|
Русская Православная Церковь
ПРАВОСЛАВНЫЙ АПОЛОГЕТ
|
«Никогда, о человек, то, что относится к Церкви, Свт. Марк Эфесский Интернет-содружество преподавателей и студентов православных духовных учебных заведений, монашествующих и мирян, ищущих чистоты православной веры. |
|
Актуальные темыΠротопресвитер Феодор Зисис Почетный профессор Фессалоникийского Университета им. Аристотеля
Πρωτοπρεσβύτερος Θεόδωρος Ζήσης Ὁμότιμος Καθηγητὴς Α.Π.Θ.
ОГРАЖДЕНИЕ ОТ ЕРЕСИ, НО НЕ ОТ ЦЕРКВИ
ΑΠΟΤΕΙΧΙΣΗ ΑΠΟ ΤΗΝ ΑΙΡΕΣΗ ΟΧΙ ΑΠΟ ΤΗΝ ΕΚΚΛΗΣΙΑ (о применении 15 правила Двукратного собора о прекращении поминовения епископа)
1. Непозволительное и позволительное ограждение
В последнее время часто говорится об «ограждении» и «оградившихся» верующих; при этом, часто и, по всей видимости, намеренно искажается смысловое содержание данных слов. Существительное «ограждение» (ἀποτείχισις) происходит от глагола «огораживать» (ἀποτειχίζω), который, согласно словарю, означает: укреплять (возводить укрепления), окружать стеной, возводить ограждение. Следовательно, и слово «ограждение» означает: окружение стеной, укрепление. Стена же, которую возводят для защиты, называется оградой (ἀποτείχισμα).
Ясно, что употребление слова «ограждение» предполагает существование какой-либо опасности, некого врага, для защиты от которого строят стену. В экклезиологический язык данное понятие ограждения словесно вводится 15-м Правилом Двукратного Собора свт. Фотия Великого (861), где четко и ясно сказано, что за опасность вынуждает возводить стену − это ересь и еретичествующие епископы.
В частности, двумя предыдущими правилами Собор, дабы предотвратить создание расколов, строго наказывает извержением из сана (по 13-му правилу) пресвитера или диакона, который отступает от общения со своим епископом и не будет возносить имя его в священных молитвах на Божественных Литургиях, до того, как епископ будет осужден каким-либо Собором («прежде Соборного осуждения»), на основании некоторых, так сказать, ошибок, «обвинений» против епископа, то есть не вопросов веры, а административных, хозяйственных и пр. нарушений. То же повторяет и 14-е правило, то есть налагает наказание в виде извержения из сана теперь уже на епископа, который по тем же причинам отступит от общения со своим Митрополитом. В 15-м правиле есть одна особенность: В первой части говорится то же самое и о митрополите, прекращающем поминовение патриарха, к юрисдикции которого он относится. Однако во второй части правила, в которой вводится понятие ограждения, указывается на исключение из правила, на основе которого священнослужители любой степени и сана могут прекратить общение со своим священноначалием и не поминать его. Это происходит тогда, когда епископ, митрополит или патриарх проповедует и учит открыто (букв. «с непокрытой главой», - прим. переводчика), то есть явно, откровенно, некоей ереси, которую осудили Соборы или Святые Отцы («осужденной святыми Соборами или Отцами»). В таком случае, прекращение общения и поминания имени епископа, митрополита, патриарха происходит и до того, как этим вопросом займется какой-либо Собор, то есть «прежде соборного осуждения».
Важно отметить, что те, кто ограждает себя от таких лжеепископов, проповедующих ересь, не только не подлежат наказанию, наложенному предыдущими правилами, то есть наказанию в виде извержения из сана, но более того, должны быть удостоены подобающей чести со стороны православных, поскольку они оградились, то есть отделились стеной истины не от епископов, а от лжеепископов, и поскольку они не только не учиняют раскола и разделений, но со тщанием спешат спасти Церковь от расколов и разделений, учиняемых лжеепископами. Приведем точный текст правила, на который, к сожалению, многие не обращают внимания и «глаголют от чрева своего», поверхностно и поспешно, а затем прокомментируем некоторые его моменты, дабы прояснить, в частности, значение термина «ограждение»: от кого происходит ограждение; для отражения какого врага или какой опасности возводят стену, чтобы обороняться и препятствовать их продвижению и распространению? Что следует из данного текста? Речь идет об ограждении от Церкви или от ереси, от истинных епископов или от лжеепископов? Давайте внимательно перечитаем текст 15-го правила, который приведен ниже:
«Что определено о пресвитерах и епископах, и митрополитах, то самое, и тем более, приличествует патриархам. Посему, если какой-нибудь пресвитер или епископ, или митрополит дерзнет отступить от общения со своим патриархом, и не будет возносить имя его, по определенному и установленному чину, в Божественном тайнодействии, но, прежде Соборного оглашения и совершенного осуждения его, учинит раскол, – таковому святой Собор определил быть совершенно чуждым всякого священства, если только обличен будет в сем беззаконии. Впрочем, сие определено и утверждено о тех, кои, под предлогом некоторых обвинений, отступают от своих предстоятелей и творят расколы, и расторгают единство Церкви. Ибо отделяющиеся от общения с предстоятелем, ради некой ереси, осужденной святыми Соборами или Отцами, когда он проповедует ересь всенародно и учит оной открыто в Церкви, таковые если и оградят себя от общения с глаголемым епископом, прежде соборного рассмотрения, не только не подлежат положенной правилами епитимий, но и достойны чести, подобающей православным. Ибо они осудили не епископов, а лжеепископов и лжеучителей, и не расколом пресекли единство Церкви, но постарались сохранить Церковь от расколов и разделений».
2. Почему было установлено 15-е Правило?
Что интересовало Отцов Двукратного Собора в период его созыва? Предотвратить образование расколов в теле Церкви. Этому собору предшествовало появление большого количества ересей, последней из которых было иконоборчество; незадолго до собора иконоборчество было осуждено и побеждено, и было восстановлено иконопочитание (843); Церковь восторжествовала. Святые Отцы не хотели новых разделений и потрясений в Церкви. Они предвидели, что поскольку дьявол не смог нарушить единство Церкви с помощью ереси, он может нанести по Ней удар, создавая расколы путем вовлечения церковных сановников в административные, хозяйственные и другие скандалы. Об этом ясно говорит Собор в начале 13-го Правила: «Вселукавый, посеяв в Церкви Христовой семена еретических плевел, и видя, что они мечом Духа подсекаются под корень, вступив на другой путь козней, покушается безумием раскольников рассекать тело Христово». Итак, как мы сказали выше, он устанавливает тремя правилами (13, 14 и 15), что те священники, которые выступают против епископа, митрополита и патриарха, ссылаясь на различные ошибки, «обвинения», отступают от общения с ним и прекращают поминать его имя на священных церковных службах до соборного решения и осуждения, должны извергаться из сана. В данных случаях прекращение поминовения и ограждение запрещено.
Однако, чтобы не считалось, что прекращение поминовения, ограждение, запрещается однозначно и что это явление не должно ни обсуждаться, ни поощряться, а также по той причине, что ересь, как оскорбление веры и догматов, является худшим злом и представляет собой бóльшую опасность для единства Церкви, чем раскол, Отцы Собора во второй половине 15-го Правила определяют и устанавливают, что все, что было определено до этого, то есть запрет на прекращение поминовения, не должен действовать в том случае, когда епископ, митрополит, патриарх провозглашают ересь. В этом случае необходимо тут же и «прежде Соборного осуждения» оградиться, соорудить оборонительную стену, чтобы воспрепятствовать распространению ереси и защититься от нее. Может ли после этого возникать какое-либо сомнение в том, что ограждение – это ограждение от ереси, а не от Церкви, от лжеепископов, а не от истинных епископов? Неужели настолько потеряли голову от мутного синкретизма и экуменизма некоторые епископы и богословы, которые, либо по невежеству, либо намеренно, будучи поборниками экуменизма, запугивают и терроризируют клириков и мирян, внушая им, что прекращение поминовения якобы выдворяет прибегнувших к нему за пределы Церкви и ведет к расколу? Разве правило не говорит, что прекратившие поминовение не только не подлежат наказанию в виде извержения из сана, но достойны чести, так как они отделились не от епископов, а от лжеепископов, и не причинили раскол, но защищают Церковь от расколов? Позволим ли мы еретикам-экуменистам пугать нас якобы существующей опасностью раскола, а также тем, что мы будем пребывать в Церкви, только храня единство с ними? В таком случае, ради ложно понимаемого единства Церкви, нам следовало бы хранить единство и с папистами, протестантами, монофизитами.
3. Ошибочная позиция: «Мы остаемся в Церкви, не уходим». А кто уходит?
Впечатляет, что не только отдельные лица, в целом обладающие верными православными убеждениями, но и образованные епископы, пресвитеры и профессора неправильно воспринимают ограждение как отделение от Церкви, а не от ереси и лжеепископов; они утверждают, пишут и проповедуют, что остаются в Церкви, не прибегают к ограждению и ведут борьбу внутри Церкви. Таким образом они становятся хорошими соратниками и помощниками лжеепископов-еретиков, поскольку не позволяют возвести стену и защититься от ереси путем прекращения церковного общения и поминовения еретиков, в результате чего ересь экуменизма вот уже десятилетия стремительно продвигается вперед, захватывает отдельных лиц и учреждения, соборы, священноначалие, иерархов и богословские факультеты. Мы, православные, как свободные стрелки, должны отразить опасность и выстрелить во врага, обладающего несравненным превосходством и представляющего для нас несоизмеримо большую угрозу, чем мы для него. Почему же мы не делаем этого вот уже столько лет, все время откладывая сооружение стены? Разве мы не должны сейчас, видя, что благодаря Критскому лжесобору враг захватил наш последний бастион, соборную систему, улучшить нашу стратегию, подкорректировать наши тактические планы, использовать оружие, которым нас снабдили Святые Отцы своими богодухновенными решениями? Из крепости лжесобора летят смертоносные снаряды и раздаются угрозы; все больше людей постоянно подпадает под влияние экуменизма и антихристовой всерелигии; растет число совместных молитв и экуменических празднеств; недостойные своего звания епископы и богословы нагло извращают и искажают слово истины, раздирая его, словно дикие звери, как говорит Святой Григорий Богослов [1], а мы все еще задумываемся над тем, где Церковь, и находимся ли мы в Церкви, оставаясь с еретиками, или уходим из Церкви, отделяясь от них? Разве это не устоявшаяся экклезиологическая аксиома – то, что Церковь находится там, где истина, а не там, где епископы и патриархи-еретики?
4. Пример святого Максима Исповедника и святого Григория Паламы
Я приведу лишь два свидетельства выдающихся Святых Отцов, Учителей и Исповедников, чтобы стало ясно, где находится Церковь и кто уходит из Церкви, чтобы, с одной стороны, еретичествующие экуменисты закрыли свои сквернословные рты и прекратили запугивать несведущих пугалом раскола, а, с другой стороны, чтобы наши «сторонники тишины и спокойствия» еще раз хорошенько подумали и начали действовать смелее, в большей степени сообразуясь со святоотеческим учением Церкви, и чтобы они боялись не изолированности от людей, а изолированности от Бога и Святых. Святой Максим Исповедник (VII в.) был простым монахом, но в силу своей огромной образованности и божественного просвещения превосходил многих патриархов и епископов [2]; он был практически единственным человеком, который взял на себя груз противодействия ереси монофелитизма, захватившей все патриархаты, и на какое-то время даже Римскую Церковь, как сейчас всеересь экуменизма захватила большинство Поместных Церквей благодаря своему соборному укреплению на Критском псевдособоре. Даже императоров убедили, что для господства мира и единства в Церкви и государстве необходимо, чтобы святой Максим перестал противодействовать той богословской линии, которой придерживалась значительная часть полноты церковной. Он должен был, либо поддавшись уговорам, либо насильно принять компромиссный и дипломатический текст «Образца о вере» («Типоса») − так был назван документ, подготовленный богословами императора Константа ІІ, внука Ираклия, при императорском и патриаршем дворах, подобный дипломатическим документам, которые были приняты Критским лжесобором, чтобы сейчас мы объединились не с какой-то одной ересью, а вообще со всеми еретиками в целом. Епископы, которые были сторонниками «дипломатического богословия» того времени, посланные патриархом к месту заключения святого Максима, попытались запугать и убедить его, что своей непреклонной и стойкой позицией по отношению к решениям, принятым всеми Поместными Церквами, а также прекращением общения он выводит себя за церковную ограду и уходит из Церкви. Ответ великого Богослова и Исповедника является образцом исповедания веры и не теряет актуальности, несмотря на прошедшие века. Церковь − не там, где находятся те, кто управляет Ею – патриархи, епископы или соборы, а там, где спасительное исповедание веры. Соборы узаконивают не те, кто их созывает и присутствует на них в качестве участников; мерилом законности и действительности Собора является «правильность догматов». Приведем героические и исповеднические слова святого Максима: «И пришедшие сказали, что его вызывает патриарх, и, придя к святому, вопрошали его о следующем: «Скажи нам, какой ты Церкви?». И они говорили ему такие слова: «Византийской, Римской, Антиохийской, Александрийской, Иерусалимской? – Вот все они с подвластными им епархиями объединились между собой. Итак, если ты, как говоришь, принадлежишь к Кафолической Церкви, то соединись, чтобы, вводя в жизнь новый и странный путь, не подвергся тому, чего не ожидаешь». Блаженный ответил посланным достойно своей мудрости и благочестия, сказав: «Бог всяческих объявил Кафолической Церковью правое и спасительное исповедание веры в Него, назвав блаженным Петра за то, что он исповедал Его»[3].
В другой части прений, где шла речь о соборах, а также о каноничности и неканоничности их созыва, святой Максим установил существенный критерий, по которому собор может считаться православным. Он сказал, что благочестивый канон Церкви считает святыми и действительными соборами те, которые характеризуются правотой догматов: «Те соборы благочестивый канон Церкви признает святыми и принятыми, которые одобрила правота догматов»[4]. На обвинение, что своей позицией он творит раскол, в чем сейчас обвиняют и нас − тех, кто отвергает Критский лжесобор – он ответил вопросом: «Если говорящий слова Священного Писания и святых отцов разделяет Церковь, то что делающим с Церковью окажется тот, кто уничтожает догматы святых, без которых невозможно даже самое бытие Церкви?»[5].
Той же линии держался и семь столетий спустя, в XIV веке, великий Исихаст и Исповедник, архиепископ Фессалоникийский святой Григорий Палама, несомненно, величайший богослов второго тысячелетия. В самых сильных и строгих выражениях, без ложной придворной вежливости, он осуждает как лжеца патриарха Антиохийского Игнатия, который написал патриарху Иоанну Калекасу письмо, подтверждающее его противостояние святому Григорию Паламе и наполненное неточностями и ложью. В своем письме патриарх Игнатий, отбывая из Константинополя, писал, что возвращается в свою церковь в Антиохии, которую он получил в удел благодатью Христовой (точно таких же воззрений придерживаются и сегодня те, кто захватывает епископские, архиепископские и патриаршие троны). Он писал: «Наша умеренность отправляется в свою церковь, истинно избранную Божией милостью». Рассердившись на поддержку патриарха Иоанна Калекаса и выдвинутые против него безосновательные обвинения, противоречащие богословию Православной Церкви, святой Григорий, прежде всего, задается вопросом, какое отношение, какую часть в церкви, какую преемственность и наследие в благодати Христовой может иметь этот «защитник богохульства»; какое отношение он имеет к наследию Церкви, которая есть «столп и утверждение истины» и которая пребывает верной и непоколебимой во веки, твердо держась основания истины. Он четко и ясно говорит еретичествующему патриарху, что тот является чуждым Церкви и находится за Её пределами, ибо к Церкви Христовой принадлежат лишь те, кто принимают истину Церкви; те же, кто непослушны этой истине, никоим образом не могут составлять Церковь, не имеют к ней никакого отношения. Такие люди занимаются самообманом, даже если и именуют себя иереями или архиереями. Потому что христианство принимает во внимание не личности, но истину и точность веры («Христианство определяется не внешним видом, но истинностью и точностью веры») [6].
Разве не является образцовой и назидательной откровенность, смелость, стойкая и непреклонная позиция простого монаха святого Максима и простого иеромонаха, святого Григория Паламы, еще до того, как он стал митрополитом Фессалоникийским, перед всесильным церковным и политическим руководством? Сомневались ли они в том, где находится Церковь, и кто именно уходит из Церкви, учиняя расколы? Разве они не считали, что из Церкви уходят именно еретики и что выразителем и представителем Церкви может быть даже простой монах и простой священник, если они выражают и исповедуют Истину?
5. Стойкая, последовательная и правильная позиция борющихся
Отсрочка прекращения поминовения, принятая нами по икономии на несколько лет, чтобы информировать непосвященных и незнающих православных мирян о нынешней ситуации, не означает, что мы откажемся от акривии, которую проповедует Предание Церкви и Священные Каноны. Еще в резолюции большого Межправославного научного симпозиума, организованного в Салониках в 2004 г. «Отделением пастырского и социального богословия», богословским факультетом Фессалоникийского Университета им. Аристотеля и «Обществом православного просвещения», мы писали:
«Довести до сведения церковных руководителей, что если они продолжат участвовать во всеереси экуменизма и поддерживать её, будь то межхристианский экуменизм или межрелигиозный, то клирикам и мирянам придется последовать спасительному, каноническому и святоотеческому пути: прекратить церковное общение, т.е. поминовение епископов, несущих ответственность и сопричастных ереси и заблуждению. Речь идет не о расколе, а о богоугодном исповедании, как это делали древние отцы Церкви; однако и в наше время есть епископы-исповедники, среди которых старейший и достоуважаемый митрополит бывший Флоринский Августин, а также Святая Гора Афон» [7].
А в историческом «Исповедании веры против экуменизма», составленном и обнародованном в 2009 г. «Собранием православных клириков и монахов [Греции]», которое было подписано целой плеядой архиереев, сотнями клириков и монахов и тысячами мирян, мы написали:
«Эта всеересь (=экуменизма) воспринята многими православными патриархами, архиепископами, епископами, клириками, монахами и мирянами. Ей «безголовой» обучают, её применяют и её внедряют на деле любым способом общающиеся с еретиками, с помощью совместных молитв, взаимных визитов, пастырского сотрудничества, поставляя себя тем самым вне Церкви. Наша позиция, проистекающая из соборных канонических решений и из примеров Святых, вполне очевидна. Каждый должен отвечать за свои действия» [8]
6. Вместо «ограждения» лучше употребить термин «прекращение поминовения»
Доказано, что термин «ограждение», хотя он правильный и канонический, создает недоразумения и дает повод злонамеренно настроенным людям наделять его смысловым подтекстом, которого в нем нет. В любом случае и в самом правиле основная смысловая нагрузка приходится на прекращение общения, поминания, что является весьма определенным и четким в смысловом отношении и не допускает неправильного толкования и подтекстов. Понятие «стены» позволяет, например, экуменистам утверждать, что возводится стена, отделяющая от Церкви, хотя, как мы видели, стена возводится, дабы отделить нас от ереси и лжеепископов. По этой причине использование термина «ограждение» не соответствует богословским словарям и терминологическим рядам в соответствующих богословских произведениях и работах по каноническому праву. Его использование довольно недавнее, и вместо него должен употребляться термин «прекращение поминовения». На Афоне после календарной реформы и прекращения поминовения тех, кто принял новый календарь, не было различия между «оградившимися» и «неоградившимися», но различали «непоминающих» и «поминающих». Термин «поминающие» и «непоминающие» подходит и сегодня, и он затрудняет работу тех, кто хочет представить «непоминающих» в качестве раскольников, поскольку они не предпринимают никаких раскольнических действий, а просто не поминают еретиков или еретичествующих епископов.
________________________________ [1]. Слово 28, О богословии второе, 2, ΕΠΕ. 4, 3G: «Но кто злой и неукротимый зверь, вовсе не способен вместить в себе предлагаемого в умозрении и Богословии, тот не скрывайся в лесу, с тем злым умыслом, чтоб, напав нечаянно, поймать какой-нибудь догмат или какое-нибудь слово, и своими хулами растерзать здравое учение, но стань еще дальше, отступи от горы, иначе он «будет каменями побит» и сокрушен, «злодей злой смертью» погибнет». [2]. Жизнь, дела и мученичество преподобного отца нашего и исповедника Максима, 14, PG 90, 81-84: «В виду этого он всеми средствами поощрял их, сплачивал, приготовлял беседами к мужеству и наполнял благородными помыслами. Ведь хотя они и превосходили его своим саном, но мудростью и разумом уступали и были ниже, не говоря о других доблестях этого мужа и достославности во всем. Поэтому они соглашались со словами его и беспрекословно повиновались всем его наставлениям и советам, заключавшим так много полезного». [3]. Там же, 24, PG 90, 93. [4]. Изложение прения, бывшего в секретном помещении дворца между господином Аввой Максимом и его учениками с одной стороны и начальниками с другой. 12, PG 90, 148. [5]. Там же 5, PG 90, 117: «При этих словах его Мина кричит: «Говоря это, ты разделил Церковь!» Говорит ему (св. Максим): «Если говорящий слова святых Писаний и святых отцов разделяет Церковь, то что делающим с Церковью окажется тот, кто уничтожает догматы святых, без которых (догматов) невозможно даже самое бытие Церкви?» [6]. Святой Григорий Палама, Опровержение послания Игнатия Антиохийского 3, в П. Христу, Григорий Палама, Собрание сочинений, том 2, Салоники, 1966, с. 627. [7]. Отделение пастырского и социального богословия Богословского факультета Фессалоникского университета им. Аристотеля и Общество православного просвещения (организаторы), Экуменизм, Зарождение – Надежды – Разочарования, Материалы Межправославного научного симпозиума, актовый зал Фессалоникского университета им. Аристотеля, 20-24 сентября 2004 г., Издательство «Теодромия», Салоники, 2008, с. 1029. [8]. Собрание православных клириков и монахов [Греции]», Исповедание веры против экуменизма, 2009, с. 25.
Источник: https://katihisis.blogspot.com/2017/02/blog-post_10.html
Разрешается свободное использование и распространение произведения
Конфликт между миром и Церковью: дело тут не в «пропаганде»
Руководство Русской Православной Церкви встревожилось по поводу внешней «враждебности» и «неспособности» РПЦ противостоять «пропаганде» — критической информации о ней, распространяемой в российских социальных сетях. Поднят этот вопрос был на состоявшейся в Москве конференции, посвященной столетию начала гонений на Русскую Церковь. Для ясности в понимании данной проблемы следует, думаю, напомнить, что именно в 1917 году Русская Православная Церковь (тогда она называлась российской) сбросила с себя оковы установленной Петром I синодальной системы управления ею. За два века существования этой системы имели место и государственные гонения на РПЦ, особенно в период правления Екатерины II. У Церкви тогда были изъяты практически все земельные угодья (около 8,5 миллиона десятин) и свыше 900 тысяч крестьянских душ только мужского пола; было закрыто 754 из 954 раньше существовавших монастырей. Кто-то скажет, что те действия со стороны императорской власти гонениями не являлись, поскольку речь шла сугубо об имущественных делах, но они самым тяжелым образом повлияли на судьбы большей части священников и монахов, многие из которых, кстати говоря, тогда присоединились к участникам восстания под предводительством Емельяна Пугачева. В любом случае представьте себе на минуту, что сегодня у РПЦ государство отобрало бы сопоставимую собственность. Как бы это назвали? Обращая внимание на вышеприведенные факты, я не пытаюсь приуменьшить масштабы политико-идеологических гонений советской власти на РПЦ в XX веке — просто хочу показать сложность самой проблемы взаимоотношений власти и соответствующей поместной Церкви даже тогда, когда, как в случае с Екатериной II, власть не является сугубо атеистической. Что уж говорить о периоде между 1918 годом и серединой 60-х годов прошлого столетия в России! Он, как мы помним, начался с беспощадной гражданской войны, в ходе которой большая часть клириков РПЦ встала на сторону потерпевшего поражение белого движения. Притягивать к этому действительно тяжелому, временами крайне трагическому, а временами (1943–1953 годы) относительно спокойному для РПЦ, периоду сегодняшние проблемы информационной обстановки вокруг РПЦ мне представляется искусственным. Современный мир преимущественно враждебно настроен к Церкви, и в этом нет ничего ни нового, ни странного. Наоборот, это естественно: мир и должен быть враждебен Церкви; этой своей враждебностью он лишь проявляет свое исконное качество. Именно поэтому и сказано о Церкви, что она не от мира сего. Это тем более так в случае с современным миром, в том числе миром российским, который вот уже как минимум четверть века целенаправленно поставлен на стези трех наиболее разрушительных, по православному вероучению, страстей: сластолюбия, славолюбия и сребролюбия. Заигрывать Церкви с этим миром, обращать к нему свой заинтересованный пиар с целью получить встречную положительную реакцию — не абсурд ли это? Не путь ли к саморазрушению? Что же тогда делать Церкви? Просто отгородиться от мира? В определенном смысле — да, отгородиться. Помнить, как поступил Авраам в отношении царя Содома; руководствоваться принципом «Блажен муж иже не иде на совет нечестивых, и на пути грешных не ста, и на седалище губителей не седе» (Пс. 1:1). Но это лишь в отношении мира в целом как противоположности Церкви. Что же касается конкретных мирян, то за их сердца Церковь должна вести постоянную борьбу, ибо в каждом из них заложена частичка Царства Божия («Царствие Божие внутрь вас есть», Лк. 17:21), а значит, и Церкви. И главным направлением этой борьбы должно быть вовсе не давление на критиков современного положения в РПЦ посредством обвинения их в том, что они участвуют в «антицерковной пропаганде», а сама она «осуществляется на иностранные деньги» и может якобы послужить прологом к новым гонениям на Церковь. Вместо этого нужны просто конкретные примеры конкретной праведности конкретного архиерея, священника, дьякона, монаха, церковнослужителя, рядового прихожанина. Именно они призваны служить основой для «доброго свидетельства от внешних», столь необходимого, по мнению апостола Павла, чтобы клирику, да и любому православному, «не впасть в нарекание и сеть диавольскую» (1Тим. 3:7). На упомянутой же в начале моей статьи конференции было предложено другое: противопоставить новой массированной антирелигиозной пропаганде, с одной стороны, историю новомучеников и исповедников российских, а с другой — рассказ о том, как РПЦ «подвергалась оплеванию» в преддверии революционных событий и «какие мифы использовались для того, чтобы скомпрометировать Церковь, государя-императора, царствующую династию и тем самым подорвать основы государственного строя». Мне думается, это не поможет. А в случае с рассказом о судьбе новомучеников и исповедников может сослужить и противоположную службу. Почему, спросите вы? Во-первых, потому, что действительный подвиг православных христиан в прошлом делает тем более вопиюще очевидным сегодняшнее обмирщение РПЦ. Рассказами о том, как хранили веру и умирали за нее другие, тут дело не поправишь. И уж точно индульгенцию от критики не получишь.
Во-вторых, потому, что часть тех, кто был провозглашен новомучениками и исповедниками, являлись реальными противниками советской власти. А советская власть, и это с благодарностью помнит большинство граждан нашей страны, в том числе и молодежь, была по своей природе народной властью. Она проводила отвечавшую чаяниям большинства граждан СССР социально-экономическую политику, защитила страну от гитлеровской агрессии и привела народы нашей страны к Победе 1945 года, обеспечила триумф отечественной науки, образования, культуры, здравоохранения и многие другие выдающиеся достижения советской эпохи. Другими словами, как учил Серафим Саровский, «стяжи дух мирен, и тысячи вокруг тебя спасутся». Идеальное положение не то, когда в соцсетях не будут плохо писать о Церкви, а когда в Церкви не будет происходить того, о чем можно будет плохо написать в соцсетях. Понятно, что в силу слабости человеческой натуры такое состояние в совершенной полноте недостижимо. Однако в качестве цели оно мне представляется более продуктивным, чем стремление свести проблему к тезису о том, что попытки «скомпрометировать Церковь» ведут к «подрыву основ государственного строя».
Благодатный Огонь http://www.blagogon.ru/digest/783/
Дорога в никуда. Недоумения о «современном богословии»
http://www.blagogon.ru/digest/655/
Мы Западу не ученики и не учителя. Мы ученики Богу и учителя себе самим. И.А. Ильин
Для православного сознания эти тенденции не могут не восприниматься в апокалиптических тонах, и, присмотревшись к этим новым явлениям человеческого грехопадения, нельзя не отметить качественно иное состояние духовной атмосферы постмодерна как по отношению к эпохе традиции, так и в сравнении с эпохой модерна. Вера в науку, модный атеизм и гуманистические химеры бодро прошагали по Новому времени и выдохлись. Современность как парадигма европейской мысли подошла к концу. А последний бастион западного средневековья — папский Рим — сдался окончательно на милость либеральным силам полвека назад на Втором Ватиканском соборе. Так что сегодня главная религия Европы — это «постхристианство» со всеми вытекающими отсюда пост-последствиями. В частности, современное богословие там — это, в первую очередь, постмодернистское богословие: Emerging church («проявляющаяся церковь»), Weak Theology («слабая теология»), квир-теология (в защиту секс-меньшинств), теология освобождения, теология «смерти Бога» и много разных других «теологий». Православному человеку, если это не представляет его специального интереса, даже вредно соваться в эти апостасийные дебри, где от христианства осталось только одно название. Постмодернистское богословие так же сущностно отличается от того, что мы традиционно именуем богословием, как отличается компьютерная игра от реальной жизни (хотя в постмодерне эта грань — реальности и виртуальности — неуловима). Тотальная релятивизация и индивидуализация Истины в постмодерне не может быть воспринята традиционным богословием. Это должно быть очевидно любому здравому православному человеку. Но ведь именно на этих принципах строится методология т. н. современного западного богословия, которую, увы, мы принимаем вместе с болонской системой в наших духовных школах. Ведь проблема внедрения болонской системы в семинариях, академиях и богословских ВУЗах Русской Церкви не в подгонке под общеевропейские теологические стандарты (бакалавр-магистр-доктор PhD), а в совершенно новом богословском сознании, основанном на плюрализме, диалогичности и толерантности — «трех китах» постмодернистской теологии. Современная западная теология больше живет не в Церкви, она живет «в контексте культуры» — постмодернистской культуры, на сегодняшний день. Но нужны ли нам в России нецерковные богословы? Как может быть богословие вообще современным и одновременно церковным? Запад являет нам как раз обратные примеры. Некоторые штрихи к этому псевдобогословию я набросаю. Парадигмальные установки постмодернистского богословия были определены еще 30 лет назад на одной протестантской конференции в Америке. В 1987 г. по инициативе Trinity College (Институт Св. Троицы в Дублине) в Нью-Йорке и в Сан-Франциско состоялась конференция «Роль церкви в эпоху постмодерна», основным направлением которой было обсуждение проблемы «обновления теологии». Был издан сборник докладов на этой конференции, которые вырисовывают общую картину «эволюции» христианского Откровения в условиях нового типа культуры – постмодерна[1]. Особый взгляд постмодернистов на мир, их образ мира, включает в себя и новый образ теологии. Этот образ, как считал один из докладчиков, является историческим, относительным и личностным[2]. Применение этих категорий постмодернистской культуры к богословию означает следующее: догматы, каноны, литургика и сама Библия исторически обусловлены, и их понимание должно меняться; они относительны, потому что живут в контексте определенной культуры, а значит, нет раз и навсегда определенного мерила веры и благочестия; Откровение в первую очередь личностно, а не церковно, т.е. посылается не Церкви как народу Божиему, а каждому индивидуально, причем каждый индивид сам является «соавтором» Богу и строит с Ним отношения, исходя из личных убеждений. Можно предположить, что личностный подход в богословии («богословие личности» как направление современной богословской мысли), столь модный сегодня, есть по сути одна из версий либерального индивидуализма, приобретающего в постмодерне ключевое значение. Католический катехизис для молодежи после Ватикана-2 приводит, например, вот такую сентенцию: «Иисус исцелял больных, но это необязательно означает чудеса в том смысле, в каком мы часто об этом слышим. Некоторые люди имеют природный дар исцеления. Не был ли Иисус одним из них?»[3]. Мы хотим со временем выучить таких же теологов, которые бы разрабатывали нам подобные «катехизисы»? Или еще один пример современного богословского творчества из стен католического университета: «Первые люди являются партнерами, сотворенными во взаимной зависимости, как равные, как мужчина и женщина... До грехопадения они — равные партнеры, радующиеся близости Бога, который приходит в сад говорить с ними прохладным вечером»[4]. Эта цитата — из университетского учебника по основам современного католического богословия, автор — священник католической церкви, его интерпретация первых глав книги Бытия — вполне в духе феминистического направления постмодернистского богословия. И тут снова вопрос, правда, уже к ректорам наших духовных школ, а лучше к самому митрополиту Илариону (Алфееву): разве преподавание богословия в наших семинариях застраховано от влияния подобных учебников, когда мы дружно вливаемся в общий поток западной образовательной системы? Я прекрасно помню, как в 90-е гг. в некоторых московских школах изучали историю России по учебникам, изданным фондом Сороса. «Обмен опытом», который подразумевается болонским процессом, с современными теологическими ВУЗами на Западе не приведет ли к тому, что уже наши приходские священники когда-нибудь заговорят о «партнерских» отношениях в браке? Проблема языка и терминологии — проблема философская, а применительно к богословию — еще и духовная. О.Н. Четверикова в своей монографии «Измена в Ватикане», ссылаясь на многочисленные европейские социологические исследования, широко раскрывает весь масштаб религиозного кризиса в Европе, кризиса христианского языка, связанного, в первую очередь, с религиозным индивидуализмом в отношении церковных доктрин. При этом принцип «верю, как хочу» идет не с улицы, а с интеллектуальных подмостков Запада. О.Н. Четверикова приводит справедливое признание папы Иоанна Павла II об итогах его «новой евангелизации» Европы: «Европейская культура производит впечатление некой молчаливой апостасии интеллектуалов, которые живут так, как если бы Бога не существовало»[5]. Эту «апостасию интеллектуалов», на мой взгляд, нужно отнести не к светским ученым и философам модерна (вся европейская история Нового времени была секуляризацией и отходом от Бога — это был честный и последовательный атеизм, что уж об этом говорить…), а к современным богословам. Именно католические и протестантские богословы в XX в., а вслед за ними и наши доморощенные модернисты, заменили церковный Шестоднев «христианским эволюционизмом»; святоотеческую экзегетику — библейской критикой; учение о последних временах, Страшном суде и вечных муках — «оптимистической эсхатологией», смешав, как коктейль в нужных пропорциях, древний оригенизм и современный гуманизм, и примеры этих подмен только множатся. Современный немецкий философ-консерватор Гюнтер Рормозер, анализируя положение христанства в условиях постмодерна, возлагает основную вину в «дехристианизации» Европы на самих представителей Западной церкви — либеральных богословов. «Самые радикальные нападки на христианство свершают у нас ныне уже не атеисты, как это было прежде, а сами христианские церкви и общины. Новая ситуация выражается в возникновении симбиоза между все более либерализирующимся обществом и значительной частью церквей, которые тоже участвуют в этом процессе либерализации. Во главе этого процесса часто маршируют также и высокопоставленные и именитые теологи, которые ведут борьбу не против церкви как таковой, а лишь за ее реформирование, <…> то есть за тот либерализм, который у нас сейчас практикуется», — пишет Рормозер[6]. * * *
Можно присмотреться к нашим современным православным богословам, принявшим на себя роль последователей «парижской школы», русской эмиграции, религиозно-философских обществ 1903–1917 гг., и увидеть общую направленность этого явления — религиозный модернизм. О модернистских веяниях предреволюционных лет, оформившихся в начале XX в. в целое духовное движение «нового религиозного сознания» и повлиявших на «парижскую школу», я уже кратко писал[7]. Но судьба религиозного модернизма у нас в России обречена на постоянный провал так же, как и обновленчество 20-х гг. Социально-философская парадигма меняется быстрее, чем наши теологи-приспособленцы успевают подстроить под нее свои взгляды. Вспомним, как в 1925 г. «митрополит» А. Введенский в диспуте с Луначарским назвал Христа «первым революционером и социалистом», однако сегодня эта «прогрессивная» в условиях коммунизма богословская идея вряд ли впишется в контекст еще «более прогрессивного» либерального богословия. В свою очередь наши церковные либералы от теологии отстают от современных философских идей не меньше, чем они отошли от традиции. После первой русской революции, когда «передовые» представители Санкт-Петербургской Духовной академии заигрывали с интеллигенцией, надеясь показаться ей более современной и интересной, митрополит Антоний (Храповицкий) весьма резко констатировал неудачу подобного «диалога»: «Отцы либеральничали, а их осмеивали либеральные журналисты и называли институтками; отцы сентиментальничают, а их аудитории пустуют; отцы вдаются в смелый рационализм, и их слушатели в Религиозно-философском обществе не могут взять в толк, о чем они собственно говорят»[8]. Ситуация с «неадекватностью» церковных либералов не сильно изменилась за столетие. Недавно я ознакомился с одним материалом на портале «Богослов.ru» — это интервью с известными «современными богословами»: митрополитом Каллистом (Уэром), протоиереем Иоанном (Бэром), профессором Петросом Вассилиадисом и священником Георгием Кочетковым (http://www.bogoslov.ru/text/4755590.html). И тоже не смог я взять в толк, о чем они говорят, вернее, для кого. Диалога с современностью у них, как и у отцов-модернистов прошлого столетия, не получается. Сами-то темы понятны, пути мысли знакомы, и не один десяток статей и книг переведено и написано у нас о «богословии личности», персонализме, христианской этике, новых подходах к православной антропологии. Только, снова повторюсь, для кого все эти смелые богословские изыскания? Интервью озаглавлено общим названием «Поворот к человеку» с тем, видимо, довольно тривиальным смыслом, что «старое» богословие все больше «занималось» Богом, а «новое», наконец-то, посмотрит на человека. «Зарождается религия человека», — как писал Н.А. Бердяев[9] в 1914 г., и эта фраза могла бы служить альтернативным названием упомянутого «Поворота». Я не хочу обсуждать здесь те откровенно сомнительные положения «богословия личности», которые касаются нетварной свободы в духе Бердяева; объявления божественной любви не природным, а личностным свойством (это уже на грани ереси!)[10]. Не говорю о той справедливой критике персоналистического богословия со стороны традиционалистов, касающейся того, что античная философия Платона и Аристотеля прошла церковную рецепцию и была переработана отцами-каппадокийцами, преп. Максимом Исповедником, св. Иоанном Дамаскиным и другими отцами православного Востока, чего нельзя сказать о философских взглядах персоналистов. По замечанию о. Серафима (Роуза), Николай Бердяев «ни в какое нормальное время не считался бы православным христианином»[11]. Можно, конечно, считать мнение о. Серафима крайностью, но приемлемым ли является предложение того же Кочеткова строить «православную антропологию» на Бердяеве — философе, которого можно назвать религиозным, но никак уж не православным. Даже В.Н. Лосский, определивший личность как «несводимость к природе» — от этого понятия отталкиваются все последующие богословы-персоналисты, даже он высказал здесь лишь свое частное богословское мнение. Чего уж говорить о его последователях — митрополитах Каллисте (Уэре) и Иоанне (Зизиуласе)? Все эти справедливые недоумения должны всесторонне обсуждаться с представителями традиционного богословия, а не объявляться свысока «отжившей схоластикой», невежеством и косностью мысли. Поставление научно-интеллектуального авторитета (который всячески подчеркивается разрекламированным порталом «Богослов.ru») выше традиционно-церковного есть типичная черта модерна, с его верой в прогресс и светскую науку. Но возвращаюсь к своему главному вопросу: о каком человеке на исходе модерна может идти речь? Наши православные модернисты настолько заигрались в модернизацию, что не замечают, как все менее «актуальным» становится их «богословие» перед надвигающимся нео-либеральным постмодерном. «Богословие личности», «христианский персонализм», «поворот к человеку» — эти темы чужды для традиционной православной антропологии, которая Отцами всегда рассматривалась в свете тринитарного и христологического учений. Но еще в большей степени неадекватным становится личностное богословие перед лицом постмодерна, где человек — это «машина желаний», «тело без органов», вообще индивид без какой-либо идентичности, а человеческое общество — «общество спектакля». Православный традиционалист, оставаясь в рамках догматического учения Церкви об образе и подобии Божием в человеке, не нуждается для своей веры в философском инструментарии персонализма и отвергает постмодернистские толкования человека. Но «современное» православное богословие с его «поворотом к человеку» оказывается просто в тупике: Традицию оно отвергло (это все, как говорится, схоластика и «западное пленение»), а в постмодерн не вписалось. Поклонники о. Сергия Булгакова и Н.А. Бердяева пошли в никуда. Их не понимают ни традиционно верующие православные, которые найдут больше духовной пользы в писаниях святителей Феофана Затворника или Игнатия Брянчанинова, чем в трудах Шмемана или Каллиста Уэра; ни интеллектуальный постмодернистский авангард — эти давно уже читают Делёза и Бодрийара и живут в виртуальном мире. Для кого трудятся вечно отстающие религиозные модернисты? Популяризировать русскую, даже эмигрантскую, мысль — дело, я считаю, благородное. Но удивительно, почему наша интеллигенция увлекается в первую очередь самыми еретическими и нецерковными идеями русских философов, почему мусолит именно те их мысли, которые были обусловлены влиянием Запада: будь то безбожный марксизм (в отношении раннего Булгакова), или христианский персонализм (применительно к позднему Бердяеву)? А по-настоящему самобытным русским философствованием была мессианская идея о России и русском народе, проблема «русской идеи», «третьего Рима», вопросы русского национализма и русской идентичности. Ведь тот же Бердяев вдохновенно писал в «Судьбе России» об особом мировом служении русского человека. Принципиальная критика Бердяевым модерна, техногенной цивилизации, с позиций «нового средневековья» (за вычетом всех мистических несуразностей) тоже важна для православного традиционалиста. Однако, некритичные поклонники Бердяева, вроде о. Г. Кочеткова, готовы преподносить за эталон богословского творчества как раз его самые сомнительные с точки зрения православного вероучения идеи: «антроподицею», нетварную свободу, третий завет и т.п. Подлинное богословие, а не фантазии религиозно-философских кружков (хотя и очень, порой, талантливые) следует черпать из других источников. Духовно здравая и традиционная философско-богословская мысль должна, на мой взгляд, сфокусироваться сегодня на эсхатологических прозрениях старца Филофея, преп. Иосифа Волоцкого, в напряженном осмыслении метафизики русского раскола и старообрядчества, в размышлениях о русском Православии И. Киреевского, К. Леонтьева, И. Ильина, И. Шмелева. Если уж и говорить о «перспективных» и актуальных проблемах нашего русского богословия сегодня, то, как мне кажется, нужно сосредоточиться на эсхатологии. Ведь христианский мир вошел в эпоху апостасии, и мы живем в последние времена. Православие исповедует не только начало, но и конец мира, связанный не с экологическими катастрофами, а с открытием «тайны беззакония» и явлением антихриста. Сегодня, когда идет духовная брань между православно-русской цивилизацией и западно-либеральной антихристианской идеологией, мы должны смотреть на всё с точки зрения предельных, эсхатологических, смыслов. А не заниматься симуляцией духовного возрождения в виде реконструкции «древних» анафор или миссионерскими флэшмобами. Русская Православная Церковь — последняя преграда глобализации и вестернизации; стена, крепость, защищающая своих чад от бесовской постмодернистской игры, в которую вовлечен уже почти весь западный мир, разлагающий своей болезнью все, к чему ни прикоснется. Но твердыня самой Церкви — это твердыня веры — чистой, святоотеческой, «удерживающей», эсхатологически принятой, как восприяли эту ответственность православные люди на Руси XV века после Флорентийского соблазна и гибели Византии. Духовно почувствовали тогда все — от великого князя до простого монаха Елиазаровской обители — что теперь Россия стала действительно третьим и последним Римом, а Церковь Русская — Церковью последних времен. Наша эсхатологическая историософия есть наша философия и наше богословие, на этой ниве трудились лучшие русские умы. Это и есть наше самобытное, уникальное, наше выстраданное и Богом данное мировое служение. Как пророчески отозвался на это сербский богослов и святой XX в. преп. Иустин (Попович), «Православие — носитель и хранитель пресветлого образа Христова и всех богочеловеческих сил — и есть то “новое слово”, которое Россия во главе православного славянства должна сказать миру»[12]. Наше «охранительство» (произнесу и это «неприличное» слово) имеет высшую цену перед ликом вечности и потому не выменивается на «современность». Нам есть, что терять, а значит, и охранять. «Яко близ есть, при дверех» (Мф. 24:33).
[1] Postmodern Theology. Christian Faith in a Pluralist World. Ed. by F.B. Barnham. San Francisco, 1989 [2] Miller J.B. The Emerging Postmodern World // Postmodern Theology. Christian Faith in a Pluralist World. P. 1-8 [3] Цит. по: Лефевр М. Они предали Его. От либерализма к отступничеству. СПб., 2007. С. 8 [4] Рауш Т. Католичество в третьем тысячелетии. Пер. С англ. А. Дубининой. М., 2007. С. 45 [5] Цит. по: Четверикова О.Н. Измена в Ватикане, или Заговор пап против христианства. М., 2011. С. 125 [6] Рормозер Г. Кризис либерализма. Пер. с нем. А.А. Френкина. М., 1996. С. 182 [7] Маслов И., диакон. Доктрина «нового религиозного сознания» (НРС): философско-богословские аспекты русского религиозного модернизма // http://www.pravoslavie.ru/jurnal/76976.htm [8] Антоний (Храповицкий), митр. В каком направлении должен быть разработан устав Духовных Академий? // Он же. Новый опыт учения о Богопознании. Статьи. СПб., 2002. С. 206 [9] Бердяев Н.А. Смысл творчества. Опыт оправдания человека // Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства. В 2 тт. Т.1. М., 1994. С. 46 [10] Иоанн (Зизиулас), митр. Бытие как общение. Очерки о личности и Церкви. Пер. с англ. Д.М. Гзгзяна. М., 2006. С. 37-42. Представления митрополита о нетварной свободе и нетварной любви как самостоятельных субстанциях сродни гностической идеи Бердяева об Ungrund (Божественной Бездне), которую тот почерпнул у немецкого теософа Я. Бёме. [11] Серафим (Роуз), иером. Православие и религия будущего. Киев, 2005. С. 14 [12] Преп. Иустин (Попович). Достоевский о Европе и славянстве. Пер. с серб. Л.Н. Даниленко. М., 2002. С. 217
Благодатный Огонь О грехе блуда
По предсказаниям многих святых Отцов, одним из характерных признаков кончины мира будет повсеместное и ужасное засилие разврата, гнусной плотской распущенности, неукротимого сладострастия. Апокалипсис изображает это последнее крайнее растление мира в образе жены, сидящей на звере багряном (Откр. 17, 3), великой блудницы, которая облечена в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом, держит в руке своей золотую чашу, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства (Откр. 17, 4). Символизирует она собой город, царствующий над земными царями, этакий «Вавилон», столицу последнего человеческого рода (Откр. 18, 2), ставший жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу, яростным вином блудодеяния напояющий все народы. Цари земные будут блудодействовать с этим городом, купцы земные будут богатеть от великой роскоши его (Откр. 18, 2–3). Чем оканчивается царствование «Вавилона» и пиршество «великой блудницы», все мы хорошо знаем! Но неизвестно пока, какой город удостоится в конце мира такой мрачной славы, да и вообще, имеется ли здесь в виду какой-либо конкретный город, или же это лишь образ мировой власти злочестия, грядущего воцариться над миром. Но не будет преувеличением уже теперь сделать уподобление: весь современный комфортный стиль жизни, со всей его роскошью, с материальными благами, чудесами техники, «сногсшибательным» дизайном, ослепительно яркими красками и «душераздирающими» звуками, весь современный порнобизнес, массовый поход против нравственности, проповедь и реклама садизма, насилия, жестокости, бесстыдства, беспринципности, бессовестности, безответственности, бесцельности и тому подобного зла – все это есть то самое «питие из золотой чащи великой блудницы», щедро напояющее все народы земли. Ибо сегодня многие купцы земные разживаются и богатеют за счет именно «порнобизнеса». Какой «мастер» рекламы обходится в наше время без того, чтоб не сыграть на этой чувствительно-сладострастной струнке сердец? Когда-то мир впал в плотскую чувственность и невоздержанность, прогневал Творца и навел на человечество страшную кару – потоп, и только восемь душ спаслось в Ноевом ковчеге. Ужасное наказание навлек на себя развратившийся Содом – горящую серу, испепелившую его. И опять мiр прогневляет Бога теми же грехами, только еще более усугубившимися. Но сегодня Господь уже не посылает на нас воды потопа и огонь небесный, а оставляет человечество, отступает от него и попускает ему испить до дна избранную нашим родом «чашу мерзостей и нечистоты». Оставляет нас Бог познать самую глубину зла и отступничества, увидеть во всем обнажении ту бездну полного безобразия, до которой может низойти разумное существо, последовавшее своей самости, самопроизволу и сдружившееся с сатаной, позволяет уже Он вкусить нам всю горечь обманчивой свободы, ядовитый вкус своеволия. И это тоже своего рода потоп, наводнение, погубляющее последнее человечество! Льются, источаются из широко раскрывшихся сатанинских недр гнусные, смрадные потоки разврата, сладострастия, утонченного садизма и всевозможного извращенства. Но самое страшное во всем этом то, что проводником этих грязных сточных вод служат наши же сердца, наши же души; наша воля, наш рассудок, наши желания и произволение помогают выйти наружу этому дыханию ада. Забвение Бога, клевета на Его служителей, ненависть к Его Церкви, новоизобретенные теории и философские учения, лженаука и антикультура, навеянная демонами «мудрость» века сего, воскрешенные из могилы забвения «ценности» язычества – всеми этими орудиями взломаны запоры и заклепы совести и стыда, нравственности и чести, добра и милосердия и, как из прорвавшейся сточной трубы, из страстных глубин сердечных льются погибельные воды. Из всех плотских движений, из всех наших земных вожделений – блудное похотение есть самая сильная, самая властная страсть. Стремление к совокуплению ради продолжения своего рода под болезненною печатью падения развилось в самое уродливое, богоненавистное многообразие грехов. И кто из людей свободен от этого всепожигающего пламени? Чье сердце не бывает податливо, удобопреклонно к вожделениям телесной красоты? Какая еще страсть так сильно влечет нас к себе, опьяняет, лишает рассудка и твердости воли, мужества, как не эта? Творцом вложена в дух человека сильнейшая способность – любить, стремиться к прекраснейшему, красивейшему, совершеннейшему, не останавливаться на себе самом, не замыкаться в себе, но всеми силами своего существа тянуться, жаждать соединения с высшим себя, с лучшим, с самым прекрасным. Именно сила любви, жажда соединения с Высшим Существом, с вечной Красотой и Совершенством и есть жизнь души, ее главный центр. Именно эта потребность тревожит непрестанно дух человеческий, живит, томит, заставляет жаждать, вожделевать и искать, и она-то и доводит ищущего правильно до высшей Любви, высшего Блаженства, до причастия высшей Красоте, приобщения к Самому Благому – к Богу. И именно потому враг Божий и коварный обольститель человеков – диавол – эту главную струю духовной нашей энергии усиленно старается похитить, исказить, осквернить, направить по ложному пути – на совершение самого гнусного, уродливого. Подучает он нас небесный дар закопать в землю, жажду жизни подменяет вожделением тлена, стремление к вечному блаженству обращает в желание сиюминутного удовольствия. Духовная сила любви и устремленность к высшей, духовной, божественной Красоте превратилась в нас в грубое плотское влечение лишь к внешней привлекательности человеческого тела. И вот – человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им (Пс. 48, 13). Зараза блудная так усвоилась человеку, так приросла к его сердцу, что стал этот грех самой прямой и широкой, самой хоженной дорогой, ведущей в погибельный ров, а приманка блудного наслаждения – самой удобно завлекающей свои бесчисленные жертвы в сети врага, в огнь геенский. И все меньше и меньше противящихся этому массовому гипнозу чародея-блуда, все реже увидишь чью-либо ладью жизни, плывущую против течения, гребца, усиленно сопротивляющегося бурному, всезахватывающему натиску потока сладострастия. Сатана, подобно Навуходоносору, посылает своих слуг, чтобы они принудили человечество к поклонению «золотому истукану», вернее – грубому дебелому телу, облеченному в обманчивую земную роскошь. И вот уже все народы земли, повинуясь ему, кланяются идолу плоти «под громкие звуки музыки». А для приклонения к этому злу оставшихся еще верных, злодей повелевает «в семь раз сильнее» растопить огненную печь соблазнов, коварными обольщениями «современной культуры» привести в движение все страсти человеческие. Так что последние христиане, добросовестно хранящие целомудрие, поистине уподобятся трем отрокам в печи вавилонской. Но и им только под покровом Благодати Божией удастся сохраниться от всепожирающего пламени[1].
И вот мы вступили в новую эру – «свободного человечества», повсюду звучит: «свобода!», «долой предрассудки!», «ближе к естеству!», «долой стыд!», «назад к природе!». Женщины и мужчины, юные и пожилые начинают упражняться в том, чтобы подавить стыд, учатся попирать всякую скромность, которой стыдятся уже более, чем прежде стыдились порока, девство спешат растлить или всячески скрыть и представиться окружающим искушенными в любви, повидавшими «жизнь». Телевидение, газеты, реклама, да и вообще почти всякое слово, действие современных людей прямо или косвенно направлено к сладострастному греху. Современный юмор, остроты, переживания, сюжеты произведений искусства, радости и печали, понятия трагизма и счастья вращаются в основном вокруг этой страсти – блуда. Говорил преподобный Иоанн Лествичник: «Благой Господь и в том являет великое о нас промышление, что бесстыдство женского пола удерживает стыдом, как бы некою уздою; ибо если бы женщины сами прибегали к мужчинам, то не спаслась бы никакая плоть[2]. О святый Иоанне! Мы, несчастные, дожили уже до таких времен, когда многие женщины, подобно обуявшим лошадям, рвут узду стыда и, поправ все честные понятия о нравственности и приличии, одержимые духом блуда, почти обнаженные гарцуют по улицам многолюдных городов, по пыльным дорогам сел и деревень, не стесняясь страстных, распаленных похотью взглядов мужчин и подростков. Многие уже и молодые, и пожилые дамы, весьма вызывающе одетые, не то, что не краснеют от такого нескромного внимания толпы, но еще стараются обратить на свое тело посторонние взоры и всячески спровоцировать их нескромность. И краснеют они чаще всего тогда, когда им это не удается... Да, мир катится в бездну. И мы не обращаем слово к неверующим язычникам современности, ибо чему можно научить человека, не признающего над этим миром Творца, не почитающего себя и ближнего творением Благого Бога, считающего всю вселенную порождением случайности, а человечество – отродием хаоса и бессмыслицы, себя же – дальним сродником зверей и скотов, гадов и разных «инфузорий»? Не заслуживает критики подобная «антропология». Вся жизнь таких людей со всей их многоликой «культурой» и шумным «прогрессом» может быть охарактеризована коротко и исчерпывающе: «роскошное бессловесное скотство!» Нет, только к верующему человеку еще имеет смысл взывать, предупреждать его о трагедии, постигающей мир сей! Христиане! Христианские женщины, девы, юноши, мужчины! Опомнитесь! Вы-то куда?! Разве вы не видите, не слышите, как уже все человечество пляшет под «дудку» сатаны?! Вы разве не понимаете, какая это «культура» наводняет мир?! Вспомните «Откровение» святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова: что там говорится о последних днях мира, о тех ста сорока четырех тысячах искупленных, предстоящих перед престолом Господним, то есть о тех, кто избегнет козней дьявола, будет спасен. Услышал святой Иоанн голос с неба: Это те, которые не осквернились с женами, ибо они девственники... (Откр. 14, 4). Не показательно ли то, что главной чертой искупленных указывается именно целомудренная чистота, неоскверненность от блудного греха (под которой, безусловно, надо понимать и незапятнанное изменой супружество). Как, стало быть, последнее человечество будет искушаемо блудом! Сколь многие сегодня, сознательно или не вполне сознавая свою вину, участвуют в разжигании этой новой «вавилонской печи»! Но разве мы не знаем, как пагубно подавать соблазн ближнему? Не помним разве слов Господних: Кто соблазнит одного из малых сих, верующих в меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему жерновный камень на шею и бросили его в море (Мк. 9, 42). Также: Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам, но горе тому человеку, через которого соблазн приходит (Мф. 18, 7). Горе и тебе, женщина, когда ты одеваешь нескромные одежды и выходишь в общество мужчин! И не обманывай себя: когда ты так поступаешь – или обнажаешь свое тело, или затягиваешь его в плотно облегающие одежды, стараясь выявить прелести своей фигуры, то здесь неизбежно гнездится блудная страсть, стремление спровоцировать сладострастное влечение в сердцах мужчин, то есть тот самый соблазн, за который горе тебе! Может быть здесь нет явного намерения вовлечь кого-либо в грех, но это не умаляет вины. Даже тайное, нами не вполне сознаваемое сладострастие, есть тем не менее яд, отравляющий наше сердце, а проявляющееся в наружном нашем поведении это сладострастие становится уже искушением, поводом к преткновению для ближнего, ядом, поражающим души окружающих нас людей, и потому это уже немалый грех. Господь сказал: Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем (Мф. 5, 28). Стало быть, можно сказать: женщина, ты выходила из дому в эротически привлекательных одеждах, ты ходила по городу полуобнажившись, многим сегодня продемонстрировала свою телесную красоту, многие взоры усладила приятностью своей внешности. Так знай, что в этот день ты прелюбодействовала со многими! И горе тебе, что через тебя ходил сегодня по улицам соблазн! Даже в доме своем, среди сродников не пристало христианам ходить полуобнаженными или в плотно облегающих тело одеждах, в нижнем белье и т.п. Ветхий Завет строго запрещал видеть наготу ближнего: «Наготы сестры своей не открывай», и другие подобные запреты в отношении иных родственников находятся в книге Левит (Лев. 18, 6–17). Говорят: жарко! душно! Что ж, можно пошить широкие легкие одежды, они гораздо прохладнее тесных, плотно сжимающих плоть, и защищают кожу от далеко не всегда полезных солнечных лучей. (По наблюдению медиков, после летних отпусков, когда тысячи людей ходят обнаженными под солнечными лучами, резко возрастает процент онкологических заболеваний.) К тому же летом бывало жарко и сто, и двести лет назад, но наши предки никак не посмели бы ходить в шортиках или купальниках по дому, а тем более, по улицам. Святой Иоанн Златоуст особенно строго обличал девиц, столь «легкомысленно» относящихся к своему внешнему виду, и называл такое их поведение тягчайшим грехом. «Никто да не обвиняет меня, – говорит Святитель, – в излишней резкости слова, если я назвал этот грех тягчайшим <...> Когда увидишь, как дева нежится в одеждах <...> ступает гордой поступью, и голосом, и глазами, и одеждой готовит губительную чашу для взирающих на нее бесстыдными глазами, более и более роет ямы для проходящих мимо и отсюда расставляет силки, то как ты назовешь ее после этого девой, а не причислишь ее к женщинам-блудницам? Не столько действительно последние обольщают, сколько первые, отовсюду распростирающие крылья удовольствия[3]. Нет, не «предрассудки» принуждали женщин во все века в среде всех культурных наций покрывать тело широкими и длинными одеждами, а замужних прятать от взора посторонних мужчин даже волосы. Только самые темные народности, в основном потомки Хама, не знали этих порядков (почему-то именно эта хамская, в прямом смысле слова, культура в двадцатом веке стала преобладать в мире: современные музыка, танцы, и одежда, и стиль жизни, и та самая «секс-культура» разве не от языческих африканских племен – прямых потомков Хама?). Нет, не «закомплексованностью» объясняется преклонение наших еще совсем недавних предков перед женской скромностью, застенчивостью, стыдливостью. Не отсутствие культуры или «непросвященность» заставляли людей краснеть, когда кто-либо подозревал их в нецеломудрии. И отнюдь не «дикость нравов» принуждала их строго подавлять в сердце вожделение телесной красоты и похотливые движения. Нет, здесь иное: падшее человечество стало удобопреклонно к плотскому сластолюбию, скоровоспламеняемо от этого чувственного огня. Часто лишь один взор на красивое обнаженное тело мгновенно пленяет сердце, наполняет душу сладострастным мутным дурманом, пьянит рассудок, парализует волю, и мы тут же склоняемся на желание греха. И уже само принятие этого желания, согласие с ним – есть плен, есть начало падения, есть предательство, измена в любви к Богу. Как легко наша душа продает свое первенство за «чечевичную похлебку» подобно несчастному Исаву! Как тяжко пал святой царь и пророк Давид, до какого омрачения дошел этот великий Боговдохновенный муж, случайно увидев с крыши своего дворца обнаженное тело моющейся красавицы (2 Цар. гл. 11). Другой страшный пример: святой аскет, строжайший из подвижников Иаков Постник (см. Житие его 4 марта), носитель великих благодатных даров, молитвой изгонявший злых духов из одержимых, прельстился красотой юной девицы, из которой перед этим выгнал беса. Он был омрачен плотским вожделением к ней до такой степени, что, изнасиловав ее, убил и тело бросил в реку. Впоследствии, по своем падении и царь Давид и преподобный Иаков принесли Богу искреннее покаяние, понесли многие подвиги и труды, и были прощены Всемилостивым Богом, и опять стяжали Благодать Духа. Но сегодня, когда человечество так далеко отстоит от святости и не знает, что есть дух покаяния, сегодня до каких страшных беззаконий может довести и доводит посеваемый всюду соблазн?! И многие ли смогут покаяться после содеянных грехов? Не желай жены Ближнего твоего – гласит десятая заповедь Закона Божия (Исх. 20, 17). Но какой повод к нарушению этой заповеди подают те мужчины, которые пускают своих жен ходить по улицам в полуобнаженном виде! Казалось бы, человек должен быть крайне возмущен, если его супруга «кокетничает» с другими мужчинами, тем более демонстрирует перед ними оголенные части своей фигуры. Но сегодня все перевернулось с ног на голову! И сами мужья выводят своих жен на улицы городов чуть ли не в пляжных костюмах и, забыв вовсе о таких понятиях, как стыд и честь, позволяют постороннему непристойному взгляду блудно оценивать ее «женские прелести»! Желать, чтоб мужчины на улице мысленно прелюбодействовали с твоей супругой? Но ведь это что-то подобное сутенерству! Как видно, наши предки гораздо лучше наших современников понимали психологию человека, гораздо тоньше различали грех от допустимого, невинное от порочного, бесчестное от достойного. В наше грубое и одичавшее время грехом и злом считается только то, что совершается самим делом, и то лишь если влечет за собой тяжелые последствия. Большая же часть самых тяжких нравственных преступлений и смертных (по учению Божественного Откровения) грехов почитается лишь «невинными шалостями». О «чести» и «целомудрии» говорить уже и не приходится, от них осталось одно наименование[4]. Наверное многие ответят на это словами Апостола: Каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственной похотью (Иак. 1, 14). Да, точно так, но подающий соблазн ко греху провоцирует грех, бросает семя духовной смерти. Похоть же, зачав, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть (Иак. 1, 15). Даже в том случае, если тот, кого пытались соблазнить, устоит, победит вожделение, отведет взор, запретит своему сердцу похотствовать, и таким искушением еще более возвысится в добродетели, по слову: Блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан, он получит венец жизни, который обещал Господь любящим Его (Иак. 1, 12), тем не менее, соблазнявший послужил орудием диавола – древнего искусителя.
Каждый христианин, разглядывающий эту продукцию, крайне оскверняет свою душу, сам вливает в свое сердце смертельный яд, который даже при усиленном врачевании нелегко будет изгнать. Не надо обманывать себя, будто «мы только зрители, но не собираемся совершать подобное в жизни, и все представляемое на экранах только инсценировка». Как говорил известный апологет христианства Тертуллиан: «То, что неприемлемо в действительности, не должно быть приемлемо и в сочинении». Если демонстрируемый перед нашими взорами грех, вставленный в яркую, буквально гипнотизирующую рамку, как мы полагаем, не заставит нас вожделевать его на деле, то на каком же принципе тогда основана реклама, на которую разные фирмы тратят бесчисленные миллионы долларов? Ведь все мы знаем, что даже скрытая, неконтролируемая сознанием реклама въедается, вгрызается в подсознание и принуждает вожделевать разрекламированную вещь. Так посеянное в какой-то момент семя греха, сильное вожделение его сладости, разрекламированной этими картинками, может не сразу произрастить ядовитый росток. Душа, усладившись однажды представлением греха, уже начинает искать повторения пережитого ощущения, как опьяненная наркотиком. И когда мы докатимся до тяжкого падения делом, то может быть уже и не вспомним, даже не догадаемся, где и когда была инфицирована нам эта смертельная болезнь. Святое Писание говорит: Плоть желает противного духу, а дух – противного плоти: они друг другу противятся (Гал. 5, 17). Это непреложный закон нынешнего нашего бытия. Однако философы мира, разные его «мудрецы», утверждающие, что хорошо поняли человека и его психику, часто обвиняют христианство в том, что оно, якобы, противопоставляет духовное телесному и таким образом отсекает в человеке естественное и вполне ему свойственное, заставляет жить его «ненатурально». Они берутся защищать «простого человека», «такого, каков он есть – со всеми его человеческими слабостями и наклонностями» от «строгих», «фанатичных» учителей христианства, которые постоянно требуют что-то отсечь, всегда хотят что-то запретить, в чем-то обличить, за что-то наказать этого бедного их «подзащитного». Да, теперь все чаще проповедуется любовь к человеку «каков он есть»: надо, мол, любить его просто, без прикрас, не переделывая на свой лад, любить его со всеми изъянами и странностями. Но это не любовь к человеку! Это на самом деле – холодное безразличие к его судьбе и, еще глубже – сокровенная, насмешливая ненависть к нему! Никогда смертельно больному, умирающему добрый врач не попустит жить по образу здоровых, на равных с ними правах, но строго-настрого запретит ему вкушать и делать то, что еще больше усиливает болезнь. И только крайний неприятель может предлагать и навязывать тяжко больному отведать убивающей его снеди, похлопывая его при этом дружески по плечу и приговаривая: «э, дружок, да ты совсем здоров!» Все мы заражены смертоносным недугом и поэтому обязаны предостерегать друг друга, воспрещать друг другу все, что может развить, усугубить болезнь. Только тот может пренебрегать лечением и осторожностью, кто либо не считает болезнь опасной, либо же махнул на жизнь рукой. Конечно, те люди, которые не верят в Бога и весь мир считают случайным хаосом, а человека обычным животным – они никак не поймут, о какой там еще духовности речь, да и под душой они разумеют только способность человека мыслить и чувствовать. Они и слышать не желают о первородном грехе, об искуплении человечества Господом, для них всякое прихотливое движение плоти «естественно» и любой грех имеет свои «смягчающие обстоятельства». Но в большей своей части современное человечество именно «махнуло рукой» на свое спасение, подсознательно знает, что идет верной дорогой в ад, однако придерживается принципа «погибать, так с музыкой», лишний раз иллюстрируя хорошо известную тему: «пир во время чумы». Вожди современной антикультуры призывают людей «возвратиться к естеству», к «первозданности», освободиться от всего «искусственного». Но кто из этих неправославных людей правильно понимает, каково действительно его естество? Что в нас природно и что противоестественно? Что знают они о первозданности человека? Говорят теперь цинично: «что естественно, то не безобразно». Но беда как раз в том, что самое безобразное и самое неестественное, противное естеству так усвоилось падшему состоянию человека, так сроднилось с ним из-за долгого пребывания во зле, что стало как бы второй нашей природой. Так естество наше прониклось этим ядом, что христианство говорит уже не об исцелении человека, а о Воскресении из мертвых, об нетлении ветхого человека и о рождении и возрастании нового (Ср. Еф. 4, 22–24). «Очень ошибаются, – пишет святитель Игнатий (Брянчанинов), – ошибаются в погибель свою те, которые признают плотские пожелания неотъемлемыми свойствами тела человеческого, а удовлетворение их естественною необходимостью. Нет! Человеческое тело низошло к телам скотов и зверей по причине грехопадения. Естественны плотские пожелания естеству падшему, как свойства недуга недугу; они противоестественны естеству человеческому в том состоянии, в котором оно было создано...». Именно, по преступлении заповеди Божией, в раю «человек лишился обитавшего в нем Святаго Духа, который составлял как бы душу всего существа человеческого, и был предоставлен собственному естеству, зараженному грехом, вступившему в общение с естеством демонов! От подчинения смерти и греху составные части человека разобщились, стали действовать одна против другой: тело противится душе; душа находится в борьбе сама с собою; ее силы препираются; человек находится в полноте расстройства. Сила желания болезненно превратилась в ощущение ненасытных похотений; сила мужества и энергии превратилась в различные виды гнева <...> сила словесности, отчуждившись от Бога, потеряла возможность управлять силою воли и силою энергии[5]. Нет, христиане не противопоставляют дух телу! Наоборот, христианство учит стремиться к гармоничному воссоединению всех сил человека – и духовных, и телесных, искать их действительного примирения, когда они будут дополнять и обогащать друг друга, в едином порыве устремятся к Высшему, Божественному и составят единый слаженный хор – стройно, гармонично настроенные струны, чтоб на этой десятиструнной псалтыри (Пс. 32, 2 и 143, 9) Дух Святый воспел сладчайшую песнь. Да, человек есть вершина Божественного творчества, он создан по образу и подобию Божию. Не только его душа, но и тело причастно художественной премудрости и силе Божией. Истинная и высшая «Красота сокрыта в человеке, она заключена и в его теле. Творческая Сила Божия создала человеческое тело по законам красоты и соразмерности, эта красота его – свидетельство Божественной Мудрости и поэтому допустимо лишь бескорыстное наслаждение, чистое созерцание этой красотой, без какого-либо практического, тем более безнравственного использования ее. Но греховность человека, его своеволие затмили в нем истинную красоту и теперь необходимо стремиться высветлить, очистить ее. Взывал Климент Александрийский к современникам: “Не насилуй красоты, о человек! Будь царем, а не тираном своей красоты. Тогда только признаю я твою красоту, когда ты сохранишь образ ее чистым, только тогда буду я чтить в тебе красоту – истинный прообраз прекрасных вещей[6]. Однако, хотя красота тела человеческого от Бога, и это все еще те прекрасные контуры, изгибы, формы, линии, которые могут переносить наше восхищение к величию Творца, к началу Высшей Вечной Красоты, но это – лишь туманные тени, слабый расплывчатый силуэт. Красота в нас искажена, попрана, осквернена отступлением от ее Творца, от Первообраза, искажено уже и само понятие наше о красоте и наше устремление к ней. Адам и Ева в раю были наги и не стыдились, но эта святая невинность и чистота были потеряны через грех неверия, непослушания, нарушения первыми людьми первого завета с Богом. Все в человеке стало болезненно, осквернено, лишено святости, большей частью – непристойно. Как следствие этого искажения, явился стыд и угрызения совести, как ощущение непорядка, нарушения, своего недостоинства. Огрубение плоти должно было теперь скрыть болезненность души, а сама плоть – отражение страстности, вкоренившейся в душу, должна прикрываться одеждами. «Одежда – памятник грехопадения», – свидетельствует святитель Филарет Московский. Одежды – своего рода покаянный траур, смиряющий покров, погребальный саван, напоминающий, что мы далеко не свободны, не имеем права расслабляться, давать волю своим пожеланиям. Поучительно, к примеру, такое монашеское правило: чтобы монах ни днем, ни ночью не снимал кожаный пояс, который символизирует обуздание вожделений. Но ведь и каждый христианин должен также постоянно держать свои похотения в строгой узде!
Современная «программа полового воспитания», которую ныне вводят в средних школах, включает и такую тему: «Как преодолеть стыд». Понятно, что чувства стыда и совести бывают мучительны для человека, они создают в нас какой-то внутренний разлад, борьбу, болезненность, тревогу и неспокойность, или «дискомфорт», как теперь любят выражаться. Но эти «беспокоющие» нас таинственные сигналы из глубин нашего естества крайне необходимы и спасительны, как бывает необходима и физическая боль, поскольку они обнаруживают рану, тревожат и заставляют искать врачевства, не позволяют недугу затаиться и втайне посевать смерть. Поэтому-то чувство стыда свойственно каждому психически нормальному человеку, оно как раз «естественно» для нашего неестественного состояния! Даже с точки зрения медицины – известно, что в раннем детстве в центральной нервной системе преобладают процессы возбуждения, а социо-культурные механизмы способствуют формированию активного сознательного торможения, которое как раз и лежит в основе освоения базовых элементов любой культуры. Культура обязательно включает систему запретов, «табу» во всех сферах жизнедеятельности человека. По свидетельству создателя генетической психологии Ж. Пиаже, «познавательные качества человека определяются его способностью к самоограничению». Таким образом, о прямой связи воздержанности, целомудрия, упорядоченности чувств человека с его творческими и интеллектуальными способностями известно не только христианству! Кто желает победить стыд и избежать «угрызений совести», приобрести свободу и преодолеть «комплекс неполноценности», вернуться к своему первоестеству, избежать «раздвоения личности», тот должен учиться этому не у сатанистов нашего времени, наподобие Ницше и Фрейда с их последователями, а начать жить полнотой Благодатной жизни святой Православной Церкви, которая есть Тело Христово! Здесь только он может вновь обрести человеческую природу во всей ее святой первозданной чистоте и красоте, мало того – обоженную, прославленную, вознесенную на Небеса, седящую одесную Бога-Отца! В обнажении своего тела, в чувственно раскованном поведении кроется противление воле Божией, протест против законно наложенной на род человеческий епитимии (вспомним «ризы кожаные», возложенные на праотцев Самим Богом[7]), непризнание вины, отказ видеть свое падение, поврежденность, отречение смирения. Всякое старательное украшение своего тела, желание привлечь к нему внимание толпы, заставить любоваться им, своими «прелестями» – есть действие незаконное с духовной точки зрения, соблазнительное, богоненавистное, поскольку оно – противопокаянное. Еще апостолы повелевали: Чтобы также и жены в приличном одеянии, со стыдливостью и целомудрием украшали себя не плетением волос, не золотом, не жемчугом, не многоценною одеждою, но добрыми делами (1 Тим. 2, 9–10). Да будет украшением вашим не внешнее плетение волос, не золотые уборы или нарядность в одежде, но сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого(1 Пет. 3, 3–4). Еще Тертуллиан говорил, что «христианину недостаточно быть целомудренным, ему надо и выглядеть таким». «Чистота и простота христианской женщины должны быть так велики, чтобы изобилие их распространялось из сердца и на ее внешний вид, ее одежду». Человек, по мнению Климента Александрийского, должен прежде всего заботиться о красоте души, состоящей в справедливости, рассудительности, мужестве, целомудрии, любви к добру и скромности. И только затем он может проявлять заботу о своей телесной красоте, причем состоит она не в украшении тела, а в попечении о его здоровье. Полезно заметить и то, что когда являлись святым людям Ангелы Божии в виде прекрасных юношей, то они всегда бывали облечены в длинные светлые ризы, но без особых украшений. Бесы же являются чаще всего бесстыдно обнаженными (так их и изображает иконопись) либо разряженными наподобие цыган. Вступающие в христианство лишь при Святом Крещении бывают обнажаемы, но с целью подчеркнуть новое рождение, возвращение невинности, прощение первородного греха и к тому же напомнить предстояние пред Богом, пред Которым обнажены все наши грехи и вся наша душа. Стыд здесь напоминает о необходимости искупления, о нашей виновности пред Богом. Показательно, что в сатанинских ритуалах посвящения в колдуны и жрецы посвящаемый должен быть совершенно обнажен «для освобождения от всех условностей мира» – так это объясняют. Взывал Апостол: Умоляю вас, братия, милосердием Божиим представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу, для разумного служения вашего, н не сообразуйтесь с веком сим (Рим. 12, 1). И сколь многие прекраснейшие и телом и духом юноши и девы принесли свои девственные, чистейшие, красивейшие, благоуханнейшие тела, как букеты белоснежных лилий в эту живую, святую жертву, Благоугодную Богу! Были они перемолоты кровожадными челюстями злого дракона – одержимого демонами мира сего. Были растерзаны самым жесточайшим образом, обагрились своей собственной кровью и стали еще прекраснее, украсились многими драгоценнейшими камнями, соделали красоту свою нетленной. Это те, которые нашли красоте своей высшую цену, переплавили ее в очистительном огне и теперь сияют в несказанном сиянии ее – без малейшего изъяна. Не знаете ли, – говорит Апостол, – что тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои? Ибо вы куплены дорогою ценою. Посему прославляйте Бога и в телах ваших и в душах ваших, которые суть Божии (1 Кор. 6, 19–20). Но вот: пришло в мир этот христианство, принесло Свет истинной культуры, зарю Новой эры, виноградную гроздь Земли Обетованной, масличную ветвь надежды вечной Жизни, – прошло над ветхой землей Красное Солнце, согрело смиренные сердца, оживило жаждущих небесного бытия и склонилось к горизонту, сокрылось до поры, до времени, оставив нам «свободу выбора». Есть у нас свобода, есть знание, услышал каждый человек зов: зовет его Господь – «Свете Тихий» в радость небесных обителей, зовет и сатана – падший денница в темницы ада, в бездну тьмы! Вот и свобода! Свобода – наложить узы на свои страстные вожделения, свобода – сорвать эти узы, а вместе с ними и одежды со своих пагубных устремлений! Свобода – повеселиться, посмеяться, поиграть со своей жизнью, растоптать и растлить в себе все, что еще осталось от былой чести и красоты, в сиюминутной, скоротекущей жизни сей и вечно платить за этот жалкий мираж блаженства – вечной мукой. Свобода – претерпеть в кратком потоке времени огонь страстей, пламя искушений, не поддаться сладкому обману, обольстительному пению сирен, не променять первородства своего на жалкое мимолетное «удовольствие»! Свобода – избрать Вечную Жизнь или вечную смерть! Именно перед лицем этой свободы проходит соблазн, и надобно придти соблазнам, чтоб испытать наш выбор, но тем не менее: Горе тому человеку, через которого соблазн приходит!
Тбилиси, 1998 г.
[1] См. Книгу пророка Даниила, гл. 3. [2] Лествица, сл. 15,72. [3] Крестный путь Иоанна Златоуста. Письма к Олимпиаде. П. II. М. 1996. С. 295. [4] Возможно, это покажется кому-то чрезмерным преувеличением. Однако такова горькая реальность: многие современные дети не могут ответить на вопрос, «что такое целомудрие?» – столь редко звучит в наши дни это слово и столь далеко отстоит от жизни нашего общества выраженное им понятие. [5] Святитель Игнатий (Брянчанинов). Слово о человеке. М., 1997. С. 31-32, 55. [6] Protr. 49.2. [7] См. Быт. 3, 21.
Благодатный Огонь http://www.blagogon.ru/digest/787/
Саммит G20 в Гамбурге – новый этап трансформации человечества
Декларация лидеров – программный документ построения современного Вавилона на основе внедрения цифровых технологий
Итак, на портале федерального правительства республики Германия опубликованы тексты итоговой Декларации саммита глав государств и правительств G20 и ряда других важных документов, которые были составлены и единогласно приняты 8 июля 2017 года в ходе германского председательства в G20, включая документы подготовительного периода.
https://www.g20.org/Content/EN/StatischeSeiten/G20/Texte/g20-gipfeldokumente-en.html
Все эти документы четко показывают, что процесс глобализации получает свое дальнейшее ускорение и развитие. В частности, в Преамбуле Декларации лидеров G20 под названием «Формирование взаимосвязанного мира» заявлено: «Мы, лидеры стран G20, встретились в Гамбурге, Германия, 7-8 июля 2017 года для рассмотрения основных глобальных экономических проблем, чтобы содействовать процветанию и благополучию. Решение проблем нашего времени и формирование взаимосвязанного мира является общей целью стран G20 на нашем главном форуме по экономическому сотрудничеству». Здесь сразу необходимо отметить, что значительная часть этого форума была посвящена обсуждению политических проблем. «У нас 70 процентов времени занимают вопросы исключительно политики: это борьба с терроризмом, вопросы миграции, отдельные острые политические вопросы, и все меньше времени занимают вопросы экономики, финансов», – отметила Светлана Лукаш – представитель Президента РФ в G20. Об этом в Преамбуле также говорится: «Глобализация и технический прогресс внесли значительный вклад в управление экономическим ростом и повышение уровня жизни на планете... Мы полны решимости, чтобы решать общие проблемы мирового сообщества, в том числе – терроризм, миграцию, нищету, голод и здоровье, различные угрозы, создание рабочих мест, климатические изменения, энергетическую безопасность, и неравенства, в том числе гендерное неравенство, – как основы для устойчивого развития и стабильности». Далее следует раздел «Совместное использование преимуществ глобализации». В нем говорится о «приверженности к международному экономическому и финансовому сотрудничеству... структурным реформам», «поддержании глобального роста», «содействию большей открытости, справедливости и равенства». Как и в последующих разделах здесь используются стандартные формулировки глобалистов, уже не раз озвученные на форумах G8, G7 и G20. В разделе «Торговля и инвестиции» говорится об «открытости рынков, важности взаимовыгодной торговли и инвестиционных программ, принципах недискриминации и продолжении борьбы с протекционизмом». Там же отмечается: «Мы также вновь подтверждаем важность прозрачности для предсказуемых и взаимовыгодных торговых отношений. С этой целью мы ценим мероприятия по мониторингу ВТО, ЮНКТАД (Конференция ООН по торговле и развитию – авт.) и ОЭСР (Организация экономического сотрудничества и развития – авт.) в рамках существующих мандатов. Мы обязуемся содействовать дальнейшему укреплению торгового и инвестиционного сотрудничества в G20. Мы призываем ОЭСР, ВТО, Всемирный банк и МВФ продолжить свою работу и доложить о ней лидерам G20 в 2018 году. Мы должны позволить нашим людям воспользоваться возможностями и выгодами от экономической глобализации». «Наши люди» – это население планеты Земля, которое на самом деле является для глобалистов излишним балластом, но приманка в виде мифических «выгод» обязательно предлагается. В целом надо понимать, что указанные международные организации «в рамках существующих мандатов» осуществляют надзор за деятельностью национальных правительств, выполняющих их директивы. Несомненный интерес представляет раздел «Международное сотрудничество в области налогообложения и финансовой прозрачности». Здесь отмечается: «Мы продолжим нашу работу над глобальной, справедливой и современной международной налоговой системой и приветствуем международное сотрудничество по улучшению налоговой политики. Мы по-прежнему привержены к реализации плана по противодействию размыванию налогооблагаемой базы и перемещению прибыли (BEPS) (Тhe Base Erosion and Profit Shifting – деятельность налогоплательщиков по уходу от налогов путем перевода доходов и прибыли в юрисдикции с пониженным налогообложением – авт.) и призываем все соответствующие юрисдикции присоединиться к реализации этого плана», – заявляют лидеры G20. В настоящее время к плану BEPS присоединилось более 100 стран, в том числе и Россия. Однако налоговые органы РФ начнут участвовать в автоматическом обмене информацией об активах налогоплательщиков с 2018 года. В настоящее время ФНС РФ заключает двусторонние соглашения с другими странами, а также подписала соответствующую многостороннюю конвенцию, которую предстоит ратифицировать парламенту. Далее в Декларации G20 говорится: «В сентябре 2017 года мы ожидаем первого автоматического обмена информацией о финансовых счетах на основе единого стандарта отчетности ОЭСР». Единый глобальный стандарт отчетности – Common Reporting Standard (CRS) утвержден после принятия FATCA Конгрессом США. В основе CRS лежит идея автоматического обмена информацией, когда другая страна, в которой у налогоплательщика открыт счёт, передаёт информацию об этом счёте в ту страну, налоговым резидентом которой этот налогоплательщик является. Иначе говоря, банки должны сообщать информацию о всех держателях счетов местному налоговому органу, а последний будет автоматически отправлять отчет в налоговую инспекцию той страны, налоговым резидентом которой является каждый держатель счета. Далее в Декларации отмечается: «Мы призываем все соответствующие юрисдикции начать обмен данными не позднее сентября 2018 года. Мы приветствуем прогресс юрисдикций в достижении удовлетворительного уровня исполнения согласованных международных стандартов налоговой прозрачности и с нетерпением ждем к нашему следующему саммиту обновленный список ОЭСР, отражающий дальнейший прогресс юрисдикций в реализации данной инициативы. Будут рассмотрены защитные меры в отношении перечисленных юрисдикций. Мы продолжим оказывать помощь развивающимся странам в укреплении их налогового потенциала. Мы также работаем над повышением определенности налогообложения и с ОЭСР – по налоговым проблемам, вызванным цифровизацией экономики», – особо подчеркивается в заявлении лидеров G20. А премьер-министр Австралии Малкольм Тернбулл предложил сделать цифровую экономику основной темой встречи G20 в следующем году, сообщил с последнего заседания лидеров 20-ки 2017 года министр связи и массовых коммуникации РФ Николай Никифоров. Далее в итоговом документе саммита вновь говорится об использовании единых глобальных стандартов: «В качестве важного инструмента в борьбе с коррупцией, налоговыми уклонениями, финансированием терроризма и отмыванием денег, мы будем продвигать эффективное внедрение международных стандартов прозрачности бенефициарной собственности юридических лиц и создание правовых механизмов, включая доступность информации на национальном и трансграничном уровне», Наконец, необходимо особо выделить раздел «Использование цифровых технологий». В нем еще раз раскрываются планы глобального переустройства мира: «Цифровая трансформация является движущей силой глобального, инновационного, инклюзивного и устойчивого роста и может способствовать сокращению неравенства и достижения целей Повестки дня 2030 по Устойчивому Развитию. С этой целью мы должны работать в преодолении цифрового разрыва по нескольким направлениям, включая доходы, возраст, географию и пол», – отмечается в Декларации G20. Глобальная программа по Устойчивому Развитию, принятая в 2015 году мировыми лидерами в штаб-квартире ООН, называется «Преобразование нашего мира: Повестка дня в области устойчивого развития на период до 2030 года» и содержит 17 глобальных целей и 169 соответствующих задач по построению на планете «нового мирового порядка». Далее в тексте документа говорится: «Мы будем стремиться к тому, чтобы все наши граждане были обеспечены цифровой связью к 2025 году и мы особенно приветствуем развитие инфраструктуры в странах с низкими доходами. Мы будем развивать цифровую грамотность и цифровые навыки во всех формах образования и обучения на протяжении всей жизни людей. Мы признаем, что информационные и коммуникационные технологии (ИКТ) играют важнейшую роль в модернизации и повышении эффективности общественного администрирования... Мы стремимся создать благоприятные условия для развития цифровой экономики и признаем необходимость обеспечения эффективной конкуренции для стимулирования инвестиций и инноваций. Мы будем продолжать содействовать эффективному сотрудничеству всех заинтересованных сторон и поощрять развитие и использование международных стандартов для цифровой продукции, товаров и услуг, которые основаны на принципах открытости, прозрачности и консенсуса. Стандарты не должны выступать в качестве барьеров в торговле, конкуренции и инновациях. Они могут способствовать взаимодействию и безопасности при использовании ИКТ. Доверие в области цифровых технологий требует эффективной защиты прав потребителей, прав интеллектуальной собственности, прозрачности и безопасности в использовании ИКТ. Мы поддерживаем свободный поток информации при соблюдении действующих правовых рамок для защиты конфиденциальности данных и права интеллектуальной собственности. Дорожная карта G20 в области цифровых технологий поможет нам направлять нашу будущую работу. Мы стремимся обеспечить безопасность среды ИКТ, в которой все секторы имеют возможность пользоваться ее благами... Мы будем конструктивно участвовать в дискуссиях ВТО в сфере высоких технологий в области электронной коммерции и в других ответственных международных форумах, связанных с различными аспектами цифровой торговли для содействия развитию цифровой экономики и торговли. Мы будем поддерживать и улучшать цифровую торговлю на предсказуемой и прозрачной основе...» – сообщается в документе. Таким образом, основные положения Декларации саммита G20, прошедшего в Гамбурге 7-8 июля 2017 года (как и всех предыдущих документов глобального уровня) однозначно показывают, что процесс глобализации вступает в новую фазу и конкретно ведет к построению единого всемирного наднационального социума, в котором со временем растворятся существующие национальные государства. Основой его построения является внедрение цифровых технологий в повседневную жизнь граждан, а главным инструментом – электронная идентификация личности. Остается еще раз вспомнить пророческие слова выдающегося архипастыря нашего времени, доктора богословия, митрополита Одесского и Измаильского Агафангела: «В настоящий исторический момент абсолютно все, происходящее в мире, имеет причины духовные, а последствия – апокалиптические! Без учета этого невозможно правильно понять суть происходящих в мире событий... Нынешний процесс глобализации несомненно приведет к воцарению антихриста и кончине мира. Это мы должны свидетельствовать перед всеми как непреложную данность. Политическая, экономическая, этическая и мировоззренческая база будущего царства антихриста строится уже сейчас, а весь совокупный процесс построения этой базы и обозначен термином “глобализация”. С духовной точки зрения, не существует процессов, происходящих как бы неким “естественным” образом. Признание существования так называемых “естественных” процессов является скрытым атеизмом, отвержением Промысла Божия над миром и человеком, поэтому мы утверждаем, что процесс глобализации не является естественным. Этот процесс является реализацией “тайны беззакония”, о которой говорил святой апостол Павел во втором Послании к Фессалоникийцам... Обличая ложь глобализма, мы должны заявить, что глобализм – это антихристианская идеология. Это система мирового зла, от которой не только нельзя ждать каких-либо взаимовыгодных отношений, но и с которым невозможно мирное сосуществование. Любые компромиссы с этим злом будут использованы им лишь для расширения своего влияния в мире». Чтущий да разумеет.
Валерий Павлович Филимонов, русский писатель-агиограф и публицист, академик Православного богословского отделения Петровской академии наук и искусств, специалист в области кибернетики и систем управления
|
|
|
|
© 2007-2018 «ПРАВОСЛАВНЫЙ АПОЛОГЕТ»
При использовании материалов с сайта ссылка обязательна. Принимаются на рассмотрение совета интернет-содружества «ПРАВОСЛАВНЫЙ АПОЛОГЕТ» востребованные статьи и материалы, замечания и предложения, от преподавателей и студентов и всех благочестивых православных христиан, способных помочь и стремящихся содействовать хранению чистоты Апостольского Кафолического Православного вероучения. Все замечания и предложения просим присылать по почте: mail@apologet.spb.ru |
Когда речь идет о современной культуре — современной философии или современном искусстве — кажется, что понимаешь, о чем говорят. Идет обращение к тем или иным постмодернистским тенденциям интеллектуального авангарда западного мира.
Изложенные казусы постмодернистского богословия на Западе должны прояснить нам некоторые вопросы, связанные с ситуацией вокруг нашей собственной богословской мысли. Когда сегодня в России церковная интеллигенция начинает рассуждать о «современном богословии» и более того — о путях его развития и перспективах, я решительно ничего не могу понять. Точно сами эти рассуждения, разговоры и серьезное к ним отношение вброшены чьей-то явно несветлой силой в водоворот шизофренического постмодерна. О каком современном богословии собственно говорят? Что это такое? Если как на Западе, то это — богословие постмодернистов и религиозные перформансы, катехизисы и учебники, которые цитировались выше. Это ситуация новой религиозности, New Age, псевдохристианства, полной апостасии. Двигаться в этом направлении — идти в бездну. Об этом хорошо предупреждал еще иеромонах Серафим (Роуз) в своей не теряющей актуальности книге «Православие и религия будущего». Постмодерн с точки зрения православной эсхатологии приобретает все более явные черты царства антихриста. Здесь предел православного богословия. Что остается?
Каждому православно-верующему христианину, вероятно, хорошо знакома история прохождения мытарств святой Феодорой Цареградской (Житие ее см. 30 декабря), сколько страха натерпелась она, узнав на собственном опыте, какой грозный экзамен проходит человеческая душа по исходе из сего мира. Но многие ли, читая это Житие, обратили внимание на один весьма значительный эпизод: по миновании мытарств блуда, прелюбодеяния и мытарства содомского, Ангелы, ведшие святую Феодору, сказали ей: «Ты видела страшные и отвратительные блудные мытарства; знай, что редкая душа минует их свободно: весь мир погружен во зле соблазнов и скверн, все почти люди сластолюбивы; помышление сердца человеческого – зло от юности его(Быт. 8, 21); мало умерщвляющих плотские похоти и мало таких, которые бы свободно прошли мимо этих мытарств. Большая часть, дошедши сюда, погибает. Власти блудных мытарств хвалятся, что они одни более всех прочих мытарств наполняют огненное родство во аде».
Что можно сказать о «современной культуре», преобладающей в мире? Некоторые Отцы современности называют ее прямо «антикультурой», «культурой распада», саморазрушения. Мы постоянно слышим лозунги, воспевающие «культуру секса», провозглашающие «сексуальную свободу», «свободную любовь», даже – «сексуальную революцию». Уже самые, казалось бы, «цивилизованные», «культурные» нации уверены, что наконец-то сбросили иго мрачной дикости средневековья и сделали шаг к новой, высшей культуре взаимоотношений. Сделано ошеломляющее открытие: оказалось, что моногамный брак – «пережиток прошлого»; обычная семейная жизнь и семейные обязательства – «предрассудки»; стремление удерживать плотские вожделения, обуздывать страстные желания – «опасное упражнение, способное травмировать психику»; скромность и стыдливость называют «комплексом неполноценности», «с которым надо усиленно бороться, даже прибегая за помощью к врачам-психиатрам»; удержание себя в строгих рамках приличия считают теперь «несвободой», «некоммуникабельностью», подавление блудного влечения к ближнему, удаление от развязности и опасной близости в отношениях – «отсталостью от жизни», «неестественностью», «дикостью» и чуть ли не «шизофренией».
А какой великий грех совершают те, кто демонстрирует по телевидению эротические, порнографические фильмы или проповедует блудный грех по радиопередачам, либо в периодических изданиях и других средствах массовой информации! И повинны тут не только издатели и сотрудники подобных изданий, но и продавцы киосков, покупатели и подписчики этих пошлых, развращающих человеческие души журналов и газет. То же и в отношении к содержателям и организаторам школ эротического танца, наставникам «эротического воспитания» молодежи и другим деятелям, прямо или косвенно трудящимся на поприщах этого адского промысла! Все эти негодные люди прямо подпадают под анафему Церкви, должны быть отлучены от нее, изгнаны из ее спасительной ограды, по 100-му правилу Шестого Вселенского Собора (как распространители изображений, «обаяющих зрение, растлевающих ум и производящих воспламенение нечистых удовольствий»). Отлучение от Церкви означает, что эти люди уже не имеют права заходить в храм, прибегать к помощи священника на дому, подавать через кого-либо в церковь записки со своим именем для поминовения на богослужении, быть отпетыми в храме, на дому или на кладбище и даже быть похороненными на православном кладбище. Если же они решатся войти в храм, поставить свечу и т.п., не раскаявшись, не пожелав переменить свою жизнь, то это лишь усугубит их вину перед Богом!
Любителям бесстыдно взирать на обнаженные девические тела на так называемых «конкурсах красоты» уместно было бы напомнить один эпизод из Жития святой первомученицы Феклы (пам. 24 сентября). Эта святая дева – христианка – отличалась необыкновенной красотой. За исповедание христианской веры язычники долго мучили мужественную исповедницу, пока, наконец, не выставили перед всем народом, совершенно обнажив ее юное тело. «Только стыд был ее покровом, – повествует писатель жития, – и она повторяла слова пророка Давида: стыд лица моего покрыл меня... (Пс. 43, 16). На нее были выпущены голодные разъяренные звери, львы и медведи; вышедши из своих затворов и увидевши девицу, стоящую без одежды, они преклонили головы свои до земли, опустили глаза вниз и, как бы стыдясь девической наготы, отступили от нее! Так бессловесные животные являлись обличителями и судиями людям на сем зрелище: будучи кровожадными по природе, звери приняли на себя нрав целомудренного человека, люди же, будучи разумными, уподобились диким зверям» (см. Жития Святых, изложенные по руководству Четьих-Миней св. Димитрия Ростовского, сентябрь).