета, а не сам предмет и потому не может быть признано или не называемо ни Богом (что было бы бессмысленно и богохульно), ни Божеством, потому что он не есть и энергия Божия.

2. Имя Божие, когда поизносится св молитве с верой, может творить чудеса, но не само собой, не вследствие некоей навсегда как бы заключенной в нем или к нему прикрепленной Божественной силы, которая бы действовала уже механически, - а так, что Господь, видя веру нашу (Мф. 9, 2) и в силу Своего неложного обещания, посылает Свою благодать и совершает чудо.

3. В частности святые Таинства совершаются не по вере совершающегося, не по вере приемлющего, но и не в силу произнесения или изображения имени Божия; а по молитве и вере Святой Церкви, от лица которой они совершаются и в силу данного ей Господа обетования.

Такова вера православная, вера отеческая и апостольская.

. . .

От редакции «Православного Апологета»