Алла Анатольевна Новикова-Строганова,

доктор филологических наук, профессор

город Орёл

«Сотвори добро, найди мир и отгони зло, и живи

во веки веков»

(памяти Владимира Мономаха)

Владимир Мономах на Памятнике «1000-летие России» в Великом Новгороде

В минувшем году исполнилось 960 лет со дня рождения и 900 лет княжения в Киеве великого князя Владимира Мономаха (1053 – 1125) – выдающегося государственного деятеля древней Руси, с именем которого связаны объединение и укрепление русских земель.

Феномен седой русской старины в том, что с течением веков она не устаревает и не ветшает. Из её сокровищницы соотечественники до сих пор могли бы черпать превосходные образцы устроения Отечества, государства, дома, семьи, доброго жития. Да ведают потомки православных

Земли родной минувшую судьбу, –

эти пушкинские строки призывают современного человека воспринимать древность, прошлое страны как своё, родное, значимое в настоящем, сохраняю­щее непреходящую ценность для будущего. Вот только смогут ли, захотят ли прислушаться нынешние «потомки православных», из которых сегодня злонамеренно вытравливается истинное чувство русскости, родины, духовного родства?..

Незадолго до кончины Владимир Мономах написал «Поучение» своим детям, которому суждено было стать одним из величайших памятников древнерусской литературы. Князь адресуется и к собственным детям, и ко всем русским людям – своим «чадам»: «Дети мои или иной кто, слушая эту грамотку, не посмейтесь, но кому из детей моих она будет люба, пусть примет её в сердце своё» ⁱ.

Вдохновенные строки проникнуты не только заботой о благе семьи, но и каждого русского человека в отдельности, в целом – всей русской земли. Так, «мысль семейная» под пером Мономаха преодолевает узкие бытовые границы, раздвигает домашние рамки и поднимается на новый высокий уровень: дом – это вся Русь, семья – все русские люди, среди которых благоверный князь снискал любовь и уважение. После кончины Владимира Мономаха, передаёт летописец, «весь народ и все люди» скорбели о святом и добром князе, как о самом родном человеке: «Преставися благоверный князь, христолюбивый и великий князь всея Руси, Володимеръ Мономах <…> Святителе же жалящеси плакахуся по святом и добром князи, весь народ и вси людие по немь плакухуся, якоже дети по отцю или по матери» ⁱⁱ.

«Поучение» великого князя Владимира, составленное в православном духе, – не скучное дидактическое назидание, а настоящий русский духовно-нравственный кодекс. Напомнить о нём особенно важно в нынешней российской ситуации, где эгоистический интерес под лозунгом «глотай других, пока тебя не проглотили» возведён в принцип и каждый себялюбиво помышляет лишь о личном благополучии, а потому рушатся все человеческие – в том числе родственные, семейные – связи.

Образ семьи даётся в «Поучении» Мономаха как важнейшая духовно-нравственная модель жизнеустройства. Почти тысячелетие тому назад великий князь киевский осознавал, что семья обладает абсолютной ценностью. Это основа любого государства, главное условие сохранения духовной истории народа. К сожалению, эти простые и ясные истины сегодня размываются, нивелируются. Девальвация наших национальных нематериальных сокровищ, в том числе – крепких семейных основ – в составе «оружия массового демографического поражения», ведущего к вымиранию страны. Кризис семьи одним скудным «материнским капиталом» уже не поправишь. Необходима целая стратегия семейной политики, государственная система укрепления и поддержки российской семьи – её материального благополучия и морально-психологического климата, благоприятной «погоды в доме». Но и того было бы недостаточно – при отсутствии праведных отношений в обществе и государстве, в котором справедливость и законность зачастую предстают как несовместимые полярности.

Показательны результаты анонимного анкетирования, проведённого мной среди 18-летних студентов-первокурсников. На вопрос: «Хотели бы вы, чтобы ваша будущая семья была похожа на семью ваших родителей?», – большинство ответило безапелляционно: «Нет!». Болезненная неудовлетворённость состоянием родительского домашнего очага позволяет предугадать безрадостные перспективы «семейного положения» молодёжи в будущем. В этой связи современным «чадам» немаловажно напомнить о «Поучении» Владимира Мономаха – великого русского «домостроителя».

В нашем историческом прошлом сохранялись начала нравственного порядка – надёжные нити, соединяющие членов единой семьи. Необходимо внимательно прислушаться и присмотреться к тому, что говорит и открывает нам мудрость отечественных традиций, культуры, языка.

Русское слово «семья» восходит к праславянскому «сѣмия» – семя, род, племя и даже – земля. В евангельском контексте «семя» наполняется христианским сверхсмыслом, служит образом слова Божия. Господь проясняет сокровенный смысл Своей притчи о сеятеле: «Посеянное же на доброй земле означает слышащего слово и разумеющего, который и бывает плодоносен» (Мф. 13: 23). «Земля» («поле», «почва») – сердца людей, весь мир, всё человечество, а Сеятель – Сам Христос. Так изъясняет Он ученикам притчу о пшенице и плевелах: «сеющий доброе семя есть Сын Человеческий; Поле есть мир; доброе семя – это сыны Царствия, а плевелы – сыны лукавого» (Мф. 13: 37 – 38).

Сравнение с «семенем» определяет и иные сакральные образы Нового Завета: «Другую притчу предложил Он им, говоря: Царство Небесное подобно человеку, посеявшему доброе семя на поле своём» (Мф. 13: 24); «Иную притчу предложил Он им, говоря: Царство Небесное подобно зерну горчичному, которое человек взял и посеял на поле своём, Которое, хотя меньше всех семян, но когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его» (Мф. 13: 31 – 32).

Точно так же – из малого «семени» – необходимо растить и беречь свою семью, строить свой домашний очаг. Православная русская семья, в которой прежде всего закладывались основы христианского мировидения, имела утраченный ныне статус «малой церкви», где дом – храм; очаг – алтарь; идеал – любовь к Богу и ближнему; семейный уклад – благочестие, дружелюбие и взаимопонимание между чадами и домочадцами. И притом осознание, что родство духовное паче плотского.

Святой Апостол Пётр выводит тему семьи из узких рамок кровного родства, призывая всех христиан быть единой духовной семьёй, братьями, возрождёнными от семени нетленного: «очистивши души ваши к нелицемерному братолюбию, постоянно любите друг друга от чистого сердца, Как возрождённые не от тленного семени, но от нетленного, от слова Божия, живого и пребывающего в век» (1-е Петра. 1: 22 – 23).

То, как сегодня трактуют происхождение слова «семья», связывая с омонимичным «семь я», загадывают в ребусах – «7-я» (то есть «папа, мама и дети») – некорректно этимологически, но объяснимо социально-психологически.

Время создаёт новые «углы зрения» и, по мысли академика Д.С. Лихачёва, позволяет по-новому взглянуть на старое, постоянно открывать в нём «нечто ранее не замечавшееся» ⁱⁱⁱ.

В совмещении с сакральным числом «семь», которое символизирует соединение Божественного начала (три – Троица, триединство Бога) и земного мира (четыре стороны света, четыре угла дома и т.д.), понятие «семья» наполняется новым смыслом, теснее соотносится с христианской духовностью.

Оставляя в наследие детям «Поучение», Владимир Мономах ведёт рассказ от собственных корней. Стоит поучиться у князя уважению к предкам, благородной фамильной гордости, не тождественной гордыне современных спесивых и пронырливых выскочек с их покупными родословиями, жаждущих пролезть в славную русскую историю, неправедно присвоить за деньги чужую честь.

За доскональным знанием Мономаха своего родового древа, семейных традиций: «Так поступал отец мой блаженный и все добрые мужи совершенные» (64), – стоит глубокое понимание ответственности перед народом, историей, русской землёй. На исходе жизни он продолжает осознавать себя звеном в цепи поколений: внуком «благословенного, славного» князя Ярослава Мудрого – составителя «Русской Правды» (по линии «отца возлюбленного» – князя Всеволода, которого Владимир, как указывают летописи, никогда и ни в чём не ослушался) и византийского императора Константина Мономаха (со стороны матери – княгини Анны).

Именно в честь своего греческого деда получил князь Владимир прозвание Мономах. В переводе «мономахос» означает «единоборец». Из земли греческой добродетельному христолюбивому русскому князю были присланы драгоценные дары: крест животворящего древа, на котором был распят Христос; сердоликовая чаша кесаря Августа и знаки царской власти Константина: золотая цепь и бармы (оплечья); венец, известный на Руси как «шапка Мономаха». Золотой головной убор куполообразной формы, отороченный переливчатым собольим мехом, усыпанный драгоценными камнями и увенчанный крестом, напоминает золочёную главу-маковку православного храма, нередко украшаемую, как свод небесный, сияющими звёздами.

В Ипатьевской летописи князь характеризуется как «братолюбец и нищелюбец, и добрый страдалец за Русскую землю», просветивший её, как лучи солнца: «иже просвети Русскую землю, акы солнца луча пущая» ^iv. В летописях, повествующих о Мономахе, и в его собственном «Поучении» «земля Русская <именно так – с заглавной буквы. А.Н.-С.>» – это средоточие жизни, основа основ.

Великий князь киевский – собиратель русских земель – выступал против раздроб­ленности, стремился не допустить распада государства на удельные княжества, призывал христианскую Русь к единству, князей – к объединению.

Так, в 1097 году Мономах выступил как князь-миротворец, инициируя в Любече под Киевом Любеческий съезд. Съехались «Святополк, и Владимир, и Давыд Игоревич, и Василько Ростиславич, и Давыд Святославич, и брат его Олег, и собрались на совет в Любече для установления мира, и говорили друг другу: “Зачем губим русскую землю, сами между собой устраивая распри? А половцы землю нашу несут розно и рады, что между нами идут войны. Да отныне объединимся единым сердцем и будем блюсти Русскую землю <здесь и далее выделено мной. А.Н.-С.>”» ^v.

В простой и мудрой речи этого общего решения о совместном сохранении святой Руси слышатся слова православной литургии – о христианском духовном сплочении «едиными усты и единым сердцем».

В «Поучении» князь Владимир свой настойчивый призыв к христианскому единению, угодному Богу, подкрепляет словами Псалтыри (ср.: Пс. 132: 1): «“Что лучше и прекраснее, чем жить братьям вместе”» (68).

Созванные Мономахом русские князья «на том целовали крест: “Если отныне кто на кого пойдёт, против того будем мы все и крест честной”. Сказали все: “Да будет против того крест честной и вся земля Русская”» ^vi.

Однако русскому единству противится сатана: «Но всё наущение дьявола! Были ведь войны при умных дедах наших, при добрых и при блаженных отцах наших. Дьявол ведь ссорит нас, ибо не хочет добра роду человеческому» (68 – 69).

В «Повести временных лет» («Повести минувших лет, откуда пошла Русская земля, кто в Киеве стал первым княжить и как возникла Русская земля») рассказывается об измене некоторых князей крестоцелованию. По наущению дьявольскому: «влез сатана в сердце некоторым мужам» ^vii – клятвопреступники Святополк и Давыд Игоревич выкололи глаза Васильку Теребовльскому, незаслуженно подозревая в нём соперника и претендента на их княжеские уделы.

Показательна реакция Мономаха на это злодеяние: «Владимир же, услышав, что схвачен был Василько и ослеплён, ужаснулся, заплакал и сказал: “Не бывало ещё в Русской земле ни при дедах наших, ни при отцах наших такого зла”» ^viii.

В отклике опечаленного князя – его добротолюбие и человечность, мягкое сердце и вместе с тем мужество, твёрдость, принципиальность в отстаивании христианского идеала сбережения и спасения Отечества. От слёз и сетований Владимир мгновенно переходит к действию, дабы предотвратить ещё большее зло: «И тут тотчас послал к Давыду и Олегу Святославичам, говоря: “Идите в Городец, да поправим зло, случившееся в Русской земле и среди нас, братьев, ибо нож в нас брошен. И если этого не поправим, то ещё большее зло встанет среди нас, и начнёт брат брата закалывать, и погибнет земля Русская, и враги наши половцы, придя, возьмут землю Русскую”» ^ix.

Летописец повествует о том, как Мономаха поддерживает русский народ. Жители Киева не позволили сбежать злоумышленнику Святополку. К Владимиру киевляне отправили наиболее авторитетных людей – «вдову Всеволодову <Всеволод Ярославич – отец Мономаха. А.Н.-С.> и митрополита Николу» ^x– с мольбой постоять за землю русскую, за веру православную против «поганых»: «Молим, княже, тебя и братьев твоих, не погубите Русской земли. Ибо если начнёте войну между собою, поганые станут радоваться и возьмут землю нашу, которую оборонили отцы ваши и деды ваши трудом великим и храбростью, борясь за Русскую землю и другие земли приискивая» ^xi.

С княжением Мономаха связано усиление Руси. Мольбу киевлян: «блюсти землю Русскую и биться с погаными» ^xii – Владимир исполнял на протяжении всей его жизни. Свидетельство тому – «Рассказ Мономаха о своей жизни», включённый в «Поучение», написанное князем на закате его дней.

Мономах повествует о своих трудах, разъездах, военных походах начиная с тринадцати лет. Последовательно, как древний свиток, разворачиваются картины выступлений Владимира на защиту русской земли: «А всего походов было восемьдесят и три великих, а остальных и не упомню меньших» (67). В тексте своего «Поучения» он перечислил 69 больших походов из названных 83-х. Что же до «меньших путей», число их запомнить князю в самом деле было непросто: только к отцу в Киев из Чернигова ездил он около ста раз, «за один день проезжая до вечерни» (67).

Замечательны ратные подвиги князя: «наши половцев больше убили и захватили, и половцы, не смея сойти с коней, побежали к Суле в ту же ночь. И на следующий день, на Успение, пошли мы к Белой Веже, Бог нам помог и святая Богородица: перебили девятьсот половцев и двух князей взяли, Багубарсовых братьев, Осеня и Сакзя, и только два мужа убежали.

И потом на Святославль гнались за половцами, и затем на Торческ город, и потом на Юрьев за половцами. И снова на той же стороне, у Красна, половцев победили <…> И снова, по смерти отца и при Святополке, на Стугне бились мы с половцами до вечера» (65 – 66).

Приходилось сражаться не только с половцами, но и с теми русскими, кто вступил в предательский союз с внешним врагом: «к Стародубу ходили на Олега, потому что он сдружился с половцами» (66). Здесь Мономах выступает не просто как опытный, увенчанный боевой славой полководец, но и как умудрённый военачальник, который всегда взвешивает цену победы. А на весах – жизни русских воинов и мирного народа православного, судьба благословенной русской земли. Ради неё Владимир готов забыть о личных интересах своего княжения: «И потом Олег на меня пришёл со всею Половецкою землею к Чернигову, и билась дружина моя с ними восемь дней за малый вал и не дала им войти в острог; пожалел я христианских душ, и сёл горящих, и монастырей и сказал: “Пусть не похваляются язычники”. И отдал брату отца его стол, а сам пошёл на стол отца своего в Переяславль. И вышли мы на святого Бориса день из Чернигова и ехали сквозь полки половецкие, около ста человек, с детьми и женами. И облизывались на нас половцы, точно волки, стоя у перевоза и на горах, – Бог и святой Борис не выдали меня им на поживу, невредимы дошли мы до Переяславля» (66).

Нетрудно заметить, что самые ответственные сражения старается приурочить Мономах к христианским праздникам: «на Успение» (65), «на святого Бориса день» (66), «по Рождестве» (67), – уповая на помощь Господнюю. Защитник христианских душ, сёл, монастырей – Владимир полагается на святых угодников. И Божие заступничество не оставляет князя в его правом деле. После каждого рассказа Мономаха о битвах рефреном многократно звучат слова: «и Бог нам помог» (65, 66, 67).

Выдающийся полководец – Мономах лишён гордыни, показного геройства. Он не превозносится над людьми и не приписывает себе лично никаких подвигов и заслуг, смиренномудро полагая себя «худым и грешным». Боголюбивый князь сознаёт, что все его успехи – Божий дар; всё в милосердной руке Промысла Божия: «Не осуждайте меня, дети мои или другой, кто прочтёт: не хвалю ведь я ни себя, ни смелости своей, но хвалю Бога и прославляю милость Его за то, что он меня, грешного и худого, столько лет оберегал от тех смертных опасностей, и не ленивым меня, дурного, создал, на всякие дела человеческие годным» (68). Так учит и Апостол Павел: «Но благодатию Божиею есмь то, что есмь; и благодать Его во мне не была тщетна, но я более всех их потрудился: не я, впрочем, а благодать Божия, которая со мною» (1 Коринф. 15: 10); «Ибо благодатью вы спасены через веру, и сие не от вас, Божий дар: не от дел, чтобы никто не хвалился» (Ефес. 2: 8, 9).

Князь Владимир проявился как незаурядная личность во многих сферах деятельно­сти. Так, например, он был отважным и неустрашимым охотником. Рассказ Мономаха об охоте поразителен множеством смертельных опасностей, которым подвергался князь, и настолько колоритен, что лучше самого героя об этом не скажешь: «А вот что я в Чернигове делал: коней диких своими руками связал я в пущах десять и двадцать, живых коней, помимо того, что, разъезжая по равнине, ловил своими руками тех же коней диких. Два тура метали меня рогами вместе с конем, олень меня один бодал, а из двух лосей один ногами топтал, другой рогами бодал; вепрь у меня на бедре меч оторвал, медведь мне у колена потник укусил, лютый зверь вскочил ко мне на бедра и коня со мною опрокинул. И Бог сохранил меня невредимым. И с коня много падал, голову себе дважды разбивал и руки и ноги свои повреждал – в юности своей повреждал, не дорожа жизнью своею, не щадя головы своей» (67 – 68).

На подобных примерах из собственной жизни, исполненной трудов и опасностей, строит Владимир Мономах свою стратегию христианского воспитания. Он являет образец мужества, доблести, благородства, стремится сформировать полноценные мужские качества у сыновей, внушая им мысль о «Божием сбережении»: «Смерти ведь, дети, не боясь, ни войны, ни зверя, дело исполняйте мужское, как вам Бог пошлёт. Ибо, если я от войны, и от зверя, и от воды, и от падения с коня уберёгся, то никто из вас не может повредить себя или быть убитым, пока не будет от Бога повелено. А если случится от Бога смерть, то ни отец, ни мать, ни братья не могут вас отнять от неё, но если и хорошее дело – остерегаться самому, то Божие сбережение лучше человече­ского» (68).

Идеалы добра, красоты, целомудрия, верности видит Владимир в женщинах. Заботясь о собирании семьи, он просит князя Олега Святославича, в битве с которым погиб младший сын Мономаха Изяслав, отпустить вдову Изяслава: «Ради Бога, пусти её ко мне поскорее с первым послом, чтобы, поплакав с нею, поселил у себя, и села бы она как горлица на сухом дереве, горюя, а сам бы я утешился в Боге» (70), «чтобы я, обняв её, оплакал мужа её» (69).

Потрясающа глубина христианских и патриотических чувств, с которыми Мономах смиряется с гибелью сына на ратном поле: «Дивно ли, если муж пал на войне? Умирали так лучшие из предков наших» (70), – и прощает убийцу. Князь чуждается мести: «не враг я тебе, не мститель» (70), – памятуя завет Господа: «Мне отмщение, и Аз воздам» (Рим.12:19).

«Многострадальный и печальный» отец убиенного Изяслава, испытывая невырази­мую душевную муку: «Много борешься, душа, с сердцем и одолеваешь сердце моё» (68), – Мономах в своём отцовском горе и княжеском поругании смиряется, имея перед собой пример Иисуса Христа: «Господь наш не человек, но Бог всей вселенной, – что захочет, во мгновение ока всё сотворит, – и всё же Сам претерпел хулу, и оплевание, и удары и на смерть отдал Себя, владея жизнью и смертью» (69).

Заботясь не о собственной семье, но о судьбе всей русской земли и мире для неё, Мономах и его старший сын Мстислав оставляют грех Олега Святославича на суд Божий: «мы не будем за него <Изяслава. А.Н.-С.> мстителями, но положим то на Бога, когда предстанут перед Богом; а Русскую землю не погубим» (69); «Ибо не хочу я зла, но добра хочу братии и Русской земле. <…> Если же кто из вас не хочет добра и мира христианам, пусть тому от Бога мира не видать душе своей на том свете!» (70).

Слово Божие постоянно пребывает в мыслях и на устах Мономаха, который в своём «Поучении» проявляется и как глубокий богослов. Убийцу сына князь призывает к нелицемерному покаянию – по примеру 50-го «покаянного» псалма царя Давида: «Надо было бы сказать тебе словами Давида: “Знаю, грех мой всегда передо мной”. <…> помазанник Божий Давид посыпал главу свою и плакал горько, – в тот час отпустил ему согрешенья его Бог. Богу бы тебе покаяться, а ко мне написать грамоту утешительную» (69).

Среди бесконечных внешних и внутренних войн, раздоров и распрей, опасностей, измен и клятвопреступлений Мономах умел вести праведную, благочестивую жизнь, спасая русские земли и святыни монастырей.

Ещё будучи князем переяславльским, набожный Владимир «украсил серебряную раку святых <Бориса и Глеба. А.Н.-С.> золотом, хрусталём и резьбою столь хитрою, как говорит летописец, что греки дивились её богатству и художеству» ^xiii. Став князем киевским, Мономах перенёс из ветхой церковки в новый каменный храм святые мощи высокопочитаемых на Руси Бориса и Глеба, «ибо древняя Россия признавала оных мучеников главными её небесными заступниками, ужасом врагов и подпорою наших воинств» ^xiv.

Н.М. Карамзин в «Истории государства Российского» пишет, что Мономах спешил «благодеяниями человеколюбивого законодательства утвердить своё право на имя отца народного» ^xv. Когда в Киеве случился мятеж, вызванный «лихоимством евреев», которые «угнетали должников неумеренными ростами» (говоря современным языком – грабительскими банковскими процентами), Мономах определил, что ростовщик-заимодавец, «взяв три раза с оного должника так называемые третные росты, лишается уже истинных своих денег или капитала» ^xvi.

В орбите внимания князя – семейственность и государственность. В государствен­ный принцип он возводит библейские заветы, священные слова псалмов: «Не соревнуйся с лукавыми, не завидуй творящим беззаконие, ибо лукавые будут истреблены»; «И не будет грешника; посмотришь на место его и не найдёшь его. Кроткие же унаследуют землю и многим насладятся миром» (59) – (ср.: Пс. 36: 1, 9 – 11).

Владимир Мономах прилежно и неустанно молится: «“О Владычица Богородица! Отними от сердца моего бедного гордость и дерзость, чтобы не величался я суетою мира сего” в ничтожной этой жизни» (61). От тщеславной гордыни – «противницы Богу»^xvii, по определению святого Иоанна Лествичника, – предостерегает князь Владимир и своих потомков: «Паче же всего гордости не имейте в сердце и в уме, но скажем: смертны мы, сегодня живы, а завтра в гробу; всё это, что Ты нам дал, не наше, но Твоё, поручил нам это на немного дней» (63). Сам Господь призывает учиться у Него смирению: «научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдёте покой душам вашим» (Мф. 11: 29).

Также актуален призыв Мономах к «увлекающимся властью» «избегать суеты» и «ни во что ставить всеобщий почёт» (61), ибо «мы что такое, люди грешные и худые? – сегодня живы, а завтра мертвы, сегодня в славе и в чести, а завтра в гробу и забыты, – другие собранное нами разделят» (69).

Благоговейно собирает князь «полюбившиеся слова» (59) Псалтыри. Здесь не простое выборочное цитирование, а вдохновенная молитва самого Мономаха, выливающаяся из глубины его души. Суровый, закалённый в боях воин и умудрённый государственный деятель, он обладает нежным сердцем, тонкими лиричными чувствами, умеет молитвенно выразить их. В «Истории государства Российского» упоминается, что «Владимир отличался христианским сердечным умилением: слёзы обыкновенно текли из глаз его, когда он в храмах молился Вседержителю за Отечество и народ, ему любезный» ^xviii.

Располагая и записывая по порядку выдержки из псалмов, князь Владимир сам выступает как псалмопевец, молитвослов. Он преисполнен возвышенного умиления и восторга, прославляя дивное, непостижимое людским разумом чудо Божьего мироустроения: «“Что такое человек, как подумаешь о нём?” “Велик Ты, Господи, и чудны дела Твои; разум человеческий не может постигнуть чудеса Твои”, – и снова скажем: “Велик Ты, Господи, и чудны дела Твои, и благословенно и славно имя Твоё вовеки по всей земле”. Ибо кто не восхвалит и не прославит силу Твою и Твоих великих чудес и благ, устроенных на этом свете: как небо устроено, или как солнце, или как луна, или как звёзды, и тьма, и свет, и земля на водах положена, Господи, Твоим промыслом! Звери различные, и птицы, и рыбы украшены Твоим промыслом, Господи! И этому чуду подивимся, как из праха создал человека, как разнообразны человеческие лица <…> по Божьей мудрости. <…> Всё же это дал Бог на пользу людям, в пищу и на радость. Велика, Господи, милость Твоя к нам, так как блага эти сотворил Ты ради человека грешного» (61 – 62).

Господь – любящий Отец Своих детей: «Поистине, дети мои, разумейте, что человеколюбец Бог милостив и премилостив <…> Как отец, чадо своё любя <…> так же и Господь наш показал нам победу над врагами, как тремя делами добрыми избавляться от них и побеждать их: покаянием, слезами и милостынею» (61). Исполняя христианские заповеди, люди должны иметь «помыслы чистые, побуждая себя на добрые дела» (61). Совмещая заветные истины любимых псалмов (ср. Пс. 33: 15; 36: 27), наставляет Мономах потомков: «Уклонись от зла, сотвори добро, найди мир и отгони зло, и живи во веки веков» (60).

Христианский молитвенник-князь неотступно призывает к покаянию, учит непрестанной молитве: «Если вам Бог смягчит сердце, пролейте слезы о грехах своих, говоря: “Как блудницу, разбойника и мытаря помиловал Ты, так и нас, грешных, помилуй”. <…> Если и на коне едучи не будет у вас никакого дела и если других молитв не умеете сказать, то “Господи помилуй” взывайте беспрестанно втайне, ибо эта молитва всех лучше, – нежели думать безлепицу, ездя» (62).

Беспрерывно помышляя о благе людей, Владимир Мономах призывает своих преемников защищать всех обездоленных: «Всего же более убогих не забывайте, но, насколько можете, по силам кормите и подавайте сироте, и вдовицу оправдывайте сами, и не давайте сильным губить человека» (62); «не давайте <…> причинять вред ни своим, ни чужим, ни сёлам, ни посевам, чтоб не стали проклинать вас» (62). Автор «Поучения» также возводит в принцип абсолютное право на жизнь: «Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его; <…> не губите никакой христианской души» (62 – 63).

Отдавая должное подвижникам Православия, затворившимся от мира сего, князь и мирян зовёт к деятельной праведной жизни: «ни затворничеством, ни монашеством, ни голоданием, которое иные добродетельные претерпевают, но малым делом можно получить милость Божию» (61).

Из этих «малых дел» слагается морально-нравственный свод правил поведения человека в быту, в семье, в обществе, в государстве, в мире: «Старых чтите, как отца, а молодых, как братьев. В дому своём не ленитесь, но за всем сами наблюдайте» (63). Так же поступал и сам великий князь в своей многотрудной жизни: «Что надлежало делать отроку моему, то сам делал – на войне и на охотах, ночью и днём, в жару и стужу, не давая себе покоя. На посадников не полагаясь, ни на биричей, сам делал, что было надо; весь распорядок и в доме у себя также сам устанавливал. И у ловчих охотничий распорядок сам устанавливал, и у конюхов, и о соколах и о ястребах заботился. Также и бедного смерда и убогую вдовицу не давал в обиду сильным и за церковным порядком и за службой сам наблюдал» (68).

Владимир Мономах наставляет юношей «не свирепствовать словом, не хулить в беседе, не смеяться много, стыдиться старших, с нелепыми женщинами не беседовать, глаза держать книзу, а душу ввысь» (60); остерегает от лукавства, лжи, лени, праздности, пьянства, блуда и других пороков – «от того ведь душа погибает и тело» (63).

Ни малейшей небрежности не терпит военное дело. Прославленный полководец-князь, зная об этом не понаслышке, делится собственным опытом: «На войну выйдя, не ленитесь, не полагайтесь на воевод; ни питью, ни еде не предавайтесь, ни спанью; сторожей сами наряживайте, и ночью, расставив стражу со всех сторон, около воинов ложитесь, а вставайте рано; а оружия не снимайте с себя второпях, не оглядевшись по лености, внезапно ведь человек погибает» (63).

Мономах внушает детям идеалы благочестия, милосердия, гостеприимства, добротолюбия, непрестанного самосовершенствования: «напоите и накормите нищего, более же всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришёл»; «Больного навестите, покойника проводите»; «Не пропустите человека, не поприветствовав его, и доброе слово ему молвите»; «Что умеете хорошего, то не забывайте, а чего не знаете, тому учитесь» (63); «Добро же творя, не ленитесь ни на что хорошее» (64).

Составляя «Поучение» на основе своего жизненного опыта, Мономах понимает, что главный наставник – Господь, по слову Евангелия: «Один у вас Учитель – Христос» (Мф. 23: 8). Все самые добрые побуждения и самые глубокие сердечные движения связаны у христолюбивого князя с прославлением Бога. И потому «Поучение» – отцовский завет князя «чадам» – преодолевает своё жанровое задание, выливаясь в чистую богоспасаемую молитву: «На заутрене воздавши Богу хвалу, потом на восходе солнца и увидев солнце, надо с радостью прославить Бога и сказать: “Просвети очи мои, Христе Боже, давший мне свет Твой прекрасный”» (64).

Сохранились два письма к Мономаху митрополита Никифора, знаменитого своими познаниями и красноречием. Одно из писем содержит не только хвалу истинным добродетелям князя, но и необходимое указание духовного пастыря главе государства: «Не имею нужды во многоречии: ибо ум твой летает быстро, постигая смысл каждого слова. Могу ли предписывать тебе законы для умеренности в чувственных наслаждениях, когда ты, сын княжеской и царской (греческой) крови, властитель земли сильной, не знаешь дому, всегда в трудах и путешествиях, спишь на голой земле, единственно для важных дел государственных вступаешь во дворец светлый и, снимая с себя любимую одежду простую, надеваешь властительскую; когда, угощая других обедами княжескими, сам только смотришь на яства роскошные?.. Восхвалю ли в тебе и другие добродетели? Восхвалю ли щедрость, когда десница твоя ко всем простёрта; когда ты ни сребра, ни злата не таишь, не считаешь в казне своей, но обеими руками раздаёшь их, хотя оскудеть не можешь, ибо благодать Божия с тобою?.. <…> пишу единственно на воспоминание тебе: ибо власть великая требует великого отчёта; а мы начинаем теперь пост, время душеспасительных размышлений, когда пастыри церковные должны и князьям смело говорить истину» ^xix.

В простых, мудрых и сердечных строках «Поучения» светится незаурядная личность его автора. Из глубины столетий древнерусский великий князь киевский Владимир Мономах по-прежнему взывает ко всем нам, русским людям.

Протоиерей Андрей Филлипс. Многонациональное Православие

То, что важнее национальности

Сегодня нам кажется, что мы являемся носителями интернациональной идеи. Что, наконец, наступило время, когда стираются границы между государствами и культурами, и мы можем спокойно путешествовать из одной страны в другую. Мы считаем это великим достижением современности.

Но разве мы никогда не читали Ветхий Завет, разворачивающий перед нами грандиозную картину событий, происходящих на территории от Арарата до Ура, от Иерусалима до Киттима, от Левана до Египта и от Синая до Месопотамии? И разве мы не читали Новый Завет? Разве не поклонились Спасителю волхвы, пришедшие с востока, из Персии? И разве Иосиф с Марией и младенцем Христом не бежали в Египет от гнева Ирода? Разве не рос Он в Капернауме, где были и римский центурион, и еврейская синагога, а образованные люди говорили по-гречески? Разве Господь не проходил по Самарии и не посещал побережья Тира и Сидона? Разве не был Он судим Понтием Пилатом, закончившим свои дни в Галлии?

И разве не читали мы о дне Пятидесятницы, когда Иерусалим был наполнен людьми разных национальностей, собравшимися на праздник, и ученики Христовы, исполненные Духа Святого, заговорили на разных языках, и все присутствующие понимали их? Разве мы не знаем о том, как много путешествовал апостол Павел, какие страны посетил, проповедуя христианство, как его корабль потерпел крушение у берегов Мальты, и как окончились в Риме дни его земной жизни? Разве не сохранило нам предание Церкви рассказ о том, как двенадцать апостолов отправились проповедовать во все концы известного тогда мира: в Индию и Эфиопию, Армению и Британию?

Икона св. Симеона в соборе города Трир.

Православие – это не национальность, а цивилизация. Церковь с самого начала была общенародной и продолжала такой оставаться: святитель Афанасий Александрийский (+373) был сослан в Трир в Германию; в том же IV веке святой Хризолий^[1] из Армении принял мученическую кончину во Фландрии; святитель Мартин Турский (+397) родился в Паннонии (современная Венгрия), вырос в Италии и стал святым в западной Франции; в V веке святой Григорий переехал из Милана в Александрию и стал епископом Омира в Аравийской пустыне (известен как Григорий Омиритский, память совершается 19 декабря /1 января); святой Авраамий^[2] (+ ок. 480) родился на берегах Евфрата, но стал игуменом в Оверни в Галлии; ирландец святой Колумбан (+615) сначала посетил Англию, затем подвизался на территории нынешнего Люксембурга, а преставился в Италии; грек святитель Феодор Тарсийский (+690) некоторое время проживал в изгнании в Риме, а позже стал архиепископом Кентерберийским; в X веке святой Даниил (позднее взял себе имя Стефан; +975, память 17/30 декабря) из города Кадис оставил родную Испанию и уехал в Рим, затем в Константинополь и Иерусалим, а закончил свои дни в Египте; в 1001 году мощи святого епископа из Персии по имени Иво^[3] были обретены в английском городке, который с тех пор называется Сент-Айвс; святой Симеон Трирский^[4](+1035) родился в Сиракузах, но жил и в Константинополе, и рядом с рекой Иордан, и в Вифлееме, и на Синае, прежде чем отправиться в Нормандию, а затем в Трир. Историческое прошлое Православной Церкви богато подобными «интернациональными» примерами. Вот еще несколько историй, подтверждающих это.

Йемен и Эфиопия

В I веке н.э. на огромной территории вдоль побережья Красного моря раскинулось Аксумское царство, соединявшее горные районы Северной Эфиопии с Йеменом в Южной Аравии. Оно просуществовало до XI века. С начала VI века государственной религией Аксума являлось христианство. Но уже за полтора столетия до этого царство Аксум фактически являлось мощным христианским государством, соперничающим за влияние в Северо-Восточной Африке и Красноморье с Византийской империей. В XI веке Аксумское царство распалось, и на части его земель было создано христианское Эфиопское царство.

Уэльс и Ирландия

Существуют предания о том, что в IV веке племя, называемое десы, переселилось из юго-восточной Ирландии в Уэльс. Благодаря этим преселенцам, которые поддерживали связь со своими ирландскими родичами, из Уэльса в Ирландию попали элементы римо-бриттской культуры: с этого времени в древнеирландском языке наблюдается появление (заимствование) ряда латинских слов. Другим элементом было христианство: ирландские поселенцы проживали недалеко от города Кэрлеон на реке Аск, где при Диоклетиане пострадали святые мученики Юлий и Аарон^[5]. Можно предположить, что именно из южного Уэльса христианство впервые попало в Ирландию.

Страна басков

Церковь св. Хризолия в городе Комин, Бельгия.

В испанском городе Калаорра издавна почитали раннехристианских мучеников, о чем свидетельствует поэма «Перистефанон» римского христианского поэта Пруденция (348 – ок. 410). Считается, что это произведение, восхваляющее мученичество ранних испанских и других святых написано по случаю освящения кафедрального собора Калаорры (около 400 года). Этот труд является самым ранним литературным свидетельством почитания мучеников-христиан. Практически все, что мы знаем о Пруденции, занимавшем высокие государственные должности при дворе римского императора (Гонория или Феодосия I Великого), а в 57 лет удалившемся в монастырь, известно из его автобиографических стихотворений. Частое упоминание святых, связанных с Сарагосой, дало основание некоторым исследователям предположить, что поэт был родом из этого города. Но наиболее вероятно, что он родился в Калаорре. Согласно письменным свидетельствам X века, тело Пруденция покоилось в монастыре святого Пруденция на горе Латурс.

Британия

Уход римских легионов из Британии после 406 года оставил страну без централизованной власти. С ними ушла и богатая правящая элита. Судя по всему, вывод войск происходил стремительно, и уезжавшие, не успевая забрать с собой все свое имущество, прятали его в земле. Об этом свидетельствуют клады, в большом количестве найденные учеными при археологических раскопках в Восточной Англии. Например, клад, найденный в деревне Хоксен графства Саффолк, состоял из 14600 золотых и серебряных монет, хранившихся в деревянных сундуках, столовой посуды, в том числе 78-ми серебряных ложек, женского золотого ожерелья весом в 250 грамм и других украшений. Коллекция тяжелых нарукавных повязок многонациональной, «варварской» работы, которые носили офицеры по всей Римской империи указывает на то, что владельцем был не светский вельможа, а военоначальник.

Знаменитые ворота Порта-Нигра, Трир.

В городах с «заостренными башнями и воротами, зловеще поднимавшимися в небо», построенных римлянами, оставались проживавшие еще при имперской власти горожане, среди которых были и христиане. Высокие стены оберегали их от кельтских набегов, и им казалось, что они могут сами о себе позаботиться и не нуждаются в покровительстве империи. Но появление саксонских наемников, приехавших в Британию по приглашению самих британцев, оказалось фатальным. Саксы все продолжали и продолжали прибывать, а в разделившейся на несколько областей стране не было правительства, которое могло бы как-то контролировать этот процесс. Вслед за саксами на остров хлынули англы и юты с побережий нынешних Голландии, Бельгии и северной Франции. Позднее миссионерам из Ирландии и Рима предстояло обратить ко Христу этих языческих поселенцев.

Австрия и Словения

Святой Северин Норикский, один из покровителей Австрии. Печать Кёльнского собора, XIII век

Гарнизон Пассау на территории современной Австрии держался до конца после завоевания этой части Римской империи германцами. Во второй половине V века святым Северином здесь был основан монастырь. Однажды несколько солдат гарнизона отправились в Италию, чтобы получить денежное довольствие. Недалеко от гарнизона, у реки, они были убиты варварами, напавшими из засады. В это время святой Северин, читавший книгу в своей келье, вдруг закрыл ее и горестно вздохнул. «Река сейчас стала красной от крови», – сказал он и заплакал. И в этот момент пришла весть, что тела солдат выбросило на берег.

Святой Северин был человеком открытых границ. Скрывая свое имя, он пришел в 454 году в кельтское королевство Норик, чтобы поселится там отшельником. Некоторые принимали его за беглого раба, но Северин прекрасно владел латынью и греческим, и был очень образован, что выдавало его аристократическое римское происхождение. До самой своей кончины в 482 году святой двигался вдоль Дуная от одного обнесенного стенами городка до другого, проповедуя покаяние, собирая десятину для бедных и основывая приюты для нуждающихся.

Исходя из того, что города вдоль Дуная были обнесены стенами, можно с уверенностью предположить, что они были построены римлянами. Это были маленькие города с маленькими христианскими общинами. Например, церковь в городе Лорш вмещала примерно 200 верующих (кафедральный собор в Галлии, построенный в то же время, вмещал в 5 раз больше человек). После разорения этих земель Аттилой, только представители знатных и богатых христианских семей смогли эмигрировать в Италию. Могилы же простых «римлян»-христиан на протяжении столетий можно было увидеть рядом с церковью святого Северина в Лорше.

В этих землях христианство, практически лишенное церковного священноначалия, стало в буквальном смысле религией народа, причем до такой степени, что память о раннехристианских практиках, таких как публичное покаяние, сохранилась в народных песнях Словении до сих пор. В глухих альпийских районах Норика, вдали от берегов Дуная, еще долгое время после кончины святого Северина возводились большие базилики по примеру храмов северной Италии. Эти края были местом активного паломничества, поэтому рядом с каждой церковью находилась гостиница для желающих поклонится святыням.

Известные паломнические центры того времени раскинулись на огромной территории. Среди них можно назвать церковь святого Албана в Британии, церковь святого Мартина в Туре, новый монастырь преподобного Симеона Столпника (переписывавшегося, между прочим, с преподобной Женевьевой Парижской) в северной Сирии, монастырь великомученика Мины в Эль Аламейне в Египте.

Константинополь, Галлия, Ирландия и Испания

Распространение христианства в Европе привело к распространению средиземноморского, особенно византийского, влияния на все стороны жизни древних франков, вестготов, англичан. Историки, изучающие костюмы, однозначно подтверждают это. Ярким примером является «сорочка святой Батильды», хранящаяся в монастыре святой Батильды в Шелль под Парижем: это фрагмент льняной рубашки с вышитым четырьмя цветами украшением вокруг шеи в виде ожерелья с крестом и подвесками.

Остатки римского амфитеатра в Кэрлеон-он-Аск, Уэльс.

Святая Батильда.

Точно не известно, действительно ли сорочка принадлежала святой Батильде^[6], но, по исследованиям, хронологически она относится к периоду ее жизни. Для нас здесь самое интересное то, что ожерелья с подвесками были модой, заимствованной из Византии. Императрица Феодора, супруга святого императора Иустиниана (правил с 527 по 565 год), изображена с таким ожерельем на мозаиках в базилике Сан-Витале в Равенне. Вышитое украшение на одежде святой Батильды явно говорит о моде, воспринятой Европой из Византии. В Англии мы встречаемся с подобным же заимствованием: речь идет об ожерелье с крестом и подвеской, найденном в могиле, датированной приблизительно 700-м годом, в Десборо графства Нортгемптоншир.

В своем «Житии святой Бригитты», составленном в 650 году, ирландский монах Когитос^[7] описывает «висящие короны» – еще одно заимствование из Константинополя – которые висели в церкви преподобной Бригитты в Кильдаре. Представить себе о чем идет речь, мы можем, взглянув на корону вестготского короля Реккесвинта (правил с 649 по 672 годы), найденную в Гварразаре в Испании. Сейчас эту корону можно увидеть в Мадриде.

Индия, Африка, Персия, Китай, Гималаи и Англия

Святой Мартин Турский

Невероятно широка была география экзотических товаров, привозимых в Англию в VII и VIII столетиях. До нас дошел достоверный рассказ о кончине преподобного Беды Достопочтенного: среди «малых подарков», которые святой раздал перед своей кончиной друзьям, были, например, «перец и ладан». Наперсный крест святителя Кутберта Линдисфарнского, который хранится в Даремском соборе, в центре украшен гранатом, а также раковиной из Красного моря или Индийского океана. Личный литургический гребень святого был сделан из слоновой кости, добытой в Индии или восточной Африке. Когда мощи святого Кутберта в 698 году, спустя 11 лет после его смерти, перекладывали в раку, они были завернуты в шелк, доставленный из Константинополя, в который он попал из Персии или Китая. А что касается знаменитых «Евангелий из Линдисфарна», та ляпис-лазурь, которой пользовались при их создании, была привезена из далеких Гималаев!

Марокко

Мавританские вожди земель, на которых располагаются современные Марокко и западный Алжир, называли себя «королями мавританского и римского народов», ибо на подвластных им территориях проживали и берберских горцы-воители и латиноговорящие жители городов. Римский стиль управления в городском совете сохранялся в городе Волюбилис (самый юго-западный город бывшей Римской империи) недалеко от атлантического побережья Марокко вплоть до 650-х годов. Мавританские правители заимствовали латинские имена. Например, берберский правитель, сдерживавший арабские армии в конце VII века, носил имя Цецилий. Это имя было очень распространенным во всей Африке – этим же именем при рождении нарекли священномученика Киприана Карфагенского.

Развалины Волюбилиса.

С приходом ислама в страны Магриба все изменилось. Но к этому времени знание о христианстве проникло далеко в оазисы Сахары, о чем свидетельствует, например, слово «tafaske», на языке туарегов означающее жертвоприношение, которое произошло от названия главного христианского праздника – Пасхи. Трудно поверить, но в маленьких оазисах Сахары на латыни разговаривали как минимум до XI века.

Римский папа Лев IX (1048-1056), в своем письме епископу Фоме Карфагенскому в 1053 году весьма сетовал на то, что во всей северной Африке к тому времени оставалось всего 5 епископов. А ведь во времена Блаженного Августина, епископа Гиппонского (354-430) их было более 600! С годами эти оставшиеся общины вымирали. Но в Гафсе, находящейся в современном Тунисе, как показало исследование, маленькая община берберов-христиан сохранялась (что почти невероятно) вплоть до XV века.

Испания и Палестина

В IX веке в Испании христианская пара Аврелий и Сабигото (Сабигото перешла в христианство из ислама, взяв в крещении имя Наталия) продали свои земли и имения и стали жить при монастыре Табанос рядом с Кордовой. Подобным же образом поступили супруги Феликс и Лилиоза. К ним присоединился и монах Георгий, постриженик знаменитого палестинского монастыря в честь святого Саввы Освященного, основанного в V веке между Иерусалимом и Мертвым морем. Позже все пятеро предстали перед судом и, публично отвергнув ислам, были приговорены к высшей мере наказания. Их казнили в июле 852 года, и все пятеро стали мучениками за христианскую веру (их память совершается 27 июля /9 августа).

От Айоны до Исландии

Ныне католическая церковь святых Юлия, Аарона и Давида Валлийских, Кэрлеон-он-Аск.

Викинг по имени Орлигр Храппссон воспитывался епископом Патриком с Гебридских островов. Когда около 880 года Орлигр пожелал уехать в Исландию, епископ Патрик повелел ему построить там храм во имя святого Колумбы Айонского, снабдив его древесиной, колоколом, служебником и освятив землю на том месте, где должны были стоять угловые колонны храма. Орлигр выполнил благословение епископа и выстроил храм в честь святого Колумбы недалеко от Рейкьявика.

Венгрия

Венгры часто нападали на Македонию и Фракию, дважды появлялись перед стенами Константинополя, а однажды даже продвинулись на юг до Аттики в Греции. В 920-е годы клирик по имени Гавриил был отправлен с миссионерской миссией к мадьярам, но о том, как она завершилась, сведений не сохранилось. Примерно 20 лет спустя делегация мадьярской знати приехала в Константинополь. Тогда же был крещен один из венгерских лидеров, вождь по имени Булчу. Император Константин VII Багрянородный (правил с 945 по 959 год) стал крестным отцом Булчу. Новокрещеный получил дорогие подарки и (что было редким знаком почета) имперский титул патриция. На страницах великолепной рукописи Иоанна Скилицы (хронист XI – начала XII веков), ныне хранящейся в Мадриде, сохранилось изображение этого события: император Константин парит в воздухе над купелью, из которой вот-вот должен появиться его новый крестник.

Но как только Булчу вернулся к себе на родину, то сразу отпал от веры во Христа и пошел войной на своих христианских соседей. Он был одним из организаторов набега на Германию, который был успешно отражен в 955 году у реки Лех. Булчу был захвачен в плен. Будучи отступником от веры, он не мог ожидать пощады. Действительно, Оттон I (германский король (936-962), позже император Священной Римской империи (962-973)) приказал казнить его через повешение в Регенсбурге.

Рельеф св. Симеона Трирского на стене музея Порта-Нигра в Трире.

Спустя несколько лет после крещения Булчу в Константинополе был крещен другой венгерский племенной вождь по имени Дьюла. Возвратившись к своему народу, Дьюла привез с собой монаха по имени Иерофей^[8], которого патриарх Константинопольский рукоположил во епископа венгров. Нам известно, что в последующие годы Дьюла жил в мире с Византийской империей, а епископ Иерофей привел ко Христу многих венгров.

Православное влияние среди мадьяр, продолжавшееся еще 2 столетия, было сконцентрировано, в основном, в восточной половине населяемых ими земель. К северу лежала граница с Закарпатской Русью, где процветала славянская православная моравская миссия.

Единство в многообразии

Приведенные примеры указывают нам на то, что Церковь всегда была и остается образцом единства в многообразии, ибо мы поклоняемся Триединому Богу – Одному Богу в Трех Лицах. Такое единство в многообразии можно найти только в Церкви. Вне же Церкви мы видим либо разобщенность и конфликт, либо единообразие, навязанное сверху. Христианское единство не имеет ничего общего ни с разобщенностью, ни с единообразием. И святые, трудившиеся в разных странах, всегда ставя веру выше национальности, несли свое служение, с уважением относясь к особенностям и культурным традициям тех народов, проповедовать которым поставил их Господь.

Только когда современный мир это поймет, у нас появится возможность избежать двух основных тенденций нашего времени: глобализма и конфликта. Хотя глобализм является синонимом интернациональности, но он одновременно является и антинациональным, и порождающим конфликты. Глобализация уничтожает национальные идентичности и национальные суверенитеты, тем самым разжигая национализм и ненависть к другим народам. Наоборот, мир должен трудиться ради воспитания любви, начиная с любви к родной стране, а затем – любви к другим странам и народам. Все это возможно, если мы будем помнить, что вера важнее национальности и что Бог создал нас и всё хорошее, что нас окружает.

Протоиерей Андрей Филлипс
Перевел с английского Дмитрий Лапа

“Orthodox England”, 15.1

13 декабря 2013 года

Подробнее: http://www.pravmir.ru/ikonografiya-sreteniya-gospodnya/#ixzz2tIKzRxus

Вселенская церковь причислила к лику Святых последнего императора Трапезунда

Священный синод церкви Греции, а вслед за ним Вселенский патриархат объявили летом 2013 года о канонизации Давида Великого Комнина, последнего императора Трапезунда и родственника князей Феодоро. День памяти мученика Давида Трапезундского будет отмечаться 1 ноября по новоюлианскому календарю.

Послание митрополита Драмского Павла

С инициативой канонизации выступил митрополит Драмы Павел. После принятия решения он обратился со следующим посланием к своей пастве:

«Мне была предоставлена честь просить Священный Синод Святейшей Церкви Греции… о формальном включении в число святых Восточной Православной церкви последнего императора Трапезунда Давида Великого Комнина, троих его сыновей Василия, Георгия и Мануила, также как и его племянника и наследника трона Алексея, которые приняли мученическую кончину в Константинополе 1 ноября 1463 года.

Включение в число святых Церкви упомянутых выше мучеников в 2013 году, спустя 550 лет после их мученической кончины, это святая обязанность всей Церкви и особенно дело совести тех, кто ведет свое происхождение с Понта и тех, кто знает историю нашей многострадальной родины.

Священной Синод Церкви Греции принял мое скоромное предложение и направил составленное мною Житие Святейшему Вселенскому Престолу.

В связи с этим наш почтенный господин, Вселенский Патриарх Варфоломей отправил эту информацию именитым иерархам Священного Синода для изучения и после тщательного рассмотрения с молитвами Святому Духу был принят Синодальный акт от 10 июля, года 2013, о включении в собор мучеников Восточной Православной Церкви сих славных победителей и новомучеников, память которых будет отмечаться ежегодно 1 ноября – в день их кончины».

 Святые Мученики Давид, Василий, Георгий, Мануил и Алексей Трапезундские.

Давид Комнин – полководец и дипломат

Давид был сыном трапезундского императора Алексея IV Великого Комнина (1417-1429) и его жены, Феодоры, происходившей из знатного византийского рода Кантакузинов. После того, как его брат Иоанн занял императорский престол в результате дворцового переворота, Давид как второй в царском роде получил титул деспота – высший титул в придворной иерархии империи.

Вероятно, в этом же или в следующем году он женился на дочери правителя Феодоро Алексея Марии, о чем сохранилась запись в трапезундской хронике: «В месяце ноябре пришла из Готии василисса Мария, дочь господина Алексея, доната из Феодоро, и была венчана с благочестивым деспотом, своим мужем Давидом Великим Комнином».

Благодаря этому браку, Феодоро и Трапезундская империя заключили военно-политический союз, направленный в первую очередь против генуэзских купцов, колонии которых, подобно раковой опухоли образовались во всех крупных портах Причерноморья, принадлежавших ранее Византии. Император Иоанн IV Великий Комнин (1429-1460) много лет пытался ограничить аппетиты генуэзцев в Черном море, регулярно взыскивая с них налоги в полном объеме, конфисковывая в случае нарушения правил их имущество и пополняя таким образом трапезундскую казну. Правитель Феодоро Алексей, в свою очередь, пытался вернуть принадлежавшие Византии города Крымской Готии, которые генуэзцы при помощи татар захватили во второй половине XIV века у «гордых, беспечных и несогласных между собою князей греческих».

Союз с Феодоро, которое обладало удобной для стоянки флота гаванью в крымской Каламите, позволил понтийскому василевсу перехватить инициативу в борьбе с Каффой. Заручившись поддержкой эмиров Кастамона и Синопа, а также правителей «других областей» Черного моря, Иоанн IV в 1446 году направил экспедицию из 13 галер и фуст во главе с Давидом к берегам Таврики.

Понтийцы высадились в Каффе, в порту которой произошли какие-то столкновения. Нападавшие срубили с генуэзских кораблей мачты, сильно повредив их. Давид получил от властей Каффы подарок в 1413 аспров и продовольствие. После этого понтийский флот встал на якорь в Каламите, где трапезундский деспот встретился с правителем Феодоро Олубеем, приходившимся ему шурином.

Рисунок 2. Руины крепости Каламита

Хотя мы ничего не знаем о политических последствиях этого похода для Феодоро, можно с уверенностью сказать, что он не на шутку встревожил генуэзцев стремившихся к полному господству в водах Черного моря.

Когда о походе Давида Комнина узнали в Генуе, была создана специальная комиссия, которая к весне 1447 года разработала план действий, направленных на защиту генуэзских интересов на Понте. Республика начала подготовку к масштабным боевым действиям. Вооружались галеры в Каффе, Галате, на Лесбосе и Хиосе. Власти Каффы должны были действовать против Мангупа, а Галаты против бея Синопа. Предполагалось также заключить договор с татарами, возможно направленный против Феодоро. В Генуе начался процесс подготовки флота для отправки на Босфор.

Казалось, что грандиозная экспедиция в Черное море, еще более масштабная, чем поход Карло Ломеллини 1434 года, неизбежна.  Однако усиление турок-османов не позволило генуэзцам осуществить задуманное. В 1447 году турецкий флот совершил рейд в Черное море, разграбив побережье Колхиды и крымской Готии, а в 1453 году турецкий султан Мехмед II после длительной осады взял штурмом Константинополь, установив власть османов на Босфоре. В результате вход для генуэзцев в Черное море оказался закрыт.

Молодой султан задумал окончательно уничтожить последние остатки Византии на Балканах и в Малой Азии, создав на ее руинах Оттоманскую империю. В противовес Мехмеду в Трапезунде решили заручиться поддержкой другого мусульманского владыки – султана Ак-Куйунлу Узун-Хасана. Летом 1459 года Давид Комнин направился во главе посольства к новому союзнику. Военно-политический альянс был скреплен браком его племянницы Феодоры с туркменским султаном. Трапезундская принцесса, прославившаяся своей красотой, сохранила свое христианское вероисповедание и стала покровительницей православных поданных мужа.

Рисунок 3. Политическая карта Малой Азии и Причерноморья около 1450 года. Желтым цветом отмечены владения Византии и ее политических наследников Трапезундской империи и княжества Феодоро.

Вскоре после этих событий умер император Иоанн IV Великий Комнин и на престол взошел его брат Давид.

Гибель Трапезундской империи

Давид Великий Комнин прекрасно понимал, что следующей целью османов после захвата Константинополя будет столица его государства. Короткое правление последнего трапезундского императора ознаменовано большой активностью местной дипломатии, пытавшейся сплотить против турецкой угрозы целый ряд европейских, малоазиатских и кавказских государств.

Однако маленькое греческое царство не могло долго сопротивляться мощной османской военно-политическое машине, методично уничтожавшей одно за другим государства, претендовавшие на преемственность от Византии.

«Василевсы династии Великих Комнинов рассматривали свою державу как истинную Римскую Империю, - пишет автор работы «Имя и власть на византийском Понте» Р. Шукуров. – После гибели Константина Драгаша, последнего василевса из династии константинопольских Палеологов, Трапезундский император Давид Великий Комнин оставался последним живым символом христианской государственности. Как видно, задуманный втайне поход должен был по мысли Мехмеда II поставить точку в истории Византии, Вселенской Империи, чья легитимность в Средиземноморском мире была неоспоримой. Символическая и практическая значимость низложения Великих Комнинов (отметим, редко оцениваемая по достоинству историками) обусловила явное стремление Мехмеда обезопасить трапезундскую кампанию от любой случайности».

Зимой 1460/61 годов в обстановке строжайшей секретности Мехмед II подготовил колоссальную армию, которая должна была двинуться на штурм Трапезунда. Она состояла из флота в 100 судов с осадной артиллерией на борту и двух сухопутных корпусов, во главе одного из которых находился сам султан. Общая численность армии оценивается в 60 000 конных и 80 000 пеших воинов.

В июне 1461 году османский флот подошел к Трапезунду, высадив десант, который разорил предместья города, предавая огню неубранный урожай. Началась осада, длившаяся около 40 дней. Осажденные не теряли духа и успешно действовали против экспедиционного корпуса, поддержку им оказали жители окрестных деревень. Посланный Мехмедом II на помощь морскому десанту передовой отряд, численностью 2000 всадников, был наголову разбит трапезундцами. Сухопутная армия задержалась из-за стычек с Узун-хасаном. Но туркменский султан оказался не готов к столь масштабной экспедиции османов и собранные им на скорую руку отряды были быстро рассеяны. 13 августа к стенам столицы Великих Комнинов подошла основная часть войска Мехмеда.

В Трапезунде стало ясно, что город остался один на один с многократно превосходящими силами противника. После месячной осады жители были истощены, в городе не хватало продовольствия и воды, артиллерийский обстрел наносил защитникам большой урон. Силы были слишком неравны, и Давид Великий Комнин началал переговоры о капитуляции.

Рисунок 4. Завоевание Трапезунда. Марко дель Буоно Джиамберти и Аполлонио Джованни ди Томасо (около 1463 года). Фрагмент.

Османы предложили последнему императору Трапезунда традиционные условия: сдача города в обмен на сохранение жизни и безопасности императорской семьи и простых горожан. В противном случае Трапезунд ждало разграбление, а его жителей рабство по законам войны. Давид, которого предал, переметнувшийся на сторону врага первый министр Георгий Амируци, согласился на полную и безоговорочную капитуляцию.

15 августа он вышел со своей семьей из города и поклонился султану. В цитадель был введен отряд янычар, а в бывшей столице империи Великих Комнинов размещен турецкой гарнизон.

Тайна последней императрицы Трапезунда

В XVI веке византийский эмигрант Феодор Спандуит в книге «О происхождении Оттоманских императоров» рассказал о трагедии семьи Великих Комнинов:

«Давид был принужден капитулировать. В обмен Мехмед пощадил его жизнь и … поселил его в Серресе….Впоследствии, ненасытный до христианской крови, он получил несколько поддельных писем, как будто бы написанных в Риме. Это произошло через два года, после того как он поселил императора Трапезунда в Серресе. В письмах говорилось о крестовом походе против турок. По этому ложному предлогу Мехмед приказал доставить императора Давида Комнина и его жену Елену в цепях, равно как и их восьмерых сыновей и дочь. В Константинополе он объявил, что они умрут, если откажутся стать турками, отвергнув христианскую веру. Услышав это, Давид начал утешать своих детей, призывая их к святому мученичеству. Он и семеро его сыновей были обезглавлены…Мехмед конфисковал всю собственность императорской семьи Трапезунда; императрица должна была выплатить 15 000 дукатов в течение трех дней или подвергнуться казни. Ее слуги, бывшие пленниками Мехмеда в Константинополе, работали от рассвета до заката, чтобы выручить деньги и выплатить их. Я не могу не упомянуть о добродетельности благочестивой и праведной императрицы Елены Кантакузины, оказавшейся в плачевном состоянии. Потеряв своего мужа и детей, она не хотела оставаться в этом мире, и, облачившись в рубище вместо царственных одежд, отказалась вкушать мясо и построила себе покрытый соломой шалаш…Мехмед под угрозой смерти запретил хоронить тела казненных, оставив их на растерзание воронам и псам. Но праведная императрица тайно достала лопату и нежными руками выкопала яму в своей лачуге. Целый день она оберегала тела от животных и ночью перенесла их одно за другим и предала земле. Так с Божьей помощью она похоронила своего мужа и детей и через несколько дней скончалась».

Завороженный этой трагической историей Габриеле д’Аннунцио написал в 1899 году драму «Слава» о величии древнего византийского рода, воплощенном в образе последней императрицы, кровь которой течет в жилах потомков римской аристократии.

Рисунок 5. Завоевание Трапезунда. Марко дель Буоно Джиамберти и Аполлонио Джованни ди Томасо (около 1463 года). Фрагмент.

Но в последние годы ряд исследователей, высказал сомнение в существовании Елены Кантакузины. Спандуит называет ее «сестрой, деда моей матери». Мать византийского эмигранта Евдокия приходилась внучкой Георгию Палеологу Кантакузину (+1456/1457), чья сестра действительно была трапезундской императрицей. Но это не Елена, упоминаемая Спандуитом, а Феодора Палеологиня Кантакузина, жена Алексея IV Великого Комнина (1417-1429) и мать его детей – императоров Иоанна IV и Давида. Совершенно невозможно представить, что Елена, будучи родной сестрой Феодоры, вышла замуж за своего племянника.

Два наиболее достоверных источника по генеалогии Великих Комнинов: хроника продолжателя Михаила Панарета и ватиканский манускрипт Массарелли, упоминают только одну жену Давида – Марию из Готии, мать его четверых детей (а не девяти как у Спандуита). Приписка к одной из греческих рукописей сообщает нам имена, казненных вместе с Давидом сыновей: Василий, Мануил и Георгий. Пятым принял смерть племянник императора Алексей. Она же сообщает точную дату казни – 1 ноября 1463 года.

Не исключено, что именно дочь мангупского князя Мария, была участницей трагедии, разыгравшейся 550 лет назад в Константинополе, которую столь яркими красками описал Спандуит. Но абсолютной уверенности в этом нет. Тайна последней императрицы Трапезунда до сих пор остается неразгаданной.

© Андрей Васильев